Дьяконов И.М. Города-государства Шумера

Создание упорядоченной ирригации в низовье Евфрата.

Во вводной лекции к этому разделу было рассказано о ходе возникновения
первого классового общества и о том специфическом пути его развития,
который сложился в нижней части долины Евфрата — в древнем Шумере и в
долине Нила — в Египте. Рассмотрим конкретнее, как шло историческое
развитие в ранней древности в нижней долине Евфрата, или Нижней
Месопотамии(Месопотамией древние греки называли междуречье Тигра и
Евфрата. Сейчас территория исторической Месопотамии входит в Турцию,
Сирию и Ирак. Нижнюю Месопотамию (южную часть совр. Ирака) называют
также Двуречьем.). 

Мы уже знаем, что эта страна, отделенная от всей остальной Передней Азии
едва проходимыми пустынями, была заселена еще примерно в VI тысячелетии
до н.э. В течение VI—IV тысячелетий поселившиеся здесь племена жили
крайне бедно: ячмень, высеваемый на узкой полосе земли между болотами и
выжженной пустыней и орошаемый нерегулируемыми и неравномерными
разливами, приносил небольшие и неустойчивые урожаи. Лучше удавались
посевы на землях, которые орошались каналами, отведенными от небольшой
реки Диялы, притока Тигра. Лишь к середине IV тысячелетия до н.э.
отдельные группы общин справились с созданием рациональных
осушительно-оросительных систем в бассейне Евфрата. 

Бассейн нижнего Евфрата—обширная плоская равнина, ограниченная с востока
р. Тигром, за которым тянутся отроги, Иранских гор, а с запада —
обрывами Сирийско-Аравийской полупустыни. Без надлежащих ирригационных и
мелиорационных работ эта равнина местами представляет собой пустыню,
местами — болотистые мелководные озера, окаймленные зарослями огромных
тростников, кишащих насекомыми. В настоящее время пустынная часть
равнины пересечена валами выбросов от копки каналов, и если капал —
действующий, то вдоль этих валов тянутся финиковые пальмы. Кое-где над
плоской поверхностью возвышаются глинистые холмы — телли. и зольные —
ишаны. Это развалины городов, точнее — сотен существовавших
последовательно на одном и том же мосте сырцовых кирпичных домов и
храмовых башен, тростниковых хижин и глинобитных стон. Однако в
древности здесь еще не было ни холмов, ни валов. Болотистые лагуны
занимали гораздо больше пространства, чем ныне, протянувшись поперек
всего нынешнего Южного Ирака, и лишь на крайнем юге попадались низменные
безлюдные острова. Постепенно ил Евфрата, Тигра и бегущих с
северо-востока эламских рек (впадавших тоже в Персидский залив, как и
Тигр с Евфратом, но под углом к ним в 90°) создал наносный барьер,
расширивший к югу территорию равнины километров на 120. Там, где раньше
болотистые лиманы свободно сообщались с Персидским заливом (это место
называлось в древности «Горьким морем»), теперь протекает р.
Шатт-эль-Арабд в которой ныне сливаются Евфрат и Тигр, ранее имевшие
каждый свое устье и свои лагуны. 

Евфрат в пределах Нижней Месопотамии разделялся на несколько русел; из
них важнейшими были западное, или собственно Евфрат, и более
восточное—Итурунгаль; от последнего к лагуне на юго-востоке отходил еще
канал И-Яина-гена. Еще восточнее протекала река Тигр, но берега ее были
пустынны, кроме того места, где в нес впадал приток Дияла. 

От каждого из главных русел в IV тысячелетии до н.э. было отведено
несколько меньших каналов, причем с помощью системы плотин и
водохранилищ удавалось па каждом задерживать воду для регулярного
орошения полей в течение всего вегетационного периода. Благодаря этому
сразу возросли урожаи и стало возможно накопление продуктов. Это, в свою
очередь, привело ко второму великому разделению труда, т.е. к выделению
специализированных ремесел, а затем и к возможности классового
расслоения, а именно к выделению класса рабовладельцев, с одной стороны,
и к широкой эксплуатации подневольных людей рабского типа, или рабов в
широком смысле (патриархальных рабов и илотов),— с другой. 

При этом надо заметить, что чрезвычайно тяжелый труд по строительству и
чистке каналов (как и другие земляные работы) выполнялся в основном не
рабами, а общинниками в порядке повинности(Работы эти были необходимы
для самого существования людей; тем не менее они были повинностью, т.е.
формой налога, так же как воинская повинность или поборы на содержание
обороны. Но не всякий налог следует рассматривать как эксплуатацию.);
каждый взрослый свободный тратил на это в среднем месяц-два в год, и так
было в течение всей истории древней Месопотамии. Основные
земледельческие работы — пахоту и сев — также вели свободные общинники.
Лишь знатные люди, облеченные властью и исполнявшие должности,
считавшиеся общественно важными, лично в повинностях не участвовали, да
и землю не пахали. 

Массовое обследование археологами остатков древнейших поселений Нижней
Месопотамии показывает, что процесс урегулирования местных
мелиоративно-ирригационных систем сопровождался сселением жителей из
разрозненных мельчайших поселков большесемейных общин к центру номов,
где находились главные храмы с их богатыми зернохранилищами и
мастерскими. Храмы являлись центрами сбора номовых запасных фондов;
отсюда же по поручению управления храмов в далекие страны отправлялись
торговые агенты—тамкары—обменивать хлеб и ткани Нижней Месопотамии на
лес, металлы, рабынь п рабов. В начале второй четверти III тысячелетия
до н.э. плотно засоленные пространства вокруг главных храмов обносят
городскими стенами. Около 3000—2900 гг. до н.э. храмовые хозяйства
становятся настолько сложными и обширными, что понадобился учет их
хозяйственной деятельности. В связи с этим зарождается письменность. 

Изобретение письменности. Протописьменный период.

Уже очень рано человеку в ходе его истории понадобилось делать сообщения
не только устно, от лица к лицу, но и через время и пространство. Для
этого использовались специальные мнемонические (напоминательные) знаки,
изображавшие вощи, о которых надо было что-то сообщить или которые
вызывали какие-то нужные ассоциации. Мы довольно много знаем о таких
знаках у племен, живших еще в XIX—XX вв. в первобытных условиях, но, к
сожалению, до недавнего времени не было сведений о мнемонических знаках
древних неолитических племён, пока американская исследовательница Д.
Шмандт-Бессерат не обнаружила, что неолитическое население Передней Азии
не позже VI—V тысячелетии до н.э. пользовалось для сообщении не только
вещами, имевшими другое основное назначение (например пучок стрел для
объявления войны), и не только давно исчезнувшими рисунками краской или
сажей, но и объемными изображениями предметов, иногда собранными в
специальные глиняные емкости-«конверты». По форме эти объемные
мнемонические знаки для сообщения весьма сходны с первыми месопотамскими
рисуночными знаками, уже составлявшими определенную систему. 

На грани IV и III тысячелетий до н.э. в Нижней Месопотамии рисовали
знаки на пластичных плитках из глины углом тростниковой палочки. Каждый
знак-рисунок обозначал либо сам изображенный предмет, либо любое
понятие, связывавшееся с этим предметом. Например, небосвод, зачерченный
штрихами, означал «ночь» и тем самым также «черный», «темный»,
«больной», «болезнь», «темнота» и т.п. Знак ноги означал «идти»,
«ходить», «стоять», «приносить» и т.д. Грамматические формы слов не
выражались, да это было и не нужно, так как обыкновенно в документ
заносились только цифры и знаки исчисляемых объектов. Правда, сложнее
было передавать наименование получателей предметов, но и тут на первых
порах можно было обойтись наименованием их профессий: горн обозначал
медника, гора (как знак чужой страны)—раба, терраса (?) (может быть, род
трибуны) — вождя-жреца и т.п. Но скоро стали прибегать к ребусу: если на
означало «камень», «гиря», то знак гири рядом со знаком ноги подсказывал
чтение гена—«идущий», а знак «кучи» — ба рядом с тем же знаком
подсказывал чтение губа — «стоящий» п т. п. Иногда ребусным способом
писали и целые слова, если соответствующее понятие трудно было передать
рисунком; так, ги «возвращать, добавлять» обозначалось знаком
«тростника» — ги. Древнейшие тексты, написанные рисуночными
мнемоническими знаками, относятся ко времени около 3000 г. до н.э. или
несколько позже, но миновало не менее 600 лет, пока письмо из системы
чисто напоминательных знаков превратилось в упорядоченную систему
передачи речевой информации во времени и на расстоянии. Это произошло
около 2400 г. до н.э. 

К этому времени из-за невозможности быстро проводить по глине
криволинейные фигуры без заусенцев и т.п. знаки превратились уже просто
в комбинации прямых черточек, в которых трудно было узнать
первоначальный рисунок. При этом каждая черточка из-за нажима на глину
углом прямоугольной палочки получала клиновидный характер; вследствие
этого такое письмо называется клинописью. Каждый знак в клинописи может
иметь несколько словесных значений и несколько чисто звуковых (обычно
говорят о слоговых значениях знаков, но это неверно: звуковые значения
могут обозначать и полслога, например слог баб можно написать двумя
«слоговыми» знаками: ба-аб; значение будет то же, что и при одном знаке
баб, разница — в удобстве заучивания и в экономии места при написании
знаков, но не в чтении). Некоторые знаки могли быть также и
«детерминативами», т.е. нечитаемыми знаками, которые только указывают, к
какой категории понятий относится соседний знак (деревянные или
металлические предметы, рыбы, птицы, профессии и т.д.); таким образом
облегчался правильный выбор чтения из нескольких возможных. 

Несмотря на всю неточность письменной передачи речи в архаический период
истории Нижней Месопотамии, советскому ученому А.А. Вайману удалось все
же прочесть некоторые древнейшие хозяйственные документы начала III
тысячелетия до н.э. Это обстоятельство, а также изучение самих рисунков,
употреблявшихся для письма, наряду с данными археологии позволяют нам до
известной степени восстановить древнейшую общественную историю этой
страны, хотя отдельные события в течение долгого исторического периода
остаются неизвестными. 

Прежде всего перед нами встает вопрос о том, какой же народ создал
впервые цивилизацию Нижней Месопотамии. На каком языке он говорил?
Изучение языка некоторых более поздних клинописных надписей (примерно с
2500 г. до н.э.) и упоминающихся в надписях (примерно с 2700 г. до н.э.)
собственных имен показало ученым, что уже в то время в Нижней
Месопотамии жило население, говорившее (а позже и писавшее) по крайней
мере на двух совершенно разных языках — шумерском и восточносемитском.
Шумерский язык с его причудливой грамматикой не родствен ни одному из
сохранившихся до наших дней языков. Восточносемитский язык, который
позже назывался аккадским или вавилоно-ассирийским, относится к
семитской семье афразийской надсемьи языков; в настоящее время к этой же
семье принадлежат: ряд языков Эфиопии(В том числе язык тигре, родной
язык предка Пушкина — Ганнибала»), арабский язык, язык о-ва Мальта в
Средиземном море, язык иврит в Израиле и новоарамейский язык маленького
народа, называющего себя ассирийцами и живущего разбросанно в разных
странах, в том числе и в СССР. Сам аккадский, или вавилоно-ассирийскии,
язык, как и ряд других семитских языков, вымер еще до начала нашей эры.
К афразийской надсемье (но не к семитскому семейству) принадлежал также
древнеегипетский язык, в нее и поныне входит ряд языков Северной Африки,
вплоть до Танзании, Нигерии и Атлантического океана. 

Есть основание думать, что в IV тысячелетии до н.э., а может быть и
позже, в долине Тигра и Евфрата ещё жило население, говорившее и на
других, давно вымерших языках. Возможно, именно это население впервые
создало ирригацию земли в долине р. Диялы, а также начало осваивать
равнину Нижней Месопотамии, хотя в последнем случае главная роль,
очевидно, принадлежала шумерам, а в северной части области — и восточным
семитам. 

Что касается наиболее древних месопотамских письменных текстов (примерно
с 2900 по 2500 г. до н.э.), то они, несомненно, написаны исключительно
на шумерском языке. Это видно из характера ребусного употребления
знаков: очевидно, что если слово «тростник» — ги совпадает со словом
«возвращать, добавлять» — ги, то перед нами именно тот язык, в котором
существует такое звуковое совпадение. А это — шумерский язык. Однако это
не значит, что восточные семиты, а может быть, и носители другого,
неизвестного нам языка не жили в Нижней Месопотамии наравне с шумерами
уже и в то время и даже раньше. Нет достоверных данных, ни
археологических, ни лингвистических, которые заставили бы думать, что
восточные семиты были кочевниками и что они не участвовали вместе с
шумерами в великом деле освоения р. Евфрат. Нет также основания считать,
что восточные семиты вторглись в Месопотамию около 2750 г. до н.э., как
предполагали многие ученые; напротив, лингвистические данные скорее
заставляют думать, что они осели между Евфратом и Тигром уже в эпоху
неолита. Все же, по-видимому, население южной части Месопотамии примерно
до 2350 г. говорило в основном по-шумерски, в то время как н центральной
н северной части Нижней Месопотамии наряду с шумерским звучал также и
восточносемитский язык; он же преобладал и в Верхней Месопотамии. 

Между людьми, говорившими на этих столь различных между собою языках,
судя по наличным данным, этнической вражды не было. Очевидно, в то время
люди ещё не мыслили таким и большими категориями, как одноязычные
этнические массивы: и дружили между собой, и враждовали более мелкие
единицы — племена, номы, территориальные общины. Все жители Нижней
Месопотамии называли себя одинаково «черноголовыми» (пo-шумерски
санз-нгига, по-аккадски цальмат-каккади.) независимо от языка, на
котором говорил каждый. 

Поскольку исторические события столь древнего времени нам неизвестны,
историки пользуются для подразделения древнейшей истории Нижней
Месопотамии археологической периодизацией. Археологи различают
Протописьменный период (2900— 2750 гг. до н.э., с двумя
подпериодами)(Возможно, эти даты следует несколько удревнить.) и
Раннединастический период (2750—2310 гг. до н.э., с тремя подпериодами).


От Протописьменного периода, если по считать отдельных случайных
документов, до нас дошли три архива: два (один старше, другой моложе) —
из г. Урука (ныне Варка), на юге Нижней Месопотамии, и один, современный
более позднему из урукских,— с городища Джемдет-наср, на северо (древнее
название города неизвестно). Общественный строй Протописьменного периода
изучался советскими учеными Л. И. Тюменевым, который исходил только из
изучения рисунков-знаков, как таковых, и А.Л. Вайманом, которому удалось
прочесть некоторые из документов целиком. 

Заметим, что письменная система, применявшаяся в Протописьменный период,
была, несмотря на свою громоздкость, совершенно тождественной на юге
Нижней Месопотамии и на севере. Это говорит в пользу того, что она была
создана в одном центре, достаточно авторитетном для того, чтобы тамошнее
изобретение было заимствовано разными номовыми общинами Нижней
Месопотамии, несмотря на то что между ними по было ни экономического, ни
политического единства и их магистральные каналы были отделены друг от
друга полосами пустыни. Этим центром, по-видимому, был город Ниппур,
расположенный между югом и севером нижнеевфратской равнины. Здесь
находился храм бога Энлиля, которому поклонялись все «черноголовые»,
хотя каждый ном имел и собственную мифологию и пантеон (систему
божеств). Вероятно, здесь был ритуальный центр шумерского племенного
союза еще в догосударственный период. Политическим центром Ниппур не был
никогда, по важным культурным центром он оставался долго. 

Все документы происходят из хозяйственного архива храма Эанны,
принадлежавшего богине Инане, вокруг которого консолидировался город
Урук, и из аналогичного храмового архива, найденного на городище
Джемдет-наср. Из документов видно, что в храмовом хозяйстве было
множество специализированных: ремесленников и немало пленных рабов и
рабынь; однако рабы-мужчины, вероятно, сливались с общей массой
зависимых от храма людей — во всяком случае, так, бесспорно, обстояло
дело двумя столетиями позже. Выясняется также, что община выделяла
большие участки земли своим главным должностным липам —
жрецу-прорицателю, главному судье, старшей жрице, старшине торговых
агентов. Но львиная доля доставалась жрецу, носившему звание эн. 

Эн был верховным жрецом в тех общинах, где верховным божеством
почиталась богиня; он представлял общину перед внешним миром и
возглавлял ее совет; он же участвовал в обряде «священного брака»,
например, с богиней Инаной урукской — обряде, по-видимому считавшемся
необходимым для плодородия всей урукской земли. В общинах, где верховным
божеством был бог, существовала жрица-эн (иногда известная и под другими
титулами), также участвовавшая в обряде священного брака с
соответствующим божеством. 

Земля, выделенная эну, — ашаг-эн, или ниг-эна, — постепенно стала
специально храмовой землей; урожай с нее шел в запасный страховой фонд
общины, на обмен с другими общинами и странами, на жертвы богам и на
содержание персонала храма—его ремесленников, воинов, земледельцев,
рыбаков и др. (Жрецы обычно имели свою личную землю в общинах помимо
храмовой). Кто обрабатывал землю ниг-эна в Протописьменный период, ним
пока не совсем ясно; позже ее возделывали илоты разного рода. Об этом
нам рассказывает еще один архив из соседнего с Уруком
города—архаического Ура, а также и некоторые други; они относятся уже к
началу следующего, Раннединастического периода. 

Раннединастический период.

Выделение Раннединастического периода в особый, отличный от
Протописьменного, имеет разнообразные археологические причины, разбирать
которые здесь было бы трудно. Но и чисто исторически Раннединастический
период выделяется достаточно четко. 

В конце III тысячелетия до н.э. шумеры создали род примитивной
истории—«Царский список», перечень царей, якобы поочередно и
последовательно от начала мира правивших в разных городах Месопотамии,
Цари, правившие подряд в одном и том же городе, условно составляли одну
«династию». В действительности в этот список попали как исторические,
так и мифические персонажи, причем династии отдельных городов нередко на
самом деле правили не последовательно, а параллельно. Кроме того,
большинство из перечисленных правителей не были еще царями: они носили
звания верховных жрецов-эн, «больших людей» (т.е. вождей-военачальников,
лу-галъ, лугалъ) или жрецов-строителей (?—энси). Принятие правителем
того или иного титула зависело от обстоятельств, от местных городских
традиций и т.п. Цифры лет, выражающие в списке продолжительность
отдельных правлений, лишь в редких случаях достоверны, чаще же являются
плодом позднейших произвольных манипуляций с числами; в основе «Царского
списка» лежит, по существу, счет поколений, причем по двум главным,
первоначально независимым линиям, связанным с городами Уруком и Уром на
юге Нижней Месопотамии и с городом Кишем — на севере. Если отбросить
вовсе фантастические династии «Царского списка», правившие «до потопа»,
то начало I Кишской династии — первой «после потопа» — приблизительно
будет соответствовать началу Раннединастического периода по
археологической периодизации (эта часть Раннединастического периода
условно называется РД I). Именно к этому времени относится упоминавшийся
выше архаический архив из соседнего с Уруком города Ура. 

Предпоследний из правителей I династии Киша — Эн-Менбарагеси, первый
шумерский государственный деятель, о котором нам сообщает не только
«Царский список», но и его собственные надписи, так что в его
историчности не приходится сомневаться. Он воевал с Эламом, т.е. с
городами в долине рек Каруна и Керхе. соседними с Шумером и проходившими
тот же путь развития. Пожалуй, также не вызывает сомнений историчность
сына Эн-Мепбарагеси — Агги, известного нам кроме «Царского списка» лишь
из эпической песни, дошедшей в записи, сделанной почти на тысячу лет
позже. Согласно этой песне, Агга пытался подчинить своему родному Кишу
южный Урук и совет старейшин Урука готов был на это согласиться. Но
народное собрание города, провозгласив вождя-жреца (эна) по имени
сопротивление. Осада Аггой Урука была неудачна, и в результате сам Киш
вынужден был подчиниться Гильгамешу урукскому, принадлежавшему, согласно
«Царскому списку», к I династии Урука. 

Гильгамеш явился впоследствии героем целого ряда шумерских эпических
песен, а затем и величайшей эпической поэмы, «составленной на аккадском
(восточносемитском) языке. О них будет рассказано в лекции о шумерской и
вавилонской культурах. Заметим здесь лишь, что привязка эпического
сюжета к историческому лицу — весьма обычное явление в истории древних
литератур; тем не менее мифы, составляющие сюжет эпических песен о
Гильгамеше, гораздо старше Гильгамеша исторического. Но он, во всяком
случае, был, очевидно, достаточно замечательной личностью, чтобы
запомниться так крепко позднейшим поколениям (уже вскоре после его
смерти он был обожествлен, и имя его было известно на Ближнем Востоке
еще в XI в. н.э.). Эпосы представляют в качестве его важнейших подвигов
постройку городской стоны Урука и поход за кедровым лесом (согласно
более поздней традиции — па Ливан, по первоначально, вероятно, легенда
говорила о походе за лесом в более близкие горы Ирана. Был ли
действительно такой поход, неизвестно). 

С Гильгамеша начинается второй этап Раннединастического периода (РД II).
О социально-экономических условиях этого вpeмени известно еще из одного
архива, найденного в древнем городке Шуруппаке и содержащего
хозяйственные и юридические документы, а также учебные тексты XXVI в.
до. н.э.(Такие тексты, а также первые записи литературных произведений
найдены и на другом городище того же времени, сейчас называющемся
Абу-Салабих.). Одна часть этого архива происходит из храмового
хозяйства, другая же—из частных донов отдельных общинников. 

