Понятие секты в антикультовом движении Мощное сектантское движение на Западе в 60-е годы XX века породило в середине 70-х несколько антикультовых организаций. Среди них американская CAN — «Сеть осведомления о культах» появившаяся в середине семидесятых годов в США, AFF — «Американский семейный фонд», основанный в 1979 году и FAIR — «Семейные действия, информирование и спасение», образованный в Великобритании в 1976 году. Многие люди покинули новые религиозные движения благодаря этим организациям, однако деятельность CAN, AFF и FAIR оценивается неодно-значно, ибо нередко сотрудники антикультовых комитетов занимались депрограммированием. Депрограматоры придерживающиеся мнения, что люди присоединяются к сектам потому, что культы «промывают мозги» (англ. brainwashing) своим потенциальным сторонникам, их «запрограммировали», или используют какой-либо другой метод «контроля над сознанием». Такое объяснение процесса обращения в секту служит обоснованием специальной технологии депрограмирования, применявшегося в 70-е, 80-е годы в основном в Западной Европе и Америке. Его целью является восстановление измененного под влиянием сектантов сознание в состояние до обращения в секту. Термин депрограммирование «является попыткой перевода китайского словосочетания «цзи-нао», означающего в конфуцианстве «очищение помыслов». Более определённое китайское выражение «цзи-цзян-каи-цао» — «изменение сознания» стало известно на Западе из книги Р.Дж. Лифтона «Изменение сознания и психология тоталитаризма: исследование «промывания мозгов» в Китае». Лифтон утверждает, что существуют деструктивные культы, в которых под воздействием «тоталитарного» окружения последователи подвергаются «смене сознания». Эта идея была затем развита в книге Ф. Конвея и Дж. Зигельмана «Ломка: американская эпидемия внезапного изменения личности». «Суть депрограммирования заключена в физико-психологическом и эмоциональном воздействии на человека. Как правило, его выкрадывают из группы, помещают в изолированное помещение и пытаются заставить отречься от своей веры и убеждений, не совпадающих со взглядами депрограмматора. Для более успешного воздействия человека лишают сна и еды, он постоянно находится под контролем приставленных к нему охранников, часты случаи избиений, другого насилия. Помимо физического изнурения, человека почти непрерывно подвергают тяжелому духовному испытанию, надругаясь над его идеалами и разрушая его ценностную систему. После такой «обработки» люди, как правило, чувствуют себя внутренне опустошёнными, потерянными и не имеющими цели в жизни. Независимо от результата, тяжелый след от такой процедуры остается на долгие годы». Средняя продолжительность курса депрограмирования составляет 8,5 дней, а его стоимость в США доходила до 80 000 долларов плюс расходы. По сообщению Американского Семейного Фонда 16% всех случаев депрограмирования, ставших известным, закончились судебным преследованием депрограматоров, поискам их жертв. По данным того Американского Семейного Фонда и американского «Центра изучения вредных религиозных сект» свыше трети (37%) из 62 попыток принудительного депрограмирования оказались неудачными. В дальнейшем четвертая часть «неудачно депрограмированных» по собственной воле покинула секту, но около 15% вернулись в секту после того как покинули ее. Но статистика успешного депрограмирования повышается в том случае, когда человек непродолжительное время был членом секты (до двух месяцев — этот показатель для ЦО, но может меняться в зависимости от сектантской принадлежности) или его привязанность к секте была слабой. В случае неудачи депрограмирования вернувшиеся становятся еще более ревностными сектантами и вероятность того, что они покинут сету уменьшается. При удачном депрограмировании многие испытывают внутренний кризис, вызванный многими факторами. Это может быть разочарование собою из-за неспособности контролировать собственную судьбу, или разочарование в дружбе и любви изливавшейся на них в секте, которые оказались для них иллюзорными. Поэтому такие люди нуждаются в психологической реабилитации. Сторонников этой теории не интересуют религиозные убеждения людей попавших в секты. Более того, сами секты рассматриваются как не религиозные организации. В этом контексте депрограмирование есть принуждение человека к отказу от его веры в Бога, или Божество, или объект его обожествления, и при этом иные религиозные взгляды ему не прививаются. Антикультовые организации не занимаются проповедью атеизма, но и не предлагают человеку альтернативных религиозных ценностей. В этом кроется принципиальное отличие их деятельности от православной миссии, задача которой не сводится к выводу человека из какой либо секты, но заключается в приобщении его к Церкви через свидетельство о духовной красоте Православия. Еще одним недостатком теории «промывания мозгов» и методики депрограмирования является ее противоречие с христианским представлением о богоподобной свободе человека. Никто не может заставить человека принять какое либо учение, если он сам не даст это согласие или же не будет к каким то идеям внутренне расположен. В случае принятия какого либо учения и последующего разочарования в нем или осознания своего заблуждения, любой сектант может отказаться от него и выйти из секты. Определение секты в социологии религии и религиоведении В современном российском религиоведении преобладают научные разработки из западного религиоведения и социологии религии. Считается, что западное религиоведение было лишено идеологического влияния и его методология является более совершенной. В западной социологии религии основным признаком сектантства, его критерием является отношения какого-либо религиозного сообщества к миру и светским ценностям. Основополагающие принципы религиозной доктрины или не рассматриваются или считаются в этом контексте второстепенными. Этот подход к религиозным организациям сформулировал немецкий теолог Эрнст Трёльч (1865-1923). Он выделяет три основных типа религиозных организаций: церковь, секта и мистическое движение. В последствии теория Трёльча была развита американским исследователем Г.Р.Нибуром (1894-1962). Трёльч и Нибур считаются классиками и основоположниками социологии религии, и именно на их теории основан, в частности, учебник для студентов МГУ «Социология религии» В.И. Гараджи, где различие между церковью и сектой определяется по трем критериям: отношение к миру; форма членства в организации и организационная структура. По первому критерию, согласно приведённой теории, если религиозная организация «не противопоставляет себя миру, если она приемлет его структуру и соглашается с его порядком, добиваясь того, чтобы стать универсальной организацией, вписанной в этот мир, то мы имеем дело с церковью. ... Церковь должна была отказываться (либо идти на послабления и компромиссы в реальной жизни) от насаждения своих ценностей и норм, особенно в тех случаях, когда обнаруживалось достаточно острое расхождение между культурными и церковными ценностями. ... Церковная теология должна искать средства сглаживания таких расхождений, чтобы сделать их приемлемыми для общественного сознания, приспосабливать христианские ценности к секулярному обществу. Секта, напротив, тяготеет к неприятию, осуждению «мира», мирских порядков...» Соответственно, по второму признаку, «церкви предъявляют умеренные требования к своим членам. ... Членство в секте предполагает добровольное, сознательно принимаемое решение. Обычно необходимым считается «обращение» — как свидетельство того, что вступающий преобразуется из «падшего», «повреждённого состояния». По третьему критерию, «церкви свойственна бюрократическая организация». В то же время секта имеет достаточно короткий, на время одного – двух поколений, период существования. После этого она либо распадается, либо через промежуточную форму, названную Р.Нибуром деноминацией и превращается в нее в процессе так называемой «рутинизации харизмы» (Вебер). К мистическому движению относятся не стремящиеся к созданию общин люди радикальной религиозности, стремящиеся к личному мистическому богообщению и нравственному уподоблению Христу. Схожее определение секты встречается и в учебнике «Основы религиоведения» под ред. И.Н. Яблокова. В нем отмечается, что «секта возникает как оппозиционное течение по отношению к тем или иным религиозным направлениям. Для нее характерна претензия на исключительность своей роли, доктрины, идейных принципов, ценностей, установок. С этим связаны настроения избранничества, а нередко и тенденция к изоляционизму. Резко выражено стремление к духовному возрождению. Институт священства отсутствует, лидерство считается харизматическим. Подчеркивается равенство всех членов, провозглашается принцип добровольности объединения, делается акцент на “обращении”, предшествующем членству». Современные социологи религии и религиоведы на Западе избегают употреблять термин секта, полагая, что с ним связано оскорбительное значение и предпочитают пользоваться термином «культ». Известные западные социологи Мелтон и Моур считают, что: «культ есть религиозная группа, которая представляет отчётливо альтернативную модель религиозного делания и приверженности перспективам веры, чем те, которые доминируют в культуре ...альтернативная религия». Несмотря на светский характер этих дисциплин, определение данное культам более адекватно обозначает суть религиозной природы культов, чем западная антикультовая теория. Под влиянием западной науки и российские религиоведы предпочитают именовать секты новыми религиозными движениями, новыми религиями, нетрадиционными религиями, молодежными религиями или харизматическими культами. Тех, кто использует термин новые религиозные движения, «которые давно в ходу у плюралистически настроенных ученых и теологов западных стран», одни религиоведы, большей частью вышедшие из круга преподавателей научного атеизма, относят к категории «серьезно мыслящих», свободных от «идеологической или конфессиональной нетерпимости». По их мнению, достоинство данного термина «заключается в мировоззренческой нейтральности, в отказе от жестких негативных оценок, имплицитно заложенных в понятиях «тоталитарные секты» и «деструктивные» культы», а также «псевдорелигии», «неоязычество», «ложные религии», «религиозное мошенничество», «пагубный сатанизм». Этот термин они относят «только к неформальным религиозным образованиям, т.е. не имеющим строгой организации и сложившихся религиозных институтов. Поэтому понятие «новые религиозные движения» ... исключает ... культы, секты, ордена, братства, ашрамы, монастыри. Все эти мифологические различия охватываются понятием «новые религии». Другие российские религиоведы пользуются понятием новые религиозные движения поскольку, как они полагают, этот термин не содержит в себе оценочного значения и позволяет сохранять научную объективность и охватывает секты, возникшие начиная с XIX века. Но, следует отметить, что объективность исследования зависит в первую очередь от добросовестности ученого, а не конфессионального или научного подхода, а во-вторых, упование на научность как условие безошибочности превращает эту научность в своего рода конфессиональность, только именуемой наукой. Концепция «новых религий» разработана в трудах западных ученых. Американский ученый Элвин Тоффлер (Toffler) считает, что «массовое появление новых религий, сект и культов — следствие крупнейшего цивилизационного сдвига, означающего вступление западных стран в постиндустриальную фазу общественного развития». Он указывает «на полную неподготовленность лидеров уходящей в прошлое индустриальной эпохи к встрече с политическим экстремизмом новых религиозных образований». Тем не менее, он убежден, что в этом «спиритуальном супермаркете ... взойдут семена новой позитивной культуры, соответствующей требованиям нашей эпохи» и более того, «уже можно мельком увидеть самое начало новой связанности и утонченности по мере того, как обломок индустриальной культуры сметаются историческими изменениями Третьей Волны». Другой американский ученый, социолог Белла (Bell), исходя из взаимосвязи характера той или иной эпохи и зарождающимися в ней религиями, полагает, что в XX веке начинается новый этап в эволюции религии, то есть процесс формирования религиозных систем продолжается и в наше время. Эта теория, построенная на гипотезе о взаимобусловленности, о взаимосвязи эволюции общества и появляющихся в нем религий практически ведет к постулированию относительности духовных и нравственных норм. В результате значимость религиозных и этических категорий ставится в зависимость от мнения общества, людей, которые подвержены непостоянству и изменениям по своей природе, несущей в себе последствия первородного греха. Только игнорируя факт поврежденности грехом человеческого естества можно заявлять о якобы позитивной составляющей в появлении новых сект, идеи которых видятся религий нового общества с измененным религиозным сознанием. При таком подходе говорить о делении религий на секты и ортодоксию, действительно, неуместно. Очевидно, что с христианской точки зрения эта теория неприемлема. Христианство утверждает, что является религий Откровения, а не плодом человеческой деятельности. По причине его надмирности, оно вне времени и тех изменений, которые происходят в мире, в том числе и “эволюции” светских ценностей, ибо «Иисус Христос вчера и сегодня и вовеки Тот же» (Евр. 13,8). Признавая за сектами право называться религией, некоторые религиоведы, вместе с тем обвиняют традиционные религии в том, что они называют отпавших от них по религиозным убеждениям сектами, ересями, лжепророками и антихристами, и стремятся убедить, что это «не подлинные религии», или «вовсе не религии, или «искусственно сфабрикованные культы», чем разжигают конфессиональные споры и конфликты. Однако и секты употребляют по отношению к ним аналогичные термины. Так старообрядцы видят в Московском Патриархате «никонианскую ересь», приверженцы катакомбной церкви и Русской зарубежной Церкви видят в ней «сергианскую ересь», а богородичники кроме этого еще обновленческую ересь и сектантство, иеговисты же называют все мировые религии «ложными религиями», адвентисты именую римских пап антихристами, рериховцы заявляют, что быть церковным христианином — значит «записаться в узкие сектанты», а современное христианство — это вообще ложная вера и суеверие и т.п. Но в этом споре между старыми и новыми религиями большая часть российских религиоведов почему то немотивированно занимает сторону сект. Термин “новые религии” весьма неопределенен, и в него вкладывают порою разное значение. “Новизну” сект можно понимать как временную характеристику, как указание на позднее в сравнении с мировыми религиями время их возникновения, или их появления в России. Существует мнение, что специфика “новых” религий связана в первую очередь с их отношением к “старым”, традиционным религиям, которые обычно более или менее резко отвергаются новорожденными (или “пришельцами) из иной социокультурной среды)”. Наряду с ним для наименования сект используется термин нетрадиционные религии. Под ними понимают религии, которые не существовали на протяжении длительного времени на определенной территории, “которые исторически не унаследованы от прошедших эпох определенным этносом, не свойственны его религиозной духовности, не укоренились в быту, культуре, а распространились в результате миссионерской деятельности проповедников с их исторической родины. Нетрадиционными для определенных этносов могут быть как мировые религии, традиционные для других, так и новые религиозные образования, базирующиеся на инотрадиционной основе... например, ... для одних этносов буддизм, как мировая религия, нетрадиционен, для других традиционен”. Для названия сект возникших в 60-е годы во время молодежной контркультурной революции на Западе некоторые ученые предлагают вести термин молодежные религии. Харизматические культы, по мнению Л.