Высокопреосвященнейший Иоанн Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский РУСЬ СОБОРНАЯ ОЧЕРКИ ХРИСТИАНСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ Часть первая РУСЬ СОБОРНАЯ Вспомянух дни древние и поучихся История вопроса Содержание главы Без Мене не можете творити ничесоже... Сила Божия и немощь человеческая Отче Святый! Да будут все едино... Черты соборной государственности Все развратишися, непотребни быша... Римская Империя. Истоки соборности Открый ко Господу путь твой, и уповай на Него... Соборность в Византийской империи Вся волости, якоже на думу, на веча сходятся... Соборность в Древней Руси Примири и соедини... Земские соборы в XVI-XVII веках Без Мене не можете творити ничесоже... Сила Божия и немощь человеческая БОГООТСТУПНИЧЕСТВО, отвержение благого и умиротворяющего ига Закона Божия, легкого и благодатного бремени Заповедей Христовых – вот начало и корень всех бед, терзающих грешный и мятежный род человеческий. ХХ столетие для России – время огненных, страшных, кровавых испытаний, время сатанинских соблазнов, повелевающих умами и развращающих души миллионов людей, время ревностных подвижников, исповедников и мучеников – бесстрашных воинов Христовых, сберегших на Руси Истину и Веру вопреки всем усилиям богоборцев и христоненавистников. Жестокая и кровопролитная битва за русское сердце не прекратилась и поныне. Более того – именно сейчас, сегодня она близка к своей кульминации, к тому решающему моменту, который определит: вернется ли наша истерзанная страна на духовные просторы Святой Руси или, оглушенная и оболганная, пойдет «широким и пространным путем, ведущим в погибель» (Мф. 7:13) – путем апостасии, «цивилизации» и «прогресса», закономерно завершающимся всемирным космополитическим царством с Антихристом во главе. Полуживая Россия изо всех сил стремится избежать грозящей пагубы, поэтому ее современная гражданская и духовная жизнь характеризируется мучительным поиском путем восстановления святынь веры, основ идеологии национального возрождения, способов воссоздания законной преемственности государственной власти. Сегодня, увы, эти поиски происходят в катастрофических условиях ускоряющегося распада тех государственных институтов, которые возникли в «советский» период отечественной истории, став результатом жестокой насильственной ломки многовековой русской державной традиции. В таких условиях необходимость обращения к богатейшему опыту, доставшемуся нам в наследство от наших великих предков, бесспорна и очевидна. Ответственный гражданин, размышляя о проблемах державного строительства современной России, не может обойти вниманием естественные особенности русского бытия, многократно являвшие себя на тысячелетнем пространстве российской истории. И первой же, наиболее яркой его особенностью нельзя не признать тот факт, что русская государственность всегда мыслила себя, всегда строилась и действовала как государственность христианская, черпая в православном вероучении идеалы и смысл своего существования. Катастрофичность русской истории общеизвестна. Не раз и не два казалось, что смуты и мятежи, агрессии и войны уничтожат российскую державу. И все же каждый раз милостью Божией Россия возрождалась, ибо духовные механизмы самозащиты христианской государственности – механизмы соборности – несмотря ни на что обеспечивали «регенерацию» растерзанной Руси, сохранение всенародного, общенационального единства, мировоззренческой целостности общества и его нравственно-религиозного здоровья. Именно поэтому представляется сегодня столь актуальным подробный и компетентный разговор о христианской соборности – важнейшей основе здравого государственного устройства и общественной организации. Неизменны обетования Божии: «Где два или три собраны во Имя Мое, там и Я посреди них», – предрек нам Христос Спаситель, положив тем самым неколебимый «камень веры» в основание благодатного соборного действа, на протяжении двух тысячелетий не раз спасавшего христиан от многоразличных бед и напастей... + + + Благотворное влияние объединяющей соборности сопровождает Россию сквозь века, с самого момента ее государственного оформления в самостоятельную державу. В глубокой древности (IX-X вв. по Р.Х.) хазарское пленение возбудило на громадных пространствах, где проживали разрозненные и воинственные восточно-славянские племена и угорские народы, насущную потребность в спасительном объединении, которое одно лишь могло противостоять гнетущей власти иудейских каганов Хазарии и произволу сборщиков непомерных даней. Единая христианская вера – чудесным образом, вопреки множеству непреодолимых, казалось, препятствий утвердившаяся на Руси, придала необходимый объединительный импульс и русской государственности: Киевская держава святого равноапостольного князя Владимира стала в один ряд с имперской Византией и сильнейшими государствами Западной Европы. Но вскоре мощь «Руси первоначальной» была значительно ослаблена внутренними причинами. Сказалась младенческая неопытность русского народа в державном строительстве: страна под воздействием княжеских распрей разделилась на уделы, соперничество которых подорвало ее жизнеспособность и целостность. В результате в XIII столетии Россия вновь оказалась в иноверческом (на этот раз татарском) плену. После полутора столетий тягостной зависимости обретение самостоятельности пошло по испытанному уже пути – по пути собирания русских земель вокруг единого духовного (религиозного) и политического (державного) центра, которым после Куликовского подвига по праву стала Москва. С падением Византийской Империи бремя ответственности хранителя и защитника