Из этих документов мы узнаем, что территориальная община (ном) Шуруппак
входила в военный союз общин, возглавлявшихся Уруком. Здесь,
по-видимому, правили тогда прямые потомки Гильгамеша — I династия Урука.
Часть шуруппакскнх воинов была размещена по различным городам союза, в
основном же урукские лугали, видимо, не вмешивались во внутренние
общинные дела. Хозяйство храма ужо довольно четко отделялось от земли
территориальной общины и находившихся на ней частных хозяйств домашних
большесемейных общин, но связь храма с общиной оставалась при всем том
достаточно ощутимой. Так, территориальная община помогала храмовому
хозяйству в критические моменты тягловой силой (ослами), а может быть, и
трудом cвоиx членов, а храмовое хозяйство поставляло пищу для
традиционного пира, которым сопровождалось народное собранно. Правителем
нома Шypyппак был энси—малозначительная фигура; ему выделялся
сравнительно небольшой надел, и, видимо, совет старейшин и некоторые
жрецы были важнее его. Счет лот велся не по годам правления энси, а по
годичным периодам. в течение которых, по-видимому. какая-то ритуальная
должность по очереди выполнялась представителями разных храмов и
территориальных общин низшего порядка, составлявших ном Шуруппак. 

Работали в храмовом хозяйстве ремесленники, скотоводы и земледельцы
самых различных социальных наименований, преимущественно, по-видимому,
за паек, однако некоторым из них при условии службы выдавали и земельные
наделы — конечно, не в собственность. Все они были лишены собственности
на средства производства и эксплуатировались внеэкономическим путем.
Некоторые из них были беглецами из других общин, некоторые—потомками
пленных; женщины-работницы прямо обозначались как рабыни. Но многие,
возможно, были людьми местного происхождения. 

Вне храма домашние большесемейные общины иной раз продавали свою землю;
плату за неё получал патриарх семейной общины или, если он умер,
неразделившиеся братья следующего поколения; другие взрослые члены
общины получали подарки или символическое угощение за свое согласие на
сделку. Плата. за землю (в продуктах или в меди) была очень низкой, и,
возможно, после определенного периода времени «покупатель» должен был
возвращать участок домашней общине первоначальных хозяев. 

К середине III тысячелетия до н.э. наряду с военными и культовыми
вождями (лугалями, эпами и энси), находившимися: в полной политической
зависимости от советов старейшин своих номов, четко наметилась новая
фигура—лугаль-гегемон. Такой лугаль опирался на своих личных
приверженцев и дружину, которых он мог содержать, не спрашиваясь у
совета старейшин; с помощью такой дружины он мог завоевать другие номы и
таким образом стать выше отдельных советов, которые оставались чисто
номовыми организациями. Лугаль-гегемон обычно принимала на севере страны
звание лугаля Киша (по игре слов это одновременно означало «лугаль сил»,
«лугаль воинств»(Часто переводят также «царь вселенной», но это,
по-видимому, неточно.)), а на юге страны—звание лугаля всей страны;
чтобы получить это звание, нужно было быть признанным в храме г.
Ниппура. 

Для того чтобы приобрести независимость от номовых общинных органов
самоуправления, лугалям нужны были самостоятельные средства, и прежде
всего земля, потому что вознаграждать своих сторонников земельными
наделами, с которых те кормились бы сами, было гораздо удобнее, чем
полностью. содержать их на хлебные и иные пайки. И средства и земля были
у храмов. Поэтому лугали стали стремиться прибрать храмы к рукам — либо
женясь на верховных жрицах, либо заставляя совет избрать себя сразу и
военачальником, и верховным жрецом, при этом поручая храмовую
администрацию вместо общинных старейшин зависимым и обязанным лично
правителю людям. 

Наиболее богатыми лугалями были правители I династии Ура, сменившей I
династию соседнего Урука,— Месанепада и его преемники (позднейшие из них
переселились из Ура в Урук и образовали II династию Урука). Богатство их
было основано не только на захвате ими храмовой земли (о чем мы можем
догадываться по некоторым косвенным данным)(Так, Месанепада титуловал
себя «мужем (небесной ?) блудницы» - то ли это значит «небесной
блудницы, богини Инаны урукской», то ли «жрицы богини Инаны». В любом
случае это означает, что он претендовал на власть над храмом Инаны.), но
и на торговле. 

При раскопках в Уре археологи наткнулись на удивительное :погребение. К
нему вёл пологий ход, в котором стояли повозки, запряженные волами; вход
в склеп охранялся воинами в шлемах и с копьями. И волы и воины были
умерщвлены при устройстве погребения. Сам склеп представлял собой
довольно большое, выкопанное в земле помещение; у стен его сидели
(вернее, когда-то сидели — археологи нашли их скелеты упавшими на пол)
десятки женщин, некоторые с музыкальными инструментами. Их волосы были
некогда отброшены на спину и придерживались надо лбом вместо лепты
серебряной полоской. Одна из женщин, как видно, не успела надеть свой
серебряный обруч, он остался в складках ее одежды, и па металле
сохранились отпечатки дорогой ткани. 

В одном углу склепа была маленькая кирпичная опочивальня под сводом. В
ней оказалось не обычное шумерское погребение, как можно было бы
ожидать, а остатки ложа, на котором навзничь лежала женщина в плаще из
синего бисера, сделанного из привозного камня — лазурита, в богатых
бусах из сердолика и золота, с большими золотыми серьгами и в
своеобразном головном уборе из золотых цветов. Судя по надписи на ее
печати, женщину звали Пуаби(Чтение имени, как часто случается в
Древнемесопотамских надписях, ненадёжно, но, во всяком случае, оно не
может читаться Шуб-ад, как предлагается в популярных и части специальных
работ.). Было найдено много золотой и серебряной утвари Пуаби, а также
две необыкновенной работы арфы со скульптурными изображениями быка и
коровы из золота и лазурита на резонаторе. 

Археологи нашли поблизости ещё несколько погребений такого же рода, но
сохранившихся хуже; ни в одном из них останки центрального персонажа не
сохранились. 

Это погребение вызвало у исследователей большие споры, которые не
прекратились и до сих пор. Оно не похоже на другие погребения этой
эпохи, в том числе и на обнаруженное также в Уре шахтное погребение царя
того времени, где покойник был найден в золотом головном уборе (шлеме)
необычайно тонкой работы. 

Ни на одной из жертв в погребении Пуаби не было найдено следов насилия.
Вероятно, все они были отравлены — усыплены. Вполне возможно, что они
подчинились своей судьбе добровольно, чтобы продолжать в ином мире
привычную службу своей госпоже. Во всяком случае, невероятно, чтобы
воины охраны Нуаби и ее придворные женщины в их дорогом убранстве были
простыми рабынями. Необычность этого и других сходных погребении,
растительные символы да уборе Нyaби, то, что она лежала как бы на
брачном ложе, тот факт, что па её золотых арфах были изображены
бородатый дикий бык, олицетворение урского бога Наины (бога Лупы), и
дикая корова, олицетворение жены Наины, богини Нингаль,— все это привело
некоторых исследователей к мысли, что Нуаби была не простои женой
урукского лугаля, а жрицей-эп, участницей обрядов священного брака с
богом лyны. 

Как бы то ни было, погребение Пуаби п другие погребения времени I
династии Ура (ок. XXV в. до н.э.) свидетельствуют об исключительном
богатство правящей верхушки урского государства, возглавлявшего, видимо,
южный союз нижнемесопотамских шумерских номов. Можно довольно уверенно
указать и на источник этого богатства: золото и сердоликовые бусы Пуаби
происходят с п-ова Индостан, лазурит — из копей Бадахшана в Северном
Афганистане; надо думать, что он тоже прибыл в Ур морским путем через
Индию. Не случайно, что погребения лугалей Киша того времени значительно
беднее: именно Ур был портом морской торговли с Индией. Высоконосые
шумерские корабли, связанные из длинных тростниковых стволов и
промазанные естественным асфальтом, с парусом из циновок на мачте из
толстого тростника, плавали вдоль берегов Персидского залива до о-ва
Дильмун (ныне Бахрейн) и далее в Индийский океан и, возможно, доходили
до портов Мелахи(В литературе называется также Мелуххой; оба чтения
допустимы.) — страны древнеиндской цивилизации — недалеко от устья р.
Инд. 

С I династии Ура начинается последняя стадия Раннединастического периода
(РД III). Помимо г. Ура в Нижней Месопотамии в это время были другие
независимые номовые общины, и некоторые из них возглавлялись лугалями,
не менее лугалей Ура стремившимися к гегемонии. Все оии жили в
постоянных стычках друг с другом—это характерная черта периода; воевали
из-за плодородных полос земли, из-за каналов, из-за накопленных
богатств. В числе государств, правители которых претендовали на
гегемонию, самым важным был ном Киш на ceвере Нижней Месопотамии и ном
Лагаш на юго-востоке. Лагаш был расположен на рукаве Евфрата —
И-Нина-гене и выходил на лагуну р. Тигр. Столицей Лагаша был город
Гирсу. 

Из Лагаша до нас дошло гораздо больше документов и надписей этого
периода, чем из других городов Нижней Mecoпотамии. Особенно важен
дошедший архив храмового хозяйства богини Бабы. Из этого архива мы
узнаем, что храмовая земля делилась на три категории: 1) собственно
храмовая земля ниг-эна, которая обрабатывалась зависимыми земледельцами
храма, а доход с нее шел отчасти на содержание персонала хозяйства, но
главным образом составлял жертвенный, резервный и обменный фонд; 2)
надельная земля, состоявшая из участков, которые выдавались части
персонала храма—мелким администраторам, ремесленникам и земледельцам; из
держателей таких наделов набиралась и военная дружина храма; нередко
надел выдавался на группу, и тогда часть работников считалась зависимыми
«людьми» своего начальника; наделы не принадлежали держателям на праве
собственности, а были лишь формой кормления персонала; если
администрации почему-либо было удобнее, она могла отобрать надел или
вовсе не выдавать его, а довольствовать работника пайком; только пайком
обеспечивались рабыни, запятые ткачеством, прядением, уходом за скотом и
т.п., а также их дети и все мужчины-чернорабочие: они фактически были на
рабском положении и нередко приобретались путем покупки, но дети рабынь
впоследствии переводились в другую категорию работников; 3) издольная
земля, которая выдавалась храмами, по-видимому, всем желающим на
довольно льготных условиях: некоторая доля урожая должна была держателем
участка такой земли уступаться храму. 

Помимо этого, вне храма по-прежпему существовали земли большесемейных
домашних общин; на этих землях рабский труд, насколько мы можем судить,
применялся лишь изредка. 

Крупные должностные лица помового государства, включая жрецов и самого
правителя, получали весьма значительные имения по своей должности. На
них работали их зависимые «люди», точно такие же, как и на храмовой
земле. Не совсем ясно, считались ли такие земли принадлежащими к
государственному фонду п находящимися лишь в пользовании должностных лиц
или же их собственностью. По всей видимости, это было недостаточно ясно
и самим лагашцам. Дело в том, что собственность в отличие от владения
заключается прежде всего в возможности распоряжаться её объектом по
своему усмотрению, в частности отчуждать её, т.е. продавать, дарить,
завещать. По понятие о возможности полного отчуждения земли
противоречило самым коренным представлениям, унаследованным древними
месопотамцами от первобытности, а у богатых и знатных людей не могло
возникать п потребности в отчуждении земли: напротив, отчуждать землю
иногда приходилось бедным семьям общинников, для того чтобы расплатиться
с долгами, однако такие сделки, видимо, не считались полностью
необратимыми. Иногда правители могли принудить кого-либо к отчуждению
земли в свою пользу. Отношения собственности, полностью отражающие
классово антагонистическую структуру общества, в Нижней Месопотамии III
тысячелетия до н.э., видимо, еще но вылились в достаточно отчетливые
формы. Для нас важно, что ужо существовало расслоение общества на класс
имущих, обладавших возможностью эксплуатировать чужой труд; класс
трудящихся, но эксплуатируемых еще, но и но эксплуатирующих чужой труд:
и класс лиц, лишенных собственности на средства производства и
подвергающихся внеэкономической эксплуатации; в его состав входили
эксплуатируемые работники, закрепленные за большими хозяйствами (илоты),
а также патриархальные рабы. 

Хотя эти сведения дошли до нас преимущественно из Лагаша (XXV—XXIV вв.
до н.э.), но есть основания полагать, что аналогичное положение
существовало и во всех других номах Нижней Месопотамии, независимо от
того, говорило ли их население по-шумерски или по-восточносемитски.
Однако ном Лагаш был во многом на особом положении. По богатству
лагашское государство уступало разве только Уру—Уруку; лагашский порт
Гуаба соперничал с Уром в морской торговле с соседним Эламом и с Индией.
Торговые агенты (тамкары) были членами персонала храмовых хозяйств, хотя
принимали и частные заказы на покупку заморских товаров, в том числе и
рабов. 

Лагашские правители не менее прочих мечтали о гегемонии в Нижней
Месопотамии, но путь к центру страны преграждал им соседний город Умма
около того места, где рукав И-Нина-гены отходил от рукава Итурупгаль; с
Уммой к тому же, в течение многих поколений шли кровавые споры из-за
пограничного между нею и Лагашем плодородного района. Лагашские
правители носили титул энси и получади от совета или народного собрания
звание лугаля только временно, вместе с особыми полномочиями — на время
важного военного похода или проведения каких-либо других важнейших
мероприятий. 

Войско правителя шумерского нома этого времени состояло из сравнительно
небольших отрядов тяжеловооруженных воинов. Помимо медного
конусообразного шлема они были защищены тяжелыми войлочными бурками с
большими медными бляхами или же огромными медноковаными щитами;
сражались они сомкнутым строем, причем задние ряды, защищенные щитами
переднего ряда, выставляли вперед, как щетину, длинные копья.
Существовали и примитивные колесницы на сплошных колесах, запряженные,
по-видимому, онаграми(Лошадь еще не была одомашнена, но возможно, что в
горных районах Передней Азии уже отлавливались кобылы для скрещивания с
ослами.) — крупными полудикими ослами, с укрепленными на переднике
колесницы колчанами для метательных дротиков. 

В стычках между такими отрядами потери были относительно невелики —
убитые насчитывались не более чем десятками. Воины этих отрядов получали
наделы на земле храма или на земле правителя и в последнем случае были
преданы ему. Но лугаль мог поднять и народное ополчение как из зависимых
людей храма, так и из свободных общинников. Ополченцы составляли легкую
пехоту и были вооружены короткими копьями. 

Во главе как тяжеловооруженных, так и ополченческих отрядов правитель
Лагаша Эанатум, временно избранный лугалем, разбил вскоре после 2400 г.
до н.э. соседнюю Умму и нанес ей огромные по тем временам потери в
людях. Хотя в своем родном Лагаше он должен был в дальнейшем
довольствоваться только титулом энси, он успешно продолжал войны с
другими номами, в том числе с Уром и Кишем, и в конце концов присвоил
себе звание лугаля Киша. Однако его преемники не смогли надолго удержать
гегемонию над прочими номами. 

Через некоторое время власть в Лагаше перешла к некоему Энентарзи. Он
был сыном верховного жреца местного номового бога Нингирсу и потому был
сам его верховным жрецом. Когда он стал энси Лагаша, он соединил
правительские земли с землями храма бога Нингирсу, а также храмов богини
Бабы (его жены) и их детей; таким образом, в фактической собственности
правителя и его семьи оказалось более половины всей земли Лагаша. Многие
жрецы были смещены, и администрация храмовых земель перешла в руки слуг
правителя, зависимых от него. Люди правителя стали взимать различные
поборы с мелких жрецов и зависимых от храма лиц. Одновременно, надо
полагать, ухудшилось положение и общинников — есть смутные известия о
том, что они были в долгах у знати: имеются документы о продаже
родителями своих детей из-за обнищания. Причины его в частностях неясны:
тут должны были играть роль возросшие поборы, связанные с ростом
государственного аппарата, и неравное разделение земельных и прочих
ресурсов в результате социального и экономического расслоения общества,
а в связи с этим необходимость в кредите на приобретение посевного
зерна, орудий и др.: ведь металла (серебра, меди) в обращении было
крайне мало. 

Все это вызывало недовольство самых разных слоев населения в Лагаше.
Преемник Энентарзи Лугальанда, был низложен, хотя, может быть, и
продолжал жить в Лагаше как частное лицо, а на его место был избран
(по-видимому, народным собранием) Уруинимгина (2318—2310 [?] г. до
н.э.)(Раньше его имя неправильно читали «Урукагина».). Во втором году
его правления он получил полномочия лугаля и провел реформу, о которой
по его приказанию были составлены надписи. По-видимому, он не первый в
Шумере осуществил подобные реформы — периодически они проводились и
ранее, по только о реформе Уруинимгины мы знаем благодаря его надписям
несколько подробнее. Она сводилась формально к тому, что земли божеств
Нингирсу, Бабы и др. были вновь изъяты из собственности семьи правителя,
что прекращены были противоречащие обычаю поборы и некоторые другие
произвольные действия людей правителя, улучшено положение младшего
жречества и более состоятельной части зависимых людей в храмовых
хозяйствах, отменены долговые сделки и т.п. Однако по существу положение
изменилось мало: изъятие храмовых хозяйств из собственности правителя
было чисто номинальным, вся правительская администрация осталась на
своих местах. Причины обеднения общинников, заставлявшие их брать в
долг, также не были устранены. Между том Уруинимгина ввязался в войну с
соседней Уммой; эта война имела для Лагаша тяжелые последствия. 

В Умме в это время правил Лугальзагеси, унаследовавший от I династии
Ура—II династии Урука власть над всем югом Нижней Месопотамии, кроме
Лагаша. Война его с Уруинимгиной длилась несколько лет и окончилась
захватом доброй половины территории Уруинимгины и упадком остальной
части его государства. Разбив Лагаш в 2312 г. до н.э. (дата
условная)(Вес приводившиеся в настоящей главе даты могут содержать
ошибку порядка ста лет в ту или другую сторону, но по отпошению друг к
другу расстояния между двумя указанными датами не расходятся более чем
на одно поколение. Например, дата начала Протописьменнго периода (2900
г. в этой главе) может на самом деле колебаться между 3000 и 2800 гг. до
н.э., дата начала правления Эанатума (2400 г. в этой главе) — от 2500 до
2300 г. Но расстояние от качала правления Эанатума до конца правления
Уруинимгины (90 лет. или три поколения, по принятым в этой главе
хронологическим подсчетам) не может быть менее двух или более четырех
поколений.), Лугальзагеси нанес поражение затем и Кишу, добившись того,
что северные правители стали пропускать его торговцев, для которых уже
до этого был открыт путь но Персидскому заливу в Индию, также и на север
— к Средиземному морю, к Сирии и Малой Азии, откуда доставлялись ценные
сорта леса, медь и серебро. Но вскоре Лугальзагеси сам потерпел
сокрушительное поражение, о котором будет рассказано далее. 

Дьяконов И.М. Ранние деспотии в Месопотамии 

Государство Саргонидов.

Лугальзагеси, покорив почти всю южную часть Нижней Месопотамии (Шумер),
не попытался создать единое государство. Опираясь на традиционную
верхушку храмовой и общинной знати шумерских номов, он довольствовался
тем, что в каждом принимал из рук местных старейшин местные жреческие
или правительские титулы. Борьбу со своими противниками он не довел до
конца: победив Киш, он не уничтожил лугалей Киша, победив Лагаш, не
сумел отстранить от власти Уруинимгину. Шумер при Лугальзагеси
представлял собой нечто похожее на военные союзы номов времен Гильгамеша
и Агги. 

Между тем Лугальзагеси пришлось столкнуться с новым и совершенно
неожиданным противником. Это был человек, который в исторической науке
условно обозначается как Саргон Древний (ок. 2316—2261 гг. до н.э.); он
происходил из жителей северной части Нижней Месопотамии, говоривших на
восточносемитском языке; на этом языке он называл себя Шаррум-кен, что
означает «царь—истинен». Как полагают историки, такое прозвание не было
его первоначальным именем; он присвоил его, когда объявил себя царем. 

Позднейшие древневосточные легенды единодушно считали Саргона Древнего
человеком очень незнатного происхождения — нет основания сомневаться в
достоверности этой традиции. Считали, что он был садовником и приемным
сыном водоноса, потом стал личным слугой лугаля Киша, а после поражения,
которое нанес Кишу Лугальзагеси, выкроил себе собственное царство(По
легенде, Саргон находился под особым покровительством Иштар, богини
битв.). 

Саргон не связал своей судьбы с какими бы то ни было вековыми общинными
или номовыми традициями; он возвысил почти неизвестный городок (где-то,
по-видимому, на орошаемых землях, ранее принадлежавших Кишу). Этот
городок назывался Аккаде. После падения династии Саргона город Аккаде
был разрушен полностью; от него не осталось следов, и до сих пор
археологи не могут обнаружить городища, под которым скрывались бы его
развалины. Но он сыграл большую роль в истории, и впоследствии вся
область северной части Нижней Месопотамии (между Евфратом и Тигром,
включая нижнюю часть долины р. Диялы) стала называться Аккадом;
восточносемитский язык с тех пор и в течение последующих двух
тысячелетий тоже назывался аккадским языком. 

Не имея корней в традиционных номах, не будучи связан с их храмами и
знатью, Саргон, по-видимому, опирался на более или менее добровольное
народное ополчение. Традиционной тактике стычек между небольшими
тяжеловооруженными отрядами, которые сражались в сомкнутом строю, Саргон
и его преемники противопоставили тактику больших масс легковооруженных
подвижных воинов, действовавших цепями или врассыпную. Шумерские пугали
из-за отсутствия в Шумере достаточно гибких и упругих сортов дерева для
луков совершенно отказались от стрелкового оружия; Саргон и Саргониды,
напротив, придавали большое значение лучникам, которые были способны
издалека осыпать неповоротливые отряды щитоносцев и копьеносцев тучей
стрел и расстраивать их, не доходя до рукопашной. Очевидно, либо Саргон
имел доступ к зарослям тиса (или лещины) в предгорьях Малой Азии или
Ирана, либо в его время был изобретен составной, или клееный, лук из
рога, дерева и жил. Хороший лук — это грозное оружие, которое бьет
прицельно на 200 м и более; из него можно делать 5—6 выстрелов в минуту
при запасе стрел в колчане от 30 до 50; на близком расстоянии стрела
пробивает толстую доску. 