Н. Митрохина, обладают следующими особенностями. “1. Во главе стоит харизматический лидер, уверяющий, что он обладает новым уникальным “откровением” относительно Бога и реальности. 2. Лидер создает особую “семью” или коммуну, в которой его называют “отцом”. 3. Лидер устанавливает обязательные для всех абсолютные правила поведения, но вовсе не обязательно следует им сам. 4. Группа придерживается катастрофически-апокалиптического взгляда на мир. Члены организации часто отказываются от всего имущества, меняют место жительства. 5. Используется определенная техника контроля за поведением обращенных, обычно предполагающая изоляцию от внешнего мира. 6. Культ в этих новых организациях предпочтительно коллективный, используется “техника” психологического манипулирования, психотерапия, особое внимание уделяется новообращенным, их адаптированию к группе”. Работа Митрохина написана в годы подъема антикультового движения на Западе и представляет собою как бы обзор западной литературы по данной тематике. История термина "секта" в русском богословии Русь, принявшая христианство от Византии, усвоила себе восточный богословский понятийный аппарат. Поэтому появлявшиеся в Киевской митрополии, а затем в Русской Православной Церкви лжеучения или проникавших со вне заблуждения: стригольников, жидовствующих, Башкина, Феодосия Косого, латинян, лютеран и кальвинистов, хлыстов, и других, искажавших веру Церкви и представлявших опасность совращения в них верующих, она называла ересями. Но с конца XVIII века для наименования подобных лжеучений — кроме известных крупных ересей первого тысячелетия (арианства, аполлинарианства, евномианства, несторианства, и т.п.), а также католицизма — в русском богословии преимущественно используется заимствованный из западных вероисповеданий термин секта. С той поры сектами стали называть как ранее бывшие в России и впоследствии возникшие еретические движения хлыстов, скопцов, духоборов, так и пробравшихся в Российскую империю с конца XVIII века меннонитов и распространившихся со второй половины XIX века баптистов, адвентистов, евангелистов, и прочих сектантов. В начале XIX века существовало два мнения о появлении в России западной терминологии. Согласно первому слово secta было занесено к нам из Германии, так полагает священник Н. Фетисов. По другому предположению, сделанному проф. Т.Буткевичем, оно было заимствовано южно-русскими богословами с католического Запада. Зависимость русского богословия от западного (по меньшей мере терминологическая) была весьма сильной еще в начале XIX века. Тогда преподавание в духовных школах велось на латыни и по книгам протестантских и католических богословов. Первые конспекты лекций для духовных школ на русском языке, появившиеся в первой трети XIX века, были переводами или перифразами западных авторов. Однако и в последующие годы русская богословская и историческая наука пребывала под влиянием западной. С 30-х годов XIX века в академиях усиливается преподавание исторических наук, на которых большое воздействие оказала немецкая историческая школа, находившаяся в расцвете. Влияние исследований западных ученых было сильным и конце столетия. Оно заметно в одном из лучших трудов XIX века по истории древних ересей протоиерея, профессора А.М. Иванцова-Платонова “Ереси и расколы первых трех веков христианства”, изданном в 1877 г., где он к еретическим движениям первых трех веков применяет термин секта. Со словом “секта” он соединяет “понятие о целом более или менее значительном обществе, состоящем не из одних ученых представителей, а из народа следующего за этими представителями, — об обществе имеющем одинаковые более или менее определенные мнения и общего для всех главу и руководителя”. В данном случае этот термин употреблен им в классическом значении, для указания на некую религиозную общность и в нем не содержится церковной оценки ее учения. Но когда речь заходит конкретных лжеучениях, он использует слово секта в сочетании с определением “еретическая”. Это говорит о том, что зависимость от западной науки в данном случае была больше внешне-формальной, чем содержательной. В близком к этому значению термин секта употреблялся в трудах многих русских ученых. Во второй половине XIX веке сектой в русском богословии называли “организованное сообщество людей, разномыслящих с господствующей Церковью, но согласных друг с другом в религиозном отношении”. Считалось, что между сектой и вероисповеданием “резкой разницы нет; сектой есть вероисповедание, которому следует сравнительно небольшое число лиц, ... которое с точки зрения большинства считается ложным и вредным”. Разницу между сектой и ересью видели в том, что ересь обозначала “не только совокупность лиц, следующих известному учению, сколько содержание самого учения”. Среди всех работ по ересиологии выделяется написанный в начале века труд Н. Глубоковского “Блаженный Феодорит, епископ Киррский” безупречный с точки зрения корректности понятийного аппарата при анализе ересиологических сочинений блаженного Феодорита. В этом сочинении он для наименования лжеучений практически всегда использует термин ересь. Тем не менее, это во многом верное по существу определение секты было подвергнуто серьезной критике. Дело в том, что на вторую половину XIX века пришелся очередной подъем сектантской деятельности в России. Большими темпами стали распространяться баптисты, евангелисты, а затем и адвентисты. Активность стали проявлять и секты российского происхождения особенно хлысты, скопцы и порожденные ими новые секты. Сектантство в России стало настолько массовым, что некоторые миссионеры стали высказывать мнение о самобытности российского сектантства, хотя оно оспаривалось большинством. Как только миссионеры столкнулись с большим сектантским движением, то на основании опыта борьбы с ним они пришли к заключению, что существующие определения сектантства весьма неадекватно описывали их природу. Одно дело когда к ставшими предметом изучения академической науки ересям первых веков применяли слово секта, и другое, когда с подобными движениями и в таком большом масштабе, как в Древней Церкви приходилось стакиваться на практике. Создавалось впечатление, что книжные портреты древних еретиков как бы ожили. Гордость, самомнение, непочтительное отношение к Церкви и ее учению, стремление совратить в свое заблуждение православных христиан — все это можно было наблюдать у сектантов. Тогда стала замечаться разница в описании сект с помощью западных и святоотеческих терминов. Термин ересь прямо указывал на догматичекую ошибку, опасность для Церкви этого учения и тем самым определял направление противодействия тому или иному заблуждению. Термин же секта был менее конкретен и кроме богословских включал себя и другие признаки сектантства. С начала XX века стали предприниматься попытки обобщить накопленный опыт в противостоянии сектам, определить их природу, сопоставить их с ранее бывшими в истории Церкви еретическими движениями и со святоотеческим подходом к ним. Количество предложенных в литературе по этой проблеме определений сектантства было довольно внушительным, что свидетельствует о масштабах этой работы и ее насущности. Ниже приводятся некоторые из них. Одним из первых попытался сформулировать определение секты известный миссионер епископ Саратовский Алексий в 1902 году. Под сектой он подразумевал “общество, которое отделилось от господствующей Церкви потому, что оно (это общество) не нашло осуществленными в ней идеалы своего спасения и святости”. Введение в определение выражения “господствующая церковь” показывает на терминологическую связь с протестантским церковно-государственным правом, хотя в данном случае по значению эти определение разнятся. Если же под “господствующей церковью” понимать народную церковь, можно говорить и о частичной семантической зависимости этого определения от протестантского богословия. Д. Грацианский определял секту как отступление от Церкви на моральной почве, доходившее потом до догматических погрешностей. В этом определении акцентируется внимание на нравственном факторе, как мотиве отделения от Церкви. Но это утверждение нельзя было распространить на все секты, поскольку понимание морали у некоторых сект не выходит за рамки евангельской. Профессор И.Г. Айвазов полагал, что “секта — организованное и тесно сплоченное общество людей, отпавших от господствующей Церкви по коренному религиозному разномыслию с нею, но согласных друг с другом в вопросах веры”. По его мнению, учение секты является ересью, пока оно не собирает вокруг себя последователей, но как только возле лжеучителя появились адепты оно становиться сектой. “Самое слово еретик может употребляться по отношению к основателю лжеучения, но он же становиться сектантом, как член своей новой еретической общины”. Более удачным было определение данное профессором Т.И. Буткевичем. Он предполагал, что слово секта привнесено в Россию в значении общин отделившихся от союза с Католической Церковью вследствие искажения ее учения, то есть для “обозначения общин несомненно еретических, но которых учение еще формально не осуждено церковью на соборе”. “Лжеучения сектантов не есть, по его мнению, ошибочное только понимание Божественного Откровения, а есть греховное насилие над ним, сознательное искажение его под давлением” гордыни. Сущность сектантства и причины его происхождения, коренятся в “самом человеке, в области религиозно-нравственной психологии, а все виды сектантства суть не что иное, как патологические, ненормальные, греховные проявления ложно направленного религиозно-нравственного самосознания человека”. Приведенное описание природы сектантства практически совпадает с представлением о ереси. По мнению К. Плотникова, приведенном в учебнике для духовных семинарий изданном в 1910 году: секта — это “отделившееся от единства Православной Русской Церкви, её учения и обрядов религиозное общество, которое имеет свое особое учение, богослужение и устройство, совершенно отличное от православного, и живет отдельною, самостоятельною жизнью, стараясь осуществить в своей замкнутой среде свои религиозные идеалы”. Сходное определение сектантства было дано и священником Н. Фетисовым в 1914 году. Сектантским, по его мнению, будет движение, которое сознательно уклонилось “от Богопереданного религиозно-нравственного учения, которое содержит историческая (народная) русско-православная церковь, уклонения, образовавшиеся под таким или иным наносным влиянием различных философских и богословских идей”. В официальных документах Святейшего Синода Православной Греко-Российской Церкви с конца XVIII века термин секта употреблялся наряду с термином ересь. Так в Определениях от 31 мая 1735 года о деятельности сект хлыстов и от 4/11 декабря 1908 года — о иоаннитах, те и другие именовались ересями. В Определении Синода от 20-23 февраля 1901 года за № 557 об отлучении графа Льва Толстого не используется термин ересь, но его текст не дает повода думать иначе. В то же время Священным Синодом в 1884 г. осуждены как явно сектантские, извращающие христианское учение брошюры пашковцев. Термин секта используется в тексте Правил об устройстве православной миссии, утвержденных Синодом 25 мая 1888 года и в многочисленных документах об организации противосектантской работы. Однако имеются определения, где слова секта и ересь употребляются одновременно. Так “В предписании православному духовенству зараженных штундою местностей” указывается “вести пастырские собеседования с уклонившимися в ересь, а также совершать с подобающей торжественностью богослужения и требы”. Понятия секта и ересь использовались и в церковно-государственном праве того времени. Но в указах императора по мерам против сект также не наблюдается единообразия в терминологии. В предписании от 1801 г. относительно духоборов их учение именуется ересью. Но в указе о веротерпимости от 17 апреля 1905 года, подготовленном при участии митрополита Санкт-Петербургского Антония (Вадковского), к подобным группам применяется термин секта. Однако следует учитывать, что это были правовые, а не канонические документы. Кроме того, несмотря на внешнюю оскорбительность этого термина, он на деле легализировал положение сектантов в государстве. Итак, все определения новых сект в русской богословской литературе начала XX века стремились соединить в себе следующие характеристики религиозного движения: указать на отличие их вероучения от церковного, показать особое духовно-нравственное состояние ее членов, отличное от сложившегося в “народной”, то есть Православной Церкви и выявить источник их происхождения. Не все определения смогли освободиться от западного влияния, что видно по отдельным выражениям: господствующая церковь, народная вера, иностранное влияние, использовавшиеся в протестантской литературе. Эти замечания можно было бы отнести к социологии религии, а не богословию. Во многом верные по существу, эти определение включали в себя социальные, психологические, политические и культурологические характеристики сектантства из-за чего носили описательный характер и были расплывчатыми. В этом проявилась слабая сторона рассмотренных определений. Например, привлечение культурологических аргументов не может рассматриваться как доказательство в чисто богословском споре. Народной религией является, например, старообрядчество; традиционными российскими религиями хотят считать себя современные баптисты и католики. Тем не менее в Церкви, к сожалению, они не пребывают. Истина выше культурологических и исторических ассоциаций. В то же время, подобные аргументы способны сыграть полезную роль в обращении к считающим себя по культуре христианами, но невоцерковлённым людям. Несмотря на преобладающее в XIX начале XX века употребление русскими учеными применительно к ересям первых веков христианства, а также современных им лжеучениям термина секта, он не использовался при переводе на русский Священного Писания, (творений восточных ересиологов — проверить). Термина секта нет и Пространном Катехизисе Православной Восточной Кафоличной Церкви. Последнее замечание весьма существенно, поскольку при жизни святителя Филарета (Дроздова) термин секта уже вошел в русское богословие и в начале XX века исследовавшие данный вопрос миссионеры-полемисты ссылались на этот факт, как свидетельство его понятийной неопределенности в современной им литературе по изучению антицерковных движений в России, требовавшей его дальнейшего исследования. Другим весьма важным обстоятельством способствовавшем критическому отношению к нему являлось отсутствие этого термина в богословии восточных отцов и переводах их трудов на русский язык, например в переводе известного ересиологического труда святителя Епифания