TOC \o "1-3" \n  Глава I. Распространение Благой Вести

“В силе Духа”

(Иерусалим 30-35 гг.)

Пролог

Огонь Пятидесятницы

Свидетельство Петра

Первые испытания

Первый мученик Стефан. Обращение Савла (Иерусалим -- Дамаск, 35--37 гг.)

Эллинисты

Выступление и гибель св. Стефана

Савл Тарсянин

На пути в Дамаск

Самаряне, прозелиты, язычники (Палестина -- Сирия, 36-- 43 гг).

Св. Филипп и ап. Петр в Самарии

Крещение первого иноплеменника

Центурион Корнилий

Св. Варнава в Антиохии

Антиохия (40--45 гг.)

Варнава призывает Павла в Сирию.

События в Иерусалиме

Миссия Павла и Варнавы (Кипр -- Галатия, 45--49 гг.)

На Кипре

Основание галатийских церквей

Спор о Законе. “Апостол народов” (Сирия -- Иудея -- Малая Азия, 49 г.)

Начало спора

Иерусалимская церковь. Св. Иаков Праведный

“Апостольский собор”

“Апостол народов”

“Идти к язычникам”

Павел начинает проповедь в Европе (Балканские страны, 49--52 гг.)

Македонские церкви

Поражение в Афинах

“Веселый Коринф”

Пастырь церквей и благовестник свободы (Коринф -- Эфес -- Иерусалим --
Антиохия, 51--54 гг.).

Послание св. Павла

В Иерусалим через Эфес

Благовестник свободы

Эфесский центр. Смуты в Коринфе (Малая Азия -- Греция, 54--57 гг.)

Павел и Аполлос

На вершине успеха

Кризис в Коринфе

Истинное основание Церкви

Тернии пастырства (Малая Азия -- Македония -- Греция, 57-- 58 гг.)

Конфликт с коринфянами

Бунт эфесских ремесленников

Апостол в Македонии

Гонения

Слово Божие росло и распространялось

Глава II. Церковь и государство.

Первая христианская империя

Константин Великий (ок.274-337)

Символ веры

Арианство и первые Вселенские Соборы

Василий Великий (ок.330-379)

Григорий Богослов  (330--389)

Христианство и мир

Латинское христианство

Амвросий Медиоланский (340-397)

Блаженный Иероним (ок.348-ок.420)

Восточное христианство

Иоанн Златоуст (ок.347--407)

Монашество

Восточное монашество

Антоний Великий (ок.250 - 356)

Пахомий Великий (ок.290-346)

Распространение монашества

Ефрем Сирин (ок.306-ок.373)

Крайности аскетизма

Западное монашество

Иоанн Кассиан (ок.360-435)

Мартин Турский (ок.335-397)

Значение монашества

Христианская культура

Храмовая архитектура

Изобразительное искусство

Церковная музыка

Церковное богослужение и таинства

Развитие христианской философии и богословия.

Классическая культура и Церковь

Григорий Нисский (ок.330--ок.395)

Александрийская школа

Антиохийская школа

На рубеже эпох

Крах западной Римской империи

Блаженный Августин (354--430)

Эфесский и Халкидонский Соборы

Глава III. Эпоха Средневековья

Западное христианство в эпоху раннего средневековья

Благовестие нехристианским народам

Двоеверие варваров

Св.Бенедикт Нурсийский (ок.480 - ок.543) и западное монашество

Григорий Великий (ок.540 - 604)

Византия эпохи императора Юстиниана

Цезарепапизм

Византийские нравы

Подвижники Востока

Псевдо-Дионисий Ареопагит (2-я пол. V в.)

Церковное искусство Византии

Ислам и завершение христологических споров

Мухаммад (ок.570-632) и экспансия ислама

Монофелитство и борьба с ним. Латеранский и VI Вселенский Соборы.

Христиане под мусульманским владычеством

Исаак Сирин (ум. около 700 г.)

Св.Иоанн Дамаскин (ок.675 - ок.749)

Иконоборческая ересь.

Вселенский Собор (787 г.). Окончательная победа Православия

Папское государство и религиозная жизнь Запада в VIII-IX веках

“Дар Константина”

Религиозная жизнь в империи Карла Великого

Преддверие схоластики. Иоанн Скотт Эриугена (ок.810-ок.877)

Конец империи Карла Великого

Западная Церковь на рубеже II тысячелетия

Клюнийская реформа и новая социальная политика Церкви

Григорий VII (ок.1020-1085)

Развитие философии и богословия на Западе. Ансельм Кентерберийский

Восточная Церковь на рубеже II тысячелетия

Афон

Христианизация славян. Свв.Кирилл и Мефодий

Великий церковный раскол

Обрядово-догматические различия Западной и Восточной Церквей в период
Великого раскола.

Усиление папской власти на Западе

Борьба за константинопольскую кафедру

Разделение Церквей в 1054 году

О христианском единстве

Христианство на Руси

Крещение Руси

Начало Церкви на Руси

Свв. Борис и Глеб (оба ум. в 1015)

Просветительская деятельность Ярослава Мудрого

Становление Церкви на Руси. Христианская культура и искусство

Киево-Печерская Лавра

ПРИЛОЖЕНИЕ I

ИУДАИЗМ ПОСЛЕ РАЗРУШЕНИЯ ВТОРОГО ХРАМА

I. На переломе истории

II. Союз и Тора

III. Талмуд

IV. Во все стороны света: еврейская диаспора

V. Каббала

VI. Хасидизм

Приложение II. Ислам

I. В преддверии ислама

В пустынях Южной Аравии

Арабское язычество

Мекка

II. Мухаммад

Детство и юность Пророка

Откровение Мухаммаду

Слово Аллаха

III. Укрепление ислама

Хиджра

Мусульманское государство в Медине

Борьба мусульман Медины с язычниками Мекки

Взятие Мекки. Победа ислама и смерть пророка Мухаммада

IV. Ислам после Пророка Мухаммада

V. Основы ислама

Коран

Основные требования к мусульманину

Повседневная жизнь мусульманина

Религиозно-философские течения в исламе

БИБЛИОГРАФИЯ

 

Глава I. Распространение Благой Вести

“В силе Духа”

(Иерусалим 30-35 гг.)

Пролог

Веллий Патеркул, бывалый ветеран и приближенный Тиберия, сидя в своей
библиотеке, заканчивал книгу, посвященную истории Рима. В ней он
обозревал путь, который — через войны и революции — привел город на семи
холмах к положению мировой державы. Веллий не скупился на похвалы
Августу и его преемнику за то, что они “возродили старинные обычаи”,
укрепили законность, и на многие века принесли Риму славу. Историк был
уверен, что главное в жизни людей решается на полях сражений и в
кабинетах политиков. Ему и в голову не могло прийти, что в тот самый
момент, когда он дописывал последние строки своего труда, далеко в
Иерусалиме создавалось нечто новое — и кем? — горсткой ремесленников и
рыбаков с Тивериадского озера.

Даже там, на окраине империи, в этом странном восточном городе, их не
принимали всерьез. Месяц назад расправа над их Учителем, казалось,
покончила с очередным мессианским движением. Первосвященник Иосиф Кайафа
был на этот счет вполне спокоен, несмотря на фантастические слухи,
которые одно время ходили по Иерусалиму,  но мало ли что говорят в
суеверной толпе. Понтий Пилат вернулся в Кесарию сразу после Пасхи и
погрузился в дела; забот и беспокойств у него хватало -- инцидент с
“Царем иудейским” очень скоро стерся из памяти.

Между тем квартал в восточной части города, где у друзей, родных и новых
единоверцев поселились Петр с учениками, жил своей, особой жизнью. Это
была как бы большая семья, имевшая “одно сердце и одну душу” (Деян 4:
32).

Согласно Деяниям, в Иерусалим прибыло около ста двадцати галилеян.
Возможно, их было и больше, но по традиции это число считалось
минимальным для создания отдельной общины. Таких братств, или хабурот
(товариществ), объединявшихся для молитвенных трапез, в Палестине и за
ее пределами существовало много. Церковные и гражданские власти
относились к ним вполне терпимо.

Степень обособленности общин была разной, а некоторые из них -- как,
например, обитавшие у Мертвого моря -- почти совсем порвали связь с
остальным миром. Но община учеников Христовых, которые получили прозвище
назаряне, не походила ни на одну другую.  Она  не была просто общиной
набожных людей, и, кроме того, они не собирались изолировать себя от
Храма и отеческой Церкви.

Они остались в ней не по инерции, которую не смогли преодолеть. Отход от
Ветхого Завета означал бы для учеников отход от Самого Господа, Который
жил и учил на основе богооткровенной веры. Сам приход Его был
исполнением библейских обетований. Апостолы надеялись, что установленный
Им Новый Завет за короткое время распространится на весь народ Божий; но
и после того, как это не случилось, Церковь продолжала сохранять прочную
связь с наследием Израиля через Предание и Библию.

Если в синагогах мужчины молились отдельно, а раввины не допускали
женщин в свои школы, то апостолы не хотели нарушать волю Господа,
Который всегда был окружен не только учениками, но и ученицами. Поэтому
по домам верные молились все вместе, как бы предвосхищая слова Павла:
“нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе” (Гал
3: 28).

Мариам, Мать Господа, забота о Которой была возложена на Иоанна
Зеведеева, была окружена почитанием, хотя по-прежнему смиренно держалась
в тени. Этим объясняется двойственность Ее образа в Новом Завете. С
одной стороны,  Она — избранница Божия, “благословенная между женами”, а
с другой -- Хранительница тайны, о Которой знают очень немногие. Словно
Она Сама упорно избегала человеческой славы.

Несомненно, впечатление, оставленное Ее личностью, было огромным. Этим
объясняются легенды, которые окружили имя Марии уже в первых поколениях
христиан.

Как и в дни Пасхи -- горькие и радостные -- с Ней были неразлучны Ее
сестра, Саломея, Мария Магдалина и другие галилеянки. Все они
последовали в Иерусалим с апостолами. Но с этого момента следы их
теряются. Быть может, эти женщины, хранившие  удивительные воспоминания,
продолжали свое скромное служение в общине, а некоторые из них вернулись
в Галилею. Кто были люди, слушавшие их рассказы об Учителе? Кого
согревал огонь их веры? Этого мы не знаем. Дело Божие часто совершается
неведомыми путями и через незаметных людей.

Господь говорил о призвании Двенадцати, которым при наступлении Царства
Божия надлежит играть роль патриархов и основателей истинного Израиля,
Церкви Нового Завета. Но библейское число было нарушено. Один из них --
Иуда -- отпал, соединился с врагами Иисуса, а потом исчез. Было
известно, что он погиб, но молва изображала его смерть по-разному.

Поэтому Петр на одном из собраний объявил о необходимости найти другого
человека на место Иуды. Убежденный, что конец предателя был предсказан в
Писании, апостол предложил заменить его учеником, который был с Иисусом
с первых дней и видел Его воскресшим. Как ни странно, оказалось, что
таких только двое -- Иосиф Варсава и Матфий. Другие возможные кандидаты,
видимо, остались в Галилее.

Чтобы решить на ком из двоих остановиться, прибегли к ветхозаветному
обычаю: бросили жребий, молясь, чтобы Бог Сам указал достойнейшего.
Жребий выпал Матфию, и он был “сопричислен” к Двенадцати. Этим актом
апостолы засвидетельствовали свою веру в обетование Христово.

Огонь Пятидесятницы 

В Иудее наступало лето. Виноград еще не созрел, но нивы в окрестностях
Иерусалима уже пожелтели. Шел к концу срок шавуот, недель, предварявший
праздник Пятидесятницы. В этом году он падал на 29 мая.

Торжество издавна было приурочено к началу уборки пшеницы; в Храме перед
алтарем священники клали жертвенные хлебы, испеченные из зерна нового
урожая. Но помимо этого в день Шавуот вспоминалось дарование Закона.
Раввины говорили, что глас Божий звучал с Синая на семидесяти языках, по
числу народов земли. И словно в подтверждение этой легенды Иерусалим во
время праздника поистине становился многоязычным. Сюда собирались
представители “всего Израиля” с разных концов света, а также
разноплеменные прозелиты*. Иные богомольцы не покидали Иерусалим со дней
Пасхи.

------------------------------------------------------------------

* Прозелиты -- люди, принимающие новую для них религию; в данном случае
-- это представители разных народов, принимающие иудаизм.

Праздничное воодушевление царило и среди назарян. Все они были полны
необыкновенной радости и надежды, уверенные, что Бог предназначил их для
великого свидетельства. Ночь Пятидесятницы полагалось проводить за
чтением Торы. Но верные в своем кругу, конечно, и прежде читали Слово
Божие, отыскивая там места, указывающие на Христа. Каждое событие Его
жизни, Его смерть и воскресение обретали новую перспективу в свете
пророчеств. Быть может, в их распоряжении были и небольшие сборники
мессианских текстов: такие книги в то время уже существовали, в
частности -- у ессеев.

С наступлением праздничной ночи апостолы читали и молились в горнице
главного дома их собраний. Жилище это принадлежало, по-видимому,
иерусалимлянке Марии, матери Иоанна Марка (позднее -- спутника Петра и
Павла).

Приближался рассвет... Внезапно что-то произошло со всеми
присутствующими. Словно небесный огонь пронизал их. Это было похоже на
то, что случалось с пророками в момент их призвания. Безусловно,
подобный  ни с чем не сравнимый опыт может быть описан только иконными
образами. Поэтому евангелист Лука**, говоря о схождении Духа Святого,
пользуется библейскими символами Богоявления: “шум с неба, как бы от
несущегося сильного ветра”, “разделяющиеся языки, как бы огненные”(Деян.
2: 2--3).

------------------------------------------------------------------

* Здесь имеются в виду Деяния апостолов, написанные св. евангелистом
Лукой.

Посторонние же наблюдатели могли видеть только, как толпа галилеян,
легко узнаваемых по гортанному говору, вышла из дома и, громко славя
Бога, направилась в Храм. Там, стоя среди колонн Соломонова притвора,
они продолжали молиться и петь.

Громкое проявление чувств было принято на Востоке. Но все же галилеяне
привлекли внимание многих. Их восторженное славословие разрывало рамки
языка. Казалось, они говорили на неведомом наречии. Но поразительно, что
этот лепет экстаза стал внятен  людям, сердца которых были открыты. Они
понимали -- понимали, хотя многие из них давно забыли родной язык, живя
вдали от Иудеи, а другие и вовсе не знали его. Для скептиков же чудо,
как всегда, оставалось закрытым. Они презрительно насмехались, говоря,
что эти галилеяне просто пьяны.

Что означает “говорить на иных языках”? Установить в деталях, что
произошло утром Пятидесятницы 30 года, едва ли возможно. Св. Лука лишь
передает сказание о событии, бывшем за полвека до того, как он писал
свою книгу. Вряд ли апостолам была дарована постоянная способность
владеть языками других народов. Вероятнее всего евангелист описывает
случай глоссолалии: так называли речь людей, охваченных экстатическим
состоянием. Если принять эту гипотезу, становится понятным, почему
учеников сочли пьяными. Ведь и апостол Павел говорил, что для случайно
зашедших на собрание говорящие “незнакомыми языками” могут выглядеть как
безумцы (см. 1 Кор 14: 23). Но это лишь внешняя сторона явления. Важно
другое: многим, не знавшим арамейского, необычное славословие апостолов
было понятно. Весть шла от духа к духу, минуя языковые барьеры. В этом
феномене как бы предчувствовался всемирный дух Евангелия, который
преодолевает границы стран и племен*.

------------------------------------------------------------

*В анализе “говорения языками” выделяются две тенденции: 1) глоссолалия
как некая надъязыковая (или межъязыковая?) речь, 2) даруемая Духом
способность говорить на незнакомом языке.

Но почему Лука описывает событие Пятидесятницы как уникальное? Он должен
был хорошо знать, что глоссолалия в христианских общинах нередко
сопровождала молитву осененных Духом. Значит, не в самом “говорении
языками” заключалось чудо. В церквах Дух сходил лишь на тех людей, на
которых апостолы возлагали руки. Здесь же сила Божия действовала без
посредников. Чудо заключалось  в полном перерождении учеников: еще вчера
боязливые и нерешительные, они стали отважными благовестниками Мессии.

Нужно было особое излияние Духа, чтобы дать зародившейся Церкви
начальный порыв, движение, неодолимую мощь. Без этого воздействия
стремительное растекание ручьев новой веры было бы невозможным. За
два-три десятка лет Благая Весть разнеслась от Азии до Гибралтара -- вот
зримый и очевидный результат творческого излияния Духа. И еще: настоящее
свидетельство началось только тогда, когда умолкли “незнакомые языки”.

Свидетельство Петра 

Петр поднимается на возвышение. Толпа затихает. Десятки глаз впиваются в
него -- с изумлением, тревогой, вопросом. Рыбак и прежде говорил с
народом по велению Учителя, но здесь не галилейская  деревня, а духовный
центр Израиля, перед ним люди, приехавшие из далеких славных городов.
Его могут услышать знаменитые книжники. Однако он уже не тот Симон,
каким был прежде.  Сначала  он  кажется  маленьким на фоне огромных
зданий и народной массы. Но вот он как бы вырастает, голос его властно
гремит под сводами портика, словно перед толпой -- опытный народный
трибун. Словно древний пророк явился внезапно в Иерусалиме.

“Мужи израильские! -- торжественно провозглашает апостол, -- Выслушайте
слова сии: Иисуса Назорея, Мужа, засвидетельствованного вам от Бога
силами, и чудесами, и знамениями, которые Бог сотворил через Него среди
вас, как вы и сами знаете, --  Сего, по определенному совету и
предведению Божию преданного, вы взяли и, пригвоздивши руками
беззаконных, убили. Но Бог воскресил Его, расторгнув узы смерти, потому
что ей невозможно было удержать Его” (Деян 2: 22-24).

Петр снова ссылается на Писание и заканчивает речь грозными словами:
“Итак, твердо знай весь дом Израилев, что Бог соделал Господом и Христом
Сего Иисуса, Которого вы распяли” (Деян 2: 36).

Апостол умолкает. Несколько мгновений над толпой царит гнетущее
молчание. Если этот человек прав, то совершившееся -- нелепо, страшно.
Вряд ли стоящие здесь видели Назарянина, но некоторые могли быть в
городе во время Пасхи. Казнь галилейского Учителя оставила их
равнодушными. Но теперь они верят Его апостолу, принимают его слово
сразу, не колеблясь. Они захвачены не богословскими доводами, а силой,
исходящей от этого человека, похожего на Амоса и Исайю. Для них ясно,
что через него к ним обращается Сам Бог.

-- Что нам делать? Что делать, мужи братья? -- раздается хор нестройных
голосов.

-- Покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для
прощения грехов, - и получите дар Святого Духа; Ибо вам принадлежит
обетование и детям вашим, и всем дальним, кого ни призовет Господь Бог
наш (Деян 2: 38--39).

Никто не удивляется. Омовение давно стало общепринятым знаком духовного
очищения, открывающим путь в новую жизнь. Его практиковали многие
наставники, в том числе и Иоанн, приходивший из пустыни.

Все происходит непостижимо быстро. Толпы людей, предводительствуемые
Петром, спускаются к каменной аркаде, где ручей образует Силоамское
водохранилище. Оно разделено на две половины -- мужскую и женскую.
Апостолы крестят всех кающихся. Идут длинные вереницы паломников.
Некоторые принимают крещение прямо в храме, в бассейне, микве,
устроенном для омовений. К вечеру число обратившихся достигает трех
тысяч человек.

Богомольцы не расходятся. Они готовы слушать. День за днем они с
жадностью внимают Симону-Петру и другим апостолам. Они узнают, что
Царство Божие уже пришло, что Спаситель принес им примирение с Богом,
что Он ждет от них чистоты сердца и сострадания друг к другу и скоро
явится, чтобы судить живых и мертвых.

Кайафе, разумеется, донесли о случившемся, да и сам он мог заметить:
происходит что-то неладное. Но праздник, собравший в городе столько
народа, был опасным временем для принятия жестких мер. Поэтому на первых
порах члены Синедриона заняли выжидательную позицию. Они надеялись, что
скоро беспокойные галилеяне и их взбудораженные сторонники покинут
столицу, а потом волна энтузиазма спадет.

Но расчеты властей не оправдались.

Христос говорил ученикам, что, если будут иметь веру, они сотворят
знамения большие, чем творил Он Сам (см. Иоанн 14: 12). Сила Духа не
только в слове, но и в деле. Ученики осознали это не сразу. Все началось
с того дня, когда Петр и Иоанн встретили у ворот Храма нищего калеку,
который попросил у них милостыню. Помогать страждущим было заветом
Учителя, и Симон дерзновенно сказал: “Серебра и золота нет у меня; а что
имею, то даю тебе: во имя Иисуса Христа Назорея встань и ходи”. И с
этими словами поднял нищего. “ И вдруг, -- пишет Лука, -- укрепились его
ступни и колена, и вскочив, стал, и начал ходить, и вошел с ними в храм,
ходя и скача и хваля Бога” (Деян 3: 6-8). В притворе Соломоновом
исцеленный не отходил от апостолов, а народ с ужасом и восторгом окружил
их.

И снова тысячи крещеных.

Первые испытания 

Как и следовало ожидать, исцеление, совершенное апостолом, произвело в
городе больше шума, чем его проповедь. Лука пишет, что “выносили больных
на улицы и полагали на постелях и кроватях, дабы хотя тень проходящего
Петра осенила кого из них” (см. Деян 5: 15). Власти с беспокойством
осознали, что продолжается история Назарянина. Нужно было действовать
без промедления.

Верховный трибунал, Синедрион, находился в руках саддукейской партии,
представителей высшего духовенства и знатных военачальников. Они с
подозрением смотрели на все религиозные новшества, к которым относили и
веру в грядущее воскресение мертвых. Саддукеи неплохо ладили с римской
администрацией, стремясь при этом подавлять мятежные настроения в
народе. Именно они осудили Иисуса и выдали Его прокуратору. Видя, что
ученики Распятого вновь начинают сеять смуту, первосвященник приказал
взять под стражу Петра и Иоанна.

Смелые ответы галилеян, “людей некнижных и простых” (Деян 4: 13),
удивили Кайафу. “Справедливо перед Богом - слушать вас более, нежели
Бога? Мы не можем не говорить того, что видели и слышали” (Деян 4:
19--20), -- сказали они первосвященнику. Хотя праздник прошел и люди
стали разъезжаться, Кайафа все еще побаивался народа и, пригрозив,
отпустил апостолов. Но скоро он пожалел об этом и снова отдал приказ об
аресте.

Лука пишет, что “ангел Господень” освободил Петра и Иоанна из тюрьмы и
они добровольно отправились в Синедрион предстать перед старейшинами.
Было ли то в прямом смысле чудесное освобождение, или двери тюрьмы тайно
открыл кто-то из людей, сочувствовавших проповедникам, -- на этот раз им
грозила серьезная кара (Деян 5: 19--20).

Кайафа обвинил их в подстрекательстве: “Вы наполнили Иерусалим учением
вашим и хотите навести на нас кровь Того Человека”. Так, не называя
имени Иисуса, будут отныне говорить о Нем противники учения Христа в
Иудее (Деян 5: 28). Казнь Иисуса начала забываться, теперь же в
Синедрионе опасались, что речи назарян и исцеления ими больных вновь
напомнят о Нем и могут обратить негодование толпы против законной
власти. Но время, когда Петр, дрожа, прятался у ворот дома Кайафы,
миновало. Теперь апостол твердо стоял на своем: “должно повиноваться
больше Богу, нежели человекам” (Деян 5: 29). Саддукеи были в ярости.

Поддержка апостолам пришла с неожиданной стороны. На защиту назарян
встали фарисеи в лице их вождя, раббана Гамалиила. О нем впоследствии
говорили, что с его смертью исчезло благоговение перед Законом и
перестали существовать воздержание и чистота. Фарисеи, вопреки
распространенному взгляду, не были сплошь заклятыми врагами Христа.
Среди них было немало Его тайных и открытых последователей*. А старая их
распря с саддукеями лишь усилила желание Гамалиила освободить Петра и
Иоанна. Он заявил, что об истинности нового учения может судить только
Бог. Уже не раз являлись сектанты и обманщики, которые выдавали себя за
посланцев неба, но все были скоро забыты. “И ныне говорю вам, -- сказал
раббан, -- отстаньте от людей сих и оставьте их: ибо, если это
предприятие и это дело - от человеков, то оно разрушится. А если от
Бога, то вы не можете разрушить его; берегитесь, чтобы вам не оказаться
и богопротивниками” (Деян 5: 38--39). Совет мудрого фарисея произвел
впечатление, тем более, что Кайафа знал - Пилат едва ли еще раз уступит
саддукеям и санкционирует новые расправы.

-------------------------------------------------------------

*См. о фарисеях в книге “Сын Человеческий”.

Петр и Иоанн были наказаны тридцатью девятью ударами бича; согласно
закону, это означало, что дело исчерпано и человек прощен. Жестокое
бичевание не сломило апостолов; они шли к братьям, “радуясь, -- как
пишет Лука, - что за имя Господа Иисуса удостоились принять бесчестие”
(Деян 5: 41). Синедриону же оставалось ждать дальнейшего развития
событий. 

Угрозы властей не были главным испытанием для Церкви. Самое трудное было
организовать и направить жизнь новообращенных, которых насчитывалось уже
несколько тысяч. Большая часть галилеян и присоединившихся к ним не
имели в Иерусалиме ни постоянного крова, ни заработка. Покидать город
апостолы не хотели, потому; что Сам Господь велел им оставаться там
двенадцать лет. В любом случае они не могли бросить крестившихся на
произвол судьбы. Приходилось и наставлять их, и поддерживать, и
заботиться об их пропитании.

Ни опыта, ни особых талантов ученики не имели. Все делалось силой Духа,
чудом. 

Одним из таких чудес оказалась любовь. Крепкие сердечные узы соединяли
верующих, которые были не “единомышленниками”, а братьями и сестрами. 
Каждый  готов  был  поделиться последним. Кто побогаче, -- продавал 

имущество или землю и нес вырученные деньги апостолам в общую казну.
Другие предоставляли свои дома, кормили самых бедных. Разумеется, таких
людей было меньшинство, но в материальном отношении община держалась на
них. Особенно много сделали для общины Мария, мать Марка, которую Петр
любовно называл “своей матерью”, и ее родственник Иосиф Варнава, левит,
приехавший с острова Кипра. Это был человек возвышенной, благородной
души, позднее ставший другом Павла. Его называли “сыном утешения”. От
него Лука мог слышать рассказы о первых годах Церкви в Иерусалиме.

Среди этих преданий Лука приводит одно печальное, показывая, что община
не состояла из идеальных людей. Некие Анания и Сапфира, желая прослыть
благодетелями Церкви, принесли Петру деньги, вырученные от продажи
имения. По их словам, они отдали все, чем владели. В действительности же
часть серебра супруги утаили. Придя к Петру, Анания ожидал, что ему
воздадут почести, как Варнаве, но вместо этого апостол, проникнув в
мысли обманщика, сурово обличил его. Предание гласит, что Анания, а за
ним и его жена были настигнуты внезапной смертью (см. Деян 5, 1--11).
Возмущение апостола Петра не было случайной вспышкой гнева. Передавая
его грозные слова, Лука дает почувствовать, как болезненно переживала
Церковь измену идеалу: ведь Анания и Сапфира “солгали Духу Святому”,
который жил в них.

Обращает на себя внимание и упрек Петра: “Приобретенное продажею не в
твоей ли власти находилось?” (Деян 5: 4) Другими словами, жертвы,
приносимые апостолам, являлись добровольными, и никакого жесткого
устава, вроде кумранского, который бы требовал обязательного отказа от
собственности, в Церкви не было. Иерусалимская община ценила лишь
свободное проявление братской любви.

Вечерами все собирались в домах; торжественно, как на Пасху, преломлялся
Хлеб, звучала благодарственная евхаристическая* молитва, напоминавшая о
страстях Христовых; из рук в руки передавали Чашу.

-----------------------------------------------------------------

*Евхаристия (греч. благодарение) -- одно из семи таинств Церкви.

Первый мученик Стефан. Обращение Савла (Иерусалим -- Дамаск, 35--37 гг.)

Эллинисты 

Уже в день Пятидесятницы среди крестившихся оказались первые уроженцы
стран рассеяния. К тому времени они составляли большую часть
израильского народа. Из семи или девяти миллионов евреев, населявших
Римскую империю, в Палестине жило -- по самой завышенной цифре --
полтора-два миллиона человек.

В античную эпоху два народа -- греки и иудеи -- выбрали себе судьбу
странников. И тем и другим скромные пределы их бедной земли стали
тесными. Греков можно было встретить от Атлантического до Индийского
океана; евреи так же селились по всему Средиземноморью и дальше на
восток, вплоть до Парфии.  Пути  караванов  и  места  поселений
народов-странников почти всегда 

совпадали. Живя рядом с эллинами, иудеи восприняли многие элементы их
цивилизации. Тех, чьим родным языком стал греческий, называли
эллинистами. Но библейскую веру они сохраняли и стремились хотя бы раз в
году посетить Храм, а иные, приехав в Иерусалим, навсегда оставались на
родине предков.

Однако слиться с местными жителями эллинистам мешало плохое знание
отеческого языка; к ним относились если не с презрением, то свысока,
поэтому они предпочитали селиться в особых кварталах и иметь собственные
синагоги. Среди нескольких сот молитвенных домов столицы немалое число
принадлежало выходцам из Египта (Александрии и Кирены), Антиохии и Малой
Азии. Особую группу составляли “либертинцы”, потомки римских
вольноотпущенников.

Эти люди читали Писание только в греческом переводе, держались обычаев,
усвоенных на чужбине, а самые образованные были причастны философии и
литературе, которая возникла на базе сплава иудейства с эллинством.

Вхождение эллинистов в Церковь явилось важным событием. Породив немало
трудностей, оно в то же время расширило умственный горизонт общины и
внесло в нее новые веяния.

Главная трудность заключалась в том, что люди из диаспоры находились в
определенной изоляции; языковые и культурные преграды делали их
отличными от евреев, - так называли говоривших на арамейском языке. А
это не могло не отразиться и на их положении в среде назарян.

Принято считать, что Лука дал идеализированную картину жизни первой
общины, в действительности жеон не скрывал ее темных сторон, как это
видно из эпизода с Ананией и Сапфирой. Не умалчивает он и о трениях,
возникших между группами евреев и эллинистов. В чем конкретно выражались
эти трения, мы не знаем. Евангелист лишь указывает, что в результате
грекоязычные христиане стали жаловаться на собратий. Они уверяли, что
при ежедневной раздаче хлеба их бедняки, особенно вдовы, оказываются в
пренебрежении.

Было ли это так, или упреки возникли из-за подозрительности эллинистов,
но апостолы поняли, что, если не будет найден выход, им придется,
“оставив слово Божие”, постоянно вникать во все бытовые нужды братства.
Поэтому апостолы решили пойти по пути разделения труда: собравшись
вместе с другими старейшинами, они предложили создать совет из “семи
мужей”, имеющих доброе имя, мудрых и исполненных Духом, и возложить на
него заботы о хлебе.

Предложение сразу же приняли. Оно вполне соответствовало традиции. У
иудеев  городские  общины  возглавлялись  коллегией  “семи   
добродетельных 

мужей”. По этому образцу и избрали Семерых для служения*. Чтобы впредь
не было почвы для распрей, остановились на кандидатах-эллинистах:
Стефане, Филиппе, Прохоре, Никаноре, Тимоне, Пармене и Николае.

Как и при поставлении членов иудейского Совета, на них были возложены 

руки с молитвой, чтобы Дух Божий содействовал им в труде. Иными словами,
то была не просто административная должность, а своего рода сан.
По-видимому, каждый из семи рукоположенных, “служа столам”, совершал в
качестве главы собрания и Евхаристию. Сами апостолы едва ли могли
успевать всюду, если учесть, что число верных достигло к тому времени
восьми тысяч.

Таким образом проблема, казалось, была решена. Препятствий для
дальнейшей жизни и развития Церкви не было. Народ относился к
благочестивым, добрым и ревностным в Законе назарянам с любовью и
уважением. Власти больше не предпринимали враждебных действий. За
последователями Христа был молчаливо признан статус независимой общины.
Ничто, казалось, не предвещало новых испытаний. Правда, впереди
открывалась трудная перспектива проповеди иноплеменникам. Но с этим не
спешили. Жатвы на родине было еще много.

Некоторые историки Церкви утверждают, что Христос не завещал ученикам
вселенской миссии. Действительно, вначале Он говорил, чтобы апостолы не
проповедовали среди самарян и язычников, но Он же предсказывал, что люди
придут в Царство Божие от востока и запада (см. Мф 8: 11). Если
игнорировать эти слова и повеление, данное Воскресшим: “идите и научите
все народы” (Мф 28: 19) -- нельзя понять, откуда возникла у христиан
мысль о такой миссии. Ускорил же ее неожиданный кризис, вызванный
проповедью Стефана.

Выступление и гибель св. Стефана 

Среди Семи св. Стефан явно занимал ведущее место и, быть может, был их
старейшиной. Все они посвящали себя не только хозяйству,
благотворительности и евхаристическим трапезам, но и возвещению слова
Христова. Филипп даже прямо назван в Деяниях благовестником. Но Стефан
оказался самым энергичным. Исполняя древний завет Писания и закон Церкви
-- заботиться о бедных, -- он в то же время активно выступал как
проповедник.

Говоря о сущности веры, Христос не упразднял Закон и ритуал, но указывал
на преимущество главного -- доверия и любви. Он называл Храм домом
молитвы, хотя не считал сами камни и пышное убранство святилища чем-то
безусловным. Здания могут быть разрушены, неразрушимы лишь дух и истина.
Он Сам воздвиг Церковь за три дня, ибо Его воскресение дало ей новую
жизнь.

Учение  Христово  о  второстепенности  внешнего  культа  и  сделал
св.Стефан  

----------------------------------------------------------------

*Предание называет их диаконами, но в Деяниях этого слова нет.

центром своей проповеди. Свободно владея лишь греческим языком,  он чаще
всего приходил для бесед в синагоги своих земляков, эллинистов. Многим
его идеи были по душе; живя вдали от Храма, их предки сумели сохранить и
углубить веру.

Однако были среди репатриантов и другие. На земле отцов они стремились
превзойти в набожности самых крайних ортодоксов. Слова Стефана задели их
за живое. Начались жаркие споры. Чем очевидней обнаруживалась правота
Стефана, опиравшегося на пророков, тем сильнее было раздражение
противников. Через грекоязычные синагоги прошла трещина раскола.
Разумеется, правоверные взяли верх, тем более, что им удалось нанести
Стефану удар в спину.

В Синедрион явились доносчики, которые обвинили его в оскорблении
святыни Храма и хуле на Закон. В это время в Иерусалиме начинались
волнения. Жестокость Пилата превзошла все пределы и чуть не довела народ
до крайности. Были спешно отправлены гонцы к наместнику Сирии Вителлию с
требованием убрать прокуратора. Вителлий понял, что дело приняло опасный
оборот, и велел Пилату ехать в Рим для отчета, а на его место временно
послал некоего Марцелла.

Непродолжительный момент безвластия был самым подходящим для разгула
фанатизма. Возбужденная толпа, подстрекаемая эллинистами, набросилась на
Стефана и повела его к Кайафе. “Этот человек, -- кричали обвинители, --
не перестает говорить хульные слова на святое место сие и на Закон... Мы
слышали, как он говорил, что Иисус Назорей разрушит место сие и
переменит обычаи, которые передал нам Моисей (Деян 6: 13--14).

Стефану задали вопрос: признает ли он себя виновным? Но он категорически
отверг навет. Стоя перед судьями, он чувствовал прилив
сверхъестественного вдохновения, и лицо его напоминало грозный лик
ангела (см. Деян 6: 15). Защитительное слово он начал издалека. Он хотел
показать, что явление Иисуса было подготовлено всей историей народа
Божия и что его смерть не есть прискорбная случайность. Он напомнил о
Завете с Авраамом, об избавлении и Законе, данном через Моисея, о земле
обетованной и постройке Храма. В то же время он подчеркивал, как часто
люди противились воле Божией, говорил о братьях, продавших Иосифа в
рабство, об израильтянах, возмутившихся против Моисея, о золотом тельце,
о соблазнах идолопоклонства. У Бога великая цель. Она далеко не
достигнута сооружением Храма.

Взор Стефана устремился поверх озлобленной толпы к неземному видению,
сверкнувшему перед ним. “Вот я вижу, -- воскликнул он, -- небеса
отверстые и Сына Человеческого, стоящего одесную Бога!” (Деян 7: 56)

Яростный рев был ему ответом. Фанатики затыкали уши, чтобы не слышать
его. Ни о каком суде не могло быть и речи. Здание осаждала толпа. На
Кайафу перестали обращать внимание. А он, хотя и мог вызвать стражу,
хладнокровно выдал эллиниста на самосуд.

Стефана вытащили из зала и с дикими криками поволокли к воротам города
(кто-то вспомнил старый обычай совершать казнь за стенами). И там
учинили расправу: он был сброшен со скалы, а обвинители добили его,
бросая камни...

Перед смертью Стефан молился за своих убийц.

Но одной жертвой зачинщики не удовлетворились. Они начали в городе
настоящую охоту за сторонниками Стефана. По-видимому, разыскивали они в
основном эллинистов, причем не щадили и женщин. Но апостолов никто не
тронул. Слишком очевидным было уважение галилеян к Храму, чтобы и их
обвинять в кощунстве.

Св. Лука пишет, что из города в эти дни бежали все верные (см. Деян 8:
1). Но, по-видимому, большинство укрылось в Вифании и других соседних
селах и вскоре вернулось. Только эллинисты во главе с Семью служителями
навсегда покинули Иерусалим. Одни отправились в города севера и
приморья, другие совсем уехали из Иудеи в родные места, в частности, в
Антиохию.

Таким образом, гибель св. Стефана послужила невольным толчком для
дальнейшего распространения Церкви. В результате трагедии произошло и
другое великое событие. Как выразился блж. Августин, молитва
первомученика была услышана и даровала христианству апостола Павла.

Когда убийцы расправлялись со св. Стефаном, они сложили одежды к ногам
молодого фарисея, Савла Тарсянина. В самой казни он не принимал участия,
но, вызвавшись сторожить одежды, хотел этим показать свое отношение к
ней. Савл не был жесток, однако уверенность в справедливости кары делала
его непоколебимым. Если и закрались в душу фарисея какие-то сомнения, он
решительно подавил их и принял участие в розысках эллинистов-назарян.

Савл Тарсянин 

Как и Стефан, Савл* не был уроженцем Иудеи. Он вырос в диаспоре, в
столичном киликийском городе Тарсе, где тесно соприкасались Восток и
Запад, процветали философия, спорт и торговля. Семья Савла имела
потомственное римское гражданство, о чем напоминало второе латинское имя
Тарсянина -- Павел. Однако он гордился, что не стал эллинистом, а был
“евреем из евреев”: сохранил отеческий язык и традиции предков.

--------------------------------------------------------------------

*Савл -- слегка измененное имя Саул (Шаул), возможно, указывает на
происхождение из колена Вениаминова, где особо почитался царь Саул.

И вот он стоит у края обрыва, с тяжелым чувством глядя на неподвижное,
покрытое кровью тело Стефана. Все кончилось. Но все ли?

Скоро Савл узнает, что какие-то набожные евреи сумели унести тело и
похоронить его с почестями, а ведь побитых камнями не оплакивают.
Значит, у Стефана есть немало сторонников. Нужно сокрушить их сразу,
пока не утих гнев горожан и не прибыл новый прокуратор.

Пусть уважаемый Гамалиил против насилий. Он хотя и раббан, но может
ошибаться. Желательно только, чтобы не было бесчинств, а отступников
судили по закону. Совет и Кайафа пойдут навстречу. Они сильно
обеспокоены подрывом авторитета Храма.

На собрании старейшин Савл “подает голос” вместе с членами саддукейской
партии,хотя они и враждебны ему как фарисею, а потом фактически
возглавляет преследования. Многих назарян бросают за решетку; в ожидании
процесса их принуждают отречься и  проклясть  имя Иисуса. Но Савлу 

этого мало. Начав действовать заодно с саддукеями, он идет до конца. Ему
сообщили, что зараза ереси перекинулась дальше, что одним из ее центров
стал Дамаск, где она нашла почву среди многолюдной еврейской колонии.

Савл понимает, что медлить нельзя. Он является к Кайафе с просьбой дать
ему полномочия: он разыщет сектантов в Дамаске и под стражей доставит в
Иерусалим. Кайафе такая мысль не приходила в голову. Его больше всего
заботило то, что творилось под боком. Но ему нравится неукротимое рвение
молодого книжника. Благодаря ему есть надежда, что к приезду прокуратора
в городе воцарится спокойствие. Первосвященник охотно дает Савлу письма
к главам дамасских синагог и назначает его своим шалуахом --
посланником.

Таинственны изгибы судьбы: через неделю этот шалуах-инквизитор
превратится в иного посланника, в апостола Иисуса Христа.

На пути в Дамаск 

Незадолго до Пасхи Савл в сопровождении людей, данных ему Кайафой,
выходит из ворот города. Фарисей, одушевленный своей миссией,
отправляется в дальний путь как защитник и слуга Закона Божия. Им
владеет праведный гнев (который, быть может, скрывает тайное смятение).
Его враг -- не только поверженный Стефан и другие эллинисты--отступники,
но, как и Кайафа, он хотел бы стереть из памяти народа само имя Иешуа
Ханоцри, распятого лжемессии.

Идти приходится ночью, чтобы не измотала жара на долгих сирийских
дорогах. Продвигаясь вперед среди мрака, Савл погружен в мучительные
раздумья. Освободиться от них трудно, и все же он тверд, никаких
признаков колебаний. Они идут больше недели. Дамаск уже близко. По
широкой равнине, окружающей город, раскинулись виноградники, поля и
фруктовые сады. Савл и его спутники больше не делают привалов. Идут
торопливо, не обращая внимания на полдневную жару. Фарисей обдумывает, с
чего ему начать беседу со старейшинами, как доказать им необходимость
строгих мер, как потом повести в Иерусалим виновных.

Внезапно знойная тишина как бы раскалывается. Непонятный звук, вспышка
света, на миг затмившая солнце...

Когда люди приходят в себя, они видят своего начальника неподвижно
лежащим посреди дороги. Они бросаются к нему, поднимают, а он шарит
вокруг себя, словно слепой. Им приходится вести Тарсянина под руки. Не
так рассчитывали они вступить в Дамаск. Их вел пламенный ревнитель и
судья; теперь это беспомощный человек, замкнувшийся в себе, ослепший.

Все теряются в догадках: что произошло?

Много лет спустя, как бы отвечая на этот вопрос, Павел писал: “Избравший
меня от утробы матери моей и призвавший благодатию Своею, благоволил
открыть во мне Сына Своего” (Гал 1: 15--16).

Евангелист Лука, вероятно, не один раз слышал от апостола рассказ о
пережитом им у порога Дамаска. Сам Господь настиг его и повернул на
новый путь. “Он услышал, -- пишет Лука, -- голос, говорящий ему: Савл,
Савл! что ты гонишь Меня? — Он сказал: Кто ты, Господи? — Господь же
сказал: Я Иисус, Которого ты гонишь. Трудно тебе идти против рожна* “
(Деян 9: 4--6).

--------------------------------------------------------------------

* Рожон -- толстое бревно, которое устанавливали поперек дороги, чтобы
прекратить движение; барьер, преграда.

В Дамаске Савл просит товарищей отвести его на Прямую улицу, к некоему
Иуде. Провожатые повинуются, все еще пребывая в недоумении. Три дня
живет Тарсянин у Иуды, не принимая пищи, в состоянии, близком к шоку.
Глаза его по-прежнему застилает тьма.

На третий день его отыскивает уважаемый в городе иудей, по имени Анания.
Неизвестно, где и когда он стал христианином, но мы знаем, что молва уже
донесла до Анании имя гонителя. И все же, повинуясь велению Божию, он
осмелился предстать перед этим страшным человеком. Он входит в дом Иуды,
справляется о Савле, а когда его подводят к слепому фарисею, восклицает:
“брат Савл! Господь Иисус, явившийся тебе на пути, которым ты шел,
послал меня, чтобы ты прозрел и исполнился Святого Духа!”

“И тотчас, -- пишет Лука, -- как бы чешуя отпала от глаз его” (Деян 9:
17--18).

В этот же день Тарсянин принимает крещение во имя Иисуса. Потом,
согласно Деяниям, Павел открыто заявляет себя исповедником
новообретенной веры. Но в Послании к Галатам сам апостол вносит
уточнение. По его словам, он сначала удалился в Аравию, в соседнее
Набатейское царство (см. Гал 1: 17).

По-видимому, он был не в силах немедленно идти к тем, кто ждал его как
сурового стража правоверия. Душа Павла ищет уединения. Ему нужно прийти
в себя, осмыслить все, что с ним случилось.

В Набатее Павел остается недолго. Его кипучая энергия не терпит жизни в
бездействии. Он вновь появляется в Дамаске и приходит в субботний день в
синагогу. Разумеется, все готовы с почтением выслушать посланца
Синедриона, который, едва прибыв в город, почему-то скрылся. Что он
скажет? Будет ли опровергать заблуждения новой секты или сразу потребует
кары для ее членов?

Но вместо этого фарисей -- ко всеобщему изумлению -- говорит, что сам
стал последователем Иисуса. Он прямо именует Его Сыном Божиим и
Помазанником.

Ошеломленные люди, переглядываясь, спрашивают друг друга: “Неужели это
тот самый Савл?” Но почтение к гостю из Иерусалима мешает им прервать
его речь.

День за днем Тарсянин проповедует, учит, спорит. Вся колония в
растерянности. Однако время идет, и на исходе третьего года старейшины
дамасской общины теряют терпение. Они задумали своими средствами
избавиться от Савла и “согласились убить его” (Деян 9:23).

В это время город был передан римлянами во владение набатейского царя
Ареты IV. От его лица в Дамаске стал править  этнарх, или наместник,
которому  

доносят, что некий иудей сеет волнения в народе. Этнарх велит найти
Павла и отдает приказ охранять все ворота. Но друзья Тарсянина ночью
спускают его по стене в большой корзине, в результате чего ему удается
избежать расправы.

Он мог бы возвратиться на родину, в Тарс, но сначала нужно, преодолев
себя, побывать в Иерусалиме, где он “гнал Иисуса” и Его Церковь.

Обратный путь из Сирии в Иудею стал пыткой для Савла. Ведь в Сирию он
направлялся с горделивым чувством борьбы за правое дело, а теперь
возвращается с сознанием вины, вспоминая о Стефане и зная, что в
Иерусалиме одно его имя внушает назарянам ужас.

Савл возвращается один. В пути он спрашивает себя: как примут его новые
единоверцы? Не сочтут ли его обращение коварным ходом лазутчика,
который, проникнув в их среду, намерен их погубить? Первая же встреча с
учениками показывает, что опасения не были напрасными. Павла сторонятся,
с ним не желают говорить; ни одна душа не верит в его искренность. Все
помнят об участии неистового фарисея в деле эллинистов, хотя лично с ним
знакомы немногие.

Полный горечи, Павел уже готов покинуть Иерусалим. Верующие правы; на их
месте он сам бы думал так же. Но на помощь Павлу неожиданно приходит
Иосиф Варнава, попечитель Иерусалимской церкви. Этот скромный и
самоотверженный киприот проявляет удивительную чуткость. Он сумел
разгадать Павла, понять, что его приход к вере -- великое приобретение
для братьев. После разговора с Тарсянином он почти насильно ведет его к
Петру.

Впервые два будущих столпа христианства оказываются лицом к лицу --
рыбак из Капернаума и ученый раввин, коренной израильтянин и человек,
воспитанный в греческом мире. На первый взгляд они такие разные. Но
Христос соединяет их.

Павел знакомится и с Иаковом, но ни с кем из Двенадцати больше не ищет
встречи. Зато в доме Марии он проводит с Петром две недели. Все это
время они беседуют и молятся вместе. Фарисей согрет сердечностью Кифы.*
Апостол не превозносится перед новообращенным, не гордится тем, что знал
Иисуса в дни Его служения. Прежде всего им дорого не то, что Мессия жил
на земле, а что Он живет с ними здесь, сейчас, и будет жить всегда.

--------------------------------------------------------------------

* Кифа -- второе имя Симона, ставшего Петром.

Вместе с Петром Павел посещает Дом Божий; там -- во время молитвы -- он
вновь захвачен чувством близости Христа. Снова в сердце фарисея звучит
Его голос. Теперь ему окончательно ясно его призвание, — в Иерусалиме
его слово не найдет отклика, Господь посылает его “далеко к язычникам”
(Деян 22: 21).

Язычники... Многоликий мир народов, не ведающих Бога. Они издавна
угрожали Израилю, а он отгораживался, пытаясь их игнорировать. В этом
окружении ветхозаветная Церковь сознавала себя чем-то вроде ковчега,
обуреваемого со всех сторон волнами потопа. Если и были попытки
прозелитизма, они выражались в принятии отдельных людей на борт своего
корабля, в превращении их в иудеев.

Но теперь по воле Христа границы Церкви расширяются. Савл призван не
просто к “спасательной операции” над отдельными душами. Перед ним
глобальная задача: идти в самую гущу языческого мира, пронизать его
светом Евангелия.

Приехав в родной город, Павел, по-видимому, рассказал семье о
совершившемся в нем перевороте, но сочувствия не встретил. Во всяком
случае, мы больше ничего не знаем о его домашних. Возможно, они
перестали помогать ему. К счастью, Савл мог сам прокормить себя. По
обычаю, раввины обучали бесплатно, а добывали средства ручным ремеслом.
В мастерской отца Павел научился делать палатки, которые хорошо
раскупались поставщиками армии и купцами.

Проповедь Павла в тарсийских синагогах также не имела успеха: он
разделил жребий многих пророков, отвергнутых в собственном отечестве. Но
годы, проведенные в родном городе, не были для апостола бесплодными.
Собственно, тогда и сформировался Павел, которого мы знаем как учителя
веры.

Что означало для него Евангелие Иисуса Христа? Прежде всего, новый этап,
или фазу, единого Откровения, начало которого восходит к праотцу
Аврааму. Но если раньше воля Господня открывалась только в Законе и в
учении, переданном пророками и мудрецами, ныне Сам Бог говорит с людьми
через Помазанника.

Источником духовной силы Павла была жизнь во Христе. Именно он, “не
знавший Господа по плоти”, постиг и раскрыл сущность Евангелия, как
никто до него. В этом великий урок и упование Церкви.

Самаряне, прозелиты, язычники (Палестина -- Сирия, 36-- 43 гг).

Св. Филипп и ап. Петр в Самарии 

Неожиданное обращение Павла, отставка Кайафы и приезд в Иудею
прокуратора вернули жизнь Церкви в мирное русло. Кроме того, над всей
страной нависла угроза, и внутренние религиозные конфликты отошли на
задний план. Осенью 37 года солдаты провозгласили императором
двадцатипятилетнего Гая Калигулу. Его любили за воинскую храбрость, но
вскоре оказалось, что новый цезарь — настоящее чудовище, так стали
называть его сами римляне.Психически больной человек, маньяк и садист,
он всерьез возомнил себя богом и потребовал, чтобы в честь него повсюду
строились алтари и храмы.

В империи со времен Августа к этому уже привыкли, но евреи, разумеется,
воспротивились приказу и отправили в Рим депутацию во главе с Филоном,
надеясь добиться отмены распоряжения. Калигула встретил посланцев
издевательствами и велел наместнику Сирии Петронию поставить царскую
статую в самом иерусалимском Храме. Если потребуется, ему разрешалось
применять насилие. Иудея закипела, народ готов был взяться за оружие.
Петроний оттягивал время, понимая, что, если он выполнит волю Калигулы,
войны не миновать. Агриппа I, внук Ирода Великого, живший при дворе
императора, убеждал его не идти на крайние меры. Наконец, все вздохнули
свободно, -- 24 января 41 года заговорщики расправились с Гаем и возвели
на престол Клавдия.

За это время, полное тревожных ожиданий, многие назаряне возвратились в
Иерусалим и жили там, не испытывая притеснений. Правда, жизнь общины
изменилась; теперь общность имущества была заменена организованной
заботой о бедных членах общины.

В это время до апостолов дошла поразительная весть: эллинист Филипп,
один из Семи, крестил в Самарии первых лиц неиудейского исповедания.

Историки и биографы Савла Тарсянина часто склонны видеть в нем главного
инициатора обращения язычников, чуть ли не единственного, кто “вывел
Церковь на широкие просторы мира”. На самом деле он отнюдь не первый
вдохновился мыслью о проповеди народам. Начало ей было положено
эллинистами, покинувшими Иерусалим после гибели Стефана. Их миссия шла
концентрическими кругами: от самарян к прозелитам и, наконец, к
язычникам. Они были уверены, что надо спешить, чтобы до нового явления
Христа разнести повсюду весть о Нем.

Филипп играл среди этих проповедников ведущую роль. Молодой и
энергичный, готовый при любых обстоятельствах возвещать о Христе, он
целиком посвятил себя делу евангелизации.

Узнав об обращениях среди самарян, Петр и Иоанн Зеведеев немедленно
отправляются в Самарию. Иерусалимский центр чувствовал свою
ответственность за все происходящее в Церкви. Путь апостолов недолог:
два--три дня пути — и они на месте.

Отыскав Филиппа, апостолы убеждаются, что Бог благословил его отважное
начинание. Ему удалось добиться быстрого успеха и сломать стену
отчуждения. Быть может, помогло и то, что Филипп не был коренным
иерусалимлянином и говорил по-гречески. Язык этот самаряне понимали
хорошо: со времен Помпея и Ирода их столица подверглась сильной
эллинизации и получила название Себастии.

“И была радость великая в том городе” (Деян 8: 8), -- замечает св. Лука.
Филипп учил, исцелял больных, крестил новообращенных. В их числе
оказался и некто Симон Гиттонский, который слыл пророком и заклинателем.
Эта странная личность пользовалась у самарян огромной популярностью.
Симон на первых порах был неразлучен с Филиппом, и это, должно быть, еще
больше способствовало евангельской проповеди.

В истории фигура Симона как бы раздваивается. В Деяниях он выглядит
человеком простодушным и суеверным. Однако соотечественник гиттонца, св.
Юстин  (родившийся ок. 100 г.),  изображает его теософом--мистиком,
автором запутанной оккультной доктрины.* Рассеянные у других античных
писателей сведения о Симоне крайне противоречивы. Одни утверждали, что
он был апологетом ** самарийского культа, другие -- что он верил в некое
верховное божество, в сравнении с которым библейский Бог -- существо
низшее и несовершенное.

--------------------------------------------------------------------

* Теософия и оккультизм -- мистические учения, в утонченной философской
форме представляющие магические воззрения.

** Апологет -- обоснователь и защитник какого-либо учения.

Позднее заклинатель много странствовал и вводил в свою систему различные
элементы модных тогда учений. В Александрии Симон познакомился с
воинствующими антиеврейскими писаниями Апиона и приспособил его взгляды
к своим. Так, он якобы утверждал, что “всякий верующий в Ветхий Завет
подлежит смерти”. Если это верно, значит, Симон посягал на саму Тору.
Однако в момент встречи с Филиппом он находился еще в процессе исканий и
готов был примкнуть к новому движению.

Исцеления, которые совершил Филипп, поразили Симона, жадного до
всяческих чудес. Но еще большее впечатление произвел на него апостол
Петр. Самарянин увидел в рыбаке могущественного кудесника, владеющего
главными секретами “секты”. Когда Петр прибыл в Самарию, он стал
собирать на молитву новокрещеных. На каждого апостол возлагал руки, и
Дух Божий осенял их. Это была как бы самарийская Пятидесятница. Люди
непостижимо преображались, ощущая на себе десницу Господню.

Гиттонец вознамерился во что бы то ни стало овладеть этой, по его
мнению, магической властью. Он явился к Петру с деньгами, прося
посвятить в тайну низведения Духа. Апостола его предложение глубоко
оскорбило. Значит, самарянин смотрел на благодать Христову как на
волшебный дар, который может быть механически передан или куплен!

-- “Серебро твое да будет в погибель с тобою, -- вырвалось у Петра, --
потому что ты помыслил дар Божий получить за деньги!” (Деян 8: 20).

Симон был растерян, испуган и стал просить прощения. Однако едва ли его
раскаяние было искренним. Когда он понял, что не сможет занять в общине
место, на которое рассчитывал, он отделился и основал собственную секту.
Впоследствии ее считали христианской, хотя она не имела ничего общего с
Евангелием. Согласно преданиям, Симон многие годы противодействовал
ап.Петру и даже в Риме продолжал соперничать с ним.*

--------------------------------------------------------------------

* По имени Симона грех приобретения права на священный сан за деньги
стал называться симонией.

Отцы Церкви видели в Симоне Гиттонском “родоначальника всех ересей”.
Действительно, его теософия -- насколько можно судить о ней -- открыла
длинный ряд попыток подменить христианство пестрой смесью народного
суеверия и гностического оккультизма. Люди тех дней, как и в каждую
кризисную эпоху, тянулись ко всевозможным тайным учениям, которые могли
бы 

“все объяснить”. Это позволило симонианам просуществовать несколько
столетий.

Между тем Петр и Иоанн завершили свою миссию среди новокрещеных и
вернулись в Иерусалим. По дороге они уже сами обращались со словами
благовестия к жителям этой области. Посещение Самарии показало, как
строго Церковь оберегает свое духовное единство. С тех пор апостолы и их
преемники будут внимательно следить за всем, что происходит в рассеянных
общинах, и сохранять с ними живую связь.

Крещение первого иноплеменника 

Через двадцать лет после описываемых событий евангелист Лука
познакомился с Филиппом в Кесарии. От него он и узнал о дальнейшем ходе
проповеди в Палестине. В частности, Филипп рассказал ему об одном
эпизоде, которому придавал огромное значение. Он покинул Самарию
внезапно, повинуясь велению свыше. Бог указал ему дорогу на юг, ведущую
из Иерусалима в Газу. Это могло показаться бессмысленным, так как со
времени разрушения Газы войсками Александра, город и его окрестности
оставались безлюдными. Но благовестник знал, что Господь призывает его
туда не случайно.

В самом деле, на старом заброшенном тракте показалась одинокая
колесница. Она явно принадлежала чужеземцу: в Иудее ими давно не
пользовались. Филипп, не раздумывая, поравнялся с едущим и зашагал
рядом. В коляске сидел темнокожий, причудливо одетый человек и читал
вслух развернутый свиток, но, как бывает при долгой однообразной езде,
попутчики разговорились. Приезжий оказался евнухом, царедворцем
эфиопской царицы Аксума. На его родине давно существовала иудейская
колония, и немало эфиопов склонилось к возвышенному единобожию Библии. К
их числу принадлежал и этот вельможа, который возвращался из
паломничества в Иерусалим. Минуя Газу, он держал путь вдоль моря в
далекую черную Африку.

Эта удивительная беседа представителей столь чуждых культур стала
возможной лишь благодаря двум факторам: еврейской диаспоре и
распространению эллинской цивилизации. Оба спутника знали греческий язык
и имели общую веру. Эфиопский пилигрим читал перевод Книги Исайи. Филипп
заинтересовался, понятно ли ему написанное. Тот ответил, что хотел бы
получить некоторые разъяснения, и предложил эллинисту сесть к нему в
колесницу.

Замечательно, что Филипп не столько предлагал чужеземцу новое учение или
правила жизни, а, как выражается Лука, “благовествовал ему об Иисусе”
(Деян 8: 35). Слова его были так убедительны, что спутник, увидев при
дороге водоем, вырытый, вероятно, пастухами-кочевниками, прямо спросил:
“Вот вода, что препятствует мне креститься?” (Деян 8: 36).

Филипп всегда действовал быстро и по наитию. Он пренебрег тем, что все
наставление эфиопу свелось к дорожной беседе, и что тот, строго говоря,
даже не был прозелитом. Настоящими прозелитами считались лишь полностью
вошедшие в иудейскую общину, а евнухов в нее не принимали. Словом, он
был готов перешагнуть через все правила. Остановили лошадей, и оба --
эллинист и африканец -- вошли в воду... Так в семью учеников Христовых
вступил первый представитель народов, которым еще древний пророк обещал
спасение.

В ранней Церкви сохранилось предание, что именно этот человек, крещенный
Филиппом, положил начало христианству на своей родине.

Последующие годы Филипп провел в городах Израиля, расположенных у
берегов Средиземного моря, где продолжал проповедовать. В Кесарии он
нашел себе жену и надолго обосновался в этом эллинизированном городе. У
него было четыре дочери, которые прославились пророческим даром. Вокруг
Филиппа образовалась община верных, ей суждено было иметь долгую и
славную историю, связанную с именами Оригена, Памфила, Евсевия.

Центурион Корнилий 

Как мы уже говорили, опыт в Самарии установил традицию посещать
новообразованные церкви. Около 40 года возникла необходимость посетить
палестинское приморье. Апостол Петр, на сей раз один, снова отправился в
путь, “обходя всех” (Деян 9: 32). Главная его цель заключалась в заботе
об устроении молодых общин; для них же приход Петра был дорог прежде
всего тем, что в нем люди видели свидетеля жизни и воскресения Мессии.
Лука говорит о двух чудесах, совершенных Петром в приморье, слух о
которых разнесся далеко по округе. Апостол продолжал дело Учителя.

В Яффе он задержался надолго. Тамошняя церковь состояла в основном из
бедного люда, близкого душе апостола. Он выбрал себе жилье у одного
кожевника, в квартале, который, по мнению раввинов, считался “нечистым”.

Деяния подчеркивают, что в этой “церкви бедняков” люди отличались особой
сердечностью и по возможности помогали друг другу. Единственным
состоятельным членом яффского братства была некая Тавифа, но и она
отдавала все силы на служение людям. Вместе с набожными вдовами она шила
одежду для неимущих.

В языческую Кесарию ап. Петр попал при необычайных обстоятельствах.
Правоверные евреи не любили этот город, где жил прокуратор, где их взор
оскорбляли статуи и имперские эмблемы. Быть может, и Петр не решался
идти туда, тем более, что церкви там еще не было (Филипп пришел в
Кесарию позднее). Но Бог судил иначе.

Однажды знойным полднем апостол поднялся на кровлю дома кожевника, чтобы
совершить положенную в это время молитву. Кончив, рыбак хотел сойти в
горницу, где женщины готовили ему обед. Но в это мгновенье он словно в
полусне увидел, как перед ним опустился большой кусок ткани, привязанный
за четыре угла. В нем были животные, запрещенные в пищу Законом. “И был
глас к нему, -- пишет св. Лука, -- Встань, Петр, заколи и ешь”. Апостол
увидел в этом испытание его набожности и решительно отказался. “Нечистая
пища” не коснется его уст! Вековые традиции, которые помогали
ветхозаветной Церкви отделяться от язычников, Петр впитал с молоком
матери. Традиции эти были освящены кровью мучеников. Но таинственный
голос сказал: “Что Бог очистил, того не почитай нечистым”. Три раза
повторялось видение. Петр недоумевал, но скоро убедился, что оно имело
глубокий смысл (Деян 10: 9--18).

Апостол еще не вошел в дом, как к воротам приблизились три незнакомца:
римский солдат и с ним еще двое. Они сказали, что их послал кесарийский
центурион* Корнилий. Их господин давно и искренне верит в единого Бога и
дружит с иудеями. Он принадлежит к “богобоязненным”, или полупрозелитам,
которые, не выполняя всех обрядов Закона, заменяют их делами милосердия.
И ныне Бог повелел ему встретиться с неким Петром, живущим в Яффе у
кожевника.

-----------------------------------------------------------------

* Центурион (от лат. centum (сто) -- сотник, офицер, возглавляющий сотню
воинов.

Приглашать в дом язычников и бывать у них в гостях, даже у верующих в
Бога, значило поступать вопреки принятым обычаям. И Петр, наверное,
заколебался бы, не находясь под впечатлением странного видения. Не
говорило ли оно о воле Божией, позволяющей нарушить старый порядок? Он
радушно принял римлян, оставил их у себя, а наутро последовал за ними в
Кесарию. Чтобы подчеркнуть важность встречи, он взял с собой несколько
еврейских братьев из Яффы.

Шли они вдоль морского побережья быстро, не задерживаясь. И наконец
перед ними открылась панорама города с таможнями, театрами и дворцами.
Рыбак впервые оказался в городе, где все говорило о присутствии римлян.
Корнилий уже ждал их, собрав, как на праздник, родных и ближайших
друзей. Это был командир привилегированной Италийской когорты, в которой
служили добровольцы из римских граждан Италии (основную массу гарнизона
составляли сирийцы, греки и самаряне); но, забыв о гордости офицера и
римлянина, он встретил галилейского рыбака у порога и по-восточному
склонился перед ним до земли. “Встань; я тоже человек”, -- поднял его
смущенный Петр и вошел в дом.

Увидев собравшихся, он сразу предупредил их, что его приход вызван
особыми обстоятельствами. “Вы знаете, -- сказал он, -- что Иудею
возбранено сообщаться или сближаться с иноплеменником; но мне Бог
открыл, чтоб я не почитал ни одного человека скверным или нечистым”
(Деян 10: 24--28).

Завязалась беседа, во время которой Корнилий рассказал о бывшем ему
видении. Апостол сразу понял, что попал в среду людей, отмеченных
глубокой верой. Он был поражен, - старые представления отступали перед
новой реальностью. “Истинно познаю, -- признался он, -- что Бог
нелицеприятен, но во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде
приятен Ему. Он послал сынам Израилевым слово, благовествуя мир через
Иисуса Христа; Сей есть Господь всех” (Деян 10: 34--36).

Присутствующие могли слышать о Человеке, Которого прокуратор казнил лет 
десять  назад,  и  вот теперь они узнают,  что  “Бог воскресил Его”, 
что Он 

явился избранным свидетелям, которые ели и пили с Воскресшим. “О Нем, --
заключил Петр, -- все пророки свидетельствуют, что верующий всякий в
Него получит прощение грехов именем Его” (Деян 10: 43).

Римляне стали славить Бога и горячо молиться. Их состояние было так
знакомо Петру! Не так ли Дух Божий окрылил апостолов в день
Пятидесятницы.

-- “Кто может запретить креститься водою тем, которые, как и мы,
получили Святого Духа?” -- воскликнул Петр. (Деян 10: 47).

Было время, когда для вхождения в Завет необходимо было “стать иудеем”.
Теперь Бог открывает иные пути, ибо Иисус Назарянин -- “Господь всех”.
Границы народа Божия раздвигаются, доходя до края земли.

Апостол оставался в доме Корнилия несколько дней. Крестив центуриона и
его близких, он беседовал с новообращенными как друг, ел с ними за одним
столом. Хотя формально полупрозелит входил в разряд иноверцев и,
следовательно, трапезу с ним делить было нельзя, для Петра центурион
стал братом. Галилейский рыбак не знал, что в это время далеко на юге
колесница уносит на родину первого африканца-христианина.

Если в Кесарии апостол забыл о всех условностях, то по возвращении в
Иерусалим ему о них напомнили. Двенадцать и старейшины уже знали, что
Симон “ходил к людям необрезанным и ел с ними” (Деян 11: 3). На Петра
посыпались упреки. Гордые древними традициями иерусалимляне продолжали
жить в старом мире. Апостолу пришлось оправдываться, ссылаясь на видение
и на сошествие Духа на “язычников”.

“Выслушавши это, -- пишет Лука, -- они успокоились и прославили Бога,
говоря: видно и язычникам дал Бог покаяние и жизнь” (Деян 11: 18). На
самом деле “успокоились” они ненадолго, и понять их чувства легко: ведь
Закон был дан свыше. Может ли одно видение перечеркнуть то, чем люди
жили веками? Старейшины были уверены, что войти в Церковь можно только
став сначала иудеем. Само понятие крещеный язычник было для них
парадоксом.

Инерция консерватизма будет не раз возникать в христианстве, меняя свои
облики и формы.

Св. Варнава в Антиохии 

Итак, иерусалимляне решили, что случай с кесарийским офицером --
исключение. Но не прошло и года, как их вновь смутило очередное
известие, которое принесли люди из столицы сирийской провинции,
Антиохии.

Речь шла о некоторых эллинистах, добравшихся до Финикии и Кипра. Сначала
они проповедовали только среди евреев, но в Антиохии рискнули обратиться
со словом благовестия прямо к язычникам: не к прозелитам и не к
богобоязненным, вроде Корнилия, а к людям, которые чтили римских,
греческих и сирийских богов (Деян 11: 20). Этот дерзкий поступок не
укладывался ни в какие рамки.

Мало того, что миссия внутри Израиля была далека от завершения, -- разве
возможно приобщать к Церкви Нового Завета тех, кто даже не ведал об
истинах Завета Ветхого?

По уже сложившемуся обычаю, в Антиохию решили отправить посланца.
Остановились на Иосифе Варнаве, - все знали его такт и умение быть на
высоте в самых сложных ситуациях. Именно он принял Павла, когда другие
готовы были от него отвернуться. К тому же Варнава происходил с острова
Кипр и хорошо знал те края.

Неутомимый ходок, Иосиф, вероятно, предпочел пеший путь через Дамаск и
Хамат, который можно было преодолеть за две недели. Приближаясь к
Антиохии, он едва ли догадывался, что идет в город, который будут
называть второй столицей христианства.

Рим и Иерусалим по сей день играют большую роль в мировых событиях.
Антиохия же -- вся в прошлом, и сейчас на ее месте ютится захолустный
арабский поселок. Но в дни апостолов она была “жемчужиной Востока”,
резиденцией римского наместника всей Сирии и Палестины. Прошло немногим
более 300 лет, как эллинистические монархи возвели и укрепили город на
реке Оронте, чтобы связать Средиземноморье с Востоком. Императоры Рима
продолжали расширять и украшать Антиохию.

Подходя к ней, Варнава мог видеть ровные ряды зданий, утопавших в зелени
садов и общественных парков. Среди кипарисов и миртовых деревьев белели
роскошные виллы знати. Стены города примыкали к розоватым скалам горы
Сильпия, а с другой стороны -- к широкой судоходной Оронте.