События, которые в Лагаше привели к перевороту Уруинимгины, показывают,
что в обществе накопилось много недовольства существовавшими порядками,
и Саргон, видимо, повсеместно находил поддержку. Беднейшая часть
общинников была заинтересована в укрощении непомерно усиливавшейся
номовой знати, а служба в войске Саргона давала многим надежду на
социальное и имущественное продвижение, какое в предшествующие времена
было таким людям недоступно; да и внутри персонала храмовых и
правительственных хозяйств существовало достаточно сильное расслоение
для того, чтобы и тут нашлись люди, готовые поддержать разрушение
номовых порядков. Именно из таких людей происходил и сам Саргон.
Объединение страны в единое государство казалось полезным для развития
ее производительных сил: могли бы прекратиться бесконечные кровавые
распри из-за каналов и перекройка ирригационных сетей; могла бы
упроститься торговля. 

Саргон начал, по-видимому, с того, что распространил свою власть на
Верхнюю Месопотамию, возможно дойдя до Средиземного моря; затем он
предложил Лугальзагеси породниться с ним путем дипломатического брака;
Лугальзагеси отказал. Саргон перешел к военным действиям и быстро
разгромил своего противника; Лугальзагеси был взят в плен и в медных
оковах проведен в торжественной процессии через «ворота бога Энлиля» в
Ниппуре. Затем его, вероятно, казнили, а Саргон в короткий срок завоевал
все важнейшие города Нижней Месопотамии, в том числе целиком был
завоеван и Лагаш; воины Саргона, уже побывавшие до того у Средиземного
моря, теперь омыли оружие в Персидском заливе. Позже его войска
совершали и еще походы—в Малую Азию («Серебряные горы») и в Элам. 

Номы и при Саргоне сохранили каждый свою внутреннюю структуру. Но
отдельные энси превратились теперь фактически в чиновников,
ответственных перед царем. Они же объединили в своих руках управление
храмовыми хозяйствами, которые также были подчинены царю. Представителей
сохранившихся знатных номовых родов, особенно правительских, Саргон и
его преемники держали при своем дворе на положении не то вельмож, не то
заложников. 

Саргон имел свое постоянное войско (причем воины были расселены вокруг
г. Аккаде), а также опирался на ополчение. Поэтому он не нуждался в
дружинах воинов, сидевших на наделах, которые выдавались от храмовых
хозяйств, и они были распущены. Вообще Саргониды предпочитали выдавать
работникам пайки и уменьшили число наделов, выдававшихся персоналу
государственных хозяйств. Это позволяло повысить норму его эксплуатации.


Саргон ввел единообразные меры площади, веса и т.п. по всей стране,
заботился о поддержании сухопутных и водных путей; по преданию, корабли
из Мелахи (Индии) поднимались при нем вверх по реке до пристани г.
Аккаде и среди диковинных товаров здесь можно было видеть слонов и
обезьян. Однако этот расцвет торговли продолжался недолго. 

Саргон всячески подчеркивал свое уважение к богам, особенно к
богу-покровителю Аккаде (он назывался Абба или Амба) и к Энлилю
ниппурскому, делал храмам большие подарки, стараясь привлечь на свою
сторону жречество. Свою дочь(Звали ее Эн-Хедуанна; ей, возможно,
принадлежит авторство ряда религиозно-поэтических гимнов.) он отдал в
жрицы-эн, по-аккадски энту, богу Луны Нанне в Ур; с тех пор стало
традицией, чтобы старшая дочь царя была энту Наины. Тем не менее
отношения между жречеством и царями, особенно при потомках Саргона,
видимо, были холодными. Саргониды во всем — в титулатуре, в обычаях, в
художественных вкусах — порвали с традициями раннединастической поры; в
искусстве место надчеловеческого и потому безликого образа божества —
или жреца, предстоящего перед божеством,— заступает образ сильной
индивидуальности, каким был Саргон и близкие ему люди, своими
способностями пробившиеся к могуществу; в устной словесности центральное
положение занимает героический эпос. Но только единицы смогли
действительно пробиться из низов к власти, да и то лишь в начальный
период правления Саргона—потом создалась-новая служилая знать, ряды
которой не пополнялись; и хотя при Саргоне созывалось, по преданию,
собранно его поиска, по собственно народные собрания, а также и советы
старейшин потеряли всякое значение как органы чисто номовые, а не
общегосударственные. В общегосударственном масштабе царь обладал теперь
деспотической властью, т.е. не только его собственная власть не
вручалась ему никаким другим органом — советом или народным собранием,—
но и рядом с ним и в помощь ему не существовало никакой законной власти.
Таким образом, народные массы, поддержавшие Саргона, мало выиграли от
его победы, а в конечном счете много потеряли, потому что
деспотически-бюрократический образ правления установился в Месопотамии
на тысячелетия. 

Народ это очень скоро ощутил и понял. По преданию, жители городов
поднимали мятеж еще при самом Саргоне, причем он на старости лет должен
был бежать и прятаться в канаве, хотя потом и одолел мятежников. А
сыновья Саргона, Римуш и Маништушу, правившие друг за другом после него,
встретились с единодушным и упорным сопротивлением по всей Нижней
Месопотамии. Восставали энси городов и знать, причем теперь их
поддержало множество людей разного социального положония; подавляя
восстание, Римуш вырезал целые города своей страны, казнил многие тысячи
пленников. 

Заметим, что и тут, как и в Раннединастический период, мы не обнаружим
этнической вражды. Часто называют династию г. Аккаде семитской в
противоположность более ранним и более поздним, которые якобы были
шумерскими. Правда, Саргон и его потомки принадлежали к той части
жителей севера Нижней Месопотамии, которая говорила по-восточносемитски
(по-аккадски), и естественно, что он в первую очередь возвышал своих
земляков, среди которых тоже многие или даже большинство говорили
по-аккадски. Однако семитоязычными были уже и некоторые гораздо более
раниме династии; не только в Кише, но и в Уре восточносемитская речь
была распространена по крайней мере с начала периода РД III, если не
ранее; пожалуй, один лишь Лагаш оставался почти целиком шумероязычным.
Но и при Саргоне, и при его потомках шумерский язык оставался
официальным языком надписей и делопроизводства, и лишь на втором месте
рядом с ним употреблялся аккадский. 

По преданию, Римуша убила знать, закидав его тяжелыми каменными
печатями; как видно, в присутствии царя не полагалось находиться с
оружием. Однако брат его Маништушу продолжал ту же политику. Ему тоже
пришлось жестоко подавлять мятежи в собственном государстве.
Воспользовавшись тяжелым положением городов, опустошенных резней при его
брате Римуше и при нем самом, и желая увеличить государственный сектор
хозяйства, он принудительно скупал землю у их граждан за номинальную
цену. Существенно, однако, что он не считал возможным просто отобрать
эту землю, а проделывал все формальности, существовавшие для покупки
земли частным лицом, и совершал сделку при свидетелях как со своей
стороны, так и со стороны вынужденных продавцов, а в случае особо
крупных массивов земли выпрашивал согласие на сделку у местного
народного собрания. Из этого видно, что древние цари, несмотря нa
деспотический характер их власти, не являлись собственниками всей земли
государства и для приобретения земельных угодий должны были их покупать
на общих основаниях; своим могуществом они пользовались лишь для
установления крайне низкой, почти символической цепы. 

Сделки Маништушу по скупке земли были по его приказу записаны на большом
каменном обелиске, который дошел до нашего времени. Поскольку в эти
сделки вовлекалось большое число людей, постольку текст надписи на
обелиске Маништушу дает нам возможность установить структуру
нижнемесопотамского общества XXIII в. до н.э. вне государственного
сектора. Выясняется,что и в это время, как и в Раннединастический
период, общинники жили большесемейными домашними общинами — «домами»,
включавшими от одного до чотырёх поколений и возглавлявшимися
патриархами; каждая домашняя община владела своей землей, причем внутри
ее индивидуальные семейные ячейки получали каждая свою долго. Продавать
такую долю, всю или частично, можно было только с разрешения
большесемейной общины в целом; продавец получал «плату», а его родичи —
разные приплаты («подарки») в личную собственность. Продавать землю
целой большесемейной общины, всю или частично, можно было соответственно
лишь с разрешения всех родственных большесемейных общин, патриархи
которых происходили от общего предка по мужской линии, причем «плату»
получал патриарх продающей общипы, а приплаты и угощения — прочие родичи
из всех заинтересованных «домов». Наконец, если продавалась земля сразу
нескольких «домов», особенно если их мужчины принадлежали более чем к
одному роду, требовалось согласие народного собрания территориальной
общины пли всего нома. Пир народному собранию устраивал покупатель —
царь. 

Походы, которые еще Саргоп совершал в соседние страны (Сирию, Малую
Азию, Элам), продолжали и его сыновья. По-видимому, цари считали
единовременный грабеж соседних стран выгоднее для себя, чем те сборы и
доходы, которые они могли получать с торговли. Маништушу совершал походы
далеко на восток, как по морю, так и посуху; оп дошел до эламского
города Аншана в глубине Ирана, около современного Шираза. 

В Эламе в это время процветала цивилизация, весьма сход-пая с
шумеро-аккадской раннединастической. Эламский язык был родствен
дравидским языкам современной Южной Индия. Для него под известным
влиянием шумерского письма еще в первой четверти III тысячелетия до н.э.
было создано особое, пока не дешифрованное иероглифическое письмо,
употреблявшееся для хозяйственного учета, по-видимому, тоже в храмовых
хозяйствах, как и в Шумере. В целом Элам шел по тому же-пути развития,
что и Нижняя Месопотамия. Однако область. эламской цивилизации
охватывала не только наносную иловую равнину рек Карун и Керхе, в
значительной мере семитизированную, но и горные местности вплоть до
границ нынешнего» Афганистана и стран древнеиндийской цивилизации. 

Царям Аккаде, несмотря на ряд походов, вероятно, не удалось
по-настоящему покорить Элам, и племянник Маништушу царь Нарам-Суэн, в
конечном счете заключил с эламитами письменный договор, по которому Элам
обязался согласовывать свою внешнюю и военную политику с Аккадским
царством, но сохранил свою внутреннюю независимость. Это первый
известный нам: в мировой истории международный договор. Он написан
по-эламски, но аккадской клинописью, которая с этого времени начала
распространяться и в Эламе. 

Нарам-Суэн (2236—2200 гг. до н.э.) был наиболее могущественным из
потомков Саргопа; но и его царствование началось. с мятежа; граждане
древнего Киша избрали одного из своей среды на царство, и к их восстанию
присоединилось множество городов в разных частях обширного государства.
Быстрые и решительные действия молодого царя привели его, однако, к
победе над восставшими. 

Мы относительно мало знаем о других военных событиях времени
Нарам-Суэна; по-видимому, он воевал в Сирии, Верхней Месопотамии и в
предгорьях Ирана. В Сирии он разрушил мощный ном-государство Эблу,
населенную западными семитами а осуществлявшую в здешних местах
гегемонию. 

До нас дошел архив царя Эблы (носившего семитский титул маликум, а
по-шумерски эн); этот архив содержал клинописные хозяйственные
документы, эблаитско-шумерские словари и религиозно-литературные тексты.
Судя по документам, Эбла имела также связи с востоком (вплоть до Мари и
Киша), но с Египтом и Финикией сносилась через каких-то посредников.
Эбла не была «империей», как сгоряча объявили ее исследователи, а
обычным, хотя и весьма важным, городом-государством. 

При Нарам-Суэне были доведены до конца перемены в государственном
устройстве, начатые еще его дедом Саргоном. Он окончательно отбросил все
старые, традиционные титулы и стал называть себя «царем четырех сторон
света»; и в самом деле, столь обширного государства древность до него не
знала. Он сохранил управление номами — и государственными хозяйствами в
них — через энси, но на должности энси он назначал либо своих сыновей,
либо своих чиновников; так, в Лагаше в качества энси он поставил
простого писца. 

Серьезные последствия имело то, что Нарам-Суэн поссорился с жречеством
Ниппура; вероятно, это было связано, между прочим, с вопросами
титулатуры; отказавшись от всех прежних титулов, он отказался от
жреческого утверждения этих титулов. Жители Аккаде (несомненно, по
желанию царя) на своей сходке признали его богом; был установлен
прижизненный культ Нарам-Суэна (раньше цари почитались лишь посмертно —
это было частью культа предков). Теперь же какой-нибудь незначительный
энси должен был на своей печати обязательно указывать: «Бог Нарам-Суэн,
царь четырех сторон света, бог Аккаде, я — такой-то, энси такого-то
города, твой раб». 

Социальная опора Аккадской династии к концу правления Нарам-Суэна
максимально сузилась. Общинники были разорены войнами, карательными
походами против городов собственной страны, принудительной скупкой
земли; старая знать, видимо, была в большинстве своем физически
истреблена; средний слой государственных работников лишен значительной
части наделов и переведен на илотские пайки; а жречество испытывало
недовольство, очевидно, по идеологическим соображениям. На стороне царя
осталась только созданная Саргонидами служилая бюрократическая знать.
Тут началось вторжение с Иранского наторья племени кутиев(Их неправильно
называют также гутеями.) (видимо, родственного современным дагестанцам).


Гудеа.

С этого момента началось постепенное падение династии Аккаде. Вначале
борьба с горцами шла с переменным успехом, но уже сын Нарам-Суэна должен
был, по-видимому, уступить свой титул «царя четырех сторон света» царю
Элама (который в тот момент был объединен) в обмен на помощь против
кутиев. Но вскоре власть в Месопотамии целиком переходит в руки
кутийских вождей. Они называли себя «царями», но, по-видимому,
избирались племенным собранием воинов лишь на срок (от двух до семи
лет). Кутии разорили своими нападениями почти всю страну, за исключением
Лагаша, лежавшего несколько в стороне от главного пути их набегов, и,
может быть, Урука и Ура, защищенных полосою болот. 

Конечно, кутии не создали своего общегосударственного управления для
Нижней Месопотамии; когда они прекратили военный грабеж, они продолжали
ограбление в форме даней, которые для них и за них собирали местные
аккадские и шумерские правители. 

Гудеа, живший во второй половине XXII в. до н.э. в Лагаше, был сыном
жрицы, представлявшей богиню в «священном браке» со жрецом. Поэтому
официально он не имел «человеческих» родителей. Однако такое рождение
было почетным, и Гудеа был женат первым браком на дочери лагашского
энси, а потом унаследовал должность своего тестя. Таким образом, он
представлял номовое жречество. 

Политика Гудеа соединяла черты политики традиционных номовых энси с
принципами, созданными при династии Аккаде. Он решительно отказался от
права собственности правителя государства на храмовые земли, следуя в
этом позиции Уруинимгины, а не Саргона и Нарам-Суэна. Но он не вернулся
к системе множества храмовых хозяйств отдельных богов, а слил их все в
одно общегосударственное (общелагашское) храмовое хозяйство бога
Нингирсу. Работников этого хозяйства он держал в положении илотов на
пайке, как при Саргонидах. На строительство нового, грандиозного храма
Нингирсу он не жалел средств и ради этого ввел новые налоги на все
население и новые повинности; к строительным повинностям при нем
привлекались иногда даже женщины. В то же время есть косвенные данные в
пользу того, что совет старейшин всего Лагаша имел при Гудеа столь
большое значение, что за ним признавалось право избирать и назначать
правителя. 

От кутиев Гудеа откупался богатой данью, зато Нижняя Месопотамия — не
только ном Лагаш — почти целиком была в его фактическом распоряжении. Он
имел возможность воевать с Эламом и вести торговлю со странами Передней
Азии и даже с Мелахой (Индией); ввозил он, по-видимому, исключительно
материалы для строительства и богатого убранства храма Нингирсу. От
правления Гудеа осталось много памятников. Его сын и внук пе сумели
сохранить его политического положения, и могущество Лагаша уменьшилось. 

III династия Ура.

Вскоре после Гудеа Утухенгаль — по преданию, сын вялильшика рыбы —
поднял всеобщее восстание против кутиев, чья вымогательская власть давно
стала ненавистна в Месопотамии. Кутии были успешно изгнаны навсегда, но
блестяще начавшееся царствование Утухенгаля вскоре оборвалось: по
легенде, когда он осматривал новый строившийся капал, под ним обрушилась
глыба земли, и он утонул. Царство перешло к его соратнику. Ур-Намму.
сделавшему своей столицей г. Ур; Лагаш впал теперь в немилость, и
индийская торговля перешла опять к Уру. 

Новое государство получило официальное название «Царство Шумера и
Аккада»; хотя почти все надписи и канцелярские тексты составлялись
по-шумерски, шумерский разговорный язык в это время уже вымирал, повсюду
уступая место аккадскому. 

Династия, основанная Ур-Намму, в науке обозначается как «III династия
Ура»(Об эфемерной II династии Ура, включенной в шумерский «Царский
список», по существу, ничего не известно, кроме того, что она относилась
к РД III периоду.) Ур Намму (2111—2094 гг. до н.э.) и в особенности его
сын Шульги (2093—2046 гг. до н.э.) создали классическое, наиболее
типичное древневосточное деспотическое и бюрократическое государство. В
различных музеях мира хранится, вероятно, более ста тысяч документов
учета из государственных хозяйств парой III династии Ура—это, пожалуй,
не менее половины всех сохранившихся глиняных плиток с клинописью. 

На начальном этапе правления III династии Ура много внимания было
уделено восстановлению ирригационной сети, сильно запущенной в годы
хозяйничанья кутиев и их ставленников. Но не в этом заключалась суть
политической деятельности царей Ура. 

Все храмовые и правительственные хозяйства в пределах «Царства Шумера и
Аккада» — а оно вскоре объединило не только Нижнюю, но и значительную
часть Верхней Месопотамии, а также земли за Тигром и в Эламе—были слиты
в одно унифицированное государственное хозяйство. Все работники (плоты)
назывались в нем гурушами—«молодцами», а работницы— нгеме, т.е. просто
рабынями. Тех и других было, вероятно, от полумиллиона до миллиона. Все
они—земледельцы, носильщики, пастухи, рыбаки—были сведены в отряды (а
ремесленники— в обширные мастерские) и работали от зари до зари без
свободных дней (только рабыни не могли работать в свои магические
«нечистые» дни—по всей вероятности, в эти дни их держали взаперти), и
все они получали стандартный паек— 1,5 л ячменя на мужчину, 0,75 л на
женщину в день(Расчет минимальный, исходящий из определения шумерской
меры емкости сила как 0,75 л, другие определяют ее как 1 л.), выдавалось
также чуть-чуть растительного масла и немного шерсти. Любой отряд или
часть его могли быть переброшены на другую работу и даже в другой город
совершенно произвольно, причем, скажем, ткачихи — на бурлаченье, медники
— на разгрузку баржей и т.п. Работали также и подростки. Фактически это
было рабство, хотя слово это в отношении работников-мужчин не
произносилось. Смертность была высокой. Ведомостей на постоянные выдачи
пайка детям нет — женщины должны были, очевидно, содержать их за счет
своего пайка. Но гуруши и нгеме семей, видимо, но имели, я рабочая сила
пополнялась главным образом за счет захвата пленных; они доставлялись в
Ур, а оттуда уже распределялись по местным государственным хозяйствам.
Однако иной раз угнанных людей, особенно женщин и детей, подолгу
содержали в лагерях, где множество из них погибало. 

Квалифицированные ремесленники, административные служащие и воины тоже
по большей части содержались на пайке, хотя и большем, чем рядовые
гуруши, — с учетом необходимости кормить семью; администрация
государственного хозяйства очень неохотно выдавала служебные наделы в
пользование. 

Такая система организации труда требовала огромных сил на надзор и учет.
Учет был чрезвычайно строгим; все фиксировалось письменно; на каждом
документе, будь это хотя бы выдача двух голубей на кухню, стояли печати
лица, ответственного за операцию, и контролера; кроме того, отдельно
велся учет рабочей силы и отдельно — выполненных ею норм; по мнению С.В.
Струве, поле могло делиться на полосы вдоль и поперек, и один человек
отвечал за контроль работы по поперечным полосам, а другой—по
продольным; таким образом осуществлялся их взаимный контроль
крест-накрест. Разовые документы сводились в годовые отчеты по отрядам,
по городам и т.д. 

Урожай и продукция мастерских шли на содержание двора и войска, на
жертвы в храме, на прокорм персонала и на международный обмен через
государственных торговых агентов — тамкаров. Однако торговля не
процветала: видимо, слишком большую часть прибыли тамкары должны были
отдавать администрации. 

Централизовано было не только государственное земледелие, но и
скотоводство. Скот выращивался главным образом для жертв богам, а
отчасти для кожевенного и сыроваренного производства. Снабжение храмов
жертвами было разверстано по округам; каждый округ поочередно должен был
обеспечивать храмы в течение определенного срока. В центр государства со
всех его концов сгонялись тысячи голов скота для храма Энлиля в Ниппуре.
Это было своего рода налогом. 

Вся страна была разделена на округа, которые могли совпадать, а могли и
не совпадать с прежними номами; во главе их стояли энси, но теперь это
были просто чиновники, которых по произволу царской администрации
перебрасывали с места на место. Лишь кое-где в пограничных районах были
сохранены традиционные власти. Положение энси было тем не менее очень
доходным, и они имели, например, много рабов; но во время жатвы или при
срочных ирригационных работах эти рабы должны были помогать в
государственном хозяйстве. 

