По благословению

Святейшего Патриарха Московского

и всея Руси Алексия II

 

	Архиепископ Иоанн (Шаховской)

 

	Свт. Игнатий Брянчанинов

 

	Прп. Силуан Афонский

 

	Свт. Феофан Затворник

 

	Архиепископ Иоанн (Шаховской)

 

	Н. Е. Пестов

 

	Свт. Феофан Затворник

 

	Свт. Феофан Затворник

 

	О. Александр Ельчанинов

 

	Архиепископ Иоанн (Шаховской)

 

	Архиепископ Иоанн (Шаховской)







Русская Православная Церковь

Издательство Московской Патриархии

 



	

 

Архиепископ Иоанн (Шаховской) 

О ЗНАНИИ

 	Что святее и что спасительнее быть может, как, поучаясь в делах
Господних, на высокий славы Его престол взирать мысленно и проповедовать
Его величество, премудрость и силу! К сему отворяет астрономия
пространное рук Его здание...

Ломоносов 

     «Знание упразднится» (1 Кор. 13, 8)... Конечно, не то знание, коим
лицезреют истину чистые сердцем; не то знание, от коего пребывают в
непрестанном удивлении святые; не то, коим созидается жизнь вечная. 

     Упразднится знание, которое не знает своей ограниченности, малости
и временности. Знание смиренное, благоговейное и трепетное останется
навеки, ибо принадлежит Небесному Иерусалиму. 

     Принадлежность лишь к этому миру есть признак мертвенности, как
человека, так и знания. И только мертвенное знание «надмевает» (1 Кор.
8, 1). Не имея в себе жизни, человек надмевается призрачным познанием
высот и глубин. Дух чистый не надмевается никакими знаниями, ибо данные
свыше огни могут быть потушены. Чистый дух всегда трепещет и
благоговеинствует пред высшими знаниями и бесконечно умаляет свои,
философией незнания охраняет свое знание. 

     Противоречит ли небесное знание веры – тайн спасения человечества –
знанию прагматическому, знанию «науки» нынешнего мира? Конечно, не
противоречит. Как не противоречат небесные законы жизни – законам
земным, хотя и превышают их, а потому и освящают. Знания плотника,
столяра, погонщика верблюдов, живописца, врача, математика – не
противоречат знанию святого, верующего, любящего человека, и каждый
человек в мире, какого бы знания он ни был и какими бы талантами ни
обладал, может быть святым, верующим и любящим, – не отрекаясь от своего
земного знания, но лишь возвышаясь к небесному. 

     «Конфликт» «веры и науки», «знания и веры» есть конфликт
несуществующий. 

     Вера небесная есть соль жизни. Без веры небесной всякое прикладное
знание, всякая вера земная – пресны, безжизненны, томительны. 

     Земное знание освятил Сам Господь Спаситель, ставши плотником. Этим
Господь освятил в мире всякий земной труд и всякое знание земного мира:
химию, физику, архитектуру, историю, медицину, социологию, геометрию;
благословил порядок земных научных верований в аксиомы и гипотезы. Но
при условии чтобы кесарь – жизнь мира сего – не затмевал в душах людей
Бога. 

     Ломоносову, Паскалю, Пастеру, Ньютону знание низшего круга не
мешает знанию круга высшего. Вопреки закону надмения, они не надмились
своим знанием, своей земной красотой и высотой. В смирении своем
(смирение есть правда) они постигли жизнь во Христе. Они поняли, что их
«научное» знание не есть «высота» для их богообразных душ, и потому
нашли другую высоту, иную науку – духа и вечности. Смирились – и
вознеслись. 

     А сколько ученых метафизической надутостью своею прельщают сердца
простых людей! Сколько простецов бежит за именем «профессора», как
раньше бежало за именем «короля», «героя»... И сколько профессоров
принимают эти идолопоклоннические струи в свое сердце! «Род лукавый и
прелюбодейный» (Мф. 12, 39), прелюбодейный в самом страшном смысле –
самообоготворения, самообожания. 

     Наступает время, когда все чистые люди науки земной должны
отлеплять от своих человеческих достоинств всякий налет практического
идолопоклонства и являться свидетелями Божьей славы, благовестниками
умаления человека в Боге, и через это – воскрешения нового человечества.


     Пусть не странным покажется, что человеку надо обучаться некоему
незнанию. Это незнание не будет неведением. Еще менее оно будет
невежеством. Стремясь уйти от лжеименного знания, человек иногда
приходит к восхвалению невежества, к отвержению благодатной культуры
знания. Это путь ложной философии незнания, путь фарисейский,
усваиваемый некоторыми мытарями, становящимися в стороне от жизни мира и
превозносящими себя над фарисеями науки. Не этот путь дает Господь для
преодоления соблазна и пустоты лжезнания. 

     На всех ветхих путях жизни человеку свойственно «богатиться» и
«знать»; к этому устремлена вся первородная похоть человека. 

     «И увидела жена, что дерево хорошо для пищи и что оно приятно для
глаз и вожделенно, потому что дает знание, и взяла плодов его и ела»
(Быт. 3, 6)... Вот зарождение похоти знания. – греха, в котором
пребывает весь ветхий мир человека... «знать», насытиться,
обогатиться... без Бога, вне Бога. 

     Но, – «горе вам, богатые!»... «горе вам, пресыщенные ныне!» (Лк. 6,
24-25). 

     В нынешнем состоянии человечества никакое знание не должно
ощущаться как знание. Всякое знание должно переживаться как неведение. 

     Чем больше человек знает, тем меньше он должен чувствовать, что он
знает. Как в духовной науке созерцания - тайн небесного мира, так и в
земной науке подлинное достижение сопряжено бывает с сознательным
нищанием. «Я знаю только то, что я ничего не знаю», – говорил древнейший
философ, и эта истина ближе всего пришлась к верхам земной науки
философии. Различны формы ее проявления. Это или «feu, feu, feu» –
Паскаля, или рациональный агностицизм Бергсона, или мистический
агностицизм St. Joan de la Croix, или пеплом посыпаемое ведение преп.
Исаака Сирина. 

     Достаточно привести несколько слов с последних граней человеческой
учености, чтобы убедиться в твердости предпосылок философии незнания. 

     «Как велик, о, как велик Бог, а наше знание ничтожно!» (Ампер). «Не
знаю, чем кажусь я миру. Но себе я представляюсь ребенком, который
играет на берегу моря и собирает гладкие камни и красивые раковины, меж
там как великий океан глубоко скрывает истину от глаз его» (Ньютон).
«Что мы знаем, это – пустяк, а то, чего не знаем – неизмеримо» (Лаплас).
«Большинство ученых сознает ограниченность положительной науки и
признает, что конечные проблемы вселенной для нее недосягаемы» (А.
Иоллер). «Я много занимался изучением природы, поэтому я верую, как
бретонский крестьянин. Если бы можно было мне заниматься и исследовать
еще более, то я веровал бы простою детскою верою крестьянки из Бретани»
(Пастер). 

     Можно было бы без конца умножать эти свидетельства земной
человеческой науки. Мало чем отличаются от них свидетельства великих
ученых науки духа, св. Подвижников и Отцов Церкви. Их опыт есть –
бесконечное смирение... Им открываются тайны, но эти тайны еще
величественнее открывают им тайну непостижимости . 

     «Когда предстанешь в молитве пред Богом, сделайся в мысли своей как
бы муравьем, как бы пресмыкающимся по земле, как бы пиявицею и как бы
ребенком лепечущим. Не говори пред Богом чего-либо от знания, но мыслями
младенческими приближайся к Нему» (Исаак Сирин). Познать самого себя
есть некое совершенство знания; однако: «Ум входит внутрь глубин Святаго
Духа после того, как минует все видимое и мысленное, и среди тех
непостижимых вещей недвижно движется и вращается, живя более жизни – в
жизни, будучи светом во свете, и не светом, поскольку есть сам в себе
(т.е. может быть отделим от Света Божьего). Тогда он видит не себя
самого, но Того, Кто есть выше его, и, будучи изменяем мысленно от
тамошней славы, становится совсем не знающим себя самого»... «Бывает он
и слеп и не слеп; он смотрит неестественными очами, так как стал выше
естественного зрения, получив новые очи, коими и смотрит выше естества.
Бывает бездействен и недвижим, как исполнивший всякое собственное
действие. Бывает немыслящ, как сделавшийся едино с Тем, Кто выше всякой
мысли, и почивший там, где нет места действию ума, – т.е. движению его в
воспоминании, или помысле, или размышлении. Не имея возможности
постигнуть и познать непостижимое и дивное, он некоторым образом
почивает на этом совершенным почиванием, этой неподвижностью блаженного
нечувствия, т.е. нелюбопытно наслаждаясь неизъяснимыми благами с
чувством, однако же, верным и определенным» (преп. Симеон Новый
Богослов: Деятельная и богословская главы, 148,149). 

     Различными словами отображая свой опыт, все подвижники Церкви, во
все века, во всех странах, говорят об одном и том же. 

     Одинакова и метафизика личного сознания истинных ученых мира. 

     Незнание есть предмет первого и последнего постижения человека. 

     Удивительно, что ни в одном из Евангелий ни разу не встречается
слово «знание», а апостол Павел, единственный из всех апостолов,
говорящий о «знании», только в трех случаях кратко говорит о
положительном знании как даре от Бога: «Дается другому слово знания» (1
Кор. 12, 8); «кто любит Бога, тому дано знание», (гл. 8, 3), «но не у
всех знание» (ст. 7). В четырех же случаях говорит о вредных как основах
(1 Тим. 6, 20), так и последствиях (1 Кор. 8; 1, 10, II) знания. И в
одном случае говорит о том, что знание упразднится (1 Кор. 13, 8). 

     Это чрезвычайно значительное утверждение апостола, в связи с общим
отношением к проблеме знания всего Откровения Божия, приобретает
исключительное значение для христианской гносеологической культуры.
Христианская философия должна твердо очертить, осознать и исповедать в
мире свое отношение к мучительнейшей для ветхого человечества проблеме
знания. 

     Как «земля и все дела на ней сгорят» (2 Пет. 3, 10) – пройдут
сквозь огонь апокалиптического очищения, так и «знание» сгорит. Сгорят,
как солома, бесчисленные построения ветхого человеческого ума.
Развалятся, как дом, на песке построенный. Ибо должны подуть высшие
ветры ведения и должны пролиться небесные воды недомыслимого постижения.
И всякий дом, не на Камне (Христе) построенный, – неизбежно и
предопределенно падет. Говоря об этом, Евангелие (Мк. 7, 27) даже
прибавляет, что это падение дома будет великим. Великим действительно,
будет падение всего человеческого знания, в великой гордыне своей
противостоящего знанию Божьему, не вмещающему в себе (Ин. 8, 37) знание
Божие. 

     Это знание Божие, «первою из тайн» которого «именуется чистота,
достигаемая делом исполнения заповедей» (Исаак Сирин), есть Божественная
жизнь в человеке: «хождение Бога в человеке», сотворенном именно для
этого хождения в нем Бога, для этого знания Бога, и мира в Боге. 

     Это знание есть чистое, божественное, святое. Соль и венец жизни!
Цветение духовного в «душевном». 

     «Безумствует человек в своем знании», – сказал пророк (Иер. гл. 10,
14). «Мои мысли – не ваши мысли, ни ваши пути – пути Мои, – говорит
Господь. – Но как небо выше земли, так пути Мои выше путей ваших и мысли
Мои выше мыслей ваших» (Ис. 55, 8, 9). 

     Незнанием должно именоваться не только знание ложное, но и знание
недостаточное, которое, если человек переоценит его, делается знанием
ложным. 

     Переоценка же своего знания практически все время происходит в
жизни человеческой, и потому человек все время вращается в кругу
лжезнания. Но сознание этого может стать источником непрестанного
умаления человека пред Истиной, и тем открыть ему путь чистого ведения. 

     Это чистое ведение есть Божественная премудрость, о которой
недостаточно говерить словами. Сам апостол прибегает к выражению
предельной немощи человеческих слов: «Мудрость мира сего безумие пред
Богом» (1 Кор. 3, 19). «Кто думает быть мудрым, будь безумным». Господь
«избрал немудрое, чтобы посрамить мудрое». Ветхому миру мудрецов земных
апостол противопоставляет людей новых: мудрых во Христе (1 Кор. 4, 10).
«Славлю Тебя, Господи, Отче неба и земли, что утаил сие от премудрых и
разумных и открыл то младенцам» (Мф. II, 25). 

     Слово христианское (то, которое имеет в себе «соль») «не в
убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы» (1
Кор. 2, 4). 

     Вера (вход в Новую Жизнь) должна утверждаться «не на мудрости
человеческой» (1 Кор. 2, 5). Откуда же такое недоверие к мудрости
человеческой? Но это не только недоверие, это огненное отвержение всего
ветхого круга знания как внебожного бытия. «Еллины ищут мудрости...» (1
Кор. 1, 22). Кто такие эти «еллины»? – Ветхая культура человеческая,
ветхий, замкнутый в себя, отгораживающийся от живого Бога мир. Это –
философия мира сего, мудрецов, «всегда учащихся и никогда не могущих
дойти до познания истины» (2 Тим. 3, 7)... Это – мучительно –
мудрствующий и бесконечно возносящийся тленный век, имеющий у себя
«только вид мудрости» (Кол. 2, 23). 

     Какая страшная сила слов отвержения ветхого – не приводящего к Богу
знания. Безумным – не знающим – быть надо, чтобы чрез это распятие
ветхого смысла, чрез эту смерть человеческого ничтожного глубокомыслия
возродиться, возникнуть в новый мир Премудрости Божией. 

     Борьба с похотью мира сего завершается отвержением и похоти знания.


     Мир взорвется непреображенным знанием. Погибнет от своей плотской
науки, не уравновешенной, не освященной чистым знанием духа. То, что
могло быть благословением, будет проклятием для человечества.
Развязанная сила материи обрушится на развязывателей и сомнет их. В эти
минуты ангелы будут жать плоды покаяния и молитв. 

     В мире науки и философии произойдет и происходит уже то, что и во
всех областях ветхой жизни: «Будут двое на поле: один берется [в Царство
Божие], а другой оставляется; две мелющих на жерновах: одна берется, а
другая оставляется».

 

 

Свт. Игнатий Брянчанинов

О МУДРОСТИ ДУХОВНОЙ И ПЛОТСКОЙ

     Вы спрашиваете, какое мое мнение о науках человеческих? – Люди
после падения начали возделывать землю, начали нуждаться в одежде и
других многочисленных потребностях, которыми сопровождается наше земное
странничество; словом сказать, они начали нуждаться в вещественном
развитии, стремление к которому – отличительная черта нашего века. 

     Науки – плод нашего падения, – приобретение и хранение впечатлений
и познаний, накопленных человеками во время жизни падшего разума.
Ученость – светильник ветхого человека, светильник, которым «мрак тьмы
во веки блюдется». Искупитель возвратил человекам тот Светильник,
Который им дарован был при создании Создателем, Которого лишились они
при грехопадении своем. Этот Светильник – Дух Святой, Он Дух Истины,
наставляет всякой истине, испытывает глубины Божии, открывает и
изъясняет тайны, дарует и вещественные познания, когда они нужны для
духовной пользы человека. Ученому, желающему научиться духовной
мудрости, завещает апостол: «Аще кто мнится мудр быти в вас в веце сем,
буй да бывает, яко да премудр будет» (1 Кор. 3, 18). Точно! ученость не
есть собственно мудрость, а только мнение мудрости. Познание Истины,
которая открыта человекам Господом, к которой доступ – только верой,
которая неприступна для падшего разума человеческого, – заменяется в
учености гаданиями, предположениями. Мудрость этого мира, в которой
почетное место занимают многие язычники и безбожники, прямо
противоположна, .по самим началам своим, мудрости духовной,
божественной. Нельзя быть последователем той и другой вместе; одной
непременно должно отречься. Падший человек – «ложь», т.е. образ мыслей,
собрание понятий и познаний ложных, имеющих только наружность разума, а
в сущности своей – шатание, бред, беснование ума, пораженного смертною
язвою греха и падения. Этот недуг ума особенно в полноте открывается в
науках философских.