Многоэтажные дома Антиохии были богато украшены. Нередко встречались
арки и колонны, обложенные листовым золотом. Мастера, украшавшие этот
третий по величине (после Рима и Александрии) город, приноравливались к
грубоватым вкусам заказчиков. Культурный уровень был не высок. Столица
Сирии по сути не знала ни выдающихся ученых, ни писателей, ни
художников.

Почти четверть миллиона жителей населяло Антиохию. На рынках, как
говорили, можно было познакомиться с обычаями всех стран. Кроме
сирийцев, свои кварталы имели греки, римляне, финикийцы, евреи. Древний
эротический культ Астарты с его шествиями и исступленными оргиями
переплелся с привозным, эллинским культом. Знаменитая роща Дафне,
посвященная Аполлону, привлекала массу путешественников со всего света.

Антиохийская публика отличалась живым, свободным нравом. Ей ничего не
стоило освистать прославленного актера или сбросить на землю статую
императора. Но до серьезных бунтов дело доходило редко. В городе шла
торговля, устраивались спортивные состязания и спектакли, изобретались
всевозможные увеселения. Праздники часто продолжались всю ночь. На
улицах до утра не гасли фонари. Притоны заманивали клиентов. Кабачки,
таверны, а также куртизанки, флейтисты и танцовщицы составляли
неотъемлемую часть антиохийской жизни.

Таким был город, который позднее стал родиной св. Игнатия Богоносца и
св. Иоанна Златоуста, а также родиной отшельников и аскетов.

В этом царстве суеты и разгула, смешения народов, языков и вер евреи
составляли замкнутый мир, как бы город в городе. Но при всей замкнутости
они не могли избежать частых контактов с греками, сирийцами и другими
язычниками. По словам Иосифа Флавия, антиохийские евреи, “привлекая к
своей вере множество эллинов, сделали их, до известной степени, частью
своей общины”.

Чтобы попасть в иудейский квартал, посланцу Иерусалима пришлось пройти
почти шесть километров по центральному проспекту, который пересекал
Антиохию. Вдоль него стояли статуи и тянулась крытая колоннада,
защищавшая от зноя и непогоды. Через час после того, как Варнава миновал
ворота, он был уже среди своих на Сингонской улице.

Встреча с братьями изумила Иосифа. Он не только нашел большое число
язычников, крестившихся прямо из “эллинства”, но увидел, что эти люди
горят духом ревности и веры. Все сомнения отпали. Сама жизнь доказала
правоту смелых эллинистов, не побоявшихся ввести в Церковь тех, кто еще
вчера чтил идолов.

Возможно ли было отвергнуть этих людей, ушедших из мира суеверий и
разнузданных нравов ради чистой жизни во Христе? Апостол, пишет Лука,
“увидев благодать Божию, возрадовался и убеждал всех держаться Господа
искренним сердцем, ибо он был муж добрый и исполненный Духа Святого и
веры” (Деян 11: 23--24).

Варнава остался в городе, послав в Иерусалим сообщение, что община
Антиохии процветает. Как представителя Церкви-матери его молчаливо
приняли в число наставников. Но иметь дело с “эллинами” было труднее,
чем с иудеями, воспитанными на Слове Божием. Одного отвращения к прежней
жизни было недостаточно. Нужно было полностью перестраивать нравственные
и религиозные понятия неофитов, учить их, словно младенцев, что
порождало массу вопросов. В какой мере вводить их в религию Завета? Чем
заменить им правила и обряды, данные Писанием и отцами Израиля? И
вообще, должны ли они стать чем-то вроде прозелитов в лоне Церкви?

Верующие из евреев продолжали жить по Закону, то есть регламентировать
свой повседневный быт указаниями отеческой религии. Это неизбежно
отделяло их от новокрещенных из язычников. Словом, трудностям и
проблемам не было конца. Иосиф понял, что справиться с ними одному не
под силу.

И тогда он вспомнил о Тарсянине, которого когда-то так радушно принял в
Иерусалиме. Вот уже несколько лет, как он удалился в родной город, и о
нем ничего не было слышно. Рассчитывая отыскать Павла, Варнава покинул
Антиохию и двинулся по северной дороге в Тарс.

Антиохия (40--45 гг.)

Варнава призывает Павла в Сирию. 

Еще раньше, когда Иосиф Варнава жил на Кипре, он, вероятно, бывал в
Тарсе и даже знал семью Павла. Теперь, придя в этот город, левит легко
нашел его и предложил отправиться с ним в Сирию. Тарсянин, должно быть,
воспринял это предложение как призыв свыше, - не имея успеха на родине,
он давно томился по иному поприщу, и поэтому без колебаний дал согласие.
Вскоре антиохийцы могли приветствовать нового члена своей Церкви.

От иерусалимцев о Савле они слышали много удивительного и
противоречивого. Его прихода ждали с волнением и любопытством. Однако
при первом знакомстве Тарсянин едва ли мог произвести сильное
впечатление. Рядом с Варнавой, высоким, осанистым человеком со
спокойно-величавой манерой держаться, в наружности которого язычники
находили сходство с Зевсом, Савл выглядел скорее невзрачно: экспансивный
и резкий, он был маленького роста, со сросшимися бровями и крупным
горбатым носом. Ему было немногим больше тридцати, но он уже облысел, а
в бороде мелькала седина. Только серые глаза таили какую-то
притягательную силу.

Савл был приведен в Антиохию как бы в роли помощника Варнавы, но прошло
немного времени, и он с молчаливого согласия всей церкви оказался в
числе ее руководителей. Видимо, сыграли роль и его подготовка (он был
единственным богословом среди братьев), и сама необыкновенная личность
Тарсянина. Антиохийцы скоро поняли, что имеют дело с настоящим пророком
милостью Божией. Само чудо его призвания, его встречи с Воскресшим,
властно повернувшим жизненный путь Савла, вызывало в памяти сказания об
Амосе и Исайе.

По всему было видно, что Савлом владела единственная возвышенная мысль,
захватившая его целиком. Каждый свой шаг он словно совершал в реальном
присутствии Господа. Отрешенность от земного соединялась в Савле с
поразительным здравым реализмом. Духовидец и мистик, парящий в сфере
тайн и высоких умозрений, он, однако, был мало похож на утонченного
мечтателя, каким его изобразил на своем полотне Эль Греко. Апостол стал
первым из тех подвижников Церкви, которые умели, живя в Боге, твердо
стоять на земле. Он не уклонялся от решения важных практических задач,
обнаруживая недюжинный организаторский дар. Под невзрачной внешностью
крылась железная воля, которая не раз проявлялась в критических
обстоятельствах. Павел умел сохранять хладнокровие -- стоял ли он перед
толпой, судьями или находился в опасности. Однажды, когда кораблю, на
котором плыл апостол, угрожала гибель, из всех людей на борту только он
не потерял самообладания и всех спас (см. Деян 27: 31--44).

Жизнь без семьи, без дома могла бы иссушить его душу, сделать сумрачным
и замкнутым, но этого не случилось. Св. Павел был не лишен юмора и
подчас неожиданной шуткой умел разрядить напряженную атмосферу; будучи
вспыльчивым от природы, он научился сдерживать себя, проявляя при этом
удивительные смирение и такт. Мы знаем немало людей, к которым апостол
испытывал чувство глубокой привязанности и дружбы и которые отвечали ему
тем же. У этого нелегкого, как многие гении, человека с годами появились
преданные и самоотверженные ученики, “дети”, как он порой называл их. Но
насколько велика была их любовь, настолько сильна была и ненависть его
противников. Показательно, что именно Павел, а ни Варнава, ни другие
миссионеры, больше всего страдал и от иудеев, и от язычников. Даже со
стороны единоверцев он, как мы увидим, нередко встречал непонимание и
осуждение.

Одаренностью, знанием Библии, размахом замыслов апостол стоял на голову
выше своего окружения, и возможно из-за этого, чувствовал себя одиноким.
Но одиночкой он никогда не был. Павла неизменно видели в гуще людей:
общение было его стихией.

Одной из важнейших задач, стоявших перед антиохийской общиной, было
определение статуса крещеных язычников. Надо ли требовать, чтобы они
приняли всю совокупность ветхозаветных правил жизни, весь сложный
конгломерат церковных уставов иудейства? Павлу было известно, что
некоторые учителя иудаизма считают необязательным для прозелитов как
обрезание, так и выполнение всех уставов Торы. Возвещая о Христе
язычникам, апостол полностью одобрял этот взгляд. Он руководствовался
отнюдь не тактическими соображениями, как это склонны утверждать
некоторые его биографы. В отличие от Востока греко-римскому миру был
чужд обряд обрезания, однако его нельзя было считать непреодолимым
препятствием -- ведь каждая древняя религия имела свои табу и свои
бесчисленные ритуалы. Требование к обратившимся в иную веру принимать ее
обычаи никого не удивляло, это считалось в порядке вещей: в глазах
язычников религия и священные церемонии составляли одно целое. Напомним,
что народы, принявшие ислам, приняли вместе с ним и “печать Авраамову”,
обрезание. 

Заметим также, что массы доверяли только древним религиям, поэтому
проповедник нового вынужден был ссылаться на авторитеты, освященные
временем. Доктрина, не имевшая исконных корней, казалась подозрительным,
чисто человеческим изобретением. Такую роль “исторического фундамента”
играл для крещеных язычников Ветхий Завет; таким образом, у
новообращенных язычников не было веских причин отрицать заповеданные в
Библии обряды.

Позиция св. Павла в отношении Закона определялась, с одной стороны
пророческой формулой: “милосердие выше жертвы”, — а с другой -- его
взглядом на священную историю. Поскольку наступила новая мессианская
эра, когда Бог “творит все новое”, прежний Закон становится “ветхим”.
Христос заключил с верными иной Завет, в свете которого все древние
культовые установления меркнут, как звезды при восходе Солнца. Для тех,
в ком воцарился Дух Спасителя, магические священнодействия политеизма --
мусор, и даже сакральные символы Ветхого Завета по большей части --
пройденный этап.

Эта решимость -- пойти наперекор тысячелетним устоям -- могла родиться
только у человека, который был навсегда пленен Иисусом Христом. “Во
Христе Иисусе, -- скажет апостол несколько лет спустя, -- не имеет силы
ни обрезание, ни необрезание, но вера, действующая любовью... новая
тварь” (Гал 5: 6--7; 6: 15).

В Иерусалиме назаряне еще не отделяли себя от иудейской общины и
приходили молиться в Храм, но у антиохийцев положение изменилось.
Возникло братство людей, фактически независимое от синагоги, пестрое по
своему составу. Впрочем, члены его смотрели на “Израиль Божий”, церковь
Иудеи, как на свою прародительницу. Святой город, где жили Двенадцать,
естественно признавался оплотом веры. Подобно иудеям диаспоры,
антиохийские христиане поддерживали с Иерусалимом постоянные контакты.
Связующим звеном служили посланцы-апостолы и странствующие пророки.

В начале 40-х гг. несколько таких пророков прибыло в столицу Сирии и
один из них, по имени Агав, возвестил наступление голода по всей Римской
империи. Церковь-мать и без того находилась в стесненных
обстоятельствах, поэтому было решено заранее собирать пожертвования
“братьям, живущим в Иудее”. Так была продолжена ветхозаветная практика
организованной помощи бедным (см. Деян 11: 27--30).

Действительно, по берегам Средиземного моря вскоре прокатилась волна
неурожаев. Император Клавдий едва обеспечивал хлебом свою столицу. Но
особенно тяжким положение было на окраинах. Бедствие вот-вот могло
распространиться и на Палестину. Однако прежде чем там разразился голод,
над иерусалимской церковью пронеслась другая буря.

События в Иерусалиме 

В то самое время, когда Агав пришел к антиохийцам, в Иудее сменилось
правительство. Желая успокоить страну, возбужденную безумствами
Калигулы, Клавдий вместо прокуратора послал туда своего приближенного
Агриппу, внука Ирода Великого, и дал ему титул царя. Пятидесятилетний
Агриппа, ловкий интриган, сумевший в свое время уцелеть в роли
наперсника Калигулы, понял, что настал наконец его час. Молодость его
прошла среди придворной римской знати, но сейчас ему нужно было срочно
менять образ жизни. Агриппе хотелось выглядеть настоящим иудейским
монархом. Всеми средствами он силился доказать Иерусалиму свое
правоверие. С этой целью марионеточный царь задумал начать расправы над
инакомыслящими. А их в стране было немало.

Из всех направлений назарянское было самым беззащитным. Поэтому царь в
первую очередь обрушился на него. Это происходило в третий год его
правления, весной 44 г. По доносу был арестован галилеянин Иаков, сын
Зеведея, и вскоре казнен. В чем заключался донос, неизвестно, но мы
знаем, что Иаков, как и его брат, был человеком пылкого характера
(откуда и их прозвище “Сыны громовы”). Возможно, доносчик воспользовался
каким-нибудь неосторожным словом в адрес властей. Так исполнилось
пророчество Христово: первый из Двенадцати “испил чашу”, о которой много
лет назад говорил ему Учитель.

Видя, что Синедрион, перед которым Агриппа всячески заискивал, одобрил
эту меру, царь на ней не остановился. Он отдал приказ взять под стражу
Симона бар-Иону, главу назарян. На сей раз было задумано провести
показательный процесс, однако его отложили на послепасхальные дни.

Истинное правосудие Агриппу не интересовало, поэтому из казематов
Антониевой крепости путь Петра мог вести только на плаху. Вся церковь
находилась в горестном ожидании. Верные молились, собравшись в доме
Марии, родственницы Варнавы.

Но случилось невероятное.

Таинственная рука вывела Симона из крепости, и, лишь оказавшись на
ночной улице, он понял, что происходящее не сон. По спящему городу он
добрался до дома Марии. Лука описывает его появление столь живо, что в
его словах ясно слышится отзвук рассказа очевидца. “Когда же Петр
постучался у ворот, то вышла послушать  служанка, именем Рода; и,
узнавши голос Петра, от радости не отворила ворот, но, вбежавши,
объявила, что Петр стоит у ворот. А те сказали ей: в своем ли ты уме? Но
она утверждала свое. Они же говорили: это Ангел его. Между тем Петр
продолжал стучать; Когда же отворили, то увидели его и изумились. Он же,
дав знак рукою, чтобы молчали, рассказал им, как Господь вывел его из
темницы, и сказал: уведомьте о сем Иакова и братьев. Потом вышед пошел в
другое место” (Деян 12: 13--17).

В этом рассказе обращают на себя внимание слова об “Иакове и братьях”.
Очевидно, уже тогда Иаков занял ведущее место среди назарян. Теперь,
когда Петр вынужден был покинуть Иерусалим, руководство общиной легло на
плечи Брата Господня, который стал фактическим ее главой. Скорее всего,
ап. Петр вместе с неразлучным Иоанном нашли убежище в своей родной
Галилее. С этого времени они будут появляться в Иерусалиме лишь как
почетные гости.

После загадочного исчезновения узника из крепости Агриппа, должно быть,
постарался найти и арестовать Иакова. Но осуществить это намерение ему
не удалось. В Кесарии царь вел переговоры с финикийцами. Там во время
пышного праздника, устроенного в честь императора, Агриппа внезапно
почувствовал себя плохо и был вынесен из театра. Через пять дней он умер
в страшных мучениях. Не исключено, что он был отравлен одним из своих
царедворцев, подкупленным послами Тира.

Опасность, нависшая над иерусалимской церковью, на время была отведена.
Но через два года в Иудее начался голод, которого все так страшились.
Узнав об этом, антиохийцы направили туда Варнаву, чтобы он отвез братьям
деньги, собранные заранее. В Деяниях сказано, что Иосифа сопровождал и
Павел, но сам апостол не упоминает об этом. Возможно, он лишь проводил
Варнаву до границы страны.

Возвращаясь, Варнава взял с собой юношу Иоанна Марка, сына Марии,
который приходился ему двоюродным братом.

Миссия Павла и Варнавы (Кипр -- Галатия, 45--49 гг.)

На Кипре 

Между тем вожди антиохийских христиан задумались над необходимостью
проповеди в соседних землях. Опыт их церкви показал, что есть реальная
возможность возвещать Евангелие не только иудеям, но и эллинам, и тем,
кого греки называли варварами. Нужно было спешить. Чем больше людей
войдет в Церковь до скорого пришествия Господа, тем вернее они исполнят
Его повеление.

Однажды, когда братья собрались для совершения вечери Господней, Дух
Божий возвестил им через одного из пророков: “Отделите Мне Варнаву и
Савла на дело, к которому Я призвал их” (Деян. 13, 2). Никто не
сомневался, в чем оно заключается. Слово Христово должно “расти и
распространяться”. Был объявлен пост, и все горячо молились об успехе
нового начинания. Во время молитвы старейшины по библейскому обычаю
возложили руки на избранных. Теперь они считались посланцами
антиохийской церкви, ее апостолами.

Но куда идти? С чего начать? Варнава предложил отправиться сперва на
ближайший остров Кипр. Это была его родина, и там миссионеры могли бы
без труда отыскать себе пристанище. Взяв в качестве помощника Марка,
они, не откладывая, пустились в дорогу.

До Селевкийского порта по реке ходили лодки и небольшие суда, но трое
путешественников предпочли живописную горную дорогу, которая тянулась
среди рощ и источников. Римляне вымостили ее гладкими плитами для
удобства прохождения караванов и продвижения войск.

Не прошло и дня, как Варнава, Савл и Марк уже спускались к Селевкии,
откуда, не мешкая, пошли к пристани, где теснились паруса и мачты
купеческих кораблей; сообщение между Селевкией и Кипром было постоянным.
Договорившись с хозяином судна, миссионеры вечером поднялись на борт.

И вот удаляются за кормой горы побережья, озаренные закатом. Корабль,
подняв паруса, выходит из бухты, беря курс на юго-запад. Так было
положено начало долгим путешествиям “апостола народов”. Едва ли, глядя в
широкую морскую даль, он мог предвидеть,что ждет его впереди, едва ли
мог вообразить свои странствия, во время которых он пройдет расстояние
во много тысяч километров. И как? На утлых суденышках, на мулах, а чаще
всего пешком, ночуя под открытым небом и на постоялых дворах, питаясь
горстью маслин или лепешками, испытывая тысячу неудобств и опасностей.

Впоследствии, оглядываясь назад, Павел будет вспоминать, как часто он
был на краю гибели.

— От иудеев пять раз дано мне было по сорока ударов без одного,

три раза меня били палками,

однажды камнями побили,

три раза я терпел кораблекрушение,

ночь и день пробыл во глубине морской,

много раз был в путешествиях,

в опасностях на реках,

в опасностях от разбойников,

в опасностях от единоплеменников,

в опасностях от язычников,

в опасностях в городе,

в опасностях в пустыне,

в опасностях на море,

в опасностях между лжебратиями,

в труде и в изнурении, часто в бдении,

в голоде и жажде, часто в посте,

на стуже и в наготе.

(2 Кор 11: 24--27).

Ничто не мешало ему мирно трудиться в Антиохии среди ревностных и
любящих друзей. Но жребий был брошен; вера в свое призвание, воля,
энергия, невероятная выносливость направляли Павла и помогали в течение
двадцати лет вести такую жизнь. Он выбрал ее по велению Божию и по
велению собственного сердца.

Поездка на Кипр не была еще осознана как начало миссии среди язычников.
Окончательно план такой миссии созрел лишь в ходе путешествия и
оформился в 49 году после встречи с апостолами в Иерусалиме.

На вторые сутки корабль вошел в Саламинскую гавань Кипра. Будучи
перевалочным пунктом между Сирией и Западом, этот покрытый горными
лесами остров последние сто лет принадлежал римлянам. Кипр называли
островом Афродиты, хотя под ее именем здесь почиталась великая богиня
Азии Астарта. Были тут и многолюдные еврейские колонии. В одной из них
прежде жил Варнава; он сразу же ввел своих спутников в круг
иудеев-киприотов, и миссионеры стали посещать саламинские синагоги. Там
они рассказывали о великих событиях, совершившихся в Иерусалиме,
говорили о близком приходе Мессии и, видимо, их слушали с доверием и
интересом: первые семена Евангелия могли быть здесь брошены еще местными
эллинистами.

Шли дни, и Павел стал торопить друзей. Его неудержимо влекло дальше,
туда, где раскинулись чужие, неведомые земли. Его посещали сны и
видения: в них он искал знаки, указывающие путь.

Варнава не стал противиться, - инициатива явно переходила в руки Павла.
Быть может, уже тогда Марку было не по душе, что его брат -- пророк и
учитель, которого так почитали в Иерусалиме, -- оказался целиком под
влиянием Тарсянина. Но как бы то ни было, оба левита согласились с
желанием Савла покинуть Кипр.

Чтобы достигнуть западного порта, путешественникам пришлось пешком
пересечь весь остров, пройдя почти сто километров. К морю они вышли у
Ново-Пафоса, где находилась резиденция римского проконсула.

Пока миссионеры ждали попутного корабля, идущего на Запад, их неожиданно
пригласили в дом самого правителя, Сергия Павла, который оказался
человеком ученым, любознательным, интересовавшимся восточными религиями.
В его окружении находились еврейские заклинатели, и он искренне верил их
прославленному искусству. Особым покровительством Сергия Павла
пользовался некто Бар-Иешуа, по прозвищу Элима.

Видимо, проконсул и к проповедникам христианства отнесся как к
посвященным в новый вид магии. Он захотел встретиться с Варнавой и
Савлом, чтобы узнать об их учении. Однако Бар-Иешуа испугался, что его
авторитет в глазах правителя будет подорван. Когда апостолы пришли на
прием к Сергию Павлу, заклинатель постарался всячески очернить их перед
патроном. Савл не остался равнодушным: впервые в жизни он говорил о вере
перед знатным римлянином, и какой-то знахарь встал у него на пути!
Пристально глядя на мага, апостол буквально приковал его к месту
грозными словами:

-- Вот рука Господня на тебя, ты будешь слеп и не увидишь солнца до
времени! (Деян 13: 11).

Тут же все присутствующие увидели, как Бар-Иешуа стал в ужасе шарить
вокруг себя руками.

В Деяниях вскользь сказано, что проконсул “уверовал”, но скорее всего он
лишь проявил благосклонность к проповедникам. Лука не говорит, что он
принял крещение, а миссионеры не стали задерживаться на острове, что
было бы естественно, окажись обращение Сергия Павла серьезным.

Ближайшей к Кипру страной была Малая Азия, ее южное побережье. Именно
туда отплыли апостолы и вскоре высадились недалеко от города Пергии.
Кипр еще мог казаться продолжением знакомых библейских земель
Сирии-Палестины, но теперь, сходя с корабля, путники попали в совершенно
иной мир. По пристани сновали люди в странных, непривычных одеждах и
говорили на непонятных языках. Вокруг простиралась болотистая равнина,
пропитанная малярийными испарениями, а вдали призрачными силуэтами
высились горы. Апостолов ждали нелегкие переходы по пустынным дорогам,
где каждый встречный мог оказаться грабителем: в здешних лесах бродили
грозные исаврийские разбойники. Римская цивилизация лишь слегка
коснулась этих глухих краев, населенных полудикими воинственными
племенами. Однако Савл и Варнава знали, что в некоторых городах есть
еврейские общины и можно двигаться по стране, переходя от одной общины к
другой.

Римляне называли эту провинцию Галатией, хотя настоящие галаты, или
галлы, обитали севернее, в самом сердце полуострова.

Миссионеры двинулись берегом вверх по течению реки и через несколько
километров достигли Пергии, большого благоустроенного города с форумом,
дворцами, театрами и акведуками. Сюда кроме торговцев и римских
колонистов часто приходили паломники, которых привлекал храм Артемиды.
Эту богиню чтили в Малой Азии с незапамятных времен.

Иоанн Марк пришел в ужас, узнав, что они собираются дальше углубляться в
это царство лесов, гор, неведомых народов и языческих богов. Его
охватила тоска по родине: захотелось вновь очутиться в Иерусалиме, в
доме матери, среди своих. Он наотрез отказался идти дальше. Тщетно Савл
и брат пытались его уговорить; Марк вернулся назад и сел на корабль,
отходящий в Иудею (см. Деян 13: 13).

Варнава остался верен Тарсянину и теперь, уже вдвоем они вышли на тракт,
ведущий из Пергии прямо на север. Вероятно, они узнали, что в Антиохии
Писидийской живет много евреев. Но если диаспора служила путеводной
нитью для апостолов, то невольную услугу оказал и Рим.

Малая Азия, населенная многими арийскими племенами *, до ее захвата
турками всегда отличалась смешанным населением. Хетты, киммерийцы,
галлы, греки вели здесь войны, создавая и разрушая государства. Копыта
боевых коней топтали эти плоскогорья и долины задолго до того, как сюда
вторглись персы и фаланги Александра. Невозможно представить миссию
Варнавы и Павла вне Римской империи. Почти в те самые годы, когда они
начали свое странствие, Филон с восторгом писал: “Рим положил предел
бесконечной путанице и изменениям, происходившим от бесконечной борьбы
государств и держав, объединяя племена народов и силы князей”. Конечно,
не все было так прекрасно, как казалось философу, но нельзя не признать,
что единый римский закон и порядок были фактором, неоценимым для миссии,
а международный греческий язык позволял изъясняться людям в любой точке
империи.

----------------------------------------------------------------------

* Арийские племена — широкое понятие индоевропейских народов; имеются в
виду прежде всего хетто-лувийские племена, издревле населявшие Малую
Азию. Была ли она их прародиной -- науке неизвестно.

Впрочем, напомним, что благовестники шли по ее варварской окраине, а
влияние центра доходило лишь до городов. Главными каналами связи между
ними были римские военные трассы. Именно по ним, никуда не отклоняясь,
шли Савл и Варнава.

Основание галатийских церквей 

Они шагают по широкой мощеной дороге: два человека в походных плащах, с
посохами в руках; один — высокий, статный, другой -- приземистый,
сутулый. Шагают день, второй, третий. Их изредка обгоняют всадники и
почтовые повозки, встречаются торговые караваны и отряды солдат. Дорогу
по плоскогорью обступают пологие, поросшие лесом холмы, пересекают реки,
через которые приходится перебираться на лодках. Луга сменяются скалами,
рощами и кустарниками. На третий день слева открылся простор большого
озера, за которым синела далекая горная гряда.

Около недели продолжали апостолы свой путь, пока не спустились в долину,
утопающую в зелени рощ. У склонов горы, вокруг языческого храма лепились
дома. Кое-где были видны следы присутствия римлян: мощный водопровод,
портики тяжелых административных зданий.

Это была Антиохия Писидийская, еще при Августе получившая статус
колонии.  Отдохнув  в  гостинице  и  осмотревшись, миссионеры узнали,
где находится синагога, и в первую же субботу направились туда.

Община, затерянная в языческой стране, встретила их как желанных и
почетных гостей. В то время между очагами диаспоры поддерживалась
постоянная связь; курьеры купцы, учители Закона приносили книги,
новости, распоряжения Синедриона, собирали церковные пожертвования.
Любой из таких новоприбывших имел право обратиться к собравшимся в
синагоге со словом назидания, что и было предложено апостолам, тем
более, что Павел отрекомендовал себя раввином, учеником знаменитого
Гамалиила.

Лучшей возможности нельзя было и представить. Поднявшись на амвон, Павел
заговорил. Проповедь была столь новой, столь неожиданной и непривычной,
что апостолов пригласили в следующую субботу вновь говорить в синагоге.
Они вышли на улицу, окруженные толпой, которая проводила их до
гостиницы. Люди были явно взволнованы и задавали вопросы; приход гостей
из Иудеи стал событием в их тихой провинциальной жизни.

Первый век по Р. Х. принято изображать как время религиозного упадка и
равнодушия, но на самом деле его отличал дух богоискания и жажды истины.
Бушевавшие столетиями войны утихли, жизнь входила в мирное русло.
Имперские поборы уравновешивались тем благополучием, которое принесло
быстрое развитие земледелия, путей сообщения, торговли и ремесел. Но
человек жив не единым хлебом. Культ цезаря и старинные верования не
способны были утолить духовный голод. Поэтому слова новой проповеди
нашли в Галатии благоприятную почву.

Молва о Павле и Варнаве разнеслась по всему городку. Уже не только
прозелиты, завсегдатаи синагоги, но и массы людей, никогда там не
бывавших, заполнили в очередную субботу скамьи и двор молитвенного дома.

Начальники общины с возрастающей досадой смотрели на это скопление
иноверцев. Они считали проповедь гостей своим внутренним делом. В
течение многих поколений они привыкли ревниво охранять свою веру от
посторонних. Сознание причастности к древней культуре, заключенной в
стенах добровольного гетто, делало их похожими на тех
христиан-традиционалистов, которые во все времена с недоверием относятся
к неофитам. Лука прямо говорит, что эти люди “исполнились зависти” (Деян
13: 45).

Павел и Варнава ощутили, как вокруг них выросла стена враждебности.
Уходя из синагоги, они высказались прямо: их не желают слушать здесь,
они пойдут к тем, кто их примет.

С этого дня проповедники стали собирать народ в домах прозелитов и
язычников и вести с ними беседы. Тех, кто уверовал, они крестили. Однако
враги не собирались терпеть это. С помощью влиятельных матрон, близких к
иудейской общине, они добились, чтобы власти выдворили пришельцев из
города. Формальный повод найти было нетрудно: римские законы запрещали
вводить новые культы.

Итак, вспыхнув однажды, конфликт уже не ослабевал, сопровождая апостола
на протяжении всей дальнейшей жизни. 

Две причины побудили путешественников отправиться дальше на юго-восток,
в область Ликаонии: во-первых, в пограничном городе этой области,
Иконии, было много евреев, а апостолы не отказались от своего правила --
начинать проповедь с них; во-вторых, именно туда вела единственная
трасса юга Галатии, протянувшаяся вплоть до родины Павла, Тарса. Миновав
плоскую выжженную солнцем равнину, благовестники через несколько дней
уже входили в Иконию. Окруженная садами, она была похожа на оазис в
пустыне.

Там повторилось то же, что в Антиохии Писидийской. Сперва беседа в
синагоге, после которой “уверовало великое множество Иудеев и Еллинов”
(Деян 14: 1), а затем новая волна враждебности. Вероятно, посланные
вдогонку апостолам люди сумели восстановить против них и еврейскую
общину, и римскую администрацию. Впрочем, сразу добиться изгнания
проповедников враги на сей раз не смогли: слишком велико оказалось число
обратившихся и сочувствующих. Поэтому Павел и Варнава задержались в
Иконии на несколько недель.

Им удалось сплотить первый кружок христиан, ядро будущей церкви. По
молитве миссионеров больные получали исцеление. Следуя завету Господа,
Его служители исцеляли не только дух, но и тело. В их глазах
человеческие недуги были симптомом всеобщей греховности людей, подпавших
под власть демонических сил. Вот почему наряду с проповедью молитва над
больными была важной стороной евангелизации.

Сам Павел редко крестил неофитов, предоставляя это Варнаве; он считал
своим главным делом “служение словом”. Но это не значит, что он считал
крещение чем-то второстепенным. Хотя крещение очень рано стали называть
языческим термином таинство, оно в корне отличалось от мистерий,
процветавших в эллинистическом мире. Обряды мистерий означали
причастность человека к сокровенным силам умирающей и воскресающей
природы. Между тем евангельское крещение, как и его прообраз -- крещение
прозелитов, было вступлением в общину народа Божия, в общину, где
действовал Дух Христов. Входя в нее, новообращенный соединялся с Самим
Господом.

Тем временем в Иконии вокруг проповеди христианства не утихали распри.
Легенда утверждает, что апостолов в конце концов приговорили к изгнанию:
на них подал жалобу знатный икониец, невеста которого Текла решила
последовать за Павлом. Но, согласно Деяниям, Павел и Варнава сами тайно
скрылись из города, узнав, что “язычники и Иудеи со своими начальниками
устремились на них, чтобы посрамить и побить их камнями” (Деян 14: 5).

Возвращаться в Антиохию было невозможно. Приходилось двигаться дальше в
глубь горной страны, туда, где обитали уже одни язычники. Не без тревоги
приблизились миссионеры к Листре, небольшому ликаонскому городку. Они с
трудом понимали местный язык. Здесь жили горцы, родичи древних хеттов,
царство которых пало много веков назад; но народ, хотя и подвергся
эллинизации, сохранил много черт прежнего уклада. Синагоги не было, а
значит и прозелитов тоже. Павел и Варнава впервые столкнулись с подобной
ситуацией. Они тщетно пытались найти контакт с ликаонцами, говоря, что
принесли им весть о спасении, но слишком мало общего было у них с этими
людьми, чтобы рассчитывать на успех. Однако отступать Павел не
собирался.

Перелом произошел неожиданно при обстоятельствах, которые могли бы
вызвать улыбку, если бы едва не стоили апостолу жизни.

Среди слушавших св. Павла был неизлечимый больной, человек с
парализованными ногами. Уловив в речах иудея слово спасение, он
ухватился за него как за последнюю надежду. Апостол заметил это и,
пристально взглянув на листрянина, как делал в таких случаях, властно
приказал ему встать. Раздались громкие крики изумленной толпы, произошло
чудо — больной неуверенно поднялся на ноги. Все пришло в движение —
ликаонцы стали о чем-то возбужденно переговариваться, о чем --
миссионеры не могли разобрать.

Вскоре к воротам города потянулась торжественная процессия. Впереди
шествовали жрецы в венках, они вели быков; алтарь Зевса, стоявший у
входа в Листру, поспешно украшали гирляндами, раздавались нестройное
пение и возгласы. Только теперь миссионерам втолковали, что происходит:
оказывается, суеверный народ вообразил, что к ним явились сами боги,
как, по рассказам, это бывало в старину. Величественного почтенного
Варнаву приняли за Зевса, а Павла, который говорил от лица обоих, за его
посланца -- Гермеса.

Апостолы пришли в полное отчаяние. Разодрав одежды, как делают евреи при
горестном известии, они бросились в середину толпы, умоляя прекратить
кощунство. -- “Что вы это делаете? -- кричали они по-гречески. -- И мы —
подобные вам человеки!” (Деян 14: 15) -- Смысл этих слов наконец дошел
до собравшихся. Толпа была разочарована и полна недоумения. Праздник
сорвался. А людям так хотелось верить.

Подобного оборота дел миссионеры никак не ожидали. Стало очевидным, что
здесь еще рано говорить о Христе. Но трудности миссии в Листре были
вознаграждены замечательным обращением. Павел встретил там благочестивую
еврейскую женщину Эвнику, которая была замужем за ликаонским греком.
Вместе со своей матерью она приняла крещение. Когда апостол бывал у
Эвники, его беседы внимательно слушал ее сын Тимофей, мальчик лет
пятнадцати. Мать с детства привила ему любовь к Писанию, хотя, видимо,
считаясь с отцом, не подвергла сына обрезанию. Удивительные речи
человека, пришедшего с родины предков матери, заворожили подростка. Он
сразу всей душой привязался к Павлу. Пройдет несколько лет, и Тимофей
станет его “сыном”, любимым учеником и надежным помощником.

Только Павел и Варнава начали осваиваться в языческом городке, как
деятельность их снова была прервана. Фанатики из Антиохии и Иконии легко
догадались, где пролегает маршрут миссионеров, и скоро объявились в
Листре. Они больше не стали жаловаться властям, а решили сами
расправиться с Павлом. Им удалось подбить толпу горожан, которая
внезапно окружила Тарсянина и начала забрасывать его камнями. Павел упал
и потерял сознание, а убийцы, думая, что он мертв, вытащили его за
ворота города и оставили в поле.

Об этом сразу же узнали Варнава и горстка листрийских неофитов. Они
бросились искать тело и, найдя неподвижного окровавленного Павла, стали
оплакивать его смерть. Вероятно, среди них был и мальчик Тимофей. Когда
они стояли убитые горем, Павел вдруг начал подавать признаки жизни. С
помощью друзей он поднялся на ноги, и под покровом темноты его отвели в
дом. Раны оказались не опасными, и на другое же утро Павел смог покинуть
город. Вместе с Варнавой они отправились дальше на юго-восток, в
соседний город Дервию.

Апостола вдохновляла мысль, что он пострадал за Христа, как двенадцать
лет назад -- эллинист Стефан. Быть может, шрамы, оставшиеся от
листрийского избиения, он и называл впоследствии ранами Христовыми,
которые он носит на себе.

В Дервии преследователи оставили его в покое, видимо, думая, что он
мертв. Там он основал еще одну общину, состоявшую, как и в Листре, почти
из одних язычников. Приобретя в городке “достаточно учеников” (Деян 14:
21), миссионеры собирались идти дальше по римскому тракту до Тарса, где
могли бы отдохнуть и затем пешим путем добраться до Сирии, до Антиохии
Сирийской. 

Но внезапно возникло новое препятствие. С апостолом случился припадок
тяжелой болезни, которая время от времени к нему возвращалась. Сам он
считал, что этот недуг послан ему для смирения. “Дано мне, -- пишет он,
-- жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтоб я не превозносился.
Трижды молил я Господа о том, чтобы удалил его, но Господь сказал мне:
“довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи” (2
Кор 12: 7--9).

Что это была за болезнь -- узнать невозможно. Ясно только, что она
периодически повторялась. Некоторые биографы считают, что, подобно
другим великим людям истории, например Цезарю и Наполеону, Павел страдал
приступами падучей болезни. Другие склоняются к мысли, что “жало в
плоть” -- это малярия, которой Павел заболел в болотистых низинах
Памфилии.

Как бы то ни было, от возвращения восточным путем миссионеры отказались.
Вероятно, в этом решении сыграла роль не только болезнь Павла. Апостол
чутко прислушивался к внутреннему голосу: он постоянно ощущал Христа как
таинственного Спутника его апостольских трудов. Вот и теперь что-то, о
чем умалчивает Лука, заставило его решиться на рискованный шаг: невзирая
на опасность, возвращаться прежней дорогой, чтобы утвердить молодые
общины.

Пока он был еще слаб после болезни, миссионеры оставались в Дервии, где
братья окружили Павла трогательной заботой. Когда апостол окреп,
миссионеры тронулись в обратный путь: опять через Листру, Иконию и
Антиохию Писидийскую. Надолго задерживаться в городах они не могли:
приходили и уходили, избегая посторонних глаз. И все же в главном они
преуспели: не только поддержали дух христиан, но поставили им старейшин,
пресвитеров.

Этот акт означал новый этап в их апостольстве. С него начинается история
дальнейшего укоренения Церкви на языческой почве.

Пресвитер не был руководителем Церкви, такое руководство появилось
позднее; его главное служение заключалось в возглавлении священной
Трапезы. Пресвитеры с самого начала не были выборными лицами -- их
поставляли апостолы, подобно тому как Сам Христос выделил для Себя
Двенадцать.

Таким образом считалось, что апостолы передали пресвитерам,
возглавляющим священную Трапезу, тот дар, который они в свою очередь
получили от Самого Христа. Другие служения внутри братства определялись
способностями —  харизмами: одни становились пророками, другие --
учителями, третьи -- благовестниками; но в сущности все были
равноправны. Такое сочетание духа братства и апостольского авторитета
обеспечивало церквам жизненность и прочность.

Из Писидии апостолы, пройдя к морю, достигли порта Атталии и оттуда
отплыли на корабле прямо в Сирию. Так кончилось их первое, пробное
путешествие.

Вернулись они с триумфом победителей. Все благодарили Бога за то, что Он
открыл сердца язычников для Евангелия. Это был великий праздник
антиохийской церкви, и вместе с тем торжество молодого христианства.

Спор о Законе. “Апостол народов” (Сирия -- Иудея -- Малая Азия, 49 г.)

Начало спора 

Радость, воцарившаяся в Антиохийской церкви, была вскоре омрачена. На
одном из молитвенных собраний появились братья из Иудеи и своими речами
привели всех в замешательство. Выступая как блюстители чистоты
правоверия, они заявили крещеным из язычников: если вы не обрежетесь по
обычаю Моисея, вы не можете спастись. Другими словами, каждый, кто хочет
стать полноценным христианином, должен прежде войти в лоно иудейства.

Их мнение не было голословным утверждением или просто предрассудком: из
Писания ясно вытекало, что обряды ветхозаветной Церкви заповеданы свыше
и притом -- “на вечные времена”. Сам Господь Иисус выполнял их и учил,
что каждая буква Закона имеет смысл и Его приход не упраздняет Торы.

Возражать против таких веских аргументов было трудно. Но поколебать св.
Павла они не могли. Миссионеру было ведомо нечто большее, чем буква
Закона. Формальной правоте ортодоксов он смело противопоставил
откровение, внутренняя достоверность которого была для апостола
бесспорной. Оно говорило, что единение с Богом во Христе уже не требует
как обязательного условия старых знаков причастности к народу Божию, тем
более для неевреев.

Павлу было необычайно важно, как отнесется к его словам Варнава,
поскольку его друг принадлежал к числу самых уважаемых членов
Церкви-матери. Иосиф, видимо, не без колебаний поддержал его. Однако
прочие иерусалимляне продолжали настаивать на своем; дискуссия неизбежно
превращалась в распрю. Верующие были растеряны и обескуражены: с одной
стороны, слово Иерусалима пользовалось уже высоким авторитетом, а с
другой -- успехи миссионеров в Галатии доказывали, что Бог благословил
их начинания. Ни старейшины, ни новообращенные Антиохии не считали себя
способными разобраться в сложном богословском споре. Естественно,
возникла мысль отправить в Иудею посланцев Церкви, чтобы там они
получили окончательное разъяснение.

Всем, конечно, хотелось включить в делегацию Варнаву и Павла, но
Тарсянин не знал, стоит ли ему принимать участие в этом щекотливом деле.
Впоследствии он сам подчеркивал, что дал согласие только “по откровению”
(Гал 2: 2). В качестве представителя от крещеных “эллинов” взяли некоего
Тита, ставшего потом помощником апостола.

По дороге на юг они посетили общины в Финикии и Самарии, основанные
эллинистами четырнадцать лет назад; повсюду их встречали с почетом.

Но что ждало посланцев в Иерусалиме? Едва ли они надеялись найти там
такой же прием. А Павлу и Варнаве нетрудно было догадаться, какой отпор
они получат в столице Иудеи.

Иерусалимская церковь. Св. Иаков Праведный 

За годы, истекшие со дня памятной Пятидесятницы, у общины Иерусалима
сложились собственные прочные традиции. Две волны преследований не
сломили ее; к тому же после смерти царя Агриппы I положение назарян
намного улучшилось. Во главе фарисеев находился тогда либеральный
учитель Иоханан бен Заккай. Он славился терпимостью и считал, что даже
язычники могут быть спасены добрыми делами. Иоханан сторонился
экстремистов, призывавших к войне с Римом; своей главной задачей он
считал укрепление веры и благочестия. Девизом его были слова: “Служи
Всевышнему не из страха, а из любви”. Влияние Иоханана отчасти
объясняет, почему многие фарисеи сблизились с назарянами, а некоторые --
приняли крещение. Этому также немало способствовал Иаков, Брат
Господень.

С тех пор как в начале сороковых годов Петр и другие апостолы покинули
город, престиж назаретской семьи сильно возрос. Члены ее, особенно
Иаков, были настоящими образцами древнего отеческого благочестия. Его
считали чуть ли не тринадцатым апостолом, которому Христос открыл некие
тайны наравне с Кифой и сыновьями Зеведеевыми. Брата Господня называли
Цадиком, Праведным, и Облиамом, оплотом народа. Уже при жизни он стал
легендарным. Говорили, что этот почтенный старец -- живое олицетворение
Закона, ради которого созданы небо и земля. Он был назиритом,
посвященным Богу от рождения: не пил вина, не стриг волос, воздерживался
от мяса. Когда Иаков проходил по улицам, его приветствовали, как
первосвященника; он якобы и одевался как архиерей, в льняной эфод и имел
право входить в Святое Святых. Такого человека фарисеи не могли ни в чем
упрекнуть. Он поистине “превзошел их в праведности” (Мф 5: 20). Его
строгое соблюдение Торы было в глазах ревнителей серьезным аргументом в
пользу учения назарян.

Следуя примеру Иакова Праведного, верные, сплотившиеся вокруг него,
по-прежнему называли дома своих молитвенных собраний синагогами, как и
раньше, они пунктуально выполняли все обряды, хранили субботу и
ограничивались лишь дозволенной Законом пищей. Как и в первые дни, они
рассчитывали на скорое обращение всего народа, который из грешного
Израиля должен будет превратиться в “Израиль Божий”.

Огромным преимуществом церкви св. Иакова было то, что она хранила
подлинные предания о евангельских событиях. В этой среде хорошо помнили
притчи и изречения Иисуса; именно отсюда выйдут в мир первые рассказы и
записи, которые составят основу Евангелий.

Тем не менее, приверженность к обрядовому благочестию невольно отдаляла
церковь св. Иакова от духа Христовой свободы. Можно сказать, что,
сохранив бесценное евангельское богатство, она куда меньше проникла в
его сущность, чем апостол Павел. Иерусалимляне слишком дорожили
культовой оболочкой веры, формой, в которой крылась опасность застоя.

Легко вообразить, как огорчило этих набожных людей известие из Антиохии.
У них в сознании не укладывалось, что есть где-то целая община собратьев
по вере, которые пренебрегают Законом Божиим. Кроме христиан из
фарисеев, больше всех, вероятно, негодовали те, что называли себя
эбионитами, бедняками. Они не откололись от Церкви и выражали тенденцию
крайнего законничества. Эбиониты хотели сохранить порядки первых дней
общины: отказывались от частной собственности, жили на подаяние.

Ядро эбионитов образовалось, видимо, из обращенных в христианство
ессеев, которые принесли с собой склонность к суровому аскетизму.
Естественно, что антиохийцы, отказавшиеся от обрезания, были для
ревнителей Закона вольнодумцами и вероотступниками.

Обо всем этом с тревогой думал Павел, когда за холмами показались стены
Иерусалима. 

“Апостольский собор” 

Прибыв в город, посланцы решили повидаться с наиболее влиятельными
братьями, которых почитали столпами Церкви. К счастью, в Иерусалим в
этой время приехали Петр и Иоанн Зеведеев.

Итак, Павел второй раз встретился с Кифой, но теперь не как вчерашний
враг и новичок, а как проповедник и пастырь, немало потрудившийся для
дела Божия. В беседе также приняли участие апостол Иоанн и Иаков
Праведный.

Тарсянин рассказал им о чудесных явлениях благодати в Сирии и
Галатийской провинции, о том, как они с Варнавой открыли дверь веры
иноплеменникам, а под конец, употребив свое любимое выражение, спросил:
“не напрасно ли я подвизаюсь?” (Гал 2: 2).

Рассказ его произвел сильное впечатление. Однако частной беседой,
которую Павел считал решающей, ограничиться не удалось. Поборники
традиции не желали соглашаться с тем, что считали вредным новшеством.
Кто хочет войти в Церковь Нового Завета, твердили они, обязан сначала
принять знак первого Завета -- Моисеева. Они, в частности, потребовали
этого и от Тита.

Павел сопротивлялся всеми силами. В Послании к галатам апостол позднее
писал, что они с Варнавой “ни на час не уступили и не покорились” этим
“вкравшимся лжебратьям”, как он с горечью называл своих бывших
сотоварищей по фарисейству, “приходившим подсмотреть за нашею свободою,
-- писал он, -- которую мы имеем во Христе Иисусе” (Гал 2: 4--5). Всегда
готовый идти навстречу в том, что считал второстепенным, Павел в данном
случае проявил непреклонность.

Чтобы дело не зашло в тупик, пришлось созвать общий совет старейшин
Иерусалимской церкви, возглавляемый тремя столпами. Вероятно, число
собравшихся было так невелико, что они могли разместиться в одном доме.
Это собрание и вошло в историю под именем “Апостольского собора”.

Началось собрание с острой полемики. Лука упоминает о нем вскользь,
говоря лишь о “долгом рассуждении” (Деян 15: 7), но мы уже знаем, какие
доводы должны были приводить оппоненты антиохийцев и что опровергнуть их
было непросто: за ними стояла буква Библии и ссылка на Самого Христа.
Правоверные могли указать и на пример месопотамского царя из Адиабены,
мать которого недавно посетила Иерусалим: уверовав в единого Бога, он
принял и обрезание, несмотря на то, что либеральные иудеи его
отговаривали. Разве не будет этот человек служить живым укором для
язычников, принявших христианство?

Нас не должно удивлять, что первый серьезный кризис в Церкви возник в
связи с обрядами. Людям легче отказаться от убеждений, чем от обычаев:
это объясняется законами психологии. Хотя обряд есть то русло, по
которому чаще всего текут реки духовной жизни, сохранять ритуалы проще,
чем верность духу. Так, русские старообрядцы предпочли идти на костры и
в застенки, лишь бы удержать двоеперстие и семь просфор. А в памяти
Израиля, в том числе и  христиан, еще свежи были воспоминания о
мучениках маккавейской эпохи, которые погибли за Закон.

По прошествии многих столетий кажется, что спор, разделивший Церковь,
мог бы быть предотвращен, если бы Христос точно определил место Закона в
Своем учении. Но, вспомнив, что Он проповедовал исключительно среди
иудеев, для которых Тора была аксиомой, мы поймем, почему Он не мог
высказаться до конца. Сначала Господь говорил о том, что пришел
“восполнить” Закон, затем определил новое отношение к мести и клятве,
запретной пище и разводу и, наконец, указал на две главные заповеди в
Торе. Все это уже содержало предпосылку для пересмотра Моисеева Закона.

Закон был дан Богом, и только Бог может изменять и тем более отменять
его. В таком случае именно Мессия, Сын небесного Отца, имеет эту власть:
“А Я говорю вам...”. Дальнейшее конкретное переосмысление Ветхого Завета
в свете Нового Христос предоставил ученикам, которым обещал содействие
Святого Духа.

На иерусалимском собрании 49 г. со всей очевидностью была явлена эта
небесная помощь.

Произошло чудо, когда слово взял Симон бар-Иона, чья приверженность
традиции ни у кого не вызывала сомнений. Ожидали, что первый среди
апостолов поддержит ортодоксов, но вместо этого Петр высказался в пользу
свободной практики антиохийцев. Он напомнил, как крестил в Кесарии
необрезанных и Дух Божий почил на них в его присутствии. Это доказывало,
что воля Господня -- принимать в Церковь даже тех, кто не соблюдает
иудейских обрядов. Согласие с Кифой выразил и апостол Иоанн.

Затем Павел повторил -- уже для всех собравшихся -- свой рассказ о
миссии, и старейшины невольно умолкли, слушая его.

Среди историков бытует мнение, что на этом “собор” завершился. Полагают,
что Лука присоединил к его описанию отчет о другой встрече старейшин в
Иерусалиме. Но эта гипотеза сомнительна, поскольку игнорирует важную
практическую проблему, которая несомненно должна была быть поднята: если
можно крестить иноплеменников, не требуя от них обрезания и подзаконной
жизни, то как в этом случае им общаться со своими собратьями-евреями?
Ведь каноны, которые регламентировали каждый шаг иудея, прежде всего
обособляли верных от окружающего мира. Например, употреблять мясо, не
выпустив из него кровь, было для иудеев столь же нечестиво, как для
христиан последующих поколений есть скоромное в Великую Пятницу.

В конце концов, св. Иаков предложил компромиссный вариант: еврейские
христиане останутся при отеческих устоях, а прочих ограничить
минимальными правилами.

-- Полагаю, -- сказал, поднявшись, Иаков, -- не затруднять обращающихся
к Богу из язычников, а написать им, чтобы они воздерживались от
осквернения идолами, от блуда, удавленины и крови (Деян 15: 19--20).

Это был, в сущности, вполне традиционный выход из положения. Подобные
упрощенные заповеди назывались Ноевыми, и издавна считалось, что,
соблюдая их, уверовавший иноплеменник может быть спасен.

Таким образом, Брат Господень, а с ним весь “собор” положили начало
первой национальной Церкви, в данном случае -- израильской. Этот шаг
заключал в себе как большие перспективы, так и немалый риск.
Плодотворной была готовность Церкви учитывать религиозные и культурные
особенности просвещаемых ею народов, но одновременно возникала угроза
самозамыкания общин. Правда, пока существовала империя, эта опасность
была незначительной: в пределах державы все народы сплачивала единая
греко-римская культура. Однако позднее угроза возросла. Большинство
церковных расколов, порой принимавших обличие ересей, выражало
центробежные тенденции поместных церквей.

Вероятно, апостолы, предчувствуя опасность разделений, предложили
узаконить обычай, который бы стал залогом церковного единства. “Узнавши
о благодати, данной мне, -- вспоминал потом ап. Павел, -- Иаков и Кифа и
Иоанн, почитаемые столпами, подали мне и Варнаве руку общения, чтобы нам
идти к язычникам, а им -- к обрезанным, только чтобы мы помнили нищих,
что и старался я исполнять в точности” (Гал 2: 9--10). Попечение о
нуждах матери-Церкви, особенно о ее членах, избравших добровольную
нищету, стало актом,  закрепившим связи между ней и новыми общинами.

Было составлено послание, которое Павлу и Варнаве поручили отвезти в
Антиохию.

В иерусалимской встрече лично для Павла оказалось важным то, что столпы
открыто и перед всеми признали его право благовестника народов. “Подать
руку общения” -- означало в древности заключить договор; тем самым
статус Тарсянина и Варнавы был утвержден и одобрен, роли распределены.
Иаков оставался главой иерусалимских христиан, Кифа и сын Зеведеев
продолжали свою проповедь среди иудеев, а Павел с Варнавой направлялись
на обращение язычников.

“Апостол народов”

В Сирию посланцы вернулись с чувством глубокого облегчения. Вынужденное
отступление ортодоксов было большой победой, ставшей поворотным пунктом
в истории молодого христианства: Господь указал новые пути, о которых
иные не подозревали, а иные их даже страшились.

Пророки еврейской общины Иуда Варсава и Сильван, часто называемый
сокращенно Силой, подкрепили своим авторитетом изложенное в послании.
Они молились и проповедовали среди антиохийцев, а затем отбыли на
родину. Казалось, все споры утихли.

Вскоре Сильван вторично посетил Антиохию: по-видимому, он почувствовал
большое расположение к Павлу. Пророк пришел вместе с ап.Петром,
начинавшим новый обход иудейских общин. Братская атмосфера антиохийской
церкви покорила Кифу. Рыбак вошел в ее жизнь со свойственной ему
открытостью, а когда верные собирались для трапезы и Вечери Господней,
он садился с ними за стол, не спрашивая, кто еврей, а кто грек. Однако
неожиданно мир снова был нарушен.

Ортодоксы в Иерусалиме настояли на том, чтобы Иаков послал нескольких
людей проверить, насколько строго проводится принцип двух церквей.
Каково же было их смущение, когда они увидели, что сам Петр ест
“нечистую” пищу вместе со всеми, забыв о долге правоверного иудея. Их
косые взгляды и ропот в свою очередь смутили апостола. Опасаясь
дальнейшего соблазна, он вообще перестал приходить на общие трапезы.
Такую же тактику избрал и Варнава.

Павел был возмущен: нельзя допустить, чтобы обветшалые перегородки
разделяли единых во Христе. За Трапезой Христа все различия должны быть
забыты! Тарсянин и не пытался совместить это убеждение с установками
“собора”; он надеялся, что Господь скоро явится в мир, и все недоумения
отпадут сами собой. Но он боялся, что поступок ап. Петра и Варнавы
сведет на нет то ценное, что было достигнуто в Иерусалиме.

Стало очевидно, что собор оставил многие вопросы открытыми. Павла все
это тяготило; его неудержимо потянуло туда, где он смог бы начать все
заново, не оглядываясь на старозаветных церковников.

Он предложил Варнаве вторично посетить общины, основанные ими в южной
Галатии. Варнава, также огорченный происшедшим, рад был покинуть
Антиохию.

Начали собираться в дорогу. Иосиф пожелал снова взять с собой Иоанна
Марка, который вместе с Петром и Сильваном недавно пришел в Антиохию. Но
Павел наотрез отказался: он помнил, как молодой левит бросил их в самом
начале путешествия и считал Марка ненадежным попутчиком. Но теперь
Варнава предпочел Павлу брата, заявив, что в таком случае они с Марком
отплывают на Кипр. Едва ли им руководила простая обида; видимо,
миролюбивый Иосиф боялся, что, оставшись с Павлом, он обречен
участвовать в распрях и попадать в трудные положения.

Так разошлись пути двух замечательных людей. С этого времени Варнава
исчезает из нашего поля зрения. Он продолжает трудиться для Евангелия,
но уже без Павла; с годами ссора забылась, и апостол с большой теплотой
отзывался об Иосифе и Марке. Однако ход событий уже нельзя было
изменить. Тарсянин становился главной фигурой в миссии среди язычников.

От случившегося пострадали оба. Впрочем, Павла в какой-то мере утешил
готовый отправиться вместе с ним Сильван . Это была неожиданная удача.
Пророк Иерусалимской церкви мог рассеять подозрения ортодоксов; кроме
того, Сильван, как и Павел, имел римское гражданство, что было
немаловажно для путешествия по империи.

Апостол Петр остался в Антиохии. Пробыв там некоторое время, он
последовал примеру Павла. В сопровождении жены и Иоанна Зеведеева он
посетил ряд иудео-христианских общин за пределами Сирии, а позднее,
вероятно, побывал даже в Греции. На Кипре он отыскал Марка, который стал
служить апостолу в качестве переводчика: греческий язык Петр знал плохо.

Судьба же прочих из числа Двенадцати покрыта тайной. Лука ничего не
говорит о том, где они жили после 42 г. Согласно поздним легендам,
Андрей, брат Петра, проповедовал в Малой Азии и Причерноморье, Фома -- в
Парфянских странах и Индии, а Фаддей и Матфей -- в Сирии. Сам факт
апостольских путешествий не вызывает сомнений, но достоверность
рассказов о них, заимствованных из гностических книг, весьма спорна.

Трудно объяснить, почему люди, бывшие живыми свидетелями земной жизни
Спасителя, словно растворились в массе верующих и о них почти ничего не
известно. Однако этот факт придает их судьбе особое величие: их участь
-- пример исполнения слов Христовых: “Если пшеничное зерно, пав в землю,
не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода”.

Для Павла же начинался период самостоятельных миссий. Последующие годы
принесут ему много радости и горя. Порой ему будет казаться, что против
него вооружился весь мир. Иудеи проклянут его как отступника от Закона,
еврейские христиане будут смотреть на Тарсянина как на вольнодумца,
язычники станут преследовать как возмутителя спокойствия. И даже после
смерти апостола народов споры вокруг него не утихнут. “Так неповторимо
ярок весь образ этого человека, что “Павлов вопрос” останется навсегда
одним из центральных вопросов христианской истории, источником
вдохновения для всех, “камнем преткновения и соблазна” для многих”. Эти
слова православного богослова можно поставить эпиграфом ко всей жизни
св. Павла.

“Идти к язычникам” 

Обдумывая новые, более широкие планы, св. Павел избрал пеший маршрут,
который вел из Антиохии в Галатию через горные перевалы. Покинув столицу
Сирии, они с Сильваном прошли вдоль побережья, посетили родину апостола,
а оттуда двинулись в горы. Хороший римский тракт позволил им
благополучно миновать угрюмые ущелья Киликии. После спуска в долину они
свернули на запад и добрались до Ликаонии. Там Павла ждала радость: его
церкви продолжали жить. В Листре он нашел молодого, полного сил
помощника. Тимофей, сын Эвники, которого он обратил еще в первый свой
приход, вырос и стал любимцем всей общины. Услышав о нем много хороших
отзывов, апостол захотел взять его с собой. Он крестил Тимофея и,
вероятно, по совету Сильвана, согласился, чтобы тот прошел через обряд
обрезания, который был совершен в соответствии с Законом, определяющим
национальность человека по матери. Этим шагом Павел хотел
продемонстрировать свою верность “собору” и защититься от нареканий.

Когда биографы говорят, что апостол Павел был немощным, слабым
человеком, они забывают, каких невероятных усилий требовал от него труд
благовестника. Пересекая страну, они с Сильваном и Тимофеем покрыли за
сравнительно короткий срок такое же расстояние, какое отделяет Москву от
Кавказа. За скупыми строками Деяний надо суметь увидеть бесконечные
пыльные магистрали среди холмов и плоскогорий, на которых они порой
изнывали от зноя, а ночами дрожали от холода под каким-нибудь деревом,
если не успевали отыскать придорожную гостиницу.

Но с каждым шагом томительного пути Павел убеждался, что его ведет
нездешняя сила, что Дух Христов как бы соединяется с его духом. “Все
могу в укрепляющем меня Христе”, -- говорил он (Фил 4: 13). Это
переживание нельзя было сравнить с сухим изучением деталей Закона. 
Тогда Бог переживался как грозный Отец, повелевающий и взыскательный, а
теперь через Своего Сына Он изливает силу, спасение и любовь. Точно Сам
Воскресший живет и действует в Своих посланниках. 

Наконец, после изнуряющей жары, среди сосен у горы Иды потянуло
благодатной свежестью; в небе показались чайки. Впереди на высоком холме
появился укрепленный римский городок Троада. Под его стенами и улицами
спала вечным сном знаменитая Троя Гомера. Выйдя на прибрежный песок к
искрящимся лазурным водам Эгейского моря, трое путников могли видеть
вдали очертания островов, которые служили мостом между Азией и Европой.
Не настало ли время воспользоваться им? Не для того ли привел их Господь
сюда, на Илионское побережье?

Миссионеры остались в Троаде надолго. Но вот Павлу снится сон, яркий,
как сама реальность. С ним заговорил человек в македонской одежде и стал
настойчиво просить: “Приди в Македонию и помоги нам” (Деян 16: 9).
Значит, конец колебаниям. Именно эта страна ждет их за широкими морскими
просторами.

Лето 49 г. было на исходе, когда путешественники нашли корабль,
отплывавший на Балканы. Теперь их уже четверо: в Троаде они встретили
греческого врача Луку, который взялся проводить их до Македонии.
Христианин, крещеный, вероятно, в Антиохии, он не раз бывал здесь по
делам, связанным с его профессией: в древности странствия были
обязательны для ученых мужей.

Лука оказался для Павла счастливым приобретением. Он был нужен не только
как врач (вспомним, что апостола мучили приступы болезни) и не просто
как проводник; в нем Тарсянин нашел надежного помощника и друга.

Обладая легким характером и добрым сердцем, врач оказался незаменимым
спутником. Быть может, он не всегда понимал Павла, -- такой была участь
большинства знавших его, -- но он искренне к нему привязался. В
Кн.Деяний его любовь к апостолу чувствуется в каждой строке, посвященной
Павлу. Благодаря этой книге, мы обладаем более точными сведениями о
последующей миссии Павла: Лука описывает ее уже как очевидец и участник.

Странствия апостола не были легкой прогулкой; и корабль, на который они
взошли, не походил на современные комфортабельные суда. Пассажиры
теснились на крошечной палубе среди тюков, канатов, огромных глиняных
кувшинов, в которых перевозили зерно, оливковое масло, вино. В открытом
море такие парусники были не очень надежны, поэтому капитаны
предпочитали каботажное плавание, боясь потерять берег из виду. Впрочем,
путь предстоял недолгий.

Павел начинает проповедь в Европе (Балканские страны, 49--52 гг.)

В тот же вечер, идя при попутном ветре, корабль достиг скалистого
острова Самофракии, где бросили якорь, а на следующий день он уже входил
в гавань македонского порта Неаполиса. Но останавливаться в этом
перевалочном пункте Павел не захотел, предпочитая города с более
стабильным населением, в которых легче было бы устроить опорный центр
для миссии. Поэтому, сойдя на берег, они двинулись дальше, поднимаясь в
горы, и через несколько часов вышли на Эгнатийскую военно-почтовую
дорогу, соединявшую Причерноморье с Адриатикой. Она пересекала область,
где сейчас сходятся границы Югославии, Болгарии и Греции и где еще не
было ни одного христианина.

Македонские церкви 

Македония сильно отличалась от засушливых земель Эллады или Иудеи с их
голыми ландшафтами. Широкая дорога вела миссионеров через тенистые
дубовые и хвойные леса, мимо речушек и лугов, а над всем этим в сизой
дымке парила вершина Пандея, на которой были уже заметны первые полоски
снега. В окрестностях ее жил выносливый, спокойный, здравомыслящий народ
пастухов и земледельцев.

Через несколько часов спустились в долину и вошли в Филиппы. При отце
Александра Великого здесь селились золотоискатели, а потом Август
расширил поселок, предоставив его своим ветеранам, и дал ему статус
имперской колонии в память о победе над республиканцами.

После того как Лука позаботился о ночлеге, стали обдумывать план
дальнейших действий. Собираясь проповедовать язычникам, Павел не думал
отступать от прежней тактики: идти сначала к иудеям. Однако выяснилось,
что в Филиппах их почти нет. Не насчитывалось и десятка мужчин, который
был необходим для основания синагоги. Лишь ничтожная горстка лиц,
исповедовавших иудейство, собиралась для молитвы за городскими воротами
у ручья.

Дождавшись субботы, миссионеры отправились к указанному месту. На берегу
они нашли нескольких женщин, -- почти все они были замужем за
язычниками. Павел подсел к ним на траву и, расспрашивая каждую о ее
жизни, постепенно перешел к тому главному, ради чего прибыл в Филиппы.
Он говорил о Мессии, о прощении грехов, о благодати и о скором
пришествии Спасителя в мир.

Так, под открытым небом, среди прибрежных ив и камней, под тихий плеск
воды прозвучало евангельское слово, первое, которое услышали жители
восточной Европы.

Особенно полюбилась Павлу Лидия, прозелитка из малоазийского города
Фиатир. Она первая приняла крещение во имя Иисуса; “Господь, -- пишет
Лука, -- отверз сердце ее” (Деян 16: 14). Лидия сразу же вызвалась
помочь миссионерам и заставила их поселиться в ее доме. Нарушив свой
принцип, Павел не только согласился принять это гостеприимство, но и в
дальнейшем пользовался материальной поддержкой Лидии. Она торговала
пурпурной тканью, которая тогда ценилась очень высоко, и ей было
необременительно давать кров и пищу четырем путешественникам. Павел
смело принимал ее помощь, потому что был уверен в бескорыстии и душевной
доброте Лидии.

Через некоторое время обратилось и несколько мужчин: Эпафрас *, Климент
и другие. Они проявили такую же веру и преданность апостолу, как и
женщины. Среди филиппийцев Павел смог наконец по-настоящему отдохнуть:
он чувствовал себя, как в родном доме. И в дальнейшем эта церковь редко
причиняла ему серьезные огорчения. Где бы он ни странствовал,
воспоминания о филиппийских христианах согревали его душу, наполняя
нежной признательностью. Поистине они были подарком для пастыря,
которому предстояло выдержать еще столько мытарств, обид и терзаний.

------------------------------------------------------------------

* Полное его имя было Эпафродит.

Апостол Павел не принадлежал к числу людей, умеющих своей проповедью
зажигать массы, подобно Лютеру, не был он и популярным святым, о котором
народ складывает легенды. Его таланты более всего раскрывались в личном
контакте или в кругу небольшой общины. Тогда его природная застенчивость
исчезала, он становился мудрым наставником, другом, отцом.

Обстановка в Филиппах более всего этому способствовала. К тому же дух
гражданской сплоченности и порядка, царивший там, облегчал его задачи.
За несколько месяцев Павел создал крепкую общину и поставил для нее
блюстителей: епископов и диаконов.

Однако не всегда проповедническая деятельность Павла и Сильвана в
Филиппах протекала мирно. Два обращения были связаны с бурными
событиями, в результате которых миссионерам пришлось покинуть город.

Все началось с того, что каждый раз, когда Павел и его спутники шли к
ручью, где по-прежнему собирались верные, за ними увязывалась девушка,
рабыня одного римлянина. Она возбужденно кричала:

-- Сии человеки - рабы Бога Всевышнего, которые возвещают нам путь
спасения! (Деян 16: 17)

Апостол, видя, что она одержимая, некоторое время не обращал на нее
внимания, но постепенно его стало тревожить, как бы подобный странный
эскорт не вызвал недовольства горожан и не вооружил бы их против
христианской общины. В конце концов, терпение его истощилось. Однажды,
услышав за собой знакомые вопли, он резко обернулся и именем Иисуса
велел безумной замолчать. Сила его слов произвела немедленное целебное
действие: рабыня утихла, пришла в себя и послушно вернулась в дом своих
хозяев. Но тут-то обнаружилось самое неприятное: оказывается, в Филиппах
многие принимали бессвязное бормотание больной за пифийские пророчества.
Девушке задавали вопросы и платили за гаданье деньги, которые шли в
карман ее владельцев. Заметив в ней явные признаки выздоровления, они
поняли, что лишились дарового дохода и задумали расквитаться с
проповедниками.

Подбив нескольких соседей, они подстерегли Павла и Сильвана на улице и
силой потащили на городскую площадь к преторам, в местную магистратуру.
Луку и Тимофея не тронули, приняв их, видимо, за слуг. Владельцы рабыни
умолчали перед преторами о своей главной претензии, боясь, что их
поднимут на смех, и поэтому просто заявили:

-- Сии люди, будучи Иудеями, возмущают наш город и проповедуют обычаи,
которых нам, Римлянам, не следует ни принимать, ни исполнять (Деян 16:
20--21).

Преторы, видя воинственное настроение собравшейся толпы, не потрудились
выслушать чужеземцев: они велели тут же сорвать с них одежду, привязать
к столбам и бить палками. После чего, обессиленных и окровавленных,
обоих бросили в городской каземат, причем для большего устрашения ноги
им забили в колодки.

Придя в себя в темноте среди арестантов, миссионеры не упали духом.
Пострадать за Господа было для них честью. Когда они стали молиться и
петь, люди в камере были поражены поведением новых заключенных.

В полночь тюремщик проснулся от подземного толчка. Землетрясения --
большие и малые -- в тех местах не редкость, и в первую очередь он
подумал о камерах, за которые отвечал. Прибежав на место, римлянин,
несмотря на темноту, сразу же понял, что двери открыты. Значит, узники
разбежались. Законы предусматривали смертную казнь охраннику, если он
упустит заключенных. Не желая кончить дни с позором, тюремщик выхватил
было меч, но его остановил голос из темноты:

-- Не делай себе никакого зла, ибо все мы здесь (Деян 16: 28)! Это
крикнул Павел, который угадал намерение сторожа.

