Видение ученика старца Паисия Величковского Автор сказания — иеромонах Иоанн Румын (1913–1960) начал свою монашескую жизнь в монастыре Нямц (Молдавия). Позднее переселился в Святую землю и подвизался много лет в Иудейской и Иорданской пустыне. Его нетленные мощи сохраняются в стеклянной раке в монастыре Святого Георгия Хозевита. После кончины преподобного отца нашего Паисия жизнь монашеская в монастыре Нямц стала оскудевать по причине большого богатства, а особенно по причине того, что мирянам было дозволено в летние месяцы жить в монастыре вместе с их женами и детьми. Монахи стали более заботиться о разведении виноградников и садов, а те, кто имел дома вне стен монастыря, более заботились о том, чтобы свои дома сделать пригодными для сдачи внаем боярам, которые наезжали сюда с семьями на лето — «на воздух». Ради больших денег, которые текли от бояр, монахи зачастую сдавали мирянам весь дом, а сами ютились в какой-нибудь жалкой хижине, да притом подальше, чтобы не мешать отдыху «барчат», и эти «барчата» весь день делали в монастыре все, что им приходило в голову. Вина в метохе выделывалось так много, что потребовалось и в монастыре, и в метохе устроить винные склады и буфеты, чтобы легче сбывать вино. Это еще более стало привлекать сюда любителей развлечений. Была также устроена в монастыре в дополнение к школе церковного пения (для монахов) и начальная школа для обучения детей бедняков из соседних сел. После этого монастырь утратил прежний покой, и несчастные монахи начали пренебрегать своими духовными занятиями по тому уставу, который оставил им преподобный Паисий. Один из учеников преподобного Паисия, возвышенной духовной жизни по имени Софроний, однажды ночью имел во сне устрашающее видение. Ранним утром выходит он из ворот монастыря и смотрит на то место, где сейчас находится агиазматорий (здание для освящения воды), и видит страшного на вид арапа, одетого в офицерский мундир. Офицер этот резким голосом что-то выкрикивал, словно отдавал команды солдатам. Вид его был устрашающий: лицо черное, как деготь, глаза сверкали, как пламя, из обезьяноподобного рта торчали клыки. Вместо воинского ремня он был опоясан змеей, голова которой с высунутым языком свисала вниз по бедру, заменяя ему саблю. Вместо эполет на плечах были головы гадюк. На голове была каска. Из-под каски свисали ядовитые змеи, которые, сплетаясь подобно космам, покрывали его шею. Увидев это, старец окаменел от ужаса. Потом, немного придя в себя, он спросил арапа, что нужно ему в монастыре, да еще в такое время. — Разве ты не знаешь, что я командующий войсками в вашем монастыре? — ответил арап. — Но откуда здесь у нас войско, если в стране полный мир? Тогда арап ответил старцу: — Так знай, что я назначен сюда с невидимой армией тьмы, чтобы сражаться с полком монашеским. Ибо, принимая обеты монашеские, вы объявляете нам невидимую брань и много ран наносите нам своим оружием духовным. Не раз мы удалялись со стыдом, обожженные пламенем ваших молитв. Но теперь, когда умер старец Паисий, мы более не боимся. Ибо старец был нам страшен, он нанес нам много жестоких ран. Когда прибыл он сюда с шестьюдесятью монахами со Святой горы, то и я был сюда назначен с 60000 бойцов сражаться с братией его. И пока он был жив, мы не знали покоя. Сколько искушений, напастей и козней мы изобретали против него и монахов, чтобы ослабить их дух и сломить их, но не смогли. Пока жив был старец, все наши атаки были напрасны, ибо он вел монахов на бой с большим искусством, укрепляя их примером своей жизни и советами духовными. После его смерти наша война облегчилась. Поэтому я снял с фронта 10000 бойцов, потому что так много уже не требовалось, и остался только с 50 000 войска. ратии «парочки», явилось в монастырь богатство, и мирские заботы о домах и метохах все более стали охватывать монахов. Потому брань наша еще более облегчилась, и я снял с фронта в вашем монастыре еще 10 000 бойцов и отправил их на другие участки. И остался с 40 000. Когда же было дозволено мирянам вместе с женами беспрепятственно жить в монастыре — вот тогда настала радость наша, ибо ослабел фронт монахов и нам стало еще легче. Поэтому я снял с фронта еще 10 000 бойцов. И остался только с 30 000. Затем открылась в монастыре школа для детей мирян. Многие монахи выбрали для себя учеников; ученики эти были способны, но далеки от монашества. Шумные дети постоянно сообщались с монахами, и от этого так сильно ослабела брань монахов, что у нас почти не осталось работы. И я смог еще более ослабить наш фронт и снять еще 10 000 бойцов, и сегодня осталось у меня 20 000. Эти 20 000 и стоят теперь в монастыре постоянно, день и ночь ведя войну с монахами. Услышав это, старец печально вздохнул и с удивлением спросил: — Но если, как ты сам сказал, сегодня монахи потеряли ревность в брани против вас и, более того, даже угождают вам своими мирскими попечениями, для чего вы все еще остаетесь в монастыре? Тогда сей нечестивый, принуждаемый силой Божией, открыл тайну, почему до сих пор продолжается брань с монахами нашего века. Он сказал старцу: — Воистину, нет сегодня более никого, кто бы противоборствовал нам, как прежде, ибо умалилась в вас любовь, а мирские заботы и смешение с мирянами охладили ревность монахов. И все же есть в монастыре нечто такое, над чем мы еще должны работать. Есть некие ветхие книги (хотя бы они все сгорели), которые не дают нам покоя. С помощью этих книг новоначальные иноки, с горячей ревностью покинувшие мир, наносят нам много жестоких ран. Ибо когда они берут в руки эти древние книги, то немедленно уподобляются диким зверям и с яростью нападают на нас. Пускают в ход против нас разные мучительные орудия: посты, бдения, утомительные труды, в особенности же покаянные молитвы. Для нас все это — стрелы горящие, которые обжигают нас, и мы не можем к таким монахам приблизиться. И много раз случалось так, что только один такой распаляет себя чтением, и это всех нас повергает в бегство. И много трудов и уловок требуется нам, чтобы оторвать такого озверевшего монаха от чтения книг! Тогда опечаленный старец не удержался, чтобы не спросить: — А какие приемы вы применяете чаще всего для брани с монахами нашего века? — Прежде всего мы всеми силами стараемся увести монахов в сторону от занятий духовных, особенно же — отводить их от чтения духовных книг. Ибо нет у монахов более сильного оружия, чем эти закопченные книги. Потому любой ценой мы стараемся отучить монахов от привычки к чтению, навязываем им разные хлопоты и опутываем их всякого рода попечениями: в метохах — виноградниками и садами, рыбной ловлей, питейной торговлей, а тех, кто в монастыре, — воспитанием детей и сдачей внаем квартир мирянам, приезжающим сюда на лето. Те, кто попадает в наши сети, сидят как мухи в паутине. Они служат нам во всем. И все же... пока мы не увидим, что те ветхие книги окончательно забыты или же что все они сожжены, мы не можем быть спокойны. Эти книги — как острые иглы, всегда против нас... В это время ударили в било к утрене, и начальник демонов немедленно растаял как дым, а старец проснулся с глубокой скорбью в сердце от того, что было ему открыто. Когда же братия собралась в церкви, старец со слезами поведал об этом ужасающем видении. А затем повелел записать этот случай для сведения и пользы потомков. «Православный путь», церковно-богословско-философский ежегодник, приложение к журналу «Православная Русь» за 1989 г.