Кипрского “Панарий”, и в канонических правилах, в частности, в известном послании святителя Василия Великого Амфилохию. В связи с этим еще в начале XX века русскими богословами-полемистами был поднят не потерявший своей насущности по сей день вопрос о приемлемости использования в русском православном богословии западного термина секта. Кроме того, существовавшие определения секты по причине их расплывчатости можно было распространять и на еретиков, и на раскольников. Однако по обстоятельствам времени изучение этого вопроса не было доведено до завершения. Таким образом, несмотря на то, что сектоведение как наука в XIX–XX веках пребывала под западным влиянием, определение секты приблизилось к по значению к понятию ересь. Кроме того, среди миссионеров росло осознание необходимости приведения значения понятия секта и ее критериев в соответствии со святоотеческим богословием. Это свидетельствует о том, что Предание находило свое выражение даже через использование чуждого восточному богословию Церкви терминологического аппарата. Поднятый в начале XX века русскими богословами-полемистами вопрос о приемлемости использования в православном богословии западной терминологии не потерял своей насущности по сей день. Более того, он стал еще актуальней, поскольку в православном богословии появилась неизвестная ранее доктрины о тоталитарных сектах и неизвестные ранее критерии отличия истины от заблуждения. Использование термина секта в различных вариантах в отношении лжеучений появившихся сравнительно недавно: баптистов, адвентистов, пятидесятников, мунистов, виссарионовцев, ивановцев, богородичников, сайентологов, бахаев, новоапостольников и прочих создает впечатление, что они представляют собою некую новую религиозную реальность, с которой Церковь прежде не соприкасалась. Поэтому многие православные христиане, чье сознание воспитанно на Предании, не может адекватно классифицировать новые учения и выразить свое отношение к ним в понятиях того же Предания. С такой точки зрения борьба с еретиками в Древней Церкви предстает как архивный исторический факт, и современные христиане призваны лишь охранять, стеречь переданное им наследие. В таком случае христианство отходит от представления о себе как истинной Жизни, в полноте являемой в Церкви, отстаивающей и для других возможность доступа к ней в постоянно изменяемом мире. Современные тенденции в русском сектоведении. Тоталитарная секта и деструктивный культ Причины появления тоталитарной теории в русском сектоведении С 20-х до 90-х годов XX столетия изучение сект оставалось на уровне начала века. В советское время, благодаря работам светских религиоведов, социологической стороне сектантства уделялось большее внимание, и в советской науке отчетливо звучало указание на факт негативного влияния на личность и социум. Этот взгляд светских религиоведов, растиражированный официальной пропагандой, оказал воздействие на формирование общественного представления о сектах. Со средины 80-х и начала 90-х в связи с изменением политической ситуации в Советском Союзе, а затем в России в ней стали быстро распространяться секты, возникшие как за рубежом, так и в России и активно вовлекать в свои ряды новых членов. Сотни тысяч людей, не имевшие возможности в советское время получить религиозное образование, пошли в след миссионерам, распространявшим новые для России религиозные учения: мунистов, мормонов, сайентологов, кришнаитов, рейков, новоапостольников, а также возникших российских групп: богородичников, Белого Братства, виссарионовцев. Кроме того, активно стали действовать баптисты, адвентисты, пятидесятники, и бывшие в советское время на нелегальном положении иеговисты, ивановцы. Общество и некоторые богословы оказалось не готовым к такому развитию ситуации. Все задавались вопросом о причинах развития сект, о мотивах ухода людей из семьи, оставления ими учебы, работы, прекращения контактов с друзьями и родственниками. Вокруг сект стала складываться парадоксальная ситуация: многие говорили о вреде сект и деструктивном их влиянии на человека и общество, а люди, тем не менее, уходили в секты, в жестко контролирующие их поведение группы. Многие сходились во мнении, что сектанты используют особые психотехнологии для обращения и удержания людей в сектах. Распространению этих мнений способствовала деятельность Белого Братства, основатель и руководитель которого Кривоногов работал в советское время в закрытых лабораториях по исследованию нетрадиционных форм воздействия на человека, трансляция по телевидению выступлений экстрасенсов-колдунов Кашпировского и Чумака. В сложившейся ситуации закреплению такого объяснения этого религиозного феномена способствовала получившая распространение и поддержку среди части православных исследователей сект западная антикультиская теория о “промывании мозгов” или “контроле сознания”, а также заимствование опыта в основном протестантских, антисектантских центров в противостоянии культам. Считалось, что западные христиане первыми столкнулись с этой проблемой, и располагают эффективными методами противодействия сектантству. Появившиеся в России антисектантские брошюры явились изложением западного главным образом околопротестантского понимания природы новых групп, выдаваемого, однако за православное учение. Под влиянием этих факторов практически все активно действующие группы, за исключением лишь баптистов, стали именовать деструктивными культами или тоталитарной сектами. Определение тоталитарной секты или деструктивного культа и их критерии “Деструктивный культ — это любая авторитарная иерархическая организация (религиозная, политическая, психотерапевтическая, образовательная или коммерческая, представитель последних — “Гербалайф”), практикующая обманную вербовку и прибегающая к использованию контроля сознания для сохранения своих адептов зависимыми и покорными доктрине и лидерам, которые, пользуясь психической и духовной (и всякой другой: медицинской, коммерческой, политической и т.п.) неосведомленностью и неопытностью многих людей, целенаправленно (стремясь к незаконному обогащению и незаконной власти) их обманывают и привязывают к себе, всячески сохраняя и усиливая состояния невежественности, неинформированности и формируя неестественные, противозаконные состояния зависимости у самих адептов”. Сторонники этой теории полагают, что понятия тоталитарная секта или деструктивный культ являются синонимами. В одном из самых распространенных определений прямо говорится, что “тоталитарными сектами, или деструктивными культами, называются секты, нарушающие права своих членов и наносящие им вред путем использования определенной методики, называющейся “контролирование сознания”, для чего используются ограничения в пище и сне. Определение “тоталитарной секты” производят от латинского слова “totalis” — полный, всеобщий, целый, всеобъемлющий. В обычном понимании он применяется “для характеристики политического режима, подавляющего всякую свободу. В применении к секте наименование “тоталитарная” означает захватывающего всего человека, его личность, контролирующая и направляющая все его поведение, все мысли и чувства”. Но сами же приверженцы этой теории отмечают, что “различать религиозные объединения по той мере, в которой элемент тоталитарности там культивируется, очень трудно”. Тоталитарная теория ошибочно рассматривает широко известные элементы общерелигиозной практики, такие как ограничение в пище, в сне, в быту, молитвенные обращение к Божеству, “изменение сознания”, наличие иерархических структур, коммерческую деятельность, использование СМИ для своей пропаганды и т.п., в качестве показателей принадлежности группы к “тоталитарным сектам” и наличия в них технологий “изменения сознания”. В средине 90-х отдельные некоторые сторонники теории тоталитарных сект утверждали, что “тоталитарность сект определяется не их верованиями, а их методами деятельности”. Они рассматривали религиозную практику и методы обращения в секту в отрыве от учения сект, а в качестве одного из важнейших критериев тоталитарности считали нарушение в них прав человека. Но во второй половине 90-х под влиянием критики они признали, что определение тоталитарной секты, где критерием принадлежности к ней названы права человека и другие вышеперечисленные признаки, рассчитано на светскую публику и властей, не понимающих и не принимающих богословских доводов для оценки сектантской опасности. С тех пор не отрицается связь образа жизни и преступлений сектантов с их учением. Поэтому ими для церковного употребления была предложена другая формулировка определения тоталитарной секты. На Первом Миссионерском съезде, состоявшемся в 1997 году, был зачитан доклад “Типология сектантства и методы антисектантской деятельности Русской Православной Церкви”, в котором даны отличия сект от религии и от Церкви. В качестве критерия сектантства предлагается использовать “традиционность той или иной религии”, при чем “традиционность” употребляется в данном случае в значении древности религии. На этом основании все религиозные группы, возникшие в XIX веке, стали рассматриваться как деструктивные культы. Кроме того, отмечается, что “критериями тут может быть наличие контроля над сознанием, подавление личности адепта организацией, информационная блокада, разрыв родственных и дружественных связей, обман или сокрытие части важной информации при вербовке, наличие секретных вероучений и тайных уровней посвящения и т.п. Но, наверное главный из этих критериев — “гуруизм”. В то же время утверждалось, что сектой является “(религиозная) организация, находящаяся вне Церкви и активно ей противоборствующая. Тут следует пояснить, — заявляют сторонники тоталитарной теории, — два момента: во-первых, следуя словам свт. Феофана Затворника, мы, знаем, где есть Церковь, но нам не дано знать, где ее нет”, то есть, четких границ Церкви никто не может провести. “Во-вторых, одна и та же организация может в одном месте не быть сектой, а в другом быть ею. Скажем буддисты в Гималаях безусловно традиционная религия, но буддисткие группировки занимающиеся прозелетизмом на улицах российских городов имеют вполне сектантский характер...”. Но в дальнейшем этот критерий был пересмотрен. Согласно уточненному варианту сектой не являются религии, существовавшие до христианства, но возникшие на их базе группы “пытающиеся в западном мире возродить неевангельскую религиозность” и утверждающие себя в полемике с христианством. Наконец, вводится “дополнительный критерий: совместимость той или иной религиозной организации с культурной традицией страны” пребывания. Таким образом, если обобщить, то признаками принадлежности к тоталитарным сектам считаются: время возникновения, “неевангельская религиозность”, совместимость той или иной религиозной организации с культурной традицией страны” пребывания, гуруизм, наличие организационной структуры, методов вербовки и удержания в секте, “эзотерический разрыв”. Рассмотрим более подробно эти критерии. XX век как время возникновения тоталитарных сект. Несостоятельность этого мнения Приступая к анализу тоталитарной теории, следует учесть, что, судя по некоторым публикациям, она еще окончательно не установилась и внутренне противоречива. Право на ее существование выводят из предположения, будто бы в XX веке произошло некое качественное изменение в сектантстве, так как появилось “такое не существовавшее ранее понятие как тоталитаризм”. Вначале тоталитаризм “явил себя в политической ипостаси, а затем возникли и религиозные секты”, именуемые тоталитарными. “В XX веке у них появилось нечто новое; систематическое использование психологических наработок, направленных на подавление воли человека и контролирование его мыслей, чувств и поведения”. Кроме того, при вербовке новых и удержание всех в секте применяется обман и конфессиональная анонимность, гипноз, кодирование и других средства. Также отмечается, что эти новейшие технологии контролирования сознания “раньше попросту еще не были изобретены. При современных скоростях передвижения, технологических новшествах, обилии информации и умении манипулировать ею контролирование сознания принимает массовый и тоталитарный характер, что ранее было попросту недостижимо”. Другими словами, утверждается, что мы имеем дело с некой новой реальностью в развитии сект, ранее Церкви неизвестной. В начале 90-х считали, что тоталитарные секты появились во второй половине XX века. Но после критичных замечаний о неисторичности этой теории и ее несостоятельности, дата появления сект уже не указывается, лишь говорится о том, что вероятно, предтечами современных тоталитарных сект следует считать мормонов и иеговистов. Если допустить эту идею, то получается, что религиозный тоталитаризм предшествовал политическому. Следовательно, вышеприведенное утверждение о политическом тоталитаризме как причине тоталитаризма религиозного неубедительно. Внесенные поправки о времени появления тоталитарных сект не снимают историко-богословские просчеты этой теории, составляющие ее принципиальные недостатки. Мормоны и иеговисты, которые по классификации тоталитарной теории относятся к наиболее радикальным сектам, возникли еще в XIX веке. При чем, степень их тоталитарности в первые десятилетия их существования намного превосходит современные показатели. Так, у мормонов многоженство, откровение о котором, как они сами говорят, было 12 июля 1843 года, рассматривалось как важнейшее условие, дающее им возможность “быть богами и слава, и честь их будут простираться от вечности и вечности ... и все должно преклониться перед ними... Таким людям прощаются все роды преступлений, за исключением убийств, в “которых они пролили кровь невинных”, и богохульство против Святого Духа”. По этому пророчеству основателю мормонизма Иосифу Смиту даровалась власть “отбирать жен у виновных и отдавать их хорошим людям”. Тем женам, которые не дозволяли своим мужьям брать других жен, угрожали строгими наказаниями. Чтобы пресечь многоженство правительству США пришлось пригрозить мормонам роспуском и лишением имущества. Поэтому в 1890 году полигамия как практика церкви мормонов была официально упразднена. Известны мормоны и своими преступлениями. В 1857 году руководитель мормонов Брайем Янг приказал епископу Джону Ли уничтожить более ста иммигрантов-немормонов. Но подобные секты существовали еще задолго до XX века. Такими можно считать многочисленные группы анабаптистов. Одним из видных их лидеров был Иоанн Лейденский (Бокельсон), упразднивший в захваченном им в 1532 году городе Мюнстере все гражданские законы, учредивший в нем свою диктатуру и введший полигамию. Подобных примеров в истории множество (более подробно об этом будет сказано ниже). Первоначальная датировка возникновения тоталитарных сект не случайна и поясняет, почему они появились во второй половине XX века. Известно, что на Западе с XVIII века с эпохи Просвещения идет процесс движения вспять от ценностей христианства к языческой этике и языческому миросозерцанию, ставящему человека в центре вселенной и рассматривающему этого падшего человека мерой всех вещей. В результате права человека провозглашены в качестве мировоззренческого стандарта и поставлены выше христианских ценностей. Торжество идей языческого происхождения закреплено во “Всеобщей Декларации прав человека” в 1948 году. Согласно этой Декларации религия объявляется частным делом каждого, главное, чтобы он признавал “общечеловеческие” ценности. Если кто-либо их не признает, то он рассматривается как деструктивный элемент в обществе. Таким образом, мы имеем дело не с появлением новой религиозной реальности — тоталитарных сект, а с изменениями в системе “общечеловеческих ценностей”. Согласно новой шкале ценностей практически все секты, в том числе и возникшие до XX века, превращаются в тоталитарные. Итак, тоталитарная теория представляет собою взгляд западного человека на деятельность сект в XIX–XX веках сквозь призму современного представления об общечеловеческих ценностях. Следовательно, тоталитарная теория несостоятельна с исторической точки зрения. Критерии тоталитарного сектантства: “неевангельская религиозность”, совместимость той или иной религиозной организации с культурной традицией страны” пребывания и их разбор Использование в качестве критерия сектантства проповеди “неевангельской религиозности” весьма непрактично, по причине расплывчатости этой формулировки. Более того, если сравнить католическое и протестантское представления о сути христианской веры, ее основных принципах, в частности их учения о значении добродетелей, о понимании святости, о молитве и прелести, о роли духовных наставников с православным, то эти конфессии нельзя назвать представителями “евангельской религиозности”. Например, большая часть провозглашаемых за величайших святых Католической Церкви пребывали, как полагает профессор А.