Вселенского Православия легло на плечи молодого российского государства. Осознание этой великой ответственности вкупе с преемственностью древних византийских традиций дали мощный толчок развитию христианской государственности, принявшей высшую форму независимости – соборное самодержавие, предполагающее осмысление державного строительства как общенационального церковного послушания, всенародного религиозного долга. Вскоре, однако, последовало новое искушение – Смута XVII века и католическая агрессия на какое-то время поставили под сомнение саму возможность дальнейшего существования России. Претерпев политический распад и страшное религиозно-нравственное потрясение, русский народ все же преодолел сей жестокий кризис, вернувшись к идее соборного единства державы. Именно соборным путем была пресечена разгулявшаяся Смута, восстановлена государственная независимость России, утверждена на престоле новая династия. Далее последовал период исторического расцвета соборной российской государственности, когда под покровом благодатной соборности Россия доросла до размеров мировой державы, став не только по духу, но и по форме преемницей и наследницей христианского империализма Римской и Византийской империй. Столь сильной оказалась эта инерция державной соборности, что даже после катастрофы 1917-го года, когда (к лету 1922-го) в России – на Дальнем Востоке – остался последний клочок земли, свободный от большевистской диктатуры – там остаток верного Богу русского народа собрался на Земский собор, уповая таким образом остановить гибель православного государства. Его власть продержалась недолго, лишь до конца октября того же года, однако этот собор навеки остался символом непокоренной, духовно не сломленной России, последним заветом защитников Православной Российской Империи грядущим наследникам русской свободы. Какое-то время после Октябрьской революции казалось, что на этот-то раз для России уж наверняка все кончено. На просторах огромной страны торжествовал дух братоубийственной злобы и противостояния, разделения и вражды. Отложились Кавказ и Средняя Азия, Украина и Прибалтика, Польша и Финляндия. На Дальнем Востоке появилась нелепая «буферная» республика... В этих условиях революционеры-разрушители, после уничтожения русской государственности ощутившие вдруг на себе всю полноту бремени державной ответственности, оказались вынужденными – пусть в изуродованной и извращенной форме – вернуться к вековым началам соборности. Огнем и мечом объединив разваливавшуюся на глазах империю, большевики не нашли иного способа легализации «завоеваний революции»: в конце декабря 1922 года они созвали особое представительное собрание «всех народов России» и на нем провозгласили создание единого государства – Союза Советских Социалистических Республик. Более того – искаженные начала соборности проникали даже во внутрипартийную жизнь коммунистов, признавших «высшим органом власти» РСДРП-ВКП(б)-КПСС съезд, довольно неуклюже имитировавший русскую соборную традицию. Безблагодатная, богоборческая и русоненавистническая сущность новой власти выхолостила и подавила соборное содержание своих государственных институтов. Но в миг смертельной опасности – во время Великой Отечественной войны – большевистские политики, оказавшись на грани полного политического банкротства, вновь прибегли к единственному спасительному средству – обратились к творческой энергии русской исторической традиции, к духу соборности, единения, всенародного сплочения. Этот же опыт «национал-большевизма» был использован правящим режимом в послевоенные годы для форсированного восстановления разрушенной страны и предотвращения угрозы американского империализма, опиравшегося на ядерную монополию. Тогда, в конце 40-х годов, после значительного перерыва был созван ряд партийных совещаний, принципиально отличавшихся по духу от прежних политических шабашей «интернационал-коммунистов». Наметился отказ от конфронтации с Церковью, возврат к русским национальным ценностям. Перед российскими народами власть на этот раз ставила задачу всемерного укрепления их единства через борьбу с разлагающим космополитизмом, с обезличивающей интеграцией в новый мировой порядок послевоенного мира, устанавливавшийся под эгидой американского экспансионизма и под прикрытием международных масонских структур... Оглядываясь сегодня на русскую историю, можно уверенно сказать: на всех ее крутых поворотах российские народы делали в конечном счете один и тот же выбор в пользу соборного единства. Верую, что так будет и в этот раз. Глубоко ошибается тот, кто думает, будто сейчас, в пору очередной русской смуты, в дни мнимого торжества сил распада и разделения, Русь изменила свое естество, свой характер, свою веру. Пройдет время – может быть, совсем малое – и подлинный выбор России состоится: она вновь вернется к державной соборности, к духовному и государственному единству. Это может произойти и в ином обличии, при ином составе народов Российской Империи, но, с Божией помощью, обязательно произойдет – на этот раз уже без ложных, гибельных установок коммунистической государственности. В ожидании этого момента, в предвидении его, наряду с духовным подвигом всенародного покаяния в грехах безбожной, безнравственной жизни, мы должны особое внимание уделить соборному опыту державного строительства – опыту противостояния смуте и возрождения страны, опыту Всероссийского Земского Соборного движения. Отче Святый! Да будут все едино... Черты соборной государственности Прежде чем приступить к рассмотрению истории христианской соборности как основополагающего принципа державного устройства