Евсевий Кесарийский (Церковная история, книга 6-я)

Ориген

1

Когда Север начал преследовать Церковь, то борцы за веру повсюду
завершили свое блистательное свидетельство мученичеством. Особенно много
было их в Александрии; из Египта и со всей Фиваиды сюда, словно на
огромную арену, отправлены были борцы Божии; с великим терпением и
мужеством переносили они разные пытки, умерли разной смертью – и
возложены на них венцы от Господа. В числе их был и почитаемый отцом
Оригена Леонид, которого обезглавили; он оставил совсем юного сына. С
каким усердием стал с этого времени юноша заниматься словом Божиим, об
этом пора вкратце рассказать, тем более что среди многих людей шла о нем
громкая слава.

2

Многое пришлось бы рассказать тому, кто взялся бы на досуге описать
жизнь этого человека: потребовалась бы отдельная книжка. Мы же сейчас,
многое опустив, переберем с допустимой краткостью то немногое, о чем мы
узнали из писем и рассказов его учеников, доживших до нашего времени.

(2) Жизнь Оригена кажется мне достопримечательной, так сказать, с
пеленок. Шел десятый год царствования Севера; Александрией и остальным
Египтом управлял Лэт, а епископом александрийского прихода недавно стал
Димитрий, преемник Юлиана. (3) В разгоравшемся пожаре преследования на
очень многих возложены были венцы, и такая жажда мученичества охватила
душу совсем юного Оригена, что он радостно спешил навстречу опасностям,
с готовностью устремляясь на состязание. (4) Он бывал уже на краю
смерти, и только небесный Божий Промысл, ради пользы многих, голосом
матери укрощал его рвение. (5) Сначала она умоляла его пожалеть мать,
так его любящую, но юноша, узнав, что отец взят и сидит в тюрьме, всем
существом своим тянулся к мученичеству. Видя это, она спрятала всю его
одежду: пришлось сидеть дома. (6) Ничего другого не оставалось делать –
а при своей, не по возрасту, горячности он не мог сидеть спокойно, – как
послать письмо отцу и горячо уговаривать его идти на мученичество; вот
его собственные слова: «Держись, не передумай ради нас?» Пусть это будет
первым письменным свидетельством живого ума юного Оригена и его
искренней веры. (7) Что касается изучения Священного Писания, то тут
начало у Оригена было положено прекрасное; с детства он прилежно, больше
чем принято, им занимался; отец не считал эти занятия простой добавкой
обычному школьному обучению. (8) Прежде, чем мальчик брался за эллинские
науки, он вводил его в святую науку, заставляя ежедневно что-то
заучивать и рассказывать. (9) Мальчик занимался этим охотно, с большим
усердием, но ему мало было простого, легкого чтения; уже с того времени
искал он большего и делал выводы более глубокие. Отцу доставлял он
немало хлопот своим вопросом: в чем цель богодухновенной книги?
(10) Видимости ради он бранил сына, советуя ему не умничать не по
возрасту и удовлетворяться прямым смыслом Писания, но в душе ликовал,
горячо благодаря Бога, Подателя всего доброго, за то, что Он удостоил
его стать отцом такого сына. (11) Рассказывают, что он часто подходил к
спящему мальчику, открывал ему грудь и благоговейно целовал се, как
освященную пребыванием Духа Божия; счастье свое полагал он в сыне.
Таковы эти и сходные воспоминания о детстве Оригена.

(12) После мученической кончины отца он на семнадцатом году жизни
остался сиротой с матерью и шестью маленькими братьями. (13) Отцовское
имущество было отобрано в царскую казну; ему и всей семье жить было не
на что, но Господь удостоил его попечения. Он нашел приют и покой у
очень богатой и очень известной женщины, опекавшей одного прославленного
еретика из тогдашних александрийских, родом он был антиохиец. Она
приняла его к себе как приемного сына и всячески его опекала.
(14) Оригену поневоле пришлось жить вместе, и тут впервые со всей
ясностью обнаружилось его правоверие; хотя Павел (так звался этот
человек) собирал вокруг себя многое множество людей, не только еретиков,
но и наших – его считали сильным в слове, – однако Оригена нельзя было
уговорить стать вместе на молитву; с детства хранил он церковное
правило, и, по его собственным словам, его тошнило от еретических
учений. (15) Отец продвинул его в науках эллинских; после его кончины он
целиком отдался их изучению, достаточно подготовив себя к обязанностям
грамматика; он вскоре после смерти отца занялся преподаванием и щедро
обеспечил себя всем по своему возрасту необходимым.

3

Пока он этим занимался – так он сам об этом пишет, – в Александрии не
оказалось никого, кто мог бы нести обязанности оглашателя – угроза
гонения разогнала всех, – а между тем к нему стали приходить кое-кто из
язычников, чтобы послушать слово Божие. (2) Первым из них он называет
Плутарха – прекрасной была его жизнь, и он украсился венцом
мученичества; вторым был Геракл, Плутархов брат, чья жизнь – пример
того, как жить в мудрости и воздержании; он был удостоен после Димитрия
епископства в Александрии. (3) Оригену было восемнадцать лет, когда он
стал во главе училища для оглашаемых. Он преуспевал здесь во время
гонения при Акиле, правителе Александрии, и приобрел славное имя у всех
верных за свое участие ко всем мученикам, знакомым и незнакомым, и за
готовность им послужить. (4) Он не только бывал у них в тюрьме и
оставался с ними до последнего приговора; он сопровождал ведомых на
смерть, с великой смелостью идя навстречу опасности. Когда он,
решительно подойдя к мученикам, прощался с ними, целуя их, то стоявшая
вокруг обезумевшая языческая чернь зачастую готова была вот-вот
наброситься на него, и только Десница Господня чудесным образом
неизменно спасала его от смерти. (5) Милость Божия вновь и вновь – не
перечислить сколько раз – охраняла его от всяких злоумышлении, грозивших
ему за ревность к учению Христову и смелость. У неверных поднялась
против него настоящая война: они собирались толпами и окружали воинами
дом, где он жил; у него бывало очень много наставляемых в святой вере.
(6) Гонение на него с каждым днем разгоралось, во всем городе ему некуда
было деться: он ходил из дома в дом, и отовсюду его гнали, потому что
под его влиянием много людей обращалось к Божественному учению, ибо его
поведение убедительно свидетельствовало о высоте его философии,
единственно настоящей (у него, как говорят, «слово заодно с делом, дело
заодно со словом»). Это, при содействии силы Божией, особенно привлекало
к тому, чем он ревностно занимался.

(8) Когда он увидел, что учеников приходит все больше и больше, а труд
оглашения поручен епископом Димитрием ему одному, он пришел к мысли, что
преподавание грамматики несовместимо с изучением слова Божия, и
немедленно отказался от преподавания, как от бесполезного и
противоречащего святой науке. (9) Благоразумно рассудив, что не следует
ему нуждаться в чужой поддержке, он отдал сочинения древних писателей,
которые еще недавно с такой любовью изучал; купивший их приносил ему
ежедневно четыре обола, которых ему хватало. Много лет жил он такой
жизнью философов, отбрасывая все, что питает юношеские страсти; в
течение целого дня нес он тяжкий труд своей аскезы; большую часть ночи
посвящал занятиям Священным Писанием, упорно вел жизнь самого строгого
философа, то упражняя себя в посте, то строго отмеривая время сна; спал,
по рвению своему, не на тюфяке, а на голой земле. (10) Всего важнее
считал он соблюдение евангельских слов Христа: не иметь ни двух хитонов,
ни обуви и не изводиться заботами о будущем. (11) В ревности, не
соответствовавшей возрасту, он упорно переносил и холод и наготу. Его
крайнее нестяжание повергало в изумление окружающих. Он огорчал очень
многих: видя, как ради них несет он тяжкий труд обучения Писанию, его
упрашивали делить с ними их средства, но он упорствовал в своей строгой
жизни. (12) Говорят, что в течение многих лет он вовсе не обувался и
ступал по земле босиком, многие годы отказывался от вина и от всякой
пищи, кроме необходимой; в конце концов ему стала грозить тяжелая
легочная болезнь. (13) Естественно, многие из учеников, видя эту
философскую жизнь, устремились к подобной; из неверующих язычников его
учение привлекало людей не последних по своему образованию и философским
познаниям. Искренне приняли они в глубине души веру в Божественное
учение, и некоторые прославились в час тогдашнего гонения, скончавшись
мучениками.

4

Первым был недавно упомянутый Плутарх. Когда его вели на смерть, то
человек, о котором идет сейчас речь, до последней минуты его не
оставлявший, едва не был убит согражданами, видевшими в нем виновника
смерти Плутарха, но и тут его сохранила воля Божия. (2) После Плутарха
вторым мучеником был Серен, Оригенов ученик, в огне доказавший принятую
им веру. (3) Третьим мучеником из того же училища был Ираклид, за ним
четвертым – Ирон; первый еще оглашаемый, второй только что крещенный:
обоих обезглавили. Из этой же школы вышел пятый борец за веру – Серен
второй. После пыток, перенесенных им с величайшим терпением, он был,
говорят, обезглавлен. Ираида, из оглашаемых, получив, по его словам,
Крещение в огне, скончалась.