И. Осипов, ссылаясь на святителя Игнатия Брянчанинова, в прелести. Баптизм, который около полторы сотни лет разрушает Русскую Православную Церковь, объявляется не сектой, хотя и отвергает главные положения православной веры и духовной жизни. Так, Священное Предание является для баптистов “сухой гнилью человеческих преданий”. Введение в качестве дополнительного признака совместимости религиозной организации с культурной традицией страны пребывания также не придает этой теории конкретности при определении границ тоталитарного сектантства. Так в категорию тоталитарных сект не попадает пятидесятничество, баптизм, хотя они не совместимы с русской культурной традицией, во многом предопределенной православной верой. Однако эти критерии сектантства не совпадают с принятыми в богословии признаками различения истины и заблуждения. Признаки и характерные черты тоталитарных сект и их анализ (гуруизм, наличие организационной структуры, методов вербовки и удержания в секте, “эзотерический разрыв”) Гуруизм Первый признак “тоталитарной секты” усматривается в наличии лидера или гуру, замещающего собою Бога. “Если религия (в ее подлинном смысле) характеризуется стремлением к связи с Богом, то в сектантском менталитете все зацикливается либо на связи с обожествленным лидером, либо с также обожествленной всеведущей и всемогущей организацией”. Отсюда делается вывод, что “никакой связи с Богом (каким сектанты его себе представляют) помимо лидера в секте нет и быть не может... многие секты по смерти гуру распадаются, а если этого не происходит, то либо в них появляется гуру-наследник..., либо сама организация воспринимает на себя его роль”. Поскольку термин гуру происходит из индуизма, то вначале рассмотрим насколько приемлемо применение этого критерия и к самому индуизму, и к сектам возникшим в нем. Представление о роли гуру или наставника и его культ в индийской религии начали складываться еще в VII-VI в. до н.э. и завершилось приблизительно к IV-V веку. К этому времени в результате преобразований в индийской религии возникает учение о некой традиции парампара, согласно которой Божество, гуру и ученик включены в единую информационную цепь. В “традиции наставничества”, первую, “иницирующую роль играет некое конкретное божество или святой мудрец передающий сакральное знание соответствующему “первонаставнику” и далее уже это знание распространяется по линии преемственности от одного guru к другому”. Практически все известные для Запада имена: Шанкары (788-812 гг.), Рамануджи (XI в.), Нимбарки (XII в.), Мадхвы (XIII в.), Чайтаньи (XV в.), Валлабхи (XV в.), Рамакришны (1834-1886), Свами Вивекананды (1863-1902) были гуру. В зависимости от вероучительных особенностей того или иного течения в индуизме в качестве гуру мог выступать Бог, его аватары (земные воплощения Божества), человек, наделенный определенными полномочиями от Бога, община или книга. Так, в сикхизме в результате перманентного переосмысления института гуру в XVII-XVIII веках появилась идея о гуру-общине, а затем место гуру заняла книга. Несмотря на смещение в ходе истории акцентов в индуизме неизменным осталось представление о том, что без гуру-наставника нельзя достичь спасения, поскольку он владеет подлинным знанием и опытом общения с Богом. Роль гуру в процессе спасения предопределила и его культ. “Доктринальной основой почитания гуру является представление об идентичности или единстве просветленного гуру с высшим божественным началом. Различные теологические школы практиковали этот вопрос со специфичными нюансами, вытекающими из общих метафизических принципов, однако в наиболее лаконичной форме его посылка выражена в ... афоризме … — “Познавший Брахмана сам воистину становится Брахманом. ... Просветленный гуру не просто агент распространения спасительного знания, ... но, что особенно важно, он суть само это знание в видимой человеческой оболочке”. Роль гуру иногда настолько возвышается, что он ставится выше Божества. В одном тексте кашмирского тантризма говорится, что гуру “выше самого Бога, и нет в мире ничего более великого, чем гуру”. Наряду с становлением института гуру и его культа складывалась определенные правила отношений между учеником и гуру. Одно из первых свидетельств о ней мы встречаем в “Законах Ману” (200 г. до н.э. — 200 г. н.э.). Среди этих правил имеется требование беспрекословного служения гуру. В частности приводится случай, когда по приказанию гуру ученик принес ему в жертву большой палец правой руки. Примерный ученик в тантризме “правой руки” должен быть готовым к максимальному отречению от самого себя. “Ученик должен быть готов пожертвовать гуру любую вещь, которую тот пожелает, не задумываясь, изменить по его требованию свою ашраму — образ религиозной жизни, то есть стать аскетом, отшельником или, напротив, вернуться к жизни домохозяина, поступиться кастой, репутацией, семьей, самой своей жизнью”. В медитативных текстах, приписываемое гуру могущество равно могуществу всех богов. “Требование преданности гуру не меньшей, чем Богу, — это именно норма индуизма”. Таким образом, поклонение гуру является неотъемлемой частью индуизма, поэтому его культ следует рассматривать в контексте богопоклонения. Поскольку гуру является одним из образов Божества или его аватарой, то культ гуру является одновременно формой почитания этого Божества. Однако, несмотря на роль гуру в процессе спасения и на культ его почитания наравне с божеством, а иногда и выше него, в шиваитском, шактистском и вишнуитском теизме, к которому в частности принадлежит и “Общество Сознания Кришны”, верующие непосредственно обращаются к своему Богу помимо гуру. В наиболее яркой форме это выражено в движении бхакти, видными гуру которого были Рамануджа (XI в.), Нимбарка (XII в.), Мадхва (XIII в.), Чайтанья (XV в.), Валлабха (XV в.). По мнению светских индологов, они проповедовали “глубокую преданность личному Богу и непосредственную эмоциональную связь с ним как главный способ богопознания и путь спасения, гарантирующий слияние индивидуальной души с Богом. Общение с Богом происходит во внутреннем созерцании, это — глубоко мистический процесс. Он не требует жрецов-посредников и не нуждается в священном каноне”. Типичным представителем этого течения в России является “Общество сознания Кришны”, получившее у нас наибольшее распространение. Кришнаиты провозглашают, что к спасению, т.е. к восстановлению взаимоотношений с Богом и развитию любви к Нему, человека ведет занятие бхакти-йогой, суть которой в самых общих чертах заключается в слушании повествований о Кришне, прославлении его и памяти о нем. Наиболее действенным способом достижения этой цели в наш век, то есть век Кали-юги, они видят в пение маха-мантры "Харе Кришна". “Пение и повторение мантры — это духовный призыв к Господу и Его энергии защитить обусловленную душу. Оно подобно непритворному плачу ребенка ко своей матери”. Петь эту мантру может любой. Следовательно, каждый, кто призывает Кришну имеет с ним связь. Но для освобождения от страданий, наряду с повторением этой мантры необходимо еще владеть определенными знаниями. Для этого каждому необходим гуру, который одновременно будет также руководителем на пути к достижению освобождения. Кришнаиты настаивают на абсолютной преданности гуру, которая строится на вере в то, что только он сможет “передать ему ведическое знание и, тем самым, привести ученика к освобождению”. “Однако ученик не должен слепо следовать своему учителю”, а соотносить его советы с священными писаниями (шастрами) и опытом святых (садху). Основатель ОСК Прабхупада учит почитать гуру практически наравне с Богом. Он говорит, что “поскольку мы пытаемся стать сознающими Бога, нам необходимо научиться оказывать почтение Богу через его представителя. Во всех шастрах говорится, что гуру практически равен Богу, но гуру никогда не говорит: “Я — Бог”. Те из гуру, которые говорят, что равны Богу, являются, по мнению кришнаитов, мошенниками. Хотя роль гуру весьма велика в жизни кришнаитов, но достижение спасения зависит от милости гуру и Кришны. Другими словами, полное освобождение является результатом усилий гуру и служения Кришне самого ученика. Итак, представление о роли гуру в индуизме сложились к IV-V веку, то есть за XV столетий до появления тоталитарной теории; во-вторых, несмотря на весьма важную роль гуру, ученик имеет возможность непосредственно, напрямую общаться со своим Божеством. Кроме того, связь с гуру-основателем и его прославление тождественно прославлению и связи с Богом, а преемники гуру-основателя должны почитаться на уровне почитания Бога, ибо оно есть проявление уважения к Богу. Если не принять во внимание эти соображения, то придется отнести к тоталитарным сектам весь индуизм и констатировать, что он не является религией в привычном для тоталитарной теории понимании. Но такое утверждение будет противоречить основополагающему принципу этой теории, считающей мировые религии культурообразующими. В мунизме, как для полноправных членов секты, так и для вновь обращенного, но еще не участвовавшего в обряде установления биологической, природной связи с Богом, — блессинге — не существует никаких препятствий для молитвенной, религиозной связи с Ним, несмотря на то, что Сан Мён Мун, основатель секты, почитается ими как Господь Второго Пришествия. “Мунисты верят, что “молитва открывает канал для того, чтобы прямо говорить с Богом”. ... Члены Церкви Объединения обращаются к единому личному Богу, называя его “Небесным Отцом”. Личность основателя мормонизма Иосифа Смита также никем не рассматривается в роли посредника-медиума между его последователями и Богом. Мормоны учат, что молитва есть “искренний, прочувствованный разговор с Отцом нашим Небесным”. Виссарионовцы В качестве еще одного подобного примера можно указать на бахаизм. Вышедшей из шиитского ислама бахаизм, возвышает своего основателя Мирзу Хусейна Али (1817-1892) известного как Баха-Улла, до уровня непогрешимого наставника, без которого невозможно познать Бога. На первый взгляд, эта формулировка вполне соответствует тоталитарной теории о роли лидера, на самом же деле, учение бахаев не укладывается в нее. По завещанию Баха-Уллы каждый день ищущий “должен вступать в общение с Богом, стремиться со всем рвением и твердостью к своему Возлюбленному и сжечь свое нерадением огнем любви к Богу и поминанием Его”. Кроме того, секты, где лидер в буквальном смысле рассматривался воплощением Божества или становиться равным Ему, возникали и в христианстве. Примером такой секты являются хлысты, появившиеся в 40-е годы XVII века. Они учили, что Бог по-разному открывает себя в мире: то в образе Бога Саваофа, то Христа, то Святого Духа. Не разбирая подробно их противоречивые воззрения о Божестве, воплощениях или перевоплощениях Христа, отметим лишь, что, по мнению сектантов, Божество может пребывать одновременно в одном или нескольких “чистых и святых” людях, за нравственную жизнь удостоившихся усыновления Богу Саваофу и ставших христами — сыновьями божиими, равными по божеским свойствам Богу Отцу. «Живые христы» почитаются у сектантов за живых богов. Однако, никто из миссионеров не оспаривал тот факт, что хлысты могут непосредственно помимо своих руководителей общаться с Богом. В исследованиях посвященных хлыстовскому богослужению есть упоминания об их молитве к Богу и Божией Матери. Никто из православных миссионеров, изучавших хлыстовство, не считал главным признаком этих сект наличие лидерства, не утверждал, что в них помимо него нет никакой связи с Богом, хотя хлысты как нельзя лучше подходят под определение тоталитарных сект. Полемика с ними велась вокруг их вероучения с тем, чтобы аргументировано показать их заблуждение и истинный путь ко спасению. Кроме хлыстов в России в XIX веке было с десяток сект, лидеры которых выдавали себя за воплощения Христа. Но в таком случае не может быть речи о том, что лидер является посредником между верующими и Богом и что никакой связи с Божеством помимо него быть не может, поскольку он сам выступает в качестве Божества. Подобные секты также известны задолго до XX века. Таким образом, культ гуру, мессий и лжехристов является чертой не только сект XX века, но сектантства вообще. В идее лидерства нет никакой новизны, ибо сам Христос предупреждает нас, что под Его именем придут многие, чтобы соблазнить избранных (Мф.24.4-5, 24, 26). Еще в начале XX века проф. Буткевич видел сущность и причины сектантства среди прочего и в стремлении к самообоготворению. Его современник иеромонах Варсонофий отмечал, что русскому рационалистическому и мистическому сектантству свойственно стремление “к “духовности” богопоклонению и желание непосредственного общения с Богом”. Но в этой идее он не усматривал ничего не религиозного. Трагедия сектантов не в том, что они стремятся к единению с Богом, а в неправильном пути к достижению поставленной цели. Поэтому он утверждал, что в полемике с сектантами не следует отрицать самой возможности достижения богоподобия, непосредственного общения с Богом, но необходимо обращать внимание на их заблуждения в понимании и реализации этой идеи в сравнении с православием, а не сводить дискуссию к вопросам второстепенного значения. В противном случае Сектоведение превратится в оружие сведения счетов, но не будет наукою и бесстрастным свидетелем истины. Лидерство, гуруизм, составляют важный элемент религиозной практики и рассматриваются как способ достижения религиозных целей, но секты и религии отличаются не этим принципом, а его содержанием. Хотя они имеют много общих черт, но разняться между собою их значением и ролью в религиозной жизни, которые, в свою очередь, обусловлены их вероучением. Гуруизм в связи с этим сам по себе не может рассматриваться в качестве критерия принадлежности к особому религиозному течению — сектантству. Он представляет собою лишь элемент