общества, представляется необходимым дать краткую характеристику соборной государственности, обозначив принципиальные, важнейшие моменты, отличающие ее от иных способов обустройства человеческого общежития. Главными особенностями соборной государственности являются ее следующие черты: а) Единство религиозно-нравственного начала, положенного в основание державного строительства, государственной идеологии, общественного устройства, семейного быта и личного поведения граждан. «Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе; так и вы, если не будете во Мне, – сказал некогда Христос Своим ученикам. – Я есмь Лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот принесет много плода, ибо без Меня не можете делать ничего. Кто не пребудет во Мне, извергнется вон и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают» (Иоан.15: 4-6). Сотни лет наши благочестивые предки как зеницу ока хранили эту заповедь Спасителя, справедливо полагая, что любые междоусобия, смуты и раздоры – порождения грешной и многострастной природы падшего человечества – можно успешно преодолеть и изжить, опираясь на глубинное мировоззренческое, религиозно-нравственное единство народа. Наученные горьким опытом многих веков, единство это они блюли и пестовали как величайшую святыню, видя в Русской Православной Церкви «столп и утверждение истины», общее понимание которой есть важнейший залог жизнеспособности и безопасности российского государства. Пора и нам сегодня, после долгих десятилетий атеистической одури, понять, наконец, что пресловутый «плюрализм» хорош лишь при обсуждении праздничного меню – но пагубен в области нравственно-религиозной, морально-этической, мировоззренческой. «Всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит» (Мф. 12:25), – предрек Господь. «Умоляю вас, братия, – говорит апостол Павел, – остерегайтесь производящих разделения и соблазны... и уклоняйтесь от них» (Римл. 16:17)... «Если же друг друга угрызаете и снедаете, берегитесь, чтобы вы не были истреблены друг другом» (Гал. 5:15). Сегодня, после всего случившегося с Россией, какие еще доказательства нам нужны, дабы уяснить, что сладенькая ложь «плюрализма» и «свободы» (понимаемая как нравственный, мировоззренческий произвол) скрывает в себе смертельный яд, разлагающий соборную душу народа и умерщвляющий его державное тело? При этом не стоит бояться упреков в «возрождении тоталитаризма»: насильственно поддерживаемое, искусственное идеологическое однообразие не имеет ничего общего с добровольным единением «в Бозе», с согласным пониманием природы добра и зла, с единодушным стремлением к духовным вершинам нравственной чистоты и святости. б) Единство государственной власти – надклассовой, надсословной, ограниченной в своем повелевающем действии лишь верностью народным святыням, соответствием общественным идеалам, – вторая особенность соборной государственности. Такая, укорененная в «небесных», надмирных, религиозно-нравственных идеалах власть – самодержавна и самодостаточна до тех пор, пока своим действием она защищает соборную душу народа от растлевающих внешних и внутренних влияний, вспомоществуя его духовному возрастанию и просвещению. в) Единство духовной власти. Сия христианская церковная власть не имеет орудий принуждения – она есть глас совести народной, глас Божий в нашей земной несовершенной действительности, указующий грешнику спасительный путь возрождения, подвижнику – дорогу дальнейшего совершенствования, каждому – его место в общем соборном служении народа-богоносца, народа-хранителя Божественных истин любви и милосердия, безгневия, верности, смирения и мужества. г) Симфония властей – государственной и церковной, духовной и светской. Под этим разумеется их совместное служение на поприще общественного развития, понимаемое, по слову Священного Писания, как Божие тягло. Такое сочетание – залог справедливости общественного устройства. «Хочешь ли не бояться власти? – вопрошает апостол Павел. – Делай добро, и получишь похвалу от нее, ибо начальник есть Божий слуга, тебе на добро. Если же делаешь зло, бойся, ибо он не напрасно носит меч; он Божий слуга, отмститель в наказание делающему злое» (Римл. 13: 3-4). При этом, однако, никоим образом не нарушается самостоятельность, единство и целостность каждой из властей, имеющих единый Божественный источник, но действующих в своих областях совершенно независимо. Все развратишися, непотребни быша... Римская Империя. Истоки соборности Говоря о соборности как о форме христианского жизнеустройства, невозможно обойти вниманием тот факт, что она пришла на смену языческой государственности в пору ее тяжелейшего кризиса, когда упразднение традиционных институтов власти поставило великую Империю на грань распада и полного краха. На протяжении веков римский Сенат (являвший собой некий языческий аналог соборного органа государственной власти) был руководящей силой страны и возвел ее на вершины величайшей мощи. Даже в I-II вв. по Р.