 

 

Прп. Силуан Афонский

О ДВУХ ОБРАЗАХ ПОЗНАНИЯ МИРА

     Старец был одарен живым, красивым и необычайно дерзновенным умом.
Он пишет: 

     «Умом мы не можем познать даже и того, как сделано солнце; и когда
мы просим Бога: скажи нам, как сделал Ты солнце, – то слышим в душе
ясный ответ: смири себя, и будешь знать не только солнце, но и Творца
его. Когда же душа Духом Святым познает Господа, то от радости забывает
весь мир и оставляет заботу о земном знании». 

     Здесь, под почти наивной формой выражения, скрыто указание на два
различных образа познания о бытии. Обычный и всем известный путь к
познанию выражается в том, что познавательная способность человеческого
духа, направленная вовне, встречается с бесчисленным разнообразием
явлений, видов, форм и с бесконечным дроблением всего происходящего, и
потому познание никогда не достигает ни полноты, ни подлинно реального
единства. 

     При этом образе познания ум, ища настойчиво единства, прибегает к
синтезу, всегда и неизбежно искусственному, и то единство, которого он
достигает на этом пути, не есть нечто реально и объективно сущее, но
лишь свойственная ему форма отвлеченного мышления. 

     Иной путь к познанию о бытии лежит чрез обращение человеческого
духа внутрь себя и затем к Богу. При этом происходит нечто обратное
тому, что мы видели в первом образе познания: ум отходит от бесконечной
множественности и раздробленности явлений мира и всею силою обращается к
Богу и, пребывая в Боге, видит и себя и весь мир. 

     К такому образу познания через молитву – стремилась душа старца, и
хотя он не терял здорового чувства реальности этого мира, однако до
конца жизни своей оставался далеким от мирских дел, чуждым любопытства и
привязанностей. Дух его всегда был занят только Богом и человеком. 

* * *

     Спрошенный несколько раз молодыми людьми о том, какой жизненный
путь им избрать, старец отвечал по-разному. Некоторым он советовал
учиться богословию, ради последующего пастырского служения в Церкви,
других «благословлял» учиться, но так, чтобы учение совмещалось с
молитвою и монашеским воздержанием, а некоторым советовал не стремиться
к образованию, а всю силу отдать молитве и духовному аскетическому
подвигу. Последний совет был наиболее редким, потому что старец Силуан
считал, что наступило то время, когда многие «ученые» люди будут
монахами в миру; он находил, что вообще условия для монашества в той
форме, как оно существовало в древности, становятся неблагоприятными, но
что призвание и стремление к монашеству всегда будет. 

     В старце мы заметили весьма твердое убеждение, что духовная жизнь,
т.е. молитвенно-аскетическая, при глубокой вере выше всякой иной, и
потому тот, кому она дана, ради нее, как ради драгоценного бисера,
должен отстраниться от всего прочего, даже и от «учения». 

     Он считал, что если духовный человек обратится к науке, оставляя
аскетическую жизнь, то проявит большие способности в науке, чем тот, кто
менее одарен духовно, т.е., говоря иным языком, человек, одаренный
мистически, живущий духовно, живет в плане более высоком и большего
достоинства, чем тот, к которому принадлежит научная жизнь, сфера
логического мышления, и, как имеющий более высокую форму бытия, он,
нисходя в план низший, и в этом низшем плане проявит большую
одаренность, чем недуховный человек, хотя и не сразу. Он говорил, что
«сыны века сего умнее сынов света» (Лк. 16, 8) не потому, что они «и на
самом деле» умнее, а потому, что «духовный человек занят Богом и мало
занимается мирскими делами». 

     В своих беседах с нами старец часто переходил на отвлеченную форму,
но в беседах с монахами он выражал свои взгляды в связи с конкретными
случаями очень просто, чтобы быть понятым. 

     «Что удивительного в том, что недуховный человек устраивает
житейские дела лучше, чем духовный. Один думает об этих делах, а другой
умом старается пребывать в Боге. Это и среди мирян часто бывает; ловкий
торговец смеется над ученым человеком, что тот не понимает в товаре, но
это совсем не значит, что торговец умнее...» Приведем здесь одну
характерную для старца беседу. Вскоре после первой мировой войны 14-18
годов в монастыре начали организовывать эксплуатацию монастырского леса;
купили тогда паровую машину для лесопильни. Эконом, отец Ф., способный,
естественно одаренный русский человек, после установки машины и пуска ее
в ход, довольный ее работою, стал восхвалять немецкий гений (машина была
немецкой фабрикации); превознося немцев,. он поносил русское невежество
и неспособность. Отец Силуан, который в свободное время от своей работы
в магазине ходил на лесопильню «помогать», молча слушал о.Ф. Лишь к
вечеру, когда рабочие-монахи сели за стол ужинать, он спросил о.Ф.: 

     – Как ты думаешь, о.Ф., почему же так немцы лучше русских умеют
строить машины и другие вещи? 

     В ответ о.Ф. снова стал восхвалять немцев как народ более
способный, более. умный, более даровитый, в то время как «мы, русские,
никуда не годимся». Отец Силуан на это ответил: 

     – А я думаю, что тут совсем другая причина, а не то что
неспособность русских. Потому, я думаю, это, что русские люди первую
мысль, первую силу отдают Богу и мало думают о земном; а если бы русский
народ, подобно другим народам, обернулся бы всем лицом к земле и стал бы
только этим и заниматься, то он скоро обогнал бы их, потому что это
менее трудно. 

     Некоторые из присутствовавших монахов, зная, что в мире нет ничего
труднее молитвы, согласились с отцом Силуаном.

 

 

Свт. Феофан Затворник

О ЗАНЯТИЯХ НАУКАМИ И ХРИСТИАНСКОЙ ЖИЗНИ

     Лицу, состоящему в замужестве, святитель пишет: 

     «И вы в монастырь! Вам теперь нет дороги туда. Дома устрояйте
монастырь. Вам это очень можно. Ведь и супруг ваш с монашескими
задатками. Теперь его поглощают соли, кислоты, газы и проч. (химик).
Надоедят – и бросит... Эта часть ничего не дает: слишком земна. Но
беспредельная премудрость Божия, все мерою, весом и числом устроившая,
тут осязательнее для очей, даже телесных. Но он себе пусть в стихиях с
Богом беседует, а вы в молитве и благотворениях пребывайте. И добре
будет тещи жизнь ваша».

 

 

Архиепископ Иоанн (Шаховской)

СЛАБОСТЬ И СИЛА ЧЕЛОВЕКА

     Апостол Иаков так обратился к людям, слишком самоуверенным в своих
человеческих планах: «Теперь послушайте вы, говорящие: сегодня или
завтра отправимся в такой-то город и проживем там один год и будем
торговать и получать прибыль, вы, которые не знаете, что случится
завтра: ибо что такое жизнь ваша? Пар, являющийся на малое время и потом
исчезающий. Вместо того, чтобы говорить: если угодно будет Господу, и
живы будем, то сделаем то или другое, вы, по своей надменности,
тщеславитесь: всякое такое тщеславие есть зло» (Иак. IV). 

     Казалось бы, это совершенно бесспорная истина, проверяемая на опыте
каждого человека и каждого дня, – жизнь на земле есть «пар, являющийся
на малое время». 

     Можно ли строить слишком расчетливо жизнь на этом «паре»? Пар долго
не держится, как и земная жизнь. Однако расчеты человеческие обычно
ведутся именно таким образом. В твердом убеждении своей прочности и
непоколебимости, человек строит свою жизнь, борется, планирует, – не
видя всей шаткости своей в мире, зависимости от непредвиденных
обстоятельств, а за ними – всегда и во всем – от Бога. Бог есть Хозяин
видимого и невидимого бытия, настоящего и будущего (которое есть для нас
уже мир невидимый). Мы, люди, так часто «тщеславимся» в своих планах и
намерениях! И, вместо того, чтобы говорить, как советует апостол: «Если
угодно будет Господу, и живы будем, то сделаем то или другое», мы сразу,
безапелляционно и самоуверенно говорим, что мы это – обязательно
сделаем, то – построим и выполним, того мы непременно победим и
одолеем... «Всякое такое тщеславие есть зло»; ибо им мы Господа Бога
устраняем из мира, и так как Господь Бог есть истинный Хозяин всего, то
мы сами себя лишаем Его помощи и благословения. Да, слишком часто люди
выражают эту неосновательную мысль, что их жизнь, успех и удача зависят
только от них самих; и многие в мире даже хвалятся этим. Но таковые
воззрения всё время рушатся пред глазами всего мира: «неожиданные»
болезни наступают на людей; стихийные бедствия, землетрясения,
физические, и психические – войны, от которых все страдают; быстрое
разрушение, казалось бы, налаженных семейств и целых обществ, гордых
правящих партий и могущественных государств; «преждевременные» (как люди
выражаются) смерти находят на человечество, невзирая на возраст людей, и
льется поток людской чрез край этого мира – в вечность. Поколения за
поколением исчезают, и история прошлых веков остается, как сон, иногда,
как кошмар человечества; старые и молодые люди отходят в безвестную
даль, уходят неожиданно для окружающих, среди своих планов и начатых
дел... Логика человеческих расчетов рушится всё время. И нет вычислений,
посредством которых можно было бы предвидеть будущий час и день каждого
человека. Жизнь всех сохраняется лишь в Промысле Творца, и пределы
каждого определяются только Им. 

     Но человек всё легкомысленно повторяет свое старое заблуждение,
которое было замечено и так хорошо выражено почти 20 веков назад:
«Сегодня или завтра отправимся в такой-то город, и проживем там один
год...» и т.д. Неизменность житейской логики! Постоянство физических
феноменов смены дня и ночи, прилива и отлива, всегдашняя горячность огня
и холодность льда, – увлекает поверхностную мысль человека к выводу, что
и его «завтра» и «послезавтра» с несомненностью и логичностью физических
законов вытекают из его «сегодня»... Эту неосновательную мысль и ложную
веру в постоянство и прочность земных ценностей и феноменов надо
заменить истинной верой в то, что люди всегда и во всем зависят прежде
всего от решений святой и великой воли Господней. «Если угодно будет
Господу, и живы будем, то сделаем то или другое», – вот непогрешительная
формула, относящаяся к нашему будущему, не только личному, но и всего
человечества. Если мы вытесним, хотя бы немного, из своего сознания это
неестественное отношение к жизни, вытекающее только из нашего самомнения
и самоуверенности, – мы сейчас же увидим всю невозможность и
неразумность построений своего будущего только на таком песке или, лучше
сказать, паре, каковым является наша человеческая воля и наша физическая
жизнь, – «Ибо что такое жизнь ваша, – пар, являющийся на малое время и
потом исчезающий...» 

     Но вот что удивительно: при всей своей слабости и смертности,
человек есть, одновременно, и удивительная сила. Не физическая, не
материальная – духовная; огромная духовно-созидательная или огромная
духовно-разрушительная сила. Человек покоряет горы и океаны, хозяйничает
в недрах земли, утверждает свою власть над воздухом, строит быстро и
столь же быстро разрушает многое. Будучи физически слабее, недолговечнее
и несовершеннее во многих отношениях животных и даже растений, он
господствует над ними... Откуда у человека такая власть над миром, среди
его ничтожества? Откуда у него такая сила над стихиями, среди всей
паутинности его жизни? Ответ один – от духа, – от невидимой глазами его
духовной сущности, драгоценной печати Высшего Разума в нем. Эту сущность
и печать силы нездешней пытаются отрицать или выводить ее существование
из материи; однако сама энергия и сила этого отрицания в материалистах
идет не от их материи, а от их духа, – пусть слепого и больного, но
духа, носящего в себе печать высшего мира.

 

 

Н. Е. Пестов

УМ И РАЗУМ

	А мы имеем ум Христов. 

1 Кор. 2, 16 

     Так говорит апостол Павел. Отсюда можно заключить, что можно иметь
и другой какой-то ум? И действительно, надо различать три проявления
или, скажем условно, три вида ума. 

     Первый вид – ум «инстинктивный», которым обладают и животные и
которым преимущественно живут неразвитые духовно люди и дикари. Он занят
исключительно задачей сохранения жизни и удовлетворения потребностей
тела. 

     Он может быть хорошо развит – заострен, и тогда его называют
хитростью, пронырливостью и т.д. И в самом совершенном состоянии этот
вид ума не облагораживает человека. 

     Если только им живет человек, то он не возвышается над животными и
роняет человеческое достоинство. В этом случае все мысли человека заняты
заботами о сохранении жизни, пропитании, одежде, жизненном комфорте и
т.п. Этот вид ума вложен в животный мир Богом как средство самозащиты и
поддержания жизни тела. 

     Второй вид ума – это ум логики и науки. Его нет у животных. С
помощь его человеком строится наука, двигается прогресс техники,
сплетаются научные теории и философские системы. Господом он дан
человеку для постижения Его творений и премудрости Самого Творца
вселенной. 

     Он дан также для облегчения жизни тела человека, лишенного той
физической силы и выносливости, которые дарованы Богом многим из
животных. Этим умом человечество зачаровано, гордится им и считает в
каком-то дурмане, что некогда он приведет все человечество к счастью и
чуть ли не к бессмертию. 

     Если ум инстинктивный свойственен всему человечеству, то развитие и
пользование умом логики и науки является уделом уже сравнительно узкого
круга людей. 

     Однако и не этот вид ума является главным даром человеку от Бога.
Этот ум несовершенен, о чем свидетельствует хотя бы философия, которая
состоит из множества постоянно меняющихся и противоречащих одна другой
систем и теорий. 

     Человеческая логика также небезупречна, и натренированный софист
может с успехом защищать как тезис, так и антитезис. Обладая только этим
умом, человечество может подняться лишь на степень цивилизованных
животных, истребляющих друг друга при помощи способов и орудий,
доведенных до высокого технического совершенства. 

     Главным, ценнейшим даром человечеству является третий вид ума, – мы
назовем его условно благодатным разумом. 

     Как пишет митрополит Вениамин, «у души есть свой, более глубокий
разум, истинный разум, интуиция, внутреннее восприятие истины». 

     Благодатным разумом и верой постигается существование Бога – Творца
мира, Его непостижимая премудрость, связь мира с Божеством – промысел и
любовь к Своему творению Бога, целесообразность всех законов природы и
закономерность явлений в судьбах всего человечества, народов и отдельных
личностей. Лишь благодатный разум веры может постигать, в какой-то мере,
гармонию мира и невыразимую красоту Самого Божества и примирять в душе
все те кажущиеся противоречия и недоумения, перед которыми бессилен ум
науки и логики. 

     Как пишет митрополит Вениамин, человеку, обладающему благодатным
разумом, «совсем не нужно бояться тайн и непостижимости вообще, а в
особенности в вере». 

     Для этого разума не существует бессмысленности в антиномиях
религии [  HYPERLINK "file:///C:\\Lopata\\vera1\\H06-T.htm" \l "*s#*s" 
* ]. Он постигает невидимое в видимом, для него нет ни «проклятых»
вопросов, ни «неразрешимых» проблем и загадок мироздания. 

     Он не смущается от таких антиномий, как Единство Бога при
Троичности лиц; единство во Христе Бога и человека; совмещение свободы
воли человека с предопределением его судьбы у Бога, сочетание Божией
справедливости с милосердием Бога и т.п. 

     И именно благодатный разум, а не ум, поистине обогащает человека.
Этот разум есть «ум Христов», который имеется в человеке лишь при
сопребывании в нем Святого Духа Божия и развивается в душе по мере Его
«стяжания». Как пишет А. С. Хомяков: 

     «Дух Божий, глаголющий Священными Писаниями, поучающий и освящающий
священным преданием вселенской Церкви, не может быть постигнут одним
человеческим разумом. 

     Он доступен только полноте человеческого духа, под наитием
благодати. 

     Попытка проникнуть в область веры и в ее тайны, преднося перед
собою один светильник разума (человеческого), есть дерзость в глазах
христианина, не только преступная, но в то же время безумная. 

     Только свет с неба, сходящий и проникающий всю душу человека, может
указать ему путь; только сила, даруемая Духом Божиим, может вознести его
в те неприступные высоты, где является Божество». 

