Высокопреосвященнейший Иоанн Митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский РУСЬ СОБОРНАЯ ОЧЕРКИ ХРИСТИАНСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ Часть первая РУСЬ СОБОРНАЯ СКВЕРНЫЙ ДА ОСКВЕРНИТСЯ ЕЩЕ; И ПРАВЕДНЫЙ ПРАВДУ ДА ТВОРИТ ЕЩЕ Россия и Запад Содержание главы Кривое зеркало «исторической науки» Цивилизации духовные и чувственные Правовые основы Русской соборности Последние времена Кривое зеркало «исторической науки» Современная историческая литература – особенно ее «серьезная», академическая часть – поражает непредвзятого читателя странным сочетанием фактологической полноты, тщательности и кропотливости с удивительной концептуальной беспомощностью и своеобразным «мировоззренческим инфантилизмом», неумело скрываемым за обилием специальной научной терминологии. Впрочем, было бы несправедливо обвинять в таких грехах исключительно современных историков. Эта болезнь русской историографии имеет давний и затяжной характер. Уже начиная с XVIII века (фактически – с момента рождения «светской» исторической науки, в корне отличной от церковного, монастырского летописания) отечественные исследователи нашего прошлого по какой-то необъяснимой причине предпочитали уравнивать исторические достижения соборной русской духовности и державной российской государственности с теми естественными жизненными искушениями, которые являются неизменными спутниками грешного земного бытия как в судьбе отдельного человека, так и в бытии целых народов и государств. Более того, с течением времени высший, промыслительный смысл человеческого предназначения и вовсе стерся в «прогрессивных» умах наших ученых мужей, в результате чего каждый стал кромсать прошлое России вкривь и вкось, как только ему заблагорассудится, при свете своего убогого «здравого смысла» и набиравших силу материалистических, богоборческих социальных теорий. Своего логического завершения этот процесс достиг в «советской исторической науке», для которой вообще не существовало понятия исторической добросовестности. Факты, казалось, существовали лишь для того, чтобы путем их избирательного употребления конструировать идеологические подпорки для ветшающих коммунистических догм. Надо, однако, сознавать, что столь плачевное состояние «исторической науки» в СССР стало логичным и закономерным следствием ее развития в России в XVIII и XIX веках. Уже в трудах Карамзина (который, надо отдать ему справедливость, все же не впадал еще в явное социальное теоретизирование) можно найти столь произвольные и яркие эмоциональные обобщения русской старины, что, собранные воедино, они рисуют Россию едва ли не как «ад земной», кипящий беззакониями, жестокостями и пороками. Преемники же Карамзина – Соловьев, Забелин, Костомаров, Ключевский и другие – при всей разнице их личных научных позиций и политических симпатий, значительно усилили этот порочный методологический принцип в своих исследованиях. Читая их рассуждения о переломных, судьбоносных периодах русской истории, знакомясь с теми выводами, которые они делают из этих трагических и одновременно героических событий (будь то Смута, Раскол или эпоха Иоанна Грозного), неизбежно впадаешь в плен мучительного сердечного недоумения: что же такое Россия? Проникаясь порой доверием к столь авторитетным выводам и оценкам, разум беспристрастного читателя оказывается перед неразрешимым противоречием между величественными результатами исторического бытия Руси и ее беспросветной «отсталостью», столь безоговорочно признаваемой и так ярко описываемой на страницах многотомных исследований и монографий. И в самом деле: как же русский народ, столь склонный (если верить нашим горе-историкам) к анархии и произволу, столь ленивый, косный и непредприимчивый, столь равнодушный к личной свободе и правовым нормам общежития, – сумел построить величайшую в мире Державу, не только первую по величине занимаемой территории и составу вошедших в нее племен, но и самую устойчивую исторически, вот уже пять столетий подряд являющуюся «гармонизатором» огромного евразийского геополитического региона? Как этот невежественный народ сумел создать богатейшую культуру, плодами которой – в области литературы и философии, живописи, поэзии и архитерктуры – до сих пор питается одряхлевший и изверившийся Запад? Как умудрился русский человек одолеть страшную духовную заразу интернационального коммунизма, который не только не смог разрушить российскую государственность, но – вопреки собственной природе – оказался вовлеченным в державное строительство Империи, поставившей под свой контроль полмира и открыто претендовавшей на вторую половину? Как, наконец, этот странный народ сумел сохранить Православную веру и святую Церковь, идеалы нестяжательства и милосердия, мужества, смирения и жертвенности – несмотря на страшнейшую богоборческую тиранию, перед ужасами которой блекнут даже языческие гонения римских кесарей на первых христиан? Как Святая Русь, подножие Престола Господня и земной удел Матери Божией, может одновременно, в одном и том же месте сосуществовать с вертепом разбойников и лихоимцев, с игралищем властных самодуров (а именно такой представляется Россия со страниц многочисленных «Историй...» и «Курсов лекций...»)? Ни ум, ни сердце не находят выхода из этого страшного противоречия на путях рационализма и материалистического понимания истории. Для его разрешения необходим исход в иное, духовное разумение жизни, хранимое Священным Писанием, святоотеческим преданием и всей апостольской полнотой церковного вероучения... Христианство категорически не приемлет так называемого «нравственного дуализма», утверждающего пагубное заблуждение о равновеликости добра и зла. Добро, тождественное Истине и Любви, есть Сам Бог во всемогуществе Своем, промыслительно обращающий даже грехопадения искаженной страстями человеческой природы на пользу людям – даруя им возможность спасения и обретения вечной жизни через таинство покаяния. Зло же не имеет сущности. Оно есть лишь искажение Божественной гармонии мироздания, прискорбное отсутствие благодати Божией (так не имеет самостоятельной силы тьма, являясь лишь отсутствием света), отвергаемой той частью разумных тварей, которые сознательно и свободно отвергают Бога в безумии гордыни и гибельного тщеславия. Только при таком мировоззрении можно разгадать многочисленные загадки бурной русской судьбы, проникнуть в ее таинственный, сокровенный смысл. Только так наше прошлое становится поучительным и понятным, более того