5

Седьмым среди мучеников посчитаем Василида. Он вел на казнь знаменитую
Потамиэну, которую до сих пор славят ее земляки. Охраняя девственную
чистоту своего тела, оборонялась она от влюбленных (а была в полном
расцвете душевной и телесной красоты) и после страшных пыток – от одного
рассказа о них содрогаешься – была сожжена вместе с матерью Маркеллой.
(2) Говорят, что судья (он звался Акилой), велевший тяжко изранить ее
тело, издеваясь, пригрозил отдать ее гладиаторам. Она немного подумала и
на вопрос, что же она выбрала, дала ответ, который показался
присутствующим чем-то нечестивым. (3) Тут же услышала она свой приговор,
и Василид, один из прикомандированных воинов, повел ее на казнь. Толпа
пыталась дразнить ее и осыпать грубой руганью, но воин отпугнул
оскорбителей и обращался с Потамиэной очень жалостливо и
доброжелательно. Она приняла его сострадание и посоветовала ему не
падать духом; по отшествии своем она его вымолит у своего Господа и
очень скоро оплатит ему за то, что ей сделал. (4) Сказав это, она
мужественно ожидала конца, а ее медленно и постепенно поливали кипящей
смолой по всему телу от подошв до головы. Такую борьбу вела эта девушка,
достойная хвалебной песни.

(5) Спустя немного времени товарищи Василида попросили его поклясться;
он заявил, что ему вообще не дозволено клясться: он христианин и открыто
это исповедует. Сначала подумали, что он шутит, но он твердо держался
своего; его отвели к судье, который после его исповедания отправил его в
тюрьму. (6) Когда братья о Господе приходили к нему и расспрашивали о
причине такого полного, похожего на чудо порыва, он, говорят, ответил,
что Потамиэна через три дня после своего мученичества пришла к нему
ночью, возложила ему на голову венец и сказала, что она просила Господа
смилостивиться над ним, что молитва ее услышана и Он скоро возьмет его к
Себе. После этого братья запечатлели его печатью Господней, и на
следующий день славному за Христа мученику отрубили голову.
(7) Рассказывают, что в Александрии тогда толпами обращались к вере
Христовой; Потамиэна являлась им во сне и звала ко Христу. На этом
закончим.

6

В то время Александрийским училищем руководил преемник Пантена Климент,
Ориген был его учеником. Излагая содержание «Стромат», Климент в 1-й
книге их поместил хронологию событий до смерти Коммода; ясно, что он
работал над своим сочинением при Севере, о времени которого рассказывает
и эта книга.

7

Тогда же другой писатель, Иуда, размышляя по поводу семидесяти седьмин
Даниила, довел свою хронику до десятого года царствования Севера. Он
думал, что близится пришествие антихриста, о котором без конца говорили.
Тогдашнее сильное гонение на нас породило смуту во многих умах.

8

В это время Ориген, занятый делом оглашения в Александрии, совершил
поступок, свидетельствующий о душе юной, незрелой и в то же время
глубоко верующей и стремящейся к самообузданию. (2) Поняв слова: «Есть
скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царствия Небесного» в их
буквальном смысле, думая и выполнить спасительный совет, и прекратить
грязную клевету язычников (ему, юноше, приходилось беседовать о вопросах
Божественных не только с мужчинами, но и с женщинами), он и поторопился
на деле осуществить спасительные слова, полагая, что большинство его
учеников ничего не узнает. (3) Скрыть, однако, такое дело оказалось
невозможным, как он этого ни хотел. Позднее об этом узнал Димитрий,
предстоятель Александрийской Церкви, изумился отваге Оригена, похвалил
за усердие к вере и ее искренность, посоветовал не падать духом и отныне
еще больше прилежать к делу оглашения. (4) Тогда повел он себя так, но
вскоре, видя, что Оригсн благоденствует, что он везде известен и всюду
прославляем, он поддался человеческой слабости: постарался всем
епископам описать его поступок как чистое безумство, между тем как
наиболее известные и уважаемые палестинские епископы – Кесарииский и
Иерусалимский – сочли Оригена достойным высшей чести и рукоположили его
в пресвитеры. (5) Он был в это время весьма известен, пользовался у всех
людей во всем мире славой за свою мудрость и добродетель, и Димитрий, не
зная, в чем бы его обвинить, придрался к его давнему детскому проступку,
страшно оклеветал его, осмелившись при этом задеть и тех, кто продвинул
его в пресвитеры. (6) Все это, впрочем, случилось несколько позже, а
тогда Ориген в Александрии всех приходящих безбоязненно поучал днем и
ночью слову Божию; весь свои досуг он посвящал изучению Писания и тем,
кто приходил к нему поучиться.

(7) После восемнадцати лет царствования Севера ему наследовал сын его
Антонин. В тогдашнее гонение среди мужественных борцов, уцелевших по
Промыслу Божию во время исповеданий и состязаний, был некий Александр,
которого мы недавно упоминали как епископа Иерусалимской Церкви; он так
отличился своим исповеданием Христа, что был удостоен упомянутого
епископства, хотя Наркисс, его предшественник, был еще жив.

9

Члены этой Церкви помнят многие чудеса Наркисса; предание о них
преемственно сохраняется братьями. Рассказывают, между прочим, об одном
удивительном деле, им совершенном. (2) Однажды на великой Пасхальной
всенощной у диаконов не хватило масла, и весь народ пришел в уныние.
Наркисс велел служителям, которые ведают освещением, набрать воды и
принести ему. (3) Это было немедленно выполнено; он помолился над водой
и с искренней верой в Господа распорядился разлить воду по светильникам.
Сделали и это; вопреки здравомысленным соображениям, чудесной и
Божественной силой вода приобрела свойства масла. У многих тамошних
братьев с давних пор и доныне хранится часть этого масла, как
свидетельство о чуде.

(4) Рассказывают о многих достопамятных событиях его жизни; вот одно из
них. (4) Каким-то гнусным и ничтожным людям невыносима была его строгая,
упорядоченная жизнь; зная за собой множество мерзостей, боясь обличения
и суда, они, забегая вперед, измыслили и возвели на него клевету
страшную. (5) Чтобы убедить слушателей, они подтвердили ее клятвой:
«Чтоб мне погибнуть в огне (если это неправда?», – сказал один; «Чтоб
мне заболеть страшной болезнью», – поклялся другой; «Чтоб мне
ослепнуть», – произнес третий. Несмотря на их клятвы, никто из верующих
не принял в расчет их слова: все воочию видели трезвую и безупречную
чистую жизнь Наркисса. (6) Он, однако, не смог пренебречь гнусным
злословием; ему вообще издавна была любезна жизнь философа, и он бежал
от братии и провел много лет, скрываясь в неведомой пустыне. (7) Между
тем Высшая Правда не сводила глаз с происшедшего: нечестивцев вскоре
постигло то, что они сами навлекли на себя своими клятвами. У первого,
неизвестно почему, ни с того, ни с сего на дом, где он жил, упала ночью
маленькая искра; дом сразу занялся, и хозяин сгорел вместе со всей
семьей. У второго все тело от подошв до головы было поражено болезнью,
которую он на себя накликал. (8) Третий, видя конец соучастников и
трепеща неотвратимого суда Всевидящего Господа, перед всеми сознался в
своих кознях, терзался в покаянных стенаниях и столько плакал, что ослеп
на оба глаза. Такое наказание потерпели они за свою ложь.

10

Когда Наркисс ушел неизвестно куда, епископы соседних Церквей посвятили
в епископы другого, именем Дия. Епископствовал он недолго; его
преемником был Германий, преемником последнего – Гордий]. При нем
появился, словно воскресший, Наркисс, и братья упрашивали его стать их
предстателем. Им еще больше восхищались за его отшельничество и за его
любомудрие, а больше всего за то, что он был удостоен от Господа
возмездия за него.

11

Когда он по глубокой старости не смог нести епископское служение, то
велением Господним призван был к сослужению с ним упомянутый Александр,
бывший епископом другой Церкви: а было ему это открыто в ночном видении.
(2) Следуя как бы Божественному знамению, он отправился из Каппадокии,
где впервые был удостоен епископского сана, в Иерусалим, чтобы
помолиться и разузнать о тех местах. Местные жители приняли его очень
радушно и упрашивали не возвращаться домой, ссылаясь и на свое ночное
видение, и на голос, отчетливо указавший на него наиболее ревностным
братьям; им приснилось, что они вышли за городские ворота принять
епископа, предназначенного Господом. Так они и сделали и с общего
согласия соседних Церквей принудили его остаться. (3) Об этом вспоминает
и сам Александр в своих письмах к жителям Антинои, до сих пор у них
сохраняемых. О своем сослужении с Наркиссом он пишет в конце одного
письма так:

«Приветствует вас Наркисс, бывший до меня здесь епископом и теперь
молитвенно трудящийся со мной. Ему исполнилось сто шестнадцать лет; он
убеждает вас, как и я, пребывать в единомыслии».

(4) Так это происходило. В Антиохийской Церкви преемником скончавшегося
Серапиона стал Асклепиад, прославивший себя исповеданием во время
гонений. (5) Александр, вспоминая о его посвящении, так пишет
антиохийцам: «Александр, раб и узник Иисуса Христа, приветствует о
Господе блаженную Церковь Антиохийскую. Удобными и легкими сделал
Господь мои оковы, когда, сидя в тюрьме, я узнал, что по Божиему
Промыслу епископом святой вашей Антиохийской Церкви поставлен Асклепиад,
который этого по своей вере вполне достоин».

(6) Письмо это он послал через Климента; в конце он пишет об этом так:
«Эту грамотку я переслал вам, братья и господа мои, через Климента,
блаженного пресвитера, человека хорошего и почтенного. Вы его знаете и
познакомитесь еще больше. Он, будучи здесь по Промыслу Господа, укрепил
и увеличил Его Церковь».