Х., когда республика превратилась в Империю, именно эта квазисоборная власть стояла на страже законности, придавая легитимность новоизбранному Императору. На этот период приходится также пик нравственного развития римской государственности. Ее целью и значением (во всяком случае формально, официально) признавалось внесение в мир начал справедливости и рационального права. «Это было, – пишет русский церковный историк профессор Зызыкин, – воплощение Аристотелевского учения о том, что стремлением государства должно быть не богатство, не могущество, а добродетель. Еще в начале III века процветала наука, искусство, архитектура, образование, земледелие, промышленность, торговля. Но в конце того же века... исчезла цветущая цивилизация, созданная веками, ибо в результате анархии явилось всеобщее понижение интересов, экономическое разорение и уменьшение населения. Причиной такой грандиозной перемены было именно уничтожение традиционной власти. Когда после революции 235 года римские легионеры свергли императора Александра Севера, настало время смуты. Императоры свергались один за другим, в зависимости от менявшихся настроений легионов и переменных успехов непрестанных гражданских войн. Если раньше законность Императорской власти определялась избранием традиционного учреждения, то теперь она являлась результатом силы, случая, настроения, и жизненный строй потерял всякую устойчивость. Исчез принцип законности... Отсутствие его разрушило многовековую культуру меньше, чем за 50 лет».1) Смутно разумея, что корень зла кроется в религиозно-нравственном несовершенстве общественного мировоззрения, в отсутствии благодатной основы государственного устроения, некоторые римские властители пытались найти выход в реформах этой области. Император Аврелиан, например, желая обрести опору законному порядку в мистическом абсолютизме (который смог бы заменить легитимизацию императорской власти Сенатом), ввел в качестве государственной религии культ Митры – непобедимого Солнца, от которого, как от Распорядителя престолов, получает Император право царствования. Позже Диоклетиан в тех же целях провозгласил принцип божественности императоров. Однако подобные несостоятельные попытки не могли противостоять растущей смуте. Бывало даже так, что различные группировки заговорщиков одновременно провозглашали нескольких Императоров. В такой атмосфере развращенные нравы римской верхушки получили особенное развитие, обретя все отвратительные, отталкивающие черты кроющихся в язычестве сатанинских культов. «Просвещенное» язычество античного мира, облеченное в период своего расцвета в утонченную и изысканную философскую форму, вернулось к мрачной обрядовой практике древних кровожадных верований. Более того, наряду с возвратом к античной архаике, со всей ясностью обнаружилось тяготение власти к страшным эзотерическим, человеконенавистническим культам Востока, подобным вавилонской каббалистической магии. Так, полководец Максентий, претендент на императорский престол и соперник Константина (будущего святого равноапостольного императора Рима, основателя Византии) совершал публичные человеческие жертвоприношения прямо на площадях обезумевшей столицы. Именно на волне борьбы с этим гнусным беззаконием пришел к власти Константин, открыто симпатизировавший христианству. Он-то и стал основателем нового типа государственности, основанной на церковной благодати и христианской морали, коренным образом преобразовавшей жестокие римские нравы. Миланским эдиктом 312 года он дозволил всем желающим без стеснения принимать и исповедывать христианство. Через год новым эдиктом предписал возвратить христианским общинам места их богослужебных собраний и все недвижимое имущество, конфискованное во время гонений. В 314 году Константин запретил языческие игры,* затем освободил духовенство от гражданских податей и церковные земли от общих повинностей; отменил казни через распятие и издал строгий закон против иудеев, восставших на христианскую церковь. Видя благотворные последствия реформ, император не остановился на достигнутом: в 319 году частным лицам было запрещено приносить жертвы идолам и обращаться к гаданиям у себя на дому, затем христиане были официально допущены к занятию высших государственных должностей, им была предоставлена свобода в постройке новых храмов, в которые Константин запретил вносить свои изображения и статуи (обычай, существовавший в языческих капищах).2) Так в Римской Империи произошла «христианская революция» – мирная, благотворная и бескровная, вдохнувшая новые силы в дряхлеющую державную государственность великой Империи. Найдя ключ к гражданскому единству через утверждение духовной общности, Константин особое внимание уделил сохранности церковной целостности. Обнаружившиеся внутрицерковные нестроения и привели его к мысли о необходимости их соборного разрешения. Первый Вселенский Собор, собравшийся в 325 году в Никее, заложил догматические основы Единой Святой Соборной Апостольской Церкви на многие века вперед. Эффективность соборной формы управления привела к тому, что на протяжении шести ближайших столетий, в самые тяжелые времена духовных смут и волнений в Империи было созвано семь Вселенских и более дюжины Поместных Церковных Соборов. При этом особенно примечательно, что формальная инициатива их созыва неизменно исходила от верховной светской власти. Открый ко Господу путь твой, и уповай на Него... Соборность в Византийской империи Обращаясь к истории державной христианской соборности, необходимо особо указать на промыслительное, благодатное, церковное происхождение этого явления. Первые же недоумения, возникшие среди христиан в результате действий еретиков-»иудействующих», апостолы посчитали необходимым разрешить на Соборе, состоявшемся в Иерусалиме в 51 г. по Р.Х., т.