Принесли факелы, и, действительно, оказалось, что арестанты на месте.
Римлянин понял, что эти чужеземцы остались, чтобы не ставить его под
удар. Это так подействовало на тюремщика, что он, низко поклонившись
Павлу и Сильвану, освободил их закованные ноги, вывел из камеры и привел
в свое жилище. Там он как мог омыл и перевязал раны чужеземцев и
забросал их вопросами. Он уже слышал, что они возвещают о каком-то
спасении, и спросил, как его достигнуть. Снова зазвучали слова о Христе,
но уже не у тихой речки, а в полутемной комнате, где собралась семья
охранника, и где она была крещена. Филиппийская церковь обрела еще
несколько душ.

Колебания почвы больше не повторялись. Наутро преторы, считая, что
достаточно проучили чужаков, прислали приказ отпустить их. Это значило:
“инцидент исчерпан, можете убираться восвояси”. Но Павел сообразил, что,
если дело кончится таким образом, на филиппийских христиан падет тень:
их наставники уйдут с пятном бесчестия. А в римской среде с этим нельзя
было не считаться. Поэтому он с возмущением заявил ликторам, которые
принесли приказ:

-- Нас, Римских граждан, без суда всенародно били и бросили в темницу, а
теперь тайно выпускают? нет, пусть придут и сами выведут нас! (Деян 16:
37)

Слова civis Romanus sum, я — римский гражданин, имели как бы магическую
власть во всех концах империи, тем более в колониальном городе -- этом
Риме в миниатюре. Наказать имеющего римское гражданство можно было
только после правильного судебного разбирательства. Преторы поняли,
какую допустили оплошность, не вникнув в это дело. Им ничего не
оставалось, как лично прийти к арестованным, извиниться и вежливо
попросить покинуть город.

Миссионеры вернулись в дом Лидии, где их уже не чаяли скоро увидеть, и
после прощальной беседы тронулись в путь. Луку Павел оставил в Филиппах,
чтобы он помог общине утвердиться в вере.

Снова выйдя на Эгнатийский тракт, Павел, Сильван и Тимофей пошли лесами,
а затем вдоль побережья на запад. Дней через пять они спустились к бухте
залива, где раскинулся город Фессалоники, большой порт, столица одной из
македонских областей. Жители его занимались не только торговлей;
пригород его был цветущим плодородным, истинным раем для крестьян.
Именно тут апостол и решил продолжить дело благовестия.

Еврейское население Фессалоник было значительным. Появившись в синагоге,
Павел почти месяц беспрепятственно вел с ними беседы. Как пишет Лука, он
“открывал и доказывал” (Деян 17: 3) им, что Мессия должен был пострадать
за грехи людей и что этот Мессия есть Иисус, распятый в Иерусалиме и
воскресший. “И некоторые из них уверовали, и присоединились к Павлу и
Силе, как из Еллинов чтущих Бога, великое множество, так и из знатных
женщин немало” (Деян 17: 4).

В результате образовалась большая община, в которой преобладали
греко--македонцы. В основном это были земледельцы, портовые рабочие,
ремесленники и мелкие торговцы. Особенное впечатление на неофитов
произвело пророчество о скором пришествии Спасителя. Они готовы были
сами включиться в проповедь Евангелия, чтобы спасти и других.
Фессалоникийская церковь стала первой церковью-проповедницей.
Впоследствии македонцы, главным образом из этой общины, часто будут
сопровождать Павла в его странствиях. Года два спустя апостол с
удовлетворением писал, что его приход в Фессалоники “был не
бездейственный” (1 Фес 2: 1), что братство тамошних христиан стало
“образцом для всех верующих в Македонии и Ахайи” (1 Фес 1: 7).

Поражение в Афинах 

Несомненно, в Македонии апостол был взволнован встречей с новым для него
латинским миром, но Афины, куда он пришел поздней осенью 50 г., должны
были поразить его еще больше. Он увидел истинную Элладу, без признаков
чужеземного влияния, гордую своим великим прошлым. Правда, пора ее
расцвета осталась далеко позади. Междоусобицы и нашествия завоевателей
разорили страну, население поредело и обнищало.

В центре города буквально на каждом шагу Павел видел статуи богов и
героев, покрытых уже потускневшей краской, но все еще величественных.
Однако у апостола они не вызывали ничего, кроме возмущения. Никогда еще
символы язычества не обступали его таким плотным кольцом. В довершение
всего он ощущал приближение приступа хронической болезни.

Тем не менее, апостол не мог долго бездействовать и решил попытаться
благовествовать в этом городе идолов.

Встреча с евреями в маленькой афинской синагоге прошла мирно, но
бесплодно. Больше заинтересовала Павла агора, главная площадь Афин. Он
наблюдал, как по ней группами прохаживались студенты и туристы, как
философы и ораторы, расположившись в тени портиков, собирали слушателей.
Это был своего рода древний Гайд-парк, место свободного обмена мнениями.

Хотя философский гений Афин к тому времени поблек, имена и книги великих
мудрецов здесь не были забыты. Их наследие изучали и вокруг их идей
велись споры.

Не без смущения отважился Павел войти в контакт с этой публикой, полной
снобизма и склонной к язвительным шуткам. Сам того не подозревая, он
последовал примеру Сократа: начал гулять по агоре и вступать в разговор
со случайными людьми. Через несколько дней им заинтересовались
преподаватели стоической и эпикурейской школ. Они заметили, что Павел
знаком с некоторыми элементами их доктрин. Но дух его бесед показался
афинянам настолько странным, что они не могли взять в толк, чему он
учит. 

Отправной точкой своей речи он сделал алтарь, замеченный им в городе,
алтарь, посвященный “неведомому богу” (Деян 17: 23). Такие жертвенники
народ ставил, когда не знал, какое божество благодарить или
умилостивить. В глазах Павла они были символом духовных поисков
язычества. “Сего-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам”
(Деян 17: 23), -- сказал он афинянам.

Кто же этот таинственный Неведомый? Он есть, продолжал апостол, “Бог,
сотворивший мир и все, что в нем, Он, будучи Господом неба и земли, не в
рукотворенных храмах живет, и не требует служения рук человеческих, как
бы имеющий в чем-либо нужду, Сам дая всему жизнь и дыхание, и все; от
одной крови Он произвел весь род человеческий, для обитания по всему
лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитанию,
дабы они искали Бога, не ощутят ли Его, и не найдут ли, хотя Он и
недалеко от каждого из нас; Ибо мы Им живем и движемся и существуем”
(Деян 17: 24 --28).

Полагая, что мост наведен, Тарсянин перешел к самому трудному. “Итак, --
сказал он, -- Бог ныне повелевает людям всем повсюду покаяться; ибо Он
назначил день, в который будет праведно судить вселенную, посредством
предопределенного Им Мужа, подав удостоверение всем, воскресив Его из
мертвых”(Деян 17: 30--31)

Тут Павла прервали. Одни откровенно смеялись: чего еще ждать от
восточных суеверий? Другие уклончиво говорили: “Об этом послушаем тебя в
другое время” (Деян 17: 32). Они явно потеряли интерес к чужестранцу:
выслушивать про какого-то воскресшего означало для них пустую трату
времени.

Павел должен был признаться, что потерпел полное поражение. Надменность
скептиков оказалась более непроницаемой, чем фанатизм ревнителей Закона.
За исключением двух--трех обращений, в том числе одного члена Ареаопага,
в Афинах Павел не имел никакого успеха. Уверовавших было так мало, что
они не смогли образовать даже небольшой общины.

Тимофей приехал вовремя, чтобы ободрить своего наставника. Он рассказал
о делах в Македонии, о гонениях и стойкости верных. Душа Тарсянина
рвалась к ним, но состояние здоровья и угроза новых конфликтов
остановили его. Он предпочел снова остаться один, отправив Тимофея назад
к македонцам. Сам же апостол намеревался довести задуманное до конца:
впереди его ждала южная Греция с главным городом в Коринфе. Там Павел и
условился о встрече с Тимофеем.

“Веселый Коринф” 

Апостол был рад уйти из Афин. Простившись с любимым помощником, он шел
один по дороге, глядя на золотистые скалы, холмы, изрезанные козьими
тропами, на чахлые оливковые деревья. Здесь каждая местность напоминала
о событиях эллинской истории. Но Павел думал о другом: что ждет его в
Коринфе? Он чувствовал себя уставшим, больным и подавленным. Никаких
иллюзий относительно этого города он не питал. Всем было известно, каков
он, “веселый Коринф”, куда приезжали продавать, покупать и сорить
деньгами. Расположенный на перешейке между двух морей, город издавна
слыл притоном для всякого сброда. В отличие от тихих Афин, грезивших о
былом, он достиг при римлянах прежнего благоденствия.

У Истмийских ворот посетители Коринфа могли видеть памятник Диогену, вид
которого мог лишь усилить мрачные предчувствия Павла. Ведь именно этот
мудрец ходил средь белого дня с фонарем по Коринфу, утверждая, что ищет,
но не находит человека. Однако все обернулось неожиданным образом, и
апостолу повезло больше, чем философу. Именно в Коринфе Павел был
вознагражден за провал в Афинах.

Первый сюрприз ожидал миссионера на одной из иудейских улиц. Там он
познакомился с неким Акилой и его женой Прискиллой.Оба оказались
христианами.

Уроженцы Причерноморья, супруги попали в Грецию после долгих скитаний.
Прежде у них была мастерская в Риме, но недавно цезарь Клавдий приказал
иудеям покинуть столицу, и Акила с Прискиллой нашли пристанище в
Коринфе. Здесь они занялись своим ремеслом, изготовлением палаток. Для
апостола эта встреча была большой удачей. Теперь он мог спокойно
работать вместе с новыми собратьями.

Узнал он и других обитателей еврейской колонии, но, наученный горьким
опытом, действовал с большой осторожностью. Коринфская синагога
считалась самой знаменитой в провинции Ахайи, и ее раввины пользовались
немалым влиянием. Павел сделал все от него зависящее, чтобы прежде
времени не вступать с ними в конфликт. Только когда, наконец, прибыли
Сильван с Тимофеем, он почувствовал себя увереннее и стал на собраниях
открыто говорить об Иисусе как о Мессии, Который в уничиженном виде
предварил Свой последний приход. Эффект превзошел все ожидания.
Крестился сам начальник синагоги Крисп с семьей. На радостях Павел,
вопреки своему правилу, лично совершил над ним таинство. Принял
христианство и уважаемый член общины Юст, в доме которого рядом с
синагогой Павел гостил. Но все это не избавило Тарсянина от выходок
противоположной партии. Под ее давлением Криспа отстранили от должности,
заменив неким Сосфеном, и началась кампания травли миссионеров.

Тогда Павел продолжил свою проповедь в доме римлянина по имени Гай. В
знак начала нового этапа миссии он сам крестил его, а также Стефанаса,
первого грека, обращенного в Коринфе. Последнего Павел назначил
руководителем молодой церкви.

Итак, налицо был парадокс: в беспутном и легкомысленном Коринфе нашлось
больше душ, искавших веры и спасения, чем где бы то ни было прежде.
Убедившись в этом, апостол решил остаться в городе подольше. Число
христиан быстро увеличивалось, и они нуждались в более продолжительном
попечении.

Полтора года прожил Павел в Коринфе, где его пастырский дар развернулся
в полную силу. Он трудился с огромным напряжением, отдавая всего себя
делу евангелизации. Позади были сотни километров пути и десять общин,
основанных им лично, от Малой Азии до Балкан. Почти в одиночку он
совершил невозможное и знал, что в этом проявилась ощутимая помощь
свыше. В Коринфе работа с людьми была нелегкой, но он слышал голос
Христа: “Не бойся, но говори и не умолкай, ибо Я с тобою, и никто не
сделает тебе зла; потому что у меня много людей в этом городе” (Деян 18:
9--10).

Не забывал апостол и о других своих “детях”. Он не смог побывать за это
время в Македонии, но еще раз послал туда неутомимого Тимофея. Юноша
выполнил поручение, после чего Павел принялся за дело, важнейшее в его
жизни и бесконечно важное для всей Церкви. Он сел писать послание
фессалоникийским христианам. Быть может, первое свое послание.

Пастырь церквей и благовестник свободы (Коринф -- Эфес -- Иерусалим --
Антиохия, 51--54 гг.).

Послание св. Павла 

Еще у ветхозаветных общин, разбросанных по миру, вошло в обычай
обмениваться посланиями. Поскольку в римскую эпоху регулярная почта
служила лишь государственным нуждам, личные письма развозили нарочные. У
Павла в таких людях недостатка не было: Тимофей, Тит и другие помощники
в любой момент готовы были отправиться с драгоценным свитком туда, где
их ждали с надеждой и нетерпением.

Письма Павла составляли как бы часть его миссионерской проповеди, хотя в
основном они преследовали пастырские цели: с их помощью апостол на
расстоянии продолжал руководить жизнью новообращенных. Он взял себе за
правило обращаться не к старейшинам церквей, а ко всем верующим, чем
подчеркивал их общую ответственность за дело Божие.

Четыре Евангелия сложились уже на исходе апостольского века, поэтому
наследие Павла — самое раннее из известных нам письменных документов
Церкви. Письмо в Фессалонику было получено христианами, жившими всего
через двадцать лет после земной жизни Спасителя.

Тимофей, не медля, отвез письмо в Македонию. Но едва он возвратился
оттуда, Павел вынужден был снова писать фессалоникийцам. От своего
верного ученика он узнал, что кто-то распространил в общине текст
пророчества о скором наступлении конца мира. Пророчество приписывали
самому Павлу. Нужно было как можно скорее пресечь соблазн, успокоить
людей, привести необходимые разъяснения.

Во втором послании апостол, говоря о конце мира, несомненно, имел в виду
как ветхозаветные предсказания, так и слова Иисуса. Он разъяснил смысл
этих пророчеств, где говорилось о временном торжестве врагов Божиих,
которые будут попирать удел Его. Выражаясь современным языком, эти
пророчества указывали на рост демонического полюса истории по мере
приближения Суда. Напоминая библейское учение о царстве лжемессии,
Антихриста, Павел сдерживал нетерпение тех, кому казалось, будто плод
уже созрел.

Павел ясно дал понять, что время Антихриста еще впереди.

Отвергая бесплодные гадания фессалоникийцев, он настоятельно просил их
не отходить от того, что им было проповедано. Он даже не побоялся ради
этого употребить фарисейский термин. “Стойте и держите предания, --
писал он, -- которым вы научены или словом, или посланием нашим” (2 Фес
2: 15). Верность изначальному благовестию должна служить для них
ориентиром, лекарством от иллюзий.

Особенно подчеркивал Павел оздоровляющую роль трудовой жизни, поскольку
хорошо знал презрительное отношение к ней в греко--римской среде: на
труд смотрели как на унизительную повинность, недостойную благородных
людей (2 Фес 3: 6--13). Апостол категорически отверг попытки оправдать
этот взгляд наступлением последних времен. Он сам всегда трудился, не
покладая рук, и к этому же звал своих учеников.

В Иерусалим через Эфес 

Прошло уже восемнадцать месяцев с тех пор, как Павел поселился в
суетливом шумном Коринфе. Христиан здесь было теперь больше, чем в любом
другом городе, где апостол проповедовал прежде. После стычки с
синагогальным начальством он все теснее сближался с греко--римским
населением. Далеким сном казались теперь страны Сирии и древний
Иерусалим. Однако Тарсянин не намеревался создавать изолированную
Эллинскую церковь. Он не забывал о долге сохранять единство всех верных.
Этот долг и заставил его разлучиться с коринфянами, среди которых он
столь успешно трудился, и снова вернуться на Восток.

Летом 52 г., когда навигация была уже в разгаре, он отправился в
Кенхреи, порт Коринфа, захватив с собой Акилу и Прискиллу; Сильвана и
Тимофея он оставил в городе продолжать дело евангелизации.

Прежде чем плыть в Иудею, апостол, однако, захотел хоть ненадолго
побывать в городе своей мечты, Эфесе. Целую неделю плыл парусник,
лавируя среди островов архипелага, пока не приблизился к берегам Азии.
Из гавани Павел и его спутники, идя пешком вверх по течению реки,
добрались до Эфеса.

После прохладного морского ветра жара и духота города казались особенно
гнетущими. Повсюду стояли тучи пыли, поднимаемые вереницами повозок,
которые тянулись от ворот и к воротам. Эфес поражал всех, кто впервые
оказывался на его улицах среди леса колонн, пышных памятников и статуй.
Утонченность Афин, коммерческий дух Коринфа, размах многоязычной Азии --
все соединялось здесь подле гигантского святилища Артемиды, одного из
семи чудес света. Толпы паломников, купцов, погонщиков мулов, моряков
теснились вокруг лавок. Хотя праздники в честь Артемиды уже миновали,
город жил кипучей деловой жизнью.

Еврейский квартал Эфеса находился под непосредственным покровительством
Рима; он был обширным и процветающим. Вопреки ожиданиям, миссионеров
здесь встретили очень радушно; Павел уже отвык от столь почтительного
отношения со стороны соплеменников. Его беседа в синагоге произвела
хорошее впечатление (наветы врагов сюда еще не достигли). Павла даже
просили остаться в Эфесе подольше, но он объяснил, что связан обетом
посетить Иерусалим на праздник Пятидесятницы и принести в Храме жертву;
только после этого он снова может приехать в Азию.

Оставив вместо себя Акилу с женой, чтобы те исподволь готовили почву для
проповеди, Павел на лодке вернулся в гавань и оттуда отплыл в Иудею.

Лука говорит о дальнейшем его путешествии очень кратко. По словам
евангелиста, “Побывав в Кесарии, он приходил в Иерусалим, приветствовал
Церковь и отошел в Антиохию” (Деян 18: 22). Такое нежелание вдаваться в
подробности кажется странным: ведь встреча с Иаковом и иерусалимскими
христианами была важным событием в жизни Тарсянина. Видимо, Лука,
избегавший описания конфликтов, умолчал о прохладном приеме, оказанном
его учителю в церкви Иакова. Сам Брат Господень не мог отказаться от
общения с Павлом, хотя последний уже прослыл хулителем Закона, но
нашлись, наверно, и такие, которые усмотрели в его приезде открытый
вызов древнему благочестию. Не пора ли поставить на место этого
вольнодумца, вместо того чтобы мирно беседовать с ним, как делает Иаков?
По какому праву он, не знавший Иисуса, осмеливается идти против вековых
устоев? Почему он не стал смиренным учеником истинных апостолов?
Тарсянин утверждает, что Сам Иисус являлся ему, но разве этого
достаточно? Может ли он равняться с теми, кто жил рядом с Мессией?
Скорее всего, этот лжефарисей и лжеапостол -- замаскированный враг
Церкви.

Перешептываниями за спиной Павла христиане--законники не ограничились, а
задумали принять против него серьезные меры. Едва Павел, удрученный и
опечаленный, отбыл в Антиохию, они начали действовать. Иаков, памятуя о
“cоборе”, вряд ли одобрял фанатиков, но старец был уже не в состоянии
удержать их. Они поспешно отправились в те города, где проповедовал
Павел, начиная с Галатии, и всюду убеждали новокрещеных эллинов, что
Тарсянин обманул их, — для спасения недостаточно только креститься, а
надо принять и Закон Моисеев.

Благовестник свободы 

Ничего не подозревавший апостол, окруженный друзьями, уже почти год жил
в Сирии, когда, точно гром среди ясного неба, на него обрушилось
известие из Галатии: верные ему люди сообщали, что его дело -- на грани
развала. Простодушные галаты поддались увещаниям противников Павла,
отреклись от своего учителя и поспешили принять обрезание.

Новость эта больно ранила апостола. Что делать? Отменить обещанную
поездку в Эфес и вместо этого торопиться в Галатию? Но прежде следует
написать послание своим первенцам, которые, увы, оказались такими
нестойкими. Потрясенный известием, обиженный и раздосадованный, он
садится диктовать.

Поначалу может показаться, что задето самолюбие проповедника. Но дело не
в этом: он вынужден отстаивать свой авторитет не ради себя, а ради
открытой ему Истины. Несмотря на охватившие его чувства, он не отрицает,
что соперники проповедуют Благую Весть; апостол лишь указывает, что в их
устах она получает превратный смысл. Наиболее резкий отпор дает Павел
методам лжебратии, которые, пользуясь его отсутствием говорят о нем
неправду, желая очернить его. Он трудится не для себя, а для Бога, его
послали не люди, а Сам Христос, служителем Которого он избран от утробы
матери. Павел еще раз подчеркивает, что учение, которое он возвещал
галатам, -- не человеческая доктрина, а Откровение Божие.

Порицатели Павла напоминали, что и Сам Христос соблюдал Тору. Да,
отвечает апостол, Христос подчинился Закону, но одновременно возвысился
над ним. Как Человек Он прошел человеческий путь “подзаконной жизни”,но
не ради порабощения букве, а ради любящей сыновней покорности Отцу. Он
-- единственный Избранник, истинный Сын, посланный, уничиженный,
отдавший Себя служению Отцу, поэтому Он дарует всем верящим Ему радость
усыновления Богу.

А как вы -- сыны, то Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего
вопиющего: “Авва Отче!” Посему ты уже не раб, но сын, а если сын, то и
наследник Божий через Иисуса Христа... Итак стойте в свободе, которую
даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства. (Гал 4: 6--7;
5: 1).

Рабством апостол называет сведение веры к системе, канону, формальному
правилу, то есть к тому, что было всего доступнее людям. Но этот
несовершенный вид веры отжил свой век. Бог заложил начало новому миру.
Он здесь, сейчас...

Спешно отправив послание с доверенным лицом, апостол и сам собирается в
дорогу, чтобы личным присутствием залечить раны, нанесенные незрелым
душам. Тем не менее эфесский план остается в силе. Павел идет туда
пешком -- через весь полуостров, с намерением посетить города галатов.

В третий раз пробирается он знакомой дорогой, петляющей среди гор и
ущелий по бесконечной полудикой стране.

Какие конкретно общины он посетил, мы точно не знаем, как не знаем и
насколько преуспел. С тех пор он больше не встречался с галатами и,
видимо, не писал им. Единственный намек на результаты его прихода можно
найти во Втором послании к коринфянам, где Павел говорит о
пожертвованиях галатийских церквей в пользу Иерусалима (1 Кор 16: 1). В
то же время есть свидетельства, что ортодоксальное направление так и
осталось господствующим в Малой Азии вплоть до конца I века. Это видно
из Апокалипсиса, а Второе послание ап. Петра, обращенное к христианам
Понта, Галатии, Каппадокии, Асии и Вифинии, показывает, что тамошние
христиане уже не считали учителем одного Павла.

Не потому ли у него пропало желание заходить в Дервию, Иконию и Листру?
Во всяком случае, он, не останавливаясь, пересек земли внутренней
Галатии и Фригии, а оттуда повернул на запад, к побережью.

Осенью 54 г. он уже снова в Эфесе -- конечной цели своего третьего
путешествия.

Эфесский центр. Смуты в Коринфе (Малая Азия -- Греция, 54--57 гг.)

Павел и Аполлос 

В Эфесе Павел первым делом поторопился увидеть Акилу и Прискиллу, своих
верных соработников. Долгожданное свидание с друзьями было особенно
приятно после огорчений, споров, а также изнурительного путешествия. За
это время супруги вполне освоились в асийской столице, однако без
апостола не предпринимали дальнейших шагов в деле проповеди. Было,
впрочем, одно исключение. Посещая по субботам синагогу, они встретили
там удивительного человека, еврея из Александрии по имени Аполлос.
Блестящий знаток Библии и философии, он покорял всех своим красноречием
и начитанностью. По сути дела, Аполлос был уже христианином. Он
воспринял начатки Евангелия, по-видимому, от уверовавших во Христа
ессеев и с тех пор проникся миссионерским рвением неофита. Быть может,
Аполлос застал еще в живых своего великого земляка Филона, который
применял искусный метод аллегорического толкования священных книг. Этод
метод, позднее усвоенный многими Отцами Церкви, помог ему яснее увидеть
связь между двумя Заветами. В Эфесе вокруг Аполлоса сгруппировалась
небольшая община человек в двенадцать, разделявшая его взгляды.

Невзирая на то, что Аполлос вполне мог претендовать на роль учителя, он
с благородным смирением выслушал двух ремесленников, которые “точнее
объяснили ему Путь Господень”. Когда же александриец должен был ехать по
своим делам в Грецию, Акила дал ему рекомендательное письмо к коринфским
братьям, надеясь, что его знания и дар слова будут полезны для Церкви.

Выслушав рассказ друзей, апостол Павел сразу почувствовал, что в лице
Аполлоса найдет ценного единомышленника, который в чем-то имеет перед
ним преимущество. Александриец гораздо лучше понимал мир эллинов, чем
сам Павел, получивший чисто раввинское образование. Апостол стоял выше
ревнивого соперничества, и появление неожиданного сподвижника только
порадовало его. Впоследствии он писал коринфянам: “Я насадил, Аполлос
поливал... Насаждающий же и поливающий суть одно” (1 Кор 3:6,8). С такой
же готовностью принял Павел и учеников Аполлоса. Узнав от них, что они
никогда не слышали об истинном крещении в Святом Духе, он наставил их в
вере и подготовил к таинству. Во время молитвы он возложил на них руки,
как делали первые апостолы, и все новокрещеные “стали говорить иными
языками и пророчествовать”. Они словно родились заново, обретя то, чего
им не хватало в учении Аполлоса.

Вернувшись из Коринфа, Аполлос, конечно, сразу же захотел увидеть
знаменитого просветителя народов. Закутанный в льняной египетский плащ
он входит в ворота мастерской Акилы. Двор завален тюками и связками
веревок. Гостю приходится перешагивать через них, пробираясь к
затененному углу двора. Там, на циновке, наклонившись, сидит лысый
маленький человек средних лет в рабочей одежде. На голове вязаная
ермолка; горбатый нос, седеющая борода; руки, привычные к труду, быстро
перебирают и скручивают черную шерсть, которая предназначена для
походных палаток. Отдельно сложены узлы готовой ткани; за ними придут от
купцов, чтобы нести их на рынок. Человек поднимает серые, покрасневшие
от напряжения глаза и смотрит на Аполлоса.

Аполлос и раньше слышал, что Тарсянин неказист с виду, но все же был
невольно поражен этой обыденной картиной и этим странным лицом. Из дома
выходит Акила и знакомит их. Но едва завязывается разговор, Павел
мгновенно преображается. Теперь уже нет сомнений: перед Аполлосом тот
самый неутомимый путешественник, муж Духа, который прошел через моря и
земли, твердой рукой разбрасывая повсюду семена Царства Божия.

С этого дня Аполлос активно включается в труды апостола. В многолюдном
Эфесе, население которого достигало тогда четверти миллиона, не считая
приезжих, жатвы и в самом деле много. Здесь легко затеряться, а именно
это и нужно. Власти “вольного города” давно привыкли к потокам
богомольцев, бродячим проповедникам, представителям самых разных
культов. Отцы же синагоги, хотя и охладели к Павлу, особенной
враждебности пока не проявляли.

Куда опасней могли быть взрывы языческого фанатизма, характерные для
мест массового паломничества. Весной в Эфесе устраивали пышные праздники
в честь богини Артемиды. Они сопровождались конскими бегами, спортивными
состязаниями, выступлениями певцов и поэтов. Торжественные процессии
проходили по центральному проспекту у подножия огромного театра,
направляясь в храм, расположенный в северном пригороде.

Сам идол Артемиды, которую чтили по всей стране, был скрыт от народа
стенами и оградой из 120 высоких колонн. Говорили, что он упал прямо с
неба. Был ли то метеорит, или архаический фетиш, но традиционный облик
богини был всем хорошо известен: изображавшие ее фигурки продавались в
дни праздников на всех углах. Чем--то они походили на кисть винограда,
поскольку мать--кормилицу представляли со множеством грудей, казалось,
готовых напитать весь мир. Несметные богатства накапливались в
сокровищницах ее храма. Римляне это знали, но смотрели на Эфес как на
свою казну, хотя оставляли за столицей Асии видимость автономии.

Первые эфесские христиане не могли не видеть, как ревниво относится
народ к своему национальному культу. Малейшее его оскорбление могло
привести к кровавым погромам. Но Павел сознательно и последовательно
старался не задевать чувства язычников, что позволяло ему жить и
работать в безопасности.

На вершине успеха

Никогда еще Павел не пользовался такой популярностью, как в эти три года
пребывания в Эфесе, и нигде с такой силой не проявлялся его дар
исцеления. За ним постоянно ходили толпы, как четверть века назад -- за
Иисусом. Порой достаточно было приложить к больному платок или пояс
апостола, как наступало выздоровление.

Но была во всем этом и теневая сторона. Молва, разносившая по городу
славу Тарсянина, разжигала суеверные страсти. Надо сказать, что Эфес
издавна был средоточием оккультизма и магии. На его улицах повсюду можно
было видеть объявления знахарей, астрологов и толкователей снов,
приглашавших всех, кто хочет узнать будущее или добиться удачи в делах.
Существовала даже особая литература по ворожбе, именуемая “Эфесскими
писаниями”. Шарлатанство и игра на легковерии были здесь обычным
явлением.

Рано или поздно знатоки магии должны были увидеть в Павле опасного
конкурента. Некоторые странствующие иудейские знахари пытались, подражая
ему, лечить именем Иисуса. Однажды такие эксперименты кончились
плачевно: какой-то одержимый бросился на злополучных целителей с криком:
“Иисуса я знаю, и Павел мне известен, а вы кто?” -- и сильно избил их
(см. Деян 19: 15).

Как мы уже знаем, под руководством Павла работал целый отряд
самоотверженных миссионеров. Кроме Акилы, его жены и Аполлоса, а также
старых друзей Тита и Тимофея, прибывшего из Коринфа, источники называют
многих лиц из разных стран империи. 

Полагаясь на их поддержку, Павел вернулся к своему давно выношенному
плану: снова обойти берега Эгеиды: Асию, Македонию, Ахайю, затем
отправив в Иерусалим денежную помощь, через Рим достичь западной границы
цивилизованного мира -- Испании. Путешествие в римскую Африку и Египет
Павел, видимо, отложил на самый конец миссии, чтобы таким образом
завершить полный круг по экумене.* Если бы это намерение удалось, то все
Средиземноморье услышало бы скоро весть об Иисусе.

--------------------------------------------------------------------

* Экумена, или ойкумена (греч.), в античных представлениях -- обитаемые
части земного круга.

Кризис в Коринфе 

Осуществление столь далеко идущего замысла Павел начал с того, что
послал впереди себя Тимофея и Эраста в Македонию, назначив им встречу в
Коринфе.

Коринфская церковь внушала ему наибольшую озабоченность. Сильван по
какой-то причине покинул город (позднее он присоединился к ап. Петру);
новообращенные были предоставлены сами себе. Павел написал им письмо,
которое до наших дней не сохранилось, но содержание его известно. В нем
он строго приказывал бойкотировать тех членов общины, которые
предавались распутству, пьянству или участвовали в языческих праздниках.
О возможности подобных явлений он мог легко догадываться, памятуя о
нравах “веселого Коринфа”.

Братья были смущены посланием, вообразив, что учитель велит им вообще
порвать любые контакты с внешним миром. Но Павел потом разъяснил, что он
лишь боялся проникновения в церковь “коринфской заразы”. А к “внешним”,
по его мнению, приложимы иные мерки. “Ибо что мне судить и внешних?.. --
писал он. -- Внешних же судит Бог” (1 Кор 5: 12--13).

Тревога апостола не была напрасной. Когда ранней весной 57 г. он уже
собирался в Македонию, из Коринфа приехали слуги богатой христианки по
имени Хлоя. Они рассказали, что в общине неблагополучно. Один брат взял
в жены свою мачеху, несмотря на то, что и еврейские и римские законы
осуждали такой брак как кровосмешение. В Коринфе же на это смотрели
сквозь пальцы. Ослабление нравственных устоев сказалось и на братских
вечерях. Богатые люди, принося к столам больше других, спешили сами
насытиться, а иной раз возвращались домой пьяными. Мало того, среди
верующих вспыхнули споры, приведшие к образованию настоящих фракций в
общине. Кое-кому настолько полюбились толкования и проповеди Аполлоса,
что они объявили себя его последователями. А с тех пор как в Коринфе
побывали ученики Петра (или, быть может, сам апостол), некоторые
отшатнулись от Павла и стали именоваться Кифиными. Смотрите, говорили
они, Тарсянин не смел брать у нас деньги, как Петр и прочие апостолы,
значит, он сам признает, что они выше него. И вообще Павла нельзя
понять: то он идет против Закона, то соблюдает еврейские обычаи. Свободу
и миссионерскую гибкость Павла они расценивали как двуличие.

Сам апостол Петр, если и побывал в Коринфе, вряд ли был повинен в
подрыве авторитета Павла. Смиренный и добрый, он не любил превозноситься
над другими, поэтому действия партии Кифиных были целиком на их совести.
Разногласия привели еще одну группу христиан к отказу связывать себя с
именем любого апостола; они считали себя просто Христовыми.

Эти новости расстроили Павла гораздо больше, чем смуты в далекой
галатской глухомани. Разрушительные силы поколебали большую, подающую
надежды церковь. Хотя большинство коринфян сохранили верность своему
наставнику, факт раскола сам по себе был печальным симптомом. Павел
увидел в нем не только посягательство лично на него, а измену чему-то
неизмеримо более важному -- духу Церкви. Тарсянин давно поборол
свойственную ему нетерпимость, но теперь он должен был проявить
удвоенные самообладание и такт, чтобы справиться с неожиданной бедой.
Поездка в Македонию была на время отложена.

Пока Павел размышлял, как поступить и ждал, что Господь укажет ему путь,
в Эфес приплыли на корабле трое старейшин коринфской церкви: Стефанас,
Фортунат и Ахаик, горячо преданные апостолу. Им удалось развеять его
горькие думы и убедить, что смута -- не более, чем болезнь роста,
усиленная беспокойным характером коринфян. Итак, в Грецию все же можно
было не спешить, а сначала идти -- как запланировано -- через
македонские земли. За это время безотказный Тимофей, со свойственными
ему мягкостью и чуткостью, сможет подготовить его посещение Коринфа.

Павел хотел, чтобы Аполлос, которого коринфяне настойчиво звали к себе,
принял их приглашение; это было бы жестом доброй воли. Но александриец,
смущенный тем, что невольно подал повод к смуте, предпочел остаться в
Эфесе.

Прощаясь с посланцами Коринфа, апостол вручил им письмо ко всей общине,
в котором высказал свое отношение к расколу, а также ответил на
недоуменные вопросы верующих. Коринфян волновало многое: каким должен
быть евангельский взгляд на супружество? Допустимо ли есть пищу, взятую
от трапезы в честь богов? Кто важней в Церкви -- апостолы, пророки или
учители? Действительно ли мертвые оживут в День Суда, или это надо
понимать иначе?

Вместить все эти проблемы в одно послание было непросто; поэтому оно
получилось очень длинным, почти целой книгой; в Новом Завете — это
Первое послание к коринфянам.

Истинное основание Церкви 

Призывая в письме к единомыслию, апостол Павел отнюдь не желал сковывать
свободу коринфян жестким догматизмом. “Ибо надлежит быть, -- писал он,
-- и разномнениям между вами, дабы открылись между вами искусные” (1 Кор
11: 19).

Не навязанные аргументы (будь то чудо или голос рассудка), а свободная
любовь к Тому, Кто умер за людей, закладывает основу веры. В Иисусе,
пригвожденном к позорному столбу, нет ничего, что влекло бы к себе людей
принудительно; ведь человека обычно прельщают либо внешняя мощь, либо
мощь разума, а на Голгофе мы видим предел унижения. Но именно так явил
Себя озлобленному миру Сын Божий.

К тому же апостол не помышлял об изменении существующих порядков в мире.
Его вообще мало волновало то, что совершалось среди неверных. Так или
иначе, дни “века сего” сочтены. Каждому лучше оставаться в том
положении, в каком он был. Еврей ли он, иноплеменник, свободный или раб
-- все это уже не имеет значения. Важно только одно: “пусть каждый
пребывает перед Богом”.

Читая Тацита, Светония или Иосифа Флавия, поражаешься, насколько древний
мир был похож на наш, сколько в людях было злобы, цинизма, равнодушия,
бесчеловечности. И на этом фоне Павел кажется вестником, пришедшим из
иного мира. Даже рядом с писаниями просвещенных и гуманных литераторов и
философов тех дней слова ремесленника из Тарса кажутся чудом. Не за
“смягчение нравов” или изменение социальных установлений ратует он, а
провозглашает истину, которая воспринималась как неуместная, почти
безумная. Он называет любовь единственным выходом для заблудившегося
мира. Любовь выше сверхъестественных знамений, выше подвигов и экстазов.
Говоря о ней, Павел становится не только пророком, но и поэтом.

“Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то
я — медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества и знаю
все тайны и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы
переставлять, а не имею любви, -- то я ничто. И если я раздам все имение
мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею -- нет мне в том
никакой пользы. Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует,
Любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего,
не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется
истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит.
Любовь никогда не перестает. Хотя и пророчества прекратятся, и языки
умолкнут, и знание упразднится. Но мы отчасти знаем, и отчасти
пророчествуем;. Когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти,
прекратится... Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно,
тогда же лицом к лицу... А теперь пребывает сии три: вера, надежда,
любовь; но любовь из них больше”. (1 Кор 13: 1--10, 12--13).

Этот гимн -- вершина благовестия Павла. Он вылился из недр его существа
на одном дыхании, как у человека, пораженного ослепительным светом. В
его словах слышатся восторг открытия и удары молота, сокрушающего все,
что заслоняет центр Благой Вести. Диктуя эти строки о любви, Павел,
возможно, впервые поднялся на одну высоту с евангелистами.

Тернии пастырства (Малая Азия -- Македония -- Греция, 57-- 58 гг.)

Конфликт с коринфянами 

Заканчивая большое послание, ап. Павел просил коринфян позаботиться о
сборе средств для бедных Иерусалима. Он советовал, чтобы они, по примеру
галатов, откладывали, кто сколько сможет, каждый первый день недели. Эти
деньги он намеревался отправить в Иудею вместе с сопроводительным
письмом или же отвезти их лично.

Но все сложилось не так, как думал апостол. Побывав в Коринфе, Тимофей
привез плохие вести. Ни его приход, ни послание Павла не утихомирили
раздоры. Апостол понял, что придется ехать самому, и притом немедленно.
Не дождавшись Пятидесятницы, он отправился морем прямо в Коринф.

Путешествие не было удачным: у архипелага корабль попал в бурю. Это
казалось недобрым предзнаменованием. Действительно, встреча в Коринфе
оказалась более тяжелой и мучительной, чем можно было предполагать. Лука
вообще умалчивает о ней.

Еще раньше Павел спрашивал коринфян: “Чего вы хотите: с жезлом прийти к
вам, или с любовью и духом кротости?” То, что он узнал от Тимофея и что
сам увидел, заставило его высказаться со всей суровостью. Результат был
плачевный. Община в целом осталась глухой к его упрекам, а один из
братьев даже оскорбил апостола. Неизвестно, что больше всего послужило
причиной ссоры, но Павел покинул город в самом мрачном состоянии духа, с
чувством напрасно проделанного труда.

Вернувшись в Эфес, он написал коринфянам письмо, полное горечи, и
попросил Тита отвезти его. Теперь он снова укрепился в первоначальном
намерении -- идти к македонцам. Тимофея и Эраста он послал впереди себя,
а Титу назначил встречу в Троаде, в том самом городе, откуда в 49 г.
начал путешествие в Европу.

Пятидесятницы -- своего любимого праздника -- он так и не смог провести
в Эфесе. Новые события понудили его ускорить отъезд.

Бунт эфесских ремесленников 

Наступило лето 57 г., и люди со всех концов провинции наводнили Эфес,
привлеченные праздниками в честь Артемиды. В такое время легко было
вызвать беспорядки, чем и воспользовались враги Павла.

По рассказу св. Луки, некто Димитрий, серебряных дел мастер, собрал
своих товарищей на сходку и предостерег их от опасности, которая
исходила из училища Тиранна, где проповедует некий иудей, который уже
“совратил немалое число людей, говоря, что делаемые руками человеческими
не суть боги”. А ведь они, мастера, только и живут Артемидой, изготовляя
для паломников сувениры в виде храма или богини. Если так будет
продолжаться дальше, они останутся без заработка.

Это было, конечно, преувеличением, причем смехотворным. В сравнении с
сотнями тысяч язычников, христиан в Эфесе насчитывалась жалкая горстка.
Очевидно, Димитрия подкупили или настроили люди, видевшие в Павле
соперника, -- целители и знахари, которые уже не раз пытались убрать его
со своей дороги.

Речь Димитрия подействовала на его слушателей, как огонь на солому.
Ремесленники шумной толпой высыпали на улицу, выкрикивая традиционный
эфесский лозунг: “Велика Артемида Эфесская!” К ним мгновенно
присоединились толпы горожан, всегда готовых к бурным демонстрациям.
Кто-то пытался найти Павла, но дома его не оказалось. Тогда схватили Гая
и Аристарха и потащили их силой в театр. Скамьи, рассчитанные на 20000
человек, сразу же заполнились: воцарился хаос. “Одни кричали одно, а
другие другое; -- пишет Лука, -- ибо собрание было беспорядочное, и
большая часть собравшихся не знали, зачем собрались”.

Услышав рев толпы и узнав, что друзья подверглись опасности, Павел
поспешил в театр, готовый отдать себя на самосуд черни. Однако по дороге
его заметили члены городской управы, с которыми он был в дружбе, и
уговорили не идти на верную смерть. Они обещали собственными мерами
предотвратить мятеж и спасти Гая и Аристарха.

В театре тем временем творилось нечто невообразимое. Иудейская община,
боясь, что ярость язычников, как это не раз бывало, обрушится на нее,
отправила некоего Александра заявить, что Павел и его единоверцы не
имеют к ней никакого отношения. Поднявшись на трибуну, Александр сделал
знак рукой, желая говорить, но едва узнали, что это еврей, все снова
стали оглушительно скандировать: “Велика Артемида Эфесская!” Крик этот
продолжался почти два часа, и, когда люди уже выдохлись, на помост вышел
эфесский “секретарь”, своего рода греческий мэр города.

Он начал говорить спокойно, объясняя, что на Артемиду и храм никто не
посягал. Приведенные два человека не оскорбляли богиню и не совершали
никакого кощунства. А если у чеканщиков есть жалоба на кого-нибудь, они
должны подать ее в суд законным порядком. Затем он перешел к прямой
угрозе. Эфес -- вольный город, но он подчиняется Риму. Если демонстрация
не прекратится, говорил он, “мы находимся в опасности - за происшедшее
ныне быть обвиненными в возмущении, так как нет никакой причины, которою
мы могли бы оправдать такое сборище” (Деян 19: 40).

Эта здравая речь утихомирила народ. Постепенно все стали расходиться по
домам, покидая театр. Гая и Аристарха отпустили.

С души Павла свалился камень, но все же он не был спокоен. Ему стало
ясно, что из Эфеса нужно уходить немедленно.

Апостол в Македонии 

Все эти события: происки врагов, споры в Коринфе, неудачная поездка
туда, буйство толпы в Эфесе -- вконец измотали Павла. Печальный, он
расстался с учениками и пешком отправился вдоль побережья на север в
Троаду, надеясь, что Тит уже в городе.

Но его ждало разочарование. Верного помощника в Троаде не оказалось. Это
еще больше расстроило Павла, нуждавшегося в дружеском слове. “Плоть
наша, -- писал он потом об этих днях, -- не имела никакого покоя, но мы
были стеснены отовсюду: отвне - нападения, внутри -- страхи” (2 Кор 7:
5). Он даже не нашел в себе сил для проповеди и общения с братьями
Троады, ради чего собственно и прибыл в город, а, торопливо простившись
с ними, отплыл на корабле в Македонию.

Морской переход, дорога среди гор и лесов, -- и наконец он снова в милых
сердцу Филиппах. Здесь, в тихом городке, он нашел людей, всегда
понимавших и любивших его, а главное -- тут были Тимофей, Эраст (быть
может, Лука) и Тит, подоспевший из Коринфа с радостной новостью. Письмо,
написанное в слезах, пробудило совесть братьев. Они просили прощения и
выражали надежду, что еще раз увидят у себя апостола.

Обрадованный Павел готов был забыть все, однако отложил поездку до
осени. Ему хотелось, чтобы коринфяне глубже ощутили свою вину, да и сам
он еще не вполне успокоился.

Лето он провел в странствиях по Македонии и проповедовал даже в соседней
Иллирийской земле (нынешней Албании). Однако мысли его постоянно были
заняты Коринфом. Тем же летом он написал туда послание, которое Тит
охотно взялся отвезти (в Новом Завете это Второе послание к коринфянам).
Он был очень расположен к коринфским братьям и всеми силами стремился
послужить их примирению с учителем.

Послание явилось не только апологией апостола, но также и разъяснением
миссии благовестника. В нем Тарсянин как никогда подробно описывает свои
злоключения, трудности и опасности, которые постоянно сопровождали его.
Сколько раз он был на волосок от гибели! И тем более грустно ему видеть
неблагодарность своих чад. Он медлит идти к ним, только “щадя” их. 

Нигде с такой глубиной не открывается таинство священства, как в этом
послании. С одной стороны, немощный страдающий человек, а с другой --
власть Духа Божия, которая делает посланца соработником Христа
Спасителя. Оправдание и примирение совершаются через пастыря душ как
через орудие Господне. Именно сейчас в апостольской проповеди
осуществляется высшее предначертание: “Вот теперь время благоприятное,
вот день спасения”. Сам Христос повелевает Павлу стать выше буквы и
учить о свободе детей Божиих.

Апостол в который раз возвращается к дням своего призвания, вспоминает о
видениях, которых нельзя описать словами, о помощи свыше, которая
являлась именно в момент болезни или неудач. “Когда я немощен, то я
силен”, -- говорит он. И это не парадокс, а реальность его жизни.

Павел знал свою особенность: в личном общении он мягче, чем когда пишет.
Поэтому он не жалел, что в предыдущем письме был так резок. “Если я
опечалил вас посланием, не жалею, хотя и пожалел было; ибо вижу, что
послание то опечалило вас, впрочем на время. Теперь я радуюсь не потому,
что вы опечалились, но что вы опечалились к покаянию” (2 Кор 7:9).
Достаточно жестким было и это -- четвертое по счету письмо. Но все же в
нем преобладает надежда на добрые плоды его суровости. А Тит, со своей
стороны, укрепил его в мысли, что назрело наконец время побывать у
коринфян лично.

Хотя наступала зима и корабли не ходили, апостол все же решил больше не
откладывать путешествие. Поэтому он отправился пешком, как в первый раз,
минуя Афины.

Письма и время сделали свое дело. Примирение было полным.

Три месяца прожил апостол в Коринфе. Когда же приблизилась весна 58 г.,
он смог, не торопясь, подвести итоги. Пройдены Эгейские берега, и не
один раз, собраны пожертвования. Пришла пора, посетив Иерусалим, начать
проповедь в западных областях империи. Разумеется, нельзя было миновать
Рим, который Павел давно хотел посетить. Однако в Риме уже существовала
большая община, основанная другими миссионерами, а Павел предпочитал
трудиться там, где люди еще не слышали Благой Вести. Ввиду этого он счел
своим долгом написать христианам Рима, чтобы изложить им свое Евангелие.

Гонения 

В послании Павел говорил о бессилии человека, неспособного выполнить
Закон Божий, о спасающей вере в Иисуса Христа, которая дает человеку
оправдание перед Богом. “Как мы умерли во Христе, -- писал Павел, -- так
и воскреснем с Ним”.

Весной 58 г. апостол двинулся из Коринфа в обратный путь и пришел в
Иерусалим. В этом городе у него было слишком много врагов. Когда он
находился в Храме, кто-то крикнул:  “Этот человек нарушил запрет и ввел
язычников в святое место!”

Возбужденная толпа, скорая на расправу, тут же напала на апостола.
Услышав шум, начальник гарнизона послал солдат, и они вырвали Павла из
рук черни. Для разбирательства инцидента Павла как римского гражданина
решено было отослать в Кесарию к прокуратору Феликсу. Узнав, что
арестованного хотят на пути отбить и умертвить, трибун отправил с ним
отряд солдат. Прокуратор убедился, что Павел не виновен перед римскими
законами и разрешил ему жить свободно, но не выпускал из своей
резиденции, надеясь получить за него выкуп от единоверцев. Вскоре
сменивший Феликса другой прокуратор вынес Павлу оправдательный приговор.
Однако апостол, втайне надеясь попасть в Рим, потребовал императорского
суда. По такому требованию любого римского гражданина обязаны были
доставить в столицу на суд цезаря.

Осенью 60 г. Павел, Лука и другие его друзья в сопровождении конвоя
отбыли из Кесарии в Италию. Плавание затянулось, и только весной
апостолы впервые вступили на италийскую землю. По Аппиевой дороге Павел
пришел в Рим. Целых два года он жил в столице, проповедуя Царствие
Божие.

В 63 г. Павел был, по-видимому, оправдан и уехал из Рима. Он вновь
посетил церкви в Греции и Малой Азии и, наконец, побывал на западной
границе империи -- в Испании.

Тем временем римскую церковь постигло большое испытание. Летом 64 г. в
столице вспыхнул страшный пожар, из четырнадцати районов города уцелело
только четыре, тысячи людей погибли или лишились крова. Народная молва
обвинила в поджоге цезаря Нерона; его жестокость и сумасбродство были
известны всем. Говорили, что он хотел сжечь Рим, чтобы на пепелище
построить новый город Неронополь. Устрашенный император стал искать
способ успокоить ярость римлян. Зная, что в городе есть сектанты,
именуемые христианами, он объявил их виновниками бедствия. Начались
массовые аресты и пытки верующих.

Незадолго до этого в Рим прибыл апостол Петр. Опасаясь за его жизнь,
христиане умолили его бежать из города. Но, как рассказывает предание,
на Аппиевой дороге он увидел Самого Христа и на вопрос апостола: “Куда
Ты идешь, Господи?” Христос ответил: “Иду в Рим, чтобы Меня распяли во
второй раз”. Петр вернулся и вскоре был схвачен. Казни христиан Нерон
превратил в кровавое развлечение для народа. Осужденных бросали на арену
цирка на растерзание зверям, их сжигали и распинали.

Исполнилось пророчество Христа: пастырь Церкви -- Симон Петр -- был
связан и отведен на место казни. Он был распят вниз головой в угоду
изощренным палачам.

За два года до смерти Петра фанатики убили Иакова, брата Господня. Один
за другим уходили из жизни очевидцы евангельских событий. Но как раз в
это время земная жизнь Иисуса была описана учеником Петра и Павла --
Марком. Он собрал в своем Евангелии рассказы Петра и предания
Иерусалимской церкви.

Люди на Востоке умеют хранить устную традицию в течение долгого времени,
поэтому слова Христа и события Его жизни были донесены первым поколением
христиан в их первоначальной чистоте. Вслед за Евангелием Марка
появились и другие Евангелия. Этим маленьким книжечкам предстояло
покорить народ и разнести всему миру Благую Весть о Спасителе.

В 66 г. Иудея восстала против Рима. Началась ее четырехлетняя борьба с
могущественной империей. По-видимому, в это самое время апостол Павел
снова приехал в Рим. В связи с войной к иудеям и христианам относились с
подозрением. Вскоре апостола арестовали и отправили в ту же тюрьму, где
незадолго до этого находился Петр. Поскольку Павел имел римское
гражданство, над ним велось законное следствие. Нам неизвестно, в чем
его обвиняли, но Павел знал, что дни его сочтены. Всеми покинутый, он
ждал смерти. Римская церковь была разгромлена. Никто не выступил на его
защиту. Только врач Лука оставался с ним до конца. Однако апостол не пал
духом. “Я знаю, в Кого уверовал”, -- писал он в Эфес Тимофею. -- “Я уже
становлюсь жертвой... Подвигом добрым я подвизался... Веру сохранил. А
теперь готовится мне венец правды...”.

За воротами Рима апостол язычников, благовестник любви и свободы взошел
на эшафот. Но преградить путь благовестию было уже невозможно.

Гонение при Нероне было первым серьезным столкновением римской власти с
христианами. Впоследствии преследования христиан принимали различный
характер, то переходя в настоящие массовые репрессии, то угасая. К
примеру, в начале II века император Траян рекомендовал не разыскивать
последователей нового учения специально, но непременно наказывать их,
если они попадаются. Языческая власть боролась с христианством, карая
преимущественно не рядовых верующих, а руководителей церквей. Одним из
мучеников стал епископ Антиохийской церкви Игнатий (ок. 35--ок.107 гг.),
за которым закрепилось прозвище Богоносца.* Сохранилось несколько его
посланий к церквам различных городов: Игнатий написал их во время этапа,
когда его под конвоем везли в Рим. Он писал о единстве Церкви,
распространившейся к тому времени по всему Средиземноморью; о центре
христианской жизни -- Евхаристии, связывающей всех верующих невидимыми
узами; о роли епископа как предстоятеля поместной церкви. На пути в Рим
Игнатия встречали христиане, которых не арестовывали, но пытались
устрашить зрелищем казни их лидера. Христиане хотели освободить Игнатия,
подкупить солдат или отбить его у них, но он удерживал их, говоря: “Не
лишайте меня возможности разделить страдания с Христом”.

-----------------------------------------------------------------------

* Согласно преданию, св. Игнатий был в числе детей, окружавших Христа,
Который благословил его, взяв на руки.

В Риме Игнатий был осужден на смертную казнь. Его бросили в цирк на
растерзание диким зверям. 

Слово Божие росло и распространялось 

Казалось, такая расправа над христианами должна была сломить их дух. Но
события развивались совершенно иначе: число христиан увеличивалось,
общины возникали во многих городах империи. Среди деятелей Церкви наряду
с простыми людьми были и высокообразованные представители античной
культуры. Таким был Иустин Философ (ок. 100--ок.165 гг.), происходивший
из богатой сирийской семьи и получивший хорошее эллинское образование.
Освоив греческую философию, Иустин продолжал искать Истину и обрел ее,
обратившись к чтению Ветхого Завета и Евангелий. Но, став христианином,
он всерьез задумался над тем, как отнестись к той могучей цивилизации,
которая шумела вокруг -- к Риму с его наукой, техникой, политической
системой, правом, философией, искусством. Проблема соотношения
христианства и античной культуры волновала тогда многих христиан и
решалась по--разному. Многие, подобно выдающемуся церковному писателю
Тертуллиану (ок. 160--ок.220 гг.), полностью отрицали языческое
наследие. Напротив, Иустин видел в древней культуре Греции и Рима
предвозвещение Евангелия, находил в ней много важного и ценного. Он не
считал возможным отбрасывать без оглядки все, что было прежде создано
человеком. Однако такое отношение не мешало Иустину вести полемику с
языческими философами. В конце концов, один из его оппонентов нашел
легкий способ утвердиться в споре: он попросту донес на Иустина властям,
и Иустин был арестован. Правивший тогда Марк Аврелий, хотя и был
человеком высоких нравственных качеств, по недоразумению считал христиан
темной сектой и поэтому санкционировал их преследование.

Иустина вызывают в суд. Диалог между ним и судьей крайне лаконичен:

-- Какую философию ты преподаешь?

-- Я преподаю новую философию -- философию Христа.

-- Это запрещенное учение. Одумайся, или ты будешь наказан.

-- Мне обдумывать нечего. Выполняй свой долг.

Судья выносит приговор. Вместе с Иустином на смерть пошли и его ученики.

Но погасить репрессиями искру новой философии уже невозможно. В Церковь
приходит большое число образованных людей. В конце II века в
Александрии, в одном из крупнейших городов империи, где в тесном
соседстве жили египтяне (копты), евреи и греки, создаются школы
катехизации, предназначенные для подготовки новообращенных к крещению.
Первым катехизатором был Пантен, впоследствии отправившийся миссионером
в Индию. Его преемником был Климент Александрийский (ок. 150--ок.215
гг.), получивший блестящее языческое образование в Афинах и глубоко
проникнутый античной философией. Подобно Иустину, Климент пишет о
синтезе Откровения и античной культуры, о соотношении веры и знания, о
гармонии сердца и разума. Он напоминает христианам, что разум дан
человеку Богом и только трусливые души могут бояться познания.

Постепенно в Александрийской Церкви складывается богословская традиция,
во многом определившая дальнейшее развитие христианской мысли на Востоке
и на Западе. Среди значительных ее представителей -- Ориген (ок.
185--ок.254 гг.), ученик Климента. Когда Ориген начал преподавать в
катехизаторской школе, он не имел еще духовного сана, однако на его
беседы собирались толпы народа. В своих многочисленных богословских
трудах Ориген чувствовал себя свободным мыслителем: догматы веры, по его
представлению, давали ему возможность и право искать самые различные
истолкования. Не случайно впоследствии не все в наследии Оригена было
принято Церковью. Тем не менее во все века христианские богословы
различных направлений обращались к нему как к одному из авторитетнейших
авторов. Ориген первым в истории Церкви составил подробное изложение
христианского вероучения. Помимо этого он положил основание изучению
Священного Писания, разработав методики толкования Библии. Понимая
многослойность ее текста, он предполагал и многоплановость
интерпретации.

Увеличение численности христиан во всех провинциях Римской империи,
сопровождавшееся возрастающей способностью новой религии противостоять
господствовавшей идеологии, не могло оставлять равнодушными тех, в чьих
руках была сосредоточена государственная власть. Поэтому римские
императоры периодически ужесточали преследования христиан, стремясь
уничтожить Церковь или по меньшей мере приостановить ее рост.
Первоначально гонения имели более или менее локальный характер. Это были
эпизодические массовые репрессии в тех провинциях, где деятельность
христиан вступала в явные противоречия с политикой властей, как,
например, в Лионе в 177 г.

Попытка поголовного истребления христиан в масштабах всей страны была
впервые предпринята в 249 г. императором Децием, который затеял
совершить проверку всех граждан на лояльность: каждый должен был
публично принести языческое жертвоприношение -- бросить крупицу ладана в
курильницу перед статуей божества. Для христианина совершение такого
обряда было немыслимо: любое поклонение иному божеству означало измену
Христу. Результатом стали массовые казни христиан. Наступило время
сурового испытания веры. Многие приняли тогда мученическую кончину,
кто-то отрекался, иные же скрывались, стремясь не только сохранить
собственную жизнь, но и спасти Церковь от полного уничтожения. Однако
гонения не смогли сломить христиан и даже не разрушили их единства. 

Известно, например, что вынужденно оказавшийся на чужбине карфагенский
епископ Киприан, известный церковный писатель, продолжал руководить
Карфагенской церковью, существовавший в условиях полной конспирации.
Через два года, когда волна репрессий начала спадать, Киприан вернулся в
Карфаген, где в 258 г. принял мученический венец: он был казнен во время
очередного гонения при императоре Валериане, который после
безрезультатного запрета на массовые собрания христиан приказал
уничтожить все духовенство, а также знатных мирян. Приказ императора не
был исполнен до конца, хотя многим церковным деятелям стоил жизни. 

Короткий период относительного затишья был прерван в 303 г. эдиктом
императора Диоклетиана, решившего, что сохранить разваливающуюся империю
можно путем подавления инакомыслия. Эдикт предписывал повсеместное
разрушение христианских храмов и сожжение рукописей Священного Писания.
В 304 г. новым эдиктом император потребовал физического уничтожения всех
христиан. Начались массовые казни, иногда оборачивавшиеся истреблением
целых городов. Однако умирающее языческое государство не в силах было
потопить в крови живую веру. Энтузиазм мучеников лишь способствовал
популярности христианства.

С отречением Диоклетиана от престола в 305 г. репрессии ослабевают.
Вскоре наступает перелом в истории Церкви. Во главе римского государства
становится Константин, в прошлом соправитель Диоклетиана. 

Глава II. Церковь и государство.

Первая христианская империя

Константин Великий (ок.274-337) 

В 313 году в Милане был опубликован эдикт, свидетельствовавший о
перемене религиозной политики Рима. В этом документе, подписанном
соправителями империи Константином и Лицинием, говорилось о признании
христианства равноправным со всеми другими религиями. Христиане получили
право свободно исповедовать свою веру, а конфискованное у них во время
прежних гонений имущество возвращалось или возмещалась его стоимость.
Государством предоставлялась церкви материальная помощь. В дальнейшем,
одержав победу над Лицинием в борьбе за трон и став в 323 году
единодержавным властителем Рима, Константин последовательно проводил
прохристианскую политику. В условиях равноправия религий положение
Церкви значительно окрепло и, хотя количество христиан в империи не
превышало еще и десятой части населения, они стали играть в ее жизни не
последнюю роль. Приближался час рождения империи христианской.  До сих
пор ведутся споры о том, был ли император Константин верующим человеком
или же его благожелательное отношение к Церкви определялось
политическими соображениями. Покровительствуя христианам, император
проявлял терпимость и к язычникам, так в 324 году он выпустил монеты с
языческими мотивами. Крестился Константин незадолго до смерти в 337
году, сохранив при этом титул Великого Понтифика - верховного языческого
жреца империи. Вместе с тем как римский император он понимал, что ему
нужна государственная религия, которая может стать объединяющей силой
империи. Такой религией он хотел сделать христианство.

Император щедро одаривал духовенство, освобождал его от повинностей,
восстанавливал разрушенные храмы и строил новые. Это вызывало у христиан
понятное восхищение. Император, покровительствующий Церкви, - чего еще
можно желать? Историк Евсевий, современник и первый биограф Константина,
говорит об этом времени, как о самых счастливых днях, до которых дожила
Церковь. Однако христиане порой не замечали, что при внешнем
благополучии в Церкви имеет место процесс разрушения подлинно
христианского сознания и нравственности.

Быстрая христианизация римского общества часто носила формальный
характер. Многие крестились в угоду императору, под влиянием моды или
просто из корыстных побуждений, когда, по словам русского философа
А.Хомякова "христиан-мучеников заменили христиане-льстецы". Духовенство
почувствовало себя на положении жрецов, стало стремиться к почестям,
богатству, власти. Императорская казна широким потоком текла в церковную
кассу, и это еще больше разжигало алчность духовенства. Христианская
жизнь, которая ранее столь разительно отличалась от языческой, стала
постепенно сама походить на языческую. Любители кровавых зрелищ, цирка и
после перехода в христианство не оставляли своих привычек. 

В 330 году император Константин на месте города Византия основал новую
столицу. Константинополь быстро стал центром религиозно-политической
жизни Востока, а с захватом Рима в V веке германскими племенами и
единственным оплотом греко-римской культуры. Древний и пресыщенный Рим
все более хирел и развращался. Перенос столицы на восток только усилил
этот процесс. На фоне нравственного распада империи быстро росло
количество христиан и усиливался авторитет Церкви. Используя эти
обстоятельства в своих целях, сыновья Константина стали еще больше
благоприятствовать Церкви, запретив посещение языческих храмов и
принесение жертв. Одновременно император стал считать себя вправе
свободно вмешиваться во внутрицерковную жизнь, направляя ее в выгодное
для себя русло. Над христианством нависла угроза порабощения
государством. Так начала создаваться государственная церковь, которая
впоследствии стала, по словам историка, "бессмысленным и гнусным
орудием" в руках властителей, превратившись в гонительницу
инакомыслящих.

В 361 году на императорский трон взошел император Юлиан, прозванный
"Отступником". Человек образованный, но склонный скорее к неоплатонизму,
чем к христианству, Юлиан лишил христианскую Церковь привилегий и
восстановил свободу всех религий, в том числе и языческих культов. Но
правление его продолжалось всего три года, да и ход истории уже был
необратим. Последующие императоры восстановили привилегии Церкви, а
император Феодосий I в 381 году окончательно придал христианству статус
государственной религии, а Константинопольским эдиктом 392 года
язычество было запрещено.

Таким образом, с первых же веков путь христианской Церкви имел как
положительные, так и отрицательные черты, которым суждено было
проявляться в последующие века. И все же самому духу христианства были
чужды отрицательные тенденции, коренящиеся в греховной природе человека.
Истина Христова, положенная в основу Церкви, помогала ей преодолевать
опасности и соблазны на ее пути. В итоге даже процесс обмирщения Церкви,
приведший ко многим печальным явлениям, вместе с тем служил главной цели
христианского благовестия - освящению мира именем Христовым. Впервые
языческое государство и общество были подчинены принципу единой и
всеобъемлющей Истины, которая медленно, но неуклонно занимала свое место
в мире. И хотя грешный человек порой воспринимал Истину только внешне, а
внутренне яростно сопротивлялся ей и искажал ее, мир обрел возможность
преобразиться. "Христианство, -- писал русский философ Вл.Соловьев, --
не было и не могло быть для людей готовым совершенным порядком вещей, к
которому им оставалось присоединиться... Христианство поставило перед
человеком его абсолютный идеал, дало ему окончательную задачу для его
собственной работы".  В этом и состоял главный итог Константиновской
эпохи.

Символ веры

Новая эпоха, наступившая с объявлением христианства государственной
религией, поставила перед Церковью и новые проблемы. Ведь с первого же
момента своего существования христианство представляли различные
течения, часто не во всем согласные, а порой и конфликтующие друг с
другом.

Но если во времена гонений эти течения объединялись, чтобы выстоять в
трудной борьбе с общим врагом, то теперь объединяющее начало исчезло.

Поэтому Церкви пришлось сконцентрировать свое внимание не столько на
вопросах нравственных (в морализме и строгости соперничали почти все
христианские течения), сколько на вопросах собственно христианского
вероучения как стройной философской системы, что встречалось и раньше,
но теперь христианство вышло за рамки тесных кружков и школ и богословие
стало достоянием широких масс. При этом не только язык эллинской
философии стал языком христианского богословия, но и сам эллинский дух с
присущим ему полемическим задором и неодолимой тягой к систематизации,
нашел себя в христианстве. Подобно тому как в Греции на площадях
происходили оживленные споры и столкновения различных партий, так и
новая христианская догматика стала предметом ожесточенной борьбы.
Словопрения и идейные схватки среди представителей различных
христианских течений разгорались вокруг вопросов Воплощения,
триединства, искупления, тайны Церкви и других основополагающих понятий
христианства.

Перед Церковью встал вопрос: какое из течений внутри христианства
действительно представляет неискаженную Истину Христову? Где истинная
Церковь, - православие, а где ересь? *

------------------------------------------------------------------------
--

* Православие (греч. ортодоксия) - правильное учение Церкви; ересь
(особое вероучение) - отклонение от правильного учения Церкви. Поскольку
всякая ересь прежде всего объявляет себя истинной верой, вопрос о ересях
в истории Церкви всегда решался Соборами, а не отдельными богословами.
При этом следует помнить, что под православием здесь имеется в виду не
нынешнее вероисповедание Восточной Церкви, отличное от католического, а
общее вероучение Церкви эпохи Вселенских Соборов. В этом смысле
вероучение древней Западной Церкви вполне можно называть православным.

Ответы на эти вопросы и составляли главное содержание последующей эпохи
церковной истории - эпохи Вселенских Соборов (IV-VIII вв). В борьбе с
различными отклонениями от христианской истины Церковь разрабатывала
понятийный аппарат христианского богословия, с помощью которого излагала
и уточняла положения христианского вероучения. Эти положения
суммировались и закреплялись в кратких формулах или символах веры.

Первым и серьезнейшим испытанием для внутрицерковной жизни явилась
арианская смута, буквально потрясшая христианский мир.

Арианство и первые Вселенские Соборы

В 318 году Александр, епископ Александрийский, прочел местным
пресвитерам проповедь о тайне Святой Троицы. Ему стал возражать
ученый-аскет и известный проповедник пресвитер Арий. Стремясь
подчеркнуть абсолютное единство Бога, Арий учил, что Сын был не
предвечен, а сотворен Отцом, из чего следовало, что Сын Божий отличен от
Отца и не обладает полнотой Божественности. Подходы Ария к решению
христологических* вопросов коренились в греческой философии и носили
сугубо рационалистический характер. Подобные взгляды решительно
противоречили складывавшемуся учению Церкви, которое отстаивали
богословы Рима и Александрии.

------------------------------------------------------------------------
----

* Христологические вопросы связаны с личностью Иисуса Христа и
соотношением в Нем Божественной и человеческой природ.

Талантливый проповедник и поэт, Арий стал страстно пропагандировать свои
идеи. Между его сторонниками и противниками разгорелась напряженная
борьба. Дело доходило до уличных столкновений. Волнение охватило всю
Церковь, в связи с чем появилась необходимость общецерковного решения
возникших проблем.

Летом 325 года император Константин за государственный счет в городе
Никее созвал всеимперский съезд представителей Церкви. Съезд этот и
вошел в историю как Первый Вселенский Собор.

На Соборе впервые сошлись воедино императорская и епископская власти.
Ученый и историк Евсевий Кесарийский и испанский епископ Осий
возглавляли Собор вместе с императором. Среди присутствовавших были и
живые свидетели прежних времен, пострадавшие от гонений исповедники
веры, суровые отшельники и осторожные придворные богословы. На Собор
съехались не менее 200-300 епископов, среди них и Арий с группой
поддерживавших его епископов во главе с Евсевием Никомидийским. Арианам
противостояло большое число епископов во главе с Александром и его
секретарем Афанасием, молодым талантливым архидиаконом, впоследствии
патриархом Александрийским. Наибольшее число участников Собора занимали
компромиссную позицию; их возглавлял Евсевий Кесарийский.

Афанасий показал себя самым решительным противником взглядов Ария.
Прежде всего, он отверг положение о рациональной познаваемости Бога,
заложенное в арианстве. Не уступая Арию в образованности и умении
аргументировать свои выводы текстами из Священного Писания, Афанасий
обрушивался  на  тех,  которые,  по  его  словам,  хотят  достичь
невозможного, 

"предаваясь пытливости и желая исследовать глубины Божии, которых никто
не знает, кроме унижаемого ими Духа Божьего". Но из этого не следует,
утверждал Афанасий, что Бог совершенно скрыл свое лицо. Оно открыто для
истинного разума, которое воспринимает Откровение. Основное же внимание
Афанасий посвятил христологическому вопросу: опровергая заблуждения
Ария, он утверждал равность, предвечность и единосущность Христа с
Отцом.

В результате многочисленных дискуссий на Соборе был выработан Символ
веры. В нем говорилось о Боге-Вседержителе -- Творце всего мира, о Сыне
Божием, воплотившемся в Иисусе Христе.