12

Из трудов Серапиона над Писанием что-нибудь, вероятно, у кого-либо
сохраняется, но до нас дошли только: «К Домнину» – он во время гонения
отпал от Христовой веры и перешел в иудейское суеверие; «К Понтию и
Карику»(оба клирики) и к другим лицам. (2) Составлена им и книга «О так
называемом Евангелии Петра»; он написал ее, чтобы обличить это лживое
«Евангелие» ради тех членов Росской Церкви, которые, ссылаясь на него,
заблудились в учении, не согласном с Церковью Следует выписать из нее
его краткие выражения об этом «Евангелии». Он пишет так: «Мы, братья,
принимаем Петра и других апостолов, как Христа, но, люди опытные, мы
отвергаем книги, которые ходят под их именем, зная, что учили нас всех
не так. (4) Будучи у вас, я предполагал, что все вы держитесь правой
веры, и, не прочитав „Евангелия“, которое слывет у них Петровым, указал,
что если это единственная причина вашего смущения, то читать его можно.
Теперь же, узнав из рассказанного мне, что душа их ускользнула, как в
нору, в ересь, потороплюсь к вам опять, братья, так что ждите меня
вскорости. (5) Мы узнали, братья, какой ереси держался Маркион; он
противоречил себе, сам не зная, что говорит. Вы узнаете об этом из того,
что я вам написал. (6) Мы смогли достать это „Евангелие“ от людей,
признающих его, то есть от преемников тех, кто его вел и кого мы зовем
докетами (в этом учении очень много их мыслей), – мы смогли благодаря им
достать его и нашли, что в нем многое согласно с правым учением
Спасителя, а кое-что и добавлено, что и привожу для вас». Вот слова
Серапиона.

13

«Строматы» Климента в восьми книгах все сохранились до нашего времени.
Озаглавил он их так: «Строматы Тита Флавия Климента. Заметки о познании
истинной философии». (2) Столько же книг и в его сочинении под заглавием
«Очерки». Тут он упоминает по имени, как своего учителя, Пантена,
приводит его толкования Священного Писания и предания, от него
полученные. (3) Есть у него еще «Увещания к эллинам»; три книги
сочинения, озаглавленного «Педагог»; затем «Какой богач спасется», книга
«О Пасхе»; диалоги «О посте и о злоречии», увещательное слово «О
терпении, или К новокрещенным», еще «Церковное правило, или Против
иудействующих», посвященное упомянутому епископу Александру.

(4) В «Строматах» он не только рассыпает мысли из Писания, но берет и у
эллинских писателей, если что покажется ему полезным; вспоминает мнения
многих, развертывает вероучение и эллинов, и варваров; выправляет ложь
ересиархов, приводит множество сведений, закладывая основу для
разностороннего образования. Ко всему этому добавлены рассуждения
философов, так что заглавие «Строматы» находится в полном соответствии с
содержанием.

(6) Он использует для этой книги и писания, Церковью не признанные: так
называемую Премудрость Соломонову, книгу Иисуса Сираха, Послание к
Евреям. Послания Варнавы, Климента и Иуды. (7) Вспоминает он и «Слово к
эллинам» Татиана; вспоминает Кассиана – он тоже писал хронику, а также
Филона, Аристовула, Иосифа, Димитрия и Эвполема, еврейских писателей –
все они доказывали в своих сочинениях, что Моисей и народ иудейский
старше древних эллинов (8) Много и других полезных сведений имеется в
этом его сочинении. В 1-й книге его он говорит о себе как о человеке,
стоявшем в непосредственной близости к преемникам апостолов, и обещает
дать толкование на Бытие. (9) В книге «О Пасхе» он говорит, что друзья
вынуждали его записать для будущих поколений всё, что он своими ушами
слышал от старых пресвитеров. Вспоминает он Мелитона, Иринея и других,
чьи беседы и приводит.

14

В «Очерках» он, коротко говоря, дает сжатый пересказ всего Нового
Завета, используя и книги оспариваемые: Послание Иуды и прочие Соборные
Послания, Послание Варнавы и Откровение, приписываемое Петру.
(2) Послание к Евреям он считает Павловым и говорит, что написано оно
было для евреев и по-еврейски, а Лука старательно перевел его для
эллинов. Вот почему одинаковый стиль и в переводе этого Послания, и в
Деяниях. (3) Что в заглавии его не стоит «Павел апостол», это понятно:
обращаясь к евреям, относившимся к нему предвзято и с подозрением,
разумно было не отталкивать их сразу же своим именем; несколько ниже он
добавляет:

(4) «Как сказал блаженный пресвитер: Господь, Апостол Вседержителя, был
послан к евреям, а Павел, как посланный к язычникам, по скромности и не
назвался апостолом евреев, не смея равняться с Господом, а также и
потому, что Послание к Евреям только добавка к его деятельности, ибо был
он проповедником и апостолом язычников».

(5) В этих же книгах Климент приводит предания древних пресвитеров о
порядке Евангелий: «Первыми написаны Евангелия, где есть родословные.
(6) Евангелие от Марка возникло при таких обстоятельствах: Петр, будучи
в Риме и проповедуя Христово учение, излагал, исполнившись Духа, то, что
содержится в Евангелии. Слушавшие – а их было много – убедили Марка, как
давнего Петрова спутника, помнившего всё, что тот говорил, записать его
слова. Марк так и сделал и вручил это Евангелие просившим. (7) Петр,
узнав об этом, не запретил Марку, но и не поощрил его. Иоанн, последний,
видя, что те Евангелия возвещают земные дела Христа, написал,
побуждаемый учениками и вдохновленный Духом, Евангелие духовное». Вот
что сообщает Климент.

(8) Известный нам Александр в одном из писем Оригену вспоминает Климента
и Пантена как людей хорошо ему знакомых и пишет так: «Воля Божия, ты
знаешь, была в том, чтобы любовь, завещанная нам старшими, пребывала
нерушимой, становилась горячее и крепче. (9) Мы считаем отцами блаженных
предшественников наших – скоро мы будем вместе: Пантена, воистину
блаженного мужа и учителя, святого Климента, моего учителя и
благодетеля, да и других таких же. Через них познакомился и я с тобой,
человеком безукоризненным, господином и братом моим».

Таковы эти сведения.

(10) Адамантий (это было прозвище Оригена) отправился в Рим – Римской
Церковью управлял тогда Зефирин, – о чем пишет так: «Я захотел увидеть
самую древнюю Церковь – Римскую». Пробыл он там недолго и, вернувшись в
Александрию, (11) со всем усердием продолжал заниматься своим делом
оглашателя. Димитрий, тамошний епископ, поощрял его и только что не
упрашивал неленостно потрудиться на пользу братьев.

15

Он увидел, что его не хватит на углубленные занятия по изучению и
толкованию Священного Писания и на оглашение приходящих – а шли к нему в
училище один за другим с утра до вечера, не давая передохнуть. Поэтому
он разделил всю эту толпу, выбрал из своих учеников некоего Геракла,
прилежно занимавшегося богословием, человека вообще очень разумного и не
чуждого философии, и сделал его помощником в оглашательной работе: ему
он поручил начальное преподавание, а себе оставил слушателей более
совершенных.

16

Старательно исследовать слово Божие было для Оригена столь важно, что он
даже выучил еврейский язык, приобрел у евреев в собственность подлинники
священных книг, написанные еврейским шрифтом, и выискивал переводы,
существующие помимо семидесяти и кроме общеупотребительных переводов
Акилы, Симмаха и Феодотиона. Не знаю, из каких тайников, где они лежали
давным-давно, извлек он их на свет Божий. (2) Владелец их остался ему
неизвестен, и он только сообщил, что один экземпляр он нашел в Никополе,
недалеко от Акция, а другой – в каком-то ином месте. (3) В Гекзаплах же
он, рядом с четырьмя известными переводами псалмов, помещает не только
пятый, но и шестой и седьмой с примечанием к одному: он нашел его при
Антонине, сыне Севера, в Иерихоне, в огромном глиняном кувшине.
(4) Сведя все переводы вместе, разделив на строфы, взаимно сопоставив и
сравнив с еврейским подлинником, он и оставил нам так называемые
Гекзаплы. Переводы же Акилы, Симмаха и Феодотиона вместе с переводом
семидесяти поместил в Тетраплах.

17

Следует знать, что Симмах, один из этих переводчиков, был эвионит. Так
называемая ересь эвионитов состоит в следующем: они говорят, что Христос
родился от Иосифа и Марии, считают Его просто человеком и настаивают на
соблюдении Закона в строго иудейском духе – мы указывали на это и в
предыдущем повествовании. Замечания Симмаха сохранились: он,
по-видимому, старается подкрепить свою ересь Евангелием от Матфея.
Ориген говорит, что эти замечания вместе с другими толкованиями Симмаха
на Священное Писание он получил от некоей Юлиании, которой вручил эти
книги сам Симмах.

18

В это же время Амвросия, последователя Валентиновой ереси, убедила
истина, представленная ему Оригеном: словно светом озарило его ум, и он
обратился к Церкви и ее правой вере. (2) Много и других образованных
людей приходило к Оригену – слава его разнеслась широко, – чтобы
ознакомиться с тем, как умело толковал он Священное Писание. Тьма
еретиков и немало самых знаменитых философов стекались к нему и
ревностно изучали не только богословие, но и мирскую философию. (3) Тех
из учеников своих, в ком он замечал дарование, он вводил в дисциплины
философские, преподавал им арифметику, геометрию и другие предметы,
предваряющие знания более серьезные, знакомил с философскими теориями,
объяснял сочинения их творцов, делал свои замечания и рассматривал
каждую теорию особо; сами эллины объявили его крупным философом.
(4) Большинство же учеников, не очень способных, он привлекал к
элементарным школьным занятиям, говоря, что они очень помогут им понять
Писание и подготовят к нему. Поэтому он считал, что даже ему необходимо
заниматься философией и науками светскими.