е. вскоре после Вознесения Господня (Деян. 15:1-35). При этом с самого начала в круг внимания ставился как чисто религиозный, так и гражданский быт христианина, который Апостольский Собор предопределил на два с половиной столетия вперед.3) ^ А ^ А R ” – ???????????? D F R ” ???????? ??? Aое влияние соборных решений на жизнь общества, а не те или иные формально-правовые признаки. Такая оговорка необходима с учетом того, что история знает формально безупречные «разбойничьи» соборы, оставшиеся в памяти потомков примером пагубного своеволия светских и церковных политиков. Сами же соборные правила, остающиеся и по сию пору незыблемой канонической основой Православной Церкви, характеризуют подобные «собрания, совершаемые непокорными пресвитерами или епископами и ненаученными людьми» как «самочинные сборища». При всей видимой простоте и незатейливости сей пункт имеет глубокий смысл, ибо он гарантирует (насколько это вообще возможно) законно созванному собору всю полноту церковной благодати, лишая этой Божественной милости самовольные собрания с корыстными намерениями и целями. С точки зрения внутреннего «регламента» соборные решения признаются подлинными, если приняты всем Собором единогласно и не противоречат догматам Церкви. Этот принцип коренным образом отличает соборы от иных представительных собраний, на которых вопросы решаются арифметическим большинством голосов. Собор принимает к решению любые несогласия, даже если они исходят от незначительной группы или одного участника. Несогласия разрешаются до тех пор, пока путем свободного рассуждения соборяне не приходят к взаимопониманию. Иначе говоря, Собор не может принять законного решения, поправ при этом мнение сколь угодно незначительного меньшинства несогласных. Это свойство Собора делает его незаменимым орудием в борьбе со смутами, порождаемыми утерей здорового мировоззренческого единства в народе. С одной стороны, учитывая вышеописанное условие, Собор не может быть успешным до тех пор, пока общество не окажется готовым к спасительному единению. С другой стороны, будучи созван, он сам по себе является мощным стимулом к достижению такого единства. Примечательно, что, снисходя к человеческим немощам, соборы зачастую предпочитали оставить некоторые вопросы неразрешенными, если непримиримый спор мог нарушить наметившееся единодушие. Другим путем решения спорных вопросов было предание судьбы решения на волю Божию – через жребий. Так, например, часто избирались патриархи, если предлагалось несколько кандидатур. Однако и решение, принятое посред-ством жребия, обязательно подтверждалось затем общим соборным согласием... В Православной Византии сотрудничество имперской государственной власти с соборным разумом Церкви было столь тесным, что в законодательных уложениях (так называемых Кодексах Императора Феодосия II, а затем и Императора Юстиниана) церковные каноны почитались обязательными к исполнению, как и гражданские законы. В свою очередь, гражданский закон, противоречащий основным церковным канонам, не признавался действительным. Более того, «воцерковленные» гражданские кодексы даже после падения Византии признавались православными поместными Церквами действующими образчиками церковного права, рассма-триваясь наравне с соборными канонами. Именно в Византийской Империи был впервые сформулирован и осуществлен идеальный порядок взаимодействия церковной и гражданской властей, именуемый Симфонией. При этом симфонические принципы Восточной Римской империи были приняты как образцы для подражания и в ранних западноевропейских государствах. Так, например, в древнем государстве франков (в эпоху династии Меровингов) в основу государственного закона был положен кодекс императора Феодосия II (437 г.), хотя формально франки Византии не подчинялись.4) Практически формирование христианской политики Империи происходило под совокупным влиянием периодических соборов, с одной стороны, и совета епископов, постоянно действовавшего при Императоре, (Синода), с другой. Со временем, когда духовная основа государственного единства была сформулирована соборами исчерпывающе ясно, потребность в их фундаментальных деяниях отпала, что и предопределило спад соборной активности. Можно, однако, предположить, что политические бури, терзавшие Восточную Империю во втором периоде ее существования (IX-XV вв.), приобрели свой разрушительный характер именно вследствие этого факта. О соборных механизмах спасения государственности снова вспомнили лишь тогда, когда к началу XV столетия возникла настоятельная нужда авторитетом Собора прикрыть вероотступничество развратившейся верховной власти, предавшей истины Святого Православия в обмен на обещания военно-политической поддержки со стороны католического Запада. Так был созван «разбойничий» Флорентийский собор (1438 г.), утвердивший лукавую унию, решительно отвергнутую Русской Церковью и Московским Царством, приявшим на себя после того бремя державной ответственности за судьбы Божественной Истины на земле. Вся волости, якоже на думу, на веча сходятся... Соборность в Древней Руси На Руси еще в дохристианскую эпоху неписанное, но общепризнанное право имело в своем основании принципы, в чем-то сходные с ранней эллинской демократией. Верховная власть принадлежала собранию всех взрослых свободных людей племени или селения, которое называлось «вече». Одновременно в систему общественного управления был заложен также и единовластный, монархический принцип, ибо главой государства поставлялся выборный или наследственный князь, утверждавшийся, однако, вечевым собором и подотчетный ему. Наследственность высшей княжеской власти не была оформлена строго, хотя при выборах князя неизменно учитывалось благородство происхождения и подразумевалось старшинство одного рода над другими в делах управления. В итоге старинные византийские и арабские писатели находили в общественном жизнеустройстве славян больше народовластных признаков, чем монархических. Родоначальник первой общепринятой для восточных славян княжеской династии – Рюрик – был избран на новгородском вече. Вечевой строй, по утверждениям историков, был повсеместным