Церковная истина нашла здесь свое полное выражение. Христос был признан
Единосущным Отцу и одновременно Человеком, жившим в определенный момент
истории (поэтому в Символ веры и вошло имя иудейского прокуратора Понтия
Пилата). В тексте Символа была зафиксирована, хотя и кратко, вера в
Святого Духа.

Наиболее решительное сражение произошло в связи с введением в текст
Символа слова единосущный. Для Ария, а также Евсевия Никомидийского и
других представителей партии ариан согласиться с этим было бы
равносильно признанию Христа равным по сущности Богу. Это они сделать не
могли. Участники Собора стали обсуждать возможность замены нового
понятия.

Евсевий Кесарийский и его сторонники предложили заменить слово
единосущный на подобосущный, но Осий и Александр при поддержке Афанасия
были неколебимы. Они понимали, что на их плечи ложится ответственность
за сохранение истинного христианского учения. И они победили. Истина как
будто восторжествовала, но император Константин совершил трагическую
ошибку, в очередной раз подменив суд Церкви судом императорским. Увидев,
что большинство членов Собора склонилось на сторону нового Символа,
Константин отправил в ссылку непокорных арианских вождей. Собор был
закрыт. Но оказалось, что это только начало борьбы.

Через некоторое время арианство стало опять набирать силу и вскоре почти
повсеместно одержало победу. Успеху арианства содействовало ближайшее
окружение Константина. Сыграли свою роль и интриги арианского
духовенства, и ошибки православных. В течение почти полувека ортодоксия
была гонима правительством и ее защитников можно было пересчитать по
пальцам. Огромную роль в отстаивании христианской истины сыграл
Афанасий, избранный предстоятелем Александрийской кафедры. Опираясь на
авторитет своего сана, он занялся активной проповеднической и
литературной деятельностью, за которую ему пришлось немало пострадать в
период господства ариан.

Собственно, принципы, провозглашенные на Никейском Соборе, были спасены
Афанасием. Оставаясь почти в одиночестве, он победил потому, что
отстаивал Истину.

Однако арианство еще не было сломлено, хотя и стояло на пороге своей
гибели, с каждым днем распадаясь на бесконечные толки и секты.
Окончательному угасанию арианства препятствовала поддержка его правящей
династией. По-прежнему государство активно вмешивалось в дела Церкви,
против чего вели борьбу великие отцы и учители Церкви, прежде всего,
Василий Великий, Григорий Богослов и Григорий Нисский.

В 381 году был созван II Вселенский Собор в Константинополе, на котором
император Феодосий I утвердил Никейский Символ.    Там же, на
Константинопольском Соборе, Никейский Символ веры был дополнен
определением о Святом Духе. Таким образом, православное понимание веры в
единую и нераздельную Троицу было окончательно сформулировано. Кроме
того, в Символе веры нашло отражение православное понимание Церкви, веры
христиан в спасительную силу крещения и спасение через искупительную
смерть Христа. Этот Символ веры, получивший название
Никео-Константинопольского, был утвержден на Халкидонском Соборе 451
году, и с тех пор он является официальным Символом веры нынешней
православной Церкви (а также в слегка измененном виде католической
Церкви). И сегодня он читается верующими на каждой литургии - основной
церковной службе.

В переводе на русский язык Никео-Константинопольский Символ веры звучит
следующим образом:

Верую во единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, всего
видимого и невидимого.

И во единого Господа Иисуса Христа, Сына Божия, Единородного, от Отца
рожденного прежде всех веков, Света от Света, Бога истинного от Бога
истинного, рожденного, несотворенного, единосущного с Отцом, Им же все
было сотворено.

Ради нас, людей, и ради нашего спасения сошедшего с небес и
воплотившегося от Духа Святого и Марии Девы и вочеловечившегося. 

Распятого же за нас при Понтии Пилате и страдавшего и погребенного.

И воскресшего в третий день по Писанию.

И восшедшего на небеса и сидящего одесную Отца.

И снова грядущего со славою судить живых и мертвых, Его же царству не
будет конца.

И в Духа Святого, Господа животворящего, от Отца исходящего; Ему с Отцом
и Сыном воздаем поклонение и славу.

Он же вещал через пророков.

И в единую, святую, соборную и апостольскую Церковь.

Исповедую единое крещение и оставление грехов.

Ожидаю воскресения мертвых.

И жизни будущего века.Аминь.

Василий Великий (ок.330-379)

Культурный мир раннего средневековья представлял собой, если
воспользоваться образами пророка Исайи, "волнующееся море, которое не
может успокоиться и воды которого выбрасывают грязь и ил". На фоне
хаотической жизни, где еретики смешались с сектантами, а государи
диктовали вероучительные формулы, где по поводу метафизических тонкостей
на базарных площадях шли настоящие бои, а язычники всеми силами
старались взять реванш, выделяется величественная фигура Василия,
епископа Кесарийского, названного Церковью Великим.

Его судьба как продолжателя дела Афанасия Александрийского была тесно
связана с судьбой друга юности Григория, который впоследствии занял
патриаршую кафедру Византии. Вместе штудировали они эллинскую
премудрость в Афинах, где с ними учился и будущий император Юлиан,
вместе проходили школу отшельнической жизни в гористых лесах Понта.

Но уже тогда стала проявляться разница в их характерах и устремлениях.
Василий был энергичной деятельной натурой. Глубокий государственный ум,
благородный облик и блестящее красноречие позволили ему не только долгое
время удерживаться на кафедре одного из крупнейших городов Востока,
столицы Каппадокии, но и активно отстаивать православие от
многочисленных языческих и еретических соблазнов. Когда язычник Юлиан
стал императором, Василий, бывший тогда еще пресвитером, оказывал ему
вместе с отцом Григория открытое противодействие. Чтобы заручиться
поддержкой христиан, Василий объехал поселения монахов в Египте и Сирии.
Результаты поездки оказались весьма успешными: строгая аскетическая
жизнь самого Василия производила впечатление даже на монахов. При всей
своей кипучей энергии он высоко ценил плоды монашеской жизни - недаром
значительную часть своего времени он посвящал разработке правил
монастырского общежития, в которых гармонично сочетались созерцательная,
молитвенная жизнь с принципами совместного труда, благотворительности и
воспитательной деятельности.

Когда Василий стал архиепископом Кесарийским, христианский мир буквально
раздирался спорами и интригами. Соборы и богословские съезды следовали
один за другим. На соборах многочисленные противоборствующие стороны
осуждали, проклинали друг друга, спорили, зачастую забывая даже о
предмете спора. Национальная, политическая, культурная, религиозная и
догматическая розни превращали христиан в "овец без пастыря".
Неудивительно, что в этих условиях не просто было отстоять в борьбе со
сторонниками Ария единственно верный путь для Церкви.

Василий был воспитан на твердых никейских традициях и с самого начала
своего епископства повел литературную борьбу с арианством. В своем
учении о Троице он твердо отстаивал православную традицию, хотя порой,
пытаясь примирить различные течения в самом православии, проявлял
непоследовательность. Главная заслуга Василия Великого состоит в том,
что он окончательно определил богословскую терминологию, принятую
Церковью.

Правивший в это время император Валент, покровительствуя арианству,
начал административно насаждать его на Востоке, особенно среди варваров.
Встретив сопротивление Василия в Малой Азии, он решил арестовать
кесарийского архиепископа. Но восставший народ освободил Василия, и
Валент не решился подписать приговор о его изгнании.

Между тем Василий, чтобы показать свою полную независимость от
императора, выстроил в окрестностях города госпитали и училища, которые
разрослись в большое поселение, названное Василиадой. Архиепископ
обращался к народу с пламенными речами, поддерживал православие во всех
его центрах, поощрял молодых христиан. Вдохновенное служение литургии
принесло Василию широкую известность. Стоя перед престолом, он весь
отдавался молитве. Именно Василий Кесарийский одним из первых установил
строгую последовательность литургических священнодействий.

Религиозный гений епископа Кесарии не уступал широте его ума. Но
настоящей стихией епископа Кесарии были борьба с лжеучителями, а также
административно-церковная деятельность. Чтобы укрепить свою епархию в
сложных условиях борьбы с арианами, он рукополагал в епископы ближайших
сподвижников. Так, когда потребовалось заместить вновь учрежденную
епископскую кафедру в местечке Сасимы, выбор Василия пал на друга юности
Григория.

Григорий Богослов  (330--389)

Григорий Назианзин, более известный в истории Церкви под именем Григория
Богослова, родился в семье епископа из каппадокийского города Назианза.
По характеру Григорий был человеком, диаметрально противоположным
Василию Кесарийскому. Если великий кесариец любил пустыню лишь как место
молитвенного отдохновения после битвы, то Григорий в уединенном
созерцательном монашестве видел идеальный для себя образ жизни.
Разностороннее образование и блестящий поэтический дар ставили его
вровень с талантливейшими писателями того времени. Тонкий психолог, он
обладал способностью улавливать и анализировать самые глубокие душевные
переживания своих современников.

Поэзия Григория переносит нас с шумных улиц Византии и Александрии в
совершенно иной мир - мир тишины и умиротворения. Высшую радость и
обретение сердечного покоя он находит в жизни во Христе, в молитве и
монашеском подвиге. Григорий страстно любил природу, и она часто была
для него источником поэтического вдохновения и философских размышлений.
В атмосфере ожесточенной политической и религиозной полемики, которой
заполнены страницы книг того времени, тихий свет поэзии Григория
Назианзина подобен дуновению свежего ветра.

Однако Григорий вовсе не стремился скрыться от мира, отгородиться от
волнующих его современников проблем в монашеской келье. Даже в уединении
горькие думы о судьбах Церкви не оставляли его.

Водоворот событий втянул Григория в поток церковно-политической жизни,
что было для него непростым испытанием. "Лучше мне было бы бежать к
диким зверям!" -- в отчаяньи писал он. Кроткий молитвенник вынужден был
выйти на поле боя. В самые тяжелые минуты Григорий обращал свой взор ко
Христу, у Которого находил поддержку и утешение.

Сочинения Григория делятся на три группы: собрание стихотворений, письма
и богословские произведения - слова. Особенно важными для Церкви стали
"Пять слов о богословии", названные так самим автором и давшие ему имя
Богослова. В них Григорий защищал православное учение о Троице против
ариан и других еретиков.

По существу, учение о Троице Григория тождественно учению Василия
Великого, но отличается большей последовательностью. Помимо троичного
богословия, Григорий внес значительный вклад в христологию. В своих
построениях он полагал возможным постичь Божественное только через
Откровение: будучи тонким знатоком античной философии, он допускал лишь
очень ограниченное использование логически-рациональных методов
познания. В целом отношение его к философии было критическим; Григорий
сокрушался, что эллинистическая мысль глубоко проникает в христианство.

В 379 году Григорий был поставлен патриархом Константинополя. Но
положение его было непрочным. Восточное христианство раздирали распри и
интриги, которые усугублялись растущей подозрительностью к Западу.
Поскольку Григорий продолжал дело Василия Великого и искал примирения с
Западом, он пришелся не ко двору. После Собора 381 года, созванного
императором Феодосием I, он был вынужден покинуть столичную кафедру и
умер в 389 году вблизи Назианза.

Христианство и мир

"Берегитесь закваски фарисейской". Как показывает дальнейший путь
Церкви, это предостережение Христа стало пророческим.

Христианство, которое входило в жизнь общества, но не стремилось
преобразить его, стало рабом общества, рабом мира. Сам же мир на рубеже
средневековья испытывал глубочайший кризис и упадок. Наряду с
зарождением феодальных отношений, давших толчок развитию материальной
цивилизации, оживлению экономической жизни, бурному росту городов,
культура роковым образом угасала. Языческий мир изжил себя: его
представления о мире выродились в крайние формы скептицизма и в дикие
суеверия. Церковь, казалось, была призвана спасти культуру, но
компромисс, который она заключила со старым миром, определил ей иную
судьбу. Общее разложение не миновало и церковь: священнослужители в
своей деятельности руководствовались исключительно честолюбивыми
помыслами, миряне же напоминали скорее толпу фанатиков, чем членов
Церкви Христовой. Те же, кто свято оберегал в душе огонь Истины, были
зачастую бессильны остановить этот процесс.

Христианству было суждено выстрадать и пережить и гордость князей
Церкви, и горькое унижение и бессилие перед лицом мировой истории. Такая
судьба постигла Церковь как жестокая кара за грех исторического
христианства, пропитавшегося языческим духом, но одновременно она
явилась великим уроком будущим поколениям христиан.

Григорий Назианзин первым почувствовал пропасть, которая разделяла
историческую церковь и подлинную Церковь как Тело Христово. Антагонизм
между церковными кафедрами Запада и Востока все более обострялся. Рим
был суров, правоверен, но настаивал на своем главенстве. Александрия от
благородной и просветленной христианской свободы скатывалась к суеверию
и нетерпимости и наряду с Антиохией соперничала с Римом за первенство в
христианском мире. Константинополь объявил себя вторым Римом, но и его
раздирали богословские распри и церковные интриги. Падение нравов в
Византии было ужасающим: повсюду царили коррупция и разврат.

Вынужденно покидая II Вселенский Собор 381 года и отрекаясь от
патриаршества, Григорий Богослов предостерегал: "Восток и Запад
разделился на две противные стороны и есть опасность, что они составят
разные уделы по своему упорству во мнениях".

Все происходящее, по словам Григория, есть результат смешения
Евангельской вести со старым языческим образом жизни и даже с языческими
моральными понятиями: общество ищет "не иереев, не созидателей душ, а
копителей богатств, не жрецов чистых, а могущественных представителей".

За Константинопольским Собором последовал период окончательного
духовного разделения Церкви на Восточную и Западную.

Латинское христианство

Римской Церкви поначалу удавалось активно насаждать христианскую идею в
народах Западной империи, но в итоге папский престол сам заразился
мирским духом.

Папы стремились утвердить свое первенство в христианском мире, основывая
свои притязания на предании об основании римской Церкви апостолом
Петром. Кроме того, немаловажное значение имел и статус Рима как столицы
некогда могущественной Римской империи: епископ царственного города
должен был обладать и царским достоинством. Именно эти причины лежали в
основе притязаний Рима на первенство.

В своей церковной деятельности папы опирались на силу государства, но,
постепенно обретая могущество, начинали ставить себя выше светской
власти - тем более, что Западная империя была сильно ослаблена.

Ярким выразителем идеи папства в IV веке был папа Дамас. Современник
Григория Богослова и Василия Великого, он занимал папский престол с 366
по 384 год. В конкурентах у него недостатка не было: кафедра св. Петра
очень рано стала почетным и доходным местом. Один языческий чиновник
даже заявлял: "Я перейду в христианство, если меня сделают римским
епископом". Об образе жизни некоторых римских первосвященников с
возмущением отзывался Григорий Назианзин. Клирики, по его словам,
вступали "в соревнование с консулами, губернаторами и знаменитыми
полководцами, которые не знают, куда расточить свое богатство и
роскошествуют из достояния бедных".

Таким образом, получить папскую тиару Дамасу было нелегко. Не
останавливаясь на подробностях его возвышения, упомянем только, что
столкновения между его сторонниками и партией его конкурента Урсина
завершились настоящим побоищем и штурмом собора, где засел Урсин. На
месте побоища, по свидетельству историка Аммиана Марцеллина, осталось
около 150 трупов.

В итоге Дамас взошел на папский престол, то есть, по словам того же
историка, "стал получать доходы, обеспеченные щедростью матрон, выезжать
на колеснице, одеваться в пышные одежды и давать банкеты, превосходящие
пищею императорский стол".

Могли ли римские христиане спокойно взирать на происходящее? Во время
понтификата (пребывания на папском престоле) Дамаса с суровым обличением
нравов, царящих в империи, выступили виднейший проповедник Амвросий,
епископ Миланский, и знаменитый аскет, писатель и ученый Иероним из
Стридона, причисленный Церковью к лику "блаженных".

Амвросий Медиоланский (340-397)

Происходя из знатного римского рода, Амвросий получил прекрасное
образование и стал имперским губернатором Миланской области. В 374 году
он по настоянию народа занял место епископа Миланского, проявив себя
выдающимся церковным деятелем и бесстрашным проповедником. Амвросий был
не только известным богословом, но и прекрасным дипломатом, — он умело
отстаивал православные ценности перед властями, часто находившимися под
влиянием ариан. В то же время в принципиальных вопросах он бывал
бескопромиссен: так, Амвросий бесстрашно поднимал свой голос против
бесчинств императорской власти.

Амвросий был главным борцом против умирающего язычества. Он твердо
отстаивал Никейский символ, написав несколько трактатов в защиту
православия. Прекрасный знаток античного наследия, Амвросий в своих
проповедях и письменных трудах широко использовал понятия греческой
философии. Амвросий был сторонником аллегорического метода толкования
библейских текстов и написал многочисленные комментарии к Священному
Писанию. Учение Амвросия о Св.Духе считается значительным вкладом в
христианское богословие. Принадлежит ему и книга "Об обязанностях
священнослужителей" - по существу, первое руководство по христианской
этике.

Огромный вклад Амвросий Медиоланский внес и в церковное пение. Он
перерабол музыкальную систему греков и ввел так наз. антифоны
(попеременное пение двух хоров).

Блаженный Иероним (ок.348-ок.420)

Папа Дамас, не лучший из римских первосвященников по образу жизни, был
человеком либеральным и образованным. Виднейшие епископы на Востоке и
прежде всего Василий Кесарийский, надеялись, что Дамас, пользовавшийся
широким влиянием, поможет им победить арианскую ересь. Ожидания в
известной мере оправдались: так, Дамас помог преодолеть раскол в
Антиохии, вызванный арианскими спорами. В 382 году папа Дамас
вознамерился подготовить новый перевод Библии на латинский язык.

Прослышав об энциклопедических познаниях священника Иеронима из
Стридона, а также о прекрасном знании им языков, папа вызвал его в Рим,
сделал своим секретарем и поручил подготовить новый перевод. Перевод,
сделанный Иеронимом, получил название Вульгаты и до сих пор является
авторитетным и общепризнанным в Западной Церкви. Кроме того, Иероним
составил множество толкований на Библию; он написал знаменитое сочинение
"О великих мужах" по модели античных жизнеописаний, где привел сведения
о христианских писателях апостольских времен и их основных сочинениях.

Однако научные и литературные занятия не могли заставить Иеронима
относиться равнодушно к окружающей обстановке. Общество и Церковь
западной столицы произвели самое отталкивающее впечатление на молодого
ученого. В своих открытых письмах с необычайной резкостью он обличал
римское общество, по остроте сарказма и сатирическому дару не уступая
Свифту. Неудивительно, что клирики возненавидели Иеронима, и он быстро
нажил себе врагов.

Иероним беспощадно издевался над восточной роскошью, проникшей в Рим.
Яркими красками он обрисовывал римских патрициев, щеголявших в пышных
одеждах, подобно персидским сатрапам. "Бедные" матроны, лишенные
возможности носить роскошные платья с вышивками, изображающими сцены из
мифологии, выходили из положения, по словам Иеронима, заменив сатиров и
вакханок евангельскими святыми. Мужчины же, пишет Иероним, весь свой
досуг проводили в кабаках и за игрой в кости. Пиры сопровождались такими
же безумными оргиями, как и во времена Нерона.

Особенно доставалось от Иеронима духовенству. Описывая образ жизни
одного клирика, писатель рассказывает: "Он выходит с рассветом из дома,
чтобы засвидетельствовать свое почтение богачам и почти врывается к
людям, когда они еще в кроватях. Увидев подушку или изящный платок, или
какой-нибудь предмет домашней мебели, берет его в руки и восхищается им,
сожалея, что у него нет ничего подобного, пока они не вынуждены будут
отдать ему эту вещь, так как каждый боится обидеть этого разносчика
сплетен в обществе спален. Он ненавидит целомудрие и пост, за обедом
имея самые изысканные явства, рассказывает с варварским акцентом ходячие
скандалы и анекдоты, поспевая всюду и всегда, знает и расскажет
последние новости".

Однако, обличая недостойные стороны общественной и церковной жизни,
Иероним сам впадал в крайность - прославляя, к примеру, в своих трудах
чрезмерный аскетизм. Причины, которыми Иероним объяснял создавшееся
положение, были весьма вески. С одной стороны, он видел, что общество
по-настоящему не усвоило христианства, а с другой -- что напряжение и
упадок общественной жизни в немалой степени зависели от вопиющей
неравномерности  в распределении материальных благ. Поэтому Иероним
выдвинул свое знаменитое положение: "Богатство и землевладение есть
ограбление бедных".

Литературное наследие блж. Иеронима огромно. Помимо перевода Библии, это
библейские комментарии, переводы других книг, исторические трактаты,
богословские эссе. Энциклопедические познания блж.Иеронима, широкие
сведения из истории, географии и других наук, использованные им в
комментариях к Священному Писанию, делают его предвестником и отцом
библейской критики* в ее современном понимании. Многие работы Иеронима
посвящены апологетике и защищают учение Церкви, как от язычества, так и
от еретических учений: пелагианства, оригенизма. Одним из первых Иероним
написал трактат о христианском монашестве.

------------------------------------------------------------------

* Библейская критика (библеистика) занимается историко-филологическими
исследованиями библейских текстов, в частности,  проблемами
происхождения библейских книг, их авторства и датировки.

Восточное христианство

В то время как в Риме возрастающее влияние папского престола приводило к
обмирщению Церкви, на Востоке Церковь практически замкнулась в себе,
предоставив миру идти своим путем. Императоры исходили из политических
соображений, принимая ту или иную сторону противоборствующих церковных
течений. Фактически они проводили религиозную политику теми же
средствами, что и языческие государи. После последней попытки
объединения империи во время правления Феодосия, при константинопольском
дворе восторжествовало православие.

Однако, как ни странно, это повлекло за собой события, не имеющие ничего
общего с духом христианской любви и терпимости. Так, искоренение
остатков ереси, а также отношение к иудеям, упорно не желающим принимать
христианство, приняли совсем не христианские формы. Кроме того,
духовенство православной империи  стало считать своим долгом вмешиваться
в политическую жизнь - и часто не для того, чтобы отстаивать
христианские принципы, а из чисто корыстных интересов.

Всего лишь три года спустя после II Вселенского собора, в 384 году
правитель Максим, стремясь подчеркнуть свое православие, по навету
врагов обвинил епископа Прискиллиана в ереси и казнил его. Против казни
Прискиллиана решительно протестовали Амвросий и монах Мартин, который
пользовался огромной популярностью на Западе. Мартин добивался
аудиенции, протестовал, но все было тщетно: первый инакомыслящий погиб
за свои убеждения от рук христианского палача.

Как мы помним, в 392 году император Феодосий окончательно запретил
язычество. За отправление языческого культа как в храмах, так и в
частном порядке были назначены штрафы и конфискации. Хотя при самом
Феодосии эти законы применялись редко, позже они сыграли свою печальную
роль.

Особенно остро стоял вопрос о языческих храмах. Разрушение и закрытие
храмов вызывало сильное возмущение народа, который был христианизирован
еще в очень малой степени. Знаменитый софист-язычник Либаний писал
императору письма в защиту храмов, часто представлявших собой
великолепные памятники искусства. При этом он не без оснований замечал:
"На счет чужих бедствий роскошествуют те, которые, как они утверждают,
угождают своему Богу бедностью".

Но все выступления оставались без ответа, как и протесты Мартина, заветы
Григория Назианзина, и громовые проповеди Иеронима. Более того, в
Александрии началась ожесточенная кампания насильственного искоренения
язычества. Последним прибежищем старых культов был грандиозный храм
Сераписа, при котором имелась знаменитая библиотека.

Феодосий, обеспокоенный процветанием этого центра языческой жизни, отдал
распоряжение разрушить его. За дело взялся Александрийский епископ
Феофил -- одна из самых зловещих личностей в истории средневекового
христианства, яркий пример фанатизма и нетерпимости в тогдашней
государственной церкви. Его грубые издевательства над египетской
религией привели в Александрии к открытому столкновению между
христианами и язычниками, в ходе которых были многочисленные жертвы с
обеих сторон. Христианские фанатики разрушили храм Сераписа и сожгли
Александрийскую библиотеку -- крупнейшую сокровищницу мировой культуры.
Феофил торжествовал, выставляя на всеобщее обозрение статуи поверженных
языческих богов.

И наконец, в союзе с византийским двором Феофил организовал бешеную
травлю нового патриарха восточной столицы Иоанна Златоуста, роль
которого в церковной жизни Византии сравнима с ролью блж.Иеронима в
Риме.

Иоанн Златоуст (ок.347--407)

Иоанн родился в аристократической семье в Антиохии, где и провел большую
часть жизни. Воспитанный благочестивой матерью, Иоанн рано полюбил
уединение. Курс наук он проходил у знаменитого Либания, бывшего также
учителем Василия Кесарийского, Григория Назианзина и Юлиана Отступника.
Необыкновенная ясность мысли, острота ума, железная логика Иоанна
сделали его любимым учеником Либания, который видел в Иоанне своего
преемника. Однако талантливый юноша избрал иной путь. Крестившись в 21
год, он стал монахом.

Поначалу пламя веры увлекло Иоанна в пустынную местность, где он жил,
добровольно перенося самые суровые лишения. Однако со временем взгляды
Иоанна претерпели некоторые изменения. Он понял, что чрезмерный аскетизм
нередко превращается в самоцель; впоследствии он писал: "Не говори мне:
столько-то дней постился, того-то и того-то не ел, вина не пил, ходил в
рубище. Но скажи нам, переменился ли твой сварливый нрав на незлобивый и
твое бесчувствие на сострадание? Ибо когда душа полна злобою, что пользы
в истощении тела?"

В Антиохию Иоанн вернулся с подорванным здоровьем. Но годы
отшельничества не прошли для него даром. Он пришел в мир окрыленный, с
несокрушимой волей, неспособной на компромиссы. И это внутреннее горение
определяло в дальнейшем весь ход его жизни.

В Антиохии на Иоанна быстро обратили внимание и стали прочить ему
блестящую духовную карьеру. Однако Иоанн, чувствуя, что еще недостаточно
подготовлен к священническому сану, всячески сопротивлялся. Свои взгляды
на роль пастыря в Церкви он изложил в сочинении "О священстве", где
говорит о величайшей ответственности перед Богом, которая ложится на
плечи иерея. Священник "должен знать все житейское не вращающихся в мире
и вместе с тем должен быть свободен от всего более иноков, живущих в
горах. Так как ему нужно обращаться с мужами, которые имеют жен,
воспитывают детей, владеют слугами, обладают большими богатствами,
исполняют общественные должности и облечены властью, то он (священник)
должен быть разносторонен. Разносторонен, говорю, но не лукав, не
льстец, не лицемер; должен иметь полную свободу и смелость, однако же,
когда потребуют обстоятельства, должен уметь и приноровляться с
пользою". Когда в 386 году Златоуст стал антиохийским пресвитером, он
строго следовал этим правилам.

Великий проповедник, за что он и был прозван Златоустом, Иоанн главным
образом толковал послания апостола Павла. Сохранилось около 640
проповедей на тему библейских рассказов, в которых особое внимание он
уделял морально-практическим выводам.

Златоуст обладал необычайным даром владеть колоссальной аудиторией.
Именно этот дар, соединенный с глубокой верой и твердыми нравственными
принципами, в значительной степени обусловил возведение его на престол
Константинопольского патриарха в 397 году. Однако даже Иоанн Златоуст,
великий деятель Церкви, был порой не свободен от безрассудного гнева и
нетерпимости. Так, Златоусту приписывается ряд проповедей, направленных
против евреев, где он жестоко и несправедливо говорит о них и их вере.
Эти проповеди сыграли немалую роль в будущей антиеврейской церковной
политике, не имеющей ничего общего с учением Иисуса.

Тем временем против Иоанна, без устали обличавшего неправедность и
коррупцию императорского двора и клира, ополчились буквально все высшие
слои общества. Особенно усердствовали императрица Евдоксия и
Александрийский патриарх Феофил. В 403 году они собрали церковный собор,
который осудил Иоанна Златоуста в ереси, и его отправили в ссылку. Через
некоторое время Златоуста вернули из ссылки, но вскоре он вновь лишился
епископской кафедры и был снова сослан; через три года Иоанн Златоуст
умер.

К началу V века империя окончательно распалась на Западную и Восточную.
Христианский мир, и сама Церковь, пребывали в тяжелейшем кризисе,
погрязнув в роскоши, интригах, коррупции. Епископ Феофил продолжал
творить беззакония, пока не умер в 412 году. Дело Феофила продолжил его
племянник Кирилл, унаследовавший от дяди слепой фанатизм, ненависть к
памяти Златоуста и злобу к иноверцам. По его инициативе были закрыты
храмы сторонников обвиненного в ереси римского богослова Новациана, а
сами они были изгнаны из города. Кирилл лично руководил избиением евреев
в Александрии и разрушением их синагог. И наконец, он запятнал себя тем,
что подстрекал толпу на убийство женщины-философа Гипатии: по
свидетельству очевидцев, эту благородную и талантливую девушку, которая
преподавала греческую философию в Александрии, схватили и обнаженной
поволокли по городу, после чего зверски убили.

Казалось, Евангельская Весть окончательно оказалась погребенной под
тяжестью людских грехов, и страстный голос немногочисленных подвижников
Церкви не находил отклика в сердцах толпы. Но это только казалось. Дух
Божий незримо делал свое дело, и Слово Спасителя пробивало путь сквозь
мерзость и мрак.

Монашество

Восточное монашество

При общем упадке религиозно-нравственной жизни в IV веке, монашество
явилось той средой, которая сохраняла неповрежденным учение Христово; из
монашеских обителей, словно из благодатного источника, исходил
евангельский свет, озаряя погрязший в грехах мир. Чтобы увидеть эти
обители, мы снова должны обратиться к Египту.

Эта древняя земля даровала миру удивительные откровения и великие
проявления человеческого духа. Здесь, в пустынной Фиваиде, на севере
Египта, появились первые монахи.

Но что же послужило непосредственной причиной возникновения монашества?
Прежде всего, печальное состояние общества и церкви, о чем уже было
сказано выше. Официальная церковь уже не казалась верующим якорем
спасения: с одной стороны, без разветвленной церковной структуры
обойтись было нельзя, с другой же, такая структура казалась очень
далекой от Царства Божия. Верующий христианин в рамках официозной церкви
 неизбежно испытывал чувство болезненной раздвоенности между землей и
небом, чувство трагической неудовлетворенности своим бытием.

Многих христиан, особенно остро ощущавших греховность и безумие
общества, которое называло себя христианским, захватило желание покинуть
его. Люди жаждали снова обратиться к Евангелию, души их вновь запросили
"хлеба жизни", а не суетных мирских благ.

Немаловажную роль играл и сам ход исторического и экономического
развития. Христианские церкви все больше стали заполняться варварами,
принесшими с собой полуязыческие обряды, которые были невыносимы для
особо благочестивых христиан. Возрастающая роскошь жизни на Востоке
вызывала обратную тягу к простоте, к аскетизму. Повсеместно усиливалось
стремление оставить мирские дела и, подражая Господу, отправиться в путь
с легким сердцем, не связанным никакими узами.

Приводило людей в пустыню и глубокое раскаяние, чему можно найти
множество примеров в агиографической литературе (житиях святых).
Например, знаменитый пустынник Моисей Мурин (Мавр) был когда-то
невольником, затем бежал от своего хозяина и стал предводителем
разбойничьей шайки. После того как его кровавая слава уже гремела по
окрестностям, Моисей внезапно уверовал в Господа, удалился в монастырь и
посвятил остаток своей жизни подвигам аскетизма и покаяния. Та
горячность, которая когда-то сделала Моисея грозой караванов, теперь
превратилась в неутолимую жажду духовного очищения.

Отшельнической жизни, погруженности в молитву способствовали и
климатические условия ближнего Востока. Сухой теплый воздух, большое
количество пещер в горах, богатые рыбой воды Нила и плодовые деревья
позволяли отшельникам без труда добывать себе пищу и целиком отдаваться
молитвенному созерцанию.

Основателем монашества считается св.Антоний Египетский, которого
церковная традиция именует также Антонием Великим.

Антоний Великий (ок.250 - 356)

Св. Антоний происходил из зажиточной александрийской семьи. Он с ранней
юности стремился к духовной жизни. Житейские заботы,  не обещавшие
ничего, кроме бесплодного мучительного беспокойства, вызывали у него
отвращение. После мучительных колебаний, раздумий и поисков он сделал
свой выбор. Услышанные в храме евангельские слова "раздай все"
определили его дальнейшую судьбу.

Продав имение и раздав деньги нищим, Антоний покинул город и удалился к
старцу-отшельнику. Но, стремясь к полному уединению, Антоний поселился в
пустой гробнице, в отдаленной местности, где стал проводить дни в
молитве, посте и размышлениях. Однако не следует полагать, что жизнь
Антония ограничивалась молитвой. По словам современников, он "праздности
терпеть не мог и работа не выходила из его рук почти весь день". Антоний
считал труд составной частью монашеского подвига, и друзьям, которые два
раза в год приносили ему хлеб, он взамен отдавал сделанные им корзины.

Но путь в Царство Божие был для Антония нелегким. Его мучили сомнения и
сожаления об оставленном мире, видения и демоны искушали его, обещая
мирские наслаждения. В холодные звездные ночи, когда тени бежали по
молчаливой пустыне, Антония охватывал ужас. Ему казалось, что враг
наступает на него, давит со всех сторон. Дикий вой и хохот шакалов в
ночном мраке, казалось, исходили от самого дьявола. От страшных звуков,
образов, картин, которые представлялись его взору, он не раз терял
сознание и порой лишь приход друзей приводил его в чувство. Иногда в
душе зарождалось искушение: не покинуть ли эту ужасную пустыню, эту
суровую обитель, полную таинственных звуков и ужасных призраков? Ведь в
городе его ждали люди, он мог дать им утешение и избавиться от духовной
пытки. Но святой не сдавался. Антоний полагал, что остановка на полпути
будет означать победу тьмы, и принял вызов. Постепенно он укрепился в
духовной жизни, и искушения перестали мучить его.

Слава о необыкновенном отшельнике стала распространяться по всему
Египту. К нему начали приходить ученики из самых дальних краев, а
некоторые пожелали поселиться неподалеку, чтобы под его руководством
вести отшельническую жизнь. Так, в 305 году вокруг Антония образовалась
первая монашеская община.

Антоний не оставил подробных наставлений о монашеской жизни, но всей
своей жизнью заповедал ученикам отречься от земных благ, полностью
предаться Воле Божьей, посвящать каждый день труду и молитве. К Антонию
стали приходить за советом люди всех сословий, даже язычники желали
получить от него наставления. Обращался к нему и сам император
Константин.

Будучи человеком образованным, Антоний хорошо знал проблемы мира и
Церкви. Несколько раз он покидал пустыню: в 311 году, во время гонений
за веру при императоре Максимине, он появился в Александрии, чтобы
ободрить единоверцев, а в 351 году - чтобы поддержать православных в
борьбе с арианами. Таким образом, Антоний не замыкался целиком в
отшельничестве, а делился обретенным духовным опытом с миром. Прожив в
пустыне более 85 лет, Антоний мирно скончался в возрасте 105 лет.

Антоний Великий основал отшельническое (анахоретское) монашество. По
установленному им порядку подвижники, под руководством опытного
наставника, жили уединенной жизнью в отдельных хижинах или пещерах.
Такие общины подвижников назывались лаврами (отсюда сохранившиеся до сих
пор названия крупных православных монастырей - Троице-Сергиева Лавра,
Киево-Печерская Лавра и др.). Но еще при жизни Антония появились общины
другого типа - общежительные (киновийные).

Основателем общежительного монашества считается другой великий подвижник
- Пахомий Великий.

Пахомий Великий (ок.290-346)

Пахомий родился в семье язычников, в Фиваиде. Будучи солдатом, он
познакомился с христианами, которые произвели на него глубокое
впечателение. По окончании военной службы в возрасте 20 лет Пахомий
крестился. Слава египетских подвижников разбудила в нем желание
отшельнической жизни, и он поселился в уединенном месте близ Нила.
Вскоре к нему присоединился его брат Иоанн. Здесь же у Пахомия возник
замысел основать монашескую общину-монастырь (греч. киновия), где монахи
жили бы вместе, проводя свои дни в молитве и труде. В основе этого
замысла лежало несколько обстоятельств: совместный труд был намного
эффективнее, вместе было легче противостоять грабителям, да и в духовной
жизни можно было поддержать друг друга.

К тому времени о Пахомии и его благочестивой жизни стало известно по
всему Египту, и к нему примкнуло множество учеников. Жить в одном
монастыре стало тесно, и Пахомий основал несколько монастырей на берегах
Нила.  Он организовал и первый женский монастырь, где настоятельницей
стала сестра Пахомия, Мария.

Пахомий первым ввел устав монашеской жизни, подчинив ее строгим
правилам. В обязанность монахам вменялось проводить дни в труде и
молитве, читать книги духовного содержания; последнее обстоятельство
сыграло в дальнейшем огромную роль в деле сохранения монашеством
культурного наследия. Монахи обязаны были следовать определенным
правилам относительно одежды, пищи и сна, кроме того, им запрещалось
покидать монастырь. Пахомий старался обособить монастыри от мира, обнеся
группу домиков-келий стенами.

При Пахомии молитвенная жизнь монахов стала подчиняться четкому
распорядку. Богослужение совершалось дважды в сутки, в первый и
последний дни недели совершалась литургия, и монахи причащались Св.Тайн.
Настоятели монастырей вели с братией беседы на духовные темы.

Монахи возделывали землю, работали  в кузницах, на мельницах,
плотничали, плели корзины и цыновки. Средства на жизнь они добывали
самостоятельно. Монахам не дозволялось иметь ничего собственного; пищу и
одежду они получали из общих средств монастыря. Таким образом, Пахомий
ввел в монашескую жизнь твердый принцип, получивший в русской традиции
название нестяжательства.

Не всем было легко выполнять строгие правила общежития, и Пахомий
установил для желающих вступить в общины годичное испытание. Однако тяга
среди христиан к монашеской жизни была очень велика, и уже при Пахомии
число монахов в основанных им монастырях достигло 7000 человек.

Распространение монашества

И отшельническое, и общежительное монашество быстро распространялось по
всему Египту, а потом и по другим странам. Современник св.Антония,
Аммоний основал общину в Нитрийских горах, в нескольких десятках
километров от Александрии.

Среди нитрийских монахов особенно знаменитым стал Макарий Египетский
(ок.300--380); как и св.Антония, его прозвали Великим. В прошлом простой
пастух, он обрел высочайшую мудрость и первый теоретически обосновал
духовные преимущества монашеского образа жизни. Идеи Макария стали
фундаментом христианского понимания аскетизма. Произведения Макария,
чуждые старомодной риторике и усложненным философским конструкциям,
представляют собой изумительный образец ясного и прозрачного стиля. Его
молитвы ("Боже вечный" и др.) в полной мере отражают святость этого
великого подвижника.

Любимый ученик св.Антония, Иларион в первой половине IV века перенес
монашество на свою родину, в Палестину, где основал первый монастырь
около Газы. Отсюда монашество распространилось по всей Палестине и
Сирии. Как мы уже знаем, Василий Великий, ознакомившись с жизнью местных
монахов, написал монашеский устав, получивший всеобщее распространение.
В V веке монашество было распространено по всему востоку.

Наивысшего расцвета помимо Египта монашество достигло в Сирии. Известно,
что уже во времена Златоуста отшельники останавливали карательные отряды
Феодосия на подступах к Антиохии. Школа учеников Иоанна Златоуста
насаждала монастыри по всему сирийскому побережью.

У отрогов Синая зазвучали гимны отшельников. На том месте, где по
преданию Моисей беседовал с Богом, небо казалось ближе. Зеленые оазисы с
финиковыми пальмами давали приют не только отдельным поселенцам, но и
большим общинам. Как писал великий подвижник Нил Синайский, проживший
здесь немало лет, "вид рощи и приветное пение птиц и чистое веяние
свежего ветра успокаивает меня подобно качающейся колыбели".

Не случайно монашеский аскетизм носил здесь несколько иной характер, чем
в Египте. В писаниях сирийских подвижников больше поэзии, любви к
природе и созерцания. В полной мере дух сирийского монашества выразила
поэзия великого аскета Ефрема Сирина.

Ефрем Сирин (ок.306-ок.373)

Ефрем родился в Низибии, на территории современной Турции. Родители его,
по-видимому, были язычниками. По ложному доносу Ефрем попал в тюрьму,
где ему было дано откровение, после которого он отправился к Иакову
Низибийскому - знаменитому отшельнику, миссионеру и борцу за православие
- и был рукоположен в дьяконы (возможно, Иаков в 325 году брал с собой
Ефрема на Никейский собор). Много лет Ефрем вел в горах подвижнический
образ жизни, изучал Священное Писание. В 363 году, когда Низибия была
взята персами, Ефрем поселился в Эдессе, где поучал народ и читал
проповеди язычникам. От него остались множество толкований на Священное
Писание и другие сочинения. Кроме того, Ефрем составил удивительной
красоты молитвы и песнопения. Будучи высокообразованным богословом, он
способствовал победе Церкви над многочисленными ересями, процветавшими в
Сирии, так как эта страна находилась на стыке всех древневосточных миров
и культура ее впитала самые разнообразные религиозные течения и
верования.

Если египтяне удалялись от мира в пустыни и горы, Ефрем избрал себе
иной, деятельный образ жизни. Он был подвижником, который большую часть
жизни посвятил общественному служению. В годы тяжелых бедствий, осады и
голода, сирийский пророк появлялся на стенах Эдессы и своими жаркими
речами поднимал дух населения. Немалое влияние на призвание и характер
служения Ефрема Сирина оказали и его переписка, а затем и личная встреча
с великим святителем Василием Великим.

Возможно, Ефрему не довелось испытать той мучительной внутренней борьбы,
которую переживали анахореты. Но зато он в полной мере ощутил всю
глубину развращенности, царившей на Востоке. Не раз святой подвергался
настоящим нападениям падших женщин. Но его душа была настолько чиста,
что он мог обратить на праведный путь даже самых последних грешников.
Если Антоний был борцом с силами зла, терзавшими его в песках пустыни,
то Ефрема можно назвать пророком покаяния, неустанно взывающего к людям
с призывом обратиться к Богу. По учению Ефрема, человек, живущий в мире,
должен прежде всего отрезвиться, очнуться от дурного сна, должен
провести полную переоценку своей жизни и покаяться. Проповеди покаяния,
этой первой ступени на пути к Царству Божию, по существу, и посвятил св.
Ефрем свою деятельность.

Подобно пророку Иеремии, он плакал о тех беззакониях, которые
совершались вокруг него. Скорбь его была велика и наложила свой
отпечаток на его творчество: он стал словно совестью человечества перед
Богом, и поэтому уже столько веков дивные строки Ефрема Сирина живут в
сердцах людей.

Крайности аскетизма

Восточные монахи, удалившись от греховного мира, стремились очистить
душу перед Богом, принести покаяние за себя и за всех людей. Они вели
аскетическую жизнь, наполненную трудом и молитвой, а свободное время
уделяли чтению Священного Писания. Но многим из них этого казалось мало:
в надежде обрести духовное прозрение и прощение у Господа, получить
блаженство на небесах, они по собственной воле подвергали себя
"подвижничеству во славу Божию" - самым суровым лишениям и истязаниям.
Некоторые монахи практиковали такие формы подвижничества, как почти
полный отказ от пищи, ношение тяжелых цепей-вериг, отдание себя на
съедение гнусу и комару и т.д. Часто такие самоистязания переходили все
разумные пределы. Известный святой, аскет Симеон Столпник несколько
месяцев жил закопанный по шею в землю, а потом провел более 35 лет на
верхушке восемнадцатиметровой колонны - столпа. Отшельник Аммон был
известен тем, что с начала отшельничества ни разу не раздевался и не
мылся. И хотя чувства и стремления этих подвижников можно понять, вряд
ли подобное самоумерщвление плоти есть путь к Божественной гармонии в
человеке - гармонии, предполагающей единство души и тела. Следует
признать, что, хотя многие из учителей Церкви, даже самых выдающихся,
приветствовали такого рода крайний аскетизм, в целом он был Церковью
отвергнут. Жизнь духа и плоти должна подвергаться строгому контролю воли
и разума и не выходить за разумные пределы. В противном случае
чрезмерный аскетизм может привести и приводил не только к высотам
духовного прозрения, но зачастую и к крайне негативным результатам.
Основная цель аскетизма - очищение сердца, и подвижники только временно
отгораживались от жизни, чтобы достичь ее. Извращение идей аскетизма, их
абсолютизация возводили этот уход от жизни в постоянный принцип.
Проклятия огульно обрушивались на все, что было ценного в наследии
прошлого и в мирской жизни настоящего. Не случайно крайний аскетизм
часто практиковался христианами-фанатиками, которые порой не
останавливались ни перед чем, даже перед убийством людей, в которых им
виделись враги Христа.

Такая нетерпимость и фанатизм совершенно чужды истинному духу Церкви.
Жизнь во Христе возможна лишь там, где она открыта человеческой свободе
и культуре. И все лучшее, что было создано человеком, Церковь призвана
сохранить и пронести через тысячелетия.

Западное монашество

Традиционно считается, что монашество на Западе стал распространять
Афанасий Александрийский во время своего изгнания. Западное монашество
значительно отличалось от восточного, хотя поначалу его организация на
Западе строилась по египетскому и палестинскому образцам (в частности,
огромное влияние оказала на Запад жизнь св.Антония). Холодный климат
вынуждал монахов в гораздо большей степени заботиться о жилище и запасах
еды на зиму. В итоге западное монашество стало развиваться по более
практичному пути, без крайностей аскетизма, присущего Востоку.
Характерной для западного монашества чертой стало принятие монашеского
пострига священством различных поместных церквей, в связи с чем
литургическая жизнь, церковное служение, стали главным стержнем и
основой жизни в монастырях. 

Распространению монашества на Западе всячески содействовали блж.Иероним,
Амвросий Медиоланский, позже блж.Августин. Однако первым, кто разработал
правила монашеской жизни на Западе, был Иоанн Кассиан.

Иоанн Кассиан (ок.360-435)

Иоанн, скиф по происхождению, будучи еще совсем молодым, стал монахом.
Сначала он поселился в Вифлееме, потом приобретал духовный опыт у
египетских отшельников. Около 399 года Иоанн переехал в Константинополь,
где стал учеником Иоанна Златоуста. Уже рукоположенный в дьяконы, Иоанн
был направлен константинопольским священством в Рим, чтобы просить
заступничества у папы Иннокентия I  за Златоуста, который подвергался
сильным притеснениям. В Риме Иоанна рукоположили в священники. В 415
году он основал в Марселе монастырь св.Виктора, где был аббатом
(настоятелем) до самой смерти.

Хорошо зная правила монашеской жизни Востока, Иоанн Кассиан осознавал
необходимость их переработки применительно к особенностям западной
религиозной жизни. В 417-429 годах он написал свой основной труд, в
котором подробно проанализировал и систематизировал как духовные, так и
практические задачи монашества: организацию молитвенной жизни,
экономических основ жизни монастырской общины; требования к питанию,
одежде монахов. "Правила Кассиана", как их называли, сохраняли свое
значение до IX века, наряду с установлениями Василия Великого и
постановлениями св.Пахомия.

Иоанн Кассиан допускал возможность существования, как и на Востоке, двух
типов монашества: анахоретского (отшельнического) и киновийного
(монастырского). Однако фактически на Западе утвердился только второй
тип - монастырский. Так, первые монахи в Италии и Галлии не стремились
совсем удаляться от мира, придавая большое значение евангелизации
языческого населения и стараясь являть образцы христианской жизни
посреди развращенного мира. Помимо Иоанна Кассиана, выдающийся вклад в
становление и организацию монашеской жизни внес св. Мартин Турский.

Мартин Турский (ок.335-397)

Мартин Турский родился в языческой семье. Во время службы в армии, ему
было видение Христа. Вскоре он крестился, а затем стал вести монашескую
жизнь. В 370 году он основал первый монастырь в Галлии. В 372 году
Мартин становится епископом города Тура, но потом вместе с учениками
вновь возвращается к монашеской жизни. Его усилиями монашество
распространилось по всей Галлии. Благодаря активной евангелизации
Мартина и его учеников была создана епархиально-приходская система,
оказавшаяся очень эффективной, особенно в сельской местности.

Помимо укрепления монашества, Мартин много сил и времени отдавал борьбе
с еретическими движениями, проявляя при этом гуманность и терпимость.
Так, когда император нарушил данное Мартину обещание не казнить
обвиненного в ереси епископа Присциллиана, Мартин прервал все отношения
с испанскими епископами, пока не получил новых заверений, что гонения не
повторятся.

Будучи необыкновенно популярным в народе, Мартин Турский почитается как
покровитель Франции.

Значение монашества

"Возьмите иго Мое на себя", - учил Христос (Мф 11: 29). Человек должен
сам довершить дело своего спасения, и монашеское подвижничество
осуществляло великую и благородную задачу, направляя этот процесс. Оно
способствовало воплощению идеи, которая была средоточием Церкви - идеи
Царства Божия. Достигая порой сверхчеловеческими усилиями истинного
Богопознания, монахи несли свою миссию в мир. Это был величайший подвиг
на пути к обновлению человека - подвиг, который требовал больших жертв и
отречения от многих мирских благ. Такое отречение было необходимо
монашеству как служителю человечества и провозвестнику Св. Духа. Порой
оно принимало неоправданно крайние формы, приводившие к тяжким и не
имеющим ничего общего с христианством последствиям. Но по духу своему и
историческому значению монашество стало великой преобразующей силой. Оно
создало очаги глубокой и страстной веры, которые будут веками питать
Церковь.

Христианская культура

Мы уже знаем, что многие великие отцы и учители Церкви получили
классическое образование и прекрасно знали эллинистическую литературу.
Усвоив античную культуру, впитав в себя многовековые ценности,
накопленные разными народами, Церковь принесла в мир новую культуру -
христианскую. С самого начала она связывала элементы культуры Запада и
Востока. В ней нашли место религиозная поэзия Израиля, платоновский
идеализм и александрийская филология.

Но христианская культура не являлась простым конгломератом прежних
культур, и не могла им быть. Языческие религии, античная философия,
идеалы античного общества уже не удовлетворяли духовным потребностям
многоязыкой и многоликой ойкумены. Быстрое распространение новой веры,
нашествие варваров, приближающийся крах империи создавали ощущение
нестабильности, отвращали людей от привычных статуй языческих богов,
заставляли отказываться от традиционных представлений о красоте. И
язычники, и христиане инстинктивно чувствовали неразрывную связь
античной культуры с языческими культами. Поэтому набиравшая силу
Церковь, и прежде всего ее монашеское крыло, отвергала наследие
античного мира. При этом эмоции христиан, особенно необразованных и
фанатичных, не знали меры. Прекрасные статуи, произведения искусства
уничтожались, образованнейших язычников - ученых и поэтов - изгоняли, а
то и лишали жизни.

Но языческий мир и его культура, а тем более культура эллинистическая,
которая давно приобрела самоценное значение, не думали сдаваться.
Религиозная реформа Константина не повлекла за собой гибели язычества,
которое перешло в оборону и воспрянуло на короткий период при императоре
Юлиане Отступнике. Последние поборники язычества порой были не менее
тверды в своих убеждениях, чем христиане. Слава и величие древнего Рима,
родовая гордость, традиционный для языческой аристократии высокий
уровень классического образования поддерживали их.

Важно отметить, что при победившем христианстве вся система образования,
 по существу, оставалась языческой. В условиях общего упадка культуры на
Западе, усиленного нашествием варваров, и образованные язычники, и
просвещенные христиане были озабочены сохранением остатков прежней
учености. Школа стала связующим звеном между греко-римской культурой  и
новым христианским обществом. Аналогичная ситуация сложилась и на более
благополучном Востоке. Византия унаследовала от греко-римского мира
классическое образование. До VII  века там процветали высшие школы,
созданные по античному образцу, где преподавались риторика, латинская
грамматика, философия.

В свою очередь Церковь не могла оставить вне сферы своего влияния
обширные области жизни, где не угас античный дух. Ее усилиями прекрасные
художественные, философско-литературные, музыкальные формы
эллинистической культуры наполнялись новым содержанием.

Постепенно побеждаемое язычество проникало в сферы нарождающейся
христианской теологии, философии и в богослужебную практику. Так, на
стыке двух эпох, в борьбе, которая была сопряжена с великими
достижениями и безвозвратными потерями, рождалась христианская культура.

Храмовая архитектура

Первые христиане еще в период гонений совершали богослужения в
уединенных местах, катакомбах, частных домах. Со временем, когда
появилась возможность исповедовать свою веру открыто, богослужения стали
проводиться в базиликах, или залах общественных собраний, которые ранее
принадлежали состоятельным членам общины. Начиная с IV века начали
возводить и новые христианские церкви. Первыми строителями храмов, по
преданию, являются Константин Великий и его мать Елена. Они построили
много церквей на Святой Земле, затем в Константинополе.

Архитектурной основой возводимых церквей послужили все те же базилики.
Они представляли собой вытянутые прямоугольники с двумя открытыми
галереями-кораблями (нефами) по бокам. Нефы обрамлялись рядом стройных
колонн. Там же находились комнаты для уединенной молитвы. По образцу
иерусалимского храма в передней (восточной) части базилики находилось
алтарное пространство, перед которым возвышалась арка. Углубление за
алтарем (апсида) было открытым или задергивалось завесой. Центральную
часть храма занимал неф, куда во время службы допускались крещеные, а в
западной части (портике) находились оглашенные, то есть те, кто
готовился принять таинство крещения. Крышу базилики венчали обычные
гладкие скаты. Чаще всего форма такой базилики была крестообразной.

Кроме продолговатой, вытянутой формы, в христианской архитектуре рано
утвердился тип храма круглой формы — ротонды, со сводчатым потолком и
куполом сверху. Такая форма храма также являлась наследием античности;
чаще всего ее использовали при строительстве баптистериев (крещален) и
церквей-памятников на могилах христианских подвижников. Со временем
форма круглого храма стала господствующей на Востоке; Запад же остался
верен, главным образом, базиликальной форме.

Изобразительное искусство

Самые ранние произведения христианской живописи - это росписи стен в
римских катакомбах. Молодое христианское искусство дышало страстным
огнем веры, но не выработало еще своего стиля. Нередко на стенах можно
было увидеть изображения античных и христианских сюжетов, когда рядом с
Орфеем и Эротом предстают ветхозаветные и евангельские святые. Нередко
новые христианские образы символизируются привычными языческими: Орфей
изображает Христа, Амур и Психея предстают как символы бессмертия души.
Античный мотив пастуха превратился в исполненный глубокого христианского
содержания сюжет "Доброго пастыря" - Христа, пасущего свою паству.

Кроме сюжетных, появляются и отдельные изображения символического
характера, полные тайных намеков и сложных ассоциаций: виноградная лоза
означает кровь Христа, корзины с плодами - вечность духовной жизни.
Наиболее излюбленным символом раннехристианского искусства становится
рыба - буквы соответствующего греческого слова ихтис являются начальными
буквами фразы "Иисус Христос Бога Сын Спаситель". Птица символизирует
бессмертную душу, а венок - победу Христа над смертью. Символические
изображения составляют декоративные узоры стен и потолков катакомб, а
потом и церквей.

Впитывая и перерабатывая античные традиции, христианская Церковь
одновременно отходила от иудейских представлений об искусстве. Почему
Израиль так упорно отрицал изображение Бога? Для него эти изображения
носили слишком реалистический, законченный, земной характер: для
невыразимого, трансцендентного места в них не оставалось - и любое
изображение воспринималось как языческий кумир. Для христианства же как
религии Богочеловечества, религии, которая учит о Боге, воплотившемся в
мире, изобразительное искусство становится его неотъемлемой частью.

Но, следуя Евангелию, искусство должно было отобразить небесное такими
земными средствами, которые бы отражали могущество первообраза. Как бы
ни были прекрасны реалистические образы, они не в силах передать
Божественную сущность, поэтому в христианском искусстве начинается поиск
новых форм изображения. 

Живописные композиции начинают упрощаться, стиль их грубеет, но зато они
приобретают большую выразительность. Одновременно, как в силу
своеобразия культурных традиций Запада и Востока, так и в результате все
большего обособления Западной и Восточной империй, начинают проявляться
различия в изобразительном искусстве.

В странах Западной Европы и Средиземноморья была глубоко укоренена
античная культура, и новое христианское искусство строилось по единым
античным образцам, с их многофигурными сценами и сложной композицией. На
Востоке, в странах Малой Азии, где античные традиции мало привились,
храмы были почти лишены фигурных изображений - убранство храмов
составляли кресты, орнаменты, изображения животных, причем выдержанные в
стиле народных традиций данной местности. На стыке этих двух культур -
сохраняя позднеэллинистические традиции и элементы искусства Египта,
Сирии, Ирана, - рождалось великое искусство Византии.

Главные формы ранней византийской живописи - монументальная храмовая
живопись (мозаика и фреска). Мелкие разноцветные кубики смальты,
составлявшие мозаики, выкладывались под особым углом, чтобы они, отражая
свет, мягко переливались, создавая особо торжественную и изысканную
цветовую гамму. Живописные образы в мозаиках и на фресках отходят от
принципа "похожести", "спиритуализируются" (одухотворяются).  Античные
пропорции постепенно нарушаются: на изображенных лицах появляются
странно расширенные, неподвижные глаза; сами лица удлиняются. Цвет
фресок становится как бы более "плоским", усиливается контрастность
цветов, схематичность изображения, смещается его перспектива. Пока эти
изменения еще не слишком заметны, но они уже создают прочный фундамент
для зарождения будущей абсолютно новой формы живописного искусства -
иконописи.

Схожие изменения претерпевает скульптура. Для своих сюжетов, в
частности, изображений Христа и евангелистов, молодое христианское
искусство использовало традиционные формы пластики: античной погрудной
статуи, портрета-бюста. Для изображения христианских сюжетов  широко
используются рельефы на саркофагах. Поначалу евангельские персонажи и
сцены передаются, как в ранних мозаиках, в античном духе: Христос и
апостолы похожи на античных героев, с их красивыми и безмятежными
лицами. Однако со временем рельефное изображение становится все более и
более плоским, условным: фигуры уступают место символическим
изображениям виноградной лозы, рыбы и т.д. Впоследствии скульптура
больших форм постепенно перестает интересовать византийских мастеров,
особенно опасавшихся ее "идольской" природы, и пластическое искусство
продолжает развиваться главным образом в малых формах - прикладного и
ювелирного искусства. В восточных православных Церквах - преемницах
Византии - церковная скульптура встречается очень редко. На Западе же
традиционная скульптура крупных форм, составлявшая наряду с храмовой
архитектурой основу античного искусства, неизменно занимает центральное
место в убранстве католических храмов.

Церковная музыка

В жизни Церкви, особенно в богослужении, музыка очень рано стала играть
важную роль. И это не случайно - язык звуков порой говорит гораздо
больше слов. Он обращается не к рассудку, часто неокрепшему, а к самым
тайникам души, ее скрытым струнам.

Музыка последних веков существования Римской империи была тесно связана
с языческими культами. Она была неотъемлемой частью культуры, от которой
христианство старалось отказаться. Поэтому Церковь искала новые формы
музыкального выражения. Развитие западно-христианской музыкальной
культуры отличалось от восточно-христианской: на Западе культовая,
храмовая музыка всегда противопоставлялась светской, в Византии же
такого противопоставления не было. Церковные песнопения можно было
услышать не только в храмах, но и на площадях, торжественных приемах,
даже на ипподроме. Церковная музыка проникала в повседневную жизнь
византийцев, а мирские музыкальные мотивы и жанры обогащали ее.

Практически все исследователи раннехристианской культуры сходятся во
мнении, что свои музыкальные формы древняя Церковь заимствовала у
еврейской синагогальной службы. Это неудивительно, если помнить, что
Церковь старалась отказаться от языческих музыкальных форм и что первые
христианские общины сформировались в иудейской среде. Для публичного
чтения текстов Священного Писания в синагоге выработался особый вид
речитатива - соединения собственно чтения вслух с протяжно-распевной
декламацией. Подобная манера чтения Псалмов называлась псалмодией.
Поскольку Псалтирь осталась наиболее популярной ветхозаветной книгой в
христианском богослужении, то приемы псалмодии естественно закрепились в
церковном пении древних христиан. Также Церковь усвоила из синагогальной
практики пение аллилуй - вступительных и заключительных частей молитвы.
Как в синагогальных, так и в церковных песнопениях участвовали солист и
община.

Во многих древних церквах пела вся община, но со временем из нее начали
выделяться особые группы певцов - хоры. Важнейшим заимствованием ранней
Церкви у синагоги является и утвердившееся в церковной практике
попеременное пение двух хоров (антифонное пение), хотя история введения
антифонного пения, да и сам смысл слова антифон, как его понимали
христиане в первые века нашей эры, до сих пор не совсем ясны. По
церковному преданию, на Западе антифонное пение ввел в богослужение
Амвросий Медиоланский, а в греческой Церкви - Иоанн Златоуст, хотя и
здесь исторические источники противоречивы. Сначала церковное пение было
простым, более речитативным, но со временем мелодика начала все более
усложняться. Как и в синагогальной службе, пение не сопровождалось
музыкальными инструментами (традиция исключительно вокальной церковной
музыки закрепилась в православной Церкви). В первые века в песнопениях
участвовали женщины, однако эта традиция опять же закрепилась только в
Восточной Церкви; в римско-католической Церкви, начиная с VI и до начала
нашего века, хоры составляли только мужчины и мальчики.

В формировании музыкальной культуры не последнюю роль играла борьба
Церкви против ересей, в частности, арианства. Прекрасно понимая важность
музыки для восприятия религиозных идей, многие еретики сочиняли гимны, в
ответ на которые слагались песнопения такими великими христианскими
подвижниками, как Василий Великий, Григорий Назианзин и многими другими.
Выдающуюся роль в упорядочении  структуры богослужения и соответственно
в его музыкальной организации сыграл Иоанн Златоуст. Предание
приписывает ему введение в литургический обиход акафистов (хвалебных
песнопений, исполняемых молящимися стоя) и тропарей (песнопений,
содержание которых связано с тем или иным праздником или событием). Мы
уже знаем, какое исключительное значение для раннехристианской поэзии
имеет творчество Ефрема Сирина. Предание говорит, что он сочинил более
10000 гимнов.

Кроме синагогального богослужения немалое влияние на раннецерковную
музыку оказало античное музыкальное наследие. Мы уже упоминали о жанрах
светской музыки, нашедших место в церковном богослужении, особенно
восточном. Важное место в культуре христианства занимала еще и такая
область, как музыкознание, например, ранневизантийские музыковедческие
сочинения основывались целиком на положениях древнегреческой музыкальной
теории. Даже ранние отцы Церкви, резко отрицательно относившиеся к
языческому искусству (например, Климент Александрийский), безоговорочно
признавали авторитет Аристотеля в музыкознании. Так на стыке еврейской и
античной культур формировалось христианское музыкальное искусство, за
многие века давшее миру произведения удивительной духовной глубины и
красоты.

Церковное богослужение и таинства

В церковном богослужении находят свое законченное и гармоничное
выражение все виды христианского искусства. Храмовая архитектура,
музыка, поэзия, облачения священнослужителей  - все посвящено единой
цели —  прославлению Господа.

В предновозаветную эпоху у иудеев стали повсеместными молитвенные
трапезы вне Храма, которые сопровождались чтением Библии и беседами о
вере. Главной частью трапезы было благословение хлеба и вина, а также
благодарственная молитва. Подобные трапезы, получившие название агапы
(вечери любви), проводили и первые христиане, но их содержание уже имело
ярко выраженный христологический характер: верующие вкушали хлеб и вино,
вспоминая Тайную Вечерю, и произносили благодарственную молитву,
посвященную искупительному служению Христа.

Агапы послужили основой раннехристианской литургии, центральные моменты
которой не изменились и по сей день. Литургия - главное богослужение
христиан, проводимое обычно по воскресеньям. Богослужение делится на две
части: открытую для всех (литургию оглашенных) и закрытую, торжественную
(литургию верных). Состоит литургия из библейских чтений, пения псалмов,
проповеди, просительных и отпустительных молитв и Евхаристии. По
завершении литургии оглашенных все не имеющие права присутствовать на
второй части, в частности, некрещеные, должны были покинуть Храм (до сих
пор обе части литургии символически разделяются древним возгласом:
"Двери, двери!", обращенным к оглашенным, хотя уже в VI веке две части
литургии перестали разделяться). Центральной частью литургии верных
является Евхаристия - таинство приготовления и освящения жертвенной
трапезы, когда хлеб и вино под действием Святого Духа превращаются в
Святые Тайны - Тело и Кровь Христовы. В конце Евхаристии верующие
причащаются Святых Тайн. Евхаристия служила и служит напоминанием о
крестной жертве Христа, объединяя христиан в едином Теле Христовом -
Церкви.

По существу, структура и основное содержание христианской литургии были
едиными для всех древних церквей, хотя сами ритуалы, конкретные молитвы
различались. Порядок евхаристических молитв, возможно, был впервые
оформлен св.Григорием Кесарийским. Другой древний чин (порядок) литургии
с объяснением ее значения оставил нам св.Кирилл Иерусалимский.  На
Западе господствующей стала римская литургия. Миланская литургия,
которую предание приписывает св.Амвросию, близка восточным -
иерусалимской, антиохийской и другим. Среди довольно многочисленных
литургий на Востоке закрепились в Церкви и сохранились до настоящего
времени, прежде всего, два константинопольских варианта - св.Иоанна
Златоуста и св.Василия Великого (литургия Иоанна Златоуста является
сокращенной и несколько измененной версией литургии Василия Великого).

Евхаристия является одним из важнейших христианских таинств, или
священнодействий. К таким священнодействиям в различные эпохи
причислялось разное количество христианских обрядов. Но уже на раннем
этапе существования Церкви имели место семь обрядов, которые с течением
времени (окончательно к XIII в. на Западе, а позже и на Востоке)
получили в христианской Церкви статус таинств. Помимо Евхаристии, к
таинствам причисляются:

крещение, - знак вступления человека в Церковь. Проводится обычно после
длительной (около года) подготовки;

брак, - освящение супружеской любви и семейной жизни Церковью;

покаяние, - примирение грешника с Богом через исповедание и отпущение
грехов;

миропомазание, - помазание маслом в знак схождения Духа Божьего на члена
Церкви;

рукоположение, - возложение рук на христианина, который посвящается в
священническое или епископское звание, тем самым осуществляя
преемственность церковного служения от апостолов Христа.

елеоосвящение, или соборование, - помазание маслом над больными в знак
освящения их тела и души.

Участие в таинствах составляло раньше и составляет сегодня основу жизни
христианина, освящая ее и наполняя духовной силой.

Развитие христианской философии и богословия.

Классическая культура и Церковь

Св.Василий Великий в своем обращении к юношеству призвал изучать
классическую поэзию и науку, но изучать критически. Так святой, а в его
лице и вся Церковь, определил свое отношение к старой литературе:
критерием ценности для христианина должно быть соответствие ее основным
христианским принципам. Есть много прекрасного у поэтов, но не все
полезно. "Не забывайте, -- говорит Василий, -- что и у роз есть шипы".
Размышляя о великом древнегреческом поэте Гомере, Василий замечает, что
призывая к добродетели, поэт на самом деле подменяет истинное внутреннее
благородство внешней красивостью. Подобный же разлад он находит у
Еврипида. Причины тому Василий Великий видит в беспочвенности греческой
этики, отсутствии у нее опоры на фундаментальные нравственные категории,
вытекающие из веры в Единого Бога.

Только у немногих античных философов, считает Василий Великий, можно
найти начала подлинно нравственного учения. В этом смысле Василий
выделяет Платона и Диогена, говоря даже о наличии у греческих философов
теоретического основания аскетизма, правда, понимаемого вполне в
эллинском духе.

Блестящий знаток классической культуры, Василий Великий выводил из ее
философских достижений положения зарождающейся христианской философии. В
своих беседах о сотворении мира, получивших название "Шестоднев", он
показал ограниченность античной мысли, которая выводила происхождение
материи от материи же (именно об этом учили Фалес и Анаксагор). В основе
бытия, говорит Василий Великий, лежит Воля Бога. Материя не вечна;
Вечным может быть только Абсолютное Бытие -- Бог.

Великий молитвенник и создатель литургии, учитель нравственности и
глубокий мыслитель-богослов, отшельник и епископ, Василий Великий
проявлял живой интерес и к вопросам природоведения, уделяя им
значительное внимание. Описания растительного и животного мира в его
произведениях свидетельствуют о его энциклопедических познаниях в
естественных науках; порой он ставит вопросы, относящиеся, скажем, к
биологической сфере, которые, кстати, до сих пор не получили ответов. На
примере Василия Великого мы можем убедиться, что Церковь относилась к
миру и природе не только поэтически, но и поощряла их изучение как
важный элемент мировоззрения христианина.

Другим представителем Церкви, который сыграл важную роль в развитии
христианской философии и богословия, был брат Василия, Григорий Нисский.

Григорий Нисский (ок.330--ок.395)

Григорий, родившийся в Каппадокии, в городе Кесарии, был младшим братом
Василия. Его и сестру Макрину Григорий называл своими учителями. Получив
хорошее классическое образование, он преподавал риторику, но под
влиянием Григория Назианзина посвятил себя христианскому служению. По
просьбе Василия Григорий священствовал в его епархии - Каппадокии, а
потом был рукоположен в епископы, заняв в 371 году вакантную кафедру в
Ниссе. Он принимал активное участие в борьбе с арианами, за что был
смещен с кафедры императором Валентом. В 378 году он продолжил свое
епископское служение, помогая становлению церквей в Палестине и Аравии,
одновременно отстаивая православные богословские взгляды: известно, что
на Константинопольском Соборе 381 года Григорий защищал Никейский Символ
против Аполлинария Лаодикийского, учившего о неполноте человеческой
природы Христа.

Достижения Григория Нисского как общественно-церковного деятеля вряд ли
можно признать особенно выдающимися. Здесь брат затмил его. Однако как
замечательный философ и богослов Григорий Нисский внес поистине великий
вклад в христианскую мысль. Он разрабатывал учения о Воскресении, о
Божественной благодати, Именах Божиих. Глубоки его христологические
разработки и учение о Троице. Он писал труды по аскетике и о мистическом
единстве с Богом. Как и его брат, большое внимание Григорий уделял
строению мира, сотворению вселенной Богом. Мир, по его учению, разумен и
человек есть воплощение разума в природе. Его мысль, его ум воплощаются
в слове, прообразом которого является Логос -- Слово Бога. Волею Логоса
творится мир.