19

О том, как преуспел Ориген в этих областях, свидетельствуют современные
ему философы-эллины; в их произведениях мы находили частые упоминания о
нем: одни посвящали ему свои произведения, другие приносили свои труды
ему на суд, как учителю. (2) Зачем говорить об этом, когда Порфирий, наш
современник, обосновавшись в Сицилии, написал против нас книгу, в
которой, пытаясь оклеветать Писание, поминает и его толкователей; так
как обвинить христианские догматы в чем-то дурном никак невозможно, то
он за неимением доказательств обратился к ругани, клевеща на
толкователей Писания, и особенно на Оригена. (3) По его словам, он знал
его с юности; пытаясь его оклеветать, он, сам того не замечая, возвышает
его, то говоря правду, если другой возможности нет, то прибегая ко лжи и
думая, что это останется незамеченным; иногда обвиняет его как
христианина, иногда подробно рассказывает о его преданности философским
дисциплинам. Послушай его собственные слова:

(4) «Горячо желая сохранить грязные рассказы иудейского писания, они
[христиане] обратились к толкованию, которое совершенно не вяжется с
содержанием этих рассказов: тут было не столько защиты этих нелепиц,
сколько самодовольного восхваления собственных писаний. Ясные слова
Моисея они торжественно объявили загадочными и клялись Богом, уверяя,
что они, как изречения оракулов, полны тайного смысла; лишившись в этом
дурмане здравого разума, они и ввели свое толкование».

(5) Дальше, между прочим, он говорит:

«Этот нелепый метод заимствован у человека, с которым я часто встречался
в юности, весьма известного в то время, известного и теперь своими
сочинениями, – я разумею Оригена; слава его широко разошлась среди
учителей этой веры. (6) Он был учеником Аммония, который в наше время
преуспевал в философии; Аммоний ввел его в науку и многое ему дал, но в
выборе жизненного пути Ориген свернул на дорогу, противоположную дороге
учителя: прошел совсем по иному пути. (7) Аммоний был христианином и
воспитан был родителями-христианами, но, войдя в разум и познакомившись
с философией, он перешел к образу жизни, согласному с законами. Ориген –
эллин, воспитанный на эллинской науке, – споткнулся об это варварское
безрассудство, разменял на мелочи и себя, и свои способности к науке.
(8) Жил он по-христиански, нарушая законы. О мире материальном и о Боге
думал как эллин, но эллинскую философию внес в басни, ей чуждые. Он жил
всегда с Платоном, читал Нумения, Крония, Аполлофана, Лонгина, Модерата,
Никомаха и писателей, известных в пифагорейских кругах. Пользовался
книгами Херемона стоика и Корнута; узнав от них аллегорическое
толкование эллинских мистерий, он применил его к иудейским писаниям».

(9) Так сказано у Порфирия в 3-й книге его сочинения против христиан. Он
правильно говорит о воспитании и широкой образованности Оригена, но явно
лжет (чего бы и не насказать врагу христиан!), будто Ориген обратился из
эллинов, а Аммоний после благочестивой жизни впал в язычество.
(10) Ориген хранил от предков унаследованную христианскую веру (на это я
уже указывал); Аммоний до последнего часа держался чистого и
совершенного Божественного любомудрия, о чем и доныне свидетельствуют
его труды, которые широко его прославили, например, ею книга «О согласии
Моисея с Иисусом» и другие, которые можно найти у любителей истины.
(11) Все это изложено, чтобы показать и ложь клеветнических выдумок, и
великую осведомленность Оригена в эллинских науках. В одном письме,
обращаясь к тем, кто упрекал его в усердных занятиях этими последними,
он защищается так:

(12) «Когда я стал прилежно изучать Слово и пошла молва о моих занятиях,
тогда ко мне стали приходить то еретики, то эллинские ученые,
преимущественно философы, и я решил тогда основательно рассмотреть
учения об истине и еретические, и философские. (13) Это я и сделал,
подражая Пантену, чьи уроки еще до меня многим принесли пользу, так как
он был очень осведомлен в этих вопросах, как и Иракл, который ныне
заседает в Александрии в совете священников и которого я нашел у учителя
философских дисциплин; он упорно трудился у него еще за пять лет до
того, как я стал заниматься у того же учителя. (14) Под его влиянием он
снял с себя обычную одежду, которую носил раньше, и принял облик
философа, доныне сохраняемый; он не перестает по возможности заниматься
и эллинскими науками». Так говорит Ориген в защиту своих занятий
эллинской наукой. (15) В это время, когда Ориген жил в Александрии,
Димитрию, тамошнему епископу, и тогдашнему префекту Египта принес воин
письма от правителя Аравии с просьбой как можно скорее прислать к нему
Оригена, так как он хочет с ним побеседовать. Ориген прибыл в Аравию,
быстро выполнил свою миссию и тут же вернулся в Александрию (16) За этот
промежуток времени в Александрии разгорелся мятеж, и Ориген, тайно
выбравшись из Александрии, направился в Палестину и поселился в Кесарии.
Хотя он еще не был тогда рукоположен в священника, но местные епископы
просили его беседовать с общиной и разъяснять ей Писание. (17) Что
именно так и было, видно из писем Александра, епископа Иерусалимского, и
Феоктиста Кесарийского, посланных ими в свою защиту Димитрию.

«Он добавил в письме, что никогда не слыхано, да и сейчас не бывает,
чтобы миряне в присутствии епископов проповедовали в Церкви. Зачем он
говорит явную неправду? (18) Где найдутся люди, способные принести
пользу братьям, оттуда и приглашают их святые епископы проповедовать
народу; так делали наши блаженные братья: в Ларанде Эвелпист пригласил
Неона; в Иконии – Цельс Павлина; в Синнаде – Аттик Феодора, – вероятно,
так поступали и в других местах, только мы этого не знаем».

Человеку, о котором мы рассказываем, еще молодому, оказывали такую честь
не только епископы-земляки, но и епископы на чужбине. (19) Димитрий,
однако, отправил за ним диаконов с письмом, торопя его вернуться в
Александрию. Вернувшись, Ориген занялся обычными трудами.

20

В это время в полной силе находилось много даровитых церковных
писателей; письма, которыми они обменивались, сохранились, и найти их
легко и сейчас. До нашего времени они хранились в библиотеке города
Элии, созданной тамошним епископом Александром; там мы и смогли достать
материалы для данной работы. (2) Один из таких писателей, Берилл,
епископ Бостры Аравийской, оставил, кроме писем, разные работы,
исполненные любви к прекрасному. Остались и сочинения Ипполита, епископа
другой Церкви. (3) Дошел до нас и диалог Гая, мужа весьма разумного,
жившего в Риме при Зефирине; он спорит с Проклом, отстаивающим
фригийскую ересь. В этом диалоге, обуздывая дерзкую готовность еретиков
составить новое Писание, он упоминает только тринадцать Посланий святого
апостола, но среди них не числит Послания к Евреям. Некоторые в Риме и
сейчас считают, что оно не принадлежит апостолу.

21

Антонин царствовал семь лет и шесть месяцев; после него был Макрин,
который прожил год, а после него владычество над римлянами получил
другой Антонин. В первый год его царствования переселился в другой мир
епископ Зефирин, целых восемнадцать лет служивший Церкви. (2) После него
епископство вручили Каллисту; прожив пять лет, он оставил свое служение
Урбану. Антонин прожил только четыре года; власть наследовал самодержец
Александр. В это время в Антиохийской Церкви преемником Асклепиада стал
Филит.

(3) Мать императора Мамея – была ли еще на свете такая благочестивая
женщина! – сочла за счастье встретиться с Оригеном – слава его
разнеслась повсюду и дошла до ее слуха – и ознакомиться с его
удивительным для всех проникновением в смысл Священного Писания.
Находясь в Антиохии, она пригласила его прибыть к ней в сопровождении
воинов-телохранителей. Он пробыл там некоторое время, разъяснил многое
во славу Господа, показал, как обучаться науке Божественной, и
поторопился вернуться к обычным занятиям.

22

Тогда же Ипполит среди прочих «Памяток» написал книгу «О Пасхе», где,
высчитывая время, дает пасхалию на шестнадцать лет, начиная первым годом
царствования императора Александра. Из прочих его сочинений до нас
дошли: «О шести днях творения», «Что было после этих шести дней»,
«Против Маркиона», «О Песни песней», «О некоторых главах Иезекииля», «О
Пасхе», «Против всех ересей» и очень много других, которые ты сможешь
найти у многих.

23

Тогда же Ориген положил начало своим толкованиям Писания. Амвросий не
только настоятельно убеждал и уговаривал его взяться за эту работу, но и
щедро предоставлял всё необходимое для этих занятий. (2) Более семи
скорописцев писали под его диктовку, сменяясь по очереди через
определенное время; не меньше было переписчиков и красиво писавших
девушек. Амвросий щедро снабжал их всем необходимым, а главное, он
вносил в занятия Священным Писанием усердие невыразимое, и это особенно
побуждало Оригена заниматься своими комментариями.

(3) Так обстояли дела, когда Урбана, восемь лет бывшего епископом Рима,
сменил Понтиан, а Филита в Антиохии – Зебин.

(4) Тогда же Ориген отправился по необходимым церковным делам через
Палестину в Элладу и был в Кесарии местными епископами рукоположен в
священника. Поднявшаяся против него по этому поводу буря; постановления,
принятые по поводу этих волнений предстоятелями Церквей; вклад в
богословие, который сделал, войдя в возраст, Ориген, – для рассказа об
этом потребовалась бы особая книга. Об этом достаточно сказано во 2-й
книге Апологии, написанной нами в его защиту.

24

r

t

x

ў

ў

ё

є

А

 двадцать пять псалмов и на Плач Иеремии. Из них до нас дошло пять
томов. В них он упоминает книгу «О воскресении», в 2-х томах. (3) И
книгу «О началах» он написал до своего переселения из Александрии, как и
другую, под заглавием «Строматы», в 10-ти томах; она написана в том же
городе в царствование императора Александра, как об этом свидетельствуют
его собственноручные пометки в начале каждого тома.