для восточнославянских племен, городов и местностей, хотя каждая область в разные исторические периоды вносила свои особенности в общий порядок. «Новгородцы бо изначала и Смоляне, и Кияне, и Полочане, и вся власти (волости – прим. авт.) яко же на думу, на веча сходятся,»5) – свидетельствует Лаврентьевская летопись. Вечевые сходы, как система управления, просуществовали до середины XVI века и были отменены распоряжением первого русского царя Иоанна Васильевича Грозного, хотя и позже в его царствование случались в Москве сходы, подобные вечу. В пору Смуты в начале XVII века народное сопротивление в провинции и столице также зачастую инициировалось вечевыми сходами, созываемыми по старому образцу колокольным звоном. Так, именно сход на Нижегородской рыночной площади придал силу общенародного решения призыву старосты Козьмы Минина собирать ополчение против иноверных польских захватчиков. История древней Русской Православной Церкви, в свою очередь, знала десятки поместных церковных соборов. Они-то и сформировали бесценный опыт принятия общих решений, необходимый для ее самостоятельного существования, еще в тот период, когда она формально находилась под юрисдикцией Константинополя. При этом на Руси церковные соборы с первых своих шагов принимали деятельное участие и в вопросах гражданских. Хрестоматиен и показателен пример с Владимиром Крестителем. Святой равноапостольный князь, проникшись христианским миролюбием и духом всепрощения, стал тяготиться княжеской обязанностью судить и наказывать преступников. «Греха боюсь» – отговаривался он от наседавших бояр. И только собор киевского духовенства смог убедить князя, что личное благочестие и добродетель всепрощения должны проявляться лишь по отношению к личным врагам, но, как христианский правитель, он обязан пресекать распространение зла, дабы оберегать мир и нравы подчиненного ему народа. Еще на раннем этапе древнерусской государственности соборные принципы были привлечены в гражданское самоуправление и соединены с опытом вечевого строя, решавшего не только единоразовые проблемы: вопросы войны, мира, междугородних договоров, выборов князя, – но имевшего и законодательные функции. Псковское вече, например, утверждая Судную грамоту, приняло ее «по благословению отцов своих попов всех пяти соборов и священников, и диаконов, и всего Божия священства, всем Псковом на вечи, в лето 6905».6) О важных соборных прерогативах Новгородского народного схода говорит тот факт, что долгое время именно вече избирало в Нова-городе архиепископа на кафедру правящего архиерея. Примири и соедини... Земские соборы в XVI-XVII веках Историки расходятся во мнении о том, когда был созван первый в России Земский Собор – в 1547-м, 48-м, 49-м или 1550-м году.* Впрочем, независимо от того, духовное и политическое значения этого нового явления как для России, так и для мировой истории столь велико, что детальные расхождения хронологов и скепсис историков-материалистов теряют всякий смысл. Созыв первого Земского Собора стоит в одном ряду с таким судьбоносным для русской жизни событием, как провозглашение в феврале 1547 года бывшего Московского княжества – Русским Царством. В конечном итоге все эти деяния сыграли роль последовательных звеньев одной великой исторической цепи, промыслительно «приковавшей» русский народ к его главному, высшему предназначению – тяжелому и часто неблагодарному труду державного строительства, труду по охранению духовного, «небесного» содержания земного человеческого бытия. С точки зрения развития российской государственности Собор этот также является событием эпохальным, поскольку им отмечено начало созидания нового русского государственного механизма – ибо существование старого вечевого строя стало опасным бременем, грозящим распадом растущей державе. В исторической литературе этот Собор называют иногда Примирительным. Молодой царь Иоанн Васильевич, созывая его, имел горячее желание прекратить сословные распри, терзавшие Русь, дабы положить в основание державного строительства межсословный договор о сотрудничестве, скрепленный взаимным покаянием и примирением. Специально для Собора, который происходил на Красной площади, было возведено каменное лобное место, которое и поныне свидетельствует об этом великом деянии. Именно отсюда Царь Иоанн Васильевич зачитал свое покаянное послание «к народу земли русской», содержащее призыв к духовному единству и сословному миру. Это, кстати, единственный документ Собора, который сохранился до наших дней. Анализ событий, последовавших за Собором, дает основание полагать, что на нем также рассматривались многие задачи гражданского строительства. Некоторые исследователи считают, что именно на Соборе был принят новый Судебник – свод законов Русского царства. Вскоре за тем последовали реформы «первого периода» царствования Иоанна Васильевича, которые высоко оцениваются даже теми историками, которые весьма критически относятся к правлению Иоанна IV в целом. Вполне вероятно, что фундамент этих реформ также был заложен соборным действием. Соборные корни имеет даже опричнина. Дело в том, что часть российской аристократии лишь лицемерно согласилась с призывом к примирению и сотрудничеству, надеясь на деле по-прежнему отстаивать в первую очередь свои узкосословные интересы. Такая позиция боярства грозила Руси гибелью в новых водоворотах вельможных междоусобиц. Однако, заручившись на Соборе всенародной поддержкой, Иоанн совершенно законно считал себя вправе проводить собственную государственную политику – неуклонно, жестко и даже жестоко подавляя ненасытную боярскую оппозицию. Таким образом Царь Иоанн IV не просто отменил вечевые порядки в обновленной Руси, он сделал гораздо больше – предложил новую форму государственного управления с участием законно оформленного народного представительства, которое продолжало развиваться и совершенствоваться в последующие годы... Необходимо указать также, что характерная особенность природы земских соборов заключается в их миротворчестве, в том, что они созываются чаще всего для пресечения нара-стающей политической смуты либо для принятия какого-либо экстраординарного решения, которое должно иметь кардинальные последствия для государственной жизни – чтобы избрать Царя или утвердить восшествие на престол законного наследника, принять свод законов, признать вхождение в Русское Царство новых земель и т.