     «Только тот может понять пророка, кто сам пророк», – говорит св.
Григорий Чудотворец. «Только Само Божество может уразуметь Бога и
бесконечность Его премудрости». 

     «Только тот, кто носит в себе живого Христа, может приблизиться к
Его престолу, не уничтожившись перед той славой, перед которою самые
чистые силы духовные повергаются в радостном трепете». 

     Этот вид познания, в отличие от первых двух видов ума, святые
апостолы называли «мудростию». Ап. Иаков для характеристики ее
перечисляет следующие ее свойства: 

     «Мудрость, сходящая свыше, во-первых, чиста, потом мирна, скромна,
послушлива, полна милосердия и добрых плодов, беспристрастна и
нелицемерна» (Иак. 3, 17). 

     Эту духовную мудрость св. отцы называют «духовным разумом» или
«духовным ведением», а различные писатели «высшим разумом», «большим
разумом». 

     Про этот разум так говорила мудрая старица Ардалиона (из
Усть-Медведицкого монастыря): 

     «Ум, умерший своему мудрованию, становится проводником тайн Божиих,
ему открывается ведение судов Божиих и Его всесвятой воли». 

     Обычный человеческий ум и благодатный разум очень часто находятся в
противоречии друг с другом: повеления одного не согласуются с пожеланием
другого. С точки зрения ума требования этого разума могут казаться
«безумием». 

     Этим объясняется требование ап. Павла от христиан «безумства». Он
пишет Коринфянам (1 Кор. 3, 18): «Если кто из вас думает быть мудрым в
веке сем, тот будь безумным, чтобы быть мудрым». И часто мудрость
благодатного разума будет для ума логики и для инстинкта только
безумием. 

     Поэтому мир обычно зовет людей, всецело живущих этим разумом,
«ненормальными». И они, действительно, таковы, потому что отвергают
обязательность для себя той «нормы» лжи и греха, которая неотъемлемо
присуща всем обычным «нормальным» людям. 

* * *

     Нельзя думать, что благодатный разум может развиться путем одного
обогащения человека отвлеченной богословской наукой, как бы ценна она ни
была сама по себе. 

     Богатство богословскими знаниями еще не преображает души – не
открывает человеку путей к Царству Небесному, если он будет пренебрегать
очищением сердца от страстей и стяжанием благодати Св. Духа. Про это так
пишет схиархимандрит Софроний: 

     «Частое явление, что религиозная жизнь у человека сосредоточивается
в мозгу как отвлеченное понимание. 

     Пребывая в этом состоянии, он нередко мнит себя обладателем
духовного ведения, не разумея, что подобное отвлеченное понимание, хотя
бы и предваренное чтением Священного Писания, по существу остается для
него «книгой, запечатанной семью печатями» (Откр. 5,1). 

     Прояснение ума – зарождение благодатного разума и полнота развития
его под действием Святого Духа Божия – такое же редкое явление, как и
святость. Сам Господь говорил, что «немногие находят путь, ведущий в
жизнь» (Мф. 7,14). 

     Грех настолько затуманил человеческий ум; что для человека, даже
стремящегося к истине, нелегко ее найти. Как пишет схиархимандрит
Софроний, «наличие несовершенства в человеческом добре, с одной стороны,
и неизбежное наличие доброго предлога во зле – с другой, делает различие
добра и зла очень трудным. 

     Всякое зло, совершаемое свободными тварями, по необходимости
паразитивно живет на теле добра; ему необходимо найти себе оправдание,
предстать облеченным в одежду добра, и нередко высшего добра. Зло всегда
и неизбежно смешивается с некоторой долею положительного по форме
искания, и этой своей стороной прельщает человека. Свой положительный
аспект зло стремится представить человеку как ценность настолько важную,
что ради достижения ее – дозволены все средства». 

     Схиархимандрит Софроний, на основе учения старца Силуана, дает
такой критерий истины – способ различать в мире зло и добро. 

     «Старец Силуан считал, что зло всегда действует обманом,
прикрываясь добром, но добро для своего осуществления не нуждается в
содействии зла, и потому там, где появляются недобрые средства
(лукавство, ложь, насилие и подобное), там начинается область, чуждая
духу Христову. 

     Добро злыми средствами не достигается, и «цель не оправдывает
средств». Добро, недобро сделанное, – не есть добро. Это завет нам от
апостолов и святых отцов».

 



 

     [  HYPERLINK "file:///C:\\Lopata\\vera1\\H06-T.htm" \l "*#*"  *
] Антиномия – две идеи, которые логически противоположны, но обе
допускаются разумом.

 

 

Н. Е. Пестов

МЫСЛИ

 	Что только истинно, что честно, что справедливо, что чисто, что
любезно, что достославно, что только добродетель и похвала, о том
помышляйте.

Фил. 4, 8. 

     Наш ум, или разум, проявляется в наших мыслях, которые, как
непрерывный поток, текут в нашем сознании, не прекращаясь даже в течение
сна. 

     Как пишет свт. Феофан Затворник, «чаще всего наши мысли толкутся в
нашей голове подобно стае мошек, однообразно, беспорядочно, бестолково и
бесплодно». 

     Что является источником этих мыслей и что влияет на их ход и
направление? 

     В основном это будут пожелания сердца и стремления человека, о
которых будет речь ниже. При господстве инстинктивного вида ума, т.е. на
низших ступенях развития души, мысли будут направляться преимущественно
потребностями тела. 

     При развитии ума логики и науки человеком будут владеть умственные
интересы, которые в этом случае займут соответствующее место в потоке
мыслей. 

     При наличии благодатного разума – «ума Христова» – мысли по
преимуществу будут касаться области духовной – Бога, религии, покаяния,
веры, христианских добродетелей и постижения духовных тайн мироздания.
При этом для огромного большинства людей – людей, пораженных грехом,–
нельзя говорить о какой-то цельности в направлении помышлений. 

     Как пишет схиархимандрит Софроний, «чем дальше отстоит человек от
Бога, тем раздробленнее его мышление, тем неопределеннее и беспокойнее
его духовные (душевные) переживания; и наоборот – чем ближе человек к
Богу, тем уже круг его мыслей, сосредоточиваясь в конце на единой
бесстрастной мысли, которая уже не есть мысль, но особое невыражаемое
ведение или чувство ума... 

     Самым существенным моментом в аскетическом искусстве является
«хранение ума» – т.е. не отдавать ума (суете мира и извне навязываемым
впечатлениям и мыслям). 

     Самое важное в «хранении ума» – это постоянная память о Боге. Об
этом говорят следующие слова прп. Исаака Сирина: «Что случается с рыбой,
вынутой из воды, то бывает с умом, оставившим памятование Бога и
блуждающим в воспоминаниях мира сего». 

     Проследив обычный ход наших мыслей, мы можем определить – какой вид
ума господствует в нашем сознании. 

     На ход мыслей естественно влияют и внешние явления и среда –
общество, события, обстановка и т.п. Они могут отвлекать мысль от
господствующего и свойственного человеку направления мыслей. 

     Отсюда среда может в значительной мере противодействовать или
способствовать основным стремлениям и потребностям души. 

     Но не только внешний мир и пожелания сердца влияют на ход мыслей.
Как учит Св. Писание и св. отцы, источником мысли в значительной мере
является и космический потусторонний мир – мир духов. В Евангелии от
Иоанна мы читаем: «диавол вложил в сердце Иуды предать Его» (Ин. 13,2). 

     А когда ап. Петр исповедовал Божество Господа Иисуса Христа, то
Господь сказал ему: «Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и
кровь открыли тебе это, но Отец Мой, сущий на небесах» (Мф. 16,17). 

     В жизнеописании святителя Иоанна Златоуста рассказывается, что
когда святитель писал толкования на послания ап. Павла, тот в это время
стоял возле Иоанна и шептал ему на ухо свои мысли. Это наблюдал в
течение трех ночей подряд келейник святителя – св. Прокл (впоследствии
сам ставший Константинопольским патриархом). 

     Таким образом, самое авторство толкования следует приписывать не
только свт. Иоанну, но и самому апостолу Павлу, поскольку в толкование
вкладывались и мысли апостола. 

     Если внимательно наблюдать за собой, то можно заметить, как часто
поток мыслей, занятых определенным предметом, прерывается, и в ум как бы
залетает новая мысль – совершенно не связанная с предыдущими и ни с
какой внешней причиной. 

     Так, например, я внимательно читаю молитву, кругом тишина. Вдруг
откуда-то падает мысль – «не пришло ли время будить сына?» Кто это –
властно прервавший поток моих мыслей и заставивший думать меня о других?


     Или я, глубоко задумавшись, иду по улице и дохожу до перекрестка.
Занятый своими мыслями, я начинаю переходить улицу, не смотря по
сторонам. Вдруг кто-то опять прерывает мои мысли и говорит: «Посмотри
налево». И если слева мчится автомобиль, то этому голосу я обязан
спасением своей жизни. 

     Итак, на основе Св. Писания и мнения св. отцов можно считать, что
многие появляющиеся у нас мысли идут из потустороннего мира – от Бога,
Ангелов и святых или от наших врагов – сатаны и бесов. 

     Св. Иоанн Кронштадтский пишет: «В обыкновенном нашем положении все
светлые мысли от Ангела Хранителя и от Духа Божия; тогда как, напротив,
нечистые, темные – от нашего поврежденного существа и от диавола». 

     Поэтому св. отцы всегда предлагают разбираться во вновь появившихся
мыслях – из какого источника они текут: от нашего Ангела или от лукавого
духа? 

     Как пишет преп. Петр Дамаскин: «Все помыслы бывают трех устроений
(происхождения) – человеческого, демонского и ангельского. Человеческий
помысел связан с каким-либо воспоминанием. Демонский же помысл бывает
сложный – из мыслей и страстей (пристрастий, ненависти, злопамятности,
осуждения и т.п.). 

     Ангельский же помысл есть бесстрастное ведение вещей, т.е. истинное
знание, охраняющее ум и сохраняющее его от крайностей – средоточие,
которому ангелы научают людей, умерших для мира, чтобы ум их был
бесстрастен и видел вещи должным образом: не возвышался и не унижался;
не уклонялся бы в отвращении от вещи ненавистью, но и не предавался бы
неразумной привязанности, т.е. пристрастию; по лености не оставался бы в
неведении, но и не уклонялся бы в неразумном старании, в
многопопечительности и т.п.» 

     При этом очевидно, что к людям, подверженным греху, порокам и
страстям, стоит ближе злой дух и преимущественно он-то и будет всевать в
таких людей свои чувства (страсти) и мысли. И, наоборот, святые будут
слушать мысли Ангелов и Бога. 

     Так, преп. Серафим говорил о себе, что он считал от Бога лишь
первую мысль, появившуюся в его голове (по поводу какого-либо дела).
Если же он отвергал ее по человеческому рассуждению, то замечал, что его
последующие рассуждения ума потом оказывались ошибочными. 

     Другой же святой – преподобный Варсонуфий Великий – достиг такой
меры духовности, что дерзновенно утверждал, что его мысли шли от Самого
Господа Бога. В его ответах инокам встречаются такие утверждения: 

     «Напиши слова мои, точнее жe сказать – слова Божии» (ответ 31). 

     «Через меня, малейшего, говорит тебе Бог» (ответ 226). Той же меры
достиг и старец Зосима из Троице-Сергиевской Лавры, который так говорил
про себя: «Я просил Господа, чтобы Он вошел в меня, чтобы я ничего сам
не смел говорить, а говорил лишь то, что повелит мне сказать Господь. И
бывает иногда благоговейно страшно мне внутри себя ощущать силу и голос
Божий. 

     Знаю, что больно иногда словом моим делаю людям, а иногда Бог
утешает словом моим, но я обязан говорить им то, что внушает мне сказать
Бог. Своего я никогда не говорю теперь ничего, ничего. И сбывается
всегда слово Божие, потому что оно есть Истина и Жизнь. 

     Иной раз я говорю совершенно неожиданно для себя нечто такое, чему
и сам иной раз дивлюсь. Я предал и уста и сердце свое и душу Спасителю и
Господу нашему Иисусу Христу, и что Он внушает, то говорю и то делаю.
Нет у меня своих слов, нет у меня своей воли». 

     Примером для этого может служить и рассказ одного недавно почившего
благочестивого и скромного служителя Церкви Христовой – о. Константина
Равинского. 

     «Выйдя из дома врача, я увидел на улице тележку с сидящей на ней
больной женщиной и стоящего около мужчину. Не знаю, что со мной
случилось, но я подошел к ним и сказал мужчине: 

     «Вам не у земного врача надо искать помощи. Больной нужно прежде
всего идти в церковь и принести покаяние. Ведь она загубила жизнь
четырех младенцев, отчего и болеет теперь тяжко. Лишь после покаяния она
может поправиться от телесного недуга». 

     Мужчина был изумлен моими словами. Я более не стал ничего говорить
и ушел от них. Через неделю я вызвал к себе электромонтера, чтобы
починить испортившуюся проводку. 

     Им оказался тот самый муж больной женщины. Он обрадовался, увидев
меня, и сказал, что они послушались моего совета: жена его покаялась на
исповеди в совершенных ею грехах, причастилась и теперь ее здоровье
поправляется. Он горячо меня благодарил за наставление». 

     Конечно, говорить о принятии мыслей от Бога и Ангелов могли лишь
святые и подвижники благочестия. На людей же, находящихся в стадии
очищения, влияют и Ангел, и лукавый дух. 

     В этом случае душа человека является ареной борьбы за свое влияние
добрых и злых духов. Ф.М.Достоевский писал: «сатана с Богом борется, а
поле битвы – сердца людей». 

     Мы обычно не обращаем внимания – откуда появилась новая мысль,
отчего зародилось желание? Нам не приходит в голову, что мы в это время
являемся объектом воздействия извне. А ведь так важно это понять и
тотчас же определить – кто является субъектом, забросившим в наш разум
мысль или зародившим в сердце желание: шло ли оно «справа» – от Ангела
Хранителя, или «слева» – от лукавого духа? 

     Как распознать – откуда идет мысль? На этот вопрос преп. Варсонуфий
Великий дает такой ответ: «Помыслы, приходящие от демонов, прежде всего
бывают исполнены смущения и печали и влекут вслед себя скрыто и тонко:
ибо враги одеваются в одежды овечьи и прельщают сердца незлобивых тем,
что кажется хорошо, а в самом деле зловредно. 

     Что ни услышишь или помыслишь, или увидишь, и при этом хотя на
волос смутится твое сердце – все это от бесов». 

     В другом месте преподобный говорит: «Всякий помысел, которому не
предшествует тишина смирения, не от Бога происходит, но явно от левой
стороны. Господь наш приходит с тихостью; все же вражеское бывает со
смущением и мятежом». 

     Ангел-«пастырь» так объяснил св. Ерму действие двух ангелов.
«Добрый Ангел тих, скромен, кроток, мирен. Когда он войдет в сердце, то
будет внушать тебе справедливость, целомудрие, чистоту, ласковость,
снисходительность, любовь и благочестие... 

     Злой же ангел злобен, гневлив и безрассуден... Когда приступит к
тебе гнев или досада, знай, что он в тебе; также, когда взойдет на
сердце твое пожелание многих дел разных: и роскошных яств и питий, чужих
жен, гордость, хвастовство, надменность и т.п., тогда знай, что с тобой
злой ангел». 

     Однако как преп. Варсонуфий, так и другие св. отцы предупреждают,
что совсем нелегко без большого духовного опыта различать, откуда
приходят мысли-помыслы. Схиархимандрит Софроний со Ст. Афона так пишет
об этом. 

     «Внешняя форма, в которую облекается помысел, очень часто не дает
возможности понять, откуда он. Часто помысел приходит тихо и осторожно,
и первая словесная форма его может показаться не только вполне
естественной, но и мудрою, и даже святою; и, однако, иногда достаточно
одного легчайшего прикосновения такого помысла, чтобы произвести
глубокие изменения в душе. 

     Суждение о природе помысла, можно сказать, никогда не должно
исходить из его внешней формы, и только опыт приводит к познанию того,
какой силы и, вместе, тонкости могут достигать демонские внушения.
Возможны самые разнообразные виды последних. Даже когда помысел по
природе своей добр, в него может быть привнесено нечто чуждое, и тем
существенно изменено его духовное содержание и действие». 