Говоря о происхождении зла, Григорий отказывает ему в самостоятельном
бытии. Зло появляется там, где отсутствует добро. Но при этом зло -- не
просто отрицание добра, оно рождается внутри человека. Но ведь Бог -
единственный Творец всего и вся. Как Бог мог стать причастным злу в
природе человека? По мнению Григория, "только зло гнусно по природе
своей. А порядок природы, установленный Божественной Волей и законом,
далек от упрека в пороке". Все дело в противоречии плоти и духа
человека: только дух может постичь Божественную Любовь,тело же
ограниченно. Спасение же человека совершил Христос, соединивший в себе
Божество и человечество, плоть и Дух в единое целое.

Григорий Нисский, Василий Великий и Григорий Назианзин - три великих
деятеля Церкви, которые в христианской традиции получили название
"каппадокийских отцов". Они заложили основы богословия Восточной Церкви,
являясь в то же время яркими выразителями идей одной из двух
богословских школ того времени, а именно Александрийской.

Александрийская школа

Предшественниками учителей Александрийской школы были эллинизированные
иудейские богословы, философы и писатели Александрии - крупнейшего
центра еврейской диаспоры (рассеяния). Одним из первых представителей
этого направления был Аристобул (II  в. до н.э.), который вместе со
своими последователями усвоил аллегорический метод толкования древних
текстов, впервые разработанный греческими философами. Самым плодовитым и
влиятельным иудейским богословом Александрийской школы был Филон
Александрийский, живший в I веке.

Христианская Александрийская школа выросла на базе катехизического
училища в Александрии, которое возглавлял выдающийся богослов Климент
Александрийский (ок. 150-ок.215). В своих апологетических трудах Климент
впервые обосновал принцип усвоения христианством элементов античной
культуры, в частности, философии. Корифеем Александрийской школы стал и
его преемник Ориген, признанный впоследствии учителем Церкви. Ориген,
богословское, филологическое наследие которого для Церкви бесценно, с
исключительной последовательностью проводил принцип аллегоризма в
толковании библейских текстов. И хотя Церковь осудила некоторые его
положения, влияние Оригена на богословов древней Церкви было огромным.
Его последователями стали не только "каппадокийские отцы"; великие
западные богословы - св. Амвросий Медиоланский, блж. Августин,
блж.Иероним - также многое почерпнули у него. Виднейшим представителем
александрийской теологии стал Кирилл Александрийский (ок.370-444).

Главной характеристикой богословия Александрийской школы было
настойчивое подчеркивание единства личности Христа, нераздельности в Нем
двух природ, Божественной и человеческой. Вместе с тем александрийские
богословы не смешивали две природы во Христе. Для Кирилла
Александрийского Бог-Логос, предвечно существовавший Иисус Христос,
остался тем же самым, каким был до воплощения в человека. Он присоединил
к Себе человеческую природу, не изменяя Своей Божественной природы.

Дело осложнялось тем, что богословский язык для нарождающегоя
христианского богословия был недостаточно разработан. Кроме того, сам по
себе сложнейший вопрос о соединении в Богочеловеке двух природ с трудом
поддавался человеческой мысли, точному ее выражению. Желание подчеркнуть
единство личности Христа александрийскими богословами все же порой
приводило к затушевыванию различия трех лиц, или ипостасей, Единого Бога
- Отца, Сына и Св.Духа. Заслуги в разработке учения о Троице, как прежде
всего о трех неслиянных ипостасях Божества, принадлежат в первую очередь
богословам Антиохийской школы.

Антиохийская школа

Развитие Антиохийской школы завершилось несколько позднее
Александрийской. В отличие от последней богословы Антиохийской школы
настаивали на буквальной и исторической интерпретации Священного
Писания. Что же касается учения о Троице, то особенности изложения
догматов антиохийцами можно проследить на примере "Огласительных слов"
Кирилла Иерусалимского (ок.315-386), одного из ранних писателей этой
школы.

В основу своего богословия Кирилл  кладет Никейский Символ веры и
излагает христианскую догматику ясно, живо и просто. Он хорошо знает
Писание, но не злоупотребляет цитированием.

Бог, по Кириллу, пребывает во всем сущем, но одновременно, будучи
Творцом, Он вне мира. Во имя спасения людей Бог воплотился во Христа,
став настоящим, полным, совершенным Человеком. Бог спас мир и будет
судить его в конце времен. В мире же существуют силы Антихриста, которые
будут вести борьбу с Царством Божиим до конца истории, когда потерпят
окончательное поражение.

Среди других представителей Антиохийской школы можно выделить Диодора
Тарского, Феодорита Кирского, Феодора Мопсуэстского. Все они
подчеркивали полноту человечности Христа, особенно настаивая на
неправомерности смешения двух Его природ. Богословие Климента
Александрийского, который, прежде всего видел во Христе нераздельность
Божественной и человеческой природы, порой вызывало сомнение у
антиохийских богословов. Они усматривали в идеях Климента попытку
затушевывания человечности Христа. Но и самих антиохийцев обвиняли в
умалении Божественной природы Спасителя, попытках представить Его только
человеком.

Таким образом, общими трудами Александрийской, Антиохийской и других
школ в жарких спорах великих богословов близился к завершению
раннепатристический период, "золотой век" христианского богословия.
Подвести его итоги и наметить новые пути развития суждено было на Западе
блж.Августину, а на Востоке - христологическим соборам.

На рубеже эпох

Крах западной Римской империи

Римская империя стояла на пороге своей гибели. Императору Феодосию лишь
ненадолго удалось задержать натиск варваров. Но с его смертью (395 г.) и
окончательным разделением империи на западную и восточную, всякое
сопротивление было уже тщетным. Правители Рима, чувствуя могущество
подвластных народов, стали искать в них опору. Германцы и галлы
наводнили армию. Однако не столько внешнее нашествие грозило крахом
некогда могущественной империи, сколько ощущение внутренней катастрофы.

"Мы заботимся об обращении готов и вандалов, -- писал в V веке
марсельский пресвитер Сальвикон, -- но чем мы сами лучше них или в чем
можем сравниться с ними?" Уже Иоанн Златоуст заметил тучи, готовые
разразиться грозой над Вечным городом. По единодушному свидетельству
современников, духовное состояние людей было крайне жалким. Массовый
атеизм сочетался с нелепыми суевериями. Новое христианское искусство
только нарождалось, античное же вырождалось и было представлено по
большей части самыми примитивными и безвкусными формами.

Рим наполняли тысячи безработных бродяг, живших за счет подачек и
проводивших дни в цирке. Любовь к кровавым зрелищам возрастала,
свидетельствуя о полном крахе культуры и все большем одичании людей.
Так, однажды толпа растерзала монаха, который пытался прекратить побоище
гладиаторов.

Население игнорировало воинскую повинность, и армия разлагалась. Солдат
стали набирать из крестьян и даже рабов, что в свою очередь приводило к
обнищанию сельского хозяйства.

В 410 году войска Алариха взяли Рим штурмом. Впервые за много столетий
нога победителя вступила на почву Вечного города. Это событие до сих пор
продолжает волновать историков. Почему пала могущественная Империя? Тому
много причин - экономических, социальных, культурных. Мир вступал в
новую фазу своего развития - феодализма, и не существовало сферы жизни,
не подвергшейся решительной ломке. Вобрав в себя новые территории и
народы, империя стала заложником собственного могущества. Но ни Аларих,
ни другие варвары не были настоящей причиной краха. Римская империя
явилась примером наиболее грандиозной и в итоге неудачной попытки
единения людей разных культур и религиозных убеждений. Попытка обрести
единство за счет принятия общей религии - христианства, которое должно
было уравнять нации и соединить всех во Христе, носила чисто
искусственный характер. Рим не дорос до истинного христианства и принял
его только внешне.   Духом истинной Церкви не прониклись даже
большинство ее вождей, оставшихся в плену старых привычек и
представлений.

Но все же семена христианской культуры стали давать первые всходы, что
дало повод язычникам обвинять Церковь, говорить о христианстве,
погубившем Рим.  Общий упадок в стране, которая недавно стала
христианской, вызвал у христиан Запада лишь горечь и недоумение. Их
охватили сомнения в правильности пути. Блж.Иероним рыдал, когда до него
дошло известие о гибели города; многие же видели в катастрофе возмездие
истории, карающую руку Божию. И только в 426 году увидела свет
знаменитая книга "Град Божий", написанная гиппонским епископом
Августином и объяснявшая христианскому миру трагические события.

Блаженный Августин (354--430)

Блж. Августин -- одна из наиболее значительных личностей в истории
христианства. Он был именно тем человеком, о котором говорят: "душа
эпохи". Его дух наложил неизгладимую печать на все дальнейшее развитие
культуры и Церкви, как Запада так и Востока. Путь, который привел его к
Христу, был сложен, но и плодотворен: обладая огромными дарованиями
писателя и психолога, Августин сумел проанализировать свои поиски,
отразив их в бессмертных творениях, вошедших в число шедевров мировой
литературы. Среди этих произведений особенно выделяется "Исповедь", в
которой великий учитель Церкви рассказывает о своем жизненном пути и
призвании. 

Сын язычника и христианки, Августин родился в Тагасте (нынешний Алжир) и
получил неплохое образование. Уже юношей он едет в столицу северной
Африки Карфаген, где с удовольствием предается светской жизни. Но скоро
эта жизнь ему наскучила, и Августин все больше начинает задумываться о
смысле человеческого существования. Постепенно его неосознанные желания
складываются в стремление к счастью и гармонии - особенно на него
повлияли книги Цицерона. Августин приходит к выводу, что только истинная
мудрость, и именно философия, может дать человеку настоящее счастье.

В своих духовных поисках Августин, разумеется, не преминул обратиться и
к Библии. Однако поначалу его путь познания не был успешным. Библию он
изучал в кругу манихеев - последователей очень влиятельной в ту эпоху
религии, смеси иранского зороастризма с христианством и восточными
культами. Основной чертой манихейства был его дуализм - вера в две
высшие силы, управляющие миром и вечно противостоящие друг другу. В
качестве злой силы у манихеев выступал Бог Ветхого Завета, а в качестве
доброй - Бог Нового Завета. Кроме того, манихейство видело подлинную
реальность лишь в явлениях материальной природы, одухотворяя солнце,
луну, планеты и растения. По существу лишенное подлинных философских
корней, оно чаще всего сводилось к грубому материализму. Не удивительно,
что на какое-то время приняв эту концепцию, Августин в ней скоро
разочаровался: "Этот материальный мир и его чувственные формы, от
которых я и в мыслях своих не мог отрешиться, так угнетал мой дух, что,
задыхаясь под ним, я уже не мог дышать чистым воздухом животворящей
истины".

Вскоре Августин в качестве преподавателя переезжает из Карфагена в Рим,
а в 384 году в Милан. С этого времени в жизни его происходит коренной
перелом.

Августина поражают проповеди Амвросия Медиоланского поразили Августина и
он начинает понимать, какая пропасть лежит между манихейством и
христианством. Однако он не имел достаточных оснований принять 
парадоксальное учение Церкви о Боговоплощении. Лишь познакомившись с
Аристотелем, Платоном, философами-неоплатониками, он осознал ту глубину
нематериального бытия, в которой и открывалась Божественная тайна.
Настоящим же откровением для него стало чтение посланий апостола Павла:
Августин почувствовал, как Благодать Божья влекла его и как упорно он ей
сопротивлялся. Постепенно Бог, которого так давно жаждала душа его,
вернулся в его сознание.

Но прежние привычки не легко отпускали его. Августин молился о спасении,
тайно надеясь, что не будет услышан. Лишь после тяжелой внутренней
борьбы Августин решился: в 387 году он был крещен свт.Амвросием. Через
год он принял монашество, а через два -- священство. Так Церковь
Христова приобрела мыслителя, сыгравшего выдающуюся роль в ее истории.

Августин проявил себя на различных поприщах. В 396 году он занял
епископскую кафедру города Гиппона, оставаясь на ней до самой смерти.
Августин основал первый в латинской Африке монастырь и активно
проповедовал христианство. Церковное служение он сочетал с огромной
литературной работой.

Наследие Августина состоит более чем из 100 названий. Это полемические
труды, направленные против ересей, буквально раздиравших Церковь, прежде
всего против манихейства, донатизма и пелагианства, а также упорно
сопротивлявшегося римского язычества; труды по экзегетике Священного
Писания, догматическим вопросам, историософии, христианской этике.
Сохранились около 400 его проповедей и множество писем,
автобиографические произведения. Практически не было такой сферы
христианской жизни, на которую идеи Августина не оказали бы глубокого
влияния. Но все же наиболее оригинальным и ценным многие исследователи
полагают вклад Августина в учение о Церкви. После взятия Рима Аларихом
учение это нашло полное завершение в книге "О Граде Божием". Слово
Августина прозвучало тогда голосом надежды в общем хаосе, отчаянии и
смятении. Он решительно отверг и высмеял жалобы язычников на то, что
христианство погубило Рим, указывая что общественные бедствия потрясали
мир еще задолго до Христа.

Падение Рима должно, по Августину, лишний раз показать: "град земной" и
все, что с ним связано, преходяще. Только Град Божий существует вечно.
Что же такое Град Божий? Это всеобщее единство во Христе - то Царство
Небесное, о котором возвестил Спаситель. Оно имеет двоякий смысл: как
идеальное Царство Духа и как высшая цель истории. С древнейших времен
история человечества представляла собой историю борьбы двух градов.
Человеческий град полон любви к себе, это град цивилизации и всего
земного; град же Божий целиком живет в свете истины. В драматической
борьбе Град Божий преодолевает ограниченность града земного. Церковь,
воплощение Града Божьего, странствует на земле, одухотворяя ее, освящая
град земной.

В сущности, полагает Августин, любые мечты о Церкви как о некоем
завершенном, идеальном христианском обществе останутся мечтами.
Становление Града есть реальный процесс, но только как подготовка
будущего Царства: полноты бытия можно достигнуть лишь с полным
освобождением от оков падшей человеческой природы. Августин в момент
общего отчаяния показал, что с пришествием Христа история не кончилась,
а началась и что никакие потрясения не могут остановить ее ход. Так, он
вселил надежду в христиан Запада, одновременно указав Церкви на ее
великую задачу.

Эфесский и Халкидонский Соборы

Когда Августин умирал в 430 году, вестники средневековья уже стояли у
ворот его города. Великое переселение народов стронуло с места полчища
гуннов. Развязка приближалась.

Именно тогда Церковь пережила последний кризис, совпавший с завершающим
этапом истории древнего мира, - кризис, в ходе которого на III и IV
Вселенских соборах оформились и закрепились основные вероучительные
положения Церкви, и тогда же определились формы церковной жизни на
Востоке и Западе.

Этот этап в жизни Церкви характеризуется тесным взаимопроникновением
общественно-политической и религиозной сфер. В решительный момент
нашествия варваров Церковь оставалась, по словам Амвросия Медиоланского,
"неподвижной среди волнений мира. Волны разбивались о нее, не будучи в
состоянии покачнуть". Чтобы сохранить такую непоколебимость в условиях
краха империи, церковной организации необходимо было превратиться в
единую, жестко централизованную иерархическую структуру. Образцом для
подобной централизации послужила римская императорская власть.

В царствование довольно безвольного императора Феодосия II Каллиграфа
Византийским государством фактически руководила его сестра Пульхерия,
энергичная, умная и глубоко верующая женщина. Свою главную опору
Пульхерия видела в Церкви, которую бы возглавлял преданный и волевой
иерарх. Таковым ей представлялся Несторий, который занял патриаршую
кафедру Византии в 428 году. Это был один из образованнейших людей
своего времени, решительный и обладающий даром красноречия. Заняв
патриарший престол, он мечтал о возвышении ее до уровня римской кафедры.

Однако укрепление авторитета Нестория было приостановлено: вокруг него
разгорелась догматическая дискуссия. Будучи воспитанником Антиохийской
школы, Несторий говорил, что Пресвятая Дева Мария не может именоваться
Богородицей: поскольку Мария была человеком, а Богу от человека родиться
невозможно, то и подобное именование неприемлемо. Однако такое
именование было уже достаточно популярным в народе. Оно получило
поддержку и со стороны традиционных соперников Антиохийской школы -
александрийских богословов, и прежде всего Кирилла Александрийского.
Горячо отстаивая положения православного учения, Кирилл, известный своей
бескомпромиссностью, порой проявлял нетерпимость к мнению оппонентов и
даже агрессивность. К тому же не лишенный и честолюбия, он желал усилить
влияние александрийской кафедры за счет Византии. Спор о Богородице
положил начало более обширной полемике, коснувшейся различных
догматических положений.

Учение Нестория было признано еретическим. Ученые до сих пор спорят о
том, насколько оно было таковым на самом деле. Фактически значительные
расхождения между спорящими сторонами явились результатом неточной
терминологии, да и сами споры в большой мере были вызваны
церковно-политическими причинами. Во всяком случае, в последующие века
отношение к Несторию изменилось и он получил признание как честный и
искренний христианский мыслитель, пусть в чем-то и ошибавшийся.

Выпустив ряд открытых писем против Нестория, Кирилл заручился поддержкой
папы Целестина, и император Феодосий вынужден был прислушаться к их
совместным заявлениям. В 431 году в Эфесе в храме Богоматери был созван
Собор, получивший название III Вселенского.

Антиохийское духовенство во главе с епископом Иоанном, естественно,
желало оправдать Нестория, но антиохийцы не успели приехать на Собор
вовремя. Кирилл поспешил открыть соборные заседания без восточных
епископов. Будучи не особенно разборчивым в выборе средств, Кирилл
сделал все, чтобы его линия восторжествовала. Таким образом Несторий был
низложен. В Константинополе Иоанн, епископ Антиохийский, подал апелляцию
императору, жалуясь на незаконность действий Кирилла и его партии. В
итоге Иоанн созвал свой, альтернативный  собор, получивший название
"соборика". Началось страшное смятение.

Спор должен был решить император. Но Пульхерия приняла сторону Кирилла.
Население города также было на его стороне - и в результате смещение
Нестория с кафедры было подтверждено. Тем не менее восточно-сирийские
провинции продолжали держаться учения Нестория и создали свои
самостоятельные общины. Это явилось первым толчком к разделению внутри
восточного христианства.

Прошло около 20 лет, но внутрицерковная борьба не утихала. В эти годы
окрепла новая ересь - монофизитская. Ее сторонники учили об одной
природе Христа, Божественной, отрицая полноту Его человеческой природы.
Они считали, что Божественная природа поглотила в Нем человеческую. В то
время самой авторитетной фигурой на европейском Западе был папа Лев
Великий. Под влиянием папы императором Маркианом был издан эдикт о
созыве в 451 году в Халкидоне Собора для решения всех догматических и
церковных вопросов.

Значение Халкидонского Собора, получившего название IV Вселенского,
поистине огромно. Здесь была окончательно утверждена богословская
формула, отражавшая единство во Христе Бога и человека. Это единство
было понято как ипостасное (нераздельное и неслиянное) соединение.

Именно на этом Соборе, как мы уже указывали, была утверждена та форма
Символа веры (т.н. Никео-Константинопольский Символ веры), которую и по
сей день исповедует православная Церковь. Тем не менее Халкидонский
Собор имел и печальные последствия для единства восточного христианского
мира. После уже упомянутого отделения восточно-сирийской,
"несторианской" Церкви, решения Халкидонского Собора не были приняты
армянской, сирийской (яковитской), египетской (коптской), эфиопской и
индийской церквами. Эти церкви получили название  нехалкидонских. Часть
из них осталась влиятельной по сей день, а от некоторых сохранились
только немногочисленные общины. Византийская же и римская церкви,
принявшие решение Халкидонского Собора,  называли себя православными,
подчеркивая приверженность древнему правому (правильному) апостольскому
учению.

Хотя это разделение и не имело таких последствий для христианского мира,
как последующий великий раскол 1054 года, все же единство Восточной
Церкви в определенной степени оказалось подорванным, что сказалось на ее
историческом пути.

Однако после тяжелой и напряженной борьбы, полной ярких побед и
горестных поражений, сопряженных с потерями, Церковь все же сохранила
главное - она осталась носителем идеи Богочеловечества, призванной
преобразить мир. А человечество вступило в новую эпоху, не менее
противоречивую и трагическую, - эпоху средневековья.

Глава III. Эпоха Средневековья

Средние века, то есть период от гибели Рима до реформации и Возрождения
(хотя ученые до сих пор спорят об определении этого понятия и
исторических границ Средневековья) - чрезвычайно насыщенный и
противоречивый период в истории христианства. За это время окончательно
разделились Восточная и Западная церкви, избравшие самостоятельные пути
развития. В средневековье сложилась и оформилась структура церковного
управления, утвердились принципы и формы взаимодействия церкви и
государства. Деятельность церкви во всех ее аспектах получила
юридическое оформление; духовная жизнь стала регламентироваться четкими
правилами. Новые экономические и социальные отношения оказали сильное
влияние на культурное развитие стран, входивших в состав бывшей Римской
империи. Естественные науки, поэзия, философия, искусство - буквально
все сферы жизни испытали невиданный подъем. Светская и духовная
составляющие средневековья, взаимно обогащая друг друга, оставили нам
величайшее культурное наследие. Оно легло в основу нашей нынешней
цивилизации, которую принято называть христианской. Однако развитие
средневекового общества вовсе не было таким однозначно ровным. Его
христианская окраска зачастую является лишь внешней, скрывая вовсе не
христианское содержание.

Так, наряду с величайшими достижениями средневековья не менее очевидны
те поистине уродливые явления, которые оно породило. В самом
мировоззрении Средних веков (часто отождествляемом нынешними любителями
"старины" с истинным христианством), по существу, и кроется причина тех
ложных и нехристианских элементов, которые впоследствии впитала
европейская культура. Какова же была основная болезнь средневекового
сознания? Ответ надо, по-видимому, искать в ограниченном усвоении
христианства европейскими народами.

Западное христианство в эпоху раннего средневековья

Благовестие нехристианским народам

К началу V века в христианство было обращено, по-видимому, не менее двух
миллионов человек. Представители уже окрепших первых христианских
Церквей Рима, Константинополя, Малой Азии направлялись в самые
отдаленные края, чтобы нести народам Радостную Весть.

Около 300 года крестился правитель Армении Тиридат и на армянский язык
был переведен Новый Завет. Армения стала первым государством, официально
провозгласившим себя христианским.

При Константине Великом христианство распространилось в Эфиопии, Грузии
и даже Индии. Многочисленные христианские общины стали появляться на
западе - в Италии, Карфагене - и на юге Европы. На Эльвирском Соборе
300-306 годов присутствовали делегаты из южной Европы, в частности из
Испании. В том же IV веке христианские проповедники развернули широкую
деятельность на севере Африки.

Особое значение для судеб западной Церкви имел процесс христианизации
Британских островов и центральной Европы. Известно, что епископы-кельты
представляли Британию уже на церковном Соборе 314 года. Еще до вторжения
западных готов в Римскую империю, среди них началась миссионерская
работа. Эта работа неразрывно связана с именем посвященного в готские
епископы христианина-арианина Ульфилы (ок.311-383), который перевел на
готский язык Священное Писание. Его служение оказалось очень успешным:
среди готов, вошедших в Рим, было уже немало христиан. Много сделал для
распространения Евангелия среди тевтонских племен Мартин из Тура
(ок.317- 397). Его миссия была особенно важна для западной Церкви,
которой угрожали набеги воинственных тевтонов. Однако уже в миссии
Мартина Турского проявилась нетерпимость, чуждая духу Евангелия. Мартин
объединил подчиненных ему монахов в отряды, которые разрушали и сжигали
языческие капища. На протяжении последующих веков христианскому
миссионерству будет часто сопутствовать практика крещения “огнем и
мечом”.

Показательными в этом отношении являются также обращение и деятельность
короля Хлодвига (481-511) - первого франкского короля, принявшего
христианство. Обращение Хлодвига произошло при следующих
обстоятельствах: перед битвой с алеманами, еще одним германским
племенем, Хлодвиг, потеряв надежду на помощь "родных" богов, воззвал ко
Христу: "Если ты поможешь мне победить врагов и если я на деле испытаю
Твое могущество, то я уверую в Тебя и приму крещение во имя Твое". Он
победил, а затем под влиянием святителя Ремигия и своей жены в 496 году
принял христианство. Теперь участие в междоусобных войнах Хлодвиг
обосновывал иначе: так, он двинул войска на Алариха, ссылаясь на
арианство последнего. Однако результатом миссионерской деятельности
среди франков, какими бы методами она ни проводилась, было вхождение
почти всей Галлии (территория нынешней Франции) в христианскую Церковь.

Уникальную роль в развитии западной христианской культуры сыграли
ирландские монастыри. Считается, что христианство в Ирландию принес
св.Патрик (ок.389 - ок.461), который попал туда из Британии в возрасте
16 лет. Жители Ирландии исповедовали религию друидов - сложный
конгломерат пантеистически-языческих представлений, лежавших в основе
развитой и до сих пор во многом загадочной культуры. С 432 по 461 год
Патрик благовествовал среди ирландских кельтов и несмотря на
противодействие местных жрецов сделал Ирландию опорой кельтского
христианства. Позже главным образом ирландские монахи, как наиболее
подготовленные и образованные, направлялись в разные уголки европейского
континента, чтобы распространять Евангелие. Сами же ирландские монастыри
стали основными "книжными" центрами раннего средневековья на Западе, где
хранились, переписывались и изучались древние рукописи.

Двоеверие варваров

Когда варвары разрушили Рим и стали хозяевами положения в Европе, перед
Церковью встала задача не просто формально приобщить эти народы к
христианству, но привести их к истинной вере и вселенскому единству. 
Церковь и здесь столкнулась с трудностью двоякого рода.

Те варвары, которые уже приняли христианство (например, готы) держались
преимущественно арианства. Это еретическое учение, более
рационалистическое в сравнении с православным и соответственно более
доступное для простого человека, утвердилось среди готов довольно прочно
- тем более, что их просветитель Ульфила, как мы знаем, был арианином.

С другой стороны, подлинное принятие Евангельской Вести требовало
перерождения человека, покаяния и нравственного очищения. Для
образованных язычников поиск религиозных и этических основ жизни был
естествен: многие из них ощущали острое противоречие между традициями
отцов и подлинным идеалом. Часто в процессе длительных духовных поисков
они приходили к Единому Богу во Христе. Подобная раздвоенность была
чужда миру варваров. Вольные дети лесов - готы, лангобарды, франки - не
признавали никаких правил и ограничений в удовлетворении своих желаний.
"Они не знают никаких приказаний, никакого управления, но делают все по
своему произволу", -- писал о германцах Тацит. Примитивное право и
дикарская мораль, разумеется, не способствовали их нравственному
прогрессу и пониманию духа и задач христианства. Понятие добродетели для
них сливалось с понятием силы. Таким образом, индивидуализм и господство
сильного определяли мировоззрение варваров.

Что касается религиозных верований варваров, то они представляли собой
смесь грубого пантеизма и наиболее примитивного язычества. Древние
германцы верили в грозного бога Вотана, который носился по лесам в
сопровождении воинственных дев-валькирий. Другой бог, неудержимый Тор,
гремел в небе и насылал на землю дожди. Жизнь богов, по представлениям
германцев, проходила в битвах и оргиях. Люди верили, что леса населяли
гномы, эльфы и ведьмы, а в жилищах обитали домовые. По всей северной
Европе почитались священные камни, деревья, рощи. Германцы были близки к
природе, им трудно было расстаться с верой в природных духов. Если
античный пантеон исчез сам собой, то германские божества оставались жить
в народном сознании.

Христианские миссионеры, обращая варваров-язычников в христианство, не
слишком заботились о глубине их обращения. Чтобы деятельность
продвигалась успешнее, они сознательно или бессознательно шли по пути
компромиссов: не отрицая языческих богов, они отождествляли их с
демонами и населяли ими преисподнюю. Таким образом, старые языческие
верования у миллионов новообращенных "христиан" не исчезли, а только
видоизменились. Стала бурно развиваться демонология, когда бесы
наделялись космическими чертами языческих духов. И наоборот, многие
мелкие божества незаметно приобрели статус святых покровителей.

Духовенство соответственно начало играть роль языческого жречества.
Раннехристианское понимание роли пастыря как предстоятеля перед Богом за
всю общину, облеченного правом совершения таинств, сменилось верой в то,
что только через священника может происходить общение с Богом.
Священнику стала приписываться особая магическая сила. Такое понимание
роли священнослужителей не могло не сказаться на их морали. Духовенство
в варварских странах в значительной своей части быстро превратилось в
своего рода касту колдунов, алчных и властолюбивых.

Таким образом, христианизация Европы росла не столько вглубь, сколько
вширь, за счет механического присоединения к Церкви новых земель.
Любопытно, что при этом миссию распространителей христианства брали на
себя не только духовные лица, но и вновь обращенные христиане из
варваров - и в этой миссии роль креста, как уже указывалось, нередко
выполнял меч. Тем не менее принятие христианства даже в такой форме
имело большое значение для варварских народов Европы. Тот же Хлодвиг,
хотя и представлял себе Христа кем-то наподобие Бога-воина, старался
изменить свои языческие привычки и умерить свою жестокость. По сообщению
епископа Григория Турского, он "приказал своим никого не грабить ни на
месте, ни в походе, и не присваивать собственности чьей бы то ни было".

Христианизация Европы создавала единую основу для возрождения
цивилизации, рухнувшей вместе с Римской империей. Христианство
становилось тем религиозно-идеологическим фундаментом, на котором
строились новые экономические отношения. Однако будучи фактически
двоеверием, христианство полуязыческого образца не могло стать движущей
силой подлинного духовно-культурного возрождения.

Духовенство все более проникалось светскими интересами. Подобно
тогдашней знати, оно стало проводить время в пирах, охоте и войнах.
Образованность среди клира катастрофически падала, а алчность и
распутство процветали.

В этот период особенно возросла роль монашества, как носителя
просвещения, как института, чуждавшегося мира и его соблазнов.
Монашество было призвано стать оплотом Церкви в суровые дни раннего
средневековья. Однако по-разному понимая цели и характер своего
призвания, прежнее монашество не представляло единой духовной силы и
было достаточно разобщено. Монашеству требовался новый устав, который бы
строго регламентировал все стороны его жизни и четко определил его место
в жизни Церкви и общества. Создать такой устав выпало на долю
св.Бенедикта Нурсийского.

Св.Бенедикт Нурсийский (ок.480 - ок.543) и западное монашество

Монашество, под руководством св. Афанасия Александрийского и св. Василия
Великого, было главной опорой Церкви на Востоке. Точно так же стараниями
Бенедикта из итальянского города Нурсии оно стало играть важнейшую роль
в духовной жизни Запада.

Будучи еще совсем юным, Бенедикт вел аскетическую жизнь. Жил он в
пригородах Рима. К 30 годам стал аббатом монастыря. Он повел решительную
борьбу со злоупотреблениями и светскими нравами, которые к тому времени
проникли за монастырские стены. Но монахи не собирались отказываться от
сытой и удобной жизни. Бенедикту пришлось снова удалиться в места своих
юношеских подвигов. Вскоре к пещере, где жил молодой отшельник, стали
стекаться люди, жаждавшие духовного утешения. Многие из них селились
здесь же, в той благодатной атмосфере, которая царила около св.
Бенедикта. Так появилось несколько новых монастырей. Но не обошлось без
интриг, и Бенедикт с несколькими друзьями около 520 года поселился на
горе Монте-Кассино. Там он начал активную миссионерскую деятельность и
на месте храма Аполлона построил обитель, где прожил до конца дней. В
этой обители он и создал свой знаменитый "Устав монастырской жизни".

Подобно восточным подвижникам, Бенедикт предписывал всем монашествующим
заниматься физическим трудом. "Праздность есть враг души, -- говорил он,
-- и вследствие этого братья должны заниматься разною работою, а в
известные часы — чтением священных книг". Бенедикт определил два
основных занятия монахов - помимо физического труда они должны были
заниматься просвещением и духовным образованием и, конечно, строго
соблюдать часы молитвы. Устав св.Бенедикта был достаточно суров, что
соответствовало задачам монашества того времени. Многие его положения,
кажущиеся ныне несколько странными, вытекали из условий жизни того
времени: так, монахи должны были спать одетые и с ножами за поясом,
чтобы быть готовыми отразить внезапное нападение разбойников. Они должны
были носить самую простую одежду, ограничиваться минимальным количеством
еды. На сон отводилось только несколько часов: ночью монахи служили
длинные службы. Однако устав св.Бенедикта никак нельзя назвать жестоким
и бесчеловечным. Он не содержит сверхтребований, характерных для
раннехристианских аскетов, предписывает проявлять снисходительность к
слабым братьям и чередовать труд с кратковременным отдыхом. В
предисловии к уставу св. Бенедикт пишет: "Мы желаем устроить школу
служения Господу, и мы надеемся, что в этом уставе не заключается ничего
жестокого и тягостного".

Монашество, взявшее на себя большую ответственность и призванное играть
важную роль в Церкви, должно было быть хорошо организовано. Поэтому св.
Бенедикт разрабатывает иерархическую структуру монастырского служения,
со строгим и беспрекословным подчинением низших рангом служителей
высшим. Бенедикт первым вводит монашеский обет, который, подобно
воинской присяге, должен придать большую ответственность вступающему на
путь служения и отречения от мира. Согласно уставу, настоятель монастыря
не должен злоупотреблять своею властью. Рядовые монахи могут давать ему
советы, и он обязан прислушиваться к ним.

Разработанный св.Бенедиктом устав значительно усилил монашество как
главный оплот Церкви. Пройдет время, прежде чем исторические условия на
Западе заставят пересмотреть монастырские правила, разработанные
св.Бенедиктом. Но для кардинальных изменений в жизни и практике Церкви
требовались пастыри самого высокого ранга, которые соответствовали бы
великим и далеко идущим христианским задачам. Именно таким пастырем стал
папа Григорий I, названный впоследствии Церковью Григорием Великим.

Григорий Великий (ок.540 - 604)

Монашество стало истинным очагом церковной жизни, и поэтому именно из
монашеской среды выдвинулся молодой и талантливый клирик, которому под
именем Григория I  суждено будет занять римскую кафедру и стать одним из
самых великих пап в истории Церкви.

Григорий происходил из патрицианского рода Анициев, получил прекрасное
образование и в молодости был префектом Рима. Но в нем с ранних лет жило
стремление к созерцательной и духовной жизни. Как говорит его биограф,
"оставив внезапно светский образ жизни, он удалился в монастырь",
вступив в орден бенедиктинцев.

Дарования Григория и его подвижническая жизнь обратили на себя внимание
папы Пелагия II. Григорий был послан на несколько лет в Византию в
качестве представителя римской кафедры. Будучи почетным гостем в богатой
восточной столице, он старался вести скромный образ жизни. Сложная
дипломатия при дворе, борьба с ересями, отстаивание интересов Рима --
все это блестяще удавалось Григорию . Но лишь тогда он чувствовал себя в
родной стихии, когда, по собственному выражению, "бросал якорь у берегов
молитвы, в то время как волны светской жизни обуревали его душу". В 585
году Григорий вернулся в Рим и стал аббатом монастыря. Когда в 590 умер
папа Пелагий, сенат, народ и клир единодушно возвели всем известного
аббата на кафедру св. Петра. Григорий противился избранию всеми силами,
но все же согласился стать новым папой. Нелегко пришлось ему на высоком
посту. Впоследствии Григорий с грустью заметил: "Постоянно я силился
отказаться от мира, от плоти, чтобы духовно созерцать небесное
благословение... Но буря искушений мгновенно низринула меня в пучину
тревоги и страданий". Действительно, ситуация в этот момент была крайне
сложная. Мы уже знаем, как новообращенные страны неуклонно погружались
во тьму язычества, как оскудевали в них духовная жизнь и просвещение.
Церковь на Востоке все более  подчинялась византийскому императору и
одновременно теряла связь с германизированным Западом.

Достижение единства Церкви, хотя бы внешнего, становилось первоочередной
задачей. Григорий сознавал, что его дарования могут способствовать ее
решению. Тем не менее он был далек от политических крайностей
большинства своих преемников, и как монах на первое место ставил
духовные ценности. "Другие первосвященники, -- писал о нем знаменитый
средневековый историк Беда Достопочтенный, -- обращались к тому, чтобы
строить и украшать церкви золотом и серебром, он же был весь предан
заботам об обогащении души". Глубокое личное смирение и доброта почти
никогда не покидали Григория, и в том, что он именовал себя "рабом рабов
Божиих", не было никакой фальши - Григорий действительно чувствовал себя
призванным служить своим братьям во Христе.

Однако глубокое стремление к единству Церкви не мешало Григорию I
отстаивать примат (приоритет) своей кафедры. Град Божий виделся ему
единой Церковью, которую он предполагал достичь традиционными методами -
продолжением объединительных традиций Римской империи. Естественно, что
Рим в его глазах являлся центром и главой христианского мира. И когда
византийский патриарх Иоанн стал именовать себя вселенским епископом,
Григорий искренне возмутился. В письме к императору Маврикию он с гневом
замечает:"Петр получает ключи царства небесного и, несмотря на это, не
называется вселенским апостолом, а святейший муж, сотоварищ мой по
священству, Иоанн желает называться вселенским епископом!" Так стала
зримо проявляться борьба за первенство между константинопольской и
римской кафедрами, которая привела затем к печальным последствиям.

Большое значение для христианства имело учение Григория о священстве.
Священник, полагал он, должен жить в двух сферах:"стремясь ввысь, не
оставлять и ближних своих". При этом священник отличается от мирянина
только готовностью без остатка посвятить свою жизнь Богу:"Кто еще не
отрешился совершенно от земных страстей, тот пусть отрекается принимать
на себя звание посредника или ходатая в Церкви Божией". Всякие
представления о каком-то особом превосходстве пастыря над мирянином
Григорий решительно отвергал: "Человек превознесен природою только над
бессловесными животными, а между собою люди по природе одинаковы и
равны". Однако эти важнейшие положения не нашли полного понимания в
средневековой церкви: бытовавшие среди новообращенных христиан раннего
средневековья языческие представления о священнослужителе, как о некоем
маге, имеющем особую связь с Богом, сохранились вплоть до нашего
времени.

Значительный вклад, помимо объединительной миссии в Церкви, Григорий
Великий внес в упрочение монашества. Известна его миссионерская
активность, прежде всего в Англии. Он поощрял реформы в христианской
литургии, написал известное духовно-нравственное руководство для
пастырей.

Не все в деятельности Григория Великого может быть признано
положительным. Прибегая к помощи государства в попытках объединить
Церковь, папа Григорий немало способствовал будущему закреплению за
Церковью светской власти, превращения папского престола в
военно-политическую силу. Провозглашая равенство священников и мирян, он
в то же время своими церковными преобразованиями поднимал духовенство на
небывалую высоту, фактически наделяя его и светской властью. К
недостаткам Григория Великого можно отнести и его пренебрежение
искусством, а также дохристианским философским и литературным наследием.
Тем не менее папа Григорий был одним из наиболее выдающихся деятелей
Церкви, оставивших в ее истории значительный след. Во многом именно
благодаря ему были очерчены дальнейшие пути развития Церкви на Западе.

Византия эпохи императора Юстиниана

Цезарепапизм

В то время как Рим объединял под своим духовным началом среднюю и
северную Европу, Византия стремилась к созданию Града Божия на Востоке.
Правители Византии видели себя наследниками римских императоров, а свое
государство - огромной христианской империей по образцу Римской. Это
стремление, казалось, почти полностью осуществилось в царствование
императора Юстиниана (483-565).

Прийдя к власти в 527 году, этот император правил "вторым Римом" до
самой смерти. Человек чрезвычайно честолюбивый,  умный и образованный,
он остался в истории христианства властителем, в значительной мере
повлиявшим на судьбы Церкви.

В первую очередь Юстиниан считал своей задачей усиление военной и
политической мощи Византии. В ходе завоевательных походов он покорил
вандалов, разбил остготов; варвары потеряли северную Африку и
значительную часть Испании. Ему удалось присоединить к Византии народы
Балканского полуострова. Границы Византии стали приближаться к границам
Римской империи. В своих эдиктах Юстиниан именовал себя императором
франкским, алеманским и прочими титулами, подчеркивая свои претензии на
господство в Европе.

Юстиниан прекрасно понимал значение церковного единства для укрепления
имперской мощи. Будучи только соправителем Византии, он решительно
боролся с монофизитами, в связи с чем наладил связи с римским папой
Иоанном, которого с почетом встретил в своей столице. В 544 году
Юстиниан издал направленный против монофизитов эдикт "Три главы". Внес
он вклад и в опровержение несторианства.

По отношению к Церкви Юстиниан формально соблюдал принцип симфонии,
предполагавший равное и дружественное сосуществование Церкви и
государства. Однако, по существу, он достраивал то огромное здание
имперского абсолютизма, необходимой частью которого должна была стать
Церковь. Христианство было важно для Юстиниана только как инструмент
укрепления византийской государственности. Соответственно, император
присвоил себе право свободно назначать и смещать епископов,
устанавливать удобные для себя церковные законы. Иначе говоря, для
Юстиниана роль Церкви сводилась к обслуживанию государства, и такое
явление в истории получило название цезарепапизма. Формальное
закрепление принцип цезарепапизма получил в знаменитом законодательном
кодексе, который охватывал все аспекты жизни империи и получил название
"Кодекса Юстиниана".

Искренне считая, что христианство и христианское государство можно
укреплять силой, Юстиниан не останавливался ни перед чем. Через два года
после своего вступления на престол он приказывает закрыть университет в
Афинах. Он запретил евреям читать Ветхий Завет на древнееврейском языке.
В своих указах Юстиниан заявляет, что "справедливо лишить земных благ
того, кто неправильно поклоняется Богу". Именно Юстиниану принадлежат
печально знаменитые слова о еретиках: "с них достаточно и того, что они
живут!"

Подобная религиозная политика Юстиниана, мало соответствуя христианскому
духу, порой и в практических делах приводила к результатам, на которые
не рассчитывал император. Так, беспощадно борясь с еретиками, он и сам
впоследствии был признан еретиком - его эдикт "Три правила" был осужден
Константинопольским Собором 553 года. Юстиниан настроил против себя
многих восточных клириков, склонявшихся к монофизитству, и папу на
Западе. Именно это послужило в большой степени причиной разрыва Рима и
Константинополя, который продлился до 610 г.

Цезарепапизм, родившийся еще в период первых вселенских соборов, все
более завоевывал себе место в Византии. Он фактически парализовал
духовную силу Церкви и почти лишил ее подлинной социальной значимости.
Церковь целиком растворилась в земных делах, обслуживая потребности
правителей государства. В результате вера в Бога, духовная жизнь стали
существовать автономно, отгородившись монастырскими стенами. Искренне
верующие христиане вместо освящения мира бежали от него - как когда-то
это делали первые монахи-анахореты. Отрыв же веры от жизни еще более
усугубил печальное состояние византийского общества.

Византийские нравы

Византия претендовала на право преемника Римской империи и в
определенном смысле добилась своего - но не только за счет завоевания
огромной территории. Византийский монарх обладал неограниченным
господством, подобно римскому императору. Он стоял выше законов. Жители
империи представляли из себя "рабов его величественности", а
унизительные церемонии поклонения императору-христианину были скорее
достойны языческих царей Египта, считавших себя сынами богов.
Деспотическое правление некоторых императоров превращалось в настоящее
торжество террора, все более деморализуя общество и способствуя падению
нравов. Духовные запросы людей оскудевали. Жители Константинополя
проводили дни в цирке, где они в азарте делились на партии,
провоцирующие беспорядки и кровопролития. На ипподромах зрители яростно
вопили: "Богородица, дай нам победу!"; нанимались колдуны, чтобы
напустить порчу на коней. В цирке выступали артисты-мимы, изображавшие
самые непристойные сцены и, не смущаясь, богохульствовали. В городе
процветали притоны, кабаки, повальное пьянство, разврат. С непомерной
роскошью императорской знати и высшего духовенства соседствовала
ужасающая бедность. Любовь к труду и общность интересов как будто бы
совершенно исчезли из народной жизни.  Не раз во время уличных потасовок
византийцы чуть ли не сжигали свою столицу."Лентяи и пролетарии из
народа, -- замечает византийский историк Лев Диакон, -- имеют привычку
во время смут обращаться к грабежу имуществ, поджогу домов и убийству
сограждан". Жизнь же погрязшего в роскоши двора состояла из непрерывной
цепи переворотов, шантажа, убийств, пыток.

В течение длительного периода в Церкви раздавались только редкие голоса
против этих бесчинств, не находившие поддержки в обществе. Любопытно,
что распущенность нравов странным образом уживалась с повсеместной
демонстрацией благочестия. Население Византии благочестиво пело "Святый
Боже" перед началом цирковых представлений и проявляло удивительную
склонность к богословствованию. Так, по словам историка Агапия, толпы
бездельников на базаре и в пивных рассуждали о Боге и Его сущности. По
остроумному замечанию русского философа Вл.Соловьева, в Византии было
больше богословов, чем христиан.

Отказ Церкви воздействовать на духовную жизнь общества привел к падению
нравов византийцев. Над христианским миром, который хранил Божественные
заповеди, но не исполнял их, уже нависала неизбежная кара. В 614 году
грозным предостережением стало символическое событие: персы взяли
штурмом Иерусалим и увезли крест Христов в качестве трофея в свою
столицу. Но это было лишь предвестием более важных событий, потрясших
Византию и весь христианский мир.

Однако противоречивый характер христианства византийского образца принес
не только отрицательные, но и положительные плоды. В стенах монастырей,
где вынужденно сосредоточивалась вся подлинно духовная жизнь общества,
созревали замечательные плоды восточного христианства.

Подвижники Востока

Наиболее характерным и выдающимся представителем византийского
монашества этой эпохи является Иоанн Лествичник (579--.649).
Происхождение его точно не известно. Из довольно скудной биографии
Иоанна, написанной его современником Даниилом, мы узнаем, что он пришел
в монастырь на Синае шестнадцатилетним юношей и уже в 20 лет был
пострижен. По-видимому, Иоанн, получивший прозвище "Схоластик", обладал
большими познаниями: его произведения полны примеров и образов,
заимствованных как из литературы, так и из практической жизни. По словам
биографа, "обладая внешней (мирской) мудростью, Иоанн учил небесной
простоте". Юноше-отшельнику многие предрекали великое будущее; после
продолжительного уединения он стал давать советы и наставления
окружающим монахам и затем стал духовным руководителем иноческого
общежития. О его жизни этого периода до нас дошло еще меньше сведений.
"Спал он, -- рассказывает Даниил, -- столько, сколько было нужно, чтобы
не повредило ему от бодрствования, а перед сном много молился и писал
книги. Когда его учительская деятельность вызвала нарекания, он перестал
наставлять иноков. Но, как только его попросили об этом, он начал снова
держаться прежнего образа жизни".

Наибольшую славу Иоанну Лествичнику принесла его знаменитая книга
"Райская лествица" - руководство для монашества.

Иоанн решительно разграничивает монашескую этику и мирскую. Монахов он,
в сущности, исключает из жизни человечества, называя их жизнь
"духовно-ангельской". К мирянам он почти не обращал своего слова: для
них, по его мнению, достаточно исполнения основных моральных принципов.
"Делайте все доброе, -- увещевает он мирян, -- что можете делать, никого
не упрекайте, не крадите, не лгите, ни перед кем не возноситесь, ни к
кому не питайте вражды, не оставляйте церковных собраний, к нуждающимся
будьте милосердны. Если так будете поступать, то уже недалеко будете от
Царства Небесного".

Другое дело - жизнь христианина-инока. Бог требует от него гораздо
большего. Ссылаясь на евангельский пример с богатым юношей, Иоанн
говорит, что если мирянину достаточно исполнять заповеди, то подвижнику
нужно "оставить все", вести совершенно особый образ жизни, целиком
посвятив ее Богу. Наставления монахов-аскетов, которые должны "бежать от
мира и не оглядываться вспять",  - основная задача, которую поставил
перед собой Лествичник. Однако его “Райская лествица” содержит
положения, чрезвычайно важные и актуальные для всего христианского мира.
Лествичник показал, что христианское послушание и "отсечение своей воли"
не есть какое-то раболепство перед людьми и Богом, а великий подвиг
обуздания своего эгоизма, своей самости. Оно ведет к достижению
христианской любви, понимаемой как выход за пределы человеческой
ограниченности.

Главным и необходимым чувством для обретения святости перед Богом
Лествичник называет "страх Божий" или любовь к Богу. Это означает, что
при осознании человеком величия и святости Бога он старается справедливо
и объективно оценить себя и свои недостатки. "Солнечный луч, -- говорит
Иоанн, — проникнув через щель в доме, освещает все так, что видна
тончайшая пыль, носящаяся в воздухе: подобно этому, когда страх
Господень приходит в сердце, то показывает ему все его грехи".
Самосовершенствование инока, по Лествичнику, требует непрерывной
духовной работы, преодоления своей греховности, последовательного
восхождения по духовной "лествице" на небеса - отсюда название его книги
и именование Иоанна Лествичником, закрепившееся в церковной традиции.

Близким по духу к Лествичнику был палестинский отшельник св. Варсонофий
Великий (ум. ок. 563 г.), родом египтянин. В молодые годы он жил в
крупном городе, видимо в Александрии, знал несколько языков, был хорошо
знаком с Библией и достаточно образован.

Избрав путь аскетического и мистического подвига, Варсонофий стремился
максимально отречься от всего мирского. Начиная с 540 года он жил в
совершенной  изоляции от внешнего мира. В суровой борьбе с собственными
страстями и суровыми природными условиями Варсонофий закалял свой дух.
"Если напишут тебе, -- говорил он одному брату, -- о тех искушениях,
которые я вынес, думаю, что не вынесет этого твой слух, а, может быть, в
настоящее время никто не вынесет".

Никто не допускался к нему, кроме единственного доверенного лица, через
которого Варсонофий осуществлял духовное руководство большой монашеской
общиной. Забота его о братьях и любовь к ним были столь велики, что
Варсонофий молил Бога или принять их в Его Царство, или погубить и его
самого. Хотя Варсонофий и не видел лиц послушников, он знал все нюансы
их духовной жизни и в молитве принимал на себя тяжесть человеческих
грехов.

Наивысшей целью подвижника (да и вообще каждого христианина) Варсонофий
называет обретение путем внутреннего совершенствования Духа Божия. Дух
Божий выводит человека на истинный путь и возводит его ввысь, "даже до
седьмого неба, где (человек) удостаивается видеть неизреченные и
страшные вещи, которые никто не может видеть, кроме достойных этой
меры".

Если под воздействием душевной болезни или гипноза человек может
совершать вещи, на которые он был бы не способен в обычном состоянии,
учил Варсонофий, то при стяжании Духа человек  может созерцать
невидимое, исцелять больных и даже воскрешать умерших.

По его словам, человек, достигший подобной духовной высоты, возвращается
к Творцу, становится "братом Иисуса". Однако, путь этот уготован, по
мнению Варсонофия, не всем, а только избранным.

Ученик Варсонофия, авва (отец) Дорофей (ум. 620), записавший его
поучения, в большей мере посвятил себя задачам социального служения, не
пренебрегая и "внешними" вещами. Это касалось как его служения
(например, стараниями Дорофея был устроен госпиталь), так и творчества:
"Душеспасительные наставления" Дорофея в основном относятся к мирянам и
лишены специально монашеской окраски. Монашество, по Дорофею, есть
только один из путей христианского подвига. Подвижником можно назвать и
богослова, и ученого, и борца за веру, и благотворителя, и миссионера, и
проповедника христианской нравственности и, наконец, каждого
христианина, который ведет ежечасную борьбу за господство своей духовной
природы над физической.

Аскетизм, считает авва Дорофей, предполагает развитие воли как орудия
для поддержания духовной сущности человека. Совесть, по его словам, есть
первая предпосылка этой сущности, "естественный закон", позволяющий
различать добро и зло.

Подобно многим подвижникам, Дорофей считает необходимым осознание людьми
того факта, что кара за грех неотвратима. Но если на начальной стадии
духовного развития страх возмездия играет важную роль, то по мере
совершенствования человека страх исчезает. Дорофей приводит слова св.
Антония: "Я уже не боюсь Бога, а люблю его".

Любовь к Богу и ближнему -- это единое целое. Важнейшее положение
христианского учения звучит у Дорофея еще более определенно, чем у его
учителей: "Представим себе, что мир есть круг, центр которого Бог,
радиусы -- пути жизни людей. Когда люди приближаются к Богу, то они
приближаются друг к другу". В этих удивительных прозрениях авва Дорофей
близок автору выдающихся философско-религиозных произведений той эпохи -
ареопагитик.

Псевдо-Дионисий Ареопагит (2-я пол. V в.)

Лучшие достижения византийской литературно-философской мысли нашли свое
воплощение в ареопагитиках - произведениях, написанных от имени бывшего
язычника Дионисия, который слышал проповедь апостола Павла в афинском
ареопаге, принял христианство и стал первым епископом Афин.

Судя по содержанию ареопагитик, они не могли быть написаны ранее 2-й
половины V века. О настоящем авторе практически ничего неизвестно,
поэтому в научной литературе его принято называть псевдо-Дионисием
Ареопагитом.

Основная идея, лежащая в основе миросозерцания Ареопагита - Всеединство
и Гармония, созидаемые мировой любовью, "святой любовью, которая есть
сладостное излияние невыразимого единства и не признает ни начала, ни
конца. Это как бы вечный круг, в котором добро служит одновременно и
плоскостью, и центром, и радиусом, и окружностью".

Человек в своем ограниченном бытии может и должен приобщиться к великому
"кругу любви", который есть Божественное бытие. Но пути приобщения к
этому бытию различны. Ареопагит выделяет три возможных пути:

первый путь состоит в познании благости Божьей, которая символически
отражена в Священном Писании;

второй путь лежит через изучение тварного мира, на котором запечатлена
Божественная любовь. Любовь Бога воплощается в красоте: "Материя,
получив существование из прекрасного по существу, сохраняет в
распределении своих частей некоторые следы постоянной Красоты".
Продолжая развивать основную идею христианства, идею обожения мира и
плоти, Ареопагит полагает, что материя как творение Божие участвует в
мировом добре. Отсюда, по мысли Дионисия, недопустимо пренебрежение
общественными вопросами, которое было свойственно современному ему
византийскому христианству;

третий путь - это путь христианского совершенствования или "делания" -
высший и наиболее трудный. Он требует от человека полного отречения и от
себя и от всего земного. Человек должен избавиться от материальных
ощущений и представлений. Он должен полностью отрешиться не только от
законов мира, но и разума, ибо Высшее невыразимо. "Абсолютное и
блаженное незнание и составляет знание Того, Кто превышает все объекты
человеческого знания", - говорит Псевдо-Ареопагит. Только достигшему
полного "незнания" человеку удается познать Бога, Который таинственно
снизойдет в его душу. Таким образом, псевдо-Дионисий впервые стал
разрабатывать тему христианской мистики как таковой. Он первым привел в
законченный вид воззрение на христианское богослужение, как на сложную
систему символов и священнодействий, таинственно выражающих скрытые
Божественные тайны.

Мистика Ареопагита имела особое значение для жизни восточной Церкви.
Большую популярность она приобрела не только благодаря своей глубокой
философской основе. Она как бы обосновывала оторванность
религиозно-монастырского служения от общественной жизни Византии,
одновременно предлагая путь духовного возвышения - не только отдельного
человека, но и земной Церкви в целом.

В результате практика отречения и мистического постижения Абсолюта,
ставшая уделом исключительно монахов и почти неизвестная простому
византийцу, стала господствующей в византийской Церкви. Различные ее
аспекты выражены в сочинениях, составивших ареопагитики: "Об именах
Божиих", "О таинственном богословии", "О небесной иерархии" и некоторых
других. Их содержание повлияло на средневековую христианскую мысль. В
период борьбы с ересями - монофелитством и иконоборчеством - выдержки из
сочинений Ареопагита зачитывались на Вселенских соборах. В VIII, IX и
последующих веках у него черпали идеи выдающиеся христианские мыслители
как Востока - Иоанн Дамаскин, Исаак Сирин, так и Запада - Ансельм
Кентерберийский, Бонавентура, Фома Аквинат.

Церковное искусство Византии

Среди замечательных достижений византийского христианства одно из первых
мест по праву занимает церковное искусство, впитавшее в себя глубокую
веру, тонкие богословские построения и великое художественное
мастерство.

В 537 году в Константинополе состоялось торжественное освящение собора
св. Софии. Создание этого шедевра византийского зодчества было поистине
знаменательной страницей в истории Церкви. Его грандиозная архитектура,
гениально воплотившая в себе идею христианства, была подобна застывшему
гимну во славу Творца. Дивные мозаики, сверкающий самоцветами алтарь,
гигантские арки, как бы висящие в воздухе, солнечные лучи, льющиеся
через многочисленные окна, -- все это делает собор,  по выражению
современника, "величайшим храмом Божиим", в котором воплотилось во всем
своем великолепии восточно-христианское искусство.

Храм св. Софии производил и поныне производит необыкновенное
впечатление. Недаром ему посвящались восторженные описания и оды; по
выражению одного поэта, "Тот, кто однажды вступил за порог божеcтвенного
храма, тот никогда не захочет его покинуть". Здесь собирались церковные
соборы, совершались наиболее торжественные богослужения. На киевских
князей в период их обращения в христианство оказали влияние величие и
красота собора св. Софии. Даже когда Византию захватили турки, Магомет
II пришел сюда вознести молитву Аллаху.

Помимо прекрасных памятников церковной архитектуры, византийские мастера
оставили нам изумительные по красоте образцы мозаики, такие, как в
императорском дворце в Константинополе (V-VI вв.), в церквах Сан-Витале
и Сан-Аполлинаре в Равенне (VI в.). При богатстве и разнообразии красок,
они удивительно гармоничны. На фресках в Равенне мы видим шествующих в
таинственной процессии святых жен, экспрессивные фигуры грозных пророков
со свитками, Моисея в виде могучего юноши среди диких скал, ангелов с
опущенными крыльями. Некоторая удлиненность форм на золотом фоне,
огромные задумчивые глаза, застывшие позы придают изображениям
неповторимое обаяние. Фигуры несколько статичны, но дыхание вечности
передано с необыкновенной силой.

Характерной чертой византийского искусства было стремление поразить
зрителя ослепительной роскошью. Мастера использовали в своих работах
баснословное количество мрамора, эмали, драгоценных камней и золота.
Впоследствии, к сожалению, эта традиция во многом выродилась в
безвкусные произведения, соревнующиеся количеством затраченного на них
золота, но на раннем этапе роскошь художественных произведений
сочеталась с ювелирным мастерством их исполнения.

Не менее замечательным было искусство миниатюры, получившее в VI веке
широкое распространение. В миниатюрах, иллюстрирующих манускрипт Косьмы
Индикоплова "Христианская топография", мы находим изящные и легкие
фигуры святых и пророков при идеальном соблюдении пропорций и с
сохранением индивидуальных черт каждого изображенного персонажа.

Влияние византийского искусства на искусство последующих веков было
огромным. Его черты прослеживаются в соборе св.Марка в Венеции, в
ахенском соборе в Германии, в соборе св. Софии Киевской и произведениях,
рожденных мастерами других стран.

Ислам и завершение христологических споров

Глубокий кризис, в котором пребывало византийское общество, имел тяжелые
последствия. Лишенное духовной опоры, общество разлагалось во всех
сферах и, прежде всего, в той, которую с ужасом и презрением отвергало
византийское христианство, - сфере общественно-политической. И именно
отсюда возникла угроза самому христианству. В аравийских просторах
родилась новая религия - ислам, которая быстро завоевала множество
сторонников и превратилась в главного противника стран христианского
мира. Рождение ислама неразрывно связано с именем его основателя -
арабского пророка Мухаммада.

Мухаммад (ок.570-632) и экспансия ислама

Мухаммад родился в городе Мекке и в юности занимался торговлей.
Женившись на богатой вдове, он смог много времени посвящать размышлениям
о религии. Будучи впечатлительным и духовно одаренным человеком,
Мухаммад пережил несколько видений, которые стали для него откровением
свыше. Однако он долго сопротивлялся призывавшему его голосу и даже
замышлял самоубийство. Лишь в 610 году, в сорокалетнем возрасте Мухаммад
впервые выступил в Мекке как пророк, но особой популярности не снискал.
Гораздо больший успех его проповеди имели среди паломников, прибывших в
Мекку из Медины. Это усилило враждебность к Мухаммаду местных жителей, и
в 622 году он был вынужден с ближайшими сподвижниками бежать в Медину,
где возглавил религиозно-политическую общину. В начале духовные помыслы
Мухаммада были устремлены к Иерусалиму, как и у многих евреев,
проживавших в Мекке. Однако он не нашел у них поддержки, и статус
священного города перенес на Мекку.

Поставив своей целью искоренить язычество в родном городе, Мухаммад,
возглавлявший уже большое число сторонников, объявил жителям Мекки
священную войну (джихад). После многочисленных сражений, проходивших с
переменным успехом, Мекка наконец в 630 году была повержена. Мухаммад
вернулся в Медину, где и скончался два года спустя.

Будучи с юности знаком с иудаизмом и христианством (в его монофизитской
форме), Мухаммад соединил положения этих религий в своем учении. При
этом он лишил иудаизм присущей ему национальной окраски, а из
христианства выбросил идею троичности и искупления по благодати.
Осознавая себя посланником и доверенным Бога, он начал проповедовать
новую религию - ислам. Долг человека, по Мухаммаду, - всеми силами
стремиться исполнять закон Бога, всецело ему подчиняясь.

Нравственные законы рисовались ему в виде простых и естественных
ограничений человеческих страстей.

Страстная и могучая натура, Мухаммад, по мере роста числа своих
сторонников, все более проникается политическими задачами и целями. Он
объединяет многочисленные арабские племена в единый народ и ставит перед
ним задачу подчинить мир истинной религии — исламу. Безгранично
преданные своему пророку, полные энтузиазма и энергии, арабы быстро
стали грозными врагами ближайшего соседа - Византии.

При дворе правившего в то время Византией императора Ираклия становление
новой силы в Аравии поначалу приветствовалось, так как император
надеялся через нее ослабить позиции главного врага - персов. Однако уже
в 633 году арабы разбили самого Ираклия и взяли Дамаск, а в 637 войска
халифа Омара стояли уже под стенами Иерусалима. Иерусалимский патриарх
Софроний согласился на капитуляцию с условием сохранения святынь,
связанных со страданиями и смертью Христа. На месте Храма Соломона
спустя несколько десятилетий была построена мечеть, получившая название
“мечеть Омара” и сохранившаяся до настоящего времени.

За короткий период арабами были завоеваны Антиохия, Египет, одержаны
победы в Африке. Были взяты острова Кипр и Родос. В начале VIII века
пала Испания. Отчаянно сопротивляясь, Византийское царство неуклонно
уменьшалось в размерах и слабело год от года.

Монофелитство и борьба с ним. Латеранский и VI Вселенский Соборы.

Население восточных христианских провинций приветствовало приход арабов.
С одной стороны, это объяснялось сильным влиянием монофизитской ереси
среди христиан Армении, Персии, Аравии и близлежащих стран, с другой -
близостью монофизитства к воззрениям ислама. Положение императора
Ираклия было отчаянным, и тогда умный и энергичный патриарх
Константинопольский Сергий предложил ему сделать уступку восточным
странам и установить союз (унию) с господствовавшими там монофизитами. В
638 году Ираклий обнародовал "Изложение веры", в котором предлагал
христианскому миру признать во Христе две природы, но единую
Божественную волю. Таким образом, старая монофизитская ересь об одной
Божественной природе во Христе была преодолена, но ценой появления новой
ереси, которая получила название монофелитства*. Суть новой ереси, по
существу, оставалась той же - Божественное во Христе подавляло
человеческое. В итоге церковное учение о Богочеловечестве Спасителя
оказывалось выхолощенным. Новые догматические положения, призванные
сплотить христианский мир перед лицом грозного ислама, вызвали яростные
споры и ожесточенное сопротивление у части православных, но, по горькой
иронии судьбы, они никак не улучшили политическое положение Византии.

------------------------------------------------------------------------
-

* Монофелитство - еретическое учение, последователи которого
исповедовали наличие лишь одной воли в Богочеловеке.

В 647 году константинопольский патриарх Павел и император Констанс II
подготовили эдикт, который запрещал под угрозой самых суровых наказаний
вести какие-либо богословские споры о волях Христа. Фактически этим
эдиктом подтверждалась незыблемость монофелитской ереси.

 В результате богословских уступок еретикам на Востоке защитниками
православия оказались лишь небольшие группы наиболее последовательных и
стойких христиан. Их возглавил монах и личный секретарь императора
Максим, вошедший в историю Церкви под именем св.Максима Исповедника
(ок.580-662). Горячее содействие в защите православных взглядов Максиму
оказывал другой выдающийся святитель, беззаветно преданный делу Церкви
папа Мартин I, занимавший римский престол с 649 по 655 год.

После долгих лет безуспешной борьбы Максим в 680 году выехал из Византии
на Запад, надеясь найти в Риме опору. Папа Мартин I, поняв всю
серьезность сложившегося положения, созвал в Латеране Собор, фактическим
руководителем которого стал Максим Исповедник. На Соборе были зачитаны
сочинения Псевдо-Дионисия Ареопагита, в которых блестяще обосновывалась
идея святости и божественности материи и твари, говорилось о том
"благодатном обожении, ради которого все существующее строено и
пребывает". Слова Псевдо-Ареопагита оказались одним из весомых
аргументов против еретиков, стремившихся через умаление человеческой
воли Христа унизить тварную природу человека. Сам Максим решительно
заявил, что "во Христе соединились два естества и из них составилась
сложная ипостась, сохраняющая в себе обе природы, из которых сложена,
невредимо как целое". В итоге на завершающем заседании Собора его
участники единодушно отвергли новую ересь.

Результаты Латеранского собора были расценены в Византии как
государственная измена. В Рим послали солдат, которые ворвались в храм,
арестовали папу Мартина I и привезли его в Константинополь, откуда он
был сослан в Херсонес, и умер там в 655 году. Св.Максима сослали в
суровую Скифию, где он “пробыл до конца своих дней” (умер в 662 г.).

Казалось, что упорство защитников православной веры сломлено: даже
римские папы - преемники мужественного Мартина I - перестали
протестовать против богословских нововведений. Однако в 668 году на
византийский престол взошел император Константин Погонат. Несклонный к
монофелитству, он обратился к папе с просьбой прислать делегацию в
Константинополь для обсуждения и мирного разрешения продолжающих
волновать Церковь проблем, а позже, в 680 году, манифестом императора
был созван Вселенский собор.

После длительных дебатов участники Собора окончательно осудили
монофелитскую ересь, признав у Спасителя две природы и две воли -
Божественную и человеческую. VI Вселенский собор (680-681) положил конец
христологическим спорам, которые на протяжении нескольких веков
раздирали Церковь. Однако Церкви предстояло пережить еще одно испытание:
преодоление новой ереси, имеющей иные корни.

Христиане под мусульманским владычеством

Мы уже знаем, что в VII веке значительная часть Византийской империи, в
том числе многие духовные центры христианства оказались на территории,
захваченной арабами. Постепенно начался процесс смешения арабских
завоевателей с подвластными народами. В результате множество жителей
этих стран, исповедующих разные религии, приняло ислам, но и ислам
подвергся влиянию древних традиций. Так создавалась многогранная и
богатая мусульманская культура, впитавшая в себя
византийско-христианское наследие, персидское духовное творчество,
еврейскую религиозную мысль. В свою очередь и арабская культура оказала
значительное воздействие на духовную жизнь Азии, Южной и Восточной
Европы. Наиболее ярким примером такого воздействия является культура
Испании X века в период правления династиии Омейядов.

Взаимопроникновению культур в немалой степени способствовал достаточно
продолжительный период веротерпимости (хотя и ограниченной), проявляемой
в первое время мусульманами по отношению к покоренным народам. Основные
религиозные группы захваченных территорий Византийской империи -
христиане и евреи - имели возможность посещать храмы и синагоги,
свободно молиться. Именно в период мусульманского господства зародились
и пережили расцвет центры христианской культуры, давшие  Церкви плеяду
замечательных подвижников, писателей, поэтов и мыслителей.

В Месопотамии, этом древнем очаге мировой культуры, на родине
вавилонской религии, астрологии, еврейской мистики - каббалы, сирийского
гностицизма, снова, как во время Ефрема Сирина, закипела интенсивная
духовная жизнь. Традиционный восточный мистицизм сочетался здесь с
тяготением к рационализму. Непреодоленные на Востоке ереси -
несторианство, монофизитство, монофелизм - ориентировались на
рационалистические построения, склонялись к рассудочным схемам. Не
случайно особую популярность приобрели творения Аристотеля,
рационалистическая основа которых противопоставлялась идеализму Платона.
Труды Аристотеля стали переводить на арабский язык и комментировать, что
сыграло важную роль для развития философских и естественно-научных
знаний на Востоке. Благодаря латинским переводам Аристотеля, наследие
великого греческого мыслителя оказало влияние на всю последующую
европейскую философию.

В Дамаске, одном из крупнейших арабских центров, почти вся
интеллектуальная и художественная элита состояла из
византийцев-христиан. Халиф Валид I, которому принадлежит инициатива
создания первых значительных произведений арабской архитектуры,
пользовался услугами христианских мастеров. Например, Омейядская мечеть
в Дамаске, построенная Валидом, показывает, что мусульманское искусство
своим становлением в значительной мере обязано искусству византийскому.
Так, в декоративном оформлении мечети нет еще тех замысловатых узоров
(арабесок), которые столь характерны для последующего искусства ислама;
колоннада также носит ярко выраженные византийские черты.

Не меньшее влияние на ислам христианство имело и в других сферах. Так,
известно, что  финансовыми делами Валида I управлял грек, ревностный
христианин; сын этого грека, Иоанн, после смерти отца стал губернатором
Дамаска и первым министром халифата.