д. В силу этих (не текущих, а именно экстраординарных) задач, в пору бурного строительства Российской Империи почти все земские соборы не похожи друг на друга. Трудно говорить и об их строгой регламентации и форме. Российские историки XIX-XX веков весьма подробно исследовали земские соборы в сравнении с различными народными представительствами Европы, законодательными или законосовещательными органами: парламентами, сеймами, рейхстагами. Неоформленность состава соборов, отсутствие внутреннего регламента, единого правила для ведения и даже созыва давали приверженцам западной педантичности повод к скептическим оценкам этого самобытного русского явления. Вместе с тем такой упрощенно-сравнительный подход мешал исследователям-позитивистам раскрыть целый ряд особенностей и достоинств отечественного учреждения. При буквальном сравнении структуры земских соборов с европейскими законодательными и представительными учреждениями зачастую главным критерием оказывались их количественные характеристики. Действительно, если говорить об участии в земских соборах лиц формально выборных (особенно из низших сословий), то их число в процентном отношении было весьма невелико. Однако акцентируя на этом свое внимание, исследователи почему-то не придавали достаточного значения тому, что каждый соборянин обладал своего рода «правом вето», и собор не мог быть собором, а решение его законным, если хотя бы один из делегатов не был согласен с мнением других. Столь же внимательно соборы рассматривали не только несогласия, но и конструктивные предложения отдельных соборян. Характерно, что на избирательном (1613 года) Всероссийском Земском Соборе в пылу общих споров о кандидатах на Российский престол (среди которых фигурировали князья Трубецкой и Пожарский, представители боярских родов Голициных, Шуйских и другой древней российской знати) в конце концов Собор прислушался ко мнению двух неродовитых участников – казачьего атамана и галического дворянина. Они-то и предложили в цари юного боярина Михаила Романова. Пристрастные критики механизмов русской соборности постоянно забывают о самобытной исключительности российской истории, о неповторимом пути становления русского государства, которому сплошь и рядом приходилось решать задачи, значительно отличавшиеся от тех, что стояли перед его западноевропейскими соседями. Будучи огромной евроазиатской державой, Россия, заключая в себе многоцветие различных национальных культур и одновременно являясь главной хранительницей святынь православной церковности, не могла позволить себе западного «плюрализма», грозившего ей ужасами неминуемого распада. Неприемлемы оказывались на российской почве и европейские политические механизмы, по сути являвшиеся лишь правовым оформлением процесса борьбы за власть среди элитарных сословно-политических группировок. Напротив – всенародное мировоззренческое единство, необходимость прочного единения власти с народом, общенациональное сплочение в деле державного строительства стали для России первостепенными условиями ее выживания среди враждебных иноверческих соседей, в суровых условиях многочисленных внешних и внутренних угроз. Вот почему так строги соборные правила, требующие от народных представителей полного единодушия в важнейших, принципиальных вопросах общественной и государственной жизни, причем, единодушия искреннего, основанного на их глубинной мировоззренческой общности и духовном родстве, а не на силе и принуждении... Сведения о втором Земском Соборе – 1566 года – сохранились более подробные. Он был созван для решения проблем войны с Польшей. Известна историкам и его структура, определившая классические очертания этого учреждения. Первую группу составил Священный Собор из 32 клириков. Сюда вошли три архиепископа: Пимен Новгородский и Псковский, Герман Казанский и Свияжский и Никандр Ростовский и Ярославский; шесть епископов – Суздальский, Смоленский, Рязанский, Коломенский, Сарский и Пермский; семь архимандритов, семь игуменов, митрополичий ризничий (Московский митрополит на соборе не присутствовал, так как, по словам Александровской летописи, «в то время митрополию оставил»). Вторую группу составляли: 16 бояр, три окольничих, три казначея, хранитель Государевой печати – печатник и шесть дьяков (всего 29 человек). В третьей группе было 97 дворян первой статьи. В четвертой 99 дворян и детей боярских второй статьи. В пятой три торопецких помещика. В шестой шесть луцких помещиков. В седьмой 33 дьяка и приказных. В восьмой 75 человек гостей, московских купцов и смолян (последних 32 человека). Всего по счету приняло в Земском Соборе участие 374 лица. Они специальной грамотой выразили свое мнение относительно хода войны с польским королем и заверили царя в полной поддержке его политики. В царствование царя Иоанна IV было еще два обращения верховной власти к совету «всея земли»: в 1564 году (когда Грозный отъезжал в Александровскую слободу с намерением отречься от престола из-за боярских интриг) и в 1579 году (в связи с обстоятельствами Ливонской войны). Эти обращения вызвали именно соборную реакцию на них: в Москве под главенством церковного священноначалия и высшего чиновничества было собрано представительство от большинства сословий для решения неотложных государственных проблем. Примечательно, что оба раза собрания были созваны для обращения Царя к своему народу и оба раза Государь требуемую народную поддержку безоговорочно получил. Следующий земский собор произошел в первой половине 1584 года и утвердил восшествие на престол сына Грозного царя – царевича Феодора Иоанновича.