     Итак, способность к различению мыслей является достоянием уже
зрелых в духовной жизни, а новоначальным в ней следует прибегать к
советам опытных духовно людей, а за отсутствием таковых – к молитве. 

     Чаще всего мы являемся игрушками в нашем мысленном море, над
которым господствует лукавый и кидает нас в нем по своему произволу из
одного мысленного искушения к другому. Как пишет старец Силуан: 

     «Любовь к земному опустошает душу, и тогда она бывает унылая и
дичает и не хочет молиться Богу. Враг же, видя, что душа не в Боге,
колеблет ее и свободно влагает в ум что хочет и перегоняет душу от одних
помыслов к другим, и та целый день проводит в этом беспорядке и не может
чисто созерцать Господа». 

     Преодолевать обычный ход мыслей для человека настолько трудное
дело, что старец Оптинский Варсонофий говорит, что «борьбу с помыслами
Господь принимает за мученичество». 

     Учитывая все вышеизложенное и нашу слабость в отношении господства
над своим мысленным морем, чаще всего неспокойным или даже бушующим, нам
необходимо начать борьбу за усиление этого господства и за предохранение
себя от мыслей, идущих из темной стороны мистического космоса. Это
достигается более всего приучением себя к «непрестанной» молитве. 

     Как говорил старец Парфений Киевский: «Стяжавший молитву не имеет
времени и подумать о чем-либо земном; уму тяжелы и беседы, и видения
людей, и все отвлекающее его от Бога». 

     В отдельных же случаях, когда нам надо быстро найти для чего-либо
верное решение, а мысли раздваиваются, или мы не можем что-либо
вспомнить, или мы боимся своей забывчивости для какого-либо момента или
случая жизни, – то нам надо усердно, внимательно, от всего сердца
попросить нашего Ангела Хранителя придти к нам на помощь и подсказать
нам необходимую мысль или вовремя напомнить нам что-либо. 

     А когда получим просимое, то, конечно, надо тотчас же мысленно
поблагодарить Ангела Хранителя». 

     Как говорил Макарий Великий: «Как тело от видимого греха, так и
душу и ум должно хранить от непотребных помыслов: ибо душа – невеста
Христова». 

     Однако одна грешная мысль, или «прилог» (по терминологии св.
отцов), еще не вменяется в грех человеку, как всеянная извне, если
только она не вызвала в нем «сочетания» (по терминологии св. отцов),
т.е. сочувствия пролетевшей мысли сердца человеческого. 

     Старец Варсонофий Оптинский так пояснял безгрешность одного прилога
мысли. 

     «Если зимой ветер откроет дверь и в комнату с вьюгой налетит снег,
то хозяин не виноват в этом. Так нет вины и в том, когда у нас возникнут
недолжные помыслы. 

     Но как хозяин комнаты должен и дверь закрыть, и комнату прибрать, –
так и нам надо немедленно начать молиться, чтобы Господь защитил нас от
той темной силы, которая внушала нам эти помыслы». При этом старец
рекомендовал в этих случаях прибегать к Иисусовой молитве. 

     В одном монастыре жил инок, у которого заметили некоторую
странность. Когда он шел один, то часто поворачивался в левую сторону и
вполголоса говорил: «Отрекаюсь». 

     Инока спросили, что значит это постоянно произносимое им слово.
Инок ответил: 

     «Мне часто приходят в голову разные недобрые и греховные мысли. Но
мое сердце не расположено к ним, как к мыслям, всеваемым в меня лукавым.
Я не хочу отвечать за них, как за чужие мысли, и отказываюсь от них
перед лицом Господа – произнося «отрекаюсь». 

     Этот инок хорошо понимал разницу между стремлениями своего сердца и
потоком мыслей в голове, в который вплетались мысли и образы из глубин
мистически-темного космического мира. И он мудро поступал, пресекая
темные «прилоги» словом «отрекаюсь». 

     Как пишет архиеп. Варлаам Ряшенцев: «Счастлив тот, кто убежит от
омута бесовских помыслов и бросит бесплодное и отрешенное от духовной
действительности течение мыслей, будет жить не мечтами, а живой
действительностью и живым общением с предметами духовного мира... 

     Счастлив тот, кто познал ложь помыслов наших (не деловых), не
беседует с ними и у кого мышление не мечтательное» . 

     Но если за случайные (всеваемые в нас) мысли (прилоги) мы не несем
ответственности, то за желания мы ответственны. 

     И те мысли, на которых отозвалось желание сердца человека, могут
быть уже очень опасны для него. 

     Как пишет архиепископ Иоанн: «Одним волоском, помыслом, как паутина
тонким, от человека может заволокнуться все небо». 

     О значении для души мыслей человека так пишет св. прав. Иоанн
Кронштадтский: «Мысли человека имеют крайне сильное влияние на состояние
и расположение его сердца и действий; потому, чтобы сердце было чисто,
добро, покойно, а расположение воли доброе и благочестивое, надо очищать
свои мысли молитвою, чтением Св. Писания и творений св. отцов,
размышлением о тленности и исчезновении земных удовольствий».

 

 

Н. Е. Пестов

СЕРДЦЕ

	Сердце чистое сотвори во мне, Боже. 

Пс. 50, 12. 



	Из сердца исходят злые помыслы. 

Мф. 15, 19. 



 	Сердце есть бездна... В одном сердце действенны два рода жизни: жизнь
света и жизнь тьмы.

Преп. Макарий Великий. 

     Непостижимым образом физическое сердце человека связано со всеми
переживаниями души человеческой. Об этой тесной связи свидетельствует
Священное Писание и святые отцы, а также и представители науки. Господь
говорит: «Где сокровище ваше, там будет и сердце ваше» (Мф. 6, 21) и:
«Да не смущается сердце ваше» (Ин. 14, 1); «возрадуется сердце ваше»
(Ин. II, 23) и т.д. 

     А преп. Макарий Великий пишет: «Сердце правит всем организмом, и
когда благодать займет все отделения сердца, то господствует над всеми
помыслами и членами, ибо там ум и все помыслы душевные». 

     Если Господь посещает человека, то опять-таки сердце является Его
вместилищем. Об этом так говорит преп. Ефрем Сирианин: «Недоступный для
всякого ума входит в сердце и обитает в нем, сокровенный от огнезрачных
(Ангелов) обретается в сердце. Земля не выносит стопы Его; а чистое
сердце носит Его в себе». 

     Поэтому пр. Нил Синайский говорит так: «Сердце каждого из нас есть
домашняя церковь». А священник Павел Флоренский пишет: «Сердце есть
херувимская сердцевина нашей души». А вот и мнение науки – академика И.
П. Павлова – о значении сердца (из работы «О смерти человека»). 

     «Современный цивилизованный человек, путем работы над собой,
приучается скрывать свои мышечные рефлексы, и только изменения сердечной
деятельности все еще могут указать нам на его переживания. Таким
образом, сердце и осталось для нас органом чувств, также указывающим
наше объективное состояние и всегда его изобличающим». 

     Итак, физическое сердце человека (или точнее – нервные узлы сердца)
является тем местом, где душа человека таинственно соприкасается с его
телом. Так произошло понятие о «душевном сердце» как центре всех
важнейших психических проявлений души. 

     Отсюда следует и решение вопроса – по каким признакам нужно судить
о достоинствах всякого человека. 

     Мы часто склонны судить о людях по их словам. Но слова часто бывают
лживы. Невозможно сразу познать человека и по делам его. Всех дел
человека мы не узнаем, а те добрые дела, которые мы увидим, могут
делаться для вида, для обмана и иметь в основе своей тщеславие,
гордость, стремление обольстить. 

     Недаром народная пословица говорит: «Чтобы узнать как следует
человека, надо съесть с ним два пуда соли», т.е. жить с ним очень
длительное время. Только тогда мы сможем разгадать истинную сущность
человека – его сердце, которое есть совокупность его тайных желаний,
стремлений, склонностей и привязанностей. 

     И только сердце характеризует состояние души человека, определяет
его ценность, его духовную высоту или его низкое состояние. Господь
говорит: «Из сердца исходят злые помыслы, убийства, прелюбодеяния,
любодеяния, кражи, лжесвидетельства, хуления. Это оскверняет человека»
(Мф. 15,19-20). 

     А преп. Макарий Великий пишет: «К чему привязано сердце человека и
к чему влечет его пожелание, то и бывает для него богом». 

     «Разум (или ум) – слуга сердца», – говорит и мудрый пастырь о.
Иоанн Кронштадтский. 

     Как определяет один философ, «разум играет лишь роль регулятора,
диспетчера, командира огромной армии, которая состоит из творческих
импульсов – стимулов человеческой личности». 

     Таким образом, не ум, а сердце является истинным господином в
человеке. Можно наблюдать, что ум играет всегда подчиненную роль и
обычно бессилен бывает повлиять на сердце, сам являясь слугой
последнего. Так при испорченности сердца ум способен оправдать все
низкие поступки человека. Своих ближних и знакомых человек судит в
зависимости от сердечной симпатии или антипатии к последним. 

     Также трудно, а может быть, и невозможно переубедить человека в
каком-либо положении, если это положение не согласуется у него с
известными эмоциями. 

     Поэтому, как пишет св. прав. Иоанн Кронштадтский: «При образовании
чрезвычайно вредно развивать только рассудок и ум, оставляя без внимания
сердце, – на сердце больше всего нужно обращать внимание; сердце –
жизнь, но жизнь, испорченная грехом; нужно очистить этот источник жизни,
нужно зажечь в нем чистый пламень жизни так, чтобы он горел и не угасал
и давал направление всем мыслям, желаниям и стремлениям человека, всей
его жизни. 

     Общество растленно именно от недостатка воспитания христианского». 

     Как указывают св. отцы, мы часто не желаем греха только по
рассуждению, т.е. по уму. Но чувства наши в иных случаях побуждают ко
греху, и тогда мы бываем сильно боримы греховными помыслами. Поэтому
одно рассуждение не сильно победить в нас страсти. 

     Следует учитывать, что всякая новая мысль, дошедшая до ума, вместе
с тем падает и на сердце. Здесь она попадает как бы на пробный камень
для проверки ее приемлемости для человека. Если только сердце одобрит
ее, то она признается истинной и принимается. 

     Это опробование мысли производится именно сердцем, а не умом с его
логикой. Мысли, не нравящиеся сердцу, им отвергаются как ложные, причем
сердце тотчас же дает поручение уму – опровергнуть мысль, доказать ее
ложность. 

     Иногда мысль бывает настолько правдоподобной, что уму сразу не
удается ее опровергнуть. Тогда сердце начинает беспокоиться, человек
раздражаться. (Отсюда старая латинская поговорка: «Юпитер, ты сердишься
– значит, ты не прав».) 

     Если уму удается это сделать, то человек успокаивается – если нет,
то это ввергает человека в длительное беспокойство от внутреннего
противоречия между повелениями сердца и суждениями разума. Начинается
внутренняя борьба. 

     Итак, в ряде случаев можно наблюдать очевидное противоречие сердца
и ума. Ум диктует человеку один поступок, а сердце (чувство или страсть)
велит делать другое. 

     Усилия человека, работающего над собой, могут иметь разные
направления. Чаще всего они направляются к развитию ума, т.е. к
накапливанию знания. Очень редко стремятся к очищению сердца даже в
среде христиан. 

     В современности первое направление неизмеримо преобладает над
вторым. Светский ученый – идеал современности; чистота сердца – святость
– почти перестала служить предметом стремления. Между тем чистое сердце
есть сосуд Духа Святого, это божество на земле, это свет, счастье и
радость для окружающих его, хотя бы с этим сердцем сочеталось
образование простолюдина. 

     Значение в человеке сердца характеризуется и на искусстве влияния
на людей. 

     Кто знаком с этим искусством, тот знает, что чаще всего бесполезно
взывать к разуму, пробовать переубедить человека логическими доводами,
победить диалектикой. Ключ успеха – уметь задеть сердце человека, найти
вход в него, найти в нем «слабое место», как то часто – тщеславие,
сребролюбие и т.п. 

     После ублажения сердца человека и ум его будет склонен к тем
положениям, которые ему пробуют привить. Мудрый ап. Павел так начал свою
защитительную речь перед Феликсом: «Зная, что ты многие годы справедливо
судишь народ сей» и т.д. (Деян. 24,10). 

     Умная Иудифь, когда хотела расположить к себе сердце предводителя
войск Навуходоносора – Олоферна – так повела свою речь: «Ибо мы слышали
о твоей мудрости и хитрости ума твоего, и всей земле известно, что ты
один добр во всем царстве, силен в знании, и дивен в воинских подвигах»
(Иудифь II, 8). 

     А мудрый патриарх Иаков до встречи с братом Исавом счел нужным
предварительно умилостивить его подарками – вперед посланных стад из
коз, овец, верблюдов, ослов и т.д. (Быт. 32, 13-21). 

     Чувство очищенного сердца есть более верный показатель истины, чем
заключение ума: так Лука и Клеопа, шедшие в Еммаус, не могли умом
распознать Христа, но сердце их не обмануло и «горело» в течение встречи
с Господом (Лк. 24, 23). 

     «Чувства (сердца) навыком приучены к различению добра и зла», –
пишет об этом же ап. Павел (Евр. 5, 14). 

     Чтобы понять человека, надо прежде всего распознать его сердце.
Однако это не так легко сделать. Как говорит пророк Давид: «Делают
расследование за расследованием... до глубины сердца» (Пс. 67, 7). [ 
HYPERLINK "file:///C:\\Lopata\\vera1\\H08-T.htm" \l "*s#*s"  * ] 

     Вместе с тем, как пишет схиархимандрит Софроний: «Подлинная
христианская жизнь течет там, в глубоком сердце, сокрытом не только от
посторонних взоров, но в полноте и от самого носителя этого сердца. 

     Кто входил в этот таинственный чертог, тот, несомненно, испытал
изумление перед тайной бытия... и сознает невозможность уловить процессы
духовной жизни сердца, которое глубиной касается того бытия, где уже нет
процессов». 

     «Войди в себя, пребывай в сердце своем, ибо там Бог», – говорит
Ефрем Сирин. 

     А преп. Никифор пишет: «Когда ум соединится с сердцем, то
исполняется неизреченной сладости и веселия. Тогда видится ему, как
воистину Царство Небесное внутри нас есть». 

     Различие в значении для человека сердца и ума становится особенно
очевидным при отношении их к вечности. 

     Чувство милосердия, любовь к истине (правде), нищета духа, кротость
сердца и другие христианские добродетели, – все это переносится за гроб
бессмертной душой, сохраняется для вечности. 

-

 

"

$

&

`

b

d

Ь

Ю

а

р

т

ф

ц

ш

ъ

6

8

:

v

x

z

|

~

Ђ

"

$

&

ф

ф

ц

ш

z

kd

z

|

~

j

j

ё

Истины и Красоты. 

     Гнездящиеся в сердце земные страсти и пристрастия – это тот
«пассив», который не дает возможности такого приобщения, ибо «не войдет
в него ничто нечистое» (Откр. 21, 27). 

     Достижения же ума здесь безразличны. Изощрен ли он, умудрен ли
наукой и земными знаниями – все это не имеет никакого значения при
суждении о пригодности души к Царству Небесному. И если двери Царства
Небесного широко раскроются перед простецом с чистым сердцем, то они
могут оказаться плотно закрытыми для ученого с мировым именем. 

     Сердце человеческое можно сравнить с чашею, наполненною или
благовониями, или, наоборот, веществами, издающими тошнотворный запах и
смрад. 

     Если сердце преисполнено любви Христовой, милосердия, нищеты духа,
смирения, покорности воле Господней и т.д., то из такого сердца как бы
несется веяние духовных благовоний, который приятны Богу и включают
человека в сферу Царствия Божия. 

     Смрад страстей – гнева, жестокости, гордости, сребролюбия,
сластолюбия и т.д., включает человека в сферу господства сатаны, т.е.
ада. 

