Святитель Кирилл Александрийский

Послание в Келестину, епископу Римскому

Преподобнейшему и боголюбезнейшему отцу Келестину Кирилл желает о
Господе всякого блага. 

Если бы мне можно было молчать и не писать к твоему благочестию о всех
настоящих смутах, если бы можно было избегнуть жалоб и избавиться от
огорчений, особенно при столь важных событиях, когда потрясается
некоторыми правая вера, то я сказал бы самому себе: "Хорошо! И нечего
опасаться молчаливому - покой лучше тревоги!" Но так как Бог требует от
нас бдительности в таких обстоятельствах, а давний обычай Церквей
указывает входить в сношение с твоим благочестием, то я необходимо
должен писать к тебе и известить, что сатана и ныне приводит все в
смятение, свирепствует против Церквей Божиих и везде пытается уклонить
от прямого пути веры тех, которые идут по нему. Не утихает этот все
лукавый зверь, быстро распространяющий нечестие. До настоящего времени я
молчал и ни к твоему благочестию, ни к другому кому-либо из наших
сослужителей ничего не писал о нынешнем правителе Церкви
Константинопольской, думая, что поспешность в таком деле - заслужить
неодобрение; но так как зло достигло уже крайней степени, то я почел за
непременную обязанность не молчать больше и сказать все о происшедших
смутах. 

ильнее раздражило досаду на меня: он поднимает брань против меня, как
против врага, хотя не находит во мне другой вины, кроме той, что не хочу
иметь одинаковых с ним мыслей, что я вопреки ему поддержал во многих
веру, которую приняли мы от отцов, убедив многих считать истинным то,
чему научились мы из Священного Писания. Не озабочиваясь умыслами его
против меня и поручая себя всеведущему и всесильному Богу, я написал к
нему и другое послание, в котором, кратко изложив учение правой веры,
убеждал и заклинал его Богом сообразно тому и мыслить, и говорить; но и
этим я не принес никакой пользы: он и теперь таков же, как и прежде, и
не перестает говорить превратное. Считаю нужным известить твое
благочестие, что с моими словами согласны и все восточные епископы; они
все теперь в огорчении, в печали, а особенно благочестивые епископы в
Македонии. А он, зная это, считает себя мудрым больше всех, думает, что
только он знает смысл Боговдохновенного Писания и постиг тайну Христову.
Не следовало ли бы ему скорее убедиться в том, что, когда все, какие
есть по всей Вселенной, православные епископы и миряне исповедуют, что
Христос есть Бог и что Дева, родившая Его, есть Богородица, Он один,
отвергая это, находится в заблуждении? Но он, ослепленный гордостью,
думает, что, действуя на всех властью своего престола, заставит и нас и
всех других одинаково с ним мыслить. Так что же остается теперь делать
нам, когда не можем ни вразумить его, ни отклонить от таких бесед, когда
народ в Константинополе со дня на день сильнее и сильнее заражается
зловерием, а некоторые с томлением в душе ждут себе помощи от
православных епископов? Рассмотрению нашему подлежит не какое-нибудь
обыкновенное дело, и молчание тут нисколько не оправдает нас. Христос
подвергается поношению - как же мы будем молчать? Каждый из нас знает
слова Павла: Аще убо волею сие творю, мзду имам: аще же неволею,
строение ми есть предано (1Кор.9:17). Поэтому мы, которым вверено
служение Слову, которым и поручено охранять незыблемость веры, что
скажем в день Суда, если промолчим при настоящих событиях в Церкви? 

Но мы не хотим открыто прервать наше сношение с ним, не сделав наперед
сношения с твоим благочестием. Поэтому, благоволи письменно изложить
свое мнение о том, должно ли нам еще иметь общение с ним или прямо
объявить, чтобы никто не входил в общение с ним, когда он остается с
таким образом мыслей и так учит. Суждение твоего благочестия об этом
деле надобно будет письменно передать также благочестивейшим и
боголюбивейшим епископам Македонии и всем прочим пастырям восточных
Церквей. Согласно желанию их, мы дадим им опору и оружие, чтобы стоять
всем им единодушно и единомысленно и подвизаться за правую веру, против
которой открылась брань. А на него самого уже изрекли анафему наши
великие, досточтимые и славные отцы, учившие, что Святая Дева есть
Богородица, с ними же вместе и мы, ныне живущие. Он не хотел высказать
своего учения сам своим языком, а выставил для того другого, Дорофея, о
котором я говорил, и настроил его высказать его мысли в то время, когда
сам он тут сидел и слушал; сошедши же со своего седалища, он допустил
его к совершению Божественных Таин. Для того чтобы твоему благочестию
яснее видеть, чему он учит и как он мыслит, а также чему учили блаженные
и великие отцы наши, я послал к тебе книги, содержащие основные статьи
учения; по моему распоряжению с них сделан перевод, какой можно было
сделать в Александрии. Письма, написанные мною, я отдал возлюбленному
Посидонию, поручив ему доставить их твоему благочестию. 

Восточные отцы и учители Церкви V века. - М.: Издательство МФТИ, 2000,
с. 37-40.