Бюрократической власти энси были, вероятно, подчинены и те из
общинников, которые не были поглощены царским хозяйством. Об этих
общинниках мы знаем только, что они существовали и во время жатвы часть
из них нанималась жнецами в государственное хозяйство, что
свидетельствует об их бедности. Важнейшего источника сведений о жизни
общины, каким в Раннединастический и аккадский период были сделки о
купле-продаже вемли, мы для III династии Ура лишены, потому что купля
земли, как и вообще всякая частная нажива, была запрещена. В пределах
номов народные собрания, как видно, бездействовали, хотя сохранялся как
пережиток совета старейшин общинный суд. 

В стране был установлен жесткий полицейский порядок; воины между номами
прекратились, и жизнь за пределами городских стен стала менее опасной;
повсюду вдоль магистральных каналов стали появляться деревни,
расширилась сеть мелких каналов, что, вероятно, позволило увеличить
посевные площади. 

На какой же социальный слои опиралось деспотическое государство? Дело в
том, что организация единого царского хозяйства в масштабах всей страны,
как уже упоминалось, потребовала огромного количества административного
персонала надсмотрщиков, писцов, начальников отрядов, начальников
мастерских, управляющих, а также много квалифицированных ремесленников.
Разоренные в течение аккадского и кутийского периодов общинники охотно
шли на эти должности, где пропитание было раз навсегда установленным и
обеспеченным, не зависевшим от удачи, урожая или кредита. Дошедшие до
нас от III династии Ура судебные дела показывают нам, что резко
повысилось число частных патриархальных рабов в хозяйствах даже лиц
низшего персонала и, стало быть, участие этих лиц в получении
прибавочного продукта, создававшегося илотами-гурушами и нгеме, было для
них весьма доходным, значительно повышало уровень их благосостояния.
Поэтому вошедшие в состав господствовавшего рабовладельческого класса
мелкие надзиратели, чиновники, квалифицированные ремесленники и
составляли вместе с войском, жречеством и администрацией политическую
опору династии. 

Надо заметить, что положение частных рабов — неполноправных членов семьи
рабовладельца — было легче положения илотов-гурушей. За ними еще
признавались некоторые права (например, право выступать в суде, даже
против рабовладельцев; сохранилось довольно много протоколов судебных
дел, в которых рабы пытались оспорить свое рабское состояние — правда,
во всех известных нам случаях неудачно). Эксплуатировались они менее
нещадно, чем илоты, хотя их, конечно, подвергали побоям. 

Около ста лет просуществовало царство III династии Ура, и, казалось,
ничто не могло быть прочнее и устойчивее. Упорядочены были даже культы
богов: разнообразные и взаимно противоречившие системы номовых божеств
были сведены в единую общую систему во главе с покровителем
государственности — царем-богом Энлилем ниппурским; второе место занимал
урский бог Луны—Нанна, или Зуэн (по-аккадски Суэн). Было создано — или,
во всяком случае, систематизировано и всячески внедрялось в сознание
людей — учение о том, что люди были сотворены богами для того, чтобы они
кормили их жертвами и освободили от труда. Все цари, начиная с Шульги,
обожествлялись и поэтому сопричислялись к прочим богам в смысле
обязанностей людей по отношению к ним. Тогда же был создан «Царский
список», о котором речь шла выше, а с ним — учение о божественном
происхождении «царственности», которая в первоначальные времена
спустилась якобы с неба и с тех пор в неизменной последовательности
вечно пребывала на земле, переходя от города к городу, от династии к
династии, пока не дошла до III династии Ура. 

Падение Ура и возвышение Иссина.

Конец был для всех неожиданным. Пастушеские племена западных семитов,
так называемых амореев, гонимые засухами из вытоптанной овцами Сирийской
степи, стали переходить Евфрат, угрожая оседлым поселениям Месопотамии.
Цари Ура построили стопу, защищавшую Нижнюю Месопотамию с севера, вдоль
края «гипсовой» пустыни, тянувшейся здесь от Евфрата до Тигра. Но
аморейские пастухи, не пытаясь прорваться на юг через эту раскаленную
пустыню и построенную царскими работниками стену, около 2025 г. до н.э.
перешли Верхнюю Месопотамию поперек, с запада на восток, переправились
через Тигр, затем через Диялу и начали вторгаться на поля Нижней
Месопотамии с востока на запад. 

Царь Ура Ибби-Суэн (2027—2003 гг. до н.э.) в это время был, по-видимому,
в Эламе, города которого то подчинялись урским царям, то отлагались, то
вступали с ними в союзы и заключали дипломатические браки, то воевали с
ними. Увлеченный собственными военными успехами, он, вероятно,
недооценил опасность. Однако амореи гнали свой скот на шумеро-аккадские
хлебные поля, окружали города, отрезая пути от них к центру государства;
и, не получая оттуда помощи, местные энси стали отлагаться от Ура.
Отряды гурушей всюду разбегались, грабя казенное добро вместе с
амореями, чтобы прокормиться. 

Ибби-Суэн, вернувшись в Ур, застал здесь начинавшийся голод. Ведь своих
хозяйств у большинства людей столь разросшегося в это время
государственного сектора не было, и они жили пайками из урожая царских
хозяйств, а этот урожай перестал поступать с доброй половины округов.
Царь послал своего чиновника Ишби-Эрру в еще не тронутые западные районы
страны с поручением закупить хлеба для государственного хозяйства у
общинников. Ишби-Эрра поручение выполнил и хлеб свез в маленькое селение
Иссин на рукаве Евфрата, недалеко от древнего Ниппура. Отсюда он
потребовал у Ибби-Суэна ладей для перевозки хлеба; ладен у царя не было.
Тогда Ишби-Эрра, почувствовав свою силу, отложился от Ура и сам объявил
себя царем—сначала осторожно «царем своей страны», а затем уже п прямо
«царем Шумера п Аккада». Уцелевшие энси, еще подчинявшиеся Уру, признали
теперь царем Ишби-Эрру. Ибби-Суэн несколько лет продержался в жестоко
голодавшем Уре, по в 2003 г. амореи пропустили через запятые ими земли
войско эламского царя, решившего воспользоваться разрухой в Шумере; он
занял Ур, а Ибби-Суэн в цепях был уведен в Аншан. Несколько лет эламиты
держали в опустевшем и разоренном Уре гарнизон, по потом ушли. Ишби-Эрра
стал единственным царем Нижней Месопотамии. Кроме того, создалось
несколько мелких царств в Верхней Месопотамии, по Тигру, на нижней Дияле
и по дороге в Элам. 

Новое царство I династии Иссина старалось во псом подражать III династии
Ура; канцелярии оставались шумерскими, хотя я ало кто говорил уже на
этом языке; цари принимали обожествление в Ниппуре; мастерские, где
работали гуруши, оставались прежними. Но многое и изменилось: уже не
было возможности сохранять громадные царские рабовладельческие полевые
хозяйства; оставшаяся земля раздавалась отдельным лицам, которые вели на
пой частные хозяйства, не глядя на то, что эта земля была в данном
случае собственностью государства; случалось, что такую «царскую» землю
даже перепродавали. На общинной земле частные хозяйства оправились, в то
время как государственное еще долго не удавалось наладить. Снопа
получили экономическое самоуправление храмы. Поскольку централизованное
распределение продукта стало невозможным, начали развиваться обмен и
торговля. Амореи, захватившие поля, не поддерживали ирригацию, в
результате пашни стали сохнуть и скоро пе годились даже как овечьи
пастбища. Чтобы прокормиться, амореи нанимались в воины к иссинскому и
другим царям и к наместникам городов. 

К середине XX в. до н.э. стало ясно, что назревают дальнейшие
исторические перемены. От попыток возродить порядки III династии Ура
пришлось окончательно отказаться. 

Вожди амореев-наемников стали завоевывать власть в одном городе Ннжней
Месопотамии за другим. 

Козырева Н.В. Старовавилонский период истории Месопотамии

Лекция 4: Старовавилонский период истории Месопотамии.

Политическая история.

Период от падения III династии Ура до завоевания Месопотамии касситами
(ХХ—ХVII вв. до н.э.) мы условно называем старовавилонским. В это время
Вавилон впервые возвысился над всеми другими городами Двуречья и стал
столицей государства, в конце концов объединившего всю Нижнюю и часть
Верхней Mecoпотамии. Несмотря на то что это объединение продержалось в
полном объеме лишь на протяжении жизни одного поколения, оно надолго
сохранилось в памяти людей. Вавилон остался традиционным центром страны
до конца существования аккадского языка и клинописной культуры. 

Города и сельские поселения со всей их обрабатываемой площадью занимали
сравнительно узкую территорию месопотамской аллювиальной равнины, к
которой с обеих сторон примыкали пастушеские угодья, населенные
подвижными западносемитскими племенами овцеводов-амореев, разделявшимися
на множество родственных, но независимых и нередко враждовавших между
собой групп. Ежегодно в определенный сезон скотоводы вторгались прямо в
зоны оседлого обитания или на границы этих зон. В зависимости от того,
где они пасли свой скот другую половину года, они появлялись здесь либо
летом, когда в степях выгорала трава и пересыхали источники, либо зимой,
когда в горах не было корма для скота и его негде было укрыть от
холодных ветров. В принципе каждое племя имело свою автономную
территорию, но границы этих территорий были весьма расплывчаты. Оседлые
жители считали скотоводов варварами, те, в свою очередь, презирали
спокойную оседлую жизнь, но и те и другие были необходимы друг другу и
связаны между собой множеством разнообразных экономических, социальных и
политических факторов. Важную роль в экономической жизни играл обмен
продуктов овцеводства на продукты земледелия; вероятно, через
пастушеские племена в Месопотамию проникали и некоторые иноземные
товары. 

Неоседлое скотоводство оказывало значительное влияние и на социальное
развитие общества Месопотамии. Одним из постоянных факторов являлся
постепенный переход части скотоводческих племен к оседлости. Самые
богатые предпочитали оседлость, когда размеры их стад превышали
возможности пастбищной зоны, и становились землевладельцами,
военачальниками, пополняли собой городскую элиту. Самые бедные оседали
на землю, когда потери скота уменьшали их стада ниже минимума,
необходимого, чтобы прокормить семью, и поступали на службу в
государственное или храмовое хозяйство, получая за свой труд земельный
надел или натуральное довольствие и пополняя собой число беднейшего и
наиболее зависимого населения. Все это усиливало социальное расслоение
населения Месопотамии. 

Влияние скотоводческих племен на политическую жизнь Месопотамии было еще
более значительным. На протяжении всей истории Месопотамии ежегодные
мирные миграции скотоводов легко превращались в агрессивные, стоило
только немного ослабеть власти централизованного государства; этот
процесс происходил и в рассматриваемый нами период(Наименьшим было
влияние амореев-скотоводов па культурную жизнь города. Доля аморейского
населения в городах не превышала 1—3%, и они не оказали никакого
влияния, например, на аккадский язык (шумерский к этому времени стал
только языком школы)). 

После падения III династии Ура огромное централизованное государство,
объединявшее почти все Двуречье, распалось, его административный аппарат
развалился. Ур перестал быть центром страны, и на эту роль претендовал
целый ряд древних и новых городов. Ослабление, раздробление власти
государства сопровождалось усилением власти племен и племенных вождей;
скотоводческие зоны расширялись, охватывая собой многие города,
превращавшиеся в политические центры племен и племенных объединений.
Так, к середине периода город Терка стал центром племени ханеев, Ларса —
центром племени ямутбала, Вавилон — амнанов и т.д. 

Вожди наиболее сильных и богатых племен, в зону влияния которых входили
значительные территории, в том числе древние города, стремясь к еще
большему усилению своей власти, изгоняли местные династии и образовывали
свои, превращая таким образом автономную территорию своего племени в
независимое государство, а сами из вождей племен становились правителями
государства. Далее процесс политического развития мог идти в разных
направлениях: либо племя сохраняло свое значение и царь, управляя
государством, продолжал одновременно считаться и племенным вождем (Мари
на среднем течении Евфрата), либо усиление власти царя приводило к
ослаблению племени и все возвращалось к исходному состоянию: создавалось
сильное централизованное государство, опирающееся и на оседлое
население, и на племена, входившие в него па правах автономии (Ларса,
несколько позже Вавилон). 

В 1900—1850 гг. до н.э. в Месопотамии образовался ряд государств во
главе с аморейскими династиями. Политическим идеалом таких династий было
государство III династии Ура, и они старались показать себя законными
преемниками его власти, присваивая себе пышную титулатуру урских царей.
На деле власть большинства таких правителей была эфемерной, и
независимость они сохраняли лишь до тех пор, пока кто-либо из соседей,
опирающихся на более сильные и богатые племена, не находил возможности с
этой независимостью покончить. Заключались бесчисленные союзы, общими
усилиями два соединившихся правителя разбивали третьего, а потом
вступали в борьбу между собой. В подобной борьбе больше сил сохранял
тот, кто в ней меньше всего участвовал, меньше страдали города,
расположенные либо на окраинах охваченных борьбой территорий, либо в
центре территорий самых могущественных племен. В ходе таких многолетних
войн одни аморейские династии приходили в упадок, и цари их вновь
«опускались» до роли племенных вождей, зависящих от более сильных
соперников, тогда как другие возвышались, объединяя под своей властью
все большую часть территории Месопотамии, и из племенных превращались в
правителей независимых государств. Одно из наиболее значительных
государств было создано в Верхней Месопотамии аморейским вождем
Шамши-Ададом I. Оно охватило огромную по тем временам территорию - от
гор Ирана до Центральной Сирии, включая одно время и Мари. Важнейшим
центром государства Шамши-Адада стал торговый город Aшуp на среднем
течении Тигра. Этот царь (1813—1781 гг. до н.э.) создал четкую, хорошо
функционировавшую военную и административную систему, свел на нет права
самоуправляющихся общин. Однако после его смерти это царство распалось.
Постепенно соперников становилось все меньше. К началу XVIII в. до н.э.
их осталось, по существу, только трое: Мари па северо-западе, Ларса па
юге и Вавилон между ними. Вавилонский царь Хаммурапи (1792— 1750 гг. до
н.э.) завершил к концу своего царствования объединение и создал единое
государство, включающее всю Нижнюю и большую часть Верхней Месопотамии
со столицей в Вавилоне. 

Десятилетия войн пагубно отразились на хозяйственной жизни страны.
Основа месопотамской цивилизации — ирригационная система, требовавшая
неусыпного внимания и постоянных работ по поддержанию ее в порядке,—
приходила в упадок. Земля, когда-то дававшая хорошие урожаи, заселялась
и становилась непригодной для посевов. Все это болезненно отозвалось и
на государственном, и на частных хозяйствах, но последние, будучи
примитивно организованными, возрождались легче; что же касается сложного
механизма государственно-хозяйственного управления, распавшегося после
падения III династии Ура, то новые правители не хотели его
восстанавливать, да и не имели возможности сделать это. Им проще было
раздать захваченную государственную землю, ремесленные мастерские,
торговые учреждения, до этого почти полностью находившиеся в ведении
государства, отдельным лицам, которые начинали вести почти частное
хозяйство, хотя и не являлись собственниками. Значительная часть
торговли, ремесла перешла под контроль частных лиц, даже распределение
жреческих должностей превратилось из функции государственной власти в
предмет торговли, частных соглашений и завещаний. Многие виды налогов
также, вероятно, отдавались на откуп частным лицам. Все это имело
разнообразные последствия: с одной стороны, по Месопотамии в поисках
безопасного убежища скиталось множество людей, готовых с голоду идти
внаем или долговую кабалу, а с другой стороны, отдельные богатые и
инициативные люди получали такую возможность самостоятельной
деятельности, какой они никогда не имели раньше. Отдавая государству
часть продукции ремесла, сельского хозяйства или часть доходов от
торговли, они могли использовать остальное для собственного обогащения и
увеличения своего имущества. Даже международная торговля, несмотря на
беспокойную обстановку в стране, развивалась в это время более успешно,
чем ранее, так как частному купцу легче было откупиться пли обойти
местного царька-вождя, чем уклониться от действовавших при господстве
III династии Ура на всей территории Месопотамии строжайшей регламентации
и ограничений в торговле, которые почти не оставляли возможностей для
личного обогащения. 

Была восстановлена морская торговля (металлами, жемчугом и др.) через Ур
по Персидскому заливу. Торговля эта, очень доходная, находилась в руках
частных мореходов и владельцев мастерских, по их корабли не доходили
теперь до Индии, а только до о-ва Тельмун (совр. Бахрейн), где,
по-видимому, был перевалочный пупкт для товаров из Индии, Аравии и
Ирана. Мореходы вносили богатые дары (фактически обязательные) в храм
или царю, но большинство доходов оставалось частным предпринимателями. 

Рост частного хозяйственного сектора в условиях, когда возможности
развития товарного производства были еще весьма ограничены, свободного
серебра в обращении было мало, а поступление доходов от сельского
хозяйства, составлявшего основу сущестковання большинства населения,
носило сезонный характер, приводило к тому, что мелкие хозяйства почти
сразу же попали в зависимость от кредита. Поэтому в рассматриваемый
период широко распространилось ростовщичество: кредпитные сделки стали
одпим из наиболее выгодных способов вложения капитала, а рост составлял
1/5 или даже 1/3 суммы займа. Кабальные формы кредита вели к разорению
мелких хозяйств. Повсюду начинается купля-продажа финиковых плантаций, а
потом и полей. Продажа земли была равносильна отказу продавца от
гражданских прав в общине, и на такую сделку решались в последнюю
очередь, зато в случае нужды продавали во временное рабство членов семьи
или отдавали их кредитору в залог как гарантию уплаты долга. В этот
период впервые в Месопотамии массовый характер приобретает и наемный
труд на частных владельцев (государственное хозяйство нанимало
работников еще со времени Аккадской династии). 

Однако сильная централизованная власть не была заинтересована в
чрезмерном увеличении самостоятельности отдельных лиц, а тем более в
обезземеливании и потере средств к существованию значительной части
населения, что лишало государство налоговых поступлений и ослабляло его
военную мощь. Поэтому, как только стремление объединиться и отложиться
приближается к реальному осуществлению, государство начинает
ограничивать самостоятельность отдельных граждан и делает попытки с
помощью специальных указов воспрепятствовать продаже земли и закабалению
беднейшей части населения. Указы такого рода, носившие название «указов
царя» или «указов о справедливости», издававшиеся каждые пять-семь лет,
должны были аннулировать сделки, заключенные на основе кабальных
соглашений, освобождать от временного рабства, возвращать недвижимость
первоначальному владельцу. Однако кредиторы изыскивали возможные пути,
стараясь избежать выполнения этих указов, и им это часто удавалось, если
только должник не имел достаточно средств, чтобы возбудить судебный
процесс. 

Такая политика ограничения «частного сектора» проводилась в Ларсе, когда
в конце XIX в. эламско-аморейский вождь Кудурмабук превратил ее в
сильное государство, объединившее все Нижнее Двуречье. Сам он, однако,
не принимал царского титула, а посадил царем в Ларсе сначала одного, а
потом другого сына. Достигнув большого политического могущества и
покончив со своими основными соперниками, Рим-Син, второй сын
Кудурмабука, став царем в Ларсе, провел ряд реформ, направленных на
ограничение частнособственнической деятельности и развития
товарно-денежных отношений, что привело к резкому упадку в Ларсе частной
торговли и ростовщичества. Еще больше тенденция к усилению
государственного управления хозяйственной жизнью страны и ограничения
частной хозяйственной деятельности проявилась в реформах, проведенных
царем Вавилона Хаммурапи, который, разгромив последних соперников — Мари
и Ларсу, объединил в 1760—1750 гг. до н.э. всю Нижнюю и часть Верхней
Месопотамии в царстве, не уступавшем государству III династии Ура по
силе и размерам. В мероприятиях Хаммурапи отчетливо наблюдается
стремление к восстановлению по всей Месопотамии всеобъемлющей по
полномочиям, деспотической по характеру царской власти. 

Административная система государства была упорядочена и строго
централизована, так что нити управления всеми сторонами хозяйственной
жизни в конечном счете сходились в руках царя, который вникал во все
дела и вопросы. Придавая большое значение личному участию в делах,
Хаммурапи вел интенсивную переписку со своими чиновниками на местах;
нередко и частные лица со своими жалобами или вопросами обращались прямо
к нему. Была проведена важная судебная реформа, которая внедряла
единообразие в судопроизводстве; роль царя в нем усилилась. Во все
большие города, где раньше действовали только храмовые и общинные суды,
были назначены царские судьи из числа чиновников, подчиненных
непосредственно царю. Храмы с их обширными хозяйствами, занимавшими
значительную территорию Месопотамии, которые после падения III династии
Ура пользовались большой самостоятельностью, были вновь в
административном и хозяйственном отношении полностью подчинены царю.
Частная международная торговля была запрещена, и было подтверждено, что
купцы, занимавшиеся ею,— царские чиновники. Внутри большей части
государства была совершенно запрещена продажа земли, кроме городских
участков. Этими мерами, как и «указами о справедливости», о которых
говорилось выше, государство стремилось предотвратить разорение и
обезземеливание населения. 

Старовавилонское общество.

Общество Южной Месопотамии начала II тысячелетия до н.э. во многом
отличалось от общества предшествовавшего тысячелетия. Месопотамия уже не
распадалась на отдельные номы, существовало явственное стремление к
единству страны. Главной задачей общества было самовоспроизводство и
самоподдержание, в том числе и поддержание этого единства. На достижение
этой цели направлялись все общественные силы — социальные, религиозные,
экономические. 