Подобная терпимость способствовала развитию христианской культуры - она
не только не находилась в упадке, но и переживала расцвет. Наиболее ярко
это проявилось в творчестве двух великих христианских мыслителей --
святых Исаака Сирина и Иоанна Дамаскина.

Исаак Сирин (ум. около 700 г.)

Св. Исаак родился в Ниневии. В годы ранней юности он удалился вместе с
братом в монастырь Мар-Матфея. Но даже строгая монастырская жизнь не
удовлетворяла Исаака. Несмотря на просьбы брата, ставшего настоятелем
монастыря, он поселился в пустыне. Однако о его аскетических подвигах
прослышали жители Ниневии. Они упросили Исаака стать у них епископом, и
он согласился. В епископы его посвятил глава восточно-сирийской Церкви,
находившейся под влиянием несторианства. Пробыв епископом только пять
месяцев, Исаак оставил кафедру, по-видимому, из-за догматических
разногласий с руководством Церкви. Не последнюю роль в решении Исаака
сыграла и его непреклонность в вопросах нравственности. Когда он пытался
протестовать против нехристианской жизни своей паствы, ссылаясь на
заветы Христа, ему отвечали: "Оставь ты свое Евангелие!". Исаак удалился
сначала в горы, а потом в монастырь Раббан-Шаббор. Там он и пробыл до
конца своих дней, ослепнув от ученых занятий и изнурительных постов.

Сначала труды Исаака, написанные на сирийском языке, оставались почти
незамеченными. Только позднее взоры христианского мира привлек этот
замечательный подвижник, философ и мистик. Труды его оказали огромное
влияние на христианскую мысль как Востока, так и Запада.

Обладая тонкой и впечатлительной натурой, Исаак развил свой внутренний
мир до такой степени, что его называли "вершиной". Богатейший опыт
самонаблюдения, анализ скрытых механизмов человеческого сознания
позволяют считать св. Исаака великим христианским психологом.

Св. Исаак полагал возможным обсуждать духовные проблемы только с людьми,
имеющими в этом определенный опыт, с теми, кто "вкусил сладости духовных
дел". Помогая людям в поисках Бога, он разработал особый путь познания
высших миров, во многом напоминающий восточные пути постижения
Всевышнего. При этом духовное просветление он напрямую связывает с
христианской этикой, поступками человека.

Значительный вклад Исаак Сирин внес в христианское понимание соотношения
разума и веры. Св. Исаак показал всю ложность положения
"философствующего разума", который удовлетворяется лишь внешними,
поверхностными заключениями. "Философствующему разуму" он
противопоставляет "духовное знание", основанное на религиозной интуиции.
Именно такое знание делает человека свободным и независимым от
материальных законов. По смыслу своему знание противоположно вере, но
оно может быть и путем к ней, когда становится "духовным знанием".
"Духовное знание" не постигает материальные законы, но рассматривается
св.Исааком как высшее.

Исаак -- решительный сторонник абсолютного господства духа над материей.
Жизнь в Боге и стяжание божественной мудрости -- для него единственный
подлинный и прямой путь познания, остальные же -- либо ложные, либо
окольные. Истинный путь есть простота, вера, доверие к Богу. Сомнению,
характерному и необходимому фактору научного исследования, здесь нет
места: когда человек обретает "меру веры", он чувствует реальность
невидимого более, чем реальность своего "я", и тогда "отвратить от
Христа его уже нечему". В высшей своей фазе вера сливается со знанием.
Человек знает и видит то, что закрыто для других.

Ключ к истинному познанию, полагает Исаак, есть любовь к людям  и миру.
"Что такое сердце милующее? -- задается он вопросом, -- Горение сердца у
человека о всей твари, о людях, птицах, животных, демонах и о всех
созданиях. При взгляде на них очи человека наполняют слезы от великой и
сильной жалости, объемлющей сердце". Заглядывая в будущее, подвижник, не
без сожаления, думает о том, что новое небо и новая земля прийдут на
смену природе, окружающей нас. Он говорит о стройном ходе времени, о
развитии тварей, о прекрасных цветах, о шумной хлопотливой жизни людей.
Все это исчезнет. В конце мировой эволюции войдут в силу совершенно
новые отношения: "Наступит другой век, и воспоминания о первой этой
твари не прийдут совсем никому в сердце". Для чего же нужны страдания в
этом мире? Так св.Исаак подходит к центральной философской проблеме  -
"теодицее" или богооправданию, - и решает ее в истинно христианском
духе: страдания нужны для развития и реализации нашей свободной воли.
Мир есть кузница, в которой куется человеческий дух, чтобы выйти за
грань подсознательного, стихийного бытия и вступить в Царство Божие,
Царство вечного и неизреченного Света.

Св.Иоанн Дамаскин (ок.675 - ок.749)

В лице Иоанна Дамаскина византийская Церковь стяжала себе неувядаемую
славу. Будущий великий поэт, крупнейший богослов и борец за православие,
Иоанн родился в Дамаске, в богатой христианской семье. Отец его защищал
права христиан в суде халифа. Иоанн получил разностороннее и глубокое
образование: отец позаботился, чтобы преподавателем даровитого и
впечатлительного мальчика был христианин. С этой целью он выкупил
раба-монаха, под руководством которого Иоанн изучил философию,
математику, астрономию и музыку.

Сначала Иоанн сменил отца на его должности, затем удалился в монастырь
св.Саввы близ Иерусалима, где и прожил до самой смерти.

Духовно-поэтическое наследство Иоанна огромно и составляет бесценное
сокровище Церкви. Церковное предание называет Иоанна автором
замечательных церковных песнопений, в которых христианский мир черпает
мудрость, силу и утешение. Считается, что он составил пасхальный канон и
службы других праздников; могучий гимн "Воскресение Христово видевше",
звучащий как мужественное исповедание всего христианского мира;
исполненные глубокого покаяния, замечательные надгробные молитвы вошли в
плоть и кровь церковного богослужения. Лаконичность и живость его языка,
сочетание трогательного лиризма с глубиной мысли - все это делает
Дамаскина величайшим поэтом Византии и всего христианского мира. Не
случайно его прозвали "златоструйным".

С поэзией Дамаскина тесно сливается и его музыкальная деятельность. Ему
принадлежат первая церковная система нот, а также оформление большинства
христианских песнопений в сборники "Типикон" и "Октоих". Он одним из
первых составил календарь дней памяти христианских святых и подвижников.

Еще более Иоанн Дамаскин известен как богослов. Его фундаментальный труд
"Источник знания" состоит из трех частей: в первой, "Диалектике",
излагаются философские идеи Аристотеля, во второй, "Книге о ересях",
перечисляются и анализируются учения, противоречащие христианству, а в
третьей, "Точном изложении православной веры", систематизируется
православное вероучение.

Большое влияние на Дамаскина - богослова и философа - оказала греческая
мудрость через произведения псевдо-Дионисия Ареопагита. Так, Иоанн
подчеркивает, и это роднит его с неоплатониками, всеприсутствие Божие,
Его имманентность миру: "Бог в самом себе заключает всецелое бытие, как
бы некоторое беспредельное и безграничное море сущности". Но
одновременно в произведениях Иоанна настойчиво обосновывается
трансцендентность Бога, противоположность Творца и твари. Иоанн
преграждает путь пантеистическим тенденциям (Бог есть мир), которые
стали проникать в средневековую христианскую философию. Увлекался
Дамаскин с юности и идеями Аристотеля; он даже составил сборники из
сочинений великого грека.

В учении о Творении  Дамаскину близка идея о непосредственном создании
лишь "первой материи", то есть основных стихий, из которых уже произошло
все разнообразие существующих в мире форм.

Очень высоко Дамаскин оценивает призвание человека и его роль во
вселенной. Единый с миром органическим, человек в то же время наделен
могучим и свободным духом. Он создан "для союза природы видимой и
невидимой". Дамаскин глубоко раскрывает понятия образа и подобия
Божиего, возвышающие человека над остальным творением. Образ Божий - это
разум и свободная воля человека, подобие Божие - это его добродетельные
поступки. Бог не может предопределить всех действий человека, поскольку
тот обладает свободной волей, но Он их предвидит.

"Точное изложение православной веры", которое опиралось на решения
соборов и следовало учению виднейших отцов Церкви, прежде всего Григория
Богослова, написано Иоанном в конце жизни. Это произведение явилось
последним словом восточной христианской мысли древнего периода. С тех
пор развитие богословской мысли на Востоке приостановилось; напротив, на
Западе богословие начинает бурно развиваться. Являясь крупнейшим
мыслителем этого переходного периода, Дамаскин оказал огромное влияние
не только на будущие поколения восточных, но и западных богословов, в
частности Фомы Аквината. До сих пор сочинение Иоанна Дамаскина является
основным источником основ христианского вероучения для православной
Церкви.

Свою жизнь монаха и церковного писателя Иоанн провел в борьбе с
христианскими ересями и нехристианскими религиями. Помимо "Книги о
ересях", его перу принадлежат труды, посвященные полемике с
мусульманами, манихеями, несторианами, монофизитами. Но наиболее
выдающийся вклад Иоанн внес в борьбу против иконоборчества - новой
ереси, потрясшей Церковь в VIII веке.

Иконоборческая ересь.

В 717 году, когда ислам завоевывал Азию и угрожал Европе, на
пошатнувшийся византийский престол взошел Лев III Исаврянин (675-741).
Этот талантливый и отважный император приложил максимальные усилия для
возрождения мощи империи. Арабы, стоявшие уже под Константинополем, были
отброшены его войсками, и внешнеполитическое положение Византии
значительно окрепло.

Не теряя времени, Лев Исаврянин решительно взялся за внутренние реформы
и, в частности, обратил пристальное внимание на Церковь. При этом он
столкнулся с очень характерным явлением церковной жизни: почитание
реликвий (останков святых и священных предметов) и икон приняло
небывалые размеры, превратившись, по существу, в суеверие.

Священным изображениям, иконам, призванным помочь человеку проникнуться
молитвенным духом и приблизиться к Богу, воздавались порой такие
почести, что подлинный смысл христианского искусства стал подменяться
языческим идолопоклонством.

Неудивительно, что культ икон в своем извращенном виде стал прекрасной
мишенью для насмешек мусульман, придерживавшихся строгого монотеизма.
Для Льва, очевидно, было чрезвычайно важно опровергнуть обвинения  в
идолопоклонстве, возводимые против христиан. Взгляды императора были
вполне православными, и он мог бы внести заметный вклад в остаивание
христианских истин, если бы к его борьбе с идолопоклонством не
примешивались и иные, политические мотивы.

Церковные историки полагают, что борьба Льва Исаврянина против
чрезмерного почитания икон явилась только частью его обширных замыслов
по реорганизации всей государственно-церковной системы Византийской
империи. В частности, Лев стремился ограничить в правах и влиянии высшее
духовенство, занимавшее ведущие государственные должности. Духовенство
же зачастую ловко использовало суеверия и языческие привычки паствы в
целях своего обогащения и усиления влияния. В результате одной из форм
соперничества светских правителей Византии с духовенством и стала борьба
против "иконопочитания". Впрочем, не исключено также, что Льва
Исаврянина подвигло на это событие, которому он придал мистическое
значение. Летом 726 года произошло вулканическое извержение на
Средиземном море, которое император принял за знак свыше, усмотрев в нем
гнев Божий за почитание икон.

Таким образом, по сути верная идея, направленная на пресечение
идолопоклонства, выродилась в беспощадную и неправомерную борьбу с
почитанием икон как таковых, в борьбу за уничтожение священных
изображений.

В том же 726 году император обнародовал указ, в котором запрещалось
воздавать поклонение иконам как божественным изображениям и давалось
указание вешать их в храмах на значительной высоте. Эта мера,
своевременно проведенная самой Церковью, могла оказать только
положительное влияние. Однако часть духовенства, искавшая выгоду в
сохранении суеверий, сумела нейтрализовать императорский указ, и на
практике он не исполнялся. Более того, императора стали обвинять в
оскорблении христианских святынь. Взаимное противоборство сторон
накалялось и привело к иконоборческой ереси - император вообще наложил
запрет на церковные изображения. Солдаты и полиция стали разбивать
иконы, вследствие чего по всей стране вспыхнули мятежи. Лев и сменивший
его на престоле Константин Копроним жестоко подавляли народные волнения.
Гонения на монастыри и иконы приняли повсеместный характер. В 754 году
Константин Копроним созвал в Константинополе Собор, на котором
иконопочитание было отвергнуто.

Христианские мыслители поняли всю опасность новой ереси. Вопрос, по сути
дела, заключался не в самих иконах. Отрицая божественные изображения,
иконоборцы тем самым отрицали возможность воплощения Духа и
одухотворения материи, что противоречило основам православного учения.
Поэтому крупнейшие деятели Церкви повели решительную борьбу против
иконоборчества. Папа Григорий II, а за ним и папа Григорий III
решительно осудили эту ересь. Григорий III приказал прекратить сбор
подати в Византию, дав понять, что отныне он не считает себя подданным
византийского императора. Выступление Григория III поддержала вся
Италия.

Часть самых стойких греческих христиан была солидарна с папой.  Византию
охватили пожары междоусобиц. Правительство ответило новыми взрывами
преследований. Как это всегда бывает, наиболее суеверная и темная часть
толпы, которая недавно сама превращала иконы в идолов, теперь
участвовала в разгромах церквей и монастырей. Спасая иконы, многие
христиане рисковали жизнью. Константинопольский Патриарх Герман,
известный церковный поэт, был репрессирован. По преданию,
художник-иконописец Лазарь был страшно изувечен и брошен в тюрьму, где,
несмотря ни на что продолжал заниматься живописью. Многие кончали жизнь
на плахе, других растерзала толпа.

Однако Церковь не сдавалась. Лучшие ее представители самоотверженно
отстаивали истины Православия. Огромное значение для преодоления ереси
иконоборчества имело творчество Иоанна Дамаскина, который стремился
догматически и философски обосновать значимость и необходимость икон в
христианской жизни и в богослужении. Дамаскин рассматривал религиозную
живопись двояко: как объективный процесс, запечатлевающий реальность
мира, и как субъективный, раскрывающий внутренний мир художника.
Живопись для него, подобно Евангелиям, передает религиозные истины,
воспринятые через веру художника. "Бог, -- писал Дамаскин, -- для нашего
спасения истинно сделался человеком; не явился только в человеческом
образе, как являлся Аврааму и пророкам, но по существу и истинно стал
человеком, жил на земле, общался с людьми, творил чудеса, страдал, был
распят, воскрес и вознесся на небо -- и все это происходило реально,
было видимо людьми и описано в память и поучение нам, не жившим тогда".
Евангелия отразили жизнь Христа на земле. А так как, продолжает Иоанн,
не все умеют читать, то иконы "служат нам братским напоминанием". Часто
случается, пишет Дамаскин, "что мы и не думаем о страданиях Господа, но
как только увидим икону Распятия, вспоминаем о спасительном Его
страдании, и преклоняемся не перед веществом, а перед Тем, Кто
изображен".

Иоанн Дамаскин четко сформулировал христианское понимание иконы, и его
концепция впоследствии утвердилась в Церкви. Однако иконоборцы были
настроены решительно. Стараниями византийского двора Дамаскин лишился
доверия халифа и вынужден был оставить общественную деятельность. Тем
временем гонения усиливались. Происходили повальные аресты. Преследуемые
монахи массами уходили в Испанию, где папа уже стоял на пороге своей
политической независимости; те же монахи, которые остались в Византии,
составили вместе с верными православию христианами большую
антиправительственную партию, стремившуюся добиться самостоятельности
Церкви. Эту партию возглавил игумен Студийского монастыря Феодор Студит
(759--826), один из наиболее выдающихся деятелей в истории восточного
христианства.

Вселенский Собор (787 г.). Окончательная победа Православия

К концу VIII века движение иконоборцев идет на убыль. Регентша
византийского престола Ирина, женщина красивая, властная и коварная,
была ревностной почитательницей икон. Кроме того, чтобы добиться трона,
она нуждалась в поддержке влиятельных церковных деятелей. В это время на
константинопольскую кафедру был возведен патриарх Тарасий, который
согласился занять ее при условии, что иконопочитание будет утверждено на
Вселенском Соборе. Ирина, уже ставшая императрицей, созвала Собор,
который открылся в 786 году в Константинополе, под председательством
патриарха Тарасия. На Соборе присутствовали легаты папы Адриана I.
Однако между сторонниками и противниками иконоборчества произошли
столкновения, Собор был сорван и открылся вновь только через год.
Епископы-иконоборцы получили на Соборе прощение, а на последних
заседаниях было составлено определение о почитании икон, где говорилось:
"Мы неприкосновенно сохраняем все церковные предания, утвержденные
письменно и неписьменно. Одно из них заповедает делать живописные
церковные изображения, так как это согласно с историей евангельской
проповеди, служит подтверждением того, что Бог-слово истинно, а не
призрачно вочеловечился, и служит на пользу нам". Иконы были признаны
"напоминательными начертаниями" - почести им разрешалось воздавать
только как образам. Тем самым Собор, отвергнув ересь иконоборчества,
вместе с тем преодолел крайности иконопочитания, когда иконы
рассматривались чуть ли не в качестве идолов.

Ирина вернула из ссылки Феодора Студита. Прекращение иконоборческих
гонений принесло ей большую популярность в народе. Положение Ирины
настолько укрепилось, что даже франкский король Карл, который тогда был
близок к зениту своей славы, искал ее руки. Однако политическая ситуация
быстро изменилась. Запад усиливался, арабы в период правления халифа
Гарун-аль-Рашида процветали, а Византия продолжала слабеть. В 802 году
Ирина была свергнута и отправлена в ссылку. На византийский трон взошел
бывший министр финансов Никифор, которого вскоре сменил Лев Армянин и
начал новые гонения на иконопочитателей. В конце 814 году солдаты
подвергли поруганию икону Спасителя над воротами дворца. Император велел
убрать ее. Патриарх Никифор отказался это сделать и ночью созвал собор
из 70 епископов, завершившийся молитвой в храме св.Софии о
предотвращении грядущих бедствий. После этого патриарх Никифор был лишен
кафедры и сослан, несмотря на протесты епископов и обличительную речь
Феодора Студита.

Предчувствия не обманули патриарха. В 815 году новый патриарх Феодот
торжественно провозгласил в соборе св. Софии законность иконоборческих
эдиктов. Началась жестокая реакция. Закрывались монастыри,
конфисковывались их земли, монахов ссылали или казнили. Арестовали и
Феодора Студита, который мужественно обратился к императору: "Оставь
церковь пастырям". Монастырь Студита, настоятелем которого он являлся
много лет, где он создал школу и больницы, был разгромлен. Феодора долго
держали в застенках, пытали. Он не умолкал. В результате его выслали.
Вернулся в Византию он через много лет и вскоре, в 826 году, умер.

Однако гонения постепенно стихали. Жена императора Феофила, пришедшего к
власти в 829 году, была иконопочитательницей. Она способствовала
возведению в 843 г. на константинопольскую кафедру монаха Мефодия,
который собрал собор и подтвердил решения VII Вселенского собора об
иконопочитании.

На этом закончилась история ересей в Восточной Церкви. Пройдя долгий
путь борьбы поочередно с арианством, несторианством, монофизитством,
монофелитством, иконоборчеством и другими ересями, Православие в Церкви
окончательно победило. 11 марта 843 года Церковь впервые праздновала
торжество Православия. С тех пор это событие ежегодно отмечается в
течение первой недели Великого Поста, которая носит название "недели
Торжества Православия".

Но, помимо положительных итогов развития византийского христианства,
выявились и его крайне отрицательные черты. Сам факт, что императоры
остались решающими судьями в жизни Церкви и что именно от их воли
зависела судьба Православия, свидетельствует о победе цезарепапизма в
Византии. С IX века христианство Византии все более удаляется от мира -
на гору Афон, в пустыни и за крепкие каменные стены монастырей.
Одновременно исчезает из жизни Церкви и религиозная активность мирян,
выгодно отличавшая Византию от варварских народов Европы VIII века.
Резко снижается уровень богословия, уменьшается грамотность населения,
которая раньше была почти всеобщей. Когда-то христианство принесло в
Византийскую империю приюты, богадельни, бесплатные школы, дома для
нищих - все это постепенно приходит в упадок и исчезает. Духовная жизнь
Востока начинает замирать. Наследие греков, Византии, перейдет к
славянам - отныне им и народам Западной Европы предстоит определять
будущее Церкви.

Папское государство и религиозная жизнь Запада в VIII-IX веках

Церковная жизнь Византии отличалась крайне противоречивым характером.
Укрепление православной веры, преодоление ересей сопровождались отрывом
Церкви от мира, замыканием христианской духовности в стенах монастырей -
все это приводило к нравственному упадку в обществе. А что происходило
на Западе с Римской Церковью?

Византия, находясь в упадке, тем не менее мечтала покончить с
самостоятельностью римского престола и занять, наконец, ведущее
положение в жизни Вселенской церкви. Арабы лелеяли замыслы о захвате
новых европейских земель. Вторгшееся в Италию еще в конце VI века
германское племя лангобардов мечтало о римских сокровищах; опасность их
вторжения, как дамоклов меч, постоянно висела над городом. Другие
германские племена, франки, были непредсказуемы: в любой момент они
могли оказаться и союзниками, и врагами папы.

Когда папа Григорий III мужественно противостоял иконоборческой ереси,
усиленно навязываемой Львом Исаврянином, он обратил свои взоры на
франков. Франки, посчитал Григорий III, могли бы стать единственными
защитниками римского престола от Византии и, главное, от натиска
лангобардов. Он послал письмо франкскому полководцу Карлу Мартеллу с
просьбой оказать ему помощь, указывая на величие и святость своей
кафедры.

Однако на этот раз дело обошлось без вмешательства франков. Флот,
посланный Львом Исаврянином против непокорного Рима, был рассеян бурей,
а с лангобардами удалось достичь соглашения. Вскоре и папу, и Льва
Исаврянина, и Карла Мартелла настигла смерть. В 741 году на римской
кафедре оказался папа Захарий I. Видя возрастающее могущество франкских
королей и по-прежнему опасаясь происков Византии, папа Захарий включился
в активную деятельность по усилению церковной власти среди франков. Он
направил к ним епископа Бонифация (680--754), которого впоследствии
Церковь причислит к лику святых. Бонифаций всю жизнь мечтал быть
миссионером среди язычников и готов был отдать жизнь за проповедь Слова
Христова. Но у дальновидного и искушенного в политике папы были иные
планы: не столько отвращать крещеных франков от языческого образа жизни,
который они фактически вели, сколько распространять и укреплять свое
влияние.

Однако Бонифация недаром называют апостолом германцев. Проводя политику
объединения под эгидой престола св. Петра, он прежде всего стремился
вернуть франков на путь истинного христианства. С этой целью он созвал
собор духовенства, на котором запретил священникам ношение оружия,
участие в войнах, охотах, а также ввел безбрачие для духовенства.

Тем временем Захарий I, вполне удовлетворенный тем, что франкская
Церковь присягнула ему в верности, пошел на еще большее сближение с
королем. Теперь престарелый Бонифаций был ему не нужен, и он отпустил
его проповедовать язычникам во Фризию, где тот и погиб. Однако плодами
трудов Бонифация с успехом воспользовался как сам папа, так и сын
Мартелла, Пипин Короткий. Последний, опираясь на возросший авторитет
папы, решил добиться трона, свергнув правящую династию Меровингов.
Захарий I еще в 752 году официально помазал Пипина на царство руками св.
Бонифация, но решительный момент наступил при следующем папе, Стефане II
(752--757), когда лангобарды двинулись на Рим. Город св. Петра находился
на краю гибели, и Стефан срочно отправился во Францию к Пипину. Здесь
произошла их историческая встреча: представители двух в будущем
враждебных миров -- Германской империи и папства -- пали на колена друг
перед другом, Стефан вторично помазал Пипина и узаконил его династию.

Вслед за этим Пипин появился в Италии, и лангобарды вынуждены были
отступить и подписать договор. Но лишь только Пипин удалился, они вновь
осадили Рим. Где было искать спасения? В Византии в этот момент царил
разгул иконоборцев. Оставался Пипин; папа Стефан посылал ему одно
отчаянное письмо за другим, говоря, что король обязан своим коронованием
апостолу Петру, но письма оставались без ответа. Тогда хитроумный папа
написал послание, которое оказалось действеннее всех предыдущих.
Послание начиналось словами:

"Петр, призванный к апостольству Иисусом Христом, Сыном Бога Живаго,
трем сиятельным князьям... Мне, Петру, недостойному служителю Бога... Он
дал мне моих франков, как мой народ по преимуществу, как моих приемных
детей... Не судите иначе, дорогие мои дети, и будьте уверены, что я так
же предстою перед вами, как если бы вы видели меня телесными очами,
живым и действующим во плоти... Поручаю вам город Рим, овец Христовых,
населяющих его, и Святую Церковь, которую Господь предоставил моим
попечениям. Спешите, не теряйте ни минуты, летите, чтобы отнять его от
неистовства лангобардов".

Это удивительное послание заставило дрогнуть сердца простодушных
франков. Войска Пипина двинулись в Италию и разгромили лангобардов. Рим
был спасен. Но кроме этого Пипин в благодарность за свое коронование
подарил папе те области, которые принадлежали византийскому императору
(Равенна, Анкона и 12 других городов). Так, в 756 году образовалось
папское государство. Папа стал не только верховным духовным пастырем, но
и светским государем. Рим окончательно отделился от Востока.

В 768 году Пипина Короткого, которому папа даровал сан патриция,
покровителя Рима, сменил на престоле его сын — умный и решительный Карл
Великий (742-814), сразу же обративший на себя внимание всего
христианского мира. В Византии образовалась партия, стремившаяся
заключить с ним тесный союз. Могучий халиф Гарун-аль-Рашид искал с ним
дружбы. Отношения же пап к Карлу было двойственным: он мог стать
надежным защитником веры и Церкви, однако успешная завоевательная
политика и растущее могущество Карла делали его одновременно опасным
противником папства. Тогда хитроумный папа Стефан II вспомнил о
"Константиновом даре".

“Дар Константина”

Трудно сказать, когда именно родилась легенда о "Константиновом даре".
Ученые до сих пор не пришли к единому мнению в этом вопросе. В этой
легенде идет речь о чудесном избавлении императора Константина Великого
от проказы по молитвам римского епископа Сильвестра (314-335). В
благодарность за исцеление Константин Великий якобы своей грамотой
предоставляет кафедре наместников Петра "власть и почести
императорские", а также "первенство" в отношении всех церквей. Кроме
того, в грамоте говорится: "Мы предоставляем и оставляем блаженнейшему
первосвященнику Сильвестру, вселенскому папе, все провинции, Италии и
западных областей, страны и государства, и всем божественным нашим и
государственным постановлением определяем, чтобы они были в его ведении
и в ведении его преемников и обещали навсегда пребывать под властью
римской церкви". Отдав, таким образом, римскому престолу все западные
земли, Константин Великий, согласно легенде, "удалился на восток".

Первые упоминания о грамоте Константина восходят к началу IX века, и с
тех пор она играла важную роль в формировании отношений Западной Церкви
и государства. Тем не менее с самого начала документ резко критиковался.
На первых порах критики признали недействительным содержание грамоты, не
оспаривая ее подлинности; при этом они ссылались на то, что Константин
не отказывался от власти над Римом, что он крестился в пору преобладания
арианства и т.д. Лишь с XV века подлинность документа подверглась
сомнению, а в XIX веке католические богословы окончательно согласились,
что документ подложный.

По мнению многих ученых, происхождение грамоты относится ко времени папы
Стефана II. Такая грамота могла бы помочь папе подтвердить свое право на
земли и власть ввиду возрастающей мощи Карла Великого. Она лишала
франкских королей возможности вернуть когда-то "подаренные" земли, а
также пресекала притязания византийских императоров на Италию. В
переговорах с Карлом Стефан II постоянно упирал на то, что он добивается
только восстановления утраченного, дабы "утвердить и поддержать
справедливость", - с этой целью он и мог предъявить "грамоту
Константина".

Религиозная жизнь в империи Карла Великого

  

Карл Великий благоволил к Церкви, сравнивая ее с душой, а государство -
с телом человека. В лице императора франков римская Церковь, и
соответственно папское государство, получила надежного защитника
земельных владений. Император узаконил церковную десятину, которой стало
облагаться все население. Теперь Церковь концентрировала в своих руках
огромные денежные средства.

Тем не менее попытка римского престола утвердиться во власти, даже с
помощью легенды о "Даре Константина", практически не удалась.

Приняв на себя миссию "защитника Церкви", Карл быстро подчинил ее себе.
Для военного укрепления и политического процветания своей державы он
использовал  проповедь христианства. Под этим флагом Карл начал
опустошительные войны, стремясь покорить всю Европу. Придворный ученый и
богослов Карла Алкуин (ок.735--804) возлагал на его походы большие
надежды как на средство распространения христианства, и не напрасно:
победоносная война с саксами закончилась тем, что саксы приняли
христианскую веру и соединились с франками в один народ. Карл Великий
подчинил себе всю Италию до Рима, большую часть Германии и всю
территорию современной Франции. В "Песне о Роланде" с гордостью
говорится, что после похода Карла "язычников там больше не осталось. Все
крещены, кто от меча не пал". Такая же судьба ждала и другие народы,
покоренные Карлом Великим.

Во внутренней политике Карл показал себя столь же выдающимся
государственным деятелем, как и полководцем. Значительно увеличив
территорию империи, он стал проводить в жизнь решительные
социально-религиозные реформы.

Несмотря на то, что Бонифаций и Пипин ранее всячески стремились поднять
нравственный уровень духовенства, ко времени царствования Карла мало что
изменилось. Клирики продолжали вести фактически светский образ жизни,
увлекались охотой, участвовали в войнах. Распущенность нравов, царившая
в обществе, почти в полной мере была присуща и духовенству. Поэтому,
будучи решительно настроен продолжить дело Бонифация, Карл не мог
опираться во внутренних реформах на клириков. Более того, он совершенно
игнорировал авторитет и власть духовенства. Непрестанно читая "Град
Божий" блж.Августина, ставший его настольной книгой, Карл мечтал о
государственном устройстве, где сосуществовали бы две власти - светская
и духовная - но при непременном господстве власти светской. Вместе с тем
нельзя недооценивать, что Карл Великий воздвигал государство на
религиозном фундаменте; для него было очевидным, что государственное
устройство должно подчиняться  христианским принципам. Тот факт, что
Карл хотел принять мператорскую корону от папы, говорит о многом.

Карла Великого, несомненно, можно назвать одним из выдающихся
христианских правителей в истории. Человек острого ума, широких
взглядов, обладавший многочисленными талантами, он, казалось, был
призван осуществить закладку фундамента для Града Божьего на земле,
построения "христианской империи". Несмотря на то, что Карл
христианизировал народы Европы с помощью меча, он вместе с тем приложил
огромные усилия к духовному исправлению общества и Церкви. Карл всячески
способствовал повышению уровня пастырской проповеди, которая должна была
стать доступной простому человеку и служить ему руководством в жизни. Он
категорически запретил духовенству принимать участие в светских делах:
торговле, войнах, а также посещать харчевни и кабаки. Симония, то есть
продажа церковных должностей, строго наказывалась. Карл поощрял
благотворительность, заботу о бедных. Образ идеального Града Христова
стоял перед его мысленным взором.

Особое внимание Карл уделял развитию культуры. В то время Византия имела
безусловное превосходство над Западом в области просвещения, науки и
искусства. Когда в Восточной Империи был воздвигнут храм св. Софии,
звучали гимны Дамаскина, работали такие выдающиеся богословы, как Максим
Исповедник, Феодор Студит, Псевдо-Дионисий Ареопагит, на Западе франки,
по их собственному признанию, пребывали во тьме невежества. Карла такое
положение никак не устраивало, и он приложил максимальные усилия к
развитию религиозной и светской культуры. За 14 лет его правления
культура Запада пережила невиданный подъем, получивший название
"Каролингского возрождения". Во главе его стоял обладавший
энциклопедическими познаниями английский ученый и богослов Алкуин,
специально приглашенный Карлом из Йорка вместе с другими известными
учеными. Следуя призыву Карла не только не пренебрегать научными
занятиями, но со всею кротостью и благими намерениями перед Богом
"предаваться им полезно", Алкуин основал дворцовую школу в Ахене, где
дети королевской семьи и высших придворных могли получить достойное
образование.

Однако просветительская деятельность Алкуина не ограничивалась кругом
знати. Опираясь на систему римского образования, Алкуин заложил основы
будущих средневековых школ и университетов. Он же ввел начальное
образование для народа, основой просвещения которого стала Библия.
Именно в этот период Новый Завет начинают переводить на народный язык с
непонятной латыни, осуществляется унификация канонического текста
Библии, проводится реформа литургии, устанавливается богослужение по
единому римскому образцу. По совету Алкуина Карл Великий призвал пап
учреждать монастырские школы, чтобы толкователи Священного Писания были
образованными людьми.

Преддверие схоластики. Иоанн Скотт Эриугена (ок.810-ок.877)

Усилия Карла Великого и Алкуина по развитию западной культуры дали
мощный толчок развитию философии и богословия. В этот период стали
закладываться основы схоластики, богословской системы, которая в течение
нескольких веков будет безраздельно господствовать в западной мысли.
Крупнейшим представителем предсхоластики - так ученые называют период с
800 по 1050 год - стал Иоанн Скотт Эриугена.

Иоанн Скотт Эриугена родился в Ирландии. О жизни его известно не много,
зато после него остались многочисленные труды, дающие представление об
этом выдающемся мыслителе. Он известен как переводчик на латинский язык
Григория Нисского и псевдо-Дионисия. К произведениям последнего он
составил комментарии. Известны также комментарии Иоанна Скотта на
Евангелие от Иоанна и произведения философа Боэция. Эриугена также
написал трактат о свободных искусствах.

В своей работе "О Божественном предопределении", завершенной в 851 году,
Эриугена доказывает, что предопределение существует только к добру, но
не ко злу. Благодаря дарованной ему свободе воли, человек может грешить
- но зло, не являясь физической реальностью, не предопределяется Богом.

Основным трудом самого Иоанна Скотта является "О разделении природы".
Написанная между 862 и 866 годами, книга представляет диалог между
учителем и учеником и отмечена сильным влиянием латинских и греческих
авторов-платоников: блж.Августина, Псевдо-Дионисия, Максима Исповедника.
В ней пять частей: в первой автор размышляет о Боге, о Его
непознаваемости и о возможностях человеческого языка описать Божество;
во второй обсуждаются различные вопросы бытия, сотворенного и
несотворимого; третья посвящена проявлениям Бога в мире, а четвертая и
пятая связаны с судьбой человека - его изначально безгрешным состоянием,
грехопадением и возвращением к Богу во Христе.

Веру Иоанн Скотт считает предпосылкой к знанию, хотя познание Бога
невозможно вне Его проявлений. Бог есть "сверх-бытие", "сверх-разум",
"сверх-жизнь". Бог присутствует во всем творении, но не сливается с ним:
"Он творит все, не переставая в то же время быть выше всего. Таким
образом, производит Он все из ничего из своей сверх-сущности". Обладая
рационалистическим складом ума, преклоняясь перед разумом, Иоанн Скотт в
то же время стоит на пороге, отделяющем рациональное познание от
мистического озарения. Разум сам по себе ничто, и только в свете
Божественного Слова он может быть принят в качестве руководящего начала.
Но что есть Божественное Слово? Прежде всего, это боговдохновенное
Священное Писание. С другой стороны, в соответствии с представлениями
Церкви того времени, Божественное Слово было неотделимо от авторитета
Церкви и ее учителей. Однако разум каждого человека Эриугена
рассматривает как первичный по природе, отдавая ему предпочтение перед
наследием отцов Церкви. Таким образом, Эриугена выстраивает иерархию
постижения смысла: самое высшее - это Священное Писание, затем идут
разум и авторитет отцов.

Труды Эриугены ожидала трудная судьба. Работа "О Божественном
предопределении" была осуждена поместными соборами IX века.
Представления философа о  всеприсутствии Бога в мире вызвали обвинения в
пантеизме: главная книга Эриугены "О разделении природы" была осуждена
поместными соборами XIII века, приговорена к сожжению. Впервые
напечатанная в Оксфорде в 1681 году, она она была тут же помещена в
"Индекс запрещенных книг". Хотя элементы пантеизма действительно сильны
в произведениях Эриугены, и через них проникли не только в
средневековую, но в ренессансную и даже современную мысль, его синтез
теологии и неоплатонических идей явился важной вехой в развитии
западноевропейской философии.

Конец империи Карла Великого

При всех видимых достижениях Карла его замыслы по созданию просвещенной
и счастливой христианской империи не удались, более того, привели к
довольно печальным результатам. Когда император распространил свою
власть на Италию, римский престол, избежав таким образом византийского
диктата, попал под диктат германский. Отводя папе римскому почетное
место, Карл гораздо выше ставил самого себя. Подобно византийским
императорам, он полагал возможным давать Церкви указания по
догматическим вопросам. Когда же в 800 году папа Лев III возложил на
него, тогда еще  короля, императорскую корону, Карл фактически стал
диктатором в создаваемом им "Граде Божием", а папы — лишь игрушками в
замыслах императора. Объявляя христианство государственным законом, Карл
ввел наказание за его нарушение. Вследствие этого западное христианство,
подобно византийскому, стало чисто внешним, легко управляемым атрибутом
государственной власти.

Неудивительно, что подобное христианство не стало внутренним религиозным
стержнем империи. После смерти Карла Великого она стала приходить в
упадок. Уже в 817 году сын Карла Великого, Людовик Благочестивый,
разделил империю между тремя сыновьями, оставив за собой лишь верховную
власть. Междоусобные распри внуков Карла Великого привели к новому
разделу империи в 843 году (так наз. Верденский договор). На
образовавшихся территориях начали складываться будущие крупнейшие
европейские государства - Франция, Италия и Германия.

Западная Церковь на рубеже II тысячелетия

С распадом империи Карла Великого папское государство в начале получило
некоторые преимущества. Обладая к тому времени определенным влиянием, а
также избавившись от диктата всесильного императора, оно стало
самостоятельной политической единицей на международной арене. На
какой-то период Рим сам начал диктовать военно-политические решения
европейским правителям. Однако такое положение продлилось недолго.

Развал империи Каролингов вверг Европу в состояние феодального
раздробления и упадка. Появились десятки независимых королевств, которые
все более обособлялись и вели между собой непрерывные войны. Вдобавок,
Европа непрерывно подвергалась нападениям норманнов, что мешало наладить
торгово-экономическую жизнь.

На Риме, который мыслил себя силой политической, такая ситуация
отразилась крайне болезненно. Если раньше Карл диктовал свою волю папе,
но одновременно и обеспечивал римскому престолу защиту, считая его
важным инструментом своей политики, то теперь папское государство
оказалось предоставленным самому себе. Священный престол стал местом
столкновения интересов феодалов в борьбе за власть и влияние. Это
привело к резкому падению нравов высшего духовенства, усилению
коррупции.  О нравах, царящих в Риме, рассказывали самые чудовищные
истории. Епископы, архиепископы, аббаты, подражая светским феодалам,
командовали войсками, охотились, жили в роскоши и разврате. Опять широко
распространилась симония: стала возможной покупка не только
кардинальского, но и папского сана. За 150 лет на престоле св.Петра
перебывало 50 наместников.

Еще в 60-х годах X века папа Иоанн XII попытался сохранить раздираемое
феодалами папское государство и свою власть. Пользуясь среди клира
поддержкой партии реформистов, которая стремилась пресечь
злоупотребления на римском престоле, Иоанн XII стал умолять о помощи
германского короля Оттона I. Оттон I в это время предпринимал попытки
восстановить Римскую империю и продолжить тем самым объединительную
политику Карла Великого. Германский король уже захватил Нормандию,
разбил сильное венгерское войско; значительные европейские территории
попали под его контроль. Зная о глубокой религиозности Оттона I,
реформисты в Риме надеялись, что приход короля восстановит авторитет
папства. В итоге Оттон I двинулся в Италию и, разгромив войска феодалов,
в 962 году был коронован Иоанном XII императорской короной. В том же
году было провозглашено создание Священной римской империи во главе с
германским королем. Перед этим по специальному договору Оттон I признал
притязания папы на светские владения в Италии, но верховным сеньором
этих владений провозглашался император. Вводилась обязательная присяга
папы императору, что и являлось выражением подчинения папства империи.
Светская власть, по существу, присвоила себе право "инвеституры" -
назначения и утверждения в сане иерархов Церкви. Во время
соответствующей церемонии епископ должен был преклонить колени перед
светским государем и получить от него кольцо и посох в знак своей
власти. Таким образом, Церковь на Западе попала в полную зависимость от
государства.

Клюнийская реформа и новая социальная политика Церкви

В условиях, казалось бы, полнейшего церковного упадка, на рубеже X и XI
веков в Западной Церкви началось реформаторское движение за ее
оздоровление. Центром такой борьбы стал монастырь Клюни во французской
Бургундии.

Клюнийская реформа должна была укрепить церковную организацию, привести
в порядок ее материальную базу, строго регламентировать отношения Церкви
со светской властью. Церковь, полагали реформаторы, должна выйти из-под
контроля государства, стать, как когда-то при папе Николае I,
могущественной силой. Поэтому папа как наместник Бога на земле
провозглашался высшим арбитром в светских и мирских делах.

Монастыри изымались из собственности светских лиц и даже епископов, что
способствовало централизации церковного управления.

Помимо укрепления правового и хозяйственного статуса Церкви, клюнийцы
требовали коренного изменения ее внутренней, духовной жизни. Они
выступали за строжайшее соблюдение церковных обетов, сурово осуждали
продажу церковных должностей, обличали нравы духовенства и требовали для
него введения безбрачия. В эпоху реформаторского движения началась
сначала осторожная, скрытая, а потом и явная борьба с двумя наиболее
распространенными и позорными явлениями в средневековой Церкви:
ордалиями (судами Божиими) и бесчинствами феодалов.

"Суды Божии" заключались в проверке невиновности подсудимого огнем,
водой, раскаленным железом и другими варварскими способами. Вера в
правомерность таких методов испытания была чрезвычайно сильна, и Церкви
стоило большого труда приостановить ордалии: ненависть к ведьмам и
еретикам, проистекавшая из языческих суеверий темного, необразованного
народа, была повсеместной. Так, по сообщению одного из средневековых
монахов, в XI веке "по приказанию короля и определению народа" было
сожжено несколько вольнодумцев (через несколько веков практика сожжения
еретиков станет обычным делом).

Надежды клюнийцев в значительной степени были окрашены в мистические
тона: к 1000 году ожидалось наступление конца света. В народе возрастало
ожидание второго пришествия Христа и установления Его тысячелетнего
Царства (такие настроения получили названия хилиастических
милленаристских). Усилились аскетические настроения, тяга к чистой
жизни, искуплению грехов.

Аскетический идеал многим христианам казался единственным путем
спасения, особенно на фоне той бездны одичания, в которую погрузились
феодалы и духовенство. Нищенствующие монашеские общины росли с небывалой
быстротой. Христиане страстно предались подвигам самоотречения и аскезы,
как когда-то, на заре монашества. По всей Европе бродили странствующие
проповедники, которые призывали к покаянию и обличали власть имущих;
религиозно-мистические чаяния смыкались со стихийными требованиями
социальной справедливости. Так началось мощное народное религиозное
движение, завершившееся лишь в XIII веке.

Церковь под влиянием клюнийцев не осталась в стороне от зова времени и
пыталась преодолеть или хотя бы ослабить нравы, царившие среди феодалов
по отношению друг к другу и особенно к бесправным беднякам. В 1024 году
поместный собор запретил войну и военные действия, по меньшей мере в
течение одного дня в неделю, и провозгласил "анафему тому, кто грабит
имущество бедных". Собор 1041 года подробно разработал систему
периодических перемирий, так называемого "божьего мира". Событие это
имело немаловажное значение в феодальном обществе, где непрерывно велись
войны "всех против всех". Уделяли большое внимание клюнийские монахи и
образованию клира, для чего при монастырях были организованы школы
подготовки духовенства, отличавшиеся строгой дисциплиной.

Представление о необходимости существования мира в лоне христианской
Церкви, с одной стороны, и уверенность в первенстве кафедры св. Петра, с
другой, привели к возрождению среди клюнийцев прежней идеи о построении
Града Божьего. Человечество, полагала Церковь, должно жить единым союзом
под знаменем Боговластия, теократии. Однако под Градом Божиим понималась
видимая Церковь, церковная организация, - отсюда вытекала необходимость
достижения политической свободы и независимости Церкви. Осуществить
столь грандиозные планы можно было только под руководством необычайно
сильной личности, которая соединяла бы в себе твердость и дальновидность
политика с приверженностью лучшим культурным и религиозным традициям.
Такую личность Церковь обрела в лице клюнийского монаха  Гильдебранда,
будущего папы Григория VII.

Григорий VII (ок.1020-1085)

Будущий папа родился в бедной итальянской семье, в городе Тоскане.
Подобно апостолу Павлу и Иоанну Златоусту, он был маленького роста и
довольно невзрачен на вид. Образование  получил в монастыре св.Марии в
Риме и был посвящен в монахи бенедиктинского ордена.

На горячую и впечатлительную натуру юного монаха (недаром он выбрал для
себя имя Гильдебранд, что означает яркое пламя) глубокое впечатление
произвели реформаторские начинания клюнийцев. С тех пор он вынашивал
грандиозные планы по реформированию Церкви. Благодаря выдающимся
способностям и известности, Гильдебранд в 1046 году стал помощником папы
Григория VI и остался при нем во время изгнания его в Германию. После
смерти Григория VI он поселился в одном из клюнийских монастырей, где
получил нравственную закалку и стал еще более бескомпромиссным: так,
когда император поставил папой клюнийца Льва IX, Гильдебранд,
по-видимому, настоял на том, чтобы новоизбранный папа спросил согласия
народа. Лев IX явился в Рим в сопровождении Гильдебранда, в одежде
кающегося, и объявил, что не займет престола, пока народное собрание не
снимет с него вины поставления светским лицом. С этих пор Гильдебранд
стал самой влиятельной фигурой, во многом определявшей реформаторскую
политику нескольких пап. Отказавшись претендовать на святой престол, он,
будучи архидиаконом и занимая должность папского казначея, фактически
осуществлял контроль над выборами очередного папы.

После смерти Льва IX  в 1054 году в атмосфере внутренних смут,
междоусобиц и анархии он развернул кипучую деятельность. Полагая 
реформирование Церкви слишком важным для судеб мира, Гильдебранд в своей
борьбе широко использовал все возможности, в том числе и достаточно
сомнительные. Так, чтобы подорвать зависимость св.престола от
итальянских феодалов, архидиакон щедрыми денежными подачками настроил
население Рима против папы Бенедикта X, поставленного баронами.
Гильдебранд принес его в жертву своему делу. Папа был низложен и умер
нищим в приюте для бедных, а феодалам отныне было запрещено выбирать
папу. В результате традиция симонии Гильденбрандом была успешно
преодолена.

В другом случае кардинал Гумберт (это имя мы еще упомянем, когда речь
пойдет об окончательном разделении церквей), сторонник целибата,
посоветовал Гильдебранду запретить мирянам посещать службы женатых
священников и всячески их унижать. С этой целью были задействованы шайки
потаров (оборванцев), занимавшихся грабежами по всей Италии. Идея
Гумберта привела к успеху - медленно, но верно целибат закреплялся в
церковной практике.

После смерти папы Александра II в 1073 году Гильдебранд наконец сам
согласился занять папский престол под именем папы Григория VII. С этого
момента началась его активнейшая церковно-политическая деятельность, во
многом определившая судьбы Церкви, да и Европы в целом.

Первым этапом его деятельности в качестве папы было окончательное
запрещение браков среди духовенства. Он считал необходимым оcвободить
священнослужителя от семьи, которая отвлекала его от духовных дел.
Стремление  повысить нравственность клира вылилось в массовую борьбу с
женатым духовенством. Это были самые мрачные страницы деятельности
Григория: имели место грабежи, поджоги, убийства женатых
священнослужителей. Тщетно сыпались на папу проклятия и пророчества; но
он оставался верен себе: "цель оправдывает средства".

Теперь Григорию оставалось реализовать последний, самый трудный пункт
своей программы - возвысить римский престол на прежнюю высоту. Неуклонно
проводя политику подчинения светского государства св.престолу, папа
развил активнейшую внешнеполитическую деятельность. Он вел переговоры с
Византией и даже наладил контакты с князьями Руси. Испанцев он уверял,
что их Церковь основана Петром и Павлом, и поэтому неизбежно входит в
юрисдикцию Рима. В польском королевстве, где влияние Рима значительно
усилилось, Григорий отлучил от Церкви и низложил короля Болеслава
Смелого, давая понять, что папа есть царь царей, а римская Церковь — 
мать церквей.

Однако мечта о всемирной власти первосвященника, объединившего в своих
руках оба меча, духовный и светский, неизбежно должна была столкнуть
интересы Григория VII с Германской империей, которую не устраивало
подобное положение вещей. Началась борьба не на жизнь, а на смерть.

Император Генрих IV не только не согласился прекратить практику продажи
духовных должностей, но и, созвав в 1076 году Собор в Вормсе, отверг
папскую власть. В ответ папа отлучил его от Церкви, сняв со всех
немецких феодалов обязательство в верности Генриху. "Папа скорее
пожертвует жизнью, чем оставит королевский венец на главе нераскаянного
грешника", -- заявил Григорий. Генриха покинуло большинство вассалов, и
его положение стало безвыходным. Чувствуя, что с папой бороться трудно,
он сам отправился в Италию и прибыл к замку Матильды в Каноссе. Григорий
VII укрепился там, ожидая нападения императора, но Генрих, "сняв все
королевские украшения, без всякой пышности, с босыми ногами стоял в
ожидании приговора римского епископа, постясь с утра и до вечера". Это
было кульминацией унижения империи перед папством. После некоторого
колебания Гильдебранд простил Генриха.

Однако смирение Генриха оказалось показным. Как только политические
обстоятельства изменились в его пользу, конфликт вспыхнул с новой силой.
На этот раз успех был на стороне исператора. В Риме начались беспорядки,
и папе пришлось обратиться за помощью к норманнам, которые, идя к нему
на помощь, попутно грабили целые области. В конечном итоге Григорию VII
пришлось бежать с немногими друзьями; смерть застала его в то время,
когда на римском престоле уже сидел новый папа.

Несмотря на поражение Григория VII, его идея освобождения Церкви от
государственной зависимости уже обрела плоть и кровь и получила
окончательное утверждение на I Латеранском Соборе 1123 года. Реформы,
которые отстаивали Григорий VII и клюнийцы, оказали важнейшее влияние не
только на положение Церкви по отношению к светской власти, но и привели
к глубоким положительным изменениям во внутренней жизни Церкви, ее
духовном и культурном облике.

Развитие философии и богословия на Западе. Ансельм Кентерберийский

Никакие реформы не дали бы результатов, если бы Западная Церковь не
осознала, что необходимо поднимать религиозную культуру народа и
способствовать просвещению суеверных и неграмотных масс. Помимо
организации школ для духовенства, в монашеских кругах начали изучать
античную философию, читать произведения еврейских и арабских мыслителей.
В просветительской деятельности поддержку монахам оказывали и некоторые
папы, особенно Сильвестр II, занимавший римский престол c 999 по 1003
год, а позже и Григорий VII.

После периода упадка в монастырях и церковных школах реформированный
клир ревностно занялся науками. Тип епископа-солдата уходил в прошлое.
Уже к концу XI века в Западной Церкви появилось больше выдающихся
философов, богословов, историков и поэтов, чем за несколько
предшествующих веков.

Духовное и культурное наследие Церкви подготавливалось в тиши
монастырских школ и библиотек. Особенно прославилась монастырская школа
в Санкт-Галлене, на территории нынешней Швейцарии. В ней велась основная
работа по переписке книг. Монахи-переписчики пользовались особым
уважением: для их работы всегда был готов отдельный зал, а над столом
висели изречения, подобные следующему: "Чудесное занятие -- писать
книги, и пишущего ждет верная награда". Переписчики были окружены
ореолом благочестивых легенд. Так, про одного монаха рассказывали, что
когда у него догорела свеча, пальцы его засияли таинственным светом.
Монастырские библиотеки хранили огромные коллекции сокровищ мировой
культуры; помимо христианской, здесь были представлены произведения
античной и арабской литературы. Книжным делом занимались не только
монахи, но и монахини.

В монастырских школах вырабатывались новые педагогические принципы
обучения. Если раньше успех воспитания видели в суровости учителя, то
теперь влиятельные мыслители, в частности, знаменитый философ и педагог
Ансельм Кентерберийский (речь о нем пойдет чуть ниже) восстал против
мнения, что основа воспитания -- плетка; он особенно настаивал на
предоставлении ученикам свободы в развитии. Искусственные и суровые
условия, по его словам, калечат души.

В сфере богословия ученые искали ответы на наиболее волнующие проблемы
нравственно-религиозной жизни, на хилиастические настроения и
аскетические движения, возникшие в ответ на упадок предыдущих веков.

Новые задачи, которые поставили перед Церковью клюнийцы и папа Григорий
VII, требовали большой теоретической, умственной работы. Философские
споры уже начали вновь волновать умы и требовали разрешения. Переводы
греческих писателей, особенно Иоанна Дамаскина, давали Западу
неисчерпаемый источник новых идей и размышлений. Бурный рост арабской
философии требовал достойного христианского ответа. Философы искали
новые формы выражения богословских понятий, прежде всего задаваясь
вопросом о границах познания, о соотношении разума и веры.

Свое наиболее полное выражение философско-религиозные искания эпохи
нашли в системе выдающегося философа и богослова Ансельма, епископа
Кентерберийского (ок.1033--1109).

Ансельм прожил долгую и богатую событиями жизнь. Он был видным церковным
деятелем и мыслителем, проводником идей Григория VII в Англии. В 1099
году он предпринял попытку соединения церквей, а незадолго до своей
смерти стал свидетелем первого потока крестоносцев, двинувшихся в
Палестину.

Ансельм снова в полной мере ввел в богословие идеи блж.Августина.
Отдавая дань зарождавшемуся увлечению рационализмом, Ансельм стремился
доказать Бытие Божие простым рассуждением. Сначала Ансельм считал свое
желание искушением, но в конце концов изложил в книге "Прослогион"
рациональные доказательства Бытия Божия так, как он их видел.

Первое доказательство Ансельма сводилось к понятию абсолютного,
совершенного Добра и Блага. Благо проявляется в самых различных фактах
бытия. Но оно должно существовать и само по себе, как независимое благое
существо. Это Существо и есть Бог.

Второе доказательство связано с причинностью вещей в природе. Всякая
вещь в мире имеет причину. Мир же, как сумма вещей, тоже должен иметь
причину, но такую, которая сама была бы уже беспричинна и обладала
творческой мощью, то есть сама была бы способна стать причиной. Эта
безусловная конечная первопричина и есть Бог.

Третье доказательство заключается в понятии и различении степеней
совершенства. Один предмет совершеннее другого, а раз есть сравнительное
совершенство, то должно быть и несравненное совершенство, которое есть
Бог.

Наконец, четвертое доказательство Ансельм излагает следующим образом:
"Даже безумец должен признать, что в его уме есть идея о существе, выше
которого нельзя представить себе ничего... И, несомненно, что этот
объект, выше которого нельзя представить ничего, пребывает не в одном
только уме, потому что если бы он пребывал только в уме, то можно было
бы, по крайней мере, предположить, что он пребывает также и в
действительности. И такое условие делает существо высшим, чем существо,
пребывающее только в мышлении...Поэтому-то наверняка существует такое
существо, выше которого ничего нельзя представить ни в мышлении, ни
действии".

Стремление Ансельма облечь вероучительные положения в рациональную
систему приближало средневековую богословскую мысль к святоотеческому
наследию. При этом Ансельм вовсе не переоценивал возможности разума.
Безусловный сторонник догматического авторитета, Ансельм считал, что его
доказательства совершенно не обязательны для христианской веры.
Действительно, мученики шли на костры отнюдь не во имя "конечной
причины" и "необходимого следствия". Только тогда, когда вера становится
живым опытом, она начинает обращаться к разумным, логическим
предпосылкам - и вероучение, таким образом, есть лишь теоретическое
обобщение, осмысление веры. Уже имея веру, нужно, по словам Ансельма,
"познавать то, во что веришь".

Помимо вопросов логического обоснования Бытия Божьего, проявлений Бога в
мире, Ансельму Кентерберийскому принадлежат детально разработанные
концепции о первородном грехе и Искуплении - концепции, во многом
определившие пути развития схоластики.

Своеобразным было понимание Ансельмом сущности зла и свободы воли
человека. Если свобода до сих пор традиционно рассматривалась, как
свобода выбора между добром и злом, то Ансельм исходил из учений
апостола Павла и блж.Августина: все добро исходит от Бога, свобода же -
это свобода сохранения добра. Тайна св.Троицы также была предметом
размышлений для Ансельма - в Божественном Логосе ему виделись вечное
самопознание и самолюбовь Бога.

Если Иоанн Скотт Эриугена только приближался к основным методам и идеям
схоластического богословия, то Ансельма Кентерберийского часто называют
отцом схоластики. Признанный крупнейшим западным богословом в период
между блж.Августином и Фомой Аквинским, Ансельм Кентерберийский оказал
значительное влияние на многих выдающихся теологов и философов, в том
числе и современных.

Восточная Церковь на рубеже II тысячелетия

Византия в это время переживала свой последний культурный расцвет.
Наступила пора, когда она должна была стать наставницей больших и малых
народов, вручая им свое духовное наследие. Византийские миссионеры несли
христианскую весть по всему миру, отправляясь в далекие земли  - к
арабам, евреям и славянам. Со всех стран света шли паломники и в саму
Византию. Пораженные величием и красотой древней империи, многие из них
обращались в христианство. Византия, этот "Париж средневековья", как ее
потом называли, с честью выполнила свою миссию.

Со времен патриарха Фотия империя практически восстановила прежнее
величие. Границы были хорошо защищены, государственный аппарат усилился,
а власть Вазилевса (царя) достигла своего апогея. При дворе вошли в моду
классические традиции, давшие этой эпохе название "византийского
ренессанса". Столица поражала своей почти сказочной роскошью и
великолепием. Полная парадного блеска, роскошных храмов, драгоценных
украшений, сверкающих дворцов, она производила неотразимое впечатление
на гостей.

В неменьшей степени пробудилась умственная и духовная жизнь Восточной
империи. Ученые, богословы, философы, поэты, историки и ораторы
создавали шедевры литературы и искусства. Император Константин VII
Багрянородный, занимавший византийский трон с 913 по 959 год, сам
занялся титаническим трудом, приводя в порядок всю сумму знаний своей
эпохи. Обладая недюжинным литературным талантом, он написал ряд
медицинских, исторических и сельскохозяйственных трактатов. Он одним из
первых стал относиться к истории не как к отвлеченной науке, а как к
конкретному знанию, необходимому для практической жизни. Он собрал
воедино множество жизнеописаний святых, подобно знаменитому поэту
Симеону Метафрасту -- автору огромной агиографической поэмы, основанной
на народных преданиях и фольклоре. В эту же эпоху писал выдающийся
хронист и историк Лев Диакон, а архиепископ Кесарийский Арефа собирал
сочинения греческих мыслителей.

Влияние Церкви на общественную жизнь в этот период значительно
усилилось. Союз Церкви с государством отличался особой прочностью, хотя
Церковь и занимала подчиненное положение по отношению к светской власти.
Выборы патриарха зависели от императора, епископы не имели личных
владений. Доходы Церкви определялись опять же милостью императора - эти
обстоятельства не давали духовенству возможности уподобиться феодалам,
как на Западе.

Монашество в Византии было несравненно более многочисленным, чем на
Западе. Каждый император, видный сановник, полководец возводил свои
монастыри, наделяя их богатыми владениями. Крупнейшие монастыри
вмешивались в политику, светские же лица в борьбе за власть искали
поддержки монашества.

Как и на Западе, в Византии усилились мистические настроения, особенно
среди обездоленных масс. Множество крестьян в ожидании конца света
предаются духовному созерцанию, принимают монашеские обеты. Центром
духовной, мистической жизни Византии, а потом и всего Востока становится
Афон.

Афон

Происхождение этой своеобразной монашеской республики в Греции, на
берегу Эгейского моря, уходит корнями в далекое прошлое. Заселение
святой горы, Афона, отшельниками началось очень рано, возможно с IV
века. Монашество здесь прошло через все фазы развития: отшельничество,
затем создание лавры и, наконец, монастырей со строгим уставом.
Основателем уставного монашества на Афоне считается св.Афанасий
Афонский, при котором возникает знаменитая Лавра, названная в 960 году
его именем. В XII веке Афон уже становится общепризнанным центром
византийского монашества, духовно-мистической жизни Востока.

Основание Лавры связано со следующей легендой: отличавшийся строгостью
жизни, любовью к молитве и уединению византийский полководец Никифор
Фока и монах Афанасий, с которым сурового воина связывала крепкая
дружба, решили провести остаток дней в каком-нибудь из монастырей. С
этой целью Афанасий выбрал гору Афон, которая вдавалась в море и
казалась оторванной от всего мира. Но жизнь Никифора сложилась иначе:
ему пришлось возглавить византийскую империю; к тому же страстная любовь
привела его к женитьбе. Афанасий очень скорбел об "отступничестве"
своего друга. Но Никифор Фока и на престоле продолжал вести скромный
образ жизни, был воздержан, спал на звериной шкуре и не позволял себе
никакой расточительности. Желая загладить вину, он всячески одаривал
маленькую обитель на Афоне. В 963 году там возникли и другие монастыри,
но Никифор издал указ, в котором запрещал строительство новых обителей.

Афону принадлежало великое будущее в деле сохранения и приумножения
восточного духовного наследия. Пережив века вражеских нападений,
пожаров, монастырь, вернее, большая группа православных монастырей,
существует и сейчас, привлекая большое количество паломников. По словам
историка, "из года в год -- на всем христианском Востоке стремление к
затвору привлекало на Афон все новые и новые толпы, склоняло наиболее
гордые головы под суровый устав Афанасия и оказывало непобедимое
очарование даже на души царей".

Особенно важная роль Афону выпала после падения в XV веке Византийской
империи, когда вся духовная жизнь греческого Востока сконцентрировалась
в стенах монастырей на этой святой горе.

Но только усилий афонских монахов было бы недостаточно, чтобы восточное
христианство сохранилось и приумножило свои духовные богатства. Эту
задачу в период угасания и окончательной гибели Византийской империи
приняли на себя славянские народы.

Христианизация славян. Свв.Кирилл и Мефодий

Словно в преддверии упадка и последующей гибели Византийской империи
восточное христианство стало распространяться и укрепляться среди юных
народов, только еще обретающих свою государственность и
религиозно-национальную идентичность. Речь идет, прежде всего, о
распространении христианства среди славян. Эта миссия неразрывно связана
с именами двух братьев, будущих святых Кирилла (ок.826--869) и Мефодия
(ок.815--885).

Братья родились в греческом городе Солуни (Салоники), в семье видного
военачальника, близкого к императорскому двору. Мефодий, старший брат,
служил в славянском гарнизоне, где изучил местный язык. В разгар борьбы
с иконоборческой ересью он стал монахом, удалившись в малоазийский
монастырь Олимп.

Константин, младший брат, с ранней юности стал проявлять необыкновенную
даровитость, прекрасную память и любознательность. Еще мальчиком он
полюбил творения Григория Богослова, постоянно читал их и знал многое
наизусть. Как одаренного ученика Константина отправили в византийскую
Академию, организованную Вардой при имераторском дворе. Там он вместе с
юным престолонаследником Михаилом III учился у лучших наставников (в том
числе у будущего патриарха Фотия) и, как говорит житие, "вскоре был
обучен всей мирской мудрости: грамматике и гомеровской поэзии, риторике
и философии, арифметике и астрономии, музыке и всей эллинской науке и
был на удивление учителям своим из-за такой быстроты ума своего прозван
впоследствии Философом, т.к. преуспел в философии более других. Но не
только же в эллинском языке был премудр, но и в других языках: римские
писания изучил хорошо и сирийские диалоги,и другие иностранные изучил
языки".

Видя блестящие дарования Константина, императорский сановник Феоктист
хотел женить его на своей родственнице и способствовать его карьере при
дворе. Однако у Константина были совсем другие намерения. Он тайно
отправился на берег моря в один из монастырей и принял иночество с
именем Кирилла, под которым и стал известен в истории христианства. Но
юного философа убедили, что с его знаниями и дарованиями он может
принести огромную пользу Церкви, не удаляясь в монастырь. Кирилл
вернулся в Константинополь и получил место преподавателя философии и
библиотекаря храма св. Софии. Огромная эрудиция и проповеднический
талант позволили молодому ученому одержать несколько ярких побед в
диспутах и сделали его имя широко известным. Когда в 851 году один
мусульманский эмир обратился к императору с просьбой прислать к нему
опытного наставника-христианина, выбор пал на Кирилла.

По возвращении Кирилл провел несколько лет в монастыре Олимп, где
настоятелем был его брат Мефодий. В 860 году по инициативе патриарха
Игнатия и поручению императора, братья отправились к хазарам, которые
просили прислать миссионеров. Миссия была успешной: братья не только
обратили в христианство много хазар, но и способствовали возвращению в
Константинополь пленных греков.

В 863 году, в период патриаршества Фотия, братья отправились с миссией в
славянские земли. С этого момента начинается самая славная страница их
жизни. Проработав три года сначала в Моравии, а потом в Паннонии, братья
обращали язычников, утверждали в вере и нравственности новообращенных.
Но главная их заслуга состояла в том, что братья на основе греческого
алфавита изобрели славянскую азбуку, фактически став создателями
славянского языка и письменности. Они перевели на славянский язык части
Священного Писания, использовавшиеся в богослужении и основные церковные
службы. Кирилл создал школы для молодежи, где преподавание велось на
славянском наречии.

Однако усилившееся именно в этот период противостояние Восточной и
Западной церквей чрезвычайно усложнило просветительскую деятельность
братьев. Латинизированное немецкое духовенство, которое имело свои виды
на славянские земли и опасаясь византийского влияния, обвинило Кирилла и
Мефодия в ереси. Предлогом для обвинений было введение славянского языка
в богослужение; по утверждению немецкого духовенства, воздавать хвалу
Господу можно только на трех языках - еврейском, греческом и латинском -
тех, на которых была сделана надпись на Кресте Господнем.

В 868 году братья отправились за поддержкой к папе Адриану II в Рим.
Папа поддержал миссионерскую деятельность Кирилла и Мефодия, подтвердил
право служить по-славянски, освятил славянские книги. В Риме слабый
здоровьем Кирилл заболел и скончался, перед смертью взяв с Мефодия
обещание продолжить начатое в Моравии дело.

Мефодий, возведеннывй в сан архиепископа Паннонии, все более расширял
миссионерскую деятельность. Тем временем политические и церковные распри
разгорались. По обвинению в нарушении иерархических прав на Паннонию и
Моравию, в 870 году Мефодий был вызван на собор немецких епископов в
Баварию, где подвергся побоям и провел около трех лет в темнице. Лишь в
873 году новый папа Иоанн VIII заставил баварский епископат освободить
Мефодия. В последующие шесть лет при активном участии Мефодия славянская
Церковь значительно расширилась, охватывая территории Чехии и Польши.
Одновременно прямой и принципиальный Мефодий боролся с распущенностью
светских правителей, чем вызвал их недовольство. По-прежнему плело
против него интриги  немецкое духовенство, продолжая обвинять его в
ереси. Но главным противником Мефодия стал его собственный помощник -
рукоположенный папой в епископы немец Вихинг. Вынужденный защищаться от
постоянных обвинений, Мефодий тем не менее активно занимался церковной и
просветительской деятельностью. В 883 году он приступил к переводу на
славянский язык полного текста Священного Писания, отдельных
произведений святоотеческой литературы. Так, в трудах и борьбе, он и
встретил смерть, настигшую его в 885 году.

Со смертью Мефодия его ученики подверглись гонениям, как и неокрепшая
еще славянская Церковь. В итоге на западно-славянских землях
византийское христианство не утвердилось: западные славяне примкнули к
германско-романскому миру. Однако деятельность солунских братьев
получила дальнейшее развитие у южных славян, куда отправились многие
ученики Кирилла и Мефодия - у сербов, болгар, а потом и у русских,
соединивших в недалеком будущем свои судьбы с византийской Церковью. Для
русской православной Церкви, всех восточных церквей - как, впрочем, и
для всего христианского мира, - свв. Кирилл и Мефодий являются одними из
самых любимых и почитаемых святых.

Великий церковный раскол

К эпохе Карла Великого ясно обозначилось отчуждение между западным и
восточным христианством, хотя сам процесс отчуждения начался многими
веками ранее.

Когда Константин Великий в 330 году перенес столицу Римской империи в
Константинополь, он тем самым заложил основу политического, а затем и
церковного разделения империи на Восток и Запад. Император Феодосий в
395 году ввел раздельное управление западной и восточной частями
империи. С вторжением варваров и падением западной Римской империи в
конце V века политическое разделение стало полным и окончательным.
Церковь формально оставалась единой (что выражалось в созыве Вселенских
соборов), но фактически в своем управлении она тоже раскололась на
восточную и западную. Как мы уже знаем, на Востоке процветал
цезарепапизм, когда императоры,  по существу, управляли восточной
Церковью, становясь "папами". На Западе же папы все больше
сосредоточивали в своих руках финансовую, военную и политическую власть,
превращаясь в светских государей (такое положение некоторые историки
определяют как "папоцезаризм"). В итоге на Востоке Церковь стала важным
придатком и инструментом светской власти, а на Западе, наоборот, -
государство рассматривалось как инструмент церковной власти.

Неудивительно, что подобное различие во взглядах провоцировало
непрекращающиеся конфликты.

Другой важной причиной раскола была внутрицерковная борьба за первенство
кафедр, за влияние во Вселенской Церкви. Из нескольких крупнейших
церковных кафедр, существовавших в первые века, быстро выделились две,
представлявшие столицы империй, римская и константинопольская, и повели
многовековую борьбу.