     Следует сказать, что духовные люди, обладающие способностью
«духовного различения» сразу, могут определить и оценить сущность вновь
встретившегося человека познанием его сердца так же, как можно сразу
оценить содержание сосуда по физическому запаху из него. При
значительном же уклонении сердца у человека в какую-либо крайность –
добродетели или порока, последние уже прямо отражаются на внешности
человека. Об этом так пишет старец Силуан: 

     «Знал я одного мальчика, вид его был ангельский – смиренный,
совестливый, кроткий; лицо белое с румянцем, глазки светлые, голубые,
добрые и спокойные. 

     Но когда он подрос, то стал жить нечисто и потерял благодать Божию;
и когда ему было лет тридцать, то стал похож и на человека, и на беса, и
на зверя, и на разбойника, и вид его был скаредный и страшный. 

     Но видел я и другое. Видел я людей, которые пришли в монахи с
лицами, искаженными от греха и страстей, но от покаяния и благочестивой
жизни они изменились и стали очень благообразными». 

     О том же говорит и о. Александр Ельчанинов, который пишет: «Грех –
разрушительная сила, и прежде всего для своего носителя; даже физически
грех затемняет, искажает лицо человека». 

***

     Люди говорят о «мягком» и «жестком» сердце. Первое обычно бывает у
детей; «жесткое» – у большинства взрослых. 

     Как видно из этих терминов, для духовного сердца может протекать
процесс, аналогичный склерозу физического сердца. Этот своеобразный
склероз, как и физический склероз, усиливается обычно с возрастом. 

     Причиной его является развитие в сердце страстей, порабощение
греху, удаление от Бога, удаление от детской чистоты и невинности. От
этого в человеке охладевает любовь к людям (с сохранением, может быть,
пристрастия к близким из родных) и теряется отзывчивость к чужому горю;
сердце делается немилосердным, «жестким». С отходом от детской чистоты
теряется и способность к слезам. 

     В женщину вложено Богом более нежное, любящее, отзывчивое и
милосердное сердце, чем в мужчину. Поэтому и у взрослой женщины (в
среднем) сердце «мягче», чем у мужчины, и женщина менее подвержена
духовному «склерозу» сердца. 

     К большому счастью человечества, духовный «склероз» сердца может
быть совершенно излечен, в отличие от физического. Это достигается через
глубокое покаяние и действие благодати. 

     Тогда сердце человеческое молодеет, возвращается к детской чистоте
и невинности, приобщается к Христовой любви, делается вновь отзывчивым,
чувствительным, «мягким». Возвращается при этом ранее утраченная
способность к слезам. Пророк Давид так характеризует этот процесс в
своих псалмах: «Обновляется подобно орлу юность твоя» (Пс. 102, 5). 

     Между сердцем и умом имеется естественная тесная связь. Болезни
души обычно затрагивают сразу и сердце и ум, хотя некоторые из них, как,
например, страсти, теснее связаны с сердцем. 

     Также лишь при чистоте сердца может получить развитие благодатный
разум веры. И постижения разумом веры трудно отделить от постижения
сердцем. 

     У подвижников благочестия появляется способность, при внимании к
состоянию своего сердца, господствовать и над умом, т.е. над своими
мыслями. Об этом так пишет схиархимандрит Софроний: 

     «Ум, по мере очищения от страстей, становится более сильным и в
борьбе с помыслами и более устойчивым в молитве и богомыслии; сердце же,
освобождаясь от омрачения страстей, все духовное начинает видеть чище,
яснее, до убедительной ощутимости. 

     Ум, соединившись с сердцем, пребывает в таком состоянии, которое
дает ему возможность видеть всякое движение, происходящее в «сфере
подсознания». Пребывая внутри сердца, ум усматривает в окружении его
появляющиеся образы и мысли, исходящие из сферы космического бытия и
пытающиеся овладеть сердцем и умом человека. 

     В форме помысла, т.е. мысли, связанной с тем или иным образом,
является энергия того или иного духа. Натиск идущих извне помыслов
чрезвычайно силен, и, чтобы ослабить его, подвижник нуждается в течение
всего дня не допускать ни единого страстного взирания, не позволит себе
пристрастия ни к чему». 

     Итак, сердце является истинным господином души, и его значение для
вечной жизни несравнимо выше значения ума. Лишь в сердце зарождается и
живет любовь Христова, а про преимущество последней перед знанием так
говорит ап. Павел: 

     «Знание надмевает, а любовь назидает. Кто думает, что он знает
что-нибудь, тот ничего не знает так, как должно знать. Но кто любит
Бога, тому дано знание от Него» (1 Кор. 8,1-3).

 



 

     [  HYPERLINK "file:///C:\\Lopata\\vera1\\H08-T.htm" \l "*#*"  * ] У
Грибоедова в «Горе от ума» выведен тип человека, совершенно аморального
(«картежник, шулер, дуэлист и крепко на руку нечист»), который, однако,
умело разыгрывает из себя яркого поборника высших идей. Его приятель
говорит так о его способностях: «Когда ж о честности высокой говорит,
Каким-то демоном внушаем, В глазах огонь, лицо горит, – Сам плачет, а мы
все рыдаем».

 

 

Н. Е. Пестов

СЕРДЦЕ И ВЕРА

     Можно веровать умом. Но много выше «веровать сердцем» (Рим. 10, 9).
О том, что это за «вера сердцем», так пишет прот. М. Лебедев (Журн.
Моск. Патриарх. 1966 г. № 7 стр. 35–37. Приводится с некоторыми
сокращениями.) 

     «Есть вера разумная, но есть вера и сердечная. «Веровать сердцем» –
означает поверить, что то, о чем говорит нам наше сердце, то, к чему мы
стремимся и чего желаем, есть несомненная истина, а потому и свершится
несомненно. 

     Наше сердце жаждет жизни вечной, и мы верим в нее, верим, что она
начинается здесь, на земле, и продолжается по смерти и воскресении. 

     Проявления сердца несколько отличны от проявлений разума. Разум
являет себя в рассуждениях, доводах, часто в очень сложных, длинных
умозаключениях. 

     Сердце выражает себя по-иному. Оно обычно не строит доказательств,
порой не нуждается даже и в словах. Решения его бывают быстры, даже
мгновенны. 

     Когда апостол Иоанн вошел в опустевший Гроб Господень, то, как
говорится в Евангелии, «увидел и уверовал» (Ин. 20, 8). Весть о
Воскресении Христовом и о нашем грядущем воскресении созвучна нам, она,
как говорится, «по сердцу» нам, ибо отвечает нашей естественной жажде
жизни, заложенной в нашу душу Творцом. 

     Апостол Павел говорит о слове Божием, что близко оно нам, оно в
устах наших, на языке нашем. Это потому, что евангельское слово отвечает
тому, что заложено Творцом в самую сущность природы нашей, в глубину
души нашей. 

     Он создал нас по Своему образу и подобию и вдохнул в нас Свое
Божественное дыхание. Это дыхание Творца само говорит нам, что душа наша
не может умереть, ибо в ней – дыхание Вечного, Бессмертного Бога. 

     Вот почему, когда мы слышим слово Божие, обращенное к нам, наша
душа сейчас же откликается на Его зов. Ибо это слова Того, Чье дыхание в
нас самих. 

     Вслушайтесь в свое сердце и одновременно вслушайтесь в слова
евангельские, и вы тогда сразу поймете, почему апостол Павел так
уверенно говорит, что слово Божие близко нам. 

     Господь заповедал нам любить ближних своих. А разве сердце не
говорит нам о том же? Разум может привести много доводов в пользу того,
что надо любить людей, а сердце сразу же, мгновенно даст ответ на этот
вопрос. Вот почему мы и говорим, что «веруем сердцем» словам Господним. 

     Господь заповедал нам быть милосердными, как Отец наш Небесный
милосерд (Лк. 6, 36). Он заповедал нам быть чистыми, милостивыми,
жаждущими и алчущими правды, миротворцами, неустрашимыми в борьбе за
истину. Разве заповеди эти не находят всегда отклика в нашем сердце? 

     Все слово евангельское близко нам. Только состояние сердца нашего
бывает разное. Много времени прошло с того момента, как появился на
земле человек, но сердце его по причине греха сковано животными
страстями, и никто из мудрецов древнего мира не сумел найти тех слов,
которые помогли бы человеку освободиться от этих страстей. 

     Древний мир в лице своих лучших учителей только близко подходил к
тому, что возвестил Христос, но не мог сказать того, что было дано Им в
Евангелии. Никто из мудрецов не мог найти того слова, на которое
отозвалось бы человеческое сердце, а поэтому никто не смог создать
такого великого учения, которое покорило бы весь мир. 

     Но когда пришла «полнота времен», Бог послал к нам, на землю, Сына
Своего, Который возвестил людям слова о любви, о подвиге, о
совершенстве, о милосердии, слова о вечной жизни. 

     Слово евангельское прозвучало как нечто желанное, оно вызвало к
жизни то, что таилось в глубине человеческого сердца, вот почему оно
сразу же, как только было возвещено, быстро распространилось среди
людей. 

     Господь наш не только возвестил нам Свое Евангелие, но и дал нам
силы, чтобы освободить наше сердце от греховных оков, которыми оно
связано, Он зажег в сердцах наших веру в победу над смертью, и эта вера
дает нам силы победить в себе зло. 

     Слово Евангелия близко нашему сердцу. Нужно только, чтобы сердце
отозвалось на него. И когда оно отзовется, то уже само станет судьею
всех наших поступков. Апостол Иоанн, зная это свойство нашего сердца,
говорит: «Если сердце наше осуждает нас, то кольми паче Бог... Если
сердце наше не осуждает нас, то мы имеем дерзновение к Богу» (1 Ин. 3,
20-23). 

     Это слово евангельское о любви и вечной жизни понятно и дорого нам,
мы веруем сердцем и исповедуем его истинность, и оно указует нам путь ко
спасению. Ибо, «если устами твоими будешь исповедовать Иисуса Господом и
сердцем твоим веровать, что Бог воскресил Его из мертвых, то спасешься»
(Рим. 10, 9).

 

 

Н. Е. Пестов

ЧТЕНИЕ ДЛЯ УМА И ДЛЯ СЕРДЦА

 	Ты утаил сие от мудрых и разумных и открыл то младенцам.

Мф. 11, 25. 

     Необходимо отметить, что далеко не вся литература, посвященная
вопросам религии, имеет одинаковое значение для души христианской и ее
цели в жизни – стяжания Святого Духа Божия. 

     Следует сделать различие между каноническими и неканоническими
книгами Ветхого Завета. Соборы не считают последние в полной мере
богодухновенными, как 22 канонические книги. К неканоническим книгам
относят книги: Товита, Иудифь, 2-я и 3-я книги Ездры, 3 книги
Маккавейские, Премудрости Иисуса сына Сирахова, пророка Варуха, послание
Иеремии. 

     Можно питать мыслями ум, не затрагивая чувств сердца, и тогда мало
пользы для христианина в отношении очищения его сердца от страстей и
пристрастий и возращения в нем христианских добродетелей. 

     Надо помнить слова ап. Павла, что «знание надмевает, а любовь
назидает» (1 Кор. 8, 1). 

     Поэтому следует предупредить тех христиан, которым импонирует
богатство богословской эрудиции, и они забывают о значении сердца: здесь
опасность жизни чисто умозрительной. 

     О частой бесплодности такого труда для души христианской так
говорит схиархимандрит Софроний в своей книге о старце Силуане: 

     «Богослов-интеллектуалист о писаниях старца, возможно, скажет: я не
вижу здесь богатства богословской мысли; я не вижу здесь догматического
ведения. Так скажет он потому, что его духовность принадлежит иному
плану религиозной жизни. 

     Богослов-рационалист занят множеством проблем и ищет разрешения их
на путях рассудочного умозрения. Его подлинный религиозный опыт невелик,
главный опыт его принадлежит сфере рассудка, а не живого Богообщения. 

     Свою научную эрудицию и рассудочный опыт он считает духовным
богатством и ставит его настолько высоко, что всякий другой опыт в его
глазах отступает на второстепенный план. 

     Для человека подлинно религиозного, ищущего живого Богообщения,
живущего Богом, очевидна наивность увлечения рационалиста. Он
недоумевает в каком-то смысле – не понимает, как может умный человек
удовлетворяться своими домыслами и отвлеченными построениями. 

     Здесь надо вспомнить и о том, как сурово отзывался старец
Варсонофий Оптинский о тех богословских науках, которые преподавались в
его время (начало XX столетия) в семинариях и духовных академиях. 

     Он говорил: «Держитесь духа. Смотрите, в семинариях и духовных
академиях какое неверие, нигилизм, мертвечина, а все потому, что только
одна зубрежка без чувств и смысла. 

     Семинаристу странно, непонятно пойти в церковь одному, стать в
стороне, поплакать, умилиться, ему это дико» (Дневник иером. Никона
Оптин. пуст. 1907– 1908 гг.).

 

 

Свт. Феофан Затворник

О ПЫТЛИВОСТИ УМА

     Что у вас там за чтения? И что из сего читаемого вы находите
полезным и приложимым к жизни? Последний признак должен быть пробою
доброты исследования писаний. Но есть и другое исследование, никуда
негожее – бесплодная пытливость ума. Вот как разбирайте: если, слушая,
видите, что все мысли, как мыльные пузыри, хоть и красны, да пусты и
скоро от легкого движения воздуха здравого рассуждения трескаются,
знайте, что слышанное есть дело пытливости праздной. А если, слушая,
найдете, что слышанное садится на сердце и втесняется в него, и давит
его, сокрушая, или расширяет, возвеселяя неземными надеждами, то знайте,
что слышанное не есть дело праздной пытливости, а есть опытом дознанная
истина. Для иных испытание писаний может быть великим искушением. Вы
подивитесь? А так есть. Помните, как авва Серида прибил Досифея за то,
что сей последний начал без всякой нужды пытать, что то значит и что
это, отчего так написано, а не иначе? Вот и другой пример. В Филиппах
(Деян. гл. 16) была отроковица, имевшая дух пытлив, и апостол Павел
изгнал его. Посмотрите еще у Филофея или у Диодоха (в Добротолюбии). Там
не добрым делом сочтено, когда от внимания и молитвы отвлекает желание
или позыв побогословствовать. Да и много найдете подобных советов
относительно пытания писаний. Разбирали ли вы, как произошли еретики?
Все до единого от пытания писаний. Так выходит – это меч обоюдоострый!
И, стало быть, надо с ним осторожно обходиться. 

     Вот что скажу вам для распознания духа истинного от духа лестча в
сем отношении. 

     Православный христианин читает Слово Божие; истины, прямо в нем
содержимые, печатлеет в своем сердце, не двигая своей мысли за пределы
содержимого и не возвышая над ним господственно и самоуправно своего
ума, а ему смиренно подчиняя его. Например, повинуйтесь наставником
вашим... всяка душа властем предержащим да повинуется. Дело ясное! Тут
нечего и толковать. Печатлей только на сердце, да и все тут... Если
встретится что неудобопонятное, православный ищет разрешения не в своем
уме, не в своих догадках, а в общей хранительнице всякой истины –
Церкви, т.е. ищет решения готового, всеми признаваемого и всем
предлагаемого в Церкви; например, ты ecu Петр и на сем камени и пр.
Непонятно, как Церковь может быть основана на Петре, когда основание ее
есть Господь и притом так, что другого основания быть не может. Не
мудрствуя для решения сего недоумения, обратитесь к Церкви и возьмите
существующее решение, что здесь слово – Петр не означает лица апостола
Петра, а означает твердое исповедание веры в Господа нашего Иисуса
Христа. Эта твердость каждого мученика делала камнем. Колотят, колотят и
не расколотят. А вот католики стали искать решения в своей голове и
попали на папу. Как ни нелепо, а вот и доселе упорствуют. 

     Если какое-либо место Писания расшевелит мысль и сия начнет делать
выводы, неотразимо теснящиеся в голову, – ничего: православный и от сего
непрочь, только обходится с сими выводами, порождениями своими, не как с
родными чадами, а как с пасынками, подвергает их немилосердной пытке,
именно: вставляет их во всю совокупность истин святой веры (это все
истины, в катихизисе содержащиеся) и смотрит, вяжутся ли они с ними, и
если не вяжутся или противоречат им, гонит вон из головы как
незаконнорожденных чад! Если не сможет сделать сие сличение сам, то
снова обращается к живым или прежним учителям и их вопрошает. Вот все,
как творит православный и как подобает творить. 