$

Как нам представляется, старовавилонскую экономику уже нельзя делить на
сектор государственный и сектор общинно-частный: в ней приходится
различать секторы собственно государственный и государственно-общинный:
и тот и другой находились под государственным контролем. Внутри обоих
этих секторов существовали, по-видимому, два основных типа хозяйств:
крупные и мелкие. К крупным хозяйствам относились государственное,
храмовые, а также хозяйства царя, вельмож и крупных чиновников. К мелким
относились хозяйства общинников, рядовых служащих государственного или
храмовых хозяйств, земледельцев, обрабатывающих казенную землю за часть
урожая. Производство в мелких хозяйствах носило натуральный характер, и
небольшой излишек продуктов, который мог в них образовываться в
благоприятные по климатическим условиям годы после уплаты всех налогов,
составлял их запасной и обменный фонд. Излишки продуктов, которые могли
служить товарами для торговли, накапливались в крупных хозяйствах, и
прежде всего такими излишками могло располагать само государство. 

Характер производства остался в принципе тот же, что и при III династии
Ура, однако экономические условия изменились в силу описанных выше
причин: увеличение масштабов государства вело к усилению
государственного экономического сектора и управленческого аппарата.
Товарно-денежные отношения, которые могли бы быть регулятором
экономического механизма, были обращены главным образом возне; внутри
себя крупные хозяйства (государства и храмы) были автаркичны, а мелкие —
тем более, и общество вырабатывало другие методы и способы регулирования
экономики, в частности товарообмена, — такие способы, которые могли бы
действовать в рамках главной общественной задачи: в новых экономических
условиях и сообразуясь с ними поддерживать стабильное
самовоспроизводство общества. 

В числе этих методов, частично унаследованных от шумерской экономики, а
частично выработанных в старовавилонский период, были следующие: твердые
ставки роста на кредит и система государственного кредитования частных
лиц (через тамкаров, которые были прежде всего сборщиками налогов, но
ведали и торговыми и другими денежными доходами государства);
периодическое возвращение по государственному указу некоторых видов
проданной недвижимости первоначальному владельцу и освобождение
кабальных рабов; государственное принудительное ценообразование и
некоторые другие. 

Как известно, из-за бедности природных ресурсов Месопотамия была
вынуждена импортировать целый ряд жизненно необходимых ей материалов, в
первую очередь металл, нужный для изготовлення сельскохозяйственных
орудий. Между народный товарообмен был насущной потребностью для
Месопотамии с древнейших времен. Он составлял важный элемент ее
экономической структуры, т.е. был одной из составных частей того целого,
воспроизводство которого было главной целью общества. Государство,
осуществляя свои функции по поддержанию общественной стабильности,
держало в своих руках и под своим контролем и эту часть экономической
структуры общества. Международный товарообмен был одним из наиболее
значимых звеньев в деятельности государственного аппарата. Для этой
торговли государство использовало излишки продуктов, которыми oнo
располагало. Различные привозные товары, которые поступали в обмен на
эти продукты в казну, расходовались на нужды государства и частично
распределялись между администрацией и персоналом государственного
хозяйства. Тамкары (торговые агенты) н другие официальные лица, занятые
в международном обмене, по-видимому, постепенно привлекали к этой
торговле свои частные ресурсы и пытались наряду с исполнением своих
служебных обязанностей делать собственный бизнес. 

Международный товарообмен (государственный и частный) был
неэквивалентным, цепы в нем были стихийными н не имели прямого отношения
к производственным затратам; караваны, груженные одними н темп же
товарами, постоянно ходили по одним и тем же маршрутам, привозя обратно
то, что нужно. Частный международный товарообмен развивался под укрытием
государственного, перенимая его методы и используя его
возможности(Несколькоо иначе складывался междуиародный товарообмен вне
Южной Месопотамии.). Наряду с частным международным товарообменом
развивался и внутренний частный товарообмен, но в очень ограниченном
масштабе. Годы природных катастроф и неурожаен, видимо, вызывали
временное усиленно товарно-денежных тенденций в экономике, но с
преодолением кризисов все возвращалось к исходной позиции. Частная
торговля в Месопотамии старовавилонского периода сводилась к отдельным
случаям купли-продажи необходимого в хозяйство или предметов роскоши.
Эта торговля не была основана на товарном производство, и доходы от нее,
как правило, в производство но поступали. 

Хотя страна уже но делилась на независимые номы, но и в ото время, как и
в предыдущий период, Месопотамия могла по праву называться «странен
множества городов». Они были разбросаны по берегам Тигра и Евфрата, на
местах слияния крупных каналов. Некоторые из них насчитывали уже не одну
сотню лет истории, такие, как Ниппур, Киш, Синнар, Ур, Урук; были н
более новые — Иссин, Ларса, и такие, чья история была только впереди,
как у Вавилона. Города эти занимали своими постройками площадь 2—4 кв.
км и насчитывали не один десяток тысяч жителей. В центре города обычно
помещался храмовой комплекс, обнесенный стеной, со ступенчатой храмовой
башней—зиккуратом, храмами бога-покровителя нома и других важнейших
божеств: здесь же располагались дворец царя пли правителя и основные
хозяйственные строения государственного хозяйства. Остальная часть
города была занята домами горожан и другими постройками, среди которых
встречались храмики мелких божеств. Дома стояли вплотную друг к Другу,
образуя извилистые улицы шириной 1,5—3 м. Нa берегу роки или капала,
около которых вырос город, находилась гавань, где размещались купеческго
ладьи п барки; здесь же, на площади, примыкавшей к гавани происходила,
видимо, и торговля. Жизнь горожан была сосредоточена вокруг
многочисленных храмов и дворца, где многие из них служили в качестве
чиновников, воинов, жрецов, ремесленников и торговцев. Имущественное
положение и жизненный уровень большинства горожан не очень сильно
различались. 

Городская усадьба чаще всего состояла из жилого дома и участка
незастроенной земли. Размеры отдельных домов колебались в пределах 35—70
кв. м. многие имели два этажа (в первом находились хозяйственные
помещения, второй представлял жилую надстройку). За сохранностью стены,
разделявшей соседей, они следили совместно. Другим гидом имущества
многих горожан были финиковые сады; располагались они или в окрестностях
городов, или в сельских поселениях, находившихся неподалеку. Площадь
садов не превышала чаще всего одного гектара. Горожане, основным
занятием которых были служба или ремесло, часто не занимались сами
садовыми работами, а сдавали свои участки в аренду. За месяц-два до
сбора фиников производился осмотр пальм, с тем чтобы определить
ожидаемый урожай. На основании предварительной оценки составлялся
письменный договор, согласно которому садовник должен был представить
хозяину сада определенное количество фиников. 

Основным продуктом питания горожан, как и сельских жителей, был хлеб.
Поля, по выражению, употребленному в одном из писем того времени из
Южной Месопотамии, были «душой страны». От их урожайности зависело
снабжение городов зерном и в конечном счете — благосостояние всех
горожан. Жизнь городов во многом была подчинена ритму
сельскохозяйственных, работ. Горожане, связанные с государственным
хозяйством, получали за свою службу наделы обычно в 2—4 га и лишь в
исключительных случаях порядка десятков гектаров. Некоторые горожане
кроме служебных наделов, по-видимому, имели наделы земли в сельских
общинах на правах членства в них. Кроме полей этих двух типов —
надельных и общинных — некоторым горожанам принадлежали крупные
земельные владения, о происхождении которых у нас нет достаточно точных
сведений. Возможно, что это были пожалования крупным чиновникам или
лицам, близким царю. Поля, так же как и сады, горожане редко
обрабатывали сами, чаще они сдавали их в аренду земледельцам, жителям
сельских поселений, на территории которых рядом с общинными землями
располагались обычно служебные надели. Участки сдавались в аренду либо
за твердую плату, либо из доли урожая, чаще всего из одной трети. 

Скота большинство горожан не держало (или лишь немного овец), рабов
имели немного. Большинство рабов были чужеземцами — либо пригнанными
местными воинами в плен, либо приведенными торговцами из других городов,
где они попали в рабство также, вероятно, в результате пленения. Раб
стоил примерно 150—175 г серебра, рабыня—несколько меньше(Это
соответствует стоимости примерло 5000 л зерна (в древности верно и
другие сыпучие продукты измеряли в единицах емкости, а не но весу). Для
сравнения отметим, что овца стоила 5—10 г серебра.). В большинстве
случаев рабы выполняли работу, в том числе производственную, наравне с
другими членами семьи и по своему правовому положению были близки
малолетним, находящимся под патриархальной властью главы дома. 

Таким образом, имущество, позволявшее горожанину прокормить себя и спою
семью, сводилось к небольшому дому с самой необходимой мебелью и
хозяйственной утварью и небольшому полевому участку, либо
принадлежавшему ему как члену какой-либо сельской общины, либо данному
ему храмом или государством в пользование (кормление) за службу; иногда
к нему добавлялась маленькая финиковая роща. 

Другим источником доходов горожан были натуральные выдачи: храм и дворец
снабжали некоторых своих служащих не земельными наделами, а продуктами —
зерном, шерстью, растительным маслом, иногда небольшим количеством
серебра. Кроме того, выдачи продуктов, часто в значительных размерах,
производились во время храмовых праздников. 

Во всех старовавилонских городах и в большинстве селении: имелись храмы.
Храм в древней Месопотамии, как и в других древних обществах, был не
только местом почитания божества, но и одним из важнейших компонентов
социально-экономической структуры государства. Действуя среди группы
населения, находящегося в сфере его влияния, храм мог в случае
необходимости оказать поддержку как самым бедным семьям — помогая им
избавиться от разорения, а в критических случаях и просто избежать
голодной смерти,— так и наиболее обеспеченным кругам, предоставляя им
удобные возможности для помещения и сохранения «излишков» имущества. 

С древнейших времен одной из важных социальных функций храма была роль
«дома призрения» для лиц, которые оказались отвергнутыми строго
регламентированным во всех отношениях древним обществом из-за своей
неполноценности (физической или социальной),—для одиноких женщин,
инвалидов, престарелых, детей — брошенных или осиротевших. В периоды
экономического кризиса (войны, неурожаи) бедняки посвящали в храм
престарелых и больных членов семьи, подбрасывали детей, которых не в
состоянии были прокормить. Главной причиной посвящений такого рода было
стремление избавиться от лишних ртов, от неполноценных членов семьи,
которые не могли работать в полную силу, а внешне это принимало форму
дара божеству от поклоняющегося ему. В периоды стабилизации и
экономического подъема увеличивалось число посвящаемых в храм от богатых
семей. Многие наиболее богатые семьи отдавали в храмы своих дочерей. И
здесь соображения чисто религиозные переплетались с экономическими
мотивами. Входя в храмовую обитель, девушка забирала свое приданое,
пользовалась им и, живя в обители, даже увеличивала его посредством
различного рода деловых операций, а после ее смерти имущество
возвращалось обратно в отцовский дом. Роль храма как социального центра
проявлялась и в том, что именно храм выкупал общинников, попавших в плен
во время царского похода, если у них дома не хватало средств на выкуп. 

Чрезвычайно важной была роль храма как места разрешения различного рода
споров. Здесь давали показания свидетели, здесь перед лицом божественных
символов выигравшая сторона вводилась в свои права. 

Кроме крупных и мелких городов на территории Месопотамия в
старовавилонский период существовало много небольших сельских поселений,
расположенных по берегам рек и каналов, соединявших города друг с
другом. Сами постройки в таких поселениях занимали площадь в несколько
гектаров и состояли из домов, сложенных из кирпича-сырца, а часто и из
тростниковых плетёнок, обмазанных глиной. Население их составляли от
пяти— десяти до нескольких сот человек, основным занятием которых было
земледелие. 13 качестве главной сельскохозяйственной культуры выступал
ячмень, средний урожай которого, при редком засеве, и этот период
составлял примерно 12,5 ц с гектара. Пшеницу сеяли нечасто, она не
выдерживала все усиливавшегося засоления почвы. Выращивали также финики,
лук, бобовые растения. 

С точки зрения организации сельскохозяйственного производства в
экономике старовавилонской Месопотамии можно выделить два основных вида
хозяйств: собственно государственные хозяйства, которые не только
контролировались государством, но и организовывались самим государством
административным путем; в них были заняты производительным трудом
главным образом подневольные работники. Последние, однако, не сгодились
в отряды, как гуруши III династии Ура, и получали но паек, а надел земли
на группу; они назывались наши бильтим — «приносящие доход» и нс
числились рабами. Под поля крупных государственных хозяйств в
старовавилонской Месопотамии предположительно было занято около 1/3
обрабатываемых земель. 

Другим видом организации сельскохозяйственного населения были
государственно-общинные хозяйства, которые организовывались как
государством (по территориальному), так и самодеятельно (по
территориально-родовому принципу) на мостах и пользовались определенным
местным самоуправлением, хотя и под строгим контролем государства. В
этих хозяйствах производительным трудом были заняты в основном
свободные, но мог применяться также труд их рабов и других подневольных
работников. 

Для старовавилонского периода был, вероятно, характерен процесс
постоянного обезземеливания части свободного населения (из-за прироста
населения, дробления наследственных участков, засоления почвы и т.п.), с
одной стороны, и освоения новых сельскохозяйственных угодий—с другой.
Государство силами общинников и зависимого населения проводило большие
работы по расчистке старых и прорытию новых каналов, на бе-рогах которых
создавались собственно государственные хозяйства и новые поселения,
организованные по принципу территориальных общин. Всей жизнью таких
общин управлял сонет старейшин, избиравшийся жителями из числа наиболее
уважаемых и богатых семейств; во главе совета стоял староста,
назначаемый обычно царём. Одни общины платили налог государству натурой,
в других — часть орошаемой земли отводилась под государственное
хозяйство. Эти земли царь мог раздать своим чиновникам в качестве
вознаграждения за службу, а мог поселить здесь работников из прибегавших
под его покровительство бедняков, которые за это отдавали ему
значительную часть своего урожая. 

Главной задачей большинства мелких хозяйств было самовоспроизводство,
товарность их была низкой, тем не менее каждому хозяйству приходилось,
хотя и редко, приобретать необходимые орудия и предметы, которые оно не
могло изготовить само. Не только мерилом цен, но зачастую и средством
платежа в это время служило серебро, которое значительно потеснило
зерно, употреблявшееся ранее для этой цели. Все имело свою оценку в
серебре — любые виды движимого и недвижимого имущества, доходы от
жреческой должности, плата наемному работнику, расходы, связанные с
несением определенных повинностей. Однако у большинства горожан, а тем
более жителей мелких сельских поселений серебра в наличии не было
совсем, им располагали в основном только лица, занимавшиеся торговлей.
Некоторым количеством серебра владели в виде украшений наиболее
обеспеченные семьи. Ручные и ножные браслеты, серьги, кольца, имевшие
стандартный вес, мелкий серебряный лом могли в случае необходимости
употребляться при денежных расчетах. Но основная масса наличного серебра
была сосредоточена в руках государства (во дворце и храмах), которое
распределяло часть своих запасов среди высших дворцовых и храмовых
служащих посредством выдач или подарков. 

Отсутствие в обращении достаточного количества серебра, особенно за
пределами больших городов, вдали от центральных учреждений и торговых
компаний, и низкая товарность хозяйства приводили к тому, что не только
не всегда и не везде можно было продать за серебро продукты сельского
хозяйства, но и купить их за серебро также бывало затруднительно.
Купля-продажа за серебро при отсутствии чеканной монеты необходимо
требовала взвешивания, расчетов, т.е. определенных знаний и
квалификации, которыми большинство населения, конечно, не обладало. Это
еще больше затрудняло обращение серебра, особенно в сельской местности.
В крупных городах, где были меняльные лавки и жило много торговцев,
такого рода затруднений не возникало. Серебро здесь могло обращаться
свободнее, и его, вероятно, всегда можно было реализовать, так как
потребность в серебре в связи с развитием хозяйства все возрастала. 

Естественным следствием низкой товарности хозяйства было развитие
кредита. Поскольку серебра было мало, то дать его в долг, рассчитывая на
возвращение долга с процентами серебром же, можно было только в том
случае, если должник имел торговый капитал или занимал значительное
положение в государственном хозяйстве, т.е. принадлежал к той небольшой
группе лиц, в руках которых сосредоточивались основные доходы от сбора
налогов и торговли. Большинство семей стояло вне этого круга и не могло
рассчитывать на получение займа, если кредитору не предоставлялась
достаточно твердая гарантия. Такой гарантией могла служить личность
должника или его недвижимость — в этих случаях должник, нуждаясь в
займе, шел на заклад или на продажу в рабство членов своей семьи или
даже себя самого или (если он жил не в пределах государственного
хозяйства) на продажу своей недвижимости. Продажи такого рода, которые
скрывали за собой долговые сделки, носили временный характер и по
истечении определенного срока или выполнении определенных условий должны
были аннулироваться. 

Древнее общество Месопотамии выработало целую систему экономических
рычагов, способствовавших товарообмену в условиях слаборазвитых
товарно-денежных отношений и помимо частного кредита. В числе таких
рычагов было широкое развитие государственной кредитной системы.
Представителями этой системы были государственные чиновники-тамкары, а
также кабатчики (корчмари) и пекари. Их деятельность предоставляла
сельскому, а в значительной степени и городскому населению основной, а
нередко и единственный источник товарообмена. 

Имущественное положение большинства жителей старовавилонской Месопотамии
колебалось в незначительных пределах, было относительно стабильно и
давало им возможность поддерживать свою жизнь и жизнь своей семьи в
рамках принятых в данном обществе норм. Над этой массой стояла небольшая
группа богатых семей, представители которых занимали высшие должности в
государственном или храмовом хозяйстве (и в общинах) либо входили в
число приближенных или родственников царя. Эти семейства владели
многочисленными строениями в городах, десятками гектаров садов, большими
земельными имениями, доход с которых исчислялся десятками тысяч литров
зерна, значительными по тем масштабам стадами овец. Все работы в таких
имениях велись с помощью арендаторов (в полеводстве и
садоводстве)(Арендаторами выступали не обязательно обезземелившиеся
хозяйства — нередко брали в аренду землю дополнительно к своему
основному наделу или собственности хозяева состоятельные, имевшие
средства для дополнительных затрат. Земля либо обрабатывалась силами
своей семьи и рабов, либо, возможно, сдавалась в субаренду.), наемных
работников (в скотоводстве) и рабов, труд которых мог применяться во
всех отраслях большого хозяйства. 

Низший слой общества составляли бедняки — из числа крестьян и горожан,
разорившихся вследствие каких-либо природных или социальных катастроф,
или из пришлых людей, которые ничего не имели и жили только выдачами из
дворца или храма, к покровительству которых они обратились. В
количественном отношении бедняков и богачей в мирное время было немного
по сравнению с основной средней массой населения, но их существование
оказывало огромное влияние на социальную жизнь общества и общественное
развитие. 

Скромное имущественное положение и доходы большинства населения
определяли и скромные потребности. В старовавилонский период в
Месопотамии были известны и находились в употреблении, как в частном,
так и в государственном хозяйстве, нормы, определявшие необходимый для
существования человека уровень потребления. Считалось, что взрослому
мужчине-работнику необходимо для пропитания 1,5 л ячменя в день (или
550л в год), кроме того, в течение года он употреблял 2,5—3 л
растительного масла на умащения и снашивал одно платье, на которое шло
около 1,5 кг шерсти. Для пропитания женщины достаточной считалась
половинная норма ячменя; масла и шерсти ей требовалось примерно столько
же, сколько и мужчине. Мяса большинство населения в пищу не употребляло,
исключая участие в мясных жертвенных трапезах во время храмовых
праздников. 

В сословном отношении общество того времени делилось па полноправных
свободных граждан (авилум), владевших недвижимой собственностью на
правах членства в какой-либо (городской или сельской) общине, на лиц с
ограниченными юридическими и политическими правами {мушкенум), не
имевших недвижимой собственности, но получивших от государства за службу
или работу в условное владение землю, и на рабов (вардум), которые были
собственностью своих хозяев. Высшая дворцовая и храмовая знать
относилась к авилумам. Собственность на землю не носила сословного
характера, и в той мере, в какой земельные участки продавались (главным
образом сады, дома, весьма редко поля), их могли покупать и мушкенумы. 

Законы.

Важнейшим деянием царствования Хаммурапи было составление свода законов.
Но Законы Хаммурапи — не первый в истории Месопотамии памятник
законодательства. О законодательных мероприятиях рассказывают так
называемая «Овальная пластинка» Энметены, правителя Лагата XXIV в. до
н.э., и надписи Уруинимгины (см. лекцию 2). Однако эти источники лишь
излагают содержание законодательства — возможно, устного, — не приводя
его текстуально. 

Первый дошедший до нас текст законов — Законы Шульги (прежнее название —
Законы Ур-Намму; недавно было установлено, что их действительным
«автором» является сын и преемник Ур-Намму, Шульги; см. лекцию 3). Этот
сильно поврежденный текст состоял из «Пролога», за которым следовали
конкретные правовые нормы. Имелся ли «Эпилог», сказать пока невозможно.
В «Прологе» содержатся слова о защите сироты и вдовы, слабого против
сильного, бедного против богатого — уверения, которые мы впервые
встречаем еще в тексте Уруинимгины. Было бы ошибкой видеть в них только
социальную демагогию. Царь в Месопотамии очень долго сохранял многие
черты вождя племени, обязанного заботиться о сирых и убогих. Таким его
воспринимало массовое сознание, так понимал свой долг и он сам. Была
тут, разумеется, и политическая необходимость: общество не может
существовать без- некоего минимума справедливости. 