Важной, но не решающей причиной, были богословские разногласия, которые
издавна существовали между Востоком и Западом. Греческое сознание, в
значительно большей степени склонное к теоретическому осмыслению
христианского учения, занималось детализацией и формулированием сложных
богословских доктрин. По этой причине большинство ересей, раздиравших
Церковь, рождалось именно на Востоке. Запад же больше решал вопросы
практической церковной жизни. В результате развитие Восточной и Западной
церквей имело характерные отличия как в постановке
религиозно-богословских проблем, так и в их решении.

Разделение Церквей в немалой мере вызвано причинами
культурно-исторического и этнографического характера. Каждая поместная
Церковь в определенной мере усваивала традиции, обряды, способ мышления
местного населения. Эти традиции не совпадали между собой у разных
народов и в разных регионах, что привело к целому ряду
обрядово-догматических несоответствий. Хотя подавляющее большинство этих
несоответствий являлось лишь выражением церковно-политической борьбы,
нельзя не учитывать их собственно религиозный аспект.

Обрядово-догматические различия Западной и Восточной Церквей в период
Великого раскола.

К X веку исторически сложились и закрепились в обрядово-догматической
жизни Западной и Восточной церквей следующие различия:

1. Различия в Символе веры: Западная Церковь начиная с VI века стала
вводить в формулировку Символа веры добавление: "и от Сына" (филиокве),
говоря об исхождении Св.Духа. К XI веку эта редакция Символа веры
окончательно закрепилась на Западе.

2. Уже к середине II века возникла проблема даты празднования Пасхи.
Различные даты празднования Пасхи - главного христианского праздника -
на Востоке и Западе, и соответственно несовпадение церковного года
препятствовали развитию нормальных отношений между церквами.

3. На Западе в качестве общецерковного рано утвердился латинский язык,
на Востоке же общецерковным языком продолжал оставаться греческий.
"Разделение языков" вело к богословскому размежеванию.

4. Противостояние Западной Церкви иконоборческой ереси косвенным образом
привело к ее вмешательству в дела Восточной Церкви, что в свою очередь
усилило напряженность в отношениях между ними.

5. На Западе рано утвердился обычай совершать литургию на пресном хлебе
(облатках), в то время как на Востоке она совершалась на квасном хлебе.

6. На Востоке был разрешен брак белого духовенства, т.е. священников, не
принявших монашества. На Западе для всего духовенства был установлен
обет безбрачия (целибат).

7. Существовали, казалось, и совсем незначительные расхождения,
например, правильно ли на Западе соблюдают пост в субботу или можно ли
брить бороды священникам: на Востоке духовенство обязано было носить
бороду, на Западе же священники могли бриться. И тем не менее даже такие
расхождения порой вызывали яростные споры и приводили к крупным
конфликтам.

Все вышеперечисленные причины неминуемо вели к формальному расколу
Церкви. Трагическая история раскола, завершившая накопленные годами
противоречия, состоит из двух этапов. Первый имел место в IX веке и
связан с именами папы Николая I и константинопольского патриарха Фотия.

Усиление папской власти на Западе

Замысел построения Града Божия в монархии Каролингов оказался
несостоятельным, и империя развалилась. Но народы ее инстинктивно
жаждали единства, оно воплощалось для них в лице Церкви, которую
представлял римский престол.

Первым, кто стал решительно придавать папству государственно-имперские
функции, был папа Николай I, занимавший папский престол с 858 года до
своей смерти в 867. Это был человек внушительной наружности,
несокрушимой энергии и твердой веры во вселенско-монархическое значение
папства. Приняв сан римского первосвященника, он первый из пап венчался
трехъярусной короной (тиарой) в знак своего царского достоинства.
Раздробленная Европа была бессильна перед умным и волевым "атлетом
Божиим", как его называет летописец. Николай I заставил считаться с
собой мятежных епископов, баронов и королей. Ссылаясь на примеры Пипина
и Карла Великого, он утверждал, что только папа дарует власть
императорам. По мнению папы, как Бог господствует над миром, так и папа,
его наместник, должен стоять во главе земных царств: все должны
припадать к стопам римского архиепископа, как к престолу Божию. Ради
этого Николай I, по словам летописца, "повелевал королям и тиранам и
покорял их своей власти".

Папа считал своим долгом пресечь епископское своеволие в национальных
церквах. Если кого-нибудь отставляли от духовной должности без его
ведома, он, невзирая ни на что, заставлял восстановить отлученного, и,
наоборот, отлучал неповиновавшихся.

Юридическим обоснованием неограниченной власти пап явился сборник
документов, который увидел свет при Николае I и получил название
"Лже-исидоровы декреталии". Этот сборник включал в себя уже известную
нам грамоту о "Константиновом даре", папские документы и грамоты со
времен Климента Римского, отдельные постановления церковных соборов;
составление его связывалось с именем Исидора из Севильи - главы
испанской Церкви VI века. Документы (в массе своей подложные)
провозглашали власть папы над всеми церковными руководителями и давали
право любому епископу непосредственно обращаться к папе. Одновременно
декреталии провозглашали свободу Церкви от светского контроля, более
того, объявляли о подчиненном положении светской власти по отношению к
церковной. И в представлении папы, его церковная власть распространялась
повсюду. "Атлет Божий" напряженно следил за ходом церковной жизни во
всем мире, и, когда до него доходили слухи об успехах или неустройствах
Восточной Церкви в далекой Византии или в славянских странах, он считал
своим правом и долгом принять в событиях непосредственное участие и
направить их в нужное для римского престола русло.

Борьба за константинопольскую кафедру

В Восточной Церкви к концу IX века назревала острая борьба партий. Еще в
период VII Вселенского Собора против слишком либерального патриарха
Тарасия была настроена вся братия Студитского монастыря -- центра
оппозиции правительству. Склонность византийских императоров к
иконоборчеству заставляла студитов резко осуждать лояльность патриархов
по отношению к властям и обращать свои взоры на Запад. Папы того времени
с большим уважением относились к греческому православию и оказывали ему
поддержку в тяжелые моменты - не случайно Феодор Студит называл папу
"божественным пастыреначальником". Но положение изменилось, когда в 847
году на константинопольской кафедре оказался  патриарх Игнатий.

По отзыву современника, Игнатий был "отличный монах, но не блестящий
патриарх". Он был необразован и не видел особого смысла в образовании,
считая, что христианину достаточно вести  аскетический образ жизни и
постоянно пребывать в молитве. Основной своей целью он полагал
укрепление монастырей, что часто делалось за счет других сфер
государственной жизни; к тому же в своих оценках и решениях Игнатий
бывал резок и несправедлив. В конце концов, его деятельность стала
вызывать широкое недовольство в светских кругах.

В это время власть формально принадлежала Феодоре, матери юного
императора Михаила III. Последний же находился под влиянием своего дяди
Варды, человека порочного и не гнушавшегося никакими средствами для
достижения власти. Патриарх Игнатий резко обличал развратное поведение
Варды, а однажды не допустил до причастия. Когда же Михаил III отнял у
матери власть, потребовав от Игнатия насильно постричь ее в монахини,
тот не согласился. Враги ему этого не простили: в 858 году Игнатий был
низложен и отправлен в ссылку, а на место патриарха был поставлен
государственный секретарь Фотий (ок.820-891).

Талантливый и высокообразованный Фотий понимал, что у Игнатия огромное
число приверженцев, особенно среди монашества, и потому обещал почитать
его как своего отца. Однако надежды на мирный характер смены церковной
власти не оправдались. Игнатий не согласился на добровольное отречение.
Его сторонники предали Фотия анафеме. В ответ Фотий собрал Собор, где в
свою очередь предал анафеме Игнатия. После чего приверженцы патриарха
Игнатия подверглись притеснениям и гонениям со стороны Варды, несмотря
на заступничество самого Фотия.

Вступив на патриаршую кафедру, Фотий уведомил об этом лишь восточных
патриархов.

Прошло три года, прежде чем в Риме получили какие-либо официальные
сведения о происшедших на Востоке переменах, когда отчаявшийся Игнатий
апеллировал к папе Николаю I. Величая его "патриархом всех кафедр,
наследником князя-апостола", он жаловался на незаконное смещение его с
престола. Письмо к папе послал и Фотий, оправдывая свое патриаршество
вынужденными обстоятельствами и подчеркивая, что престол он занял против
воли.

Папа Николай I отправил в Константинополь двух легатов разобраться с
ситуацией на месте. В 861 году состоялся Собор с их участием, на котором
патриаршество Фотия было признано законным. Игнатий опять послал в Рим
апелляцию; папе написали также император и Фотий. Николай I на этот раз
заявил, что он не давал своим легатам полномочий решать дело, и не
согласился с соборным решением. В 863 году он осудил Фотия, низложил его
и признал законным патриаршество Игнатия. Фотий, естественно, с решением
Рима не согласился.

В это время происходили и другие церковно-политические события, еще
более осложнившие отношения Рима с Константинополем. Папа принял под
церковно-административное управление Болгарию, что привело Фотия в
крайнее негодование: он посчитал, что папа посягает на исконно восточные
земли. В 867 году Фотий отправил послание восточным епископам, где
жаловался на "латинян", затаптывающих истинную христианскую веру. Он
вспомнил о многочисленных теологических расхождениях между Востоком и
Западом, объявив западное вероучение ложным и смертельным для
христианства. Именно в этом послании богословские противоречия двух
церквей впервые сформулировали в явном виде и им придали такое значение
(любопытно, что ранее, в 861 году, письмо Фотия к папе, напротив,
отличалось либеральностью в подходе к обрядово-догматическим вопросам).
Тогда же Фотий созвал Собор, на котором папа Николай  I был предан
анафеме.

Далее события развивались с калейдоскопической быстротой. На
константинопольском престоле сменилось несколько императоров, а на
римской кафедре - несколько пап. За долгие годы церковно-политической
борьбы Фотий был смещен, потом опять восстановлен в сане патриарха и,
наконец, в 886 году смещен окончательно. После этого борьба Рима с
Константинополем несколько затихла - с тем, чтобы через полтора столетия
разгореться вновь и закончиться самым печальным образом.

Разделение Церквей в 1054 году

Второй этап борьбы крупнейших церковных кафедр и окончательное
разделение церквей связано с именами еще двух выдающихся представителей
Рима и Константинополя - папы Льва IX  и патриарха Михаила Керуллария.

Благодаря клюнийскому реформаторскому движению и поддержке немецких
королей папство к середине XI века значительно окрепло. Особый авторитет
римский престол обрел при понтификате папы Льва IX, занимавшего его с
1048 по 1054 год.

До своего избрания папой Лев был немецким епископом и долго отказывался
от возведения на папский престол. Лишь по настоянию императора Генриха
III он согласился стать папой. Способный руководитель, последовательный
сторонник клюнийских реформ, он открыто стал бороться с симонией и
браками духовенства - его дело впоследствии успешно завершил Григорий
VII. Римская кафедра стала постепенно выходить из печального состояния,
в котором долго пребывала. Однако постоянную угрозу Италии и Риму
составляли норманны, а Генрих III отказался поддерживать папу. Поэтому
папа, нуждаясь в политическом союзе с Византией, не мог не желать мира с
константинопольским патриархом. Лев IX не хотел быть с ним "на равных" и
лишаться церковного и политического первенства Рима, в котором был
глубоко убежден. Такое положение никак не устраивало его оппонента -
константинопольского патриарха Михаила Керуллария.

Михаил Керулларий происходил из знатной семьи. С юных лет он отличался
серьезностью и проявлял склонность к государственной деятельности. Его
даже прочили в императоры во время очередного дворцового заговора,
участником которого он был. Однако заговор оказался неудачным, и летом
1040 года Михаил Керулларий был лишен имущества и пострижен в монахи. В
1043 году на престол взошел Константин IX Мономах, который приблизил к
себе Михаила и сделал ближайшим советником; вскоре Михаил занял и
патриаршую кафедру. Отдавшись служению Церкви, Михаил Керулларий
сохранил черты властного и государственно мыслящего человека, но был
столь честолюбив, что не терпел даже малейшего умаления своего
авторитета и авторитета константинопольской кафедры.

Византия, в противоположность Риму, после короткого периода расцвета в X
веке стала приходить в глубокий экономический и политический упадок.
Положение усугублялось появлением на Востоке нового врага - сельджукских
турок, против которых  ослабевшая изнутри Византия уже не в состоянии
была выстоять. Неудивительно, что ей необходимо было союзничество
Запада.

Казалось, в таких обстоятельствах, когда Восток и Запад, объединенные
общей христианской верой, нуждались друг в друге, естественен был их
союз. Действительно, начался долгий процесс переговоров, который
закончился не только неудачно, но и полным разрывом двух ветвей
Вселенской Церкви - Западной и Восточной.

Император Константин Мономах попытался заключить договор с папой о
совместной защите Италии от норманнов, за что обешал Льву IX вернуть
южно-италийские провинции, находящиеся под юрисдикцей Константинополя.
Договор собирались скрыть от честолюбивого Михаила Керуллария, так как
константинопольский патриарх мог не согласиться на потерю своих
владений. Однако Керулларий узнал о готовящемся договоре и решил
доказать императору свою независимость и принципиальность. В 1053 году
Михаил Керулларий закрыл в Константинополе латинские церкви и монастыри,
через которые папа, пользуясь политической ситуацией, стремился
распространять латинский обряд. Кроме того по поручению патриарха один
из византийских иерархов, Лев Охридский, написал сочинение против
латинских обрядов (употребление опресноков, пост в субботу и т.д.) - при
том, что разговоры о богословско-догматических различиях между церквами
за прошедшие десятилетия, со времени патриарха Фотия, практически не
возникали. В ответ папа направил патриарху послание, где указывалось,
что в Церкви должны царить мир и согласие: "Различие в обычаях, согласно
с местом и временем, не вредит спасению, лишь бы мы были соединены верою
и взаимной любовью, которая делает нас достойными перед Богом". Однако
папа не преминул указать на грехи прежних константинопольских иерархов,
отметил склонность последних к еретическим взглядам и даже привел чисто
мифические сведения о том, что когда-то на константинопольскую кафедру
была поставлена женщина. По сути, в своем письме папа предлагал
константинопольской Церкви почитать римскую Церковь как мать.
Политическая ситация была очень острой - и Керулларий, несмотря на
обидный тон письма, склонялся к примирению и даже некоторым уступкам.
Однако в одном вопросе его позиция оставалась непримиримой: он требовал
признать права константинопольского патриарха равными с правами папы.
Папа на это пойти никак не мог: он упрекает Михаила Керуллария за
употребление титула “вселенский патриарх”, который, по мнению Льва IX,
надлежит носить только папе.

Конфликт начал разгораться. По поручению патриарха, монах Никита Стифат
составляет новое обличение против Западной Церкви. В начале 1054 года в
Константинополь прибывает посольство из Рима, полномочное обсуждать
вопрос  о союзе с Византией против норманнов. В состав посольства входил
кардинал Гумберт, который заблаговременно составил опровержение на
обличение Стифата. В ходе диспута Стифат признал свою неправоту и его
трактат был торжественно сожжен. Однако Гумберт, человек
высокообразованный, не проявил достаточно мудрости и такта, чтобы
поладить с патриархом и отнестись к нему с подобающим почтением. На
созванном вскоре Соборе разгневанный Михаил Керулларий выделил папским
легатам места позади греческих архиереев. Папские легаты сочли это
унижением и отказались их занять; тогда патриарх прервал с ними всякие
отношения.

У императора, озабоченного судьбой договора с Римом, и паских легатов
возникла мысль созвать Собор и осудить патриарха. Хотя в один из этих
дней папа Лев IX умирает, его послы не идут на компромиссы. 15 июля 1054
года во время богослужения в Софийском соборе, при огромном стечении
народа легаты прошли к алтарю и обратились к византийцам с проповедью,
жалуясь на упорство их патриарха, после чего положили на св.престол
буллу, в которой патриарх и его приверженцы обвинялись в ересях и
анафематствовались. Однако население Константинополя поддержало
патриарха; начались волнения, чуть не стоившие жизни римским послам и
самому императору. Михаил Керулларий созвал Собор, и 20 июля 1054 года
на нем была произнесена анафема на всех, "кто трудился над изготовлением
буллы", а сама булла сожжена.

Так, взаимным анафематствованием ознаменовался великий раскол Вселенской
Церкви на Восточную и Западную. О причинах и характере раскола написаны
сотни книг, виновниками объявляются и одна, и другая сторона. Историки
до сих пор спорят о событиях тех лет и выясняют, чьей вины было больше -
Рима или Константинополя, Западной Церкви или Восточной. По-видимому,
вина в равной степени лежала на обеих сторонах, точнее говоря, на Церкви
в целом, - в том, что ее историческое развитие очень часто не имело
ничего общего с евангельскими призывами. В любом случае, к концу IX века
идеологические и церковно-политические предпосылки скорого раскола
церквей уже окончательно сложились, а в середине XI века реализовались
окончательно.

Образовавшиеся независимые ветви Церкви получили название Католической и
Православной, под которыми и известны на протяжении последних десяти
веков. Но если Западную Церковь по-прежнему олицетворяет и возглавляет
римская кафедра и ее предстоятель - папа римский, то Византия перестала
быть оплотом восточного христианства. За несколько веков ее упадка, а
затем гибели в XV веке под ударами турок, центр православия переместился
на север - в русские земли. Новым оплотом православия стала русская
Православная Церковь.

  

О христианском единстве

Безусловно, разделение церквей - событие глубоко трагичное для сознания
всякого христианина, ибо в нем нарушается основной принцип жизни Церкви
- ее единство. Многочисленные попытки преодолеть раскол носили по
большей части искусственный характер и приводили не к лучшим
результатам. Тем не менее задача достижения христианского единства
по-прежнему стоит перед христианами Востока и Запада, которые обрели на
своем индивидуальном пути бесценный опыт. Эту мысль прекрасно выразил
русский философ Н.Бердяев: "Для таинственных целей Промысла религиозная
жизнь человечества распалась на два опыта, на два пути. Оба опыта имеют
свою миссию и восполняют друг друга, но мы должны понять различие этих
опытов и победить вражду на разных путях, мы можем и должны".
Воссоединение христиан должно идти по пути взаимопонимания и
взаимопознания. Духовный опыт Запада должен стать в той же мере
достоянием Востока, как богопознание Востока должно принадлежать Западу.
Когда отчуждение исчезнет, падут и вероисповедные перегородки. Только
тогда будет и едино стадо -- Вселенская церковь, и един пастырь --
Христос!

Христианство на Руси

Крещение Руси

Христианство стало проникать на Русь задолго до ее крещения. Существуют
неоспоримые исторические сведения, что часть русов была крещена еще в IX
веке при Аскольде (ум. в 882). Более того, само крещение Руси носило
официальный характер, а константинопольским патриархом Фотием был послан
на Русь архиепископ для создания здесь церковной структуры. Однако в
этот период на Руси, по-видимому, шла напряженная борьба между
христианской и языческой партиями, и окончательно христианство
утвердилось более чем через сто лет. Тем не менее, по свидетельству
летописей, среди дружинников князя Игоря (ум. в 945) имелось немало
христиан, а в Киеве действовала христианская Церковь, где совершались
богослужения и приносилась присяга, "ибо многие варяги и хозары" были
христианами. В 957 году приехавшая в Византию киевская княгиня Ольга уже
была христианкой. У ее внука, князя Владимира (ум. в 1015), еще до
крещения четыре из пяти жен были христианками. Много христиан проживало
до крещения Руси и в Новгороде, где действовала церковь Преображения
Господня.

Русь в IX-X веках была традиционно связана с блистательным
Константинополем - Царьградом и со славянами в центральной Европе и на
Балканском полуострове. Эти связи в значительной степени определили
ориентацию Киевской Руси на восточно-христианский мир. При этом у
киевских князей была возможность выбора между различными религиями, так
как их исповедующие государства были заинтересованы в контроле над
богатыми русскими землями. Именно о подобном соперничестве между
крупнейшими монотеистическими религиями рассказывает эпизод из памятника
древнерусской литературы "Повесть временных лет". Согласно этому эпизоду
(подлинность событий, изложенных в нем, многими учеными отрицается),
получившему название "Сказание о Владимировом крещении", в Киев в 986
году пришли представляющие восточное христианство посланцы из
Константинополя, миссионеры из Рима, а также представители иудаизма и
ислама. Согласно легенде, князю Владимиру больше всего понравилась речь
греческого проповедника, однако он еще не торопился принять христианство
восточного обряда. На следующий год князь отправил в разные страны
посольства, чтобы они на месте могли ознакомиться с каждой из религий.
Летопись рассказывает, что латинские и мусульманские обряды не произвели
на послов особого впечатления, Константинополь же и греческие церковные
службы привели послов в восторг, и они усиленно стали склонять Владимира
к принятию христианства восточного обряда. Однако окончательное принятие
христианства Владимиром оказалось связанным с военно-политическими
обстоятельствами - походом на Корсунь и женитьбой на греческой царевне;
условием женитьбы было крещение Владимира. Вернувшись в Киев в 988 году,
Владимир разрушил языческие капища и крестил в Днепре народ, после чего
начал "строить в городах церкви и назначать попов".

Даже из вышесказанного ясно, что крещение Руси Владимиром не было столь
простым и быстрым делом, как его часто представляют. Прежде всего,
летописи рисуют нам яркую и противоречивую фигуру князя, который до
крещения мало походил на христианского святого. Язычник по натуре и
верованиям, он содержал гарем, устраивал оргии, даже приносил в жертвы
христиан. Опыт полководца и мудрость политика сочетались в нем с яростью
и необузданной жестокостью.

Процессу крещения предшествовали попытки Владимира реформировать
языческий культ и даже ввести ислам, о чем есть недвусмысленные
упоминания в исторических источниках.

Тем не менее не вызывает сомнений, что, крестившись, князь Владимир
перестал быть язычником и стал ревностным христианином. Изменились ли
его убеждения в силу данного ему Откровения, пережитого духовного опыта
или политических обстоятельств не совсем ясно. Однако он решительным
образом отверг язычество и утвердил новую религию. Естественно, люди не
могли легко отказаться от прежних многовековых верований - поэтому
процесс крещения народа был осуществлен в приказном порядке. По
свидетельству митрополита Илариона, "крестились если не по собственной
воле, то из страха перед приказавшим". В некоторых местах, в частности,
Новгороде, замена традиционного языческого культа новым встречала
открытое сопротивление. Но все же Русь оказалась готовой к принятию
новой веры.

Впоследствии Владимир активно содействовал укреплению и распространению
христианства, а официальной датой крещения Руси традиционно стали 
считать 988 год.

Начало Церкви на Руси

Славянская Русь представляла собой совершенно своеобразную среду и
поэтому вере Христовой здесь суждено было приобрести особую окраску и
новый облик. Свет истины, преломившись через призму русского народного
характера, вылился в одно из самых ярких и значительных явлений
христианства -- русское православие. Оно выработалось в процессе роста
национального самосознания и исторического развития Руси. Киевский
период (до нашествия монголов) стоит в этом отношении как бы особняком
от последующей истории, но уже в нем начинает складываться образ святой
Руси, ставшей центром восточно-христианского богопознания и жизни.

Как и у варваров, на Руси до принятия христианства жизнь человека была
тесно связана с природой. Крестьяне, обрабатывавшие "мать-сыру землю",
целиком зависели от нее. Жизнь крестьян была во власти стихий, и
отказаться от языческих богов, управлявших ими, - значило поставить под
удар самое свое существование. Вместе с тем древнеславянская религия
была довольно примитивна и не оказывала большого влияния на народ.
Поэтому, когда Перуна в народном сознании в конце концов заменил пророк
Илья, переход совершился безболезненно, но одновременно и не слишком
осознанно. К тому же пышность византийского православия, усвоенная
Русью, способствовала выдвижению на первый план скорее обрядов, а не
содержательной стороны христианства. Не случайно, все благочестие героев
былин заключается нередко в том, что они "крест кладут по писаному и
поклоны ведут по ученому".

Но стихийная природа дохристианских народных верований имела и
положительный аспект. Она дала возможность развиться тому чувству
близости Бога, близости Христа, Господа-Батюшки, который присутствует не
где-то в заоблачных высях, а здесь, на земле, с людьми. Христос помогает
и сострадает им. Это чувство естественной и непосредственной близости
Христа стало основой русской святости, в целом лишенной страсти и
порыва, свойственных западному христианству.

Киевский период был самым воинственным в истории Руси: дружины князей
штурмовали Византию; воины-язычники пили из черепов поверженных врагов.
В этот момент на Русь пришло христианство, и Русь откликнулась на
этическую сторону евангельского учения. В отличие от германцев, она
восприняла Христа не как вождя, а как "Милостивца".

Конечно, отнюдь не всегда христианские нравственные законы работали в
полную силу, языческое прошлое все время давало о себе знать в народном
сознании (что привело к существованию понятия двоеверия применительно к
Руси - сочетания христианской веры и языческих верований), и проявляется
оно вплоть до наших дней. Столкновение  жестокого и воинственного
язычества со светлым и исполненным любви духом христианства привело к
борьбе, первыми героями и мучениками которой народ справедливо почитает
князей Бориса и Глеба — сыновей Владимира.

Свв. Борис и Глеб (оба ум. в 1015)

Когда должен был решиться вопрос, кто будет наследовать Владимиру, один
из его сыновей -- Святополк -- решил захватить великокняжеский престол,
насильственно устранив своих братьев Бориса и Глеба. Борис на
предложение дружины начать борьбу ответил: "Не подниму я руку на брата
старейшего, он мне вместо отца". Это было первое истинно христианское
слово, прозвучавшее на Руси. Дружина покинула князя, считая его слова
проявлением слабости. Когда убийцы пришли к Борису, слуги, как
рассказывает житие, плакали и говорили: "Милый наш господин, дорогой! Ты
не хотел противиться брату любви ради Христовой!" Борис был убит, такая
же участь постигла и юного Глеба. Русь оценила их смерть как
мученичество за веру и причислила братьев к лику святых. Христианская
кротость и смирение князей-страстотерпцев помогали русскому народу в
течение веков сохранять терпение и мудрость в самые трудные исторические
моменты.

Просветительская деятельность Ярослава Мудрого

Киевский трон занял другой сын Владимира, Ярослав Мудрый (978--1054),
сделавший для Русской Церкви не меньше, чем его отец - но уже на поприще
просвещения и укрепления христианства на Руси. Человек широких взглядов,
опытный правитель, тесно связанный брачными узами с европейскими
государями, Ярослав стремился к упрочению христианства в Киевском
государстве и достижению культурного уровня Византии и Западной Европы.
Просвещение было жизненно необходимо для Руси, так как она имела очень
молодую и неразвитую культуру. Ее удаленность от духовных и
экономических центров мира создавала печальную перспективу замкнутости и
одичания. Поэтому Ярослав налаживал связи со всеми странами, тепло
принимал послов, старался перенять все достижения христианских
цивилизаций, особенно заботясь о распространении духовной литературы. 
Из южнославянских стран стали прибывать священники - греки, болгары,
сербы. Они привозили с собой церковную утварь, древнюю религиозную
литературу, богослужебные книги, которые начали переводить на славянский
язык. Появились книжники, специализировавшиеся на переписывании книг.
Одновременно народ начали обучать грамоте - христианская Церковь стала
просветительницей Руси.

Ярослав основал большую публичную библиотеку. К его времени относится
древнейшая русская рукопись Евангелия (так наз. Остромирово Евангелие).
Он выдавал специальные пособия священникам для проповеди народу, создал
школу для боярских детей. Просветительское дело Ярослава продолжил его
сын Святослав II (1027-1076), который издал "Изборник" - книгу,
составленную из переводов на славянский язык отрывков из произведений
Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Августина,
Максима Исповедника, Иоанна Дамаскина и других Отцов Церкви.

Не меньшая заслуга принадлежит Ярославу Мудрому в деле становления
русской правовой системы. Введение христианства сыграло огромную роль
для изменения нравственного состояния народа, ранее жившего языческими
представлениями о добре и зле. Нормы древнерусского права в их
христианском переосмыслении становились нормами права церковного. Ряд
таких норм по своей гуманистической природе превосходил даже
византийские аналоги - например, законы о браке, убийстве, оскорблении.
Такие правила были введены еще Владимиром, но в наиболее полном и
детальном виде они сформулированы в так называемом Уставе Ярослава,
одним из авторов которого был Иларион - первый русский митрополит.

Становление Церкви на Руси. Христианская культура и искусство

Вскоре после введения христианства на Руси была создана начальная
церковная структура в форме митрополии константинопольского патриархата.
Ее возглавлял митрополит, присылавшийся из Константинополя и имевший
местом пребывания кафедральный собор св.Софии в Киеве. Во многих
крупнейших городах - Белгороде, Новгороде, Полоцке и других - были
созданы епископии. В течение почти всего XI и XII века русская Церковь
управлялась митрополитами греческого происхождения. Это в известной мере
делало Церковь независимой от симпатий той или иной партии и власти. Но
уже Ярослав сделал попытку изменить это положение и в 1051 году поставил
митрополитом русского пастыря Илариона, выдающегося мыслителя и
писателя, от которого до нас дошло знаменитое "Слово о законе и
благодати". Этот первый дошедший до нас памятник древнерусской
литературы свидетельствует, какой духовный подъем испытала Русь и какие
великие пастыри окормляли ее, хотя не прошло еще и ста лет со времени
крещения народа Владимиром. В форме торжественной проповеди, разделенной
на три части, Иларион развивал три идеи: о духовном превосходстве Нового
Завета ("благодати") над Ветхим Заветом ("законом"), о великом значении
крещения Руси и роли князей Владимира и Ярослава, о величии Русской
земли. Интересно, что в "Слове" князь Владимир превозносится как "новый
Константин", а его деятельность приравнивается к деяниям апостолов. По
мнению автора, Владимир, мудрый политик и отважный воин, принял
христианство по божественному внушению. Литературные достоинства "Слова"
высоки; его торжественный стиль выдержан в жанре византийской риторики;
в произведении можно обнаружить массу символических параллелей,
традиционных приемов византийского красноречия. Не случайно "Слово"
сильно повлияло на развитие последующей древнерусской литературы.

Огромное значение для становления русской культуры, литературы, истории
имели летописи. Подобно "Слову" Илариона, летописание было проникнуто
стремлением осознать текущие события путем обращения к прошлому, поэтому
интерес монахов-летописцев к истории своего народа выразился не только в
прославлении деяний христианских подвижников, но и подвигов древних
языческих князей. Летописцы опирались в своем повествовании на самый
разный материал - исторические документы, устные предания. В летописях
широко используется народный фольклор: для стиля летописания характерны
прямая речь героев, публицистические приемы, использование пословиц и
поговорок. В Киеве летописи записывались игуменом Киево-Печерской Лавры
Никоном во второй половине XI века; появились свои летописцы и в
Новгороде. В начале XII веке киево-печерский монах Нестор собрал
летописные своды воедино. Этот свод получил название "Повесть временных
лет" и является основным источником сведений для современных
ученых-историков.

В быстро возникавших монастырях концентрировались основные силы ученых,
писателей, художников того времени. Церковные писцы, зодчие, иконописцы
приезжали из Византии и других стран и передавали секреты мастерства
русским. Вскоре русские мастера уже самостоятельно воздвигали храмы,
писали фрески и иконы, которые приводили в восхищение иностранцев и
вошли в золотой фонд мировой культуры.

Ярослав хотел сделать свою столицу Киев такой же великой, как
Константинополь. Он построил в Киеве дворец, Золотые ворота и, наконец,
величественный храм св. Софии (1037). В этом великолепном сооружении
византийские приемы зодчества были творчески переработаны на основе
местных традиций греческими и, по всей вероятности, русскими мастерами.

Снаружи храм был увенчан пятью круглыми куполами. Внутренность храма
украшает грандиозная мозаика с изображением воздевшей руки Богородицы,
словно благословляющей народ. Ее шестиметровая фигура в центре алтарной
апсиды как бы поддерживает церковное здание.

Незабываемы мозаичные фигуры отцов Церкви в нижнем поясе апсиды; их
лики, светлые одеяния с черными крестами изображены с удивительной
тонкостью и гармоничностью. За престолом находится мозаичная композиция
"Евхаристия"; художнику удалось замечательно передать стремительный
порыв, с которым апостолы направляются к храму.

В те же годы была построена и церковь Спаса на Берестове с барельефами,
напоминающими древневосточные изображения, и выдающийся по красоте храм
св. Софии в Новгороде с пятью куполами, напоминающими шлемы воинов.
Новгородский собор св.Софии окончательно определил рубеж, когда русское
религиозное искусство перестало быть только ветвью искусства
византийского. Великие соборы XI века сыграли в жизни Руси огромную
роль, став центрами духовного просвещения, национальной святыней,
знаменем единства русских христиан.

Весь христианский мир стал местом познания и обретения духовного опыта
для тысяч новообращенных. Русский народ особенно отличался любовью к
святым местам - они зачастую были для него единственными источниками
познания и вдохновения. Вчерашние язычники, еще жившие во власти своего
прошлого, отправлялись они в те уголки мира, где била ключом благодатная
сила молитвы и Духа Святаго, хранимая и приумножаемая подвижниками и
святыми. Монастыри Византии, Св. Земли, Афона принимали первые потоки
паломников, шедших из далекой Руси приобщиться к сокровищнице
христианской веры. И, наконец, духовный уровень русского христианства
настолько возрос, что такая же сокровищница появилась и на русской
земле. Ею стала Киево-Печерская Лавра - монастырь, которому предстояло
быть средоточием веры Христовой на Руси.

Киево-Печерская Лавра

В эпоху князя Ярослава, среди многочисленных паломников-богомольцев,
отправлявшихся в нелегий путь к святым местам, был молодой странник
Антипа. После долгих скитаний остановил свой выбор на Афоне и вскоре
стал там иноком, приняв имя Антония. Его горячая вера и святая жизнь
обратили на себя внимание игумена. Настоятель монастыря, как
рассказывает летопись, велел Антонию: "Иди на Русь обратно, и да будет
на тебе благословение Святой горы, ибо от тебя пойдет много чернецов".
Символично, что именно на Афоне - святыне византийского христианства -
было дано напутствие будущему основателю русской христианской святыни,
преподобному Антонию.

В лесной пещере на берегу Днепра, где Иларион "молился Богу в тайне",
Антоний зажег первую свечу Киево-Печерского монастыря. Вскоре о его
монашеском подвиге заговорили повсюду. Антоний не замыкался от людей, и
многие стали ходить к нему за благословением. Появились и ревностные
ученики, стремившиеся во всем подражать святому. Образовалась маленькая
община монахов, проводившая дни в молитве, труде и воздержании. В помощь
Антоний взял себе одного из подвижников, которого звали Феодосий. Община
монахов привлекла внимание князя Изяслава, и он разрешил им построить на
горе монастырь. Община разрасталась, и скоро Антоний, привыкший жить в
одиночестве, выстроил себе хижину неподалеку. Там он и скончался в 1073
году.  Феодосий же собрал до 100 иноков и по благословению Антония ввел
в монастыре (названном Печерским - от слова пещера) строгий устав, по
образцу греческого студитского, перенеся главные обители монастыря на
близлежащую гору.

Преподобный Феодосий (ум. в 1074) -- одна из наиболее ярких фигур в
светлом сонме киевских подвижников. Боярский сын, он еще с детства
пренебрегал мирскими удовольствиями. Феодосия манила жизнь в тихих
лесных скитах, в далеких греческих монастырях, о которых рассказывали
странники; он мечтал о путешествии в Святую Землю. Однако семья не
хотела такой судьбы для сына и всячески препятствовала желаниям
мальчика. Наконец, в 1056 году он тайно ушел из дома и, явившись к
Антонию, попросил принять его в число иноков. Мать же Феодосия, после
бесплодных увещеваний, обращенных к сыну, сама стала монахиней.

Несмотря на свой юный возраст, Феодосий сразу явил подлинный образец
любви, послушания и кротости. В 1063 году он стал настоятелем Печерской
обители.

Трудолюбие было отличительной чертой святого игумена. Он всегда первым
подавал пример во всяком деле. Будучи старцем, Феодосий, по словам
жития, "часто ходил в пекарню и веселый духом пек хлеб". В житии преп.
Феодосия поражает именно это "веселие духа", отсутствие столь привычной
для Востока мрачной аскезы и самоуничижения.

Подвижник хорошо знал Священное Писание, и всегда учил монахов ценить
"предание отеческое и чтение книжное". С монахом Никоном, по рассказу
летописца, они многие часы посвящали оформлению книг. Таким образом,
стараниями Феодосия было положено начало и просветительской деятельности
Киево-Печерского монастыря.

Руководство братией было для Феодосия делом первостепенной важности. Он
учил их воздержанию как знаку добровольной жертвы Богу. Он говорил им о
смысле Иисусовой молитвы "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя
грешного", о великой мистической силе, которая заключена даже в самом
имени Спасителя. Сосредоточение мысли и чувства на Божественном образе
Христа было для Феодосия равнозначно очистительному огню.

Феодосий заботился не только о монахах, но и "о мирских душах, как бы им
спастись, особенно о духовных сынах своих, утешая и наставляя
приходивших к нему, а иной раз в дома их приходя и благословение им
подавая".  В лице Феодосия Русь сумела преодолеть недостаток Византии:
один из самых великих ее подвижников не замыкался от мира и общества, а
поучал народ, боролся с языческими пережитками. "Господь и апостолы, --
обращается он к тем, которые проводили новые праздники по старинным
языческим обрядам, — заповедали праздновать светлые праздники, но
праздновать не телесно, а духовно, чтобы они не работали чреву и
пьянству, а молились Богу о своих грехах и кормили нищих".

Всю свою жизнь преп.Феодосий положил на укрепление христианства на Руси.
Трогательно было прощание игумена с братией перед смертью. В холодный
зимний день, сидя в санях, Феодосий благословлял своих детей перед тем,
как предстать престолу Вседержителя. Эта картина на всю жизнь
запечатлелась в памяти летописца, который, по собственным словам, был
тогда восемнадцатилетним юношей.

После смерти Феодосия лавра продолжала жить тихой и свободной жизнью. "В
любви пребывая, младшие слушались старших... так же и старшие с любовью
относились к младшим, учили их, утешали как детей возлюбленных,"-
рассказывает летописец.

Какова была духовная атмосфера в первом русском монастыре, можно судить
по словам его воспитанника -- автора "Повести временных лет":

"Все совершается в любви, -- пишет он. - Любви ради и грехи исчезнут,
любви ради и Господь сошел на землю и распял Себя за нас грешных, взяв
грехи наши, пригвоздил Себя ко кресту, дав нам крест, чтобы отгонять им
ненависть бесовскую".

Это ощущение величия любви поставило киево-печерских подвижников на ту
высоту, с которой они и поныне светят нам своею жизнью, по прошествии
почти десяти веков.  Свет  этот  неугасим.

ПРИЛОЖЕНИЕ I

Михаил Горелик

ИУДАИЗМ ПОСЛЕ РАЗРУШЕНИЯ ВТОРОГО ХРАМА

I. На переломе истории 

Разрушение Второго Храма (70 г.) - трагический рубеж в истории
еврейского народа. Вспыхнувшее четырьмя годами раньше Великое восстание
против Рима не завершилось под обломками Храма. Оно не завершилось и
трагедией Масады (73 г.), где повстанцы покончили с собой, чтобы умереть
свободными людьми, а не рабами Рима. Огонь борьбы, то тлея, то вдруг
вспыхивая, горел еще 70 лет, напоследок полыхнув пожаром восстания
Бар-Кохбы (132-135 гг.) 

В этом огне сгорели не только сотни тысяч жизней, но и ряд важных идей,
которые многим казались незыблемыми: 

что Храм - это краеугольный камень национального существования. Так
считали саддукеи; 

что государственная и политическая независимость - необходимое условие
самой жизни еврейского народа. Так считали зелоты; 

что уже нынешнее поколение увидит Мессию (Машиаха). На это надеялись
очень многие. 

Великий рабби Акива признал Мессией Бар-Кохбу. “Акива,сказал ему один из
законоучителей, - у тебя скорее трава из щек вырастет, нежели Мессия
прийдет”. 

Бар-Кохба (Сын звезды) упоминается в Талмуде. Правда, как Бар-Козива
(Сын лжи). “Пусть Бог не помогает - лишь бы не мешал”, - говорил
Бар-Кохба. Но фарисеям не нужны были такая независимость и такое
государство, в котором Бог “лишь бы не мешал”. 

В Талмуде ничего не говорится о Масаде. Убивая своих жен и детей, а
затем и друг друга на вершине горы, откуда взору открывается марсианский
пейзаж Иудейской пустыни и Мертвого моря, защитники крепости завершали
не только свою собственную жизнь (с твердым упованием на жизнь вечную).
Для них это был конец еврейской истории! 

Они ошиблись. Занавес еврейской истории не опустился. Законоучители
Талмуда были против личного и национального самоубийства, какими бы
мотивами оно ни диктовалось. Поэтому-то история Масады не попала в
Талмуд. Иоханан бен Заккай (I в. н.э.) - законоучитель, знаменующий
собой поворот (не конец!) истории, бежал из осажденного Иерусалима,
потеряв надежду, что его слово будет здесь услышано. Попадись он в руки
защитников Масады, они убили бы его как предателя. 

Говорят, что Иоханан бен Заккай, ускользнув из рук бескомпромиссных
патриотов, явился к осаждавшему город Веспасиану (9-79) и предрек ему
императорский жезл. На вопрос Веспасиана, чего желает он для самого
себя, Иоханан бен Заккай попросил небольшую провинциальную духовную
школу в захудалом городке Явне. Эта школа стала кузницей новых форм
существования еврейского народа в истории: без Храма (мерзость
запустения на месте его), без государственности, даже без собственной
земли, откуда выметала евреев железная римская метла. 

Император Адриан (76-138) заново отстроил Иерусалим, переименовав его в
Элия Капитолина. Теперь это был языческий город, закрытый для евреев.
Что же оставалось? Тора и учители, преданные ей. 

Адриан запретил изучать Тору и выполнять данные в ней заповеди. Он
повелел сжигать священные свитки и обагрил Землю Израиля кровью
мучеников. С рабби Акивы, который, презрев императорский указ, открыто
учил Торе, железными гребнями содрали кожу. Он умер, молясь. Рабби
Ханину сожгли, завернув его в свиток Торы. Ученики донесли до нас его
последние слова: “Пергамент сгорает - буквы улетают на небо”. 

Те, кто, подобно Иоханану бен Заккаю, не считали, что следует отдавать
жизнь за национальную независимость, были без колебаний готовы отдать ее
за Тору. В их глазах только она была абсолютно необходимым условием
существования еврейского народа. Ибо в понимании законоучителей народ
Израиля был призван в историю именно для того, чтобы хранить Тору. 

II. Союз и Тора 

Для того чтобы созидать будущее, следовало осмыслить происшедшую
катастрофу и ее причины. Каким образом язычники смогли разрушить Храм -
дом Божественного Присутствия? Разве Бог не верен своему Союзу? Разве Он
покинул избранный Им народ? 

Слово “Храм” пишется здесь с заглавной буквы как имя собственное. Речь
идет о единственном и уникальном храме, где только и возможны
жертвоприношения. 

Точно так же пишется с заглавной буквы слово “Союз”. Согласно Торе, -
это не один из множества союзов, но единственный в своем роде союз Бога
с избранным Им народом. Словом “Союз” переводится здесь используемый в
Торе термин брит, значения которого суховато-прозаичны: союз, договор,
контракт (в синодальном переводе * брит переводится как завет). 

________________________________________________

* Синодальный перевод -перевод Библии, сделанный 1876 г. и одобренный
Священным Синодом; в настоящее время наиболее распространенный среди
христиан в России.

Разрушение Храма заставило еврейский народ с особой напряженностью мысли
и чувства обратиться к содержанию этого Союза, потому что все
катаклизмы, повороты и пороги на реке истории в сознании Израиля
определялись именно им. Разумеется, обращение к Союзу с Богом,
стремление как можно лучше и полнее его исполнить существовало во все
моменты еврейской истории, но во времена трагические, переломные оно не
могло не приобрести особую остроту. 

Итак, что же это за Союз? что за Договор? О чем договорился Бог с
еврейским народом? Что за Контракт с ним заключил? Точнее так: как все
это понимали еврейские учителя того времени и как продолжают понимать их
сегодняшние ученики? 

На горе Синай еврейскому народу, вышедшему из Египта (из “дома рабства”,
ХIII век до н.э.), была вручена Богом Тора - Его учение. Вручена,
правда, еще не означает принята. Принятие происходит очень индивидуально
и ежемоментно. И если бы вдруг весь народ разом принял Тору... тогда бы
мир изменился и пришел Мессия! Принять означает выполнить. 

Однако важно то, что у горы Синай весь еврейский народ, причем не только
физически там стоящий, но пребывающий и духовно в виде нерожденных еще
душ (все будущие поколения, стало быть, и евреи нынешние) - все едиными
устами и единым сердцем сказали: “Сделаем и послушаем”. Комментаторы
обращают внимание на порядок действий. Казалось бы естественным сначала
обдумать (“послушать”) то, что говорит Бог, а уж только затем давать
обязательства выполнения (“сделаем”). Однако здесь эти действия
парадоксальным образом меняются местами. Евреи проявляют поразительную
готовность, полностью вверившись Богу, выполнить все без какого бы то ни
было предварительного анализа: сначала - выполнить, а размышлять по
этому поводу можно всю жизнь и даже после ее завершения. Все последующие
поколения еврейского народа размышляли на сей счет очень и очень много. 

Часть Торы, которую Бог даровал Израилю на Синае, была Моисеем записана
(не написана!). Она получила название Письменной Торы. Часть была
рассказана пророком своим ученикам, те впоследствии рассказали ее своим,
и это предание носит имя Устной Торы. 

Само по себе слово “тора”, равно как и слово “брит” не означает ничего
возвышенно божественного. В переводе с иврита - это учение, концепция,
теория. Можно сказать “тора (теория) Эйнштейна”. Но вот когда по-русски
пишут просто Тора - это означает Божественный закон, Божественное
учение. 

Торой называют пять книг, которые были записаны Моисеем. Позже в
Письменную Тору вошли ряд пророческих книг и так наз. Писаний.
Письменная Тора называется еще  Танах. Это  аббревиатура трех слов:
Тора, Пророки, Писания. Итак, Бог в Торе, дарованной Им у горы Синай
еврейскому народу, выразил Свою волю, выставил Свои требования, по
заключаемому договору. В их число входят известные всем Десять
Заповедей. Согласно учению законоучителей периода Второго Храма, эти
Десять чрезвычайно важны, но ничуть не более прочих.Общее  же число всех
заповедей - мицвот - 613. 

Содержащиеся в них повеления охватывают всю жизнь человека: с момента
рождения до момента смерти; с момента, когда человек просыпается утром,
- до момента, когда он ложится спать вечером. Поскольку выполнение
практически всех повелений сопровождается благословением, жизнь
соблюдающего их превращается в непрестанное освящение мира. При таком
подходе исчезает грань между религиозным и житейским: нет ничего
отдельного от Бога, буквально каждый шаг человека должен быть посвящен
Ему. 

Однако эти повеления требуют не бегства от жизни общества, а, напротив,
активного участия в ней. Так, отказ от семейных уз, от сексуальных
отношений расценивается как нарушение категорических повелений: “и
прилепится (муж) к жене своей и будут двое плоть едина” и “плодитесь и
размножайтесь”. 

Еврейский народ добровольно принял к исполнению 613 заповедей
(“сделаем”), за что, согласно заключенному Союзу, несет полную
ответственность. Это еврейские обязательства. Каковы же обязательства их
Всемогущего Союзника? Он обязуется быть Богом избранного Им народа. То
есть, не переставая быть Богом каждого (независимо от национальности)
человека и всех народов, всего человечества в целом, Он вступает с
еврейским народом в особые отношения. Кроме того, Он обещает евреям в
качестве драгоценного дара Землю Обетованную - страну, которой предстоит
стать Эрец-Исраэль, Страной (или Землей) Израиля. Раши (рабби Шломо
Ицхаки) (1040-1105) - один из самых авторитетных и почитаемых
комментаторов Торы и Талмуда, повторяет старинный талмудический вопрос:
почему Тора начинается не с заповедей, то есть с наиболее существенного
для человеческой жизни, а с сотворения мира? И отвечает на него так: 

<<Всевышний поведал народу своему историю сотворения мира для того,
чтобы евреи знали, как отвечать, если народы мира будут оспаривать право
народа Израиля на его страну, говоря: мол, вы захватчики, присвоившие
себе чужую страну! Евреи им ответят: “Вся земля принадлежит Всевышнему.
Он ее сотворил и отдал тем, кому пожелал. А затем Он отнял ее у них,
когда счел нужным, и - по желанию Своему - отдал нам”>>. 

Эти слова были сказаны в ХI веке.  

Подобно тому как Бог всех народов избирает Себе в удел евреев, Он среди
других стран особо выделяет землю, обещанную Им Аврааму и народу
Израиля. Вся земля - “Господня земля” (Пс 23:1), но эта земля,
Эрец-Исраэль, Господня не только потому, что Он ее создал, но и по
собственному Его избранию. 

В случае невыполнения евреями своих союзнических обязательств Бог
предрекает им череду исторических бедствий: изгнание и рабство меж
других народов. Однако в конечном итоге Он обещает избавление и
возвращение в Эрец-Исраэль. Бог утверждает незыблемость и неотменимость
Своего Союза с еврейским народом, независимо ни от каких обстоятельств. 

В контексте всего этого учители Израиля размышляли над постигшей
еврейский народ катастрофой. И тут надо сказать, что похожий
исторический опыт у них уже был. Ведь более 600 лет назад Навуходоносор
разрушил Первый Храм. Еврейская мысль дала ответ на причины этого
ужасного события. Виной всему было невыполнение взятых на себя
союзнических обязательств. Это была оптимистическая и конструктивная
идея, своего рода благая весть: ведь если дело в нас, то мы можем
измениться, а если мы изменимся, Бог возвратит нам и Храм, и
Эрец-Исраэль, и в качестве завершающего штриха утерянную
государственность. Так все оно и произошло. Вплоть до возрожденного
хасмонеями государства. 

Таким образом у коллег Иоханана бен Заккая был, можно сказать, перед
глазами весьма утешительный пример. В чем же были виновны поколения,
отстоявшие от них более, чем на 600 лет? Они впадали в идолопоклонство.
Но мы разве впадали в идолопоклонство? Ведь со времен Маккавеев с ним
было покончено. Нет, поколение Второго Храма в этом повинно не было. 

В чем же дело? В беспричинной вражде друг к другу, в отсутствии взаимной
любви. Так решили явненские учители. Иоханан бен Заккай знал это по
собственному горькому опыту. 

Теперь надо было жить без Храма, без Святая Святых, где обитало
Божественное Присутствие, без жертвоприношений. И тут пригодилась
традиция, идущая еще со времен разрушения Первого Храма. Ведь именно
тогда стали возникать синагоги - дома общественной молитвы и изучения
Торы. Теперь они были распространены повсеместно. Весь народ знал, любил
и учил Тору. В разной, конечно, степени. Мудрецы посвящали этому всю
жизнь, а простой народ... Ученые были не в восторге от его знаний.
Однако же простые люди были грамотны, по субботам ходили в синагогу и
пытались, как могли, построить свою жизнь в соответствии с тем, что
требовала от них Тора. 

А жертвоприношения... Они были заменены молитвами. Главное, что у народа
была Тора. И была готовность ее выполнять (“сделаем”), изучать
(“послушаем”) и передавать последующим поколениям. 

III. Талмуд 

Итак, школа в городке Явне стала кузницей новых форм существования
еврейского народа в истории. Здесь были сосредоточены лучшие духовные
силы страны. Анализируя и систематизируя Тору, законоучители
вырабатывали общеобязательные правила общественной жизни. Это дало
возможность еврейскому народу, рассеянному по всей земле, в условиях
национального и религиозного унижения сохранить свое духовное лицо, свою
неповторимость. 

Стремясь как можно лучше выполнить все, что написано в Торе, мудрецы
Израиля в течение веков обсуждали и комментировали ее. Исходя из Торы,
они выносили юридические решения, имеющие для народа обязательный
характер. Дискуссии, объяснения, комментарии, выводы передавались устно
от учителя к ученику. К тому моменту, о котором идет речь, этот материал
уже перестал вмещаться в человеческую память и возникла необходимость
его письменной фиксации. 

Однако побуждали к тому и другие причины. Во время восстания Бар-Кохбы
число мучеников было столь велико, что угрожало самому существованию
еврейского народа. Огромное число учителей погибло, вместе с ними
безвозвратно ушлои и все, что они знали. Возникла насущная необходимость
записи того, что передавалось ранее только устно. 

И тогда наработанное веками наследие было записано. Оно получило
название  Мишны. На иврите это слово означает повторение, поскольку
Мишна заучивалась наизусть . Мишна написана на иврите. 

Работа по ее составлению была проделана многими учеными -  таннаями, что
значит по-арамейски  изучающие. Главным составителем и редактором этого
труда стал Иегуда га-Наси (135 - 217), живший в Галилее, которая после
поражения восстания Бар-Кохбы превратилась в духовный центр еврейской
жизни. 

Мишна, завершенная в начале III века, в свою очередь тоже стала объектом
обсуждения и комментирования. Комментаторы Мишны назывались  амораи, что
значит в переводе с иврита толкователи. Амораи работали параллельно в
Галилее и в академиях Вавилона. Результатом их работы стала Гемара. Это
слово произошло от арамейского учить, разбирать. Гемара написана на
арамейском языке. 

В широком смысле Талмудом (в переводе с иврита эта слово означает
законченное, завершенное учение) называют Мишну и Гемару. В узком смысле
- только Гемару, поэтому говорят о Вавилонском Талмуде (созданном в
Вавилоне - он больше и авторитетней) и Палестинском (созданном в
Галилее). В V веке Талмуд был завершен. 

Анализируя Тору и комментарии к ней, мудрецы Талмуда искали ответы на
вопросы, как жить в полном соответствии с Учением и как поступить в той
или иной конкретной жизненной ситуации. Такого рода рассуждения и выводы
называются  галахой. Галаха - это правило, закон, постановление. Само
это слово на иврите означает ходить, идти. Оно содержится в совете,
полученном Моисеем от его тестя: “Научай их уставам [Божьим] и законам
Его, указывай им путь, по которому они должны идти, и дела которые они
должны делать” (Исх 18, 20). Галаха была и задумана, и осуществлена
именно как это “научение” и “указание пути”. 

Однако содержание Талмуда вовсе не исчерпывается только “указанием”, оно
не сводится к законодательству. Дело в том, что в Талмуде не меньшее
значение имеет сам ход дискуссии, приводящей к тому или иному решению.
При этом приводятся различные мнения, в том числе и отвергнутые. Один из
принципов Талмуда гласит, что путь к истине не менее важен, чем сама
истина. Процесс изучения имеет самостоятельную ценность. 

Помимо галахи в Талмуде есть тексты и совсем иного рода: притчи,
нравоучительные истории, размышления, словом, все то, из чего нельзя
сделать четкого формального вывода: при таких-то условиях следует
поступать так-то. Такой жанр Устной Торы называется агада, что в
переводе с иврита значит сказание. 

Вообще содержание Талмуда не сводится только к религиозным проблемам.
Это грандиозная энциклопедия знаний по истории, философии, экономике,
медицине и так далее. Для историков Талмуд - уникальный источник для
понимания еврейской жизни на протяжении многих веков. 

Но Талмуд - это не только свод знаний, не только каталог готовых
галахических предписаний, но и набор принципов, с помощью которых
возможно решение новых проблем, неизбежно возникающих в ходе
исторического развития. Евреи жили в разных странах, в разных личных
социальных условиях, перед ними вставали вопросы, неведомые мудрецам
Талмуда. И еврейский мир нашел способ их разрешения. Общины, которые не
знали, как вести себя в новой исторической ситуации, посылали вопросы
наиболее выдающимся ученым-талмудистам своего времени и те выносили
решения. Эти “вопросы-ответы” называются  респонсы. Еврейские купцы
разносили их по общинам всего мира, они становились всеобщим достоянием.
Респонсы возникли вскоре после завершения Талмуда и существуют поныне.
Это своего рода незавершаемый “динамический” Талмуд, Талмуд после
Талмуда. 

Еще во времена таннаев идея Устной Торы подвергалась резкой критике и
неприятию со стороны саддукеев. И хотя саддукеи сгорели в огне Великого
восстания, однако их идеи неожиданно возродились через сотни лет. В VII
веке против авторитета Устной Торы восстали караимы - еврейский
протестантизм возник на 800 лет раньше христианского! Караимам удалось
отвоевать свое собственное пространство, где они смогли строить жизнь
без Талмуда. Но для всего еврейского мира Талмуд продолжал оставаться
опорой. Второе восстание против него подняли реформисты, однако это
произошло уже в конце XVIII века. 

Талмуд был источником, к которому постоянно обращалась еврейская мысль.
Почти сразу же после завершения он сам становится объектом комментариев.
Классическими, без которых не обходится ни одно издание Талмуда,
считаются комментарии Раши. Он прокомментировал не только Талмуд, но и
Тору. Все еврейские школьники изучают их непременно с комментариями
Раши. 

Общий объем Талмуда поистине огромен: он занимает около 20 томов!
Поэтому, естественно, возникла потребность в его сжатом изложении. Эту
задачу выполнил Рамбам (рабби Моше бен Маймоном) (1135 - 1204),
известный в европейском мире как Маймонид. 

Одной из главных книг Рамбама стала  Мишне Тора (Повторение Торы),
которая представляет собой краткий свод законов Талмуда вместе с
наиболее важными комментариями, включая и комментарии самого Рамбама. 

Другой краткий свод законов Талмуда, имеющий для практического иудаизма
наиболее важное значение - Шулхан арух (Накрытый стол). Эта книга,
автором которой был Иосиф Каро, написана в XVI веке. Человек, желающий
стать раввином, должен и сегодня сдать экзамен по этой Шулхан Аруху. 

Все-таки чудо, что в мире, где не было самолетов, поездов, телеграфа,
электронной почты, эта книга стремительно распространилась по всем
еврейским общинам, была всеми признана, всеми одобрена и превратилась в
подлинный эталон еврейской жизни. Не меньшее чудо, что для
ортодоксального еврейства таким эталоном  Шулхан арух продолжает
оставаться и сейчас, спустя больше 400 лет после того, как эта книга
была написана. Много ли подобных книг на свете? Существует забавный
анекдот. Раввин спрашивает студента на экзамене:       

 - Назовите пять томов Шулхан аруха. 

Студент, прекрасно знающий, что в  Шулхан арухе всего четыре тома,
удивляется: 

- Но ведь пятого тома нет! 

- Есть! Пятый том - это здравый смысл! Если у тебя нет пятого тома, все
остальные просто не будут иметь значения, хотя бы ты их вызубрил
назубок! 

Конечно, этот “пятый том” - необходимая принадлежность всего еврейского
наследия. 

Враги евреев прекрасно понимали центральное положение Талмуда в
еврейской жизни. Трудно найти в истории человечества книгу, которая в
большей мере подвергалась бы такой клевете и ожесточенным, совершенно
несправедливым, а зачастую и просто абсурдным нападкам, вызванным
ненавистью и невежеством. Талмуд неоднократно сжигался в различных
странах Европы. 

Со времени составления Талмуда прошло полторы тысячи лет, но он не
превратился в музейный экспонат, в литературно-религиозный памятник,
представляющий интерес для узкого круга специалистов. И сегодня, как и
на протяжении многих веков, его изучают студенты иешив (высших
религиозных школ) во всем мире. Талмуд по-прежнему сохраняет свою
современность, причем зачастую в нем находят постановку тех проблем,
которые считаются специфическими именно для XX века. 

Сейчас очень велик интерес к Талмуду и в нееврейском мире. Израильским
Институтом талмудических публикаций предпринят грандиозный проект
перевода Талмуда на разные языки. Открывающий это издание вводный том
увидел свет на русском языке в 1994 году. В его предисловии выражается
надежда, “что эта книга позволит читателям-евреям лучше узнать самих
себя, постичь свои духовные и культурные корни и, кроме того, даст
возможность всем русскоязычным читателям познакомиться с далекой и
одновременно близкой культурой и таким образом обогатить свое понимание
культуры в целом”. 

IV. Во все стороны света: еврейская диаспора 

Трагические события в Эрец-Исраэль в I-II веках н.э. и последовавшее
затем запустение страны привели к массовой эмиграции населения. Вообще
говоря, еврейская диаспора насчитывала к этому времени уже сотни лет, и
процветающие общины существовали едва ли не во всех сколько-нибудь
значимых городах Римской империи и во многих местах за ее пределами. И
это в значительной мере облегчало эмиграцию из Страны Израиля.
Законоучители пытались препятствовать этому процессу, но с таким же
успехом можно было остановить лавину. 

Судьба разбросала евреев по всему свету. Еврейские общины существовали
не только в разных странах, но и в непохожих друг на друга культурных
мирах. В Испании, Хазарском каганате, Йемене, на Украине, в Индии.
Наиболее общая классификация еврейских общин и связана как раз с тем, в
каком мире они возникали. Говорят об ашкеназских, сефардских и восточных
евреях.  Ашкеназ - это на иврите Германия, Сфарад - Испания. Ашкеназы -
потомки средневековых евреев Германии, сефарды - потомки испанских
евреев, восточные евреи - выходцы из африканских и азиатских общин. 

Понятно, что евреи подвергались в разных странах различным культурным
влияниям. Они говорили и писали на разных языках. Но общим священным
языком оставался иврит. И что самое важное: евреи сохранили единый язык
и в более широком смысле слова. Таким языком была для них Тора, которая
определяла всю их жизнь на пространстве от Великой китайской стены до
Тауэра. История еврейского странствования исполнена драматизма. Часто
бывало, что евреи бежали из страны в страну в результате гонений. Было
бы неправильно утверждать, что они подвергались дискриминации
исключительно из-за своих религиозных убеждений, но то, что это одна из
главных причин - сомнению не подлежит. 

Отказ от иудаизма снимал дискриминационные ограничения, порой приносил
немалые выгоды, а часто даже спасал жизнь. И все же евреи в большинстве,
несмотря на отдельные исключения, были готовы отдать все, но не
отказаться от своей веры. 

В христианском мире евреям навязывались диспуты. Побеждать на них было
рискованно, потому что это задевало религиозные чувства их оппонентов. В
случае же поражения побежденным грозило насильственное крещение. 

Во многих случаях перед евреями ставился выбор: переход в христианство
(или мусульманство) или изгнание. Иногда выбор был еще более тяжким:
отказ от своей веры или смерть. Дороги еврейской истории обильно политы
кровью мучеников. 

Конечно, мужества хватало не у всех. Были люди, которые под давлением
обстоятельств отказывались от иудаизма. 

Особенно массовый характер приняло это явление в XV веке в Испании.
Евреев, принявших христианство, презрительно называли марраны, что в
переводе со староиспанского означало “свиньи”. Многие из марранов
продолжали тайно исповедовать иудаизм, и тогда они часто становились
жертвами инквизиции. При первой же возможности марраны старались
вернуться к своей вере. 

Несмотря на тяжелейшие испытания, духовное творчество евреев никогда не
прекращалось. Порой, когда все силы народа уходили только на то, чтобы
физически выжить, оно замирало, но как только появлялась возможность,
возникали новые духовные центры - в разное время в разных концах земли:
в Вавилоне, в Испании, в Египте, во Франции, на Украине, в Литве, в
Америке. Так, например, в Испании в Х-ХII веках, где мусульманские
правители создали оазис веротерпимости, еврейская культура достигла
такого расцвета, что этот ее период получил название “золотого века”.
Возникла духовная поэзия, ставшая не только национальным достоянием, но
и фактом мировой культуры. Религиозная философия “золотого века”
повлияла не только на последующую еврейскую мысль, но также на
христианскую и мусульманскую. Испания того времени стала центром
взаимодействия трех великих религий и античности, заново открываемой
европейской мыслью. 

Замечено, что время катастроф способствует мистике, время благополучия -
рационализму. “Золотой век” Испании был воистину “золотым веком”
еврейского религиозного рационализма. Символической фигурой здесь можно
назвать Рамбама. 

Раши и Рамбам - два самых громких имени среди еврейских комментаторов.
Но в отличие от Раши, чьи духовные и научные интересы были всецело
поглощены комментированием Торы и Талмуда, Рамбама отличала
исключительная широта интересов. Он был также философом, ученым, врачом.
Кто-то даже пошутил, что, если, знакомясь с трудами Рамбама, не знать,
что их написал один человек, можно было бы подумать, что это название
научно-исследовательского института. 

Главным галахическим сочинением Рамбама была уже упоминавшаяся Мишне
Тора; главной религиозно-философской книгой -  Море невухим (Наставник
колеблющихся). В Море невухим он комментирует Тору в духе философского
рационализма, отвечает на вопросы людей, которые не могли разрешить
противоречия между откровением и философией. 

Рамбам оказал огромное влияние не только на еврейскую мысль.
Мусульманские мыслители считают его во многом своим. Такие величайшие
представители христианской мысли, как Альберт Великий, Фома Аквинский,
Мейстер Экхарт часто цитируют Рамбама и ссылаются на него. Декарт,
Лейбниц, Спиноза, Кант испытали его воздействие. 

Рамбам вовсе не был одиноким мыслителем. Говоря об Испании, невозможно,
например, не назвать Иегуду га-Леви (1075-1141). Поэт мирового уровня,
он писал светские и религиозные стихи. Многие из них вслед за псалмами
по праву считаются вершинами еврейской литургической поэзии. Но Иегуда
га-Леви знаменит не только как поэт. Помимо этого, он был астрономом,
математиком и выдающимся врачом: “золотой век” - век энциклопедистов. Но
главное, чем прославился Иегуда га-Леви, - это его поэзия и Кузари
(Книга Хозара). 

Полное название Кузари - “Книга доказательства и довода в защиту
угнетенной веры”. Сюжет ее таков: хазарский царь спрашивает об истинной
вере христианина, мусульманина и философа-рационалиста (последователя
Аристотеля). Их ответы не удовлетворяют его, и он обращается к еврею.
Тот излагает ему сущность еврейской веры, отвечает на вопросы царя и
убеждает его в истинности иудаизма. 

“Золотой век” испанского еврейства был не долог. В Испании утвердились
христиане, а в 1492 году король Фердинанд и королева Изабелла сочли, что
евреи должны либо креститься, либо покинуть страну. Ветер, попутный
каравеллам Колумба, надувал и паруса тех кораблей, которые увозили вон
из Испании еврейских беженцев. Одни искали золота, славы и приключений -
другие отправлялись в изгнание, в скитание, в неизвестность... 

Изгнание из Испании было для евреев одним из многих, хотя и самое
крупное. Эта печальная традиция продолжилась и в Новое время, и в
новейшее, и в ХХ веке. Правда, уже в конце ХIХ века среди бесконечных
еврейских маршрутов все большее значение стал приобретать один, никогда
не исчезавший, - в Страну Израиля. 

Еврейская мысль напряженно пыталась понять это свое скитание между
народами мира. Один из ответов дала каббала.

V. Каббала 

“Золотой век” Испании был в общем-то оазисом мира и благополучия в
еврейской истории. Куда более обычными для нее были гонения, погромы,
кровавые наветы, изгнания. Все это требовало осмысления, ответа, и
рационалистическая мысль оказывалась здесь бессильной. Не случайно
расцвет каббалы совпал с изгнанием из Испании. Впрочем, сначала о самом
термине каббала. 

Каббала - это еврейская мистика. Слово  каббала в переводе с иврита
означает получение, предание. Речь идет о предании, тайно передававшемся
от учителя ученикам. На первый взгляд, это выглядит довольно странно:
почему что-то должно передаваться тайно? Ведь центральная идея иудаизма
состоит в том, чтобы всему народу, а не только узкому кругу избранных,
понять волю Всевышнего и исполнить ее. 

Однако тайна, с какою каббала хранилась и передавалась, имеет свои очень
серьезные причины. Еврейские мудрецы хорошо понимали, что к мистическому
опыту нельзя относиться легкомысленно. Даже для подготовленных и
серьезных людей он может представлять немалую опасность. 

В Талмуде рассказывается история о четырех мудрецах, достигших высот
мистического созерцания. У одного из них сердце не вынесло увиденного, и
он умер. Другой сошел с ума. Третий потерял веру. И лишь самый великий -
рабби Акива, “вошел с миром и ушел с миром”. 

Центральная книга каббалы Зогар (Сияние), написанная на арамейском
языке, была обнародована в ХIII веке Моше де Леоном в Кастилии. Согласно
традиции, ее автором считается живший во II веке в Стране Израиля Шимон
бен Иохай. Во время гонений Адриана Шимон бен Иохай 12 лет скрывался в
пещере. Рассказывают, что сам пророк Илья являлся ему и открывал
мистические тайны. Этот духовный опыт и был зафиксирован в книге Зогар.

 В книге Зогар предпринимается попытка понять сокровенный смысл Торы,
зашифрованые в ней тайны Бога и творения. Так, если Рамбам считал
антропоморфные выражения, отнесенные к Богу, не более, чем метафорами,
то каббалисты понимали их как символы духовной реальности. Иными
словами, “Рука Господня” - это не просто поэтический образ, но знак
того, что в некоторой реальности действительно существует. И такими
знаками наполнена вся Тора. 

В учении каббалы Бог предстает абсолютно непознаваемым. К Нему в
принципе не применимы никакие человеческие определения. Каким же тогда
образом можно получить  знание о Боге? И как возможен контакт с таким
недоступным Богом? 

Каббала отвечает на этот вопрос так: непостижимый Бог связан с миром
(точней, с чередой творимых Им миров) исходящим из Него сиянием. Именно
в нем Он и открывается людям. Наш материальный мир - всего лишь видимая
часть огромной невидимой реальности, недоступной физическому восприятию.
Однако эта реальность отражается в нашем мире. 

Видимый и невидимый мир многообразно взаимосвязаны. Причем не только по
направлению сверху вниз. Все происходящее у нас отражается наверху и
вновь возвращается на землю, влияя на личные и исторические судьбы. 

Поэтому человек может стать активным сотрудником и союзником Бога. А
руководством в этом сотрудничестве как раз и служит Тора. Ее заповеди,
помимо их постигаемого умом содержания (например, и некоторые диетологи,
со своей - чисто медицинской - точки зрения, очень не рекомендуют
смешивать мясное и молочное*), имеют еще и скрытый смысл. Он-то и
является основным. 