     Неправославный не так делает. Родятся у него в голове какие-нибудь
думы (хорошие или худые, ему нужды нет, лишь бы нравились), он и
начинает рыться в Писании и искать им подтверждения. При таком
настроении, конечно, каждая строка, и даже речения, чуть-чуть
указывающие на мечты искателя, берутся как доказательство. Вот собрано
несколько текстов, к ним приданы произвольные толкования, и затем сделан
вывод, то есть та мысль, какая родилась в голове прежде чтения Писания,
а наконец и возглас: «Так учит все Писание». 

     Так образовались все ереси, так протестантство, так папство, с тою
разницею от первых, что сии еще роются у святых отцов и их насилуют (как
недавно в новом догмате). Такого рода и то, что вам читал N. N.

 

 

Свт. Феофан Затворник

ОБЛАСТЬ ВОЗДЕРЖАНИЯ ХРИСТИАНИНА

	Что не полезно, то и вредно.           

Преп. Варсонуфий Великий. 

     Невозможно перечислить все стороны человеческой жизни, к которым
христианину нужно проявить воздержание. 

     Как пишет преп. Варсонуфий Великий: «Мера воздержания не
ограничивается только пищей и питием, но простирается и на разговоры, и
на сон, и на одежду, и на все чувства». 

     Следует сказать, что христианину необходимо воздерживаться и от
очень многого такого, что обычно в миру не считается предосудительным. 

     Есть область, невоздержание в которой считается достоинством. Это
область знаний и удовлетворения своей любознательности и любопытства. 

     На первый взгляд, действительно, кажется, что чем больше знаний
имеет человек, тем для него лучше, тем он «умственно богаче», или, как
говорят, «эрудированнее». Так думают, кажется, все «образованные люди».
Но не идет на пользу эта светская аксиома душе христианина. Вот как
думает об этом о. Павел Флоренский: «Мы осуждаем жадность в пище. Но
почему ж в таком случае необузданное удовлетворение другой естественной
потребности – познания – не считается пороком? Обуздывать жадность в
познании есть такая же добродетель, как полагать предел похотям плоти». 

     И действительно, наш ум – это сосуд определенной вместимости, и его
неразумно переобременять, а время, в которое мы наполняем его
сведениями, отсчитано нам точною мерою. Благо нам, если он наполняется
нами вечными ценностями – тем «Светом истинным, Который просвещает
всякого человека, приходящего в мир» (Ин. 1, 9). 

     Но если мы тот же сосуд – наш ум – наполняем в изобилии наукой,
светской литературой, политикой, новостями, и т.п., то в нем мало
останется места для Богопознания; вместе с тем, мы теряем и время и силы
при стяжании мирской мудрости с очевидным ущербом для приобретения
истины вечной. 

     Излишнее богатство знаниями есть один из видов богатства. Отсюда
следует и опасность его, поскольку Господь предупреждает всех богатых:
«Трудно богатому войти в Царство Небесное» (Мф. 19, 23). 

     По словам схиархимандрита Софрония, «подлинное христианство
простирается на нестяжание не только материальное, но и на
интеллектуальное. 

     В своих научных познаниях люди видят свое духовное богатство, не
подозревая при этом, что есть иное, высшее познание и подлинно
несравнимое богатство, приносящее великий покой. 

     В погоне за материальным комфортом, люди утеряли комфорт духовный,
и современный материалистический динамизм все более и более приобретает
демонический характер, и не удивительно, ибо это есть не что иное, как
динамика греха». 

     А старец Силуан пишет: «Кто читает плохие книги или газеты, тот
наказывается голодом души, потому что пища души и наслаждение ее – в
Боге. В Боге и жизнь ее, и радость, и веселие...» 

     Конечно, не все свои силы на земле возможно отдавать
непосредственно Богу: есть и «кесарево», которое надо отдавать «кесарю»
(Лк. 20, 25). И нам надо какое-то время тратить на изучение полезных для
жизни знаний и наук. Но, тратя на них время, надо воздерживаться от
траты сил и времени на изучение и знакомство с теми областями знаний,
без которых мы можем свободно обойтись.

 

 

Свт. Феофан Затворник

О ЧТЕНИИ СВЕТСКИХ КНИГ

     Спрашиваете: можно ли читать иное что, кроме духовного? Сквозь зубы
говорю вам, чуть слышно: пожалуй, можно, только немного и не без
разбора. Положите такую примету: когда, находясь в добром духовном
настроении, станете читать с человеческими мудрованиями книги и то
доброе настроение начнет отходить, бросайте ту книгу. Это общий для вас
закон. 

     Но и книги с человеческими мудрованиями могут питать дух. Это те,
которые в природе и в истории указывают нам следы премудрости, благости,
правды и многопопечительного о нас промышления Божия. Такие книги
читайте. Бог открывает Себя в природе и истории так же, как и в Слове
Своем. И они суть книги Божий для тех, кто умеет в них читать. Сказать:
читайте такие книги, – легко; но где их взять? Этого я вам указать не
могу. Ныне более выходит книг по предметам естествознания. Но все они с
дурным направлением, именно: покушаются объяснить происхождение мира –
без Бога, и все нравственно-религиозные и другие проявления духовной в
нас жизни – без духа и души. И в руки их не берите. Есть книги по
предметам естествознания без таких мудрований. Те можно читать. Хорошо
уяснить себе строение растений, животных, особенно человека, и законы
жизни, в них проявляющиеся. Великая во всем этом премудрость Божия!
Неисследимая!.. 

     А повести и романы? Есть и между ними хорошие. Но чтобы узнать,
хороши ли они, надо их прочитать, а прочитавши, наберетесь таких историй
и образов, что Боже упаси! Занавозите свою чистенькую головку. После,
поди, вычищай. Какая же стать накликать на себя такой труд? Потому,
думаю, лучше не читать их. Когда кто из прочитавших благонамеренных
людей порекомендует какую повесть, можете прочитать. Но все понемногу, и
как бы для разнообразия. 

     ...Да ведь с одним Евангелием или Новым Заветом можно целый век
прожить – и все читать. Все его читай – и не дочитаешь. Сто раз
прочитай, а там все будет оставаться недочитанное.

 

 

СОХРАНЕНИЕ ДЕТЕЙ ОТ ПРИСТРАСТИЙ МИРА

	Не сотвори себе кумира.      

Втор. 5, 8. 

     «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет
ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о
другом нерадеть. Не можете служить Богу и мамоне» (Мф. 6, 24). Так
предупреждает нас Господь. 

     Мамона – золотой телец – один из кумиров падшего человечества.
Пристрастием к земным благам могут заразиться наши дети, и заразиться от
нас, их родителей, если мы не свободны вполне от этого порока. 

     Собирание материальных ценностей под каким-либо предлогом – это
недоверие Богу, это нарушение заповедей Господних. Копление – это
ограбление тех бедных и нуждающихся, которые могли бы изжить свою нужду
при помощи скопленных ценностей. Это прямое нарушение повеления
Спасителя «продавайте имения ваши» (Лк. 12, 33). Поэтому страшно
богатство для души христианина, по словам Господа (Мф. 19, 23). 

     Но не только мамона – богатство, пристрастие к роскоши и комфорту –
является кумиром современного человечества. Для многих таким кумиром,
заменяющим Бога, стали достижения науки и прогресс техники. Вот то, что,
по мнению многих современников, может сделать человечество счастливым,
чему следует отдавать все свои силы и все свое внимание, во что можно
верить. 

     Молодежь склонна поддаваться подобным господствующим идеям и
обольщаться «чудесами» техники. Пусть родители не забывают указывать
детям на истинную ценность такого прогресса: человек овладел воздухом –
и вот рушатся города от тысячи бомб, сброшенных с аэропланов; человек
проник в воду – и тонут корабли от подводных лодок; человек проник в
тайны строения материи – и создаются заводы по производству атомных бомб
и отравляющих веществ. 

     Конечно, и наука может быть направлена не на служение сатане, но
Богу. И нет сомнения, что истинная, не богоборческая, наука расширяет
наше познание о Творце мира. «Ибо, – по словам ап. Павла, – невидимое
Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира, через рассматривание
творений видимы» (Рим. 1, 20). 

     Но не в светской науке, однако, лежит кратчайший путь к цели жизни
христианина – к стяжанию Духа Святого, к Богообщению. И, как один из
видов богатства, светская наука обольстительна и может стать кумиром,
заменяющим Бога. И в этом случае «трудно богатому войти в Царство
Небесное» (Мф. 19, 23). 

     Не напрасно обличает ап. Павел будущие для него и настоящие для нас
поколения людей последнего времени, которые «противятся истине, люди
развращенные умом, невежды в вере» (Тим. 3, 8). Следует помнить, что
первыми встретили Христа на земле неученые пастухи; мудрые волхвы
поклонились Ему много позднее. 

     Будем же опасаться за детей при их занятиях науками и молить Бога о
том, чтобы, по словам ап. Павла, их «умы не повредились, уклонившись от
простоты во Христе» (2 Кор. II, 3). Следует учитывать также, что
усиленное занятие наукой может слишком много занять у детей времени и
внимания, отчего может ослабнуть их духовная жизнь. Крайность в этом
отношении вредна: не будем забывать заповеди Спасителя: «Отдавайте
кесарево кесарю, а Божие Богу» (Лк. 20, 25). 

     Пусть же свято сохраняется у детей посвящение Богу воскресных и
праздничных дней с обязательным посещением Богослужения, и пусть
ненарушимы остаются те минуты в течение дня, которые посвящены утренней,
вечерней молитве и духовному чтению. 

     Чрезмерные умственные занятия вредно отражаются на здоровье детей и
ведут к переутомлению нервной системы. Противодействием этому должны
служить прогулки и подвижные игры на воздухе в раннем возрасте и
физический труд в более старшем. 

     Особенно осторожно надо загружать учением тех детей, в которых ясно
замечается склонность к духовной жизни. Этих избранников Божиих надо
питать всего более духовно. 

     Так, старец Амвросий Оптинский не позволял обучать французскому
языку двух девочек-сироток, проявлявших склонность к уединению и
молитве. 

     Кроме науки дети и юноши могут увлечься занятиями искусством и
поэзией. Здесь та же опасность: искусство и поэзия ревнивы так же, как и
наука, и так же требуют очень многого от человека. 

     Счастье, если наряду с талантом к музыке, живописи, поэзии или
литературе в ребенке засеяны и растут всходы духовной жизни. Тогда он
свой талант посвятит Богу и употребит с пользой для души, как
употребляли его, например, св. Иоанн Дамаскин, художники Васнецов,
Нестеров, Поленов и многие духовные композиторы. 

     Но горе, если его талант будет служить угождению низменного вкуса и
прихотям толпы. Преп. Серафим говорил: «Только дела, совершаемые ради
Христа, приносят пользу для христианина». 

     Пусть вспомнят тогда родители таких даровитых детей слова Христа:
«И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя, ибо
лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое
было ввержено в геенну» (Мф. 5, 30). 

     Нам вспоминается судьба двух чистых молодых девушек, воспитанных
благочестивой няней. После смерти няни их окружила типичная светская
среда, которой не было дела до Бога. В талантливых девушках проявились
склонности: у одной к балету, у другой к драматической сцене. 

     Но, видно, крепко любила их няня. Можно думать, что, уже будучи за
гробом, она вымолила у Бога чистоту их девических душ. И обе они – одна
за другой – в ранней юности были взяты от мира. Горько рыдала мать, а ей
надо было бы благодарить Господа и скорбеть о своих ошибках воспитания. 

     Св. Макарий Великий говорит: «К чему привязано сердце человека, и к
чему влечет его пожелание, то и бывает для него Богом». 

     И чем бы ни занимались дети – наукой, техникой, искусством –
родители должны внимательно следить за тем, какое место занимают в
сердце детей эти занятия. 

     Следует бояться того, чтобы что-либо не стало для детей кумиром,
отдалило их от Бога, заглушило рост духовной жизни. Это признак духовной
болезни, с которой надо бороться. Это признак нездоровой атмосферы,
окружающей детей – недостаточности их духовного воспитания. 

     Пусть сделают родители в этом случае все возможное для исцеления,
исправления сделанных ими ошибок или упущений, усердно прося помощи у
Бога. 

     Ап. Павел пишет: «Все мне позволительно, но не все полезно; все мне
позволительно, но ничто не должно обладать мною» (1 Кор. 6, 12).

 

 

О ВЕРЕ ХРИСТИАНСКОЙ

     «Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом»
(Евр. 11, 1). Так определяет сущность веры ап. Павел. Итак, вера есть,
во-первых, та духовная сила в христианине, которая может обеспечить ему
достижение желаемого, и, во-вторых, – уверенность в том, что не дано ему
познавать непосредственно, через его внешние органы чувств. 

     По словам о. Валентина Свенцицкого, «вера есть высшая форма
познания, особое восприятие, таинственное и непостижимое в нас,
превышающее все остальные формы познания и включающая их в себя». 

     А К.Д.Ушинский пишет, что «вера есть небесное сокровище, которое
вручено человеку Творцом, как рай Адаму, чтобы его «хранить и
возделывать». 

     Известный врач Н.И.Пирогов говорит: «Веру я считаю такою
психологическою способностью человека, которая более других отличает его
от животного». 

     Хорошей аналогией для понимания значения веры является проводник
электричества. Для того, чтобы человек мог использовать электрическую
энергию, нужен проводник. Так и для идущей к сердцу человеческому
благодати, очищающей сердце и исполняющей его Св. Духом, нужен также
проводник. И таким проводником является вера человека. 

     Вспомним, как Господь «не мог» совершать чудес в Назарете, так как
не нашел веры в сердцах Своих соотечественников (Мк. 6, 5) 

     Бог не принуждает к вере. Она есть свободный подвиг любящей души.
Вместе с тем, она является великим сокровищем и единственным путем к
совершенству. Об этом так говорил старец Захария из Троице-Сергиевской
Лавры: 

     «Помните, что Бог дал нам свободу и насильно Он не берет к Себе
никого. Надо проявлять усилие в воле своей, чтобы получить в сердце
своем благодать Св. Духа. 

     Если бы Бог не дал нам свободы, Он бы уничтожил путь веры и привел
бы к Себе всех путем принудительного знания. Не говорите, как некоторые
невежды говорят: «Докажите нам существование Бога, и тогда мы
поверим...» Тогда не будет веры, если доказать, а будет принудительное
знание, и не будет тогда дороги к спасению». 

     Поэтому не следует спорить с неверующими и пытаться доказывать
истинность христианской веры. Однако следует привлекать к ней внимание и
раскрывать всю ее ценность и красоту и указывать на нее как на
единственный путь для разрешения всех недоумений для разума
человеческого. 

     Но когда в свободном сердце совершится акт веры, тогда Бог дает
такие доказательства истинности веры, которые несравненно выше всех
научных доказательств. 

     Поэтому ап. Иоанн пишет: «Верующий в Сына Божия имеет свидетельство
в себе самом» (1 Ин. 5, 10). 

     К сожалению, помимо спасительной христианской веры, может быть и
гибельная вера. 

     Так «верующими» кроме христиан называют магометан, буддистов,
идолопоклонников и т.д. А среди атеистов есть такие, которые «верят в
человеческий гений», «верят в науку» и т.п. 

     Спасительная же вера, по определению ап. Павла, состоит в том,
чтобы человек верил, что «Бог (христианский) есть, и ищущим Его воздает»
(Евр. 11, 6). 

     Вера же гибельная для человека (но точно так же не знание, а вера)
состоит в том, что Бога нет или нет возможности общения с Ним. 

     Итак, по отношению к Богу неправильно делить людей на «верующих» и
«неверующих». И те и другие только верят, а не знают; но среди них одни
верят в бытие Бога, а другие в Его небытие. 

     То же и по отношению к личности Иисуса Христа. Одни верят, что Он
жил на земле и был Сыном Божиим; другие верят, что Он был обыкновенным
человеком; третьи верят, что Его вообще не было. Но все только верят, но
не знают достоверно. «Блаженны не видевшие и уверовавшие»,– говорил
Господь апостолу Фоме (Ин. 20, 29). 