25

Объясняя первый псалом, Ориген приводит список священных книг Ветхого
Завета. Вот как он пишет дословно: «Следует знать, что ветхозаветных
книг, по еврейскому преданию, двадцать две – столько же, сколько букв у
них в алфавите». (2) Затем он добавляет:

«Вот эти двадцать две книги: Бытие по-нашему, а у евреев по первому
слову этой книги – „Береигит“, что значит „в начале“; Исход– „Вэле
шемот“, то есть „эти имена“; Левит – „Ваикра“, то есть „и Я воззвал“;
Числа – „Гаммисфекодим“; Второзаконие – „Элле гаддебарим“, то есть „эти
слова“; Книга Иисуса Навина – „Иозуе бен нун“; Судьи, Руфь – у них это
одна книга: „Шофетим“; Первая и Вторая книги Царств, соединенные у них в
одну – „Шемуэл“, то есть „призванный Богом“; Третья и Четвертая книги
Царств – в одной: „Ваммелех Давид“, то есть „царствование Давида“;
Первая и Вторая книги Паралипоменон, соединенные вместе – „Дибре
гайомим“, то есть „слова дней“; Первая и Вторая книги Ездры в одной –
„Эзра“, то есть „помощник“; Книга псалмов „Сефертегиллим“; Притчи
Соломона – „Мишлот“; Екклезиаст – „Когелет“; Песнь песней (а не Песни
песней, как думают иные) – „Шир гашширим“; книги: Исаии – „Ешая“,
Иеремия с Плачем и Посланием в одной книге – „Ирмиаг“; книги: Даниила –
„Даниэль“; Иезекииля – „Ехезкель“, Иова – „Иоб“, Есфирь – „Эстер“. Есть
еще книги Маккавеев – „Шарбет шарбане“.

(3) Это сказано в упомянутом сочинении. В 1-й книге Толкований на
Евангелие от Матфея Ориген, придерживаясь церковного канона,
свидетельствует, что признает только четыре Евангелия, и пишет так:
(4) «Вот что из предания узнал я о четырех Евангелиях, единственных
бесспорных для всей Церкви Божией, находящейся под небом: первое
написано Матфеем, бывшим мытарем, а потом апостолом Христовым,
предназначено для христиан из евреев и написано по-еврейски; (5) второе,
от Марка, написано по наставлениям Петра, назвавшего Марка в Соборном
Послании сыном: „Приветствует вас избранная Церковь в Вавилоне и Марк,
сын мой“. (6) Третье Евангелие – от Луки, которое одобряет Павел,
написано для христиан из язычников. Последнее Евангелие – от Иоанна».

(7) В 5-й книге Толкований на это Евангелие Ориген так говорит об
апостольских Посланиях:

«Павел, которому дано было достаточно, чтобы стать служителем Нового
Завета не по букве, а по духу, насытивший Евангелием земли от Иерусалима
и кругом до Иллирика, писал не ко всем Церквам, которые наставил, и даже
тем, которым писал, посылал по нескольку строк. (8) От Петра, на котором
основана Церковь Христова и врата адовы не одолеют ее, осталось только
одно Послание, всеми признанное. Примем, пожалуй, и Второе, хотя о нем
спорят. (9) Что сказать об Иоанне, возлежавшем на груди Христовой? Он
оставил одно Евангелие, заметив, что всему миру не вместить того, что он
мог бы написать; написал он и Откровение, но ему приказано было молчать
и не писать о том, что сказали семь громов. (10) Осталось от него и
Послание в несколько строк. Примем, пожалуй, Второе и Третье – не все
признают их подлинными; в обоих не больше ста строк».

(11) О Послании к Евреям Ориген так рассуждает в своих беседах о нем:

«В языке Послания, озаглавленном „К Евреям“, нет особенностей,
свойственных языку апостола, который признает, что он „неискусен в
слове“, то есть в умении выражать свои мысли. Послание составлено на
хорошем греческом языке, и каждый, способный судить о разнице стилей,
это признает. (12) Мысли же в этом Послании удивительные, не уступающие
тем, которые есть в Посланиях, признаваемых подлинно Павловыми. Что это
так, с этим согласится каждый, кто внимательно читает эти Послания».

(13) Затем, между прочим, он говорит:

«Если бы мне пришлось открыто высказаться, я бы сказал: мысли в этом
Послании принадлежат апостолу, а выбор слов и склад речи – человеку,
который вспоминает сказанное апостолом и пишет, как бы поясняя сказанное
учителем. Если какая-нибудь Церковь принимает это Послание за Павлово,
хвала ей за это. Не зря же древние мужи считали это Послание Павловым.
(14) Кто был настоящий его автор, ведомо только Богу. Еще до нас его
приписывали одни Клименту, епископу Римскому, другие – Луке, написавшему
Евангелие и Деяния». Об этом достаточно.

26

На десятом году упомянутого царствования Ориген переселился из
Александрии в Кесарию, оставив Огласительное училище на Иракла. В скором
времени скончался Димитрий, епископ Александрийский, несший свое
служение целых сорок три года. Преемником его стал Иракл. В это время
славен был епископ Кесарии Каппадокийской Фирмилиан.

27

Он так высоко ставил Оригена, что иногда, церковной пользы ради,
приглашал его к себе, в свою область, а иногда сам отправлялся к нему в
Иудею и проводил с ним некоторое время, совершенствуясь в вопросах
богословских. И Александр, епископ Иерусалимский, и Феоктист Кесарийский
все время прислушивались к нему и как учителю единственному уступали ему
толкование Священного Писания и то, что касалось церковного обучения.

28

После императора Александра, царствовавшего тринадцать лет, власть
принял кесарь Максимин. Из ненависти к дому Александра, состоявшему
большей частью из верующих, он начал гонение, но казнить велел, как
виновных в обучении христианству, только стоявших во главе Церквей. В
это время Ориген написал «О мученичестве» и посвятил это сочинение
Амвросию и Протоктиту, кесарийскому пресвитеру: все вокруг в это гонение
было для обоих крайне неблагоприятно. Рассказывают, что они прославили
себя и исповеданием при Максимине, царствовавшем не дольше трех лет.
Время этого гонения указано Оригеном в 22-й книге его Толкований на
Евангелие от Иоанна и в его разных письмах.

29

После Максимина власть над римлянами получил Гордиан; преемником
Понтиана, бывшего шесть лет епископом Римским, стал Антерот, а после
Антерота, несшего свое служение только месяц, – Фабиан.
(2) Рассказывают, что Фабиан, после кончины Антерота, вместе с другими
переселился из деревни в Рим и здесь, по Божией небесной милости, стал
епископом совершенно чудесным образом. (3) Когда все братья собрались
для выбора будущего епископа, то большинству приходил на ум кто-либо из
славных, известных мужей. О Фабиане, здесь находившемся, и мысли ни у
кого не было. Вдруг сверху слетает голубь и садится ему на голову – так
Дух Святой, в виде голубя, сошел на Спасителя. (4) Тут весь народ в
одном порыве, словно по внушению Духа Божия, единодушно возгласил
«достоин» и немедленно посадил его на епископскую кафедру.

В это же время Антиохийский епископ Зебин перешел в иную жизнь; его
преемником стал Вавила; в Александрии после Димитрия обязанности его нес
Иракл; управление Огласительным училищем перешло к Дионисию, тоже одному
из учеников Оригена.

30

К Оригену, занимавшемуся в Кесарии обычным своим делом, приходило много
не только местных жителей, но и множество иностранцев, оставивших
родину. Я знал из них особенно известных: Феодора – это знаменитый в
наше время епископ Григорий – и брата его Афинодора. Оба страстно
увлекались эллинской и римской наукой; но Ориген внушил им любовь к
философии и направил всю их ревность на изучение богословия. Они провели
с ним целых пять лет и так усовершенствовались в этой науке, что оба еще
молодыми удостоились епископства в понтийских Церквах.

31

В это время известен стал и Африкан, написавший «Узоры». Есть его письмо
к Оригену: он недоумевает по поводу рассказа о Сусанне в книге
Даниила, – не выдумка ли это. Ориген очень подробно ответил ему. (2) От
этого же Африкана дошли до нас и другие работы: пять книг «Хроник»,
обработанных с большой точностью и тщательностью. Он рассказывает, как,
наслышавшись об Иракле, он предпринял путешествие в Александрию; Иракл,
как мы говорили, отличался своими познаниями в философии и других
эллинских науках и был епископом Александрийской Церкви. (3) Есть еще
письмо Африкана к Аристиду о мнимом разногласии родословий Христа:
одного – у Матфея и другого – у Луки; основываясь на рассказе, до него
дошедшем, он с полной ясностью согласовывает обоих евангелистов. Этот
рассказ я привел к месту в 1-й книге этого моего сочинения.

32

Ориген в это время составил Толкование на Исаию и тогда же на Иезекииля.
Из Толкования на Исаию дошла до нас только третья часть – до видения
животных в пустыне – тридцать томов; на Иезекииля – двадцать пять,
единственные на этого пророка. (2) Он был тогда в Афинах, там закончил
эту работу и начал Толкование на Песнь песней, дошел до пятой книги и,
уже вернувшись в Кесарию, довел толкование до конца, т.е. до десятой
книги. (3) Зачем, однако, составлять сейчас точный список работ Оригена,
когда для этого требуется особая книга? Я привел его в жизнеописании
святого мученика Памфила, нашего современника, показав, с каким усердием
занимался Памфил богословием, и тут же поместил список книг его
библиотеки, состоявшей из работ Оригена и других церковных писателей.
Желающий может из этой книги полностью узнать о трудах Оригена, до нас
дошедших. Продолжаю последовательное изложение событий.