религиозной жизни многих сект, один из ее принципов, но не исчерпывает ее. Однако его вырывают из более обширного контекста, абсолютизируют и провозглашают критерием сектантства. Но такой подход нельзя назвать взвешенным и объективным. Z \ Ю а ~ Ђ Ё и > Oбому авторитету кроме Библии и рассматривают его как отклонение от христианства. Исходя из такого понимания христианства и религии вообще, возникшая в 1978 году в США секта “Церковь Христа” провозглашается тоталитарной сектой, поскольку важнейшим принципом ее доктрины провозглашено ученичество. Без наставника, утверждают эти сектанты, невозможно правильно постичь истины христианства, следовать евангельским заповедям и правильно решать вопросы личной жизни. “Ученичество, по мнению одного из ее лидеров, — это то забытое искусство, тот недостающий компонент, отсутствие которого сводит на нет все усилия по строительству церквей и применению на практике учения под названием христианство”. Однако ошибка сектантов заключена не в идее наставничества, а в понимании ее сути и осуществлении на практике. Но это не выделяется как признак сектантства. Эзотерический разрыв Далее, в ряду признаков тоталитарной секты идет эзотерический разрыв. Но и этот принцип не нов. Различные уровни посвящения были у появившихся еще I веке гностиков (они делили людей на плотских, душевных и духовных), в манихействе с IV века. В богомильстве существовало разделение между совершенными и простыми членами и соответственно между высшими тайнами и общими истинами. Важным элементом эзотеризма являются средства его выражения, в особенности эзотерический язык. Святой Епифаний приводит различные термины созданные гностиками, вроде Кавлавках, Абраксас, Ялдабаот и др., созданные с целью создания атмосферы таинственности для привлечения людей. В наше время также существуют секты, изобретающие искусственный язык. Примером такой литературы является книга “Роза мира” Даниила Андреева, который придумал свои слова: “уицраор”, “затомис”. Одной из причин создания искусственных языков называют стремление избежать критики извне, со стороны. “Начиная от гностиков и кончая современными оккультистами, секты, создают свои искусственные языки” — отмечает дьякон А. Кураев. Однако эзотеризм не всегда порожден страхом разоблачения. Во многом, он является вследствие гордыни, стремления скрыть от профанов некое знание. Так, учителя тантры “неохотно делились своими знаниями, не доверяли их основной массе, относимой к категории пашу (“скот”)” и открывали доступ к знаниям лишь вира — обладателям героической натуры”. Поэтому тантрические гуру “практически зашифровали уже написанные на мертвом санскрите тексты так, что без компетентного комментария они оказывались абсолютно недоступными”. Таким образом, и эта практика существовала задолго до нашего времени и не представляет никакой новизны в истории христианства и религии вообще. Организационная структура Следующим признаком сектантского тоталитаризма является наличие организационной структуры, стремящейся к власти и умение использовать слабости демократических государств. Из истории Византии известно много примеров попыток еретиков захватить власть в государстве и весьма искусного пользования недостатками политической системы. В связи со стремлением еретиков силой утвердить свое учение святитель Афанасий Великий (293-373), возглавлявший борьбу Восточной Церкви с арианством и трижды изгоняемый еретиками со своей кафедры, говорил, что признанием истинной религии является то, что она никого не принуждает, как поступал и сам Христос, а преследования за веру есть изобретение сатаны. Стремились к власти и некоторые средневековые секты, например, тамплиеры. Томас Мюнцер, анабаптист из Германии, задачей своей жизни считал установления Царства Божия на земле, которое должно было осуществиться в теократическом государстве. Достичь этой цели можно было, по его мнению, вооруженным путем через искоренение веры ложных христиан (католиков и лютеран), не разделявших его идеалов “равенства, справедливости и братства”. В оправдание своих взглядов Мюнцер ссылался на неправильно истолкованные им библейские тексты. Анабаптистские лидеры сыграли значительную роль в Крестьянской войне, унесшей жизни около 100 000 человек. Подобная ситуация повторилось через 10 лет. Ян Маттийс, лидер нидерландских анабаптистов, в 1534 г. объявил Мюнстер Новым апокалиптическим Иерусалимом, где жизнь людей должна была жестко регламентироваться в соответствии с его религиозными воззрениями. Лютеране и католики, отказывавшиеся перекреститься, изгонялись из города, а их имущество также как собственность дворян, церквей и монастырей, было конфисковано и разграблено. В Мюнстере были отменены деньги и введены бесплатные общие трапезы. После смерти Маттийса в 1534 году к власти пришел его ученик Иоганн Бокельсон, булочник из города Лейдена. Иоганн Лейденский объявил Мюнстер “горой Сион”, а себя — новым царем Давидом, который восстановит царство пророка Давида. Опираясь на неверно истолкованные примеры из Ветхого Завета, он ввел полигамию. Целый год в городе, где было учреждено многоженство, длилась оргия. В 1535 г. это восстание было жестоко подавлено. Стремление к власти присуще практически всем еретикам, поскольку она является средством для утверждения их идеалов. Когда в России в конце XV начале XVI века, появились жидовствующие, то они проникли в ближайшее окружение великого князя Иоанна Васильевича, а на митрополичью кафедру был возведен Зосима, придерживавшийся этого учения. В XIX веке план политического переустройства России был разработан скопцом Елянским, бывшим камергером польского двора и ближайшим сподвижником основателя этой секты — Селиванова, которого он в 1802 году забрал из богадельни, куда Селиванов был переведен из дома умалишенных. По этому проекту “все функции государственной власти предполагалось передать в руки скопцов. Правда, во главе правления номинально оставался император, но фактически вся власть над Россией должна была перейти к Селиванову, второе место после которого предназначалось Елянскому... За этот проект Елянский был отправлен в Суздальский монастырь”. Тем не менее, Селиванов продолжал пользоваться вниманием общества и даже самого императора. В 1805 году перед войной с Наполеоном Александр I лично посетил его и имел с ним беседу, и в дальнейшем до 1820 года “живой бог” пользовался высочайшим покровительством: вход полиции в дом в Петербурге, где совершались радения, был воспрещен. Не новым является и стремление политических сил использовать секты в своих целях. В России сектантам рассылалась “Искра”, они ее охотно брали и распространяли. Отзывы о ней были в общем благоприятны” — отмечал Бонч-Бруевич в 1903 году. Разные секты участвовали в доставке “Искры” через Румынию в Россию. В тоже время “согласно постановлению II съезда РСДРП, Бонч-Бруевич редактировал “Рассвет”, пропагандистский листок для распространения среди сектантов”. Рассматривался также проект интеграции русских сект в процесс построения коммунизма в России. Методы обращения и удержания адептов в новых сектах Не представляют собою никакой новизны и способы обращения, пропаганды и методы удержания адептов в новых сектах, такие как конфессиональная анонимность, обман, гипноз, кодирование и другие средства. Они повторяют известные формы деятельности еретиков из религиозной практики прошлых веков. Один из показательных примеров – использование сектой “Семья” или “Дети Бога” религиозной проституции для завлечения новых членов в секту и ведение ими безнравственного образа жизни. По свидетельству св. Епифания Кипрского, жившего в IV веке (315-403), этот способ был в ходу в гностических сектах, пытавшихся завлечь его самого в секту, используя как приманку красоту и сладострастие женщин. Нечто подобное представляла из себя одна из анабаптистских сект под руководством Генри Николаса, появившаяся в 40-х годах XVI века на европейском континенте (в районе Амстердама) и затем переехавшая в Англию, где была известна под именем фамилистов (от английского family — семья). Они учили, что в теле нет ничего нечистого. На континенте их называли “нагие бегуны”. В Англии они пользовались дурной славой из-за их безнравственности, как и мормоны в Америке три века спустя. Руководитель секты прыгунов Лукьян путем обмана пытался удержать в секте своих последователей, которые восстали против него. С целью доказательства своего “божественного” достоинства он прибег к помощи ложного чуда. Лукьян уговорил старую женщину притвориться мертвой. Когда толпа сектантов подняла плач по якобы умершей, он приказал мнимому пророку Илии простереться над ней, как это в свое время действительно делал пророк Илия, и она “воскресла”. Это “чудо” убедило молокан, что он христос. Однако, Лукьян не стал дожидаться очередного разоблачения, и предпочел, прихвативши деньги своих последователей, бежать в Бессарабию. Конфессиональная анонимность Конфессиональная анонимность также не является отличительной особенностью современных сектантов. Она заключается в намеренном сокрытии вероисповедной или религиозной принадлежности, с тем чтобы войти в доверие человека (обычно необразованного в религии) и вовлечь его в секту. Однако, еще Иисус Христос Своих призывал учеников быть бдительными. Он предостерегал их от лживых пророков, которые придут в Его имя к ним в одеждах овчих (Мф.7,15) и многих прельстят (Мф.24,5). То есть будут говорить о покаянии, спасении и пророчествовать. Это предсказание сбылось уже в первые годы существования Церкви. Благодаря проповеди апостола Павла галаты уверовали во Христа и радостно приняли весть о спасении. Но по отшествии апостола пришли к ним какие-то проповедники тоже с благовестием о спасении, и также проповедовали во имя Христа. Таким образом, уже в апостольское время было положено начало анонимной проповеди. Примеров из истории Церкви множество. Апокрифы, книги еретиков надписанные именами святых, так называемые подлоги (например: аполлинариевы подлоги), использование церковной символики, — обычная практика еретиков. Проф. Попов И.В., анализируя причины обращения блаженного Августина в манихество в молодые годы, отмечает, что “он оказал им доверие и отдал предпочтение пред языческими философами потому, что не сомневался в христианских основах их доктрины. Они выдавали себя за христиан, а имена Иисуса Христа и Духа Утешителя не сходили у них с языка. С этими именами, правда, они соединяли понятия, не имевшие оправдания в Евангелии, но для молодого катехумена, очень слабо осведомленного в действительном значении церковного учения, это не могло быть ясно с первых шагов его сближения с еретиками. С другой стороны, он видел в них не только христиан, но и философов, потому что они надевали на себя личину свободных исследователей истины. Они с презрением говорили об авторитете, убеждали не поддаваться его устрашающему влиянию и не допускать, чтобы в свободном шествии к истине доказательства заменялись приказаниями. Себя самих они противопоставляли в этом отношении церкви; по их словам, они никого не принуждают к вере, прежде чем докажут бесспорность своего учения чисто рациональным путем. Они обещали указать путь к Богу и освободить его от заблуждений при помощи одного только разума и общедоступных, для всех убедительных доказательств”. Этот способ пропаганды использовался и жидовствующими, и хлыстами, и скопцами. Когда жидовствующие встречали людей убежденных в Православии, то не осмеливались прямо совращать их в ересь, но, выдавая себя за православных, старались “криво толковать им разные места Ветхого и Нового Завета и таким образом хитро склоняли этих людей к своей ереси”. “Когда же кто из православных начинал их самих обличать в ереси, они отрекались от нее с клятвою, величали себя православными и даже проклинали еретиков, считая клятву и проклятие за ничто”. Поэтому крайне трудно было вести борьбу с ними. Особым лицемерием, двоедушием и неискренностью отличались хлысты. Они посещали храмы, внешне высказывали уважение к священнику, пользовались Библией, но делали это только для более облегченного совращения православных в секту. Поэтому на Третьем миссионерском съезде, проходившем в Казани в 1897 году, был даже поднят вопрос о том, можно ли вообще среди таких людей вести миссионерскую работу. Вопросу опознания хлыстов и скопцов было посвящено специальное исследование Кальнева М. “Как опознать хлыстов и скопцов, отрицающих свою принадлежность к сектам, и какие меры борьбы с ними”. “Бомбардировка любовью”, гипнозом, “изменения сознания” как методы обращения и удержания в секте “Бомбардировка любовью” — один из распространенных приемов при обращении в секту. Его цель заключается в формировании образа секты “как большой дружной семьи, пребывающей в любви и радости” и создании атмосферы праздника путем весьма вежливого обхождения с потенциальным кандидатом в секту. Аналогичными методами действовали многие секты, в том числе и манихеи. Проф. Попов И.В., ссылаясь на блаженного Августина пишет, что сближению последнего с манихеями содействовала “их вкрадчивая приветливость, казавшаяся сердечностью и невольно располагавшая в их пользу молодого человека, еще слишком доверчивого и неопытного в жизни”. Что же касается использования в секте гипноза и других методов изменения сознания, надо отметить, что и эти способы воздействия на человека были известны и широко распространены задолго до XX века. “История гипноза является столь же древней, как и история колдовства, магии и медицины, к методам которых относится и гипноз. Его научное изучение началось в конце XVIII века, когда Франц Месмер, венский врач, начал применять гипноз в лечении своих пациентов”, а в средине XIX века английский врач Джеймс Брейд изучил этот феномен и ввел в употребление термины “гипноз” и “гипнотизация”. Исследователи гностицизма указывают на использование в нем магии в частности в гностических мистериях. Они отмечают, что у истоков христианского гносиса стояли маг Симон и Менандр. Плотин в своем сочинении против гностиков высмеивал различные “волшебные, заклинательные формулы гностиков, которые они между прочим применяли к излечению больных”. “Магия была излюбленным материалом, какой вносили в свои системы, преимущественно в культ — особенно некоторые гностики”. Кроме того, “магия отчасти так же как и аллегория и мистика — служила средством пропаганды. Св. Епифаний делает остроумное замечание по поводу странно или дико звучащих различных наименований гностиков, вроде Кавлавках, Абраксас, Ялдабаот и др.. Они, по его мнению, пытались “действовать на воображение неопытных ужасными наименованиями и варварским составлением сих именований”. С аналогичной ситуацией мы встречаемся и в наше время. Следует отметить, что обращение к магии было всеобщим явлением в эпоху гностицизма и как результат возрастания ее роли можно указать на создание теургии у неоплатоников. Магические ритуалы совершаются по настоящее время в индуизме, в частности в тантризме. Таким образом интерес к магии, гипнозу и их использование в сектантской практике не представляет собою исключительной черты современного сектантства. Единственное отличие некоторых современных сект от их предшественников в этой области состоит в том, что они используют технические достижения современной цивилизации для “подсознательного программирования”. Но