* После смерти Феодора Иоанновича состоялся избирательный земский собор, выбравший на российский престол бывшего правителя России (выражаясь современным языком – премьер-министра) Бориса Годунова. Он был созван святителем Иовом, Патриархом Московским и Всея Руси, 17 февраля 1598 года. Всех лиц, участвовавших в соборе, было 457 человек: 83 клирика, среди которых Патриарх Иов (он был председателем собора), 4 митрополита, 6 архиепископов, 3 епископа, 22 архимандрита, 24 игумена, 23 монастрыских старца. Служилое сословие участвовало в числе 338 человек: 17 бояр, 17 окольничих, печатник, 7 думных дьяков, 45 стольников, 27 дьяков по приказам, 92 дворянина, 57 жильцов, 34 выборных из городов, 5 стрелецких голов, 2 шатерных и 13 дворцовых ключников. К третьей категории принадлежали земские люди: 21 гость, староста гостиной сотни и 13 сотских от «черных сотен» – всего 36 человек. По сложившейся традиции, у историков XIX-XX вв. принято критиковать этот – один из самых представительных в русской истории – Земский Собор, как устроенный и «отрежиссированный» сторонниками Бориса Годунова. Во многом причина такого чрезмерного критицизма заключается в следовании источникам, враждебным Борису, которые писались либо при Лжедмитрии, либо при царе Василии Шуйском, либо – в начале царствования Михаила Феодоровича (род бояр Романовых в свое время тоже пострадал от политики Годунова). Однако даже те историки, которые в глумливом тоне описывают это великое державное деяние патриарха Иова, в заключение обычно вынуждены признать, подобно Карамзину, что «первую половину царствования Бориса можно отнести к одному из лучших времен русской истории». Безродный царь, но мудрый правитель, Борис, заручившись поддержкой всенародной присяги, развернул мощное державное строительство, благодаря которому в значительной степени и был создан тот резервный потенциал (равно материальный и духовный), который позволил России пережить последующие годы пагубной смуты и разрушительного нашествия иноверцев.* Примечания 1. Михаил Зызыкин. Царская власть и Закон о престолонаследии в России. София, 1924, с.7-8. 2. Архиепископ Аверкий. Слова и речи. Нью-Йорк, 1976, т.4, с.209. 3. Архиепископ Аверкий. Руководство к изучению Священного Писания Нового Завета (Часть вторая. Апостол). Джорданвилл, 1987, с.81-85. 4. Стефан Лебек. Происхождение франков – V-IX века. М., 1993. 5. Летопись по Лаврентьевскому списку под 1176 годом. Издание 1872 г., с.358. 6. Владимирский-Буданов. Хрестоматия по истории русского права. т.I, с.128. Здесь речь идёт о непосредственных, так сказать «механических» причинах упадка. Их духовные корни были, конечно, гораздо глубже. Страшная язва греха, разлагавшая человеческую природу и не имевшая благодатных церковных противоядий, предопределяла всеобщую деградацию, остановить которую могло лишь промыслительное вмешательство Божие. * Характерно, что в нынешнем столетии на высшем международном уровне вновь обрели невиданную популярность «возрожденные» Олимпийские игры, которым современные политики пытаются придать их древние языческие функции. * Советский историк, академик М. Тихомиров считал, что впервые событие, которое можно было бы назвать предтечей земских соборов, имело место в русской истории в 1481 году, вскоре после стояния на Угре, ознаменовавшее собой окончательное освобождение от татаро-монгольского ига. * В июле того же года прошел ещё один собор, отменивший так называемые тарханные грамоты, которые освобождали монастырские земли от уплаты государственных налогов, но некоторые источники считают, что оба вопроса решал один собор. * Царь Борис был талантливым политиком, и неслучайно Российский Император Николай Павлович, познакомившись с гениальной трагедией А.С. Пушкина «Борис Годунов», высказал поэту своё мнение о том, что у историков фигура Бориса несправедливо начертана «лишь чёрными красками». Сохранилось предание, что именно Император предложил заменить заключительную реплику: «НАРОД: Да здравствует Царь Дмитрий Иванович!» - на поразительную по духовному воздействию ремарку «Народ безмолвствует». Сколько было обидных для русского характера истолкований этих слов – дескать, и глуп народ и апатичен… Тогда как в действительности здесь со всей ясностью и простотой показано, что народ смиренно ждёт проявления о себе Божией воли. Он не мирится с беззаконием, не идёт на поводу у ловких политиканов, но стремится проявить себя в действии подлинном и потому, не имея пока такой возможности, безмолвствует. Вот и дни нынешние возвращают нас к этой трагической простоте: Россия гибнет, народ безмолвствует. Как разрешится это безмолвие, покажет будущее. Мне оно видится так, что в конце концов лучшие люди России всё же обратятся к нашему историческому опыту, опыту собирания своей Отчизны, как это уже было в преодолении Великой Смуты начала XVII века. Митрополит Иоанн. Русь Соборная. Очерки христианской государственности