* Диетарные(пищевые) законы - кашрут - в иудаизме, опираясь на Тору и
Талмуд, вводят классификацию разрешенной и запрещенной пищи и, кроме
того, определяют гуманные способы умерщвления животных -
шхита.(Прим.ред.)

Человек, исполняющий заповеди, даже толком не понимая, почему это надо
делать, запускает очень тонкий и сложный механизм в духовном мире и
вызывает таким образом ответные действия сверху. Понимание этого
механизма и сознательное управление им с помощью молитвы дают
посвященному огромную духовную власть. 

В своем мистическом опыте каббалисты обретали радость, которая была
столь полна и глубока, что плохо поддавалась словесному выражению.
Однако их мысль окрашивает и глубокий трагизм, с особой силой
проявившийся в каббале Ицхака Лурии (1534-1570) - ученого, жившего
сначала в Египте, а затем в Цфате - городке на севере Эрец-Исраэль, 
ставшем духовным центром каббалистов. Ицхак Лурия говорит о катастрофе,
возникшей в самом начале творения, о клиппот - скорлупе, кожуре зла,
мгле, в которой мерцают искры Божественного света. Смысл галута
(изгнания), в котором пребывает Израиль, блуждания вне Земли, подаренной
ему Господом, заключается, в частности, в собирании этих искр в мировом
масштабе на протяжении всей истории. Результатом должно стать
восстановление Божественного миропорядка, пострадавшего от духовной
катастрофы, историческим отражением которой является трагическая судьба
Израиля. 

Эта идея была развита некоторыми каббалистами в очень неожиданном
направлении. Схождение во мглу для освобождения Божественных искр было
понято ими как схождение во грех. Такое понимание привело к самым
ужасным последствиям. 

В ХVII веке еврейский мир был потрясен кровавой жатвой Хмельницкого.
Погибло более ста тысяч человек, из которые многие были зверски
замучены. Всего в мире тогда жило около полутора миллионов евреев. Зло,
казалось, дошло до предела. Чаша страданий была переполнена. Но,
согласно общему мнению, именно предельное сгущение зла и невыносимые
страдания должны были стать родовыми муками перед приходом Мессии. 

И вот на волне этого острого ожидания явился лжемессия Саббатай (Шабтай)
Цви (1626-1676), увлекший за собой едва ли не половину еврейского мира.
Он провозгласил себя Мессией и сочетался мистическим браком со свитком
Торы. Затем Саббатай Цви отменил Закон как потерявший силу в мессианские
времена и объявил запретное дозволенным. 

Однако же предреченные Исайей (Ишаягу) времена, когда лев ляжет с
ягненком, так и не наступили. Вскоре Саббатай Цви, заключенный в
турецкую крепость, принял ислам. Отнюдь не все его последователи
ужаснулись. Нашлись каббалисты, которые истолковали его необъяснимый
поступок как вольное нисхождение в самую бездну греха для извлечения
связанных там Божественных искр. Кое-кто принял ислам вслед за ним. Так
возникла саббатианская секта  денме (в пер. с турецк. перевернутые). 

До дна греха вел своих последователей и Яков Франк (1726-1791),
объявивший себя воплощением духа Саббатая Цви. Он полагал, что не только
все позволено, но и что грех является выражением воли Божьей. Надо
отдать ему должное - он выполнял понимаемую таким образом волю Божью с
большим усердием. Франк действовал в соответствии с принципом, согласно
которому “похвально грешить, чтобы преодолеть силу зла изнутри”.
Впоследствии вместе со своими сторонниками он принял христианство
(правда, в своей собственной редакции), войдя в историю, помимо всего
прочего, и клеветой на иудаизм, охотно взятой на вооружение христианским
антисемитизмом. 

Саббатианство и франкизм были болезненными наростами каббалы, ее
клиппот. В целом же ее значение было очень велико, причем не только в
еврейском мире. Она серьезно повлияла на религиозно-философскую и
мистическую мысль Европы, в том числе, и в России. Достаточно назвать
имена Владимира Соловьева и Николая Бердяева. Интерес к каббале и
сегодня очень велик. Сами каббалисты относятся к этому интересу со
стороны достаточно иронически. “Исследователи мистики, - сказал как-то
один современный каббалист, - похожи на бухгалтера: он может знать, где
лежит богатство, но не может им воспользоваться”. 

VI. Хасидизм 

Польское еврейство пребывало в ХVIII веке в глубоком кризисе. Еще свежи
были воспоминания о резне, учиненной казаками Хмельницкого. Ужас
гайдаматчины леденил сердца. Велико было и разочарование, вызванное
Саббатаем Цви. Кругом царил дух уныния. 

Основная масса еврейского населения жила в крайней бедности. Содержать 
иешивы было под силу только очень крупным общинам. Число учителей
сокращалось. И хотя грамотность среди мужчин у евреев и в те времена
была общей, чаще всего она оставалась на уровне начальной школы - 
хедера. Бедные люди напрягали все силы, чтобы заработать себе на жизнь.
У них не было возможности уделять время изучению Торы. Раввины
становились элитарной группой специалистов. Прочие же все более ощущали
себя “невежами”, несведущими в Торе и не исполняющими свой религиозный
долг. 

Человека, вдохнувшего дух надежды и радости в унывающих, звали Исраэль
бен Элиэзер. А прозвище его было Баал Шем Тов (сокращенно Бештом), что
значит владеющий добрым Именем. Речь шла, конечно, не о его собственном
имени, а об Имени Божьем, которым он исцелял людей, стекавшихся к нему в
поисках утешения. 

Баал Шем Тов родился в маленьком галицийском местечке в 1700 году, а
умер в 1760. В раннем детстве он стал сиротой и воспитывался на деньги
общины. Жизнь бедняков была его жизнью. К ним он обращался в первую
очередь, хотя очень скоро к его учению примкнули и многие блестяще
образованные люди. 

Основной его идеей было то, что к Богу можно приблизиться не только
изучением Торы, но и движением любящего, благодарного и радостного
человеческого сердца. Он явственно ощущал постоянное Божественное
Присутствие. Оно наполняло его сердце радостью, которая щедро изливалась
на всех, кто приходил к нему. Он научил своих последователей - хасидов
(а это слово означает благочестивые) - всегда радоваться перед лицом
Божиим. Хасиды молились танцуя и танцевали молясь. Чудачествами и
эксцентрическими выходками они шокировали своих серьезных и
респектабельных противников. 

И, наконец, они создали своеобразный фольклор, в котором большое место
занимает жанр притчи. 

Они распевали духовные песни, повторяя вновь и вновь одну или несколько
строк, углубляясь в их содержание. Это могли быть строки из псалмов или
из молитв. А могли быть и песни, сложенные самими хасидами. 

Например, одна из них:

Не боюсь я никого, 

Кроме Бога Одного. 

Повторяя эти две немудреные строки с очень глубоким и обязывающим
содержанием, хасиды стремились, чтобы слова были не только на кончике
языка, но заполняли ум и сердце, давали мужество и радость, преображали
самую жизнь человека! 

По существу хасиды создали целую культуру, под которой здесь понимается
не только песенное творчество, но и быт. Хасидские общины группировались
вокруг цаддиков - праведников, мистически одаренных людей, направлявших
духовную жизнь своих многочисленных учеников. Возникли даже “дворы” и
династии цаддиков. 

После смерти Баал Шем Това хасидизм разделился на несколько направлений.
Наиболее активным из них стало движение Хабад. 

Слово Хабад - это аббревиатура трех слов: мудрость, разум и знание.
Объединенные вместе - они означают человеческое знание в его
целостности. 

Хасиды отстаивали права радующегося человеческого сердца, но здесь
таилась и определенная опасность. Изучение Торы (то есть то, чем всегда
гордились евреи) могло оказаться в пренебрежении. Поворот к
интеллектуализации хасидизма был осуществлен Шнеуром-Залманом Шнеерсоном
(1746-1813). Он привил движению талмудическую остроту и ученость. Но
знание у хасидов отнюдь не стало из-за этого сухим, отвлеченным. Оно
всегда обращено к живому Богу. 

Раньше резиденция главы хабадников находилась в местечке Любавич
нынешней Смоленской области. Цаддики этого движения носили титул
любавичского ребе. После революции Любавичский ребе, по понятным
обстоятельствам, был вынужден покинуть Россию. Вот уже много десятилетий
его резиденция находится в Нью-Йорке. После смерти в 1994 году седьмого
Любавичского ребе, у которого не было преемника, движение осталось без
главы. 

Хасидизм едва не привел к расколу иудаизма. Он вызвал резкое
противодействие раввинов, подозревавших, что новое учение как-то связано
с саббатианством и видевших в хасидском пренебрежении учением покушение
на основы иудаизма. Среди противников хасидизма были люди выдающейся
учености и высокой жизни. Хасиды назвали своих врагов митнагдим, что
значит противники.

Отзвуки этого противостояния слышны и сейчас, однако острая борьба давно
уже стала достоянием прошлого. 

__________________________________________________

* В статье использованы материалы главы Иудаизм в “ Энциклопедии для
детей”(том Религии мира), написанной тем же автором. 

Приложение II. Ислам

Фарид  Асадуллин. Джиржис Джермиев 

Ислам - одна из трех великих монотеистических мировых религий. Как
сказано в священной книге мусульман, Коране - “несомненно, истинная вера
Всевышнего - это Ислам”(3:17). По оценкам экспертов, к 2000 году общее
количество мусульман составит более 1,4 млрд. человек (т.е. четверть
населения планеты). В более чем 120 странах мира существуют
мусульманские общины. Число приверженцев ислама  непрерывно возрастает -
причем не только в  Азии и Африке, где исторически всегда проживало
большое количество мусульман, но также в Европе, Америке и Австралии.
Вклад мусульманской духовности в становление и развитие мировой 
цивилизации огромен. Перечисление имен величайших ученых, поэтов,
мыслителей, исповедовавших ислам и оставивших бесценный след в истории
человечества, занял бы много часов. Почему же религия, возникшая
значительно позже других монотеистических вероучений, оказалась
способной духовно объединить такое огромное число людей? Чтобы ответить
на этот вопрос, обратимся к истории и перенесемся в эпоху зарождения
ислама - в конец V века н.э. 

I. В преддверии ислама 

В пустынях Южной Аравии 

Почти тысячу лет в южной части Аравийского полуострова процветала
цивилизация Аль-Йаман или Йемен (откуда и пошло название современного
арабского государства). На плодородных землях, получивших у европейцев
название “Арабия Феликс” (Счастливая Аравия) с древности существовали
города-государства. Йеменские царства влияли на политику крупнейших
империй: здесь были центры сухопутной и морской торговли. Порты Южной
Аравии стали перевалочными пунктами в торговле между Ближним Востоком и
южной Азией, Средиземноморьем и бассейном Индийского океана. К портам
вели караванные пути; по ним в страны Средиземноморья потоком текли
индийские специи и аравийские благовония. Важное торговое и военное
значение Аравийского полуострова делало его лакомым куском для мощных
империй - Византии и Ирана. V и VI века н.э. были отмечены бесконечными
войнами и стычками армий двух гигантов. В итоге приходили в упадок
города, разрушались старые ирригационные системы, плодородие почвы
ухудшалось. Населению приходилось переходить к кочевническому образу
жизни. 

К VI веку основное население Южной Аравии состояло из многочисленных
племен арабских бедуинов-кочевников (номадов). В поисках воды и
пропитания они переходили с места на место со своими стадами -
верблюдами, козами и овцами. Основное ядро племени составляла семья с
большим количеством сыновей; она принуждала другие семьи признавать
авторитет ее главы (шейха).  Человек, изгнанный из племени, оказывался
почти в безвыходном положении, если не заручался поддержкой другого
племени. Мужчины обычно занимались скотоводством, охотой. Очень часто
они совершали набеги на соседнее племя, угоняли скот, а иногда забирали
женщин и детей - за них потом брали выкуп. С уменьшением количества
плодородных земель и ростом населения набеги начали учащаться и между
племенами постоянно вспыхивали стычки и конфликты. Наиболее влиятельные
и сильные заставляли платить дань жителей близлежащих районов, а также
горожан за проход по их территории. 

Однако достаточно плодородная территория вокруг Мекки считалась
священной и неприкосновенной для набегов. Чтобы понять причину этого,
обратимся к древним религиозным верованиям кочевников - жителей
Аравийского полуострова. 

Арабское язычество 

Арабские племена придерживались традиционных для язычества верований в
большое количество мужских и женских богов. Важную роль играло почитание
луны и планет. Солнце считали грозным и губительным божеством.
Почитались и природные явления: дождь, гром. Все они носили подчиненный
характер по отношению к верховному божеству, который обычно считался
творцом мира и людей, покровителем племени, дарителем дождя. 

Что особенно важно, верховное божество считали и предком рода - поэтому
преданность кочевников своему семейному клану носила по существу
религиозный характер. Племена, образовывавшие большие группы, имели
общего предка - божество, в честь которого на алтарях сжигали
благовония. Понятие “кровной мести” имело религиозное значение -
убийство врага считалось возмещением не только родственного, но и
религиозного ущерба, понесенного семьей, главной единицей общества. 

Богам отводилась священная территория, где находился бейт-эль (дом
бога), считавшийся одновременно жилищем и земным воплощением божества.
Это были обычно скала, дерево или грубо обработанный камень. Иногда
вокруг бейт-эля возводилось здание кубической формы - кааба (куб). Из
древней литературы известны больше всех почитаемые красный камень Каабы
из города Гайман, белый камень Каабы из аль-Абалата (к югу от Мекки) и,
наконец, черный камень Каабы из самой Мекки. Верующие обходили вокруг
бейт-эля, прикасались к нему, черпая в нем силу. Иногда бейт-эли были
передвижные, их брали с собой в сражения, перевозили на верблюдах под
балдахинами. Вокруг балдахина прорицатели и прорицательницы выкрикивали
заклятия и били в барабаны. 

Помимо культа бейт-элей, у кочевников существовал культ мертвых.
Погребение умершего сопровождалось жертвоприношением. Обычно в жертву
приносили верблюда. 

В VII веке некоторые арабские племена приняли христианство
монофизитского толка, которое принесли сюда завоеватели - абиссинцы. С
христианством успешно соперничал иудаизм, давно известный на
полуострове: значительное количество евреев переселялось в Аравию после
каждого из двух разрушений Иерусалимского Храма. Особенно иудаизм
укрепился в северной части Аравийского полуострова, где арабские племена
усвоили библейские сказания об Аврааме, Агари и Исмаиле и вели от них
свой род. К VI веку иудаизм проник и в Южную Аравию, где на какое-то
время даже стал государственной религией в йеменском Химьярском царстве.


В целом, однако, язычество в Аравии сохранило свои позиции, что связано
с кочевническим образом жизни большей части населения и ее оторванностью
от городов. И все же нельзя недооценивать влияние, в самых разных
формах, христианской и еврейской религий на сознание древних арабов.
Особенно сильным это влияние было в  Мекке. 

Мекка

 Крупнейший город Аравийского полуострова, Мекка расположена в жаркой,
бесплодной долине, в окружении гор. Своим возникновением и 
существованием Мекка была обязана древнему источнику Земзем,
впоследствии ставшему для мусульман священным. Но главной святыней Мекки
был черный камень Каабы. Почитание его к VI веку было широко
распространено. Мекка и ее окрестности стали местом паломничества в
великий годовой праздник хадж - время перемирия бедуинских языческих
племен, когда прекращались все набеги и стычки. К хаджу приурочивались
крупнейшие ярмарки, устраивавшиеся в небольших селениях на территории
вокруг Мекки, куда съезжались бедуины из самых отдаленных краев.
Немноголюдные селения оживали, купцы раскидывали свои палатки. Многие
бедуины читали здесь свои поэтические произведения, устраивали
состязания, подобные тем что имели место в Древней Греции. Эти
произведения, прославляющие  родное племя и предков-героев отличались
образным языком и обладали высокими художественными достоинствами. 

Со временем Мекка, будучи точкой скрещения караванных путей, идущих с
севера на юг и из Ирана к Красному морю, стала центром торговой и
финансовой деятельности на полуострове. Календарь, по которому жила
Мекка, был принят и в большей части Аравии. 

Неудивительно, что за священное для бедуинов место издавна велась
ожесточенная борьба между племенами. По преданию, один из потомков
Исмаила, Курайш стал основателем нового могущественного племени -
курайшитов. Согласно арабским источникам, курайшиты под
предводительством шейха Кусая к середине V века полностью овладели
городом и святилищем. Кусай восстановил культ Каабы, пришедший в
предыдущие годы в упадок, ввел систему законов, учредил постоянное
местопребывание совета города в здании вблизи Каабы. Ведя практически
оседлый образ жизни, курайшиты стали осуществлять функции, ставшие
основой их привилегий и богатства,- они руководили паломниками,
обеспечивали их питанием, хранили военное знамя. Укрепляя свое влияние и
усиливая роль святилища как религиозного центра Аравии, они поощряли
исповедание и других культов в Мекке. К V веку на стенах Каабы стояли
уже многочисленные идолы. Свободно исповедовали здесь свою веру также
христиане и евреи. 

В семидесятых годах VI века в Мекке шло ожесточенное соперничество между
различными племенами и самими курайшитами за контроль над наиболее
выгодными торговыми операциями. Отдельные кланы готовы были пожертвовать
независимостью и обратиться за помощью к враждующим гигантам - Византии
и Ирану, у которых были свои интересы в этом регионе. И именно в эпоху
обострения междоусобиц, усиления внешней военной опасности, в условиях
чрезвычайно пестрой религиозной жизни в Мекке было суждено родиться
человеку, сумевшему вокруг новой религии - веры в Аллаха*  сплотить
аравийцев, а затем и другие (афро-азийские) народы. Это был пророк
Мухаммад. 

____________________________________________________

* Бог - по-араб. Аллах

II. Мухаммад 

Детство и юность Пророка 

Биография Мухаммада основывается на сведениях, приведенных в Коране, а
также в сире - сборнике о жизни пророка, который арабские историки
начали составлять с VII века. 

Мухаммад родился в 570 году в семье Абдаллы из рода Хашим, одного из
десяти родов племени курайшитов. Согласно преданию, его матери перед
рождением сына явился ангел и сказал: “Ты носишь под сердцем повелителя
этого народа, и когда он родится, скажи: Вверяю его заботе
Единственного. Назови его Мухаммад (достохвальный)”. Отец Мухаммада умер
за два месяца до его рождения, мать умерла, когда ему было шесть лет.
Таким образом, мальчик, знатного происхождения (он был прямой потомок
знаменитого Кусая), рано остался сиротой. Родители его были бедны и не
оставили юному Мухаммаду средств к существованию. Сначала его воспитывал
дед, а потом дядя Абу Талиб. Еще в отрочестве Мухаммад помогал дяде по
торговым делам. Так, он сопровождал его в поездке в Сирию, где по
преданию несторианский монах Бахира предсказал Мухаммаду  великую
судьбу. В 584 году, во время одной из междуусобиц, юноша чем мог помогал
своим сородичам. Во время  сражений он собирал для них падавшие стрелы. 

До 24 лет Мухаммад работал у своего дяди: пас скот, был погонщиком
верблюдов. Уже тогда он стал известен своим умом и честностью и получил
прозвище эль-амин (надежный). В 594 году его заметила и сделала своим
приказчиком дальняя родственница Хадиджа. Сорокалетняя вдова, она
владела большим состоянием. Мухаммад успешно перегонял ее караваны в
Сирию,  снискав репутацию мужественного и верного человека, и через год
Хадиджа, полюбив его,  вышла за него замуж. Несмотря на разницу в
возрасте, брак их оказался счастливым. У них родилось шестеро детей.
Последняя дочь появилась на свет, когда Хадидже был уже 51 год. После
этого Хадиджа прожила еще 13 лет. До самой  смерти жены Мухаммад очень 
почитал ее.

Семейное счастье и работа не мешали Мухаммаду предаваться
сосредоточенным религиозным размышлениям. С интересом беседовал  он с
христианскими монахами, которых встречал в Сирии. общался и с иудеями
Мекки. И уж, конечно, живой и любознательный Мухаммад еще ребенком с
восторгом слушал пение бедуинов, собиравшихся на ярмарках, размышлял над
древними арабскими легендами, связанными со святыней его города - камнем
Каабы, и разнообразными религиозными верованиями кочевников. При
малейшей возможности он уединялся в пещере на горе Хира, вблизи Мекки,
где горячо молился и предавался благочестивым помыслам. Казалось, ничто
не должно было нарушить ровный и неспешный ход его жизни. Однако суждено
было случиться тому, что Бог призвал его к великому пророческому
служению. 

Откровение Мухаммаду 

Однажды в месяц Рамадан 610 года, когда сорокалетний Мухаммад по
обыкновению уединился в своей пещере и после молитвы заснул, он ясно
услышал обращенный к нему Голос: “Читай!”. Сначала Мухаммад отказался,
не поняв, кто перед ним. Однако ему было повторено: “Читай!”.
Почувствовав, что это Глас Божий (предание говорит, что Мухаммаду явился
архангел Гавриил), он спросил, что ему читать, и на третий раз повторил
за Голосом: “Читай! Во имя Господа твоего, который сотворил - сотворил
человека из сгустка. Читай! И Господь твой щедрейший...научил человека
тому, чего он не знал” (96: 1-3,5).  Так родились первые пять айатов
божественного откровения, положившие началу Корану - главному исламскому
первоисточнику. Потрясенный, выходил Мухаммад из пещеры, и в этот момент
снова услышал голос ангела: “Мухаммад, ты посланник  Бога, а я  -
Джабраил”. 

С этого момента и отсчитывается история становления великой религии -
ислама. Мухаммад явственно ощутил, что услышанные слова глубоко запали
ему в душу, вся жизнь его  чудесным образом преобразилась и отныне
должна быть посвящена Творцу, исполнению Его воли. Когда он вернулся
домой, Хадиджа с волнением выслушала его и поняла, что  мужу уготована
великая миссия. После первого видения несколько недель ничего не
происходило. Однако душа Мухаммада ждала новых откровений. Он уходил в
пустыню, подолгу бродил;  молчание небес приводило его в такое отчаяние,
что однажды Мухаммад был готов броситься со скалы. В этот момент сияние
неописуемой красоты озарило местность, и он почувствовал необыкновенную
умиротворенность. Вернувшись домой, он завернулся в плащ -  его стала
бить дрожь. Он опять услышал: “О ты, завернувшийся! Встань и увещевай! И
Господа Твоего возвеличивай!”(74:1-3). 

После второго откровения Мухаммад уже не сомневался: он понял, что
Всевышний избрал его своим пророком и повелел проповедовать арабам
истинную веру. С тех пор видения посещали его регулярно, не прекращаясь
до конца жизни. 

Сам Мухаммад так рассказывал о своих видениях. “Откровения нисходят ко
мне по разному: иногда  Джабраил принимает вид человека, который говорит
со мной, как говорят люди, а иногда  он является в виде крылатого
существа, и я запоминаю все, что он мне говорил. Иногда я слышу как бы
звон в ушах - это самое тяжелое испытание , и когда это необычайное
состояние проходит, я помню все как нельзя лучше, как будто это
врезалось в мою память”

Однажды в полночь пророка, спавшего у Каабы, разбудил громкий призыв:
“Проснись, спящий!”. Открыв глаза, он увидел ангела Джабраила в
ослепительно белом одеянии. Рядом стояло удивительное животное: белая
лошадь с человеческим лицом и лучистыми крыльями На эту лошадь,
именуемую ал-Бурак (“блеск”, ”молния”),на которой по преданию  ездил
пророк Ибрахим (Авраам),  сел Мухаммад и мгновенно перенесся на север.

Сначала пророк, сопровождаемый Джабраилом, остановился на горе Синай,
где Мусе (Моисею) являлся Бог. После молитвы  Мухаммад был перенесен в
Вифлеем, город, в котором родился  Иса (Иисус). Помолившись, они
полетели дальше и опустились на Храмовой горе  в  Иерусалиме . Здесь
Мухаммад совершает молитву  вместе с  Ибрахимом, Мусой, Исой и  другими
пророками. После этого он увидел опускающуюся с неба лестницу. Пророк
мгновенно поднялся по ней к небесам, где был встречен прародителем
Адамом. Поднявшись выше, он предстал перед Аллахом, чей лик был скрыт
тысячами покрывал. Здесь ему было даровано предписание о пятикратной
молитве и были предложены три сосуда:  один с вином, другой с медом,
третий с молоком.  Мухаммад выпил молока. “Ты поступаешь правильно,-
сказал Джабраил.- Если бы ты выбрал вино, весь народ твой сбился бы с
пути истинного”. Спустившись, пророк сел на коня и в тот же миг оказался
там, где заснул.

Утром Мухаммад созвал людей и, встав на ограду Каабы, рассказал о
случившемся с ним. Жители Мекки не хотели верить рассказу о ночном
путешествии и вознесении на небеса, но пророк в доказательство подробно
описал Иерусалим, что в нем происходит, и даже перечислил караваны,
следующие а сторону Мекки.

Слово Аллаха 

В своих видениях Мухаммад познал все глубины Божественных откровений,
которые Творец велел ему открыть людям. Эти откровения и составили Коран
- священную книгу новой религии: Мухаммаду открылось, что она вечно
существовала на небе и была сообщена ему прямо “на сердце”: “Это -
послание Господа миров. Снизошел с ним дух верный на твое сердце, чтобы
оказаться тебе из числа увещевающих, на языке арабском,
ясном”(26:192-195). В Коране говорилось, что мир сотворен Единым
Всемогущим Богом, Который из-за своей любви к миру стал открываться
людям - сначала через прародителя человечества, Адама, а потом через
124000 пророков, посылаемых Богом (из них в Коране упомянуты имена
25-ти). В ряду пророков особое место занимали  Нух (Ной), Ибрахим, Муса
и Иса. 

Люди должны поклоняться только Аллаху, а не рукотворным идолам,
проявлять любовь и милосердие по отношению друг к другу. Об этом
говорили древние пророки, слова которых приведены в еврейских и
христианских книгах - от Адама и Мусы до  Исы: <<Скажите: “Мы уверовали
в Аллаха и в то, что ниспослано Ибрахиму, Исмаилу (Измаилу), Исхаку
(Исааку), Йакубу (Иакову) и коленам и что было даровано Мусе  и
Исе”>>(3:84). Однако человечество не прислушивалось к пророкам.
Мухаммаду предназначалось стать последним из них - Печатью пророков - и
распространить  окончательное Слово Божье, предостеречь свой народ,
разъяснив ему Волю Творца и убедив в неотвратимости Божьего суда. В
конце времен мертвые пробудятся, и каждый будет судим по его делам.
Грешники, идолопоклонники будут гореть в вечном огне ада, в то время как
праведники удостоятся вечного блаженства: “добродетельно живущие будут
избавлены от страха и мучений”. 

Люди, учил Мухаммад, должны быть добропорядочными, почитать родителей и
ближних. Они должны быть честными, правдивыми, милосердными и добрыми,
трудолюбивыми и умеренными в своих словах и поступках. Верующие должны
свято исполнять религиозные предписания и подчинять свою жизнь
распорядку, установленному Всевышним. Надо всецело предаться Господу,
покориться Его Воле - отсюда название религии и учения Мухаммада: ислам
(покорность). Приверженцев ее стали называть мусульманами (покорные Богу
или верующие). 

III. Укрепление ислама 

Близкие родственники и друзья безоговорочно поверили в пророческую
миссию Мухаммада, давно известному своей честностью и благородством.
Первой мусульманкой стала жена Мухаммада, Хадиджа, затем другие члены
его семьи, в том числе и  близкий друг - богатый купец по имени Абу
Бакр. Количество приверженцев нового учения стало изо дня в день
возрастать. Они признали Всемогущество Единого Бога. Символом такого
признания стал момент, когда молящиеся впервые простерлись ниц,
коснулись лбами земли и стали молиться вместе с Мухаммадом, в котором
признали пророка Божьего. Однако в течение еще трех лет он делился
своими видениями только с близкими, и лишь в 613 году выступил с
открытой проповедью перед  мекканцами. 

Временами они молились в Каабе. Мухаммаду открылось, что своим
богатством и процветанием Мекка обязана Божьей милости, за что следует
возносить благодарственные молитвы Богу, как Господу Каабы. Ведь многие
арабские кланы возводили свою родословную к  Исмаилу; Господь же открыл
Мухаммаду, что Исмаил вместе со своим отцом Ибрахимом отправились в
Мекку, где и основали Каабу. Так Мухаммад вернул великой святыне ее
утраченное достоинство, ранее попранное   и искаженное язычниками, и
превратил Каабу в место поклонения приверженцев новой религии, каковым
она и является до сих пор. 

Известны имена 70 приверженцев учения Мухаммада, которые присоединились
к нему почти с самого начала. Большинство из них были молодыми людьми до
30 лет, в том числе сыновья и братья богатейших людей Мекки. 

Однако далеко не все из соплеменников-язычников, живших в родном городе
Мухаммада, Мекке, с готовностью приняли Волю Божью. Проповедь Мухаммада
не могла не вызвать сопротивления у самых разных слоев населения Мекки.
В Аравии конца VII столетия среди язычников процветали пьянство и
азартные игры. Не случайно этот период в истории аравийского общества
получил название - джахилийа (“неведения, ”невежества”). Проявление
диких нравов было повсеместным: новорожденных девочек порой закапывали
заживо, а мальчиков рассматривали в качестве подспорья в хозяйстве.
Пророк Мухаммад, стремясь быть верным своему предназначению, поставил
грандиозную задачу превратить дикую невежественную толпу в людей,
которые бы почитали Всемогущего Бога, вели праведный и достойный образ
жизни. Он открыто и мужественно стал обличать идолопоклонников и
выступил против мекканских божеств, а также стал призывать население
покаяться и начать жизнь праведников, верующих в Единого Бога. 

Очень не понравилась проповедь Мухаммада вождям курайшитских кланов,
особенно тех, что соперничали с родным кланом пророка, Хашим. Мекка
давно стала центром паломничества бедуинов-язычников, и призывы
Мухаммада отказаться от идолопоклонства могли сильно повлиять на их
доходы и уменьшить влияние вождей. Столь же неприязненно отнеслись к
Мухаммаду богатые купцы и многочисленная челядь, состоявшая при Каабе и
жившая за счет жертвоприношений. Кроме того, вожди кланов боялись, что
Мухаммад благодаря успешному распространению нового учения может стать
единоличным народным вождем. 

Сначала противники Мухаммада пытались смягчить его обличения щедрыми
посулами, предложив ему выгодные торговые сделки и возможность заключить
брак с женщиной из очень богатой семьи. Однако Мухаммад решительно
отверг эти предложения. Тогда враги пророка перешли к более активным
действиям. Однажды Мухаммада чуть не убили, накинув на его шею петлю,- в
последний момент Абу-Бакр успел сорвать ее. От дальнейших покушений
Мухаммада спасали только кровные узы, связывавшие его с двумя
могущественными кланами Мекки,- Хашим и Мутталиб (как мы уже знаем, с
незапамятных времен защита членов своего клана для арабов во всех
случаях была священной обязанностью). Особенно любил и защищал Мухаммада
его дядя Абу Талиб. 

Между тем враги стали искать другие пути противодействия растущей
популярности Пророка. В 616 году их глава - Абу Джахиль организовал
бойкот кланов Хашим и Мутталиб со стороны других кланов, прекратив с
ними все торговые дела и брачные союзы. Эти события совпали со смертью
самых близких и верных Мухаммаду соратников - в 619 году умерли его жена
Хадиджа и дядя Абу Талиб. Главой хашимитов стал другой дядя Мухаммада,
Абу Лахаб, которого больше заботило материальное благополучие и
поддержка вождей курайшитов. Он перестал защищать Мухаммада;
преследования Пророка и его сторонников усилились. Попытки Мухаммада
найти поддержку в городе Таифе были безуспешны; большое число верных
последователей Мухаммада должны были бежать в Эфиопию, чтобы спастись от
гонений. Пророк был близок к отчаянию, но в этот момент на защиту
Мухаммада выступили жители города Ясриб. 

Хиджра 

Ясриб в те времена была процветающим оазисом с оросительной системой,
плодородными полями, пальмовыми рощами и виноградниками. Но жители
Ясриба страдали от междоусобиц, раздиравших два основных населяющих
город племени - аус и хазрадж. Учение ислама о единении всех людей под
владычеством Всевышнего, о мире и согласии между ними привлекло наиболее
здравомыслящих граждан Ясриба, которые надеялись положить конец кровавым
распрям. К Мухаммаду прибыла группа паломников из Ясриба, и после
разговора с ним они  просветленные открывшейся им истиной приняли ислам.
Они обещали распространять среди земляков новое учение. Через два года к
Мухаммаду уже прибыла делегация из 75 человек, которая просила его
переселиться вместе с учениками в Ясриб и стать их вождем. Согласившись,
Пророк велел сподвижникам переселяться; сам он решил отправиться
последним. Враги узнали об этом и замыслили с ним расправиться. Группа
молодых людей, которым обещали щедрое  вознаграждение, должна была ночью
подкараулить его у дома и убить. Но Мухаммаду вместе с Абу Бакром все же
удалось незаметно ускользнуть и три дня чудесным образом скрываться в
пещере, после чего они добрались до Ясриба. Они чуть не погибли в пути,
но Мухаммад знал: Аллах хранит его. Когда враги почти настигли их, Абу
Бакр в отчаянии вскричал: “Нас только двое!”. “Нет, трое, - поправил
Мухаммад, - ведь с нами Бог”. 

Путешествие пророка из Мекки в Медину, которое началось 10 сентября 622
года и открыло новую эру в истории ислама, известно под названием хиджра
(переселение). С этого момента берет начало мусульманский лунный
календарь. Сам же город Ясриб с тех пор стал называться Мадинат ан-Наби
(город пророка) или Медина. 

Мусульманское государство в Медине

 Годы, проведенные пророком в Медине, имеют важнейшее значение для
истории ислама. Именно здесь Мухаммад впервые реализовал основные законы
религиозно-общественной жизни людей, которые Бог даровал ему в
Откровении. Здесь же получили жизнь основные предписания ислама,
касающиеся ритуальной практики. 

Жители города выделили Мухаммаду и его последователям часть земли, на
которой он прежде всего построил мечеть - первый мусульманский храм, где
можно было воздавать хвалу Всевышнему. В строительстве ему помогали все
мусульмане Медины. Рядом с мечетью пророк построил для себя домик.
Бесчисленных посетителей Мухаммад принимал в мечети, быстро ставшей 
центром верующих граждан Медины. В мечети же обсуждались все дела
общины, новообращенные в ислам учили молитвы и изучали нравственные
законы. Пророк читал молитвы и обращался к верующим с проповедями. С тех
пор мечеть в Медине стала одной из двух главных святынь ислама. 

Результаты не заставили себя долго ждать. В Медине воцарились мир и
спокойствие. Пророк примирил враждующие кланы, составив устав
мусульманской общины. В нем провозглашалось, что отныне все племена
образуют единую общину верующих, куда также входят евреи и христиане,
сохраняющие свою религию. Трудолюбие и честность, к которым приучал
жителей Медины Мухаммад, привели к экономическому процветанию города,
влияние которого в Аравии стало быстро усиливаться. 

Складывающаяся ситуация очень встревожила курайшитов. Они стали
опасаться, что Мекка потеряет свою роль святыни и духовного центра
арабов из-за растущей популярности новой монотеистической религии.
Вожди-курайшиты решили всеми силами подрывать мир и благополучие в
Медине. За денежные посулы племена кочевников-язычников начали нападать
на караваны, направлявшиеся в Медину и из Медины, грабить имущество,
урожай и скот мединцев. Мухаммаду ничего не оставалось как предпринять
ответные действия против караванов из Мекки. Два города стали готовиться
к войне. 

Борьба мусульман Медины с язычниками Мекки 

В марте 624 года Мухаммад решил атаковать богатый караван мекканцев,
который шел из Сирии. Злейший враг Мухаммада, Абу Джахиль принял вызов.
В битве, завязавшейся у колодца Бадр, Мухаммад показал, что он не только
пророк Божий, но и блестящий полководец. Умело построив тактику боя, он
с отрядом в 315 человек разбил  противника числом более 800. Мекканцы
потеряли более 50 человек убитыми, включая Абу Джахиля. Воины Мухаммада
захватили также около 150 верблюдов, значительное количество оружия,
потеряв всего 15 человек. Битва эта, получившая название “Битвы при
Бадре”, стала первым победоносным сражением в истории мусульманской
цивилизации. 

Битва при Бадре подняла на новую высоту авторитет Мухаммада. На
процветающую и крепнущую Медину все больше стали обращать внимание
иноземные купцы. Курайшитские вожди и торговцы Мекки поняли, что под
угрозу поставлено их будущее. Они яростно стали готовиться к ответному
удару. Собрав огромное войско, около 3000 человек, мекканцы двинулись на
Медину. 

Мусульмане Медины, собравшись на военный совет, долго решали, что
делать. Пророк Мухаммад уединился в своей комнате, но через некоторое
время вышел в военных латах. Армия его в три раза уступала по количеству
воинов мекканцам, да и в тактическом плане противник проявил себя
гораздо лучше, чем в битве при Бадре. Мусульмане были разбиты, раненый
Мухаммад вместе с 15 воинами с трудом спаслись. Мухаммад так объяснил
причины поражения: “Когда вы нарушили волю Божью и приказания Его
посланника, справедливое наказание обрушилось на вашу голову - и враги
одержали победу. Но Бог милостив и снисходителен; Он простил ваш грех и
не допустил вас до конечной погибели”. 

Однако, несмотря на поражение, влияние мусульман в Аравии продолжало
возрастать. В 627 году курайшиты Мекки решили окончательно покончить с
Мухаммадом и, собрав уже десятитысячное войско, снова двинулись на
Медину. На этот раз предусмотрительный Мухаммад, собравший всего 3000
воинов, применил хитрую тактическую новинку, неизвестную доселе в
Аравии. Он приказал вырыть на подступах к Медине глубокий круговой ров.
Растерянные мекканские военачальники не знали, что им предпринять и
через три недели осады, исчерпав запасы продовольствия, отошли. Это
событие явилось переломом в войне: мекканцы потеряли веру в собственные
силы; два лучших их военачальника перешли на сторону Мухаммада.
Одновременно Мухаммад не переставал вести успешную дипломатическую
деятельность, заручаясь поддержкой все новых властителей соседних
государств. 

Многочисленные аравийские племена, видя на примерах правоту миссии
Мухаммада, стали уже считать, что ему во всем покровительствует небо.
Пророк же, понимая, что время работает на него и на его последователей
решил  окончательно завоевать власть и на следующий год во главе
двухтысячного войска двинулся на Мекку. Мекканцы, пребывавшие еще в шоке
после прошлогодней неудачи, запросили перемирие. В качестве условия
перемирия Пророк потребовал раз в год разрешать ему и мусульманам
совершать паломничество (хадж) к Каабе. Первое паломничество во главе
2000 своих сторонников он совершил через год. Бедуины Аравии, которые
издревле почитали Каабу, присоединились к паломническому каравану, после
чего многие из них стали обращаться в ислам. Внушительное число
паломников, их дисциплинированность, религиозное горение произвели
сильное впечатление на жителей Мекки. Тем самым была подготовлена почва
для полного обращения в ислам родины пророка. 

Взятие Мекки. Победа ислама и смерть пророка Мухаммада 

В конце 629 года мекканцы нарушили договор о перемирии, и Мухаммад без
промедления двинулся на Мекку во главе своего войска. Мекканские вожди,
которые уже не могли опереться даже на собственное население (многие
мекканцы были на стороне Мухаммада) запросили мира. Пророк милостиво
объявил амнистию всем жителям Мекки, и триумфально вошел в город 11
января 630 года. 

Из Каабы были выброшены и разрушены все языческие идолы, и пророк семь
раз обошел вокруг святыни. Мекканцы, в том числе и их вожди-язычники,
прошли вокруг сидевшего у скалы Сафа Пророка, дав ему клятву верности. 

С тех пор Мекка стала священным городом и центром паломничества
мусульман, хотя сам Мухаммад решил вернуться в Медину и остаться в ней 
со своими ближайшими сподвижниками: “Я хочу жить и умереть вместе с
вами”. Отдельные вожди кочевнических племен пытались воспользоваться
поражением курайшитов, чтобы самим захватить власть над караванными
путями, проходившими через Мекку. Но военное преимущество и авторитет
пророка позволили, хотя и в напряженной борьбе, сломить их сопротивление
и обратить население между  Меккой и Мединой в ислам. В то же время
опытный Мухаммад сумел установить контроль над христианскими поселениями
вблизи византийских владений. Оставив право исповедовать христианскую
религию и ограничившись требованием платить ежегодную дань, он
гарантировал христианам свое покровительство. В аналогичные условия в
конце концов были поставлены и евреи, хотя взаимоотношения с ними носили
у Мухаммада довольно напряженный характер; порой велись даже военные
действия. С другой стороны, в персидских владениях Центральной Аравии
после военных неудач в борьбе с Византией и смерти в 628 году царя
Хосрова II между арабскими племенами развернулась жестокая борьба за
власть, в ходе которой многие вожди искали покровительства Мухаммада и
принимали ислам. В итоге к 631 году в ислам обратился почти весь
Аравийский полуостров. 

В начале 632 года пророк Мухаммад совершил торжественное паломничество в
Мекку. Он произнес проникновенную проповедь, простился с многочисленными
верующими и объявил, что считает свою миссию законченной. Вернувшись в
Медину, он тяжело заболел (предполагают плевритом) и, чувствуя
приближение смерти, раздал имущество бедным и сиротам. Проведя несколько
дней в полузабытье, он на короткий момент почувствовал себя лучше и
отправился в мечеть. Прочитав последние молитвы и простившись с
мусульманами, он вернулся домой, отдал последние указания своим женам
(после смерти Хадиджи он снова женился), родственникам и верным
соратникам. 8 июня 632 года великий Пророк, посланник Аллаха, скончался.


IV. Ислам после Пророка Мухаммада 

Пророк не оставил наследника мужского пола, и вопрос о преемнике
Мухаммада вызвал острый политический кризис - за первенство боролись
мединцы и мекканцы. В итоге после напряженных обсуждений халифом
(наместником) пророка стал его ближайший  соратник Абу Бакр. Ему и его
помощникам выпала трудная задача: большинство бедуинских племен лишь
недавно приняли ислам и не отличались убежденностью в своей вере и
надежностью. По-прежнему многие бедуины жили в обстановке взаимных
племенных распрей и грабежей караванов, появились и лжепророки, желавшие
занять место Мухаммада. Было неспокойно и за границей: Византия и Иран
все еще вели изнурительные боевые действия, втягивавшие в свою сферу и
Аравийский полуостров. Все эти обстоятельства требовали военного
усиления мусульман и перехода к активным наступательным действиям.
Религиозной базой для таких действий был уже выработанный при жизни
пророка принцип дар аль-ислам (мусульманский мир, земля ислама). По
учению пророка, дар аль-ислам должен был распространиться на дар
аль-харб (земля войны), где ислам не действует и где мусульмане
подвергаются притеснениям. В этих условиях начинал действовать принцип
джихада -  справедливой войны, целью которой было обращение людей в
истинную веру. 

Уже при халифе Абу Бакре мир восстановился в Аравии и началось
завоевание Сирии и Ирака. После его смерти в 634 году халифом стал Омар,
при котором были завоеваны Египет, Палестина, Сирия, Месопотамия и Иран.
Арабы-мусульмане проявляли чудеса храбрости, отличались железной
дисциплиной и верой в победу ислама по всей земле. Исламские
военачальники, помимо проявления выдающихся стратегических качеств, вели
умелую дипломатическую и военную игру на противоречиях некогда великих
империй. В итоге Омар закрепил завоевания предшественника. После гибели
Омара в 644 году халифом стал Осман, при котором власть арабов
распространилась на огромную территорию: до Ливии на западе, Кавказских
гор на севере и предгорий Гималаев на востоке. Однако в этот же период
усилилась борьба за власть между претендентами на право наследования
Мухаммаду. После убийства Османа в 656 году халифом стал Али, двоюродный
брат и зять Мухаммада. 

Кандидатура Али вызвала серьезные сомнения и противоречия среди
мусульман. Если Египет, Мекка и Медина поддержали Али, то наместник
Сирии, двоюродный брат убитого Османа, был против. К нему присоединилась
вдова пророка Айша, давно питавшая неприязнь к Али. Развернулась
ожесточенная борьба за власть. Именно в этот период началось разделение
мусульман на два течения - шиитов, которые признавали право наследовать
Мухаммаду, т.е. право на власть (имамат) только за Али и его
наследниками, и суннитов, не признающих династического принципа и
требующих избрания или назначения имама - главы мусульман,  путем иджма
- всеобщего коллективного согласования.

После нескольких лет изнурительной борьбы, происходившей с переменным
успехом, в 661 году Али был коварно убит, и с ним закончилась эпоха,
которую называют эпохой четырех праведных халифов . 

После смерти Али власть захватила династия Омейядов - представителей
одного из родов мекканских курайшитов. При Омейядах арабская гегемония
распространилась на значительную часть Средней Азии и на большую часть
Испании. Именно эпоха Омейядов считается “золотым веком” ислама, когда
арабский Восток стал центром мировой науки и культуры. На завоеванных
территориях мусульманские правители терпимо относились к представителям
других монотеистических религий, благодаря чему и христианство, и
иудаизм очень многое почерпнули из религии и философии ислама.
Вследствие глубокого изучения арабами античного наследия великая
греческая культура, в частности философия Аристотеля, снова стала
достоянием Европы. Эта же эпоха явилась “золотым веком” и для двух
других великих мировых религий, дав человечеству непревзойденные образцы
архитектуры, поэзии, философии. 

Омейядский халифат в 750 году сменило правление династии Аббасидов. При
Аббасидах ислам распространился на севере до Волжской Булгарии (нынешние
Татарстан и Башкирия). В правление этой династии особенно расцвели
будущие столицы ислама, в частности, Дамаск и Багдад. Но в этот же
период начинается ослабление огромной мусульманской державы. Появились
мелкие мусульманские государства, и арабский мир, став ареной
соперничества сразу нескольких династий - Аббасидов, Фатимидов и других,
-постепенно стал погрязать во внутренних межарабских конфликтах. В то же
время окрепшие христианские правители стали вытеснять арабов с
захваченных европейских земель, но полностью искоренить их влияние в
культуре, архитектуре и науке уже было невозможно.  Правление Аббасидов
завершилось в 1258 году с падением их столицы Багдада под ударами
монголов.

V. Основы ислама 

Как мы уже видели, от первого Откровения, дарованного Всевышним
Мухаммаду, до победы ислама в 632 году почти на всей территории
огромного Аравийского полуострова прошло немногим более 20 лет. Такого
грандиозного успеха за столь короткий период не знала ни одна религия.
Не случайно основатель ислама Мухаммад считается самой влиятельной
фигурой в истории человечества. И то, что этот успех  был закономерен,
доказывает не только последующее шестивековое победоносное шествие
ислама, но и нынешняя распространенность его по земному шару. В чем же
секрет и причины такого успеха? 

Жизнеспособность ислама проистекает из органичного сочетания глубокой
веры мусульманина и неукоснительного исполнения им религиозных обрядов с
необходимостью вести праведный образ жизни. Для Мухаммада быть
“покорным” Богу, т.е. быть истинным мусульманином, значило соблюдать три
главных условия веры: в отношении к Богу - это молитва, в отношении к
ближнему - милостыня, относительно собственной природы - воздержание
(пост). Руководством ко всей жизни мусульманина - религиозной,
общественной, личной - служит священная книга ислама - Коран. 

Коран 

Не случайно первым словом, услышанным Мухаммадом от архангела Гавриила
было “Читай!”. “Коран” в переводе с арабского означает “то, что читают,
произносят”. 

Коран делится на 114 сур (глав), расположенных в порядке убывания длины,
за исключением первой суры. В свою очередь каждая сура делится на аяты -
фразы или фрагменты фраз. Впоследствии для удобства чтения Коран был
разделен на тридцать частей (джузов) или на шестьдесят разделов
(хизбов).  Все суры (кроме 9-ой) начинаются с традиционного зачина: “ Во
имя Аллаха милостивого и милосердного” - “бисми лляхи ар - рахмани - р -
рахим”.

По преданию, Коран был передан Мухаммаду в откровениях. Мухаммад называл
источником своих откровений “Небесную книгу”, которая открывалась
Пророку частями, сначала в Мекке, а потом в Медине. Поэтому мекканские
суры, которые делят по происхождению на три периода, отличаются от
мединских по содержанию, стилю, языковым особенностям. Суры первого
мекканского периода (древнейшей из них считается сура 96) возвышенны и
эмоциональны; в них в большей степени чувствуется влияние древней
арабской поэзии, с ее особыми литературными приемами. Суры второго
периода более спокойны, философичны, посвящены в основном проповеди
Единобожия. В сурах третьего периода много сказаний о пророках. Суры
мединского периода в основном содержат множество культовых, юридических
и этических предписаний, поскольку именно в Медине пророк стал
реализовывать религиозно-правовые нормы ислама. 

При жизни Мухаммада Коран существовал в устной форме, и некоторые люди
(их называли кари) заучивали его наизусть. Тогда же начали записывать
отдельные фрагменты, но полный сборник сур еще не был составлен. После
смерти пророка, чтобы не утерять священные тексты, их начали собирать и
записывать вместе. В годы правления халифа Османа (644-656) была
составлена рукописная книга, которая считается первым изданием Корана.
Существовало несколько отличных друг от друга версий Корана, но в эпоху
Омейядов (VII-VIII вв.) был составлен канонический текст, который не
претерпел изменений вплоть до наших дней. Однако благодаря специфике
арабской письменности (краткие гласные звуки не записываются), одно и то
же слово часто можно прочитать и понять по-разному, поэтому существуют
семь канонических вариантов чтения Корана, из которых сейчас практически
используются два. 

При наличии множества предписаний  Коран оставляет в то же время
возможность для различных их трактовок.  Это обстоятельство, а также
многочисленные разночтения потребовали создания традиции толкования
священного текста, которая получила название тафсира. 

Кроме того, как и в других великих религиях, письменный священный текст
мусульман дополняется устными преданиями (хадисами) о пророке и его
сподвижниках, которые в VIII-IX веках были собраны вместе и записаны.
Сборник получил название “Сунны” и также является важным источником
вероучения мусульман. Существуют шесть общепризнанных авторитетных
сборников хадисов, составленных известными деятелями раннего периода
ислама. В более поздние эпохи стали составляться сборники хадисов по
тематическому принципу, а также сборники избранных хадисов.

Основные требования к мусульманину 

Важным моментом в религиозно-социальных требованиях, предъявляемых
исламом своим последователям, является их простота, глубина и
неукоснительность исполнения. Жизнь мусульманина, по учению Мухаммада,
должна опираться на пять столпов или основ веры: 

1.Шахада - формула исповедания веры: “Нет божества, кроме Аллаха, и
Мухаммад - посланник Аллаха”. Любой человек, с искренним чувством
произнесший эту формулу, может считаться мусульманином. Ислам - строго
монотеистическая религия, в связи с чем категорически запрещалось
поклонение идолам и сакральное почитание любых антропоморфных
изображений. Ислам учит, что каждый человек несет ответственность за
свою духовную жизнь: “И всякий, кто грешит, грешит во вред своей
души”(4:112). При этом религиозная вера должна быть принята свободно, по
велению сердца: “Нет принуждения в религии”(2:257). 

2.Салят -  молитва, которую мусульманин должен произносить  пять раз в
день, в течение суток от рассвета до заката. Особо благочестивые люди
совершают дополнительные молитвы. Цель молитвы - стремление к наивысшему
ощущению своего единства с Богом. Молитва укрепляет человека в вере и
помогает ему помнить о Боге в каждую минуту его жизни: “А когда вы
закончите молитву, то помните Аллаха - стоя, сидя и лежа на
боку”(4:104). Молитва, как учил пророк, есть величайшая радость и
одновременно дело огромной важности: “И когда поднялся раб Аллаха,
взывая к Нему, то они (джинны)  готовы были собраться вокруг
него”(72:19). 

Молиться можно в любом подходящем для этого месте, но предварительно
требуется совершить ритуальное омовение, чтобы сердце молящегося
исполнилось чистоты. По преданию, Мухаммаду принадлежат слова “Чистота -
половина веры”. Где бы мусульманин ни находился, во время молитвы он
должен быть обращен лицом к Мекке. Предпочтительней совершать молитву в
мечети. В пятницу, святой для мусульман день, полуденную молитву
требуется совершать в мечети, при входе в которую верующий обязан
снимать обувь, чем выражается его богобоязненность и смирение .

Мечеть (масджид) - не только место молений, но и помещение для
религиозных занятий, диспутов и вообще центр мусульманской религиозной
жизни. Главное место в мечети - михраб (ниша), указывающая направление
на Мекку. К ней молящиеся обращаются лицом, там же находится
священнослужитель, ведущий молитву,- имам. Рядом с михрабом ставится
минбар - возвышение, с которого читается проповедь по пятницам. Каждая
мечеть имеет один или несколько минаретов - башенок, с которых
специальным призывом пять раз в день мусульман оповещает о молитве
муэдзин - служитель мечети. 

Молитва состоит из ракатов - набора произносимых религиозных формул,
которым соответствует определенное положение тела молящегося. Выполняя
ракат, молящийся может становиться на колени, простираться ниц, касаясь
лбом пола. При этом читаются шахада, суры Корана, благословения. Помимо
канонической молитвы салята, существуют специальные молитвы-просьбы, 
молитвы за упокой души и т.д. 

3.Закят - подаяние нуждающимся. В исламе требование милосердия занимает
особо важное место. Не случайно, слово закят, милостыня, первоначально
означало очищение. Чистота человеческого сердца достигается милосердием:
“Никогда не достигнете вы благочестия, пока не будете расходовать то,
что любите” (3:86). Разумеется, милостыня должна подаваться искренне, а
не “из лицемерия перед людьми”. Каждый верующий мусульманин должен
отдать часть доходов или имущества бедным. В древности обычно взымалась
десятина или двадцатая часть доходов и общая сумма перераспределялась
между неимущими. Милостыня также могла отдаваться продуктами. В
настоящее время почти во всех мусульманских странах требование  закята
реализуется через систему налогообложения, согласно требованиям
социальной справедливости. Тем не менее добровольные пожертвования,
подача милостыни считаются почетнейшим долгом каждого благочестивого
мусульманина. 

По учению ислама, из трех основных религиозно-нравственных заповедей -
молитвы, милостыни и поста - вторая наиболее важная. Людям, обремененным
земными заботами, трудно возвыситься душой к Богу; также тяжело им
сопротивляться искушениям плоти и сохранять воздержанность. Однако быть
милосердным способен всякий человек: “Знаешь ли, что есть вершина
добродетели? Выкупить пленного, накормить во дни голода сироту ближнего
и нищего”(90:12-16). Подобная социально-гуманистическая направленность
ислама сделала его особенно жизнестойким и привлекательным для миллионов
людей. 

4.Саум - пост. Для очищения души и тела каждый мусульманин обязан
поститься в течение священного месяца Рамадан, девятого по
мусульманскому календарю. Согласно преданию, именно в этот месяц
Мухаммаду было дано первое Откровение. Днем (от восхода до заката
солнца) верующему запрещается есть, пить, развлекаться. Он должен
работать, молиться, читать Коран, предаваться благочестивым
размышлениям. Намеренное нарушение поста строго карается, вплоть до
тюремного заключения. Однако требования к постящимся должны быть
разумны: от поста освобождаются больные, дети, беременные женщины,
путешествующие, воины во время боевых действий и т.д. Допускается также
случайное нарушение поста. При этом желательно возмещение поста в другое
время или замена его благотворительной деятельностью - в этом
проявляется высшая роль, отводимая милосердию в исламе: “Справедливость
- сестра благочестия. Бог обещает милосердие Свое и славную награду тем,
кто с верой соединяет заслугу добрых дел”. Милосердие и духовное
совершенствование для настоящего мусульманина неотделимы,  воздержание
же предписывается Кораном не в целях умерщвления плоти, а для сохранения
душевной чистоты и нравственной свободы. 

Важнейшим постом у мусульман является пост в месяц Рамадан. Считается,
что именно в этот период человеку легче всего искупить его грехи,
совершенные за целый год. Однако особо благочестивые мусульмане
соблюдают и добровольные посты: по какому - либо обету, ради искупления,
в дни полнолуний, солнечных и лунных затмений и т.д. 

5.Хадж - паломничество в определенное время года. Каждый правоверный
мусульманин, чтобы явить свое благоговение перед Всевышним, также в
память о пророке Мухаммаде, должен хотя бы раз в жизни совершить
паломничество в Мекку. Однако понятно, что это требование связано с
материальным положением верующих, их здоровьем и другими
обстоятельствами - поэтому оно не является столь же неукоснительным, как
вышеперечисленные. От хаджа освобождаются неимущие, слабоумные, одинокие
женщины. Веской причиной для освобождения раньше могли стать опасность
маршрута и разбой на дорогах. Но в любом случае верующий должен
использовать все имеющиеся возможности, чтобы совершить паломничество, в
крайнем случае послать кого-то от своего имени. Мусульмане, совершившие
хадж, пользуются большим уважением и часто носят особую одежду,
подчеркивающую его особый статус, например, зеленую чалму. 

На период хаджа верующие входят в особое состояние ихрам: одеваются
специальные белые одежды; с этого момента и до конца хаджа им запрещено
стричь ногти и волосы. По прибытии в Мекку паломники совершают ряд
обязательных ритуалов, составляющих хадж и посвященных различным
событиям из жизни Мухаммада и других великих пророков. Сначала верующие
семь раз обходят Каабу, целуют священный черный камень и пьют воду из
священного источника Земзем. Затем они семь раз пробегают между двумя
холмами - Сафа и Марва. На втором этапе хаджа паломники направляются в
долину Мина, находящуюся в нескольких километрах от Мекки. Они проводят
целый день на горе Арафат, где происходит массовое моление и
произносится проповедь. Последующая ночь проходит у горы Муздалифа, а на
следующий день происходит торжественное заклание овец. В тот же день
хадж завершается главным общемусульманским праздником жертвоприношения -
ид аль-адха. 

Помимо Мекки, святыми местами для мусульман считаются Медина и Аль-Кодс
(Иерусалим)-оттуда, с Храмовой горы, Мухаммад вознесся на небо. Здесь же
произошло событие, одинаково почитаемое приверженцами трех
монотеистических религий: мусульманами, христианами и иудеями - Ибрагим
в доказательство силы своей веры готов был принести сына в жертву Богу.
Существуют также мусульманские святыни в Ираке.  Иране, Сирии,
Афганестане, связанные с жизнью и деятельностью великих мусульманских
подвижников. Все эти места также являются объектами паломничества. 

Повседневная жизнь мусульманина 

Жизнь мусульманина, основанная на пяти столпах, в то же время
регулируется немногочисленными, дополнительными, но строгими
предписаниями и запретами, помогающими ему сохранять чистоту и
праведность мыслей и поступков. 

Такие предписания и запреты содержатся в Коране и в священных преданиях.
На их основе очень рано был сформирован канонический закон ислама
(шариат). На протяжении веков этот закон подвергался систематизации,
истолкованию, дополнению с помощью методов правоведения (фикха).
Основной тенденцией шариата была оценка различных жизненных ситуаций с
точки зрения канонов ислама и вынесение решений по конкретным поводам. В
итоге появились сборники фикха, содержавшие нормы уголовного и
гражданского законодательства, обязательные к исполнению. Особые знатоки
религиозного культа и права (улемы) пользовались большим почетом и
уважением у мусульман. Они же зачастую являлись религиозными судьями -
кади. Важно отметить, что религия освящает всю жизнь мусульманина, и
поэтому любое нарушение норм шариата является преступлением перед
Создателем. 

Согласно законам шариата, за нарушение которых предусматривается строгое
наказание, мусульманам запрещается употребление алкоголя и наркотиков,
свинины, мяса некоторых диких животных и мертвечины. Строго запрещены
аморальные занятия - воровство, ростовщичество и азартные игры. 

Шариат предусматривает систему особых обрядов и ритуалов, которым
мусульманин должен следовать в жизни. Помимо соблюдения основных
религиозно-культовых предписаний, о которых речь шла выше, существуют и
некоторые другие требования к мусульманину. Например, специальные обряды
имянаречения,  обрезания для мальчиков, свадебные и похоронные обряды. 

Мужчины и женщины считаются равноправными в исламе, но на мужчину как на
главу семьи налагаются дополнительные обязанности. Мусульманам
предписывается вести скромный и умеренный образ жизни, посвящать
основное время труду, семье и религиозным обязанностям. Особенная забота
должна проявляться по отношению к детям и родителям. 

Мусульманину, строго следующему канонам ислама, свойственно стремление к
миру и согласию, уважение всех людей, независимо от их религиозной
принадлежности: “Не делайте насилия людям из-за их веры”. Ранний принцип
дар аль-ислам, реализация которого была необходима на первой стадии
существования исламского сообщества, был впоследствии дополнен принципом
дар ас-сульх (земля мирного договора), ставшим религиозно-теоретическим
базисом мирного сосуществования народов. Преднамеренное убийство в
исламе решительно осуждается, за исключением особых случаев, вызванных
внешней агрессией: “Преступивший закон против вас заслуживает того же”
(2:195). 

Религиозно-философские течения в исламе 

Как любая живая религия, ислам, требуя от своих последователей
соблюдения основных религиозных принципов, допускает в рамках вероучения
значительное разнообразие традиций, обрядов, философских воззрений,
обусловленных и культурно-историческими факторами. Это разнообразие
обусловлено многими историческими, культурными и религиозными факторами.


Известно, что еще при жизни Мухаммада проявились религиозные
разногласия, хотя и не оказавшие решающего значения на единство уммы.
Согласно словам самого пророка, записанных в одном из хадисов: “После
меня в исламе будет 72 пути”, но все эти “пути”, как показала история,
не выходят за рамки основных догматов вероучения. Самым крупным
разделением ислама было и остается разделение на суннитов и шиитов,
причины которого мы указали выше. По учению шиитов, Али, наделенный
божественной благодатью, и его потомки-имамы олицетворяют принципы
наследственной верховной власти и  пророчества. Имамы, по учению шиитов,
непогрешимы и безгрешны, что ставится под сомнение суннитскими
богословами, отстаивающими идею выборности каждого имама. 

За много веков развития двух главных направлений в исламе они стали
отличаться не только в своем понимании законной власти, но и во многих
других сферах религиозно-общественной жизни. Существуют различия в
принципах юридических решений, праздничных ритуалах, в отношении к
иноверцам, в деталях молитвы, в гражданском праве. Опираясь на
собственную традицию  иджтихада - систему методов и приемов в изучении и
решении вопросов богословско-правового комплекса - шииты создали свое
научное направление экзегетики - комментирования Корана. Шиитам в
большей степени, чем суннитам присущи религиозный темперамент и рвение,
их религиозные праздники сопровождаются экзальтацией верующих и
выливаются в шумные манифестации.

В последние годы среди мусульманских богословов как суннитского, так и
шиитского толка, ширится понимание необходимости преодоления разногласий
и сближения позиций. Усилиями суннитского и шиитского духовенства в
Каире создан Дом сближения исламский течений; в крупнейшем мусульманском
теологическом университете Аль-Азхар теперь есть кафедра сравнительного
суннитско-шиитского богословия

Существуют и другие разделения в исламе: хариджизм, мурджизм, махдизм,
исмаилизм и т.д., отличающиеся друг от друга как смысле  религиозной
интерпретации, так и в решении вопросов социально-политической жизни. 

Особую роль в истории ислама и мировой культуры сыграло
мистико-аскетическое течение течения - суфизм (от слова “суфи” - шерсть,
из которой изготовлялась одежда аскетов). Появившиеся на заре ислама,
суфии проповедовали аскезу, равнодушие к мирской жизни и бескорыстную
любовь к Аллаху. Они считали, что отрешенная, экстатическая молитва,
полная погруженность в себя ведут к просветлению, высшему знанию.
Главным для суфиев было постижение Бога, приближение к Нему. Некоторые
суфии даже считали возможным слияние со Всевышним. При этом некоторые из
них использовали ритмическую музыку в своих духовных упражнениях.
Первыми прославившимися мистиками-суфиями были аль-Хасан аль-Басри
(642-728), Рабиа ибн-Хайсам (ум. в 686 г.) и другие подвижники. Суфизм
также рано, уже к IX веку, разделился на несколько течений. Суфии
умеренного направления занимались традиционными суннитскими науками -
хадисоведением, правоведением; предметом их интересов были и
естественные дисциплины, космология. В этих занятиях их поддерживали и
сотрудничали с ними богословы традиционных суннитских школ. Среди
наиболее выдающихся суфиев известны: знаменитый ученый-энциклопедист
Аль-Газали (ум. в 1111 г.), , влияние которого на средневековую
европейскую науку было огромным и Ибн аль-Араби, величайший философ и
поэт (ум. в 1240 г.). Более радикальные течения в суфизме разрабатывали
общественную проблематику, ратовали за социальную справедливость. 

Суфизм известен высочайшими образцами религиозно-философской прозы
(вобравшей в себя и античную мудрость), неподражаемой поэзией. Приемы
суфийской поэзии использовали крупнейшие поэты Востока. Начиная с XI-XII
веков начинают создаваться суфийские ордена (подобные монашеским орденам
в Европе), что значительно расширило географию ислама и самого суфизма.

Подводя итог сказанному  надо отметить, что ислам, безусловно является
одним из самых могущественных духовных движений. Он придал определенную
форму мировой истории и продолжает оказывать существенное влияние на
эволюцию современного общества. Исламское вероучение завершает
монотеистическую миссию авраамического цикла - начатую первым ханифом
(“исповедующим единобожие”) Ибрахимом (Авраамом в Библии), продолженную
посланниками и пророками Мусой (Моисеем) и Исой (Иисусом) и
заканчивающуюся Мухаммадом. Отсюда понятно, что для мусульман ислам
воплощает высшую богооткровенную Истину, возвещенную в Коране:

“Сегодня Я завершил для вас вашу религию, и закончил для вас Мою, и
избрал для вас Ислам, как веру вашу” (5:4).

Возможно, в этих словах и содержится  ключ к пониманию ислама как
религии всемирного значения и одновременно ответ на вопрос, поставленный
в начале главы.

БИБЛИОГРАФИЯ

    1. Библия. Книги Священного Писания  Ветхого и Нового Завета

    2. Толковая Библия. Под редакцией Лопухина. Книга 3, Т. 10-12
Стогольм, 1987 г

    3. Новый Завет в переводе епископа Касиана(Безобразова) М., 1994

    4. Послание к римлянам апостола Павла. Новый перевод с греческого
В.Н. Кузнецовой. М., 1993

    5. Антонини о.Бернардо. Экзегезис книг Нового Завета.  М., 1995

    6. Мень Александр, прот. Послания апостола Павла. Ж. "Мир Библии"
М., 1994/1(2)

    7. Фаррар Ф.В. Жизнь и труды св.апостола Павла. Киев., 1995/1(2)

    8. Христианство. Энциклопедический словарь. Т. 1-3 М., 1993,1995

    9. История всемирной литературы. Т. 1,2 М., 1983,1984

   10. Аврелий Августин. Исповедь. М., 1991

   11. Ансельм Кентербрийский. Сочинения. М., 1995

   12. Святитель Григорий Палама. Беседы. Т.1-3 М., 1994

   13. Святитель Григорий Палама. Триады в защиту
священнобезмолствующих.

   14. Дианисий Ареопагит. СПб., 1994

   15. Макарий Египетский. Новые духовные беседы. М., 1990

   16. Творения Аввы Евагрия. Аскетические и богословские трактаты. Б/м,
1994

   17. Творения преподобного Максима Исповедника. Б/м, 1993

   18. Тертулиан. Избранные сочинения.  М., 1994

   19. Амман. Путь Отцов.Краткое введение в патристику. М., 1994

   20. Болотов В.В. Лекции по истории древней Церкви. Т.1-4. М., 1994

   21. Иванов П. Тайна Святых. Введение в Апокалипсис. М., 1993

   22. История Византии. Т.1-3. М., 1967

   23. Карсавин Л.П. Святые отцы и учители Церкви. М., 1994

   24. Карташев А.В. Вселенские Соборы. М., 1994

   25. Карташев А.В. Очерки по истории Русской Церкви. Т.1 М., 1991

   25. Киприан (Керн) архим. Золотой век Свято-Отеческой письменности.
М., 1995

   27. Клеман О. Истоки. Богословие отцов Древней Церкви.  М., 1994

   28. Культура Византии. IV - первая половина VII вв. М., 1984

   29. Культура Византии. Вторая половина VII - XII вв. М., 1989

   30. Мейендорф Иоанн, прот. Введение в святоотеческое богословие.
Вильнюс - М., 1992

   31. Памятники византийской литературы. IV - IX вв. М., 1968

   32. Памятники византийской литературы. IX - XVI вв. М., 1968

   33. Памятники средневековой латинской литературы. IV - IX вв. М.,
1970

   34. Памятники средневековой латинской литературы. X - XII вв. М.,
1972

   35. Поснов М.Э. История Христианской Церкви (до разделения Церквей
-1054)

   36. Флоровский Георгий, прот. Восточные Отцы IV века. М., 19,,

   37. Флоровский Георгий, прот. Восточные Отцы V - VIII вв. М., 19,,

   38. Шмеман Александр, прот.  Исторический путь православия М., 1994

                    К ПРИЛОЖЕНИЮ I

    1. Еврейская энциклопедия, Т.1-16. М.,"Терра", 1991.

    2. Мировоззрение талмудистов. М., 1994.

    3. Штайнзальц А. Введение в Талмуд. М., 1993.

    4. Раби Шимон. Фрагменты из книги Зогар. М., 1994.

    5. Штайнзальц А. Роза о тринадцати лепестках. М., 1990.

    6. Агада. М., 1990.

    7. Трактат Авот. М., 1990.

                    К ПРИЛОЖЕНИЮ II

     1. Коран. Перевод с арабского и комментарии М.-Н.О.Османова. М.,
1995.

    2. Ислам. Краткий справочник. М., 1983.

    3. Ислам. Энциклопедический словарь. М., 1991.

    4. Очерки истории арабской культуры. V- XV вв М., 1982.

    5. Мусульманину об исламе (обряды и молитвы) М., 1992.

    6. Христоматия по исламу М., 1994.

    7. Мусульманская священная история. М., 1996.

 PAGE   3