природа этого воздействия остается прежней. Е. Баркер, английская исследовательница в области социологии религии, дает описание методологии “подсознательного программирования” одной из сект, которая продавала кассеты “Видео-Гипноз”. В этих кассетах “фразы для внушения появляются на экране на несколько секунд и внедряются в музыкальное сопровождение во время разговора. Беседы ведутся на различные темы, как-то: ... “Канал света”, “Баланс чакр”, “Развивай свои психические способности сейчас”. И в этом случае нашлись люди, готовые платить 25 фунтов за 30 минут записи с уверенностью, что их сознание будет запрограммировано, в результате чего радикально изменятся их взгляды на жизнь.... Проблемы, в какой степени подобные методы могут воздействовать на человека без его ведома, насколько широко он используется в рекламных целях, активно обсуждались в Соединенных Штатах. И тем не менее пока нельзя заявить с полной уверенностью, что этот метод используется каким-либо из наиболее известных новых религиозных движений для обращения, а статистика говорит, что, если даже они и применяют не выявленное пока подсознательное внушение, эта техника практически не дает никаких результатов”. Из всех сект действовавших в России, достоверно известно, что лишь секта АУМ Синрикё пыталась с помощью каких то устройств воздействовать на нанятых ими на работу музыкантов, когда те пребывали в Японии. Но данных о том, что с помощью этих технологий кто то из них обратился в секту пока нет. Современная светская антропология и социальная психология рассматривают гипноз, внушаемость в качестве систематизирующего фактора в ряду других составляющих формирующих социально-историческое развитие человека. Сейчас специалисты выделяют “особый вид боевого средства — информационно-суггестивное оружие, поражающее действие которого основано на целенаправленном (вредоносном) психическом программировании больших контингентов людей, населения целых стран”. Составной частью этого оружия являются электронные СМИ. Но если бы сектанты владели этим оружием, или эффективными технологиями, то мы были бы свидетелями массового обращения в секты. Кроме того, сторонники тоталитарной теории “промывания мозгов” противоречат сами себе. Они заявляют, что секты завлекают к себе и удерживают новых членов с помощью каких то технологий, но в то же время утверждают, что “невольное зомбирование невозможно”. Следовательно, вовлечение в секту практически во всех случаях происходит через проповедь лжеучения, а не магическим воздействием. Поэтому разоблачение сектантских заблуждений должно стать главнейшей задачей, а не рассказы о нерелигиозных аспектах их деятельности (хотя и это необходимо). Синкретизм и эклектизм сектантских доктрин К перечисленным признакам тоталитарного сектантства недавно добавилось еще несколько — новым в нем объявляется якобы невиданный ранее синкретизм и эклектизм их доктрин, вызванный глобализацией распространения религиозных идей. Но с таким мнением согласиться нельзя. Синкретизм является неотъемлемой чертой индуизма на протяжении всей его истории. Он имел место и в гностическом движении, охватившем как язычество, так и христианство, и в радикальном реформаторском анабаптистском движении в Европе XVI веке, и в хлыстовстве, и в современных сектах. Например, отмечается влияние гносиса на становление сайентологической доктрины, в частности космологии. Теософы и антропософы заимствовали многие идеи из восточных религий и гностицизма, хотя и подвергли их переосмыслению. Но иногда высказывается мнение, что синкретизм современных сект не похож на имевший место в древности в частности у гностиков, где якобы он носил возвышенный, интеллектуальный характер. Однако подобное заявление строится на упрощенном представлении о гностицизме, которое было преодолено в русском богословии в начале XX века. По этому поводу известный патролог профессор Попов И.П. писал, что в его время еще существовало устаревшее представление о сущности гностицизма, как явлению философского порядка. Но в научных исследованиях того времени тогда было установлено, “что гносис, знание, в котором гностики полагали свое преимущество, есть знание не столько философское, сколько религиозное, особая осведомленность в средствах и способах спасения, по большей части магических, от власти демонических сил. Соответственно этому и гностические системы были мозаикой из всевозможных мифологических образов и только немногие из них в качестве элемента второстепенного содержат в себе некоторые философские тенденции. Таково валентианство и те загадочные гностические сочинения, на основании которых Ипполит излагает учение Симона мага и Василида в своих Philosophoumena. Наоборот, гностические учения, дошедшие до нас в коптских памятниках совершенно чужды философии”. Что же касается масштабов, охвата территорий, то движение гностиков для своего времени было довольно обширным. Нечто подобное мы наблюдаем в XVI-XVII веках. Тогда в Индии появилось сходное с Реформацией в Европе движение Чайтаньи, положившее начало радикальному изменению отдельных положения индуизма, в частности отказу от каст. Конечно, темпы этих движений уступают современным. Но их динамика во многом зависит от имеющихся средств, которые являются плодом развития цивилизации. Однако этот факт никак не влияет на существо сектантских доктрин, но лишь проявляется в их внешнем выражении. Глобализм нельзя рассматривать как специфически сектантскую черту, ибо многие религии – как пример приведём две мировые религии – христианство и ислам, стремятся к нему. Задача Церкви состоит в проповеди Благой Вести всем языкам до края земли (Мк.16,16) Приспособленность сект к массовой культуре, сращенность с международным бизнесом, средствами массовой информации и спецслужбами отдельных государств К отличительным особенностям тоталитарных сект причисляют их приспособленность к массовой культуре, сращенность с международным бизнесом, средствами массовой информации и спецслужбами отдельных государств. Что же касается приспосабливаемости сект к массовой культуре, то в принципе сама постановка вопроса о таком отношении сект и культуры не совсем правильна. Если исходить из того, что религия предопределяет культуру, то отсюда следует, что массовая культура является порождением примитивной религиозности. Сектам в такой ситуации нет потребности приспосабливаться под массовую культуру, поскольку она для них является естественной средой обитания. В такие секты приходят люди, чье представление о духовной жизни соответствует религиозным стандартам этой культуры. С другой стороны, все религии, все религиозные организации возникают и реализуют свои идеи в конкретных исторических, политических, культурных и национальных условиях, которые накладывают отпечаток на их деятельность. В этом отношении специфические черты какой либо эпохи приобретают и появившиеся в этот период секты. Поэтому представляется неоправданным рассматривать эти обстоятельства времени как неотъемлемые особенности религиозной природы какой либо новообразовавшейся секты. Так мистическое и эсхатологическое движение, возникшее в конце XVIII начале XIX века в Европе и США, было во многом вызвано политическими причинами, связанными с войной в Европе и разгромом армий Наполеона, приведшими к сдвигам в мироощущении людей и настроивших их на апокалиптические ожидания. Этому способствовала и секуляризация религиозной жизни западных христиан до такой степени, что некоторые из них расценили ее как знамение близкого конца мира. Все это привело к росту эсхатологических настроений. В этой мистической атмосфере стали возникать многочисленные секты и течения, в частности Адвентисты Седьмого Дня, пиетизм. Однако никто не считает, что политические и культурные условия того времени являются неотъемлемой чертой существа сектантства адвентистов и в силу этого не рассматривает адвентистов как новое явление в истории религий и ранее ей неизвестное. То же самое можно сказать и в отношении сект возникших 50-60-х годы XX века, при определенных политических, религиозных условиях и в определенной культурной среде, наложившей свой опечаток на их облик. Сотрудничество со спецслужбами религиозных организаций не является типично сектантской особенностью, к тому же оно существует по сей день. В 1872 г. мадам Блаватская в Одессе предлагала свои услуги III Отделу в качестве международного агента, но в этом ей было отказано. Несколько лет назад с Украины были высланы два католических священника, занимавшиеся в западном регионе нелегальным сбором информации. Деструктивный характер деятельности сект Секты или религии, практика которых представляется разрушительной для человеческой личности, существуют с дохристианской эпохи. Сатанизм с его человеческими жертвоприношениями, восходит своими корнями в глубь веков. Более того, в культурообразующих религиях, например в некоторых течениях индуизма, по сей день практикуются человеческие жертвоприношения. Одним из его вариантов считается обычай ритуального самоубийства через самоутопление. В йоге есть особые «предписания касающиеся ухода из жизни, но без насилия над плотью, а путем особых способов погружения в глубокую медитацию, которая ведет к отделению души от тела, и ее истеканию к мокше (это слово имеет корень «мок», «моч», т.е. истекать)”. Продолжает практиковаться убийство чужих детей, чтобы заполучить душу для собственного ребенка. В России со средины XVII века существовала изуверская секта хлыстов, в которой, по мнению миссионеров, в частности практиковалось умерщвление плода во чреве матери. Тем не менее, их деструктивная деятельность не рассматривалась в качестве главного направления в борьбе с ними. Таким образом, перечисленные признаки сектантства проявлялись задолго до XX века, следовательно, так называемые тоталитарные секты и в этом отношении не представляют собой нового явления ни в христианстве, ни в истории мировых религий. В плане культурологическом они естественно не похожи на своих идейных предшественников. Но эта черта, как случайная не может рассматривается с богословской точки зрения характерной чертой из сектантства. Негативные моменты из истории и практики сект могут стать вескими аргументами противосектантской полемики, только когда будет показана их связь с учением секты. Сопоставление тоталитарной теории и святоотеческого подхода к ересям Чем не занимаются некоторые сторонники антикультовых теорий так это изучением доктрин сект и сопоставлением церковного, святоотеческого опыта в противостоянии сектам и своего мнения по этому вопросу. Отдельные из них считают, что «мы почти ничего не можем найти у Святых Отцов, так как с этими проблемами им не приходилось сталкиваться» (то есть с проблемами «невиданного ранее синкретизма и эклектизма», приспособленности к массовой культуре, использовании слабостей демократических систем современных государств, сращенность с международным бизнесом, СМИ и спецслужбами некоторых государств, «промывкой мозгов» и т.п.). Более того, они заявляют, что бесполезно приводить святоотеческие аргументы в полемике с иеговистами, так как святоотеческие писания не являются для них авторитетом и иеговистов нельзя считать христианами. Однако, такое отношение к святоотеческому наследию свидетельствует о начетничестве, а не о творческом подходе к этой сокровищнице церковного опыта. Действительно у Отцов нет конкретных аптечных рецептов на абсолютно все случаи жизни, ибо их невозможно предусмотреть, но они дают нам правильный подход, методологию решения любых проблем. Древние Отцы не сталкивались с электронными средствами передачи информации, но они лучше всех постигли законы внутренней жизни человека и возможные последствия различных воздействий на него. Новые способы передачи информации это лишь средства ее доставки к человеку, но человек по своей природе остался прежним. В трудах древних церковных ересиологов, а позже и в работах по русскому сектантству освещаются и вопросы религиозной жизни сектантов, но большинство известных исследователей тщательно проверяли эти сведения и сознательно не уделяли им много внимания. Но именно на этих фактах фокусирует главным образом свое внимание теория тоталитарных сект. Св. Ипполит Римский, живший в II-III веке старался «обращать преимущественное внимание не на внешнюю вульгарную мифологическую сторону, а на внутреннюю философскую и ... свои сведения о различных сектах большей частью основывает не на слухах, не на свидетельствах лиц обратившихся от ереси к церкви, а главным образом на сочинениях самих еретиков”. Другой авторитетный ересиолог блаженный Феодорит, епископ Киррский, чей труд «Еретические басни» признан одним из лучших в своей области, «старательно избегает всего, что отзывается фабулой (сейчас бы сказали публицистикой — прим. авт.) или непристойностью». По свидетельству известного русского богослова профессора Н. Глубоковского, сам блаженный Феодорит видел в этом одно из главных достоинств своего труда. Он пытался показать каков путь ведущий к Царству Небесному и каковы стези еретиков, приводящие к погибели. Поэтому в большинстве случаев блаженный Феодорит стремиться излагать учение еретических школ, чья самобытность определялась их «теоретическими принципами, богословско-философские воззрениями, но не обрядовою практикою. Это убеждение, — по мнению профессора Н. Глубоковского, — избавило Киррского пастыря от публицистичности, отличающей некоторых ересиологов. Не желая касаться поведения еретиков, он, таким образом, «хочет дать не только объективно-точное описание ересей, но вместе с этим единственно то, что по преимуществу достойно научного внимания». Пожалуй, наиболее подробное описание религиозной практики еретиков встречается у св. Епифания Кипрского в его “Панарии” (этим названием он хотел показать, что дает аптеку или ковчежец с полезными врачевствами от угрызения ядовитых животных и пресмыкающихся, под которыми подразумевал ереси). Но к его данным позднейшие исследователи относились критически. Профессор Иванцов-Платонов отмечает, что «при горячности натуры, при крайней предубежденности против еретиков, и при недостатке широкой образованности беспристрастно входить в смысл мнений противных личным убеждениям, он естественно мог иногда самым искренним образом не намеренно искажать, представлять в преувеличенно-темном и грубом виде смысл обличаемых учений, и придавать значение всяким преувеличениям, иногда может быть и совсем недостоверным, известиям о недостатках нравственной жизни еретиков». Следует сказать еще об одном важном недостатке тоталитарной теории. Блаженный Феодорит первоисточник ереси и причину ее дальнейшего распространения видел в дьяволе, который “избравши людей, достойных его энергии, надев на них — в виде личины — наименование христиан и как бы медом помазавши края чаши, (через них) он преподнес людям гибельное лекарство лжи”. Эта мысль абсолютно верна смыслу Евангелия, её же мы встречаем и в трудах других святых отцов. Теория тоталитарных сект причиной их возникновения считает ее лидера, стремление к власти, обогащению и тому подобное, а ее распространение объясняет психотехнологиями и другими методами. Но в этом то и заключается коварство сатаны – в стремлении скрыть подлинный источник ереси. Это лишний раз говорит о не богословском подходе к проблеме так называемых тоталитарных