Из правовых норм, входивших в Законы Шульги, сохранилось (иногда не
полностью) менее трех десятков. Среди них: наказание за прелюбодеяние
(§4), правила развода (§ 6—8), наказания за ложный донос (§ 10—11) и за
лжесвидетельство (§ 26—27), узаконения касательно брака (§ 12—13), о
телесных повреждениях (§ 15—19). Особый интерес представляют нормы,
касающиеся рабов: о возвращении .беглых (§ 14) и о рабыне, которая
«сочла себя равной своей госпоже» (§ 22—23). Важно отметить, что такая
рабыня наказывается не по произволу господина или госпожи, но по закону.
Иначе говоря, рабы в этот период еще рассматриваются как личности, а не
как вещи. Из юридических документов той эпохи видно, что рабы даже могли
оспаривать свое рабское состояние в суде (впрочем, как правило, процесс
они проигрывали). Параграфы 27—29 посвящены защите землевладельца от
противоправных действий других лиц, а также от недобросовестного
арендатора. Основной вид наказания по Законам Шульги — денежная
компенсация, которую виновный уплачивает потерпевшему(Заметим, что и в
этих законах, и во всех последующих законах древней Месопотамии разбивка
их на нумерованные параграфы введена современными исследователями — в
оригинале ее нет.). 

Следующий из сохранившихся законодательных памятников принадлежит царю I
династии Иссипа (см. лекцию 3) Липит-Иштару. Дошедший до нас со
значительными повреждениями текст на шумерском языке (возможно,
существовал аккадский оригинал) состоит из «Пролога», примерно 43
статей, и «Эпилога». В кратком «Прологе» Липит-Иштар сообщает, что он
установил «освобождение» от повинностей и, возможно, от долгов для
«сыновей и дочерей» Ниппура, Ура и Иссина, а также для (всех?) «сыновей
и дочерей» Шумера и Аккада. Из дальнейшего текста видно, что
«освобождение» было лишь частичным и состояло в сокращении сроков
несения повинностей. Сами узаконения касаются отношений собственности (?
— см. § 1—3, сильно повреждены); платы за наем повозки с волом и
погонщиком (§ 4); наказания за кражу со взломом (§ 6: взломавший дверь
подлежит смерти; § 7: проломивший стену подлежит смерти н должен быть
зарыт под проломом); правила найма кораблей (§ 8—9); правила аренды
садов (§ 11—13) и наказания за вторжение в чужой сад (§ 14 — уплата 10
сиклей, т.е. 85 г серебра) и за порубку дерева (§ 15 — уплата 0.5 мины,
т.е. 250 г серебра). § 16 устанавливает ответственность соседей за
возможное проникновение воров через их дом в соседний: тот, кто,
несмотря на предупреждение, не принял должных мер для предотвращения
такого вторжения, обязан возместить все украденное. Ряд узаконении
касается рабов и зависимых людей. Укрывательство чужого раба карается
заменой его рабом укрывателя (§ 17) либо уплатой потерпевшему 15 сиклей
серебра (§ 18). Если рабыня родила своему господину детей и он отпустил
ее вместе с детьми на свободу, они (при наличии законных детей) не
являются его наследниками (§ 30). Но если он, после смерти своей жены,
женился на такой рабыне, их дети становятся наследниками наравне с
детьми от законной жены. Плохо понятный § 19 говорит, вероятно, о
каких-то условиях, при которых раб должен быть освобожден. 

Большие разногласия у исследователей вызывает истолкование термина
миктум в § 20—21. По мнению И.М. Дьяконова, речь идет о некоей категории
зависимых людей, работающих в частном хозяйстве. Если такой человек
пришел по доброй воле, он по своей же воле может и уйти. Если он дан
царем, «его нельзя отобрать». § 23 устанавливает, что тот, кто занял
чужой заброшенный земельный участок и возделывал его в течение трех лет,
уплачивая причитающийся с этого участка «доход», сохраняет участок за
собой. Скорее всего речь здесь идет о служебном наделе, но нельзя
исключить и вероятность того, что речь идет об общинной земле. § 25—38
посвящены семейному праву, а § 39—43 устанавливают размер компенсации за
порчу чужого упряжного вола. Отметим, наконец, § 22, который
устанавливает, что за ложное обвинение обвинитель подвергается тому же
самому наказанию, которое грозило обвиненному. Здесь мы впервые
встречаемся с наказанием по принципу талиона, нашедшему столь широкое
применение в Законах Хаммурапи (см. далее). 

Наконец, непосредственным предшественником Законов Хаммурапи являются
законы, происходящие из царства Эшнунны в долине р. Диялы (ок. 1800 г.
до н.э.). Они дошли до нас в виде двух (поврежденных) списков на
аккадском языке, имеющих незначительные различия. Текст состоит из
«Пролога» (почти не сохранился) и 60 статей. Имелся ли «Эпилог»,
неизвестно. Законы Эшнунны открываются своего рода «тарифом», или,
вернее, указателем эквивалентных соотношений между основными товарами и
серебром (§ 1), а также зерном (§ 2). Тарифы соответствуют средним для
этой эпохи ценам и, по-видимому, находили применение прежде всего при
расчетах внутри государственного хозяйства. § 3—4 устанавливают тарифы
за наем повозки и корабля. § 5—11 содержат тарифы заработной платы
наемникам, а также наказания за различные правонарушения, связанные с
наймом имущества или людей. Кража имущества, принадлежащего мушкенуму, с
его поля или из его дома влечет за собой уплату компенсации в 10 сиклей
серебра. Такая же кража, совершенная в ночное время, карается смертью (§
12— 13). Согласно § 15, раб или рабыня не могут ничего продавать, а
согласно § 16, несовершеннолетний «сын человека» или раб не могут ничего
брать в долг (ср. далее, пояснения к § 7 Законов Хаммурапи). Семейное
право изложено в § 17—18, а также в § 25—35. В общем они совпадают с
соответствующими положениями Законов Хаммурапи (см. ниже). Отметим лишь
§ 33—35, предусматривающие попытку рабыни частного лица или дворцовой
рабыни передать своего ребенка на воспитание свободному человеку
(очевидно, с целью таким образом сделать его свободным). Закон
устанавливает, что такой ребенок должен быть возвращен в рабство, а за
кражу чужого раба или рабыни виновный обязан отдать двух рабов (§ 49).
Положения, касающиеся долгового права (§ 19—24), также совпадают с
Законами Хаммурапи, где, однако, они разработаны более подробно. Отметим
лишь § 20, который запрещает при даче в долг зерна требовать уплаты
долга серебром, а также § 24, который предоставляет мушкенуму особую
защиту против недобросовестного кредитора. Законодатель пытается также
препятствовать разорению общинников. Так устанавливается
преимущественное право брата на покупку собственности другого брата,
если этот последний ее продает (§ 38). Такое же право устанавливается и
для прежнего собственника проданного «дома» в случае, если новый
собственник вновь его продает (§ 39; закон специально отмечает, что дом
продан по причине «слабости», т.е. разорения). За телесные повреждения
различного рода устанавливается денежная компенсация (§ 42— 48 и 54—57).
Законы Эшнунны упоминают лишь один случай причинения смерти (рухнувшей
по недосмотру хозяина стеной— § 58). Решение по этому делу должен
принять царь—в соответствии с общим правилом о делах, касающихся «жизни»
(§ 48). Отметим, наконец, что, согласно Законам Эшнунны, человек,
разводящийся с женой, родившей ему детей, теряет все свое имущество в
пользу этой разведенной жены (надо полагать, в том случае, если жена
ничем не провинилась — § 59). 

В упомянутых текстах следует видеть последовательные стадии развития
единой традиции месопотамского клинописного права, что, однако, не
исключает сохранения местных (большей частью несущественных) различий.
Постепенно вырабатываются методы систематизации правовых норм,
проявляется стремление к максимальной полноте, охвату всех возможных
случаев. Конечно, они не являются «кодексами» в современном смысле Этого
слова. Перед нами дотеоретическая стадия развития права, когда не
сформулированы: еще его основные принципы и важнейшие понятия, и в
частности такой важнейший принцип права, как nullum crimen sine lege,
т.е. «нет преступления без указания об этом в законе». Поэтому
месопотамские юристы и не стремились к исчерпывающей полноте своих
компиляций (точнее говоря, они и не представляли себе ее необходимость).
С другой стороны, их убежденность в том, что справедливость вечна и
неизменна, что она есть установленный навечно порядок вещей и не зависит
от злобы для, побуждает их включать в законы даже тарифы цен и
заработной платы, хотя из деловых документов известно, что и те и другие
испытывали значительные колебания под воздействием реальной
экономической коньюнктуры. Древнейшие в истории человечества правовые
памятники сохранили для нас первые и, подчеркнем, самые трудные шаги
юриспруденции. В этом — их непреходящая ценность. Кульминацией же в
развитии клинописного правила явились Законы Хаммурапи. 

Законы Хаммурапи (принятое сокращение — ЗХ) — крупнейший и важнейший
памятник права древней Месопотамии. Хотя никаких теоретических сочинений
по праву из Месопотамии до нас не дошло (их, видимо, и не было), ЗХ
представляют собой плод огромной работы по сбору, обобщению и
систематизации правовых норм. Эта работа основывалась на принципах,
существенно отличных от применяемых ныне, но проводившихся в общем
довольно строго и последовательно. Нормы группируются по предмету
регулирования, а переход от одной нормы к другой осуществляется по
принципу ассоциации. Таким образом, один и тот же предмет
рассматривается в смежных нормах в различных правовых аспектах. Случаи,
которые считались очевидными и не вызывавшими сомнений, в ЗХ вообще не
упоминаются, например наказание за умышленное убийство, кражу или за
чародейство. Такие дела решались по обычаю. Вместе с тем вавилонские
юристы еще испытывали затруднения при формулировке важнейших общих
принципов и понятий права, хотя определенное представление о них имели.
Поэтому они выражали их казуистически: принцип «по одному делу решение
два раза не выносится» выражен, видимо, в § 5, который карает судью за
«изменение решения» после того, как решение уже принято и выдан
соответствующий документа представление о недееспособности малолетних и
несвободных выражено, видимо, в § 7, карающем за принятие какого-либо
имущества из рук «малолетнего сына человека или раба человека (...) без
свидетелей и договора» (а при свидетелях, которым известны участники
сделки, она не могла бы иметь места). 

ЗХ начинаются с «Пролога», в котором Вавилон объявляется «вечным
обиталищем царственности» в отличие от принятого ранее принципа,
согласно которому «царственность» могла перемещаться из одного города в
другой; перечисляются заслуги Хаммурапи перед каждым важнейшим городом
Месопотамии и их божествами-покровителями, и провозглашается цель
создания Законов: «Дабы сильный не притеснял слабого, дабы сироте и
вдове оказываема была справедливость...» Далее следуют собственно Законы
(разбивка текста на 282 отдельных параграфа — результат работы
ассириологов, издававших этот текст, в оригинале ее нет). В тексте
Законов можно выделить следу тощие разделы : 1) основные принципы
правосудия (§ 1—5); 2) охрана собственности царя, храмов, общинников и
царских людей (§ 6— 25); 3) нормы, касающиеся служебного имущества (§
26—41); 4) операциил недвижимостью и связанные с нею деликты (§ 42—88);
5); торговые и коммерческие операции (§ 89—126); 6) семейное право (§
127—195); (7) телесные повреждения (§ 196--214); 8) операции с движимым
имуществом и личный наем (§ 215—282). Далее следует «Эпилог», содержащий
проклятия тем, кто отступит от установлении, содержащихся в ЗХ. «Пролог»
и «Эпилог» написаны торжественным и архаичным языком и во многих
отношениях напоминают литературные произведения, сами же узаконения
изложены сухим и ясным, деловым языком. 

Вавилонское право, как и любое древнее право, не делилось на уголовное,
гражданское, процессуальное, государственное и т.п. Текст ЗХ носит
«синтетический» характер, устанавливая одновременно и правила, и
ответственность за их нарушение. Общество, каким оно обрисовано в ЗХ,
состоит, как уже упоминалось, из свободных общинников (авилум), царских
людей (мушкенум) и рабов (вардум). Положение царских людей на практике
могло быть весьма различным: их высшие слои получали от царя очень
большие наделы и были одновременно и общинниками, а низшие имели
крохотные служебные наделы или даже только натуральные пайки и мало чем
отличались от рабов. Иначе говоря, между свободой и рабством внутри
категории царских людей существовали многочисленные промежуточные
ступени. Жизнь, честь и личную неприкосновенность мушкенума ЗХ оценивают
«дешевле», чем авилума (§ 196 и сл.), но зато имущество мушкенумов
охраняется более строго: ведь оно фактически есть составная часть
царского имущества (§ 8)(По этой именно причине имущество мушкенов особо
защищается и царскими законами Эшнунны (§ 24), в то время как защита
имущества свободного гражданина предоставляется обычному пpaву.). В этот
период некоторые остатки правоспособности еще сохраняют и рабы: раб
дворца или мушкенума мог вступить в брак со свободной женщиной, а дети
от такого брака считались свободными (§ 175—176). Своих детей от рабыни
ее господин мог признать своими законными детьми (со всеми вытекающими
отсюда для них правами), по если даже он их таковыми и не признал, после
смерти господина они и их мать получали свободу (§170—171). Раб,
купленный в чужой стране, в Вавилонии должен был быть отпущен на свободу
без выкупа, если выяснялось, что он вавилонянин. За оскорбление
действием, нанесенное свободному, и за оспаривание своего рабского
состояния раб подлежал не внесудебной расправе, а наказанию по суду
(отрезанию уха — § 205 и 282). Наконец, долговое рабство было ограничено
сроком в три года (долговым рабом мог стать сам должник, или его раб,
или член семьи), и даже продажа свободнорожденного человека в рабство
была ограничена тем же сроком (§ 117). В связи с долгами существовал и
другой вид временной утраты свободы—заложничество (§ 114—116). Заложника
кредитор, видимо, брал насильно и держал его в своего рода частной
долговой тюрьме, чтобы принудить должника к уплате. 

Кредиторами чаще всего выступали торговые агенты (тамкары), которые были
государственными чиновниками, но одновременно вели разного рода
коммерческие дела также и на свои собственные средства. В каждом крупном
городе существовало объединение таких купцов (карум—«пристань»),
осуществлявшее административный надзор за тамкарами и ведавшее их
взаимными расчетами и расчетами с государством. Тамкары вели
международную торговлю как лично, так и через помощников-щамаллу, т.е.
странствующих торговцев, не располагавших собственными средствами.
Другим важным видом деятельности торговых агентов было, как уже
отмечено, ростовщичество(А также, хотя об этом не упомянуто в ЗХ, сбор
налогов.). Займы натурой предоставлялись под условием роста в одну
треть, а займы серебром — в одну пятую основной суммы, как правило, на
короткий срок — до урожая. Из деловых документов видно, что существовали
и другие виды роста (вплоть до сложных процентов). ЗХ пытаются до
известной степени оградить должников от злоупотреблений со стороны
кредиторов: разрешается в некоторых случаях отсрочка уплаты долга (§
48); допускается замена серебра другими материальными ценностями (§ 51 и
96); запрещается забирать в покрытие долга урожай поля или сада (§ 49 и
66); устанавливается наказание за обмер и обвес при выдаче и возвращении
ссуды (§ 94). 

Сельское хозяйство было основой всей жизни в Месопотамии, неудивительно
поэтому, что ЗХ уделяют ему очень большое внимание. Основным типом
хозяйства было мелкое, крупные землевладельцы обрабатывали свои земли
либо посредством предоставленных в их распоряжение низших категорий
царских людей, либо сдавая их мелкими участками в аренду из доли урожая
(1/3 или 1/2 урожая — § 46) или за твердую плату вперед (§ 45). На
арендаторе лежала обязанность вести хозяйство добросовестно, обеспечивая
надлежащий доход (§ 42—44). Срок аренды мог быть продлен, если арендатор
из-за стихийных бедствий потерпел убыток (§ 47). Земледелец обязан
содержать в исправности оросительные сооружения и несет ответственность
за убыток, который причиняет соседям его нерадивость (§ 53—56). Крупный
и мелкий скот передавался для пастьбы специальным пастухам (наемным или
царским людям), которые несли ответственность за потраву (§ 57—58), а
также за любой ущерб в стаде, происшедший по вине пастуха (§ 263—267).
Работа по найму была, видимо, распространена довольно широко, наемниками
могли быть и свободные люди, и рабы. ЗХ подробно регулируют тарифы
заработной платы для очень многих видов труда, от самого
квалифицированного (врач, ветеринар, строитель, корабельщик) до труда
ремесленника (кирпичник, кузнец, плотник, сапожник, ткач и т.п.), а
также и неквалифицированных видов труда (§ 215—224, 253—274). Работников
нанимали, как правило, на короткий срок — на время сева или особенно
жатвы — либо поденно на время, необходимое для выполнения конкретной
работы. Поэтому и тарифы наемной платы в основном поденные. Наемник
несет материальную и «уголовную» ответственность за причинение хозяину
убытков. Плата наемному работнику была рассчитана на возможность
прокорма им семьи в течение периода найма. 

Большое внимание ЗХ Уделяют семье—основной ячейке вавилонского общества
(§ 127 и сл.). Брак считается законным лишь при соблюдении определенных
юридических формальностей (§ 128): требовалось заключить при свидетелях
брачный контракт, который обычно был устным, но при наличии особых
обстоятельств (см. далее) мог быть и письменным. Семья была моногамной,
и супружеская неверность со стороны жены каралась смертью (§ 129). ЗХ
устанавливают подробные правила для разбора обвинений такого рода (§
130—136). Однако муж мог сожительствовать с рабынями и прижитых с ними
детей признать своими законными детьми (§ 170). При определенных
обстоятельствах (болезнь жены—§ 148; женитьба на жрице, которой не
полагалось иметь детей, — § 145; дурное поведение жены — § 141) муж мог
взять вторую жену. В случае женитьбы на богатой жрице или вообще на
богатой женщине, а также для урегулирования вопроса о детях (и о
возможной второй жене) составлялся письменный брачный договор. Целью
брака было рождение детей, которые унаследуют семейное имущество и будут
поддерживать культ предков, без чего эти последние обречены на муки
голода в загробном мире. Поэтому ЗХ подробно рассматривают вопрос об
имущественных отношениях между супругами: о приданом и брачном выкупе (§
159—164); о раздельной ответственности по долгам, возникшим до брака (§
151—152); об имущество жены (§ 150). Вавилонский брак не был, вопреки
тому, что об этом часто пишут, «браком-куплей»: размер приданого был
больше, чем размер выкупа (§ 163—164). Если же брак и сохранял
формальное сходство с покупкой, то объясняется это тем, что древнее
право просто не знает иного способа передачи патриархальной власти над
человеком, чем купля-продажа (даже и в римском праве освобождение сына
из-под отцовской власти оформлялось как фиктивная продажа). 

Столь же детально ЗХ освещают вопросы наследования (§ 165 и сл.).
Лишение наследства допускалось только в случае Двукратной тяжкой
провинности со стороны сына (§ 167—168). В случае бездетного брака выход
искали в усыновлении чужих детей (по соглашению с их кровными
родителями) или найденышей (§ 185 и сл.)(Если настоящие родители
предъявляли претензии на ребенка, тот мог им быть возвращен, кроме
случаев, когда он был усыновлен евнухом (которых было много при дворе и
в некоторых храмах) или зикрум.). Наконец, подробно рассматривается в ЗХ
вопрос об имуществе жриц. В Вавилонии было принято посвящение девочек в
храмы для службы богам, и эти девочки становились затем жрицами разных
рангов, в том числе и весьма высоких(Бесприданницы, не выданные замуж,
девушки-сироты и др. становились гетерами (харимтум). Считалось, что
они, как и жрицы, находятся под покровительством богини Иштар.). Они
получали определенную долю в родительском имуществе (§ 178 и сл.), а
после их смерти наследниками становились, как правило, их братья. 

Как уже отмечалось, вавилонское право не знало деления на гражданское и
уголовное. ЗХ уделяют много внимания наказаниям за различные проступки и
преступления — от нарушения обязанностей, связанных со службой, до
посягательств на имущество и преступлений против личности. Для ЗХ
характерно очень широкое применение смертной казни за самые различные
виды преступлений — от присвоения чужого имущества до прелюбодеяния. За
некоторые особо тяжкие, с точки зрения законодателя, преступления ЗХ
назначают квалифицированные виды смертной казни: сожжение за инцест с
матерью (§ 158), сажание на кол жены за соучастие в убийстве мужа (§
153). В остальных случаях ЗХ устанавливают либо наказание по принципу
талиона («зеркального», т.е. наказания равным за равное, или
«символического», когда, например, отсекают «согрешившую» руку), либо
денежную компенсацию. 

Принцип талиона известен из более ранних месопотамских законодательных
источников, но только в ЗХ он проводится столь широко и последовательно.
Широко распространено ошибочное представление о талионе как о «пережитке
кровной мести». В действительности же кровная месть исходит из принципа
коллективной вины и коллективной ответственности, унаследованного от
первобытнообщинного строя. В связи с развитием представлений о личности
возникает и представление об индивидуальной вине и индивидуальной
ответственности. Кроме того, возникшее гражданское общество
заинтересовано в том, чтобы распри не длились бесконечно, что
практически неизбежно при кровной мести. Поэтому вводится принцип
обязательной денежной компенсации, а затем и принцип талиона,
представлявшийся наиболее справедливым для правосознания той эпохи.
Иначе говоря, развитие ответственности идет по пути индивидуализации,
наказание же приобретает все более публичный характер. 

Судебный процесс в Вавилонии был устным и состязательным. Это означает,
что дела возбуждались лишь по жалобе заинтересованной стороны, а в ходе
процесса каждая из сторон должна была доказывать свои утверждения.
Протоколы процессов не велись, хотя некоторые наиболее важные моменты
могли фиксироваться письменно. Решения и приговоры тоже, как правило,
были устными. Основными доказательствами были Зикрум была женщина,
видимо исполнявшая роль мужчины в определенных культах, которая не могла
иметь своих детей. 