     Следует упомянуть, однако, что помимо «верующих» и «неверующих»
есть еще небольшая группа философски образованных людей, которые не
причисляют себя ни к тем, ни к другим, называя себя «агностиками».
Сущность агностицизма в том, что это учение утверждает, что мы ничего не
можем знать о действительной сущности вещей. Поэтому на вопрос –
«существует ли Бог», агностики отвечают – «мы не знаем». Это, по крайней
мере, много честнее, чем, вопреки логике и здравому смыслу,
категорически отрицать существование Бога, ложно базируясь при этом
будто бы на «доказательствах науки». 

     По существу, много труднее верить в то, что Бога нет, чем в то, что
Он есть: здоровая логика не может мириться с бессмыслицей, что все
сотворенное – материя, энергия, весь сложный до беспредельности мир,
человек и управляющие мирозданием бесчисленные законы – все это могло
произойти как-то случайно, из ничего, без Премудрого Творца. 

     И прав пророк Давид, называющий безумцами тех, кто утверждает, что
«нет Бога» (Пс. 13, 1). 

     Причину наличия в человеке той или иной веры не следует искать в
его своеобразных построениях ума, в его разумности, в его развитии,
образовании и т.п. Верой движет сердце, и оно диктует уму, во что надо
ему верить. 

     Сердце доброе, любящее, тянущееся к духовному свету, к красоте,
правде, истине, хочет, чтобы Бог был, и ему даруется спасительная вера. 

     Как пишет св. прав. Иоанн Кронштадтский, «вера есть ключ к
сокровищнице Божией. Она обитает в простом, добром, любящем сердце». 

     И наоборот, как говорит блаж. Августин, «ничто не отрицает Бога,
как только тот, кто заинтересован в том, чтобы Его не было». 

     А проф. П.Лепорский пишет: «Истинный мотив отрицания Бога – вражда
грешника на Бога. Представление о карающем суде Божием мешает жить
грешнику как ему хочется. Чтобы грешить свободно, ему для своего
успокоения необходимо сказать «в сердце своем: нет Бога» (Пс. 13, 1).
Что именно таково происхождение атеизма – в этом не может быть и
сомнения». 

     Как пишет В.С.Соловьев: «Обыкновенно истины веры отвергаются
заранее не по грубости ума, а по лукавству воли. Нет сердечного влечения
к таким предметам, как Бог, спасение души, воскресение плоти, нет
желания, чтобы эти истины действительно существовали, без них легче и
проще, лучше о них не думать... 

     Такое неверие... озлоблено против тех предметов, существование
которых оно отрицает... такое неверие недобросовестно... 

     Но есть другого рода неверие, совершенно добросовестное,
основанное... на особенности психического темперамента... Это неверие
апостола Фомы... 

     Если бы неверие Фомы происходило от грубого материализма, сводящего
всю истину к чувственной очевидности, то, убедившись осязательно в факте
воскресения, он придумал бы для него какое-нибудь материалистическое
объяснение, а не воскликнул бы: «Господь мой и Бог мой!»... 

     Это неверие Фомы имеет все права на нравственное наше признание». 

     Абсурдно утверждение атеистов, что «наука не допускает веры в
Бога». Опровержением этого является то, что множество из великих ученых
верили в Бога. (Из последних наших ученых – Павлов, Филатов, Пирогов,
Менделеев, Мичурин и др.). 

     Как говорил английский философ и ученый Бекон, «много знания
приводит к Богу, а мало – удаляет от Него». 

     Как величайший из даров человеку христианская вера может быть дана
лишь при наличии в человеке глубокого смирения и подвига покаяния –
сознания своих грехов при горячем стремлении к очищению своего сердца от
страстей и пристрастий. Про это так пишет старец Силуан. 

     «Горделивый человек своим умом и наукой хочет познать все, но ему
не дается познать Бога, потому что Господь открывается только смиренным
душам. 

     Чтобы познать Господа, не надо иметь учёности, но надо быть
послушливым и воздержанным, иметь смиренный дух и любить ближнего, и
Господь возлюбит такую душу и явит Себя душе, и будет учить ее любви и
смирению, и все полезное даст ей, чтобы обрела покой в Боге. 

     Если какой-либо неверующий спросил бы нас: «Как мне обрести веру?»
– то надо ответить так: «Скажи, Господи, если Ты есть, то просвети меня,
и я послужу Тебе всем сердцем и душою». 

     Наличие живой веры в человеке проявляется, по словам игумена
Иоанна, в нижеследующем: 

     «Вера, спасающая человека, не есть лишь вера в существование на
небе и в отвлеченности – Бога... Нет, вера есть реальная покорность
Живому Богу на земле, безоговорочное доверие во всей полноте Его
откровению, устремление и следование Им указанным путям и истолкование
решительно всего во славу Божию». 

     Для верующего, как пишет о. Александр Ельчанинов, «нет ничего
случайного на свете. Тот, кто верит в случай – не верит в Бога». 

     По учению преп. Исаака Сирина, по наличию или отсутствию живой веры
в Бога можно различать два типа людей. Для каждого из них будет
характерным и миросозерцание, и душевное состояние, и взаимоотношение с
миром. 

     У людей, живущих без живой веры, по словам преподобного, бывает
«голове ведение, которое ценит только богатство, тщеславие, убранство,
телесный покой, мирскую мудрость, годную к управлению дел в мире» и
способную к светской науке, искусству, изобретениям и т.д. 

     Это ведение приписывает все случающееся не Промыслу Божию, а заботе
и способности самого человека. Вместе с тем, «оно не может пробыть без
непрестанного попечения и без страха за тело, а потому овладевает им
малодушие, печаль, отчаяние, боязнь за людей, страх от грабителей, страх
от смерти, заботливость в болезни, тревога при скудости в недостатке
потребного, страх страданий и все прочее. 

     Оно уподобляется морю, в котором ежечасно день и ночь мятутся и
устремляются на пловцов волны, так как это ведение не умеет попечение о
себе возвергать на Бога в уповании веры в Него. 

     А потому во всем, что касается до него самого, оно ухищряется в
изыскании разных средств. 

     Когда же ухищрения его в одном каком-либо случае окажутся
недействительными,– таинственного же в сем Промысла оно не усмотрит,–
тогда препирается с людьми, которые препятствуют и противятся ему. 

     Но если бы однажды вверил ты себя Господу,– говорит преп. Исаак про
людей с христианской верой, – вседовлеющему для охранения твоего и
смотрения о тебе, и если пойдешь во след Его, то не заботься опять о
чем-либо таковом, но тогда скажи душе своей: «На всякое дело довлеет для
меня Тот, Кому единожды я предал душу свою. Меня здесь нет. Господь это
знает». 

     Тогда на деле увидишь чудеса Божии, увидишь, как во всякое время
Бог близок, чтобы избавлять боящихся Его, и как Его Промысл окружает их.
И хотя невидим телесными очами Хранитель тот (Промысел), пребывающий с
тобою, не должен ты сомневаться относительно Его, будто бы Его нет, ибо
нередко открывается Он телесным очам, чтобы тебе иметь дерзновение». 

     Как и всякая другая добродетель, вера есть нежный цветок, если душу
сравнивать с садом. Этот цветок надо взращивать, лелеять и, вместе с
тем, тщательно оберегать от многих опасностей. 

     Пo существу, всякий грех есть уже рана на теле души и вредит и вере
в той или иной степени. Грех лишает благодати Божией, а без нее вера
гаснет и может даже умереть. Смертный грех убивает веру. Присмотритесь к
жизни, и вы найдете женщин, которые теряли веру после первого аборта. 

     Как известно из Св. Писания, при конце существования человечества
наступит «отступление», т.е. угасание веры во Христа (2 Фес. гл. 2-3).
Эта угасающая вера в последние времена идет по двум направлениям: там,
где еще имеется свобода проповеди христианства, там под влиянием
цивилизации, т.е. внешнего прогресса человечества – богатства, роскоши,
комфорта, избалованности, праздности, общедоступности всевозможных
развлечений (спорта, кино, радио, телевизоров) – там вера ослабляется,
делается мертвой, не сопровождается любовью и делами любви. В этом
теперь опасность особенно для западных христианских стран. 

     Там же, где прекращается проповедь о Христе, вера постепенно
угасает. Однако, если при этом народ не развращается от легкой
комфортабельной жизни, если Господь не оставляет его Своими заботами,
посылая ему, как целительное средство, народные бедствия, там
сохраняется условие для возрождения веры. И бывают случаи, когда веры
нет в уме, но она горит в сердце, как это было с Альбином из
стихотворения Надсона «Христианка»: 

И смерть Марии изрекая,

Дворца и Рима гордый сын, 

Он, сам того не сознавая, 

Уж был в душе христианин. 



     По свидетельству одного военного, принимавшего радиосообщения от
находившихся в бою летчиков (во II-ю мировую войну), он часто слышал от
них в моменты их гибели слова: «Господи! Приими мою душу!» 

     А это были военные, в обычное время ни в чем не проявлявшие своей
веры в Бога. 

     Так, пройдя путь глубоких страданий, народная душа может вновь
возродиться и загореться пламенем веры и благочестия. 

     Вера христианская – величайший из даров человеку от Господа. Как
пишет Н.: «Жить и умирать в самых страшных условиях с Богом в душе –
веселее и легче, чем пребывать в покое и холе без надежды и веры в Бога.
Воин с оторванными взрывом ногами, истекающий кровью, обратившийся к
Богу, непременно получает столько помощи и радости и света, что ему
должен позавидовать благополучно жуирующий материалист. 

     Ведь даже не веря в Бога, невозможно не согласиться с верностью
того факта, что человек переживает успокоение и полную радость, с верою
обращаясь ко Христу. Ведь это опыт миллионов людей в любых условиях,
этим опытом живет Церковь».

 

 

О. АЛЕКСАНДР ЕЛЬЧАНИНОВ

О ВЕРЕ

     Для чего нужна вера? Ни для чего! Если бы я сказал, что она нужна,
чтобы быть хорошим человеком, чтобы помогать людям, чтобы познавать
Бога, чтобы спасти свою душу – все это означало бы корыстное и
эгоистическое отношение к вере. 

     Мы верим не для чего-то, а потому что мы любим Бога, потому что Бог
есть для нас (в Своем явлении на землю в качестве Богочеловека-Христа) –
совокупность всего самого светлого, чистого, бесконечно прекрасного,
короче – всего самого желанного. Любовь к Богу ведет за собой веру в
Бога. 

     Когда вы ищите истины среди противоречивых философских систем, это
потому, что вы любите Истину; если всякая земная красота только томит
ваше сердце и никогда его не насыщает – это потому, что мы успокоимся
только на Вечной Нетленной Красоте. 

     Если вы мучаетесь нечистотой вашего сердца – это потому, что, сами
того не зная, вы жаждете абсолютной чистоты и святости. 

     Вера – от любви; любовь – от созерцания. Невозможно не любить
Христа. Если бы мы Его увидели сейчас, мы бы не оторвали от Него глаз,
мы бы «слушали Его с услаждением», мы теснились бы вокруг Него, как
теснились евангельские толпы. 

     Надо только не противиться Ему отдаться: созерцанию Его Образа – в
Евангелии, в святых, в Церкви – и Он возьмет в плен наше сердце.
«Преображаемся в тот же образ, от славы в славу» (2 Кор. 3,18). 

     Суть веры и религиозной жизни не в принудительной очевидности, а в
усилении и выборе. Вера – путь к Богу, опыт, который всегда удается.
Праведники стремились к небу, и оно приняло их. «Приблизьтесь к Богу и
Бог приблизится к вам» (Иак. 4, 8). 

     Вот перед тобою «жизнь и смерть... благословение и проклятие.
Избери жизнь, чтобы жил ты и потомство твое» (Втор. 30, 19). 

     Убедить кого-либо в существовании Бога совершенно невозможно, так
как все, что можно словами сказать о вере, ни в какой степени не может
передать того, что вообще не сказуемо и что в ней главное. Доводы веры
не против разума, а помимо его. 

     Только в свете любви разум принимает видимые абсурды (антиномии)
веры. 

     Те, кто хотят доказательства для своей веры,– на ложном пути. Вера
– свободный выбор, и там, где есть хотя бы скрытое даже от самого себя
желание доказательства – нет веры. Знаки Богоявления не надо принимать,
как «доказательства» – этим мы снижаем, перечеркиваем подвиг веры.

 

 

АРХИЕПИСКОП ИОАНН (ШАХОВСКОЙ)

О ВЕРЕ

     Жить без веры человек вообще не может, как бы он ни уверял себя в
своем безверии. Вот как пишет об этом архиепископ Иоанн: 

     «Путь высокой веры есть направление, данное всем людям... Даже
неверующие в Бога, сами того не понимая и не желая признавать, живут
верой в своей жизни. Они верят свидетельству других; доверяют другим, и
в исторической, и в личной своей жизни. 

     Так мы, люди, не сомневаемся, что наша мать есть именно наша мать,
хотя уверенность наша не покоится на опыте собственных знаний, а
держится на вере, на доверии к близким людям... 

     Вера есть то, что живет Богом, а не собою. Вера есть некий новый
воздух, через который предметы мира видны по-новому и все по-новому
видится. Вера достовернее всякой реальности этого мира; она есть не
только убеждение, но и состояние; и не только состояние, но и
восхождение «от славы в славу» (2 Кор. 3, 18). Вера есть добрая
действительность, а неверие – дурной сон... Неверием жить нельзя, как
нельзя жить только настоящим на этой земле. И потому неверия, в
сущности, нет. Есть только вера, и есть лже-верие. 

     «Человек ходит подобно призраку» (Пс. 38, 7). Прошедшего уже нет,
будущего еще нет, а настоящего – где оно? Реальна только вера в истинную
жизнь. «Я с вами во все дни до скончания века. Аминь». (Мф. 28, 20).

 

 

ВЫСШИЕ СТУПЕНИ ВЕРЫ ХРИСТИАНСКОЙ

	Все возможно верующему.      

Мк. 9, 23. 

     Как и у всякой добродетели, у веры есть много степеней развития: «В
них открывается правда Божия от веры в веру», – пишет апостол Павел
(Рим. 1, 17). 

     На известной ступени духовной жизни и стяжания Св. Духа Божия вера
переходит в глубокую уверенность. Для человека становится в полной мере
несомненным и достоверным и существование Бога, и Его Промысел над
человеком как в великих, так и в самых малых вещах, и непостижимая
степень любви Бога к людям, проявившаяся в особенности в Голгофской
жертве. 

     Тогда человек реально переживает в душе многие новые, до того не
ведомые чувства особой радости, умиления, покаянных слез и т.д.,
начинается глубокое постижение сердцем и разумом любви и премудрости
Божией и гармонии мирового здания. В то же время он часто дивится и
чудесному исполнению своих молитвенных прошений. 

     Наконец, он начинает усматривать много чудесного и в мире, а
иногда, по милости Божией, становится и свидетелем явных чудес. Тогда
вера его становится настолько сильной, что он не боится уже исповедания
ее, хотя бы за то ему грозили несчастья или даже смерть, как это было во
времена мучеников. 

     К сожалению, наш язык так ограничен, что мы имеем всего только одно
слово «вера», хотя она может быть совершенно различна по своей сущности,
так и в ее проявлениях, доходящих до всемогущества. Некогда апостолы
захотели усиления своей веры и просили Господа – «умножь в нас веру»
(Лк. 15, 5). Но они не понимали, какого великого дара они просили,
который, очевидно, не дается даром и который еще надо заслужить
подвигами начальной веры. 

     В ответ на просьбу апостолов, Господь объяснил им, что значит дар
полноты истинной веры. Он сказал: «Если вы будете иметь веру с горчичное
зерно и скажете горе сей: перейди отсюда туда, и она перейдет: и ничего
не будет невозможного для вас» (Мф. 17, 20). Почему же «все возможно
верующему?» (Мк. 9,23). Кто истинно живет верою, тот в желаниях своих,
даже в малейших, хочет творить лишь волю Господню. Поэтому он позволяет
себе желать лишь того, в чем не сомневается, что это будет желанием и
Господа. При такой ревности Господь Сам говорит сердцу христианина, что
Ему угодно. Отсюда желания христианина будут и волей Господней. Поэтому
они могут и должны исполняться, даже если это будет необычайно и
сверхъестественно. 