33

Берилл, недавно упомянутый нами епископ Бостры Аравийской, нарушая
церковное правило, попытался внести в наше вероучение нечто ему чуждое:
осмелился говорить, что Спаситель и Господь наш до Своего прихода к
людям не имел ни собственной сущности, ни собственной Божественности,
что в Нем только пребывала Отчая. (2) Очень многие епископы
рассматривали его мнение и говорили о нем; был приглашен и Ориген. Он
начал свою беседу с вопросов, выясняющих образ мыслей собеседника;
ознакомившись с ним, убедил его своими рассуждениями, выправил его
неправоверие и вернул к прежней здравой вере, показав истину догматов.
(3) И доныне имеется подробный отчет о тех событиях: заявления Берилла,
постановление собора, созванного по этому поводу, вопросы Оригена и
беседы его с Бериллом, происходившие в местной Церкви. (4) Многое об
Оригене помнят и рассказывают нынешние священники, но я решил это
опустить, как не относящееся к этой книге. Необходимые же сведения о нем
можно собрать из «Апологии Оригена», написанной нами и святым мучеником
Памфилом, нашим современником: мы старательно работали вместе, ибо
нападок на Оригена много.

34

После полных шести лет правления Гордиана власть получил Филипп вместе с
сыном своим Филиппом. Рассказывают, что он был христианином и захотел в
последнюю предпасхальную всенощную помолиться в Церкви вместе с народом,
но тамошний епископ разрешил ему войти только после исповеди и стоять
вместе с кающимися на отведенном для них месте. Не сделай он этого,
епископ не допустил бы его по множеству взводимых на него обвинений.
Говорят, что Филипп сразу же согласился и на деле доказал, что он
искренне благочестив и боится Бога.

35

Шел третий год царствования Филиппа, когда после шестнадцати лет
епископства в Александрии скончался Иракл; его преемником стал Дионисий.

36

Тогда, как и следовало, вера умножилась, наше учение можно было свободно
проповедовать всем; Оригену было уже за шестьдесят, у него накопился
огромный опыт, и свои беседы, обращенные к народу, он прямо диктовал
скорописцам, чего раньше никогда себе не позволял. (2) В это время он
составил в восьми книгах возражения эпикурейцу Цельсу, написавшему
против нас сочинение под заглавием «Слово истины», двадцать пять томов
Толкований на Евангелие от Матфея, а также Толкования на двенадцать
пророков, из которых мы нашли только двадцать пять. (3) Имеется его
письмо к императору Филиппу и другое – к его супруге Севере, есть и иные
письма к разным людям. Я собирал их, сколько мог – их хранили у себя по
разным местам разные люди, – и составил из них особые тома, их больше
ста. (4) Писал Ориген письма и Фабиану, епископу Римскому, и многим
другим епископам о своем православии. Они приведены в 6-й книге
Апологии, написанной нам и об этом великом человеке.

37

В это время опять в Аравии появились люди, распространявшие учение,
истине чуждое. Они утверждали, что душа человека в смертный час умирает
с телом и вместе с ним разрушается, а в час воскресения вместе с ним и
оживет. Тогда был созван немалый собор и опять приглашен Ориген. Он
изложил перед собранием свои соображения о данном вопросе, которые
заставили их отказаться от недавних заблуждении.

38

Началось новое разномыслие – так называемая ересь элксаитов; она,
впрочем, появилась и тут же исчезла. О ней вспоминает Ориген в своей
Беседе на 82-й псалом; он говорит так:

«Появился человек, гордый своим безбожием и нечестивейшим учением,
которое зовется Элксаитовым; недавно восстало оно на Церковь. Я раскрою
вам зло этого учения, да не похитит оно вас. Оно отвергает некоторые
части Писания, но пользуется изречениями из всего Ветхого Завета и
Евангелия, отвергает последнего апостола. По их словам, отречение от
веры ничего не значит: человек здравомысленный отречется по
необходимости языком, но не сердцем. Они ссылаются на какую-то книгу,
упавшую с неба; внимающий и верующий ей получит отпущение грехов, только
это не то отпущение, которое дал Христос Иисус».

39

После семилетнего царствования Филиппа власть получил Деций. Из
ненависти к Филиппу он поднял на Церковь гонение, во время которого
мученической смертью скончался в Риме Фабиан; преемником его был
Корнилий. (2) В Палестине епископ Иерусалимский Александр предстал в
Кесарии вновь перед правительственным судом и после вторичного славного
исповедания изведал тюрьму, а был уже украшен честными сединами глубокой
старости; его мужественная старость и честные седины внушали уважение.
(3) Он почил в тюрьме после своего прекрасного и славного исповедания
перед судом правителя; преемником его в Иерусалиме называют Мазабана.
(4) Так же, как Александр, скончался в Антиохии в тюрьме после
исповедания Вавила; во главе Церкви поставлен Фабий.

(5) Что и сколько пережил Ориген в это гонение и какой был этому конец,
когда злобный демон выстроил против этого человека все свое воинство и
накинулся на него всеми силами и средствами – больше, чем на всех, с кем
он вел тогда войну; что и сколько выдержал за веру Христову этот
человек: оковы, телесные муки, истязания железом, тюремное подземелье,
многодневное сидение с растянутыми до четвертой дыры ногами, угрозу
сожжения и вообще что только ни делали с ним враги – всё он мужественно
вынес. А конец этому был такой: судья всей силой власти своей
воспротивился его казни. Какие после этого оставил он сочинения и как
они полезны тем, кто нуждается в поддержке, – об этом правдиво и точно
сообщают многочисленные письма этого человека.

40

О том, что случилось с Дионисием, он рассказывает сам в письме к
Герману. Привожу оттуда выдержку:

«Говорю перед Богом, Он знает, лгу ли я. Я никогда бы не ушел своей
волей и без Божиего указания. (2) Еще раньше, когда при Деции объявлено
было гонение, Сабин в тот же час послал фрументария разыскать меня; я
четыре дня сидел дома, ожидая прихода фрументария, а тот кружил по всей
окрестности, выслеживая меня по дорогам, рекам, по полям, где,
подозревал он, я прячусь или разгуливаю. Как пораженный слепотой, он не
смог найти дом, да и не верил, что я сижу дома, когда меня преследуют.
(3) С трудом через четыре дня, когда Господь велел мне уйти и чудесным
образом уготовал путь, я, и мои слуги, и многие братья – все вместе мы
отправились. А что все это было по Божиему Промыслу, это стало ясно из
дальнейшего, и мы тут кое-кому оказались полезны».

(4) Рассказав затем о некоторых событиях, он говорит, что произошло с
ним после ухода:

«Около захода солнца меня и бывших со мной воины вели в Тапосирис. По
Божиему смотрению, Тимофея с нами не было, и его не схватили. Придя
позднее, нашел он дом пустым и под охраной, а мы были уже невольниками».

(5) И затем говорит:

Вот как удивительно Домостроительство Его! Расскажу правду. С Тимофеем,
в перепуге бежавшим, повстречался какой-то крестьянин и спросил, чего он
так торопится. Тимофей сказал правду, (6) а тот выслушал (он шел,
намереваясь попировать на свадьбе; у них там в обычае не расходиться
целую ночь) и, придя, всё рассказал гостям. Те разом, словно
сговорившись, вскочили, понеслись бегом и, догнав нас, радостно
закричали. Воины, охранявшие нас, тут же убежали, а они обступили меня;
я же, как был, так и лежал на голых носилках. (7) И я – видит Бог –
принял их сперва за разбойников, которые нас разденут и ограбят. Я сидел
на своем ложе голый, в одной льняной рубахе; остальная одежда лежала
около меня, им я и протянул ее. Они же велели мне встать и как можно
скорее уходить. (8) И тогда, поняв, зачем они пришли, я стал криком
просить и молить их уйти и нас оставить. Если же хотят они мне добра, то
пусть предупредят взявших меня и сами отрубят мне голову. Пока я это
выкрикивал, как это известно моим спутникам, все со мной пережившим, они
силой меня подняли. Я навзничь упал на землю, но они потащили меня за
руки и за ноги. (9) За мной шли свидетели всего этого: Гай, Фавст, Петр
и Павел. Они же взвалили меня себе на спину, вынесли из этого городка и
увезли, посадив на осла, даже не покрыв его попоной».

Вот что рассказывал о себе Дионисий.

41

Он же в письме к Антиохийскому епископу Фабию так рассказывает о том,
что претерпели при Деции мученики в Александрии:

«Преследование у нас началось не с царского указа, а на целый год
раньше, когда какой-то пророк и виновник бедствий этого города – кто бы
он ни был – стал возбуждать и натравливать на нас языческую толпу,
разжигая их родное суеверие. (2) Подученные им язычники решили, что
всякое злодеяние им дозволено и что благочестивое почитание демонов
требует одного – убивать нас. (3) Первым они схватили старца Метру и
приказали ему богохульствовать; он отказался, его стали бить палками по
телу и колоть острым тростником лицо и глаза, затем вывели за город и
побили камнями. (4) Верующую женщину, именем Квинту, привели в капище и
заставляли кланяться кумирам; она с отвращением отворачивалась; ей
связали ноги и протащили через весь город по острым камням мостовой,
бичевали, толкали на мельничные жернова и, приведя туда же, куда Метру,
убили. (5) Затем все единодушно устремились на христианские дома; каждый
врывался к знакомым и соседям, тащил и грабил. Вещи подороже забирали
себе, дешевые и деревянные выбрасывали и жгли на улицах; казалось, город
взят неприятелем. Братья уклонялись и уходили, радуясь расхищению своего
имущества, как и те, о которых говорил Павел. (7) Не знаю, нашелся ли до
сих пор человек, который, попав к ним в руки, отрекся от Господа, разве
один-единственный.