Свидетельские показания (см., например, § 9—11) и документы. В некоторых
случаях при отсутствии иных способов установления истины прибегали к
«божьему суду». «Божий суд» мог иметь две формы: 1) волная ордалия и 2)
клятва во имя богов. Водная ордалия осуществлялась путем погружения
подозреваемого в воду реки, и если он тонул, считалось, что Река (т.е.
бог реки) покарала виновного. Если ему удавалось выйти из воды
благополучно, он считался оправданным(В средневековой Европе, наоборот,
всплывший считался виновным.) (§2). Клятва богам, по тогдашним
представлениям, неминуемо навлекала па ложно поклявшегося кару богов.
Поэтому принесение такой клятвы считалось достаточным основанием для
оправдания, а отказ принести клятву — доказательством справедливости
обвинения. Ложное обвинение, как и лжесвидетельство, каралось по
принципу талиона, т.е. тем же самым наказанием, которое понес бы
обвиненный, будь его вина доказана. 

ЗХ считались образцом законодательства на протяжении всей дальнейшей
истории «клинописной» культуры Месопотамии. Их продолжали переписывать и
изучать вплоть до эллинистического и даже парфянского периода истории
Вавилонии. До нас дошло около 40 списков текста ЗХ, что намного
превышает количество списков подавляющего большинства древних текстов. 

В заключение необходимо отметить, что мнения специалистов о
месопотамских законах значительно расходятся. Некоторые считают, что
перед нами не законы в собственном смысле слова, а самовосхваления
царей, долженствующие показать их мудрость и справедливость, либо некие
теоретические упражнения месопотамских ученых, не имевшие практического
значения. Эта весьма распространенная точка зрения исходит из
предположения, что настоящие законы в Месопотамии вообще не
публиковались, а законы мнимые, не имевшие практического применения,
служащие лишь восхвалению справедливости царя, не только записывались,
но и выставлялись для всеобщего обозрения и затем копировались писцами в
течение столетий. Нам эта точка зрения кажется совершенно неприемлемой.
Но и среди тех исследователей, кто считает ЗХ настоящими законами,
существуют разногласия по вопросу о том, какую часть населения
охватывают их установления (всех жителей страны либо только царских
людей). В советской науке утвердилась точка зрения, согласно которой эти
тексты являются настоящими законами, хотя и весьма архаичными, и
распространяются на все население царства; однако они не дублируют
обычного права там, где оно, с точки зрения законодателя, достаточно
обеспечивало интересы правосудия и не нуждалось в замене новыми нормами;
кроме того, несомненно, что эти законы, естественно, уделяют особое
внимание интересам царского хозяйства и царских людей, особенно там, где
царские интересы могли сталкиваться с интересами частных лиц. 

Раздел составлен Якобсоном В.А. 

Конец старовавилонского периода.

Реформаторская и законодательная деятельность Хаммурапи, грандиозная по
своим масштабам и целенаправленности, произвела большое впечатление на
современников и надолго осталась в памяти потомков. Однако все эти меры,
часто новаторские по форме и способу проведения, по сути своей были
направлены не на обновление общества, а на поддержание традиционных
общественных институтов, таких, как натуральное хозяйство, общинная
собствевность на землю и т.п. Следовательно, объективно Хаммурапи
стремился оказать противодействие тому новому, что, по представлениям
того времени, разрушало государство и подрывало его социальные и
экономические устои. Ставя препоны частной деятельности, приводящей к
обогащению одних лиц и разорению других, реформы Хаммурапи, по существу,
были направлены против расширения товарного производства и обращения. 

Однако в тех условиях подобное расширение, хотя оно и приводило к
расцвету ростовщичества, злоупотреблениям политической властью, подрыву
общинной собственности на землю, было единственной возможной формой
развития экономики, и все попытки остановить это развитие не могли иметь
долговременного успеха. 

Хаммурапи был, несомненно, одним из самых выдающихся деятелей в истории
Месопотамии, и его личные качества сыграли немалую роль в возвышении
Вавилона и сохранении им долгое время своей власти над значительной
частью Месопотамии. Однако те же силы, которые подточили государство
династии Ура и привели его к упадку, продолжали действовать в
Месопотамии и после образования Вавилонского государства. После смерти
Хаммурапи основанное им государство просуществовало при его потомках еще
более 200 лет, постепенно ослабевая под ударами внутренних и внешних
врагов. Место амореев заняли пастушеские племена каситов, которые
вторглись в Месопотамию с Востока — с центральной части горных хребтов
Загроса. Удары касситов, трудности охраны протяженных границ,
экономические затруднения, вызванные неспособностью государства
преградить путь ростовщичеству и остановить обезземеливание общинников,
— все это ослабляло Вавилон и усиливало сепаратистские стремления
подчиненных ему областей. 

Первым от Вавилона отпал город Терка на р. Хабур, где кочевали племена
ханеев; здесь осела и большая группа касситов. Затем восстали города на
юге страны, поддержанные племенами идамарац и ямутбала. Восстание было
подавлено сыном Хаммурапи, Самсуилуной (1739 г. до н.э.), многие города
на юге страны — Ларса и древнейшие центры шумерской цивилизации,
хранители тысячелетних традиций клинописной культуры, Урук и Ур — были
полностью разрушены и надолго опустели. Однако Вавилону не удалось
окончательно вернуть себе юг. 

Образовавшееся у берегов Персидского залива государство Приморской
династии просуществовало более 200 лет. 

К середине XVII в. у Вавилонского государства, которое оставалось
крупнейшим на территории Месопотамии, появились еще более сильные
соперники, и размеры его сильно уменьшились. На юге Лагаш и Ур с
примыкавшими к ним территориями прочно вошли в состав Приморского
царства, на севере границы Вавилона пролегли южнее среднего Евфрата и
Ашшура на среднем Тигре, из областей за Тигром за ним сохранялись
территории, где кочевали племена идамарац и ямутбала. В Верхней
Месопотамии прочно держалось Ханойское царство с центром в Терке, где
аккадско-аморейскую династию сменила касситская. К власти здесь пришел
царь с касситским именем Каштилиаш, который правил до конца Вавилонской
династии. Отсюда касситы небольшими группами постепенно проникали на юг
Месопотамии, многие из них нанимались на сезонные работы в городах и
селах, поступали на службу в войско. После вторжения с п-ова Малая Азия
хеттов во главе с Мурсили I, который, видимо, низложил Самсудитану,
последнего царя Вавилонской династии, касситы в 1595 г. до н.э.
захватили царскую власть в Вавилонии. Их правление продолжалось более
400 лет. 

Якобсон В.А. Месопотамия в XVI-XI вв. до н.э

Средневавилонский период в нижней Месопотамии. Касситское царство и
Элам.

Как мы видели, старовавилонский период истории Месопотамии завершился
вскоре после 1600 г. до н.э. касситским завоеванием. Коренным местом
обитания касситских племен были горные местности Западного Ирана — в
верховьях р. Диялы и ее притоков у северо-западных пределов Элама. Были
ли они здесь автохтонами или пришельцами, неизвестно. Ничего нельзя
сказать также и о возможных родственных связях касситов с другими
народами древности; ясно только, что они не были индоевропейцами. По
долине р. Диялы касситы совершали набеги на Месопотамию в конце периода
I Вавилонской династии. Одна из групп касситских племен еще в XVIII в.
до н.э. продвинулась даже в Северную Месопотамию и обосновалась здесь в
Ханейском царстве (на среднем Евфрате у устья р. Хабур). По-видимому,
вожди касситских племен сначала служили местным правителям, но затем
сами захватили власть и сделались царями. В этом качестве они и вошли в
позднейшие списки касситских царей Вавилонии, хотя до воцарения в
Вавилоне им было еще далеко. Лишь после разгрома его хеттами в 1595 г.
до н.э. Вавилон достался касситам. 

От XVI—XV вв. из Месопотамии до нас дошло очень мало документов. Первым
известным нам касситским царем Вавилона был Агум II (XVI в. до н.э.,
второй по счету династии, которая первоначально правила в Хане). Он
правил уже обширной территорией, куда входила Южная Месопотамия, кроме
Приморья, а также горные области за Тигром, хотя «царем Шумера и Аккада»
он себя не титуловал. 

Около этого же времени народ хурритов создал на территории Верхней
Месопотамии новое царство — Митанни, о котором речь шла ранее (лекция
8). 

От первой четверти I тысячелетия до н.э. до нас дошел любопытный
документ — перечень войн и мирных договоров между Ассирией и Вавилонией
(так называемая «Синхроническая история»). Из этого документа видно, что
преемник Агума II, Бурна-Бурариаш I, около 1510 г. заключил на среднем
течении р. Тигр мирный договор с правителем Ашшура. Следовательно,
касситская Вавилония имела с этим городом-государством общую границу.
Еще через два поколения, около 1450 г., Улам-Бурариаш, брат касситского
царя Каштилиаша II, покорил Приморье и убил его последнего правителя.
После смерти брата он, видимо, стал царем Вавилонии и, таким образом,
вновь объединил всю Нижнюю Месопотамию в единое государство. Теперь
касситские цари уже именуют себя «царь Вавилона, царь Шумера и Аккада,
царь касситов и царь Кар-Дуниаша» (Кар-Дуниаш — касситское название
Нижней Месопотамии, употреблявшееся затем в течение нескольких веков).
Они завязывают дружественные отношения с Египтом, впрочем, держатся
несколько заискивающе. Отношения с Ашшуром складываются весьма сложно:
правители Ашшура были то данниками касситов, то врагами, то союзниками и
даже родичами. 

Касситский царь Куригальзу Старший (начало XIV в. до н.э.) создал
царскую резиденцию, отдельную от Вавилона, построив себе г.
Дур-Куригальзу («Крепость Куригальзу»), Вавилон при этом получил
освобождение от общегосударственных налогов и стал привилегированным
самоуправляющимся городом. Еще раньше, видимо при I Вавилонской
династии, подобную привилегию получил Сиппар, около 1250 г. — Ниппур, а
позднее и другие важнейшие города(Недавно в Армянской ССР, на городище
Мецамор, в коллективном погребении XI (?) в. до н.э., были найдены
касситские вещи: художественно исполненная, как будто новая, вероятно
эталонная, весовая гирька с надписью от имени Улам-Бурариаша еще без
царского титула к цилиндрическая печать с надписью по-египетски (!):
«Куригальзу, царь Сепаара». Сенаар — одно из древних названий Вавилонии,
видимо, западносемитского происхождения, употребляемое, между прочим, в
Библии. Эти находки ставят перед историком интересные и пока не
разрешенные проблемы.— Примеч. ред.). 

С середины XIV в. до н.э. в Вавилонии, видимо, происходит оживление
экономики, на что указывает увеличение числа деловых и хозяйственных
документов. Археологически засвидетельствовано проведение новых каналов,
запустение старых и возникновение новых населенных пунктов. Но затем
ашшурский правитель Ашшур-убаллит I вмешивается в династические распри в
Вавилонии и дважды сажает па вавилонский престол своих ставленников.
Попытка Вавилонии в дальнейшем вести войны против Ассирии, сначала
успешные, позже кончилась неудачей, и касситские цари вынуждены были
согласиться на контроль ассирийского царя Ашшур-нерари I над
вавилонскомитаннийской торговлей. Зато с Ассирией был установлен мир,
обещавший быть прочным, и вавилонский царь Куригальзу Младший (1333—1312
гг. до н.э.) сумел одержать победу в войне с Эламом, захватив Сузы и
другие города. 

Однако это был лишь временный успех, и вскоре в Эламе вновь создается
независимое и могущественное государство. Вообще политическое положение
стало дальше складываться не в пользу Вавилонии. На севере теперь уже
существовало мощное Ассирийское царство, все время расширявшее свою
территорию и грозившее отрезать Вавилонию от торговых путей. С востока,
как уже отмечалось, угрожал Элам. Наконец, с запада, где касситам
удалось было избавиться от скотоводческих. племен амореев, стали
надвигаться из степей новые кочевью племена — ахламеи, или а'ламеи,
которые обычно обозначаются в науке как арамеи(Имя Арама в качестве
племенного предка встречается уже в аморейских родословиях; в Библии
арамми означает «кочевник», а термин «Арам» придается как эпитет
областям, где правили династии из кочевников; в средние века население,
которое в науке сейчас обозначается как арамейское, называло себя
«сирийцами» или «халдеями», а термин «арамеи» применяли обычно к
языческим, кочевым племенам. Потомки древних «арамеев» (в условном
научном значении термина) сейчас называют себя «ассирийцами». Древние же
ассирийцы были, конечно, не «арамеями», а аккадцами.— Примеч. ред.). Эта
последняя угроза оказалась особенно серьезной. Поэтому предпринимаются
попытки установить между тремя «традиционными» великими державами —
Египтом, Хеттским царством в Малой Азии и Вавилонией — союз,
направленный прежде всего против Ассирии и кочевников. Союз этот,
однако, не удался. В середине XIII в. до н.э. эламский царь
Шильхак-Иншушинак совершил опустошительный набег на Вавилонию, а почти
сразу же вслед за ним явился ассирийский царь Тукульти-Нинурта I.
Ассирийцы наголову разбили касситско-вавилонское войско, а царя
Каштилиаша захватили в плен и в цепях увели в Ашшур. Затем пал Вавилон,
его храмы и дворцы были разграблены, а статую бога Мардука увезли в
Ассирию, где он, впрочем, пользовался большим почетом. 

Семь лет спустя вавилоняне вновь обрели независимость, а новый
касситский царь, Адад-шум-уцур (около 1187 г. до н.э.), сумел, в свою
очередь, вмешаться в дела Ассирии и посадить там на престол своего
ставленника. В середине XII в., напротив, Вавилония подверглась новому
нашествию сначала ассирийцев, а затем эламитов. Особенно тяжким было
второе. Около 1158 г. эламский царь Шутрук-Наххунте вторгся в долину р.
Диялы. Затем он переправился через Тигр и захватил ряд городов, разрезав
Нижнюю Месопотамию пополам. Касситский царь был низложен, а Вавилония
отдана под власть эламского наместника. Города Месопотамии подверглись
ужасающему разгрому и грабежу(Дошедшая до нас стела с Законами
Хаммурапи, а также стела царя Маништушу были увезены эламитами в Сузы,
где впоследствии и были найдены археологами.), а сверх того еще и
обложены данью. Вавилоняне пытались оказать сопротивление, которое было
беспощадно подавлено. При царе Шильхак-Иншушинаке (ок. 1150— 1120 гг. до
н.э.) Эламская держава настолько усилилась, что этот царь вел войны
глубоко внутри Иранского нагорья, а также совершил поход через Аррапхэ
до пределов Ассирии. Лишь позднее, воспользовавшись внутренними смутами
в Эламе, новый предводитель вавилонян провозгласил себя царем, но
столицей своей сделал Иссин (II династия Иссина). При этой династии,
наиболее выдающимся представителем которой был Навуходоносор I
(1126—1105 гг. до н.э.), начался новый, хотя и кратковременный подъем
Вавилонии. Ей даже удалось подчинить Ассирию и, в свою очередь,
разгромить Элам, надолго выведя его из политической игры. Но всем этим
успехам положили конец сначала поражение от ассирийцев, а затем
массовое, вторжение южноарамсйских кочевых племен (халдеев). На этом и
закапчивается первый этап древности в Южной Месопотамии. 

Средневавилонское общество.

Наиболее типичным документом, дошедшим до пас от касситского и
послекасситского периодов, является кудурру—акт о пожаловании тому или
иному лицу более или менее значительного участка земли из царского
фонда, иногда вместе с освобождением от тех или иных поборов и
повинностей. Такое пожалование, строго говоря, не было дарением, а лишь
выдачей земли во временное пользование. Передача ее в дальнейшем по
наследству подлежала утверждению царем. Однако постепенно эта земля
стала рассматриваться как частная собственность, тем более что сами
цари, которым надоели бесконечные споры о наследственных правах, стали
передавать землю «на вечные времена». Таким образом, наряду с общинными
землями появились земли, находящиеся в частной собственности, но вне
юрисдикции общинных властей. Впрочем, ведение самостоятельного мелкого
хозяйства было ещё невозможно, и новые собственники стремились
объединяться в новые общинные структуры—«дома», или «братства».
Значительные земли, а также целые селения (вернее, причитающиеся с них
поборы и повинности) отдавались также храмам. Все эти новые явления
связаны с распадом: государственного хозяйства с его громоздким и
дорогим административным аппаратом. На смену ему пришло взимание налогов
и повинностей со всего (или с большей части) населениям. Разница же
между общинниками и держателями царских земель постепенно стерлась — и
те и другие фактически превратились в частных хозяев, в одинаковой
степени облагаемых налогами и повинностями. Этот процесс ускорялся еще и
тем, что из-за засоления старых орошаемых земель их приходилось покидать
и осваивать новые, которые царь считал своими и где новые каналы
прокладывались за счет царских налогов и повинностей. С другой стороны,
города, как уже отмечалось, получали привилегии, превращаясь в
автономные единицы. Теперь возникает новое деление общества: с одной
стороны, привилегированные, освобожденные от общегосударственных налогов
и повинностей граждане городских общин, а также крупные землевладельцы,
получившие такое же освобождение, с другой же — неполноправное,
обложенное налогами и повинностями, жившее в большинстве случаев на
царской земле сельское население Формирование этой новой структуры
общества еще только началось, а полное свое завершение оно получило в I
тысячелетии до н.э. 

Царское хозяйство в средневавилонский период по перечисленным причинам
практически сходит на нет. До нас дошло довольно значительное количество
документов из храмовых хозяйств (к сожалению, они еще плохо изучены). Из
этих документов видно, что и храмы собственного хозяйства практически не
вели. Храмовые архивы состоят из приходных и расходных ведомостей. В
первых записываются доходы от приписанного к храмам подневольного «люда»
(амелуту). Поступления эти называются «уроком», но храмовые работники
все же вели свое самостоятельное хозяйство, хотя, по всей видимости, не
были его собственниками. С социально-экономической точки зрения такие
работники храмов должны рассматриваться как разновидность рабов-илотов.
В расходных ведомостях фиксировались натуральные выплаты жрецам и
ремесленникам храма. 

К концу рассматриваемого периода начинают вновь возрождаться
товарно-денежные отношения, причем весьма интересно, что всеобщим
мерилом цен теперь служит не серебро, а золото. Причины этого изменения
пока неясны, да и на практике золотом почти никогда не платили.
Расплачивались зерном или другими товарами, иногда серебром или медью,
лишь указывая их стоимость в золоте. 

Вновь и теперь, видимо, уже беспрепятственно развивается ростовщичество
с его неизбежным последствием — долговой кабалой. Но теперь это не
временное рабство, а постоянное, даже для свободнорожденных граждан. 

Таким образом, положение беднейших слоев населения резко ухудшилось.
Неудивительно поэтому, что не только рабы или храмовые плоты, но даже
полноправные общинники бежали из своих мест, превращаясь в изгоев —
хапиру. Эти разноплеменные группы, объединенные общим несчастьем,
бродили в предгорьях Загроса и в степи, промышляя мелким скотоводством,
случайной работой по найму, а то и разбоем. Хапиру довольно скоро стали
известны по всей Передней Азии: это был весьма взрывчатый социальный
материал, внушавший немалое беспокойство мелким царькам Сирии и Финикии,
но не слишком опасный для Касситского царства. 

Еще одной важной общественной группой в Вавилонии были воины. Основу
касситского войска составляли колесничные части — новый, впервые
появившийся род войск. Касситы существенно улучшили конструкцию
переднеазиатской боевой колесницы. При изготовлении этих колесниц
использовалась кооперация ремесленников нескольких профессий и самой
высокой квалификации: столяров, медников, кожевников, оружейников.
Усовершенствованию подвергалось и другое вооружение: появились
чешуйчатые панцири для пехоты, а также броня для лошадей, мощные луки и
т.п. Однако неправильно видеть в касситских колесничных некую
«феодальную» аристократию. Действительно составляя привилегированную
часть войска, они тем не менее находились на полном содержании у царя,
получая от него коней, колесницы и вооружение. 

Город-государство Ашшур и возникновение Ассирийского царства.

Города, впоследствии составившие ядро ассирийского государства (Ниневия,
Ашшур, Арбела и др.), до XV в. до н.э., по-видимому, не представляли
собой единого политического или даже этнического целого. Более того, в
XV в. не существовало даже и самого понятия «Ассирия». Поэтому
встречающееся иногда применительно к державе Шамши-Адада I (1813— 1783
гг. до н.э.) обозначение «староассирийская» ошибочно: Шамши-Адад I
никогда и не считал себя царем Ашшура, хотя позднейшие ассирийские
царские списки (I тысячелетие до н.э.) действительно включают его в
число ассирийских царей. 

Ниневия первоначально, по-видимому, была хурритским городом. Что же
касается города Ашшур, то его название, очевидно, семитское, и население
этого города было в основном аккадским. В XVI—XV вв. до н.э. эти
города-государства зависели (иногда лишь формально) от царей Митанни и
касситской Вавилонии, но уже с конца XV в. правители Ашшура считали себя
независимыми. Они, как и вообще верхушка горожан, были весьма богаты.
Источником их богатств служила посредническая торговля между югом
Месопотамии и странами Загроса, Армянского нагорья, Малой Азии и Сирии.
Одним из важнейших предметов посреднической торговли во II тысячелетии
до н.э. были ткани и руды, а ее центральными пунктами — Ашшур, Ниневия и
Арбела. Здесь же, возможно, происходило очищение серебро-свинцовых руд.
Не исключено, что через те же центры шло и олово. 