сект. Новая теория не касается существа учения секты, являющегося ее сердцевиной, и избегают его религиозной оценки с позиций Предания Церкви. Эта теория, кроме несоответствия ее критериев святоотеческому богословию, не согласуется и с пастырско-миссионерскими задачами. Она допускает возможность существования категории якобы дозволенных “не опасных” респектабельных сект: баптистов, пятидесятников и тем самым выводит их из поля миссионерской работы, но сейчас они представляют как раз большую опасность, чем тоталитарные. В связи с этим вполне оправданным является опасение, высказанное священником Олегом Стеняевым, в отношении прозападных американского образца религиоведов, которые будто бы “специально нас сталкивают на маргинальные, очень мелкие религиозные группы, для того, чтобы мы не занимались теми религиозными движениями”, которые существуют при мощной финансовой поддержке Запада. Другой ее недостаток заключается в том, что секты могут переходить из категории тоталитарных в “нормальные”, “не вредные” или вообще могут со временем приобрести название церкви. Основанием этого предположения является относительность границ того, что мы подразумеваем под правами человека. Права человека — это не абсолютная, но изменчивая величина, ибо непостоянен сам человек и представление о его правах может быть пересмотрено. Теоретически нельзя отрицать и того, что при определенных обстоятельствах Церковь может лишится своего статуса. Кроме того, теория тоталитарных сект не дает универсального подхода для пастырской работы с их членами. Основанная на ее принципах методология вывода людей из сект неприемлема для Церкви, ибо переводит вопрос только в медицинскую плоскость (говоря об “излечивание” от сект) и в правовую. Согласно святоотеческому взгляду ересь или сектантство являются выражением сознательного выбора лжеучения. Даже если человек был введен в заблуждение сектантами по неведению, то отстаивание ереси есть результат не обмана или отсутствия должного религиозного образования, не слабости воли, а, как говорит святитель Игнатий Брянчанинов, “упорства воли”, сознательного противления Истине, хулы на Духа Святого. И более древние церковные писатели указывают на “упорство, на эту непоколебимую защиту лжи, как главную отличительную особенность ереси”. Из этого состояния возможен только один выход: через осознание человеком своего заблуждения и покаяния в нем. Все иные средства могут в лучшем случае лишь внешне отделить человека от секты, но не изменить его внутреннего состояния. Новая же теория выделяет лишь одну внешнюю социально-правовую сторону деятельности сект. Таким образом, тоталитарная доктрина не уделяет должного внимания вероучению, то есть тому, что делает религиозные группы сектами. Она не ставит перед собой цели показать, где истина, а где заблуждение. Поэтому на ней нельзя построить приемлемую с богословской точки зрения методологию классификации сект и противостояния им. Отношение к теории “промывки мозгов” некоторых протестантов Теория “промывки мозгов” вызывает беспокойство не только у православных, но и определенной части американских протестантов, где возникло как большинство современных сект, так и антикультовое движение. По их мнению, эта теория несет в себе большую угрозу их миссии, поскольку обращение в евангелическую веру представляет собою классический пример “промывки мозгов”. На рубеже 80-х годов Союз “Евангелических Баптистских Церквей в Канаде, в ответ не просьбу правительства Онтарио определить свою позицию в отношении новых религиозных движений и возможности создания нового закона контроля их деятельности, по ряду причин высказался решительно против этого предложения, приведя следующие аргументы: “Убеждение без физического воздействия широко распространено в нашем обществе. Мы сами прибегаем к нему в процессе евангелизации и обучения во всех евангелических церквах. Его используют политики... Правительство также пользуется им... Все родители используют его в процессе воспитания детей”. Выводы Итак, тоталитарная теория предлагает рассматривать религиоведческие и культурологические критерии одновременно как экклесиологические. Но это совмещение богословского, религиоведческого и культурологического критериев создает новую теорию и в богословие вводятся неизвестные ранее новые признаки отличия истины от заблуждения. Такой взгляд на природу сектантства находится в разительном противоречии с святоотеческим опытом по этому вопросу. Вынося суждение о каком либо заблуждении, святые отцы сравнивали его с верой Церкви, а не прибегали к религиоведческим критериям, не рассматривали противопоставляется ли оно народной религии и не разрушает ли традиционную культуру. Из определений церковных Соборов не следует, чтобы все выше перечисленные признаки сектантства: время возникновения лжеучения, его влияние на культурную среду и отношение с общественными институтами выступали в качестве основания для осуждения какого либо заблуждения. Причины несостоятельности этой теории претендующей на православное богословие кроются в ее зависимости от протестантского богословия, не знающего молитвенного аскетического пути к общению с Богом, в частности от богословия Трёльча, западного религиоведения и светского антикультового движения на Западе при одновременном игнорировании принципов святоотеческого подхода к ересям. При чем сами сторонники этой теории не скрывают ее западных корней. Так в книге А.Л. Дворкина “Введение в Сектоведение” прямо говорится, что “согласно западному религиоведению, для тоталитарных сект характерны четыре основных признака.”: гуруизм, организация, метод, посредством которого достигается господство лидера и удерживаются люди в секте, и эзотерический разрыв. Кроме того, некоторые формулировки и признаки сектантства почти текстуально совпадают с высказываниями некоторых современных российских религиоведов. Например, применение критерия традиционности религии как признака сектантства сходно с мнением светских религиоведов по тому же вопросу, изложенное во вступительной статье к религиоведческому справочнику “Новые религиозные культы, движения и организации в России”. В ней говорится, что “нетрадиционными для определенных этносов могут быть как мировые религии, традиционные для других, так и новые религиозные образования, базирующиеся на инотрадиционной основе... например, ... для одних этносов буддизм, как мировая религия, нетрадиционен, для других традиционен”. Сходными оказываются также характерные признаки тоталитарного сектантства и харизматических культов, приведенные Л. Митрохиным в его книге “Религиозные культы в США”, написанной на материале западных исследователей. Слабой стороной тоталитарной теории является ее противоречивость. Так в качестве наглядного примера гуруизма указывается на римских пап, Лютера, Мухамеда. Однако понятие тоталитарной секты на Католическую Церковь почему то не распространяется, хотя в ее истории наличествуют все признаки тоталитаризма: инквизиция, подложные документы, обманные методы вербовки (униатская пропаганда), духовная практика части лучших ее святых именуется в Православии прелестью, стигматы (все это и есть т.н. “неевангельская религиозность”), иезуетизм и т.п.. Более того, при наличии явных признаков тоталитаризма согласно этой теории католицизм считается культурообразующей религией. Отклонение от святоотеческого подхода в оценке антихристианских учений немедленно сказалось и на взглядах некоторых православных сторонников этой доктрины. Это говорит о том, что теория тоталитарных сект своими последствиями выходит далеко за рамки отдельно взятой гипотезы. Так, Дворкин А.Л. заявляет о невозможности использовать святоотеческий опыт в борьбе с ересями в противостоянии тоталитарным сектам, поскольку они пользуются неизвестными святым отцам техническими средствами “промывания мозгов”: “мы почти ничего не можем найти у Святых Отцов, так с этими проблемами им не приходилось сталкиваться... Более того, бесполезно приводить святоотеческие аргументы в полемике с иеговистами, так как святоотеческие писания не только не являются для них авторитетом, но и не воспринимаются ими как христианские”. Кроме того, он считает, что термины инославные, еретики и сектанты не являются синонимами. Инославные, по его мнению, “суть ветви, отпавшие от единого древа Вселенской Православной Церкви, но даже отсохшие ветви сохраняют подобие древа”, они являются культурообразующими церквами, имеют веру в Святую Троицу, в Иисуса Христа и “сохраняют хоть какую-то преемственность с ранней, неразделенной Церковью”. Не входя в подробный анализ этой экклесиологии, надо отметить, что православное богословие отвергает как теорию ветвей, так и мысль о возможности пребывания Вселенской Церкви в разделенном состоянии как ошибочную. Совершенно чуждо православному богословию использование культурологического критерия в качестве догматического, но именно в таком смысле он им употребляется: “остается под вопросом, можно ли обвинять в ереси людей, по рождению принадлежащих, скажем, к культурообразующей традиционной церкви Ирландии (Римо-Католической) или к традиционной Церкви Дании (Лютеранской)”. Во-вторых, заявляя, что инославие не может быть ересью он противоречит сам себе, поскольку на следующей странице признает, что инославных католиков можно обличить в целом ряде еретических заблуждений. Вообще его рассуждения в целом поражают своей непоследовательностью. Например, ссылаясь на преподобного Иоанна Дамаскина, который мог назвать ислам ересью, “так как (небезосновательно) считал, что он произошел от искаженного христианского учения, то зародившийся безотносительно к христианству буддизм ересью мы, никак назвать не можем”. Однако, не вдаваясь в детальное исследование ересиологии преподобного Иоанна отметим, что он сам называет “зародившиеся безотносительно к христианству” религии египтян, вавилонян, эллинов ересью, потому что они приняли и развили идеи своих предшественников установивших, в частности, законы “относительно идолов, и тех, за которыми некогда шли, обоготворили”. Индуизм и буддизм вполне подходят под эти критерии. Учитывая вышеизложенное, а также то, что слово секта в богословском контексте в большинстве случаев было весьма близким греческому термину ересь, а многие исследователи называли еретические движения в истории Церкви сектантскими, представляется по меньшей мере безоснованым утверждение о том, что термины секта, ересь и инославие не могут являться синонимами. Отказ от анализа деятельности этих сект с церковной позиции дает основания полагать, что тоталитарная теория не может рассматриваться как богословская, поскольку Православная Церковь принимает все новое, соотнося его Преданием. Когда христианский гносис выступил на историческую арену с проповедью своего понимания сути христианства, то священномученик Ириней, епископ Лионский, в качестве критерия Истины назвал Предание Церкви. В лучшем случае ее можно отнести к социологии религии. Таким образом, если критерием сектантства по святоотеческому учению является соответствие какого-либо учения преданию Истины, вере Церкви, то для некоторых сторонников тоталитарной теории этим критерием являются религиоведческие и политологические понятия: нарушение прав человека, “промывание мозгов”, наличие в секте жесткой организационной структуры, проповедь “неевангельской религиозности” и т.п.. Здесь кроется принципиальное отличие тоталитарной теории от святоотеческого взгляда на природу сект. Наконец, исходя из вышеизложенного, нельзя согласиться с тем, что определение тоталитарной теории для светских людей существенно отличается от определения данного для церковного народа, поскольку критерии сектантства совпадают, за исключением упоминания о нарушении прав человека. Следует также отметить, что термин тоталитарная секта, без каких-либо комментариев употребляется в сочинениях и публикациях в православной прессе, и в светских изданиях. Поэтому не удивительно, что теория контролирования сознания принимается за богословскую. Ситуация, которая складывается в русском сектоведении, в чем то напоминает дореволюционную. Еще сто лет тому обращалось внимание на то, что богословское исследование проблемы сектантства не должно ограничиваться статистическими данными, указанием на все возрастающую опасность сектантской пропаганды, объяснением разложения русского религиозного быта. В тогдашних исследованиях освещались вопросы происхождения сект, приводились сведения об их руководителях, ее вероучении и культе и даже об этических принципах жизни их членов. В них говорилось и “о двуликой жизни сектантов”, и отмечалось, что суть сектантство есть “патологические, ненормальные, греховные проявления ложно направленного религиозно-нравственного самосознания человека”. “Но параллельного изображение нормального хода религиозного сознания и жизни (сектантов — прим. авт.) эти труды не дают, а следовательно, не уясняют и существа тех нравственных начал, которые даже в случаях сходства своих внешних проявлений, разделяют сектантство и Церковь на два отрицающих друг друга лагеря”. В лучшем случае они могут быть пособиями и справочниками при опровержении отдельных пунктов сектантского заблуждения, может формально сделают неуязвимы в споре с ними, но религиозных мотивов сектанта, “живого сектанта” они “не объяснят, внутренней силы вашим собственным убеждениям не придадут и светски образованному защитнику антицерковности превосходнейшего пути православия не покажут”. Между тем наука является не простым описанием, не одною полемикою, а нелицеприятною и бесстрастною проповедницею истины, откровением подлинной правды о жизни. Поэтому, если в России существуют секты “вопреки всякого рода чинимым им ... препятствиям, упорно распространяются, отсекая от истины сотни тысяч верующих людей”, то наука должна вникнуть в суть религиозных запросов, объяснить внутренние мотивы развития заблуждения, “независимо от практических соображений и полемических приемов”. “Иначе, сектоведение будет чем угодно, полемическим богословием, подготовительным материалом для светского и духовного законодательства, оружием партийных счетов и политических тенденций, но не наукою, не бесстрастным представителем истины...”