Язычники схватили также Аполлонию, дивную старушку-девственницу, били по
челюстям, выбили все зубы; устроили за городом костер и грозили сжечь ее
живьем, если она заодно с ними не произнесет кощунственных возгласов.
Аполлония, немного помолившись, отошла в сторону, прыгнула с разбега в
огонь и сгорела. (8) Серапиона взяли дома, измучили жестокими пытками,
переломали все суставы и сбросили головой вниз из верхней комнаты.

Нам не было проходу ни на людных улицах, ни в переулках, ни днем, ни
ночью; всегда и всюду все кричали: кто не произнесет слов мерзостных,
сейчас же его в костер. (9) Очень долго всё так и шло, ничуть не
ослабевая, но потом поднялся мятеж, и гражданская война обратила на них
самих прежнюю их жестокость к нам. Мы немного передохнули: им в их злобе
было не до нас, но скоро пришло известие о смене милостивой к нам
власти; великий страх перед тем, что угрожало, навис над нами.

(10) И вот появился указ, говоривший почти о том же, что предречено было
Господом нашим, – такой страшный, что могли, пожалуй, соблазниться даже
избранные. (11) Все притаились. Многие видные люди явились сразу: одни –
из страха; магистраты – повинуясь своим обязанностям, некоторых тащили
близкие. Вызванные по имени подходили к нечистым жертвам, одни – бледные
и дрожащие, словно не они собрались принести жертву, а сами шли как
жертвы на заклание. Толпа, стоявшая вокруг, осыпала их насмешками: явные
трусы, они боялись и умереть, и принести жертву. (12) Другие быстро, с
готовностью подходили к жертвеннику, развязностью своей подтверждая, что
никогда и не были христианами; об этих людях истинно изрек Христос:
трудно им спастись. Из остальных одни вели себя или как первые, или как
вторые из упомянутых, иные сбегали. (13) Из тех, кто был схвачен, одни
даже пошли в тюрьму и кое-кто долго просидел в заключении, но затем они
отреклись, не представ еще даже перед судом; другие некоторое время
терпели пытки, но терпеть дальше отказались.

(14) Крепкие и блаженные столпы Господни, укрепляемые Им, черпая в своей
твердой вере соответствующие ей достоинство и терпение, стали дивными
свидетелями Его царствования. (15) Первым из них был Юлиан; он страдал
подагрой и не мог ни стоять, ни ходить; он был взят вместе с двумя
другими людьми, его несшими. Один из них сразу же отрекся; другой же,
Кронион, по прозвищу Евнус, и сам старец Юлиан исповедали Господа;
бичуя, их провезли на верблюдах по всему городу – а вы знаете, что он
большой, – и, наконец, среди окружающей толпы бросили в негашеную
известь. (16) Воин, сопровождавший их по дороге, не позволял над ними
издеваться; толпа подняла крик, и Вису, смелого воина Божия,
отличившегося в великой борьбе за веру, привели на суд и обезглавили.
(17) Другой, ливиец родом, Макарий, воистину блаженный – и по смыслу
своего имени и по благословению Божиему – остался непоколебимым, хотя
судья долго уговаривал его отречься, и был сожжен живым. Затем Епимаха и
Александра, долго просидевших в узах, перенесших «когти» и бичевание,
облили негашеной известью.

(18) Вместе с ними были и четыре женщины: Аммонария, святая дева,
которую судья пытал усердно и долго, ибо она сразу объявила ему, что не
скажет ни слова из тех, которые от нее потребуют; обещание свое она
сдержала и была уведена на казнь. Остальных: почтеннейшую старицу
Меркурию, Дионисию, многодетную мать, возлюбившую, однако, Христа больше
детей, судья, устыдившись напрасных пыток и поражения, нанесенного
женщинам и, распорядился убить мечом и не пытать. Аммонария, первая в
этой борьбе, прошла через всё.

(19) Ирон, Атир, Исидор, египтяне, и вместе с ними Диоскор, отрок лет
пятнадцати, были выданы. Судья пытался сначала обмануть отрока,
казалось, доверчивого, и припугнуть пытками, рассчитывая, что он сразу
же сдастся, но Диоскор не поддался на уговоры и ни в чем не уступил.
(20) Остальных, истерзанных самым зверским образом и выдержавших эти
муки, он предал огню. Диоскор вызвал общее восхищение и удивил судью
умными ответами на его убеждения; он отпустил отрока, сказав, что он,
считаясь с его возрастом, дает ему отсрочку для раскаяния. И сей час
богоугодный Диоскор пребывает с нами, ожидая борьбы более длительной и
награды более достаточной.

(21) Некий Немезион, тоже египтянин, ложно обвиненный в сообщничестве с
разбойниками, оправдался перед центурионом в этой нелепейшей клевете, но
был уличен как христианин и в цепях приведен к правителю. Этот
несправедливейший человек измучил его пытками и бичеванием вдвойне
против разбойников и сжег вместе с разбойниками – блаженный был почтен
примером Христа.

(22) Целое воинское отделение: Аммон, Зенон, Птоломей, Инген и с ними
старец Феофил – выстроилось перед судилищем. Когда кого-то судили как
христианина и он уже склонялся к отречению, они, стоявшие рядом, стали
скрежетать зубами, кивать головой, протягивать руки, принимать разные
позы. (23) Все обернулись на них, но прежде, чем кого-либо из них
схватили, они сами избежали на помост и объявили себя христианами. И
правителя, и его советников охватил страх; подсудимые еще более
укрепились в своей вере, а судьи оробели. Христиане выходили из суда с
торжеством и ликованием о своем исповедании: Господь даровал им славный
триумф.

42

Множество других по городам и деревням были растерзаны язычниками; я
приведу ради примера один случай. Исхирион был вилланом на жаловании у
одного из правителей. Хозяин велел ему принести жертву; отказавшегося
выругал, упорствующего осыпал оскорблениями, непреклонного убил: вогнал
ему в живот, в самые внутренности, огромную палку. (2) Что сказать о
толпах людей, скитавшихся и горах и пустынях, погибавших от голода,
жажды, мороза, от болезней, от разбойников и зверей? Выжившие
свидетельствуют об их избранничестве и победе. В подтверждение приведу
один случай. (3) Херимон, глубокий старец, епископ города, именуемого
Нилонолем, бежал вместе с женой на Аравийскую гору; они не вернулись
обратно, и братья, несмотря на все поиски, не нашли ни их самих, ни их
тел. (4) Многие на этой же самой Аравийской горе стали рабами
варваров-сарацин. Одни из них с трудом и за большие деньги были
выкуплены, другие и доныне пребывают в рабстве. Я рассказал об этом,
брат, не зря, но чтобы ты знал, сколько страшного мы пережили. Многие,
испытавшие еще больше, могут многое рассказать».

(5) Затем несколько ниже он добавляет:

«А эти наши Божественные мученики, которые ныне восседают вместе с
Христом, причастны Его Царству, участвуют в суде Его и вместе с Ним
выносят решения, – они вот взяли под защиту павших братьев, которым
надлежало держать ответ в принесении жертв. Видя их обращение и
раскаяние, уверенные, что оно может быть принято Тем, Кто вообще хочет
не смерти грешника, а его покаяния, они приняли их, собрали воедино,
вместе с ними молились и вкушали пищу.

Что относительно их посоветуете, братья? Что нам делать? Будем ли
согласны и единомысленны с ними, соблюдаем их милостивый суд и
дружелюбно отнесемся к тем, кого они пожалели, или же сочтем их суд
несправедливым и поставим себя судьями над ними? Оскорбим их доброту и
отменим приказ?»

43

Возобновляя разговор о тех, кто ослаб во время гонения, Дионисий весьма
кстати все это привел. Дело в том, что, превозносясь над ними в гордыне
своей, Новат, священник Римской Церкви, заявил, что для них вовсе нет
надежды на спасение, даже если они выполнят все, что требуется при
искреннем обращении и честном исповедании грехов. Он стал главой особой
ереси, последователи которой в надмении ума называли себя «чистыми»
(катарами).

(2) По его поводу в Риме собрался очень большой собор: шестьдесят
епископов, гораздо больше священников и диаконов; в остальных церковных
округах местные пастыри – каждый – обдумывали, как поступить. Всеми
принято решение: считать чуждыми Церкви Новата и превозносящихся вместе
с ним, предпочитавших братоненавистническое и бесчеловечное мнение этого
человека. Несчастных же, попавших в беду братьев лечить целительным
покаянием. (3) До нас дошли письма Корнилия, епископа Римского, к Фабию,
епископу Антиохийскому, со сведениями о римском соборе и постановлениях,
принятых в Италии, Африке и тех краях; есть и письма от Киприана и его
африканских соепископов, написанные по латыни, из коих явствует, что и
они согласны с необходимостью подавать помощь соблазненным и считают
справедливым отлучение от Церкви ересиарха и тех, кто пошел за ним.
(4) К этим письмам присоединено другое письмо Корнилия о том, что было
угодно собору, и еще другое – о поведении Новата. Ничто не мешает
привести из него выдержки, дабы познакомить моих читателей с тем, что
его касается. (5) Корнилий, описывая Фабию поведение Новата, пишет так:

«Так вот, знай: этот диковинный человек давным давно стремился к
епископству, но скрывал ото всех это страстное свое желание, а прикрыл
он свое безумие, пользуясь исповедниками, которых первоначально имел на
своей стороне, – вот что я хочу сказать. (6) Максим, священник у нас, и
Урбан, дважды пожавшие урожай доброй славы за свое исповедание, Сидоний
и Келерин, человек, который все пытки по милости Божией перенес, укрепил
силой веры слабую плоть и победил противника своим мужеством, – все эти
люди, хорошо поняв Новата и воочию видя его злобность, двоедушие,
клятвопреступничество, лживость, его неумение жить с людьми и его волчью
дружбу, вернулись в Святую Церковь и перед множеством епископов,
священников и мирян раскрыли все его уловки и злые дела, давно им
замышленные; они скорбели и каялись, что, поверив этому лукавому и
злонравному животному, на короткое время покинули Церковь».