Ашшур был центром сравнительно небольшого номового государства. В XX—XIX
вв. до н.э. он был исходным пунктом для международной торговли, тесно
связанным с другим торговым центром — Канишем в Малой Азии, откуда Ашшур
ввозил серебро. После завоевания Верхней Месопотамии Шамши-Ададом I, а
восточной части Малой Азии — хеттскими царями торговые колонии в Малой
Азии (о которых подробнее см. в лекции 10) прекратили свое
существование, но Ашшур продолжал сохранять большое хозяйственное и
политическое значение. Правитель его носил титул ишши'акку; его власть
практически была наследственной. Он был, видимо, верховным
землеустроителем и председателем общинного совета. Из состава совета
выдвигались ежегодно сменяемые лимму — эпонимы года и, возможно,
казначеи. Постепенно состав совета все больше замещался людьми, близкими
к правителю. Сведений о народном собрании в Ашшуре нет. С усилением
власти правителя значение органов общинного самоуправления все больше
падало. 

Территория ашшурского нома состояла из мелких поселений — сельских
общин; во главе каждого стояли совет старейшин и администратор —
хазанну. Земля была собственностью сельской общины и подлежала
периодическим переделам между семейными общинами, т.е. «большими
семьями». Центром такой семейной общины являлась укрепленная усадьба —
дунну. Член территориальной и семейной общины мог продать свой надел,
который вследствие такой продажи выбывал из состава семейно-общинной
земли и становился личной собственностью покупателя. Но сельская община
контролировала подобные сделки и могла заменить продаваемый участок
другим, из запасного фонда. Сделка также должна была утверждаться царем.
Все это показывает, что товарно-денежные отношения в Ашшуре развивались
быстрее и зашли дальше, чем, например, в соседней Вавилонии,— следствие
давнего вовлечения ашшурцев в международный товарооборот и накопления
денежных средств. Отчуждение земли здесь уже стало необратимым. Следует
отметить, что покупаются иногда целые хозяйственные комплексы — усадьба
с полем, домом, гумном, садом и колодцем, всего от 3 до 30 га.
Скупщиками земли были обычно ростовщики, занимавшиеся также и торговлей.
Это последнее обстоятельство подтверждается тем фактом, что «деньгами»
служит, как правило, не серебро, а свинец, причем в очень больших
количествах (сотни килограммов) . Рабочую силу для своих
новоприобретенных земель богачи добывали посредством долговой кабалы:
заем выдавался под залог личности должника или члена его семьи, причем в
случае просрочки платежа эти люди считались «купленными за полную цену»,
т.е. рабами, хотя бы до этого они являлись полноправными общинниками.
Существовали и другие средства закабаления, такие, как «оживление в
беде», т.е. помощь во время голода, за которую «оживленный» подпадал под
патриархальную власть «благодетеля», а также «усыновление вместе с полем
и домом». Поэтому в руках немногих богатых семей концентрировалось все
больше земли, а общинные земельные фонды таяли. Но общинные повинности
по-прежнему лежали на сильно обедневших домашних общинах. Владельцы
новообразованных имений жили в городе, а общинные повинности за них
несли зависимые жители селений. Ашшур теперь именуется «город среди
общин» или «община среди общин», а привилегированное положение его
жителей позже официально закрепляется освобождением от поборов и
повинностей (точная дата этого события неизвестна). Жители сельских
общин продолжают платить многочисленные поборы и несут повинности, среди
которых первое место занимает воинская. 

Итак, Ашшур был небольшим, но весьма богатым государством. Богатство
создавало ему возможности для усиления, но для этого необходимо было
ослабление главных соперников, которые могли бы в зародыше подавить
попытки Ашшура к экспансии. Правящие круги Ашшура уже начали исподволь
готовиться к пей, укрепляя центральную власть. В конце XV в. до н.э.
была восстановлена разрушенная мнтаннийцами стена «Нового города» в
Ашшуре. Воспрепятствовать этому Митанни не смогло. Хотя митанпийские и
касситские цари продолжают считать ашшурских правителей своими
данниками, эти последние завязывают прямые дипломатические отношения с
Египтом. С начала XIV в. ашшурский правитель называл себя «царем», хотя
пока лишь в частных документах, но уже Ашшур-убаллит I (1365—1330 гг. до
н.э.) впервые именовал себя «царем страны Ассирии» в официальной
переписке и на печатях (хотя все еще не в надписях), а египетского
фараона называл своим «братом», подобно царям Вавилонии, Митанни или
Хеттской державы. Он принял участие в военно-политических событиях,
приведших к разгрому Митанни, и в дележе большей части митаннийских
владений. Ашшур-убаллит I неоднократно вмешивался также и в дела
Вавилонии, участвуя в династийных распрях. В дальнейшем в отношениях с
касситской Вавилонией периоды мира сменялись более пли менее серьезными
столкновениями, в которых Ассирия часто терпела поражение, особенно в
конце XIV в. до н.э. Зато ассирийская территория неуклонно расширялась
на запад (верхний Тигр, «страна субареев»)(Так в это время назывались
области с хурритоязычным населением.) и на восток (горы Загрос). 

Рост влияния царя сопровождается падением роли городского совета. Царь
превращается фактически в самодержца. Адад-нерари I (1307—1275 гг. до
н.э.) к своим прежним должностям, положенным ему как ашшурскому
правителю, добавляет еще и должность лимму — казначея-эпонима первого
года своего правления. Он же впервые присваивает себе титул «царь
множеств» и, таким образом, является подлинным основателем Ассирийской
(Среднеассирийской) державы. В его распоряжении имелось сильное войско,
основу которого составляли царские люди, получавшие за службу либо
специальные земельные наделы, либо только паек. В случае необходимости к
этому войску присоединялось ополчение общин. Адад-перари I успешно
воевал с касситской Вавилонией и отодвинул границу Ассирии довольно
далеко на юг. О его деяниях была даже сложена поэма, но в
действительности успехи на «южном фронте» оказались непрочными.
Адад-нерари I совершил также два успешных похода против Митаныи. Второй
из них завершился низложением митаннийского царя Васашатты, возведением
на престол ассирийского ставленника Шаттуары II и подчинением всей
территории Митанни (вплоть до большой излучины Евфрата и г. Каркемиша)
Ассирии. Однако сыну и преемнику Адад-нерари, Салманасару I (1274—1245
гг. до н.э.), пришлось вновь воевать здесь с митаннийцами и их
союзниками — хеттами и арамеями. Ассирийская армия попала в окружение и
была отрезана от водных источников, но сумела вырваться и разбить врага.
Вся Верхняя Месопотамия была присоединена к Ассирии, а Митанни
прекратило свое существование. Салманасар сообщает в своей надписи, что
он взял в плен 14400(14400, или «четыре сароса», — круглое число по
шумеро-вавилонской системе счета.) вражеских воинов и всех их ослепил.
Здесь мы впервые встречаем описание тех свирепых расправ, которые с
ужасающей монотонностью повторяются в последующие века в надписях
ассирийских царей (начало им, впрочем, положили хетты). Салманасар
воевал также против горных племен «уруатри» (первое упоминание о
родственных хурритам урартах). Во всех случаях ассирийцы разрушали
города, жестоко расправлялись с населением (убивали или калечили),
грабили и налагали «знатную дань». Угон пленных в Ассирию практиковался
ещё редко, и, как правило, угоняли лишь квалифицированных ремесленников.
Иногда пленных ослепляли. Очевидно, потребность в рабочей силе для
сельского хозяйства ассирийская знать удовлетворяла в основном за счет
«внутренних ресурсов». Главная же цель ассирийских завоеваний в этот
период состояла в овладении международными торговыми путями и
собственном обогащении за счет доходов от этой торговли путем взимания
пошлин, но главным образом за счет прямого грабежа. 

При следующем ассирийском царе, Тукульти-Нинурте I (1244—1208 гг. до
н.э.), Ассирия уже была великой державой, охватывающей всю Верхнюю
Месопотамию. Новый царь дерзнул даже вторгнуться на территорию Хеттского
царства, откуда увел «8 саросов» (т.е. 28800) пленных хеттских воинов.
Тукульти-Нинурта I воевал также против степных кочевников и горцев
севера и востока, в частности с «43 царями (т.е. племенными вождями)
Наири» — Армянского нагорья. Походы теперь происходят регулярно, каждый
год, но не столько с целью расширения территории, сколько просто ради
грабежа. Зато на юге Тукульти-Нинурта осуществил грандиозное деяние —
завоевал касситское Вавилонское царство (ок. 1223 г. до н.э.) и владел
им более семи лет. Об этом его подвиге была сложена эпическая поэма, а
новый титул Тукульти-Нинурты теперь гласил: «могучий царь, царь Ассирии,
царь Кар-Дуниаша (т.е. Вавилонии), царь Шумера и Аккада, царь Сиппара и
Вавилона, царь Тельмуна и Мелахи (т.е. Бахрейна и Индии), царь Верхнего
и Нижнего моря, царь гор и широких степей, царь шубарейцев (т.е.
хурритов), кутиев (т.е. восточных горцев) и всех стран Наири, царь,
слушающий своих богов и принимающий знатную дань четырех стран света в
городе Ашшуре». Титул, как видно, весьма неточно отражает реальное
положение вещей, но содержит целую политическую программу. Во-первых,
Тукульти-Нинурта отказывается от традиционного титула «ишши' акку
Ашшура», но зато именует себя древним титулом «царь Шумера и Аккада» и
ссылается на «знатную дань» «четырех стран света», подобно Нарам-Суэну
или Шульги. Он претендует также на территории, не входившие еще в состав
его державы, а также на главные торговые центры — Синнар и Вавилон и
торговые пути в Бахрейн и Индиго. Дабы полностью освободиться от всякого
влияния со стороны общинного совета Ашшура, Тукульти-Нинурта I переносит
свою резиденцию в специально построенный неподалеку от Ашшура город
Кар-Тукульти-Нинурта, т.е. «Торговая пристань Тукульти-Нинурты», явно
намереваясь передести сюда центр торговли. Здесь же был сооружен
грандиозный дворец — парадная резиденция царя, где он даже принимал в
качестве гостей самих богов, т. е. разумеется, их статуи. Специальные
указы во всех тонкостях определяли сложнейший дворцовый церемониал.
Личный доступ к царю имели теперь лишь немногие особо высокопоставленные
придворные (обычно «евнухи). Чрезвычайно суровый регламент определял
распорядок в дворцовых покоях, правила совершения специальных магических
ритуалов для предотвращения зла и т.п. 

Однако время осуществления «имперских» притязаний еще не настало.
Традиционная ашшурская знать оказалась достаточно могущественной, чтобы
объявить Тукульти-Нинурту I безумным, низложить его, а затем и убить.
Новая царская резиденция была заброшена. 

Вавилония умело воспользовалась внутренними смутами в Ассирии, и все
последующие ассирийские цари (кроме одного) были, видимо,
просто-напросто вавилонскими ставленниками. Один из них вынужден был
вернуть в Вавилон увезенную Тукульти-Нинуртой статую Мардука. 

Впрочем, Ассирия сохранила под своей властью всю Верхнюю Месопотамию, а
к моменту вступления на престол Тиглатпаласара I (1115—1077 гг. до н.э.)
в Передней Азии сложилась исключительно благоприятная для Ассирии
политическая обстановка. Хеттское царство пало, Египет переживал упадок,
Вавилония подверглась нашествию южноарамейских кочевников — халдеев. В
этой политической обстановке Ассирия фактически оставалась единственной
великой державой. Нужно было лишь выстоять среди общего хаоса, а затем
вновь приступить к завоеваниям. И то и другое, однако, оказалось куда
более трудным, чем можно было предполагать. Племена, появившиеся в
Передней Азии в результате этнических передвижений конца II тысячелетия
до н.э., — протоармяне («мушки» ассирийских источников), фригийцы,
протогрузинские племена, апешлайцы (возможно, абхазцы), арамеи, халдеи и
др. — были многочисленны и воинственны. Они вторгались даже в пределы
Ассирии, так что для начала пришлось думать об обороне. Но Тиглатпаласар
I был, по-видимому, хорошим полководцем. Он очень быстро сумел перейти к
наступательным действиям, двигаясь все дальше на север. Ряд племен ему
удалось склонить на свою сторону без боя, и они были «причислены к людям
Ассирии». В 1112 г. Тиглатпаласар отправился в поход из Месопотамии
вверх по левому берегу Евфрата. Точный маршрут этого похода неизвестен,
но, по-видимому, он проходил по древнему торговому пути. В анналах
сообщается о победах над десятками «царей». В частности, можно
предполагать, что, преследуя «60 царей Наири», ассирийское войско вышло
к Черному морю — примерно в районе нынешнего Батуми. Побежденные
подвергались ограблению, сверх того на них налагали дань, а для
обеспечения ее регулярной уплаты брали заложников. Походы на север
продолжались и в дальнейшем. Об одном из них напоминает надпись на скале
к северу от оз. Ван. 

Дважды Тиглатпаласар совершал походы на Вавилонию. Во втором походе
ассирийцы захватили и разорили ряд важных городов, в том числе
Дур-Куригальзу и Вавилон. Но около 1089 г. ассирийцы были вновь
отброшены вавилонянами на свою коренную территорию. Однако главное
внимание еще с 1111 г. пришлось уделять арамеям, ставшим чрезвычайно
серьезной угрозой. Медленно, но неуклонно они просачивались в Северную
Месопотамию. Тиглатпаласар не раз предпринимал походы против них даже к
западу от Евфрата. Оп громил кочевников в оазисе Тадмор (Пальмира),
перевалил через горы Ливана и прошел Финикию до самого Сидона. Он даже
совершил здесь прогулку на корабле и охотился на дельфинов. Все эти
деяния принесли ему громкую славу, но их практические результаты были
ничтожны. Ассирийцам не только не удалось закрепиться к западу от
Евфрата, но даже отстоять территории к востоку от него. 

Хотя ассирийские гарнизоны все еще сидели в городах и крепостях Верхней
Месопотамии, степь была наводнена кочевниками, перерезавшими все
коммуникации с коренной Ассирией. Попытки последующих ассирийских царей
заключить против вездесущих арамеев союз с царями Вавилопии тоже не
принесли пользы. Ассирия оказалась отброшенной на свои коренные земли, а
ее экономическая и политическая жизнь пришла в полный упадок. С конца XI
по конец Х в. до н.э. до нас не дошло из Ассирии почти никаких
документов или надписей, Новый период в истории Ассирии начался лишь
после того, как она сумела оправиться от арамейского вторжения. 

Культура и общество Ассирии.

В области литературы, науки и искусства ассирийцы во II тысячелетии до
н.э. не создали почти ничего оригинального, полностью переняв
вавилонские и частично хурритско-хеттские достижения. В ассирийском
пантеоне в отличие от вавилонского место верховного бога занимал Ашшур
(«отец богов» и «Эллиль богов»). Но Мардук, а также и другие боги
общемесопотамского пантеона тоже весьма почитались в Ассирии. Особо
важное место среди них занимала грозная богиня войны, плотской любви и
плодородия Иштар в двух своих ипостасях — Иштар Ниневийской и Иштар
Арбельской. В Ассирии Иштар играла еще и специфическую роль
покровительницы царя (ср. легенду о Саргоне Аккадском). У хеттов и,
вероятно, митаннийцев был позаимствован литературный жанр царских
анналов, но наибольшее развитие он получил позднее, в I тысячелетии до
н.э. 

Так называемые среднеассирийские законы (САЗ) представляют собой скорее
всего не законы государства, а своего рода «научную» компиляцию — свод
различных законодательных актов и норм обычного права Ашшурской общины,
составленный для обучения и для практических нужд. Всего сохранилось 14
табличек и фрагментов, которые принято обозначать прописными латинскими
буквами от А до О. Сохранность их различна — от почти полной до очень
плохой. Некоторые фрагменты были первоначально частями одной таблички
(C+G). Oни датируются XIV—XIII вв. до н.э., хотя сам текст, видимо,
несколько старше. 

Своеобразие САЗ проявляется в том, что они соединяют в себе явления
весьма архаичные и серьезные нововведения. 

К последним относится, например, метод систематизации норм. Они
группируются в соответствии с предметом регулирования в очень крупные
«блоки», каждому из которых посвящена особая таблица (в ЗХ группировка
значительно болей дробная), ибо «предмет» понимается чрезвычайно широко.
Так, табл. А (пятьдесят девять параграфов) посвящена различным аспектам
правового положения свободной женщины — «дочери человека», «жены
человека», вдовы и т.п., а также блудницы и рабыни. Сюда же входят
различные правонарушения, совершенные женщиной или против неё, брак,
имущественные отношения супругов, права на детей и т.д. Иными словами,
женщина выступает здесь и как субъект права, и как его объект, и как
преступница, и как потерпевшая. «Заодно» сюда же отнесены действия,
совершаемые «женщиной или мужчиной» (убийство в чужом доме— § 10;
чародейство — § 47), а также дела о мужеложестве (§ 19—20). Такая
группировка, разумеется, значительно удобнее, чем в ЗХ, но и ее
недостатки очевидны: воровство, например, оказывается в двух разных
таблицах (А, § 1, 3—6 и C+G, § 8), ложные обвинения и ложные доносы тоже
попадают в разные таблицы (А и N); такая же участь постигает и нормы,
касающиеся наследования (А, § 25—26 и О, § 1—3). Впрочем, эти недостатки
очевидны лишь с нашей, современной, точки зрения. Новым по сравнению с
Законами Хаммурапи является также чрезвычайно широкое применение
публичных наказаний—порки и «царской работы», т.е. своего рода каторжных
работ (помимо денежной компенсации потерпевшему). Такое явление для
столь ранней древности уникально, потому что в древнем праве наказание
обычно рассматривается как удовлетворение потерпевшему, здесь же оно
производится явно в интересах государства или общины. Это могло бы
объясняться необычайно высоким развитием правовой мысли. Вернее
истолковать это обстоятельство как сохранение общинной солидарности,
рассматривавшей многие правонарушения, особенно в области земельных
отношений или против чести и достоинства свободных граждан, как
затрагивающие интересы не одного потерпевшего, по всей общины. 

Наряду с этим САЗ, как уже отмечалось, содержат и черты архаические. К
ним можно отнести § 10 табл. А и § 2 табл. В+0, согласно которым убийца
выдается «хозяину дома», т.е. главе семьи убитого. «Хозяин дома» может
поступить с ним по своему усмотрению: убить или отпустить, взяв с него
выкуп (в более развитых правовых системах выкуп за убийство не
допускается). Такое смешение архаических черт с чертами сравнительно
высокого развития характерно как для права, так и для самого
среднеассирийского общества, как оно отражено в САЗ. 

Ашшур был богатым торговым городом. Значительное развитие
товарно-денежных отношений позволило законодателям широко применять
денежные компенсации в виде десятков килограммов металла (неясно, свинца
или олова, но скорее свинца). Однако при этом существовала долговая
кабала на весьма жестких условиях: по истечении определенного срока
задолжники считались «взятыми за полную цену», т.е. купленными. С ними
можно было обращаться как с рабами, подвергать телесным наказаниям и
даже продавать «в другую страну» (А, § 44, В+0, § 3). Земля, как уже
упоминалось, служит объектом купли-продажи (табл. В+0, § 6), хотя и под
контролем властей. Из деловых документов видно, что община может
заменить продаваемый участок земли другим, т.е. частная собственность на
землю сочетается с сохранением определенных прав общины. 

Патриархальность семейных отношений, очевидная уже из приведенного выше
порядка наказания убийц, становится еще яснее при взгляде на те
законоположения, которые регулируют семейное право. Существовала еще
«большая семья», и власть домовладыки была чрезвычайно широка. Он мог
отдавать своих детей и жену в залог, подвергать жену телесным наказаниям
и даже наносить ей увечья. «Как ему угодно» он мог поступить и со своей
«согрешившей» незамужней дочерью (А, § 56). Прелюбодеяние каралось
смертью для обоих его участников: застав их па месте преступления,
оскорбленный муж мог убить обоих. 

Если он этого не сделал, то по суду на прелюбодея накладывалось такое же
наказание, какому муж пожелает подвергнуть свою жену (А, § 15). Женщина
могла стать юридически самостоятельной лишь в том случае, если она
овдовела и не имеет ни сыновей (хотя бы малолетних, но старше 10 лет!),
ни свекра, ни других родичей мужа — мужчин. В противном случае она
остается под их патриархальной властью. САЗ устанавливают весьма
несложную процедуру превращения наложницы-рабыни в законную жену и
узаконения рожденных ею детей (А, § 41), но во всех остальных случаях
отношение к рабам и рабыням чрезвычайно сурово. Рабыням и блудницам под
страхом тяжелого наказания запрещалось носить покрывало — столь же
обязательным для свободной женщины было его носить(Обычай этот,
возможно, был занесен в Ассирию степняками — он не засвидетельствован ни
для Вавилонии, ни для раннего Ханаана.— Примеч. ред.). Однако тяжелые
наказания накладываются на рабов по закону, а не по произволу господ. 

САЗ упоминают также некие категория зависимых людей, однако точный смысл
соответствующих терминов пока не вполне ясен (из деловых документов
видно, что практиковалось и «добровольное» поступление свободных людей
под покровительство знатных лиц, т.е. превращение свободных в клиентов).
В ассирийском судопроизводстве широко применялись ордалия (испытание
водой) и клятва. Отказ от ордалии и клятвы был равносилен признанию
вины. Наказания, налагаемые по САЗ, как правило, чрезвычайно суровы и
исходят, хотя и не столь последовательно, как Законы Хаммурапи, из
принципа талиона (воздаяния равным за равное), что выражается в широком
применении членовредительных наказаний. 

 PAGE   

 PAGE   1