     Господь дал такие признаки полноты веры у истинно уверовавшего в
Него: «Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: Моим именем будут
изгонять бесов, будут говорить новыми языками; будут брать змей, и если
что смертоносное выпьют, не повредит им; возложат руки на больных и они
будут здоровы» (Мк. 16, 17, 18). 

     Итак, в высшем своем проявлении – у святых и подвижников
благочестия – вера является проявлением в них силы Божией – особым видом
энергии, творящей великое и чудесное, как повествует о том Евангелие и
ап. Павел в 1-й главе Послания к евреям. 

     Можно ли и нам приобщиться к творению этого? Нет, потому что наше
сердце остается нечистым и в нас нет той степени чистоты и полноты веры,
при наличии которой мы всегда исполняли бы волю Божию и жили по Его
заповедям, которые на деле мы постоянно нарушаем в делах, словах,
чувствах и мыслях. 

     Как пишет преп. Варсонуфий Великий: «Кто, получая власть наступать
на змий и на скорпионов, еще претерпевает от них вред и бывает ими
обладаем? Испытай же сердце твое относительно всякого дела, и если
найдешь, что древний змий может поколебать его хоть на мгновение, то
знай, что ты далек еще от власти над ними (змиями и скорпионами)». 

     У святых сила веры свидетельствовалась не словами, а жизнью и
делом. Сила веры святых мучеников засвидетельствована отдачей жизни ради
веры во Христа. Сила веры преподобных доказана тем, что они покидали
близких, уходили в монастыри, в уединение, в пустыни, в затворы,
изнуряли свое тело постом и свое время отдавали молитве за мир и близких
и тем открывали себе путь для вхождения в Царство Небесное. Сила веры
юродивых во Христе заставляла их лишать себя крова и делать себя
позорищем для мира, желая угодить Богу и т.д. 

     В житиях святых имеется один рассказ о необычайной силе веры преп.
Марка Афинского, проведшего в пустыне 95 лет (пам. 9 апр. ст.ст.) 

     Перед уходом преподобного из этого мира, его посетил авва Серапион.
В беседе с ним преп. Марк спросил: «Есть ли ныне среди мира некоторые
святые, творящие чудеса, как сказал Господь в Евангелии Своем: «если
будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: перейди отсюда
туда, и она перейдет» (Мф. 17, 20)?» 

     В то время, как святой произносил эти слова, гора сдвинулась с
своего места приблизительно на пять тысяч локтей (около двух километров)
и приблизилась к морю. Святой Марк, приподнявшись и заметив, что гора
двигается, сказал, обратясь к ней: «Я тебе не приказывал сдвинуться с
места, но я беседовал с братом; поэтому ты встань на место свое». И гора
снова встала на свое место. 

     Затем, заметив страх аввы Серапиона, преподобный спросил его:
«Разве ты не видывал таких чудес в течение дней жизни твоей?» «Нет,
отче»,– ответил тот. Тогда преп. Марк, вздохнувши, горько заплакал и
сказал: «Горе земле, потому что христиане на ней только по имени
называются, а на деле не таковы». 

     Откуда такая сила веры, которой, как говорил Господь, надо всего с
«горчичное зерно», и тогда для христианина «ничего не будет
невозможного» (Мф. 17, 20)? Такая сила даруется при полноте веры,
которая может быть лишь в сердце, совершенно свободном от страстей и
пристрастий. В таком сердце безраздельно царствует Сам Господь Бог; а
для Бога есть ли что невозможное? 

     Хорошей аналогией для понимания этого закона – возрастания силы от
очищения – является процесс получения чистого элемента радия. Последний
добывается из урановой смоляной руды, которая по своим физическим
свойствам сравнительно мало чем отличается от многих других горных
пород. Длительной очисткой можно отделить радий от примесей, и тогда мы
получим «малое зерно», всего 1 г из 7 т руды. Сила энергии полученного
зерна необычайна. Оно испускает особые лучи, проникающие через материю и
заключает в себе количество тепловой энергии, которое может расплавить
массу железа в 20 т веса. Так и малое зернышко веры в очищенном сердце
обладает могуществом и возможностями, которые несравнимы с силой веры и
возможностями обычных людей, у которых вера подавлена в сердце громадой
душевного мусора – страстей, пристрастий и греховных склонностей. 

     Христианина, обладающего полнотой живой веры, так характеризует
преп. Исаак Сирин: «Когда человек удостоверяется в промышлении о нем
Божием, то просвещается любовью Его к твари и удивляется устроению
существ разумных и великому о них попечению Божию. 

     С этого начинается в нем сладость Божественная, воспламенение любви
к Богу, возгорающейся в сердце и попаляющей душевные и телесные
страсти». 

     «Поэтому,– говорит преп. Исаак,– проси у Бога, чтобы дал тебе
придти в меру веры совершенной. Если ощутишь в душе своей наслаждение
ею, то нечему уже отвратить тебя от Христа... 

     Сподобишься же этого, если прежде с верою понудишь себя попечение
свое возвергнуть на Бога и свою попечительность заменишь Его
промышлением. 

     Когда Бог усмотрит в тебе эту волю, что со всею чистотой мыслей
доверился ты Самому Богу более, нежели себе самому и понудил себя
уповать на Бога более, нежели на душу свою – тогда вселится в тебя та
неведомая сила, и ощутительно почувствуешь, что с тобой несомненная
сила, та сила, которую ощутив в себе, многие идут в огонь и не боятся и,
ходя по водам, не колеблются в помысле своем опасением утонуть; потому
что вера укрепляет душевные чувства и человек ощущает в себе, что как
будто нечто невидимое убеждает его не внимать видению вещей страшных». 

     Люди живой, действительной веры в своих душевных основах являются
противоположностью людям мира. С точки зрения мира они – безумцы. Ап.
Павел так и говорит: «Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, то
будь безумцем, чтобы быть мудрым» (1 Кор. 3, 18). У таких «безумцев»
смещены все обычные душевные устои людей мира. 

     Люди мира живут надеясь на себя и для себя. Люди веры – Богом и
ради ближнего; те берегут и холят тело и боятся смерти, а ученики Христа
борются с плотию и на смерть смотрят как на избавление и начало вечной
жизни в Боге и т.д. И только наличие живой веры позволяет христианину
идти в своей жизни крестным путем, т.е. наперекор миру, не считаясь с
его устоями, взглядами, обычаями.

 

 

Архиепископ Иоанн (Шаховской)

ЛОМОНОСОВ – ЗАЩИТНИК НАУКИ И ВЕРЫ

     Среди книжек, выпущенных издательством «Правда» в Москве в 1951
году, есть брошюра «Непримиримость науки и религии». На 17-й странице
этой брошюры основоположник русской науки М.В.Ломоносов именуется
«философом-материалистом». А выступления Ломоносова в пользу теории
Коперника называются «атеистическими». В действительности Ломоносов был
не только большим ученым и поэтом, но также и просвещенно-верующим
человеком, даже защитником веры в Бога. 

     В молодости он хорошо читал и пел в храме на клиросе. Был период,
когда он мальчиком целый год увлекался одной из северных поморских
религиозных сект, но потом вернулся к своей родной матери Православной
Церкви, и на всю жизнь. Да, конечно, Ломоносов защищал теорию Коперника,
но его защиту теории Коперника совсем нельзя назвать «материализмом»,
наоборот: это была яркая защита как науки, так и религии... Вообще,
никакая научная теория не может сама по себе ни доказывать, ни
опровергать Божественной истины, потому что наука – совсем другая
область познания, чем религия. Только малообразованные люди думают, что
наука «противоречит вере в Бога», а вера в Бога «отрицает науку». На
самом деле наука и религия,– две разные и одинаково законные области
человеческой жизни. Они могут одна другую пересекать, но противоречить
друг другу они не могут. 

     Так думал и Ломоносов... Вот, что он говорит, предвосхищая
воззрения многих больших ученых наших дней: «Природа и вера суть две
сестры родные, и никогда не могут прийти в распрю между собою. Создатель
дал роду человеческому две книги: в одной показал свое величество, в
другой свою волю. Первая книга – видимый сей мир. В этой книге сложения
видимого мира физики, математики, астрономы и прочие изъяснители
Божественных в натуру влиянных действий суть то же, что в книге
Священного Писания пророки, апостолы и церковные учители. Не здраво
рассудителен математик, ежели он хочет Божественную волю вымерять
циркулем. Также не здраво рассудителен и учитель богословия, если он
думает, что по псалтыри можно научиться астрономии или химии». Кто
действительно интересуется воззрениями Ломоносова, тому надо, конечно,
читать не брошюры, изданные теперь в издательстве «Правда», а книги
самого Ломоносова, особенно его поэтические произведения. 

     Словно предчувствуя, что через два столетия про него будут писать,
что он был «материалистом», Ломоносов слагает такие строки в переложении
псалма 26-го: 

Услыши, Господи, мой глас, 

Когда к Тебе взываю, 

И сохрани на всякий час: 

К Тебе я прибегаю... 

Меня в сей жизни не отдай 

Душам людей безбожных, 

Твоей десницей покрывай 

От клеветаний ложных... 

Ко свету Твоего лица 

Вперяю взор душевный, 

И от Всещедрого Творца 

Приемлю луч вседневный... 



     Сколько у Ломоносова таких строк! Его классическая Ода об Иове
начинается: 

О ты, что в горести напрасно 

На Бога ропщешь, человек... 



     Удивительно для своего времени: первый русский ученый говорит о
реальности творения Божиего мира. В одном из лучших своих литературных
произведений, в послании к Шувалову – «О пользе стекла», сочетая
глубокую научность и высокую поэзию, Ломоносов высказывает даже упрек
церковному философу V века, Августину, за то, что он, желая от науки
доказать бытие Божие, приводит в пользу этого утверждения только слабые
научные данные своего времени. 

     Ломоносов радостно говорит, что доказательств бытия Божия в его
время гораздо больше, чем было во времена Августина: 

О коль великим он восторгом бы пленился, 

Когда б разумну тварь столь тесно не включал, 

Под нами жителей, как здесь, не отрицал, 

Без математики вселенной бы не мерил! 

Что есть Америка, напрасно он не верил... 

Во зрительных трубах стекло являет нам, 

Колико дал Творец пространство небесам. 

Столь много солнцев в них пылающих сияет,

Недвижных сколько звезд нам ясна ночь являет... 

Сколь созданных вещей пространно естество, 

О сколь велико их создавше Божество! 

О сколь велика к нам щедрот Его пучина, 

Что на землю послал возлюбленного Сына! 

Не погнушался Он на малый шар сойти, 

Чтобы погибшего страданием спасти. 



     Своим философски-прорицательным умом Ломоносов видит, что для
Творца не существует, конечно, наших маленьких человеческих пределов и
масштабов, что Творец выше даже всех наших земных понятий и о «малости»,
и о «великости» пространственной... 

     Восхваляя Коперника в очень хороших, для своего времени, стихах,
Ломоносов говорит, что мы, люди, одаренные разумом: 

В безмерном углубля пространстве разум свой, 

Из мысли ходим в мысль, из света в свет иной, 

Везде Божественну мы мудрость почитаем. 

В благоговении весь дух свой погружаем. 

Чудимся быстрине, чудимся тишине, 

Что Бог устроил нам в безмерной глубине... 



     Ломоносов гениально убежден, что чем далее наука идет вперед, тем
она все больше открывает Божие величие в творении... Так думают и лучшие
ученые наших дней. 

     Для надгробия знаменитого писателя и деятеля Русской Церкви,
прославленного Димитрия, митрополита Ростовского, Ломоносов составляет
надпись: 

     «Всемогущий и непостижимый Бог чудными искони делами явил святую
Свою великолепную славу и в дни наши новыми чудотворениями в России
просиявшего, здесь почивающего святого мужа, преосвященного митрополита
Димитрия Ростовского и Ярославского, отдавшего Божие Богу: верою,
кротостью, воздержанием, учением, трудолюбием...» 

     Оканчивается эта надпись обращением к людям, ложно верующим и
неверующим – одинаково не понимающим духа и сущности религии, видящим в
мире лишь одну материальную оболочку вещей: 

О вы, что Божество в пределах чтите тесных... 

Вперите мысль, чему Святитель сей учил, 

Что ныне нам гласит от лика горних сил. 

На милость Вышнего, на истину склонитесь, 

И к Матери своей вы Церкви примиритесь... 



     И гробницу самого Ломоносова было бы справедливо украсить этими
стихами.

 

 

СМИРЕНИЕ ВЫСОКОЙ НАУКИ

     Журналист Витман совершил путешествие по миру ученых и рассказал о
своих встречах с представителями высшей американской науки. Темой его
бесед было соотношение современного научного знания и веры в Бога. 

     В научном центре Бруксхавена Витман спросил одного ученого: можно
ли, с точки зрения науки, учитывать фактор Божественной силы в мире? 

     «Конечно,– ответил ему ученый,– в физических законах материи и
энергии, например, мы встречаемся с реальностью Божественного мира. В
лаборатории своей мы видим, как исчезает материя, превращаясь в энергию;
и мы не можем ничего ни прибавить, ни вычесть из общего количества
материи и энергии. Откуда же материя и энергия явились? Мы знаем только,
что мы не в силах их создать. И мы нашли даже законы, доказывающие, что
мы этого не можем сделать... А в то же время материя и энергия должны
были откуда-то появиться... Значит, должна быть высшая сила, которая
могла их сотворить». 

     Во время своего странствия по ученым Витман обнаружил во многих из
них особое чувство смирения: 10 или 15 лет тому назад наука еще думала,
что она держит в своих руках мир и способна разрешить все вопросы. Один
немолодой химик заметил: «Мы думали, что наука – это магия». Но сегодня
лучшие ученые отдают себе отчет, как мало они, в сущности, знают. Желая
отодвинуть завесу таинственности, они нашли еще более глубокие тайны. На
заседании ученых в Технологическом институте Карнеги в Питтсбурге Витман
слышал, как большие ученые «точной» и «абсолютной» науки, математики,
признавались, что наука эта и не точная, и не абсолютная. 

     Если наука сейчас продвинулась вперед, то это, может быть, потому,
что некоторые «факты», за последние годы, заставили ее призадуматься. 

     То, что она считала незыблемо-твердым, оказалось собранием пустот;
вещество, которое считала неразрушимым, оказалось не неразрушимым, а
превращаемым в энергию. 

     Джон Далтон, английский химик, дал следующий, как казалось науке,
твердый «факт»: «Атом неделим, вечен и неразрушим». В действительности
же оказалось, что атом не имеет ни одного из этих трех качеств. 

     Евклид тоже дал науке «факт», что «целое всегда равняется сумме его
частей». Но целый атом весит меньше, чем сумма его частей. Физики имели
своим прямым основанием принцип достоверности, то есть что физические
законы всегда гарантируют данный результат от данной причины. Сегодня
физики имеют новую теорию: принцип недостоверности. 

     Неудивительно, что д-р Шилт полушутя заметил: «Мы знали о вселенной
10 лет тому назад больше, чем знаем теперь». 

     Д-р Екатерина Чэмберлейн, профессор физики, напомнила Витману, что
Ньютон сравнивал себя с ребенком, играющим с ракушками на берегу океана
в то время, как целый океан истин лежит перед ним неоткрытым... «Мы все
еще на берегу океана,– говорит д-р Чэмберлейн,– то что мы знаем, это
только мельчайшие частички. А в остальном мы зависим от веры». Новое
настроение смирения делается научным в глазах ученых гораздо более, чем
прежнее поведение пресловутого в XIX веке ученого-«всезнайки». 

* * *

     После войны чествовали в Париже английского ученого Флемминга,
открывшего пенициллин. На торжественном собрании было сказано много
похвальных слов в его честь. Отвечая собравшимся, профессор Флемминг
сказал: «Вы говорите, что я что-то изобрел; на самом деле я только
увидел,– увидел то, что создано Господом Богом для человека. Честь и
слава принадлежат не мне, а Богу...» 

     Подлинная ученость скромна потому, что она принадлежит не мертвой
материи и не лукавой диалектике, а живой душе человека, этому чудному
миру, созданному Великим Творцом.

 

+++

  PAGE  1