. Отсюда следовал вывод, что центральной задачей Сектоведения должно стать “сличение нравственных задач духовности и богообщения в процессе их осуществления православием и сектантством”, то есть сравнение принципов духовной жизни и представления о достижении конечной цели человека — достижения богообщения и обожения. Этот путь был указан святыми отцами, имевшими дело не только с логическими построениями сектантов, но и с их первичным источником — искусительным помыслом. Святоотеческий подход к сектантству. Ереси В чем же Святые Отцы видели опасность, исходящую от ересей и с каких позиций они вели полемику с ними? Как свидетельствует история богословских споров борьба с ересями в отстаивании истин православной веры разворачивается вокруг понимания сущности Домостроительства и способа участия в нем конкретного человека, конечной целью которого есть природное по благодати единение с Богом. “Именно с точки зрения обожения христианские писатели ведут полемику против учений, отклоняющихся от этого требования”. Вне этой сотериологической направленности догматическая борьба с ними останется непонятной. Сущность искупления совершенного Христом выражена св. И. Дамаскиным: “через Свое рождение или воплощение, а также через крещение, страдание и воскресение Он освободил (человеческую) природу от прародительского греха, от смерти и тления, сделался начатком воскресения, представил Себя путем, образом и примером, чтобы и мы, шествуя по Его следам, сделались по усыновлению тем, что Он есть по природе: сынами и наследниками Божиими и сонаследниками Его”. “Нераздельно соединив в Своем Лице воспринятое человечество с Божеством, Христос Спаситель положил основание теснейшему единению между Богом и человечеством уже в силу этого самого факта. ... Через такое соединение человеческая природа освятилась, сделалась близкою, собственною для Бога. Отсюда между Богом и человеческими личностями... сделалась возможною такая же тесная связь личного общения, какая была между Богом Отцом и Иисусом Христом. Приняв в соединение с Божественною природою человеческое естество, Сын Божий тем самым удаленную от Бога природу человеческую привел не только в теснейшее общение, но и в единство с Богом: приняв человеческую природу в общение с Божеством, Христос не только восстановил человеческий род, но и “обожил” эту природу. Таким образом, в Лице Христа Спасителя фактически осуществилось воссоединение Божества и человечества, совершилось на самом деле, в живой действительности, новое творение природы человеческой”. Идея единения с Богом и обожения человека не является исключительно христианской, она составляет одну из основных истин во всех религиях и сектах. Но христианство принципиально отличается от всех религий своим пониманием существа этого единения, которое обусловлено представлением о Боге и о природе человека. С самого начала своего существования Церковь боролась как против тех, кто отрицал возможность соединения Бога с человеком, так и против тех, кто не допускал мысли об участие всего человека (телом и душою) в Божественной жизни. Церковь осудила антитринитарные учения динамистов и модалистов не учивших о Божеских ипостасях как вечных и неизменных личностях. Если энергии и модусы суть лишь случайные и не касающиеся божеской сущности формы ее бытия, появляющиеся в зависимости от исторического периода, или “безипостасные лица”, то, как говорил свт. Василий Великий, единение с таким Богом невозможно, Он остается недоступными, несообщимым по своей природе. По той же причине Церковь боролась против иудействующих, в частности эвионитов, видевших во Христе простого человека, но превосходившего других мудростью и справедливостью. Но если Христос не Бог, то каким образом человек станет богом, каким образом в него перейдет нетление и бессмертие, если не будет соединен с нетлением и безсмертием. Учение ариан, отвергавших Божескую природу во Христе было также осуждено Церковью. Ибо если воплотившееся Слово не единосущно Отцу, то невозможно достичь обожения: “не обожился бы человек сочетавшись с тварью”, потому что “тварь не могла бы соединить прочих тварей с Богом, сама нуждаясь в соединяющем”. Церковь не менее последовательно отстаивала и полноту человеческой природы во Христе, поскольку при ее отрицании выпадало звено, соединяющее Бога с человеком. Поэтому Она осуждала учения гностических сект проникнутые презрением к материи, для которых идея воплощения казалась недостойной Бога. “Эти люди утверждали, что Сын Божий носил лишь видимость тела, или же скрыл себя под оболочкой сотканной из пневматической субстанции. Так отрицалась Его реальная связь с человеком, а следовательно и возможность спасения”. Церковь “восстает против учения Аполлинария и монофизитов, чтобы показать: поскольку истинная природа человека во всей ее полноте была взята на Себя Словом, постольку наша природа во всей ее целостности должна войти в единение с Богом. Она борется с монофелитами, ибо вне соединения двух воль во Христе - воли человеческой и воли Божественной невозможно человеку достигнуть обожения”. В борьбе с иконоборчеством Церковь утверждает “возможность выражать Божественные реальности (Христа, Божию Матерь, святых, икона, крест - в них божественная энергия соединенная с человеческим искусством. - авт.) в материи как символ и залог нашего обожения”. В ходе исихастских споров, тесно связанных с троичным догматом, Церковь отвергла мнение о тварной природе благодати и утвердила возможность природного в энергии единения с Богом. Она защитила учение об обожении реально различая в Боге непознаваемую и несообщаемую сущность и энергии неотделимые от сущности в которых Бог действует во вне. Осуждая монтанизм, донатизм, новатианство Церковь засвидетельствовала, что начало обожению полагается в Ней самой, как мистическом Теле Христовом. Церковь утверждала, что Её святость есть категория онтологическая, а не нравственная. Святой Она является благодаря пребывающему в ней Святому Духу, сообщающему через Таинства обожающую благодать Её членам, а не в силу их безгрешности, как считали еретики. Достичь святости нельзя лишь нравственными усилиями самого человека, но обрести спасение можно с помощью содействующей человеку благодати. Следовательно, вне Церкви и ее Таинств невозможно спасение. Поэтому “учение о евхаристии у многих церковных писателей носит на себе печать уже раскрытых сотериологических идей. Через это таинство божественный принцип безсмертия вводится в организм человека. Плоть Христа была телом Самой Жизни. Она стала носительницей сил, которыми все оживляется и сохраняется в бытии”. Процесс обожения неразрывно связан с нравственным изменением личности, её свободным подражанием божественным совершенствам или добродетелям. Если Бог открывается как источник всего сущего, производящий из Себя и человека и вселенную (это встречается у многих еретических системах, практически у всех гностиков), то все в Нем, и в мире подчинено действию одних и тех же законов, всюду царствует логическая необходимость. Хотя Бог рассматривается в некоторых из них как Благо или любовь, но на самом деле таковыми назвать их с христианской точки зрения нельзя, поскольку Бог создает человека и мир не по свободному произволению, а по природной необходимости, чтобы реализовать свою любовь. Человек в свою очередь стремиться к Богу, согласно этой доктрине, но не по свободному произволению, по влечению своей природы. Таким образом, Благо гностиков есть ни что иное как закон. Бог в таком случае предстает перед нами как бесстрастный Управитель мира, чуждый сострадания, любви и жертвенности. Таков, например, и благой бог манихеев, который, стремясь победить злое божество, вступает с ним в борьбу, но не сам, а создает для нее Христа и человека. Однако, по трагической случайности человек попадает в плен материи. Чтобы освободить его из этой темницы в мир в призрачном материальном теле является Христос и передает людям необходимое знание о том, как избавиться от уз материи. Иные еретики хотя и исповедывали различие природы Бога и мира, но поскольку отвергали веру в Бога-Троицу, то не допускали мысли о Божеской жертвенной любви. Их Бог не отождествлял Себя с человеком, не усваивал Себе его тленное естество, а издали наблюдал за крестными мучениями Христа, которые спасали все человечество. Поэтому св. Григорий Нисский упрекал отрицавших Божественность Христа за то, что они лишили “благодарности за наше спасение Отца, совершившего освобождение людей от смерти силою Своею, которая есть Христос” Но другое дело, если, мы верим в Бога-Троицу, создающего из не-сущего мир и человека с подобной себе свободой и призывающего его к вечной и блаженной жизни. Даже несмотря на то, что человек сознательно отверг путь богоподобия, уклонился от добродетельной жизни, пришел в противоестественное состояние и стал порочным, Бог не презрел тленное человеческое естество, но добровольно усвоил его Себе, сделал Своим и уврачевал его в Самом Себе. Он соединил с Собою наше естество, был распят, и воскрес, победив тем самым зло и смерть и даровал верующим путь в Царство Божие. Такой Бог открывается нам как Любовь к людям и всей твари, дарующая нам вечную жизнь. Таким образом, поскольку обожение человека стало возможным благодаря добровольному самоуничижению Бога, явившемуся высшим выражением Его любви к своему созданию, то путь к обожению возможен только при сознательной и свободной готовности человека к восприятию божественной жизни, при наличии ответной любви к Нему. “В противном случае самооткровение Бога человеку было бы не только бесполезным, бесцельным, но и мучительным, прямо гибельным для человека. Богообщение, как и всякое духовное благо, не может быть насильно навязано человеку помимо его желания, - как обыкновенно выражаются, насильно”. По мере нравственного уподобления совершается и реальное преображение человеческой природы – обожение. Без святости и мира с ближними, говорит апостол Павел, никто не увидит Господа (Евр.12,14). Св. Григорий Богослов говорит, что только человек проникнутый смирением, “уподобляясь Богу, сам облекается в Его блаженный образ”. “Кто освободился от страстей, тот стал выше человека и претворился по естеству в божественное”. Прощающий грехи брату “показывает, что он уже вне пределов человеческой природы и уподобляется по добродетели самому Богу, так что делая то, что свойственно делать одному Богу, по-видимому, и сам делается вторым богом, ибо оставление грехов есть преимущественное свойство Бога”. “Блаженны миротворцы” - это не те только, которые в обществе сеют мир и уничтожают распри, но и те, - говорит Святитель Григорий Нисский, - “которые прекращают междоусобную брань в себе самих”. Таким образом, “человек усилиями своей воли может уподоблять себя Богу и по мере этого уподобления воспринимать в себя все более и более божественных сил”. Для того чтобы установить можно ли применить святоотеческий опыт противостояния ересям в полемике с современными сектами, сопоставим основные положения новых религиозных групп с известными лжеучениями. С целью краткости при изложении основных положений сектантских доктрин будут лишь перечислены главные и специфические идеи, встречающиеся у них. В онтологии это учение о едином начале, являющимся источником всего существующего. В космологии одни придерживаются мнения о единой причине мира, иные производят его от двух причин; отрицают творение мира “из ничего”. Вместо учения о мире как творении Божием из не-сущего проповедуется идея о вселенной как материальном бытии, реализующем себя в процессе инволюции и эволюции (считается, что мир есть результат “развертывания” и “свертывания” некоего безличного Ничто). В воззрениях о Боге – учение о Нем, как о безличном Существе или Монаде, иногда проявляющей себя в нашем мире. В представлениях о Христе придерживаются или иудаистских мнений, или учат о Нем как одном из проявлений или воплощений Божества, или Его избранном Посланнике. Антропологические идеи сектантов включают в себя, например, учения о предсуществовании душ, их переселении из тела в тело, некоторые отвергают двухсоставность природы человека, бессмертие души, вечность адских мучений. В сотериологии они придерживаются учения о спасении через овладение знанием и раскрытие внутренних сил человека; или же учат о спасении через веру в одни лишь Крестные заслуги Христа на Голгофе, отметая роль Церкви в нашем спасении. Многие принимают крайний юридический взгляд на Искупление, как выкуп у Бога или сатаны, как единственно возможное правильное его понимание. Некоторые учат о продолжении Откровения Божия в мире и непосредственном, вне Церкви, спасительном действии Святого Духа, отрицают учение о благодати как энергии Божества. Стремясь убедить людей в истинности своих взглядов, часть сектантов строит свою проповедь на критике православной веры в Святую Троицу, Богочеловечество Христа и Церковь как посредницу в спасении, пытаясь доказать, что они сохранили неповрежденным учение Христа. Другие используют для этого теорию эволюционного развития некой всемирной религии. Согласно такому взгляду они представляют себя как одну из ступеней или завершением этого процесса и учат “о единстве Бога, как Высшей Реальности, которая в разных обликах обнаруживается в разных эпохах и разных культурах”. Иные утверждают, что Истина была открыта изначально, но выражается она в формах наиболее приемлемых для людей разных культур. Таким образом, сектанты хотят или подменить собою Православие или ассимилировать христианство. Эта методология противостояния Церкви известна Ей давно. Впервые Церковь встретилась с такой опасностью в борьбе с гностицизмом, “который поставил себе фантастическую цель - стать на место христианской церкви, доказать, что именно он верно воспринял, правильно понял и неизменно сохранил учение Христа и апостолов, а не церковь”. Другими словами, заблуждения современных сектантов имеют типологическое сходство с доктринами более древних ересей. Следует отметить, что практически все из вышеназванных современных сектантских идей осуждены Церковью. В частности в Синодике в Неделю Православия анафематствованы следующие учения. - “... принимающим перевоплощение человеческих душ, или что они подобно бессловесным животным, погибают и переходят в ничто и вследствие этого отрицающим воскресение, суд и конечное воздаяние за жизнь - анафема”. - “... говорящим, что самосущая материя оформляется от идей, и открыто отметающим самовластие Содетеля, приведшего все от несущего к бытию и как Творца все господственно и владычески положившего всему начало и конец - анафема”; - “Говорящим, что в конечном и всеобщем воскресении человеки воскреснут и будут судимы с другими телами, а не с теми, с которыми прожили в настоящей жизни... - анафема”; - “Принимающим и передающим суетные эллинские глаголы, что существует предбытие душ, и что все произошло и привелось не из не-сущего, и что существует конец мучений, или новое восстановление твари и дел человеческих, и вводящим таковыми словесами царство небесное как всецело разрушаемое и переходящее... (отрицающим - авт.) что мучение бесконечно и царство вечно - анафема”. Учения, отрицающие Божественную природу благодати или утверждающие о возможности непосредственного приобщения к Божеству, осуждены Константинопольским собором 1351 года. В его актах говорится в частности следующее. “...не исповедующим, что... божественнейший Свет не есть ни тварь, ни сущность Бога, но - нетварная, естественная благодать, воссияние и энергия, нераздельно и вечно происходящая от самой божественной сущности, - анафема”; “... не исповедующим ... сущность в Боге и сущностную и естественную Его энергию... и в самом деле не хотящим мыслить, что как единение божественной сущности и энергии неслиянно, так и различие их нераздельно... - анафема”; - не исповедующим, что божественная сущность “совершенно необъемлема и не участвуема, участвуема же божественная благодать и энергия, - анафема”. Итак, доктрины современных сект не переставляют собою неизвестные Церкви учения. У сект, подобно Преданию Церкви, существует свое еретическое предание. Хотя в нем не всегда прослеживается историческая преемственность, но часто существует типологическое сходство их идей, которые в большинстве сект восходят ко времени возникновения Церкви. Поэтому для определения характерных признаков сектантства приемлемы выработанные Церковью признаки отличия истины от заблуждения. PAGE PAGE 46 PAGE PAGE 46 . . .