(7) Немного дальше он говорит: «Непонятную перемену, возлюбленный брат,
увидели мы в нем вскоре: этот блистательней человек, страшными клятвами
заверявший, что он вовсе не домогается епископства, вдруг является
епископом, как „бог из машины“ в театре. (8) Этот толкователь догматов,
этот поборник церковной науки, решив ухватить и похитить епископство,
которое не было ему дано свыше, нашел себе двух помощников, отчаявшихся
в своем спасении, и отправил их в какой-то глухой уголок Италии обмануть
ловкой выдумкой тамошних трех епископов – людей необразованных и
простодушных, уверить их и настоять на том, будто они должны поскорее
ехать в Рим и там при посредничестве этих людей уладить все несогласия с
другими епископами. (9) Когда прибыли эти, как мы уже сказали, простецы,
ничего не понимающие в кознях и хитростях обманщиков, их заперли люди,
сходные с теми, кто доставил им столько хлопот. В десятом часу, когда
они напились, их, совершенно охмелевших, Новат силой заставил через
возложение рук дать ему мнимое, ложное епископство, вытребованное
хитростью и мошенничеством и ему не положенное. (10) Один из этих
епископов немного спустя вернулся в Церковь, со слезами всенародно
исповедал свой грех, и мы приняли его в общину, но как мирянина; за него
просил весь присутствовавший тут народ. Что касается остальных
епископов, то мы рукоположили им преемников и послали в те места, где
они были. (11) Этот страж Евангелия разве не понимает, что в Церкви
кафолической должен быть один епископ? В ней имеется – он не мог этого
не знать – 46 священников, 7 диаконов, 7 иподиаконов, 42 аколуфа
(послушника), 52 человека заклинателей и чтецов и привратников, больше
полутора тысяч вдов и калек, которых питает благодать Христова.
(12) Даже такое множество, столь необходимое в Церкви, – число, по
Божиему Промыслу, обильное и все умножающееся, вместе с неисчислимым
количеством мирян, не отвратило его от этого неразумного, безнадежного
поступка и не вернуло в Церковь».

(13) И далее, между прочим, добавляет следующее:

«Так вот, сразу же скажем и о том, за какие дела, за какое поведение
осмелился он притязать на епископский сан. Не за то ли, что с самого
начала жил в Церкви, многократно боролся за нее, испытал за веру много
великих опасностей? Отнюдь нет. (14) Начало его вере положил сатана,
который вошел в него и жил в нем достаточно долго. Помогли ему
заклинатели, а когда он тяжко заболел, то его, считая почти умирающим,
крестили – если можно сказать про такого человека, что он крещеный, –
окропив водой на той же постели, где он лежал. (15) Он выздоровел, но
над ним не было совершено остальное, что требуется по церковным
правилам: он не был запечатлен епископом. Не получив этого, мог ли он
получить Духа Святого?»

(16) Немного далее он продолжает: «Из трусости и жизнелюбия он во время
гонения отрекся от того, что был священником. Диаконы просили и убеждали
его выйти из комнаты, где он заперся, и помочь братьям, насколько
священнику и полагается и возможно помочь в опасности братьям, но он
решительно отвернулся от увещавших его диаконов и ушел в гневе, сказав,
что он больше не хочет быть священником: он увлечен другой философией»

(17) Немного дальше он добавляет следующее: «Итак, эта знаменитость
покинула Церковь Божию, в которой он после того, как уверовал, был
почтен священническим саном по милости епископа, через возложение рук
введшего Новата в круг священников. Возражал весь клир и многие миряне,
ибо крещеному по болезни окроплением в кровати, как был окрещен Новат,
не дозволено быть членом клира, но епископ просил разрешения
рукоположить только его одного».

(18) И затем он описывает самое тяжкое из преступлений этого человека:

«Совершая приношение и уделяя каждому его частицу, он, подавая ее,
заставлял несчастных людей вместо слов благодарности клясться, держал
обеими руками руки берущего и не отпускал их, пока тот не поклянется
(пользуюсь его же словами): „клянусь Телом и Кровию Господа нашего
Иисуса Христа, что никогда не покину тебя и не перейду к Корнилию“.
(19) И несчастный человек приобщался не раньше, чем взяв на себя клятву,
и вместо того, чтобы, взяв хлеб, произнести „Аминь“, говорил: „Я не
перейду к Корнилию“.

(20) Между прочим, говорит он и следующее: «Знай, что он покинут и
одинок, ибо братья ежедневно покидают его и возвращаются в Церковь. И
Моисей, блаженный мученик, недавно произнесший у нас свое прекрасное,
дивное исповедание, будучи еще в этом мире и видя его дерзость и
безумие, отлучил его вместе с пятью пресвитерами, которые вместе с ним
откололись от Церкви». (21) И в конце письма он приводит список
епископов, приходивших в Рим и осудивших глупость Новата; он называет их
имена и округ, которым кто управлял; (22) упоминает тех, кого не было в
Риме, но кто письменно подтвердил свое согласие с мнением
вышеупомянутых, называет тут же и города, которыми они ведали и откуда
писали. Вот о чем уведомил Корнилий Фабия, епископа Антиохийского.

44

Дионисий Александрийский в Послании к этому самому Фабию, несколько
склонявшемуся к расколу, рассуждая о многом и, между прочим, о покаянии,
рассказывал о недавних подвигах александрийских мучеников и сообщил,
между прочим, об удивительном происшествии, о котором необходимо
сообщить в этом произведении:

(2) «Я предложу тебе один пример – то, что случилось у нас. Был у нас
некий Серапион, один старик, верующий; долгое время жил он безупречно,
но в испытании пал. Часто просил он о прощении, однако никто не обращал
на него внимания, ибо он принес жертву. Заболев, он три дня подряд лежал
без языка и без сознания. (5) На четвертый день ему стало лучше, он
подозвал внука и сказал: „До каких пор, дитя, будете вы меня держать?
Поторопитесь, прошу, скорее дайте мне разрешение. Позови ко мне
священника“. Сказав это, он опять лишился языка. (4) Мальчик побежал к
священнику; дело было ночью; священник болел и не мог прийти. Но так как
я распорядился давать умирающим отпущение грехов, если они его просят,
особенно если они еще раньше умоляли о нем, – да умрут исполненные
благой надежды, – он дал мальчику кусочек Агнца, велел размочить его и
вложить старику в рот. (5) Мальчик пошел обратно, неся Причастие, но еще
не успел переступить порог, как Серапион опять заговорил: „Ты пришел,
дитя? Священник не смог прийти, но ты быстро сделай, что тебе приказано,
и отпусти меня“. Мальчик размочил частицу и влил все в рот старику; тот
проглотил и тут же скончался». (6) Не ясно ли, что он был сохраняем и
удерживаем на земле, пока не будет прощен? И так как грех его был стерт
многими хорошими делами, то его и можно было считать христианином». Вот
что рассказывает Дионисий.

45

Посмотрим, как писал Дионисий Новату, взволновавшему тогда римское
братство. Виновниками своего отступничества и раскола он считал
некоторых братьев – они заставили его дойти до этого, – и Дионисий пишет
ему так:

«Дионисий приветствует брата Новата. Если, как ты говоришь, тебя увели
из Церкви против воли, то, добровольно вернувшись, ты докажешь это.
Следовало всё перетерпеть, только бы не раскалывать Церковь Божию: отказ
от раскола был бы не менее славен, чем отказ от идолослужения, а,
по-моему, еще более. В том случае ты борешься только за свою душу, а
здесь – за всю Церковь. И если сейчас ты силой или убеждением вернешь
братьев к единодушию, это дело загладит твою ошибку целиком: её не
зачтут, а дело твое прославят. Если же ты не сможешь сладить с
непокорными, спасая их, – спаси свою душу. Будь здоров и пребывай в мире
с Господом, о чем и молюсь».

46

Так писал он Новату. Написал он еще Послание к египтянам «О раскаянии»;
в нем он излагает свои мысли о падших, определяя разные степени
виновности. (2) Есть еще Послание к Конону, епископу Гермопольской
Церкви, целиком о покаянии, а также увещательное, к своей
александрийской пастве. Среди его писем находятся: письмо «О
мученичестве» к Оригену и к братьям лаодикийским, предстоятелем которых
был епископ Филимидр, а также о покаянии к братьям в Армении, где
епископом был Мерузан. (3) Кроме того, писал он и в Рим Корнилию, когда
получил от него письмо о Новате; в Послании он сообщает, что был
приглашен Еленом, епископом Тарса Киликийского, и другими епископами, с
ним бывшими: Фирмилианом Каппадокийским и Феоктистом Палестинским для
встречи с ними в Антиохии, где некоторые старались укрепить раскол
Новата. (4) Кроме того, он пишет, что, как ему сообщили, Фабий
скончался, а преемником его в Антиохии поставлен Димитриан. Пишет и об
Иерусалимском епископе слово в слово так: «Блаженный Александр блаженно
почил, находясь в темнице».

(5) Есть и еще Послание Дионисия к римлянам «О должности диакона»,
отправленное через Ипполита. К ним же написал он и другое Послание о
мире, кажется, такое же о покаянии и еще другое к тамошним исповедникам,
еще державшимся мыслей Новата. К ним же, по возвращении их в Церковь,
направил он два письма. Переписывался он со многими и оставил людям, и
поныне ценящим его слова, много разнообразных и полезных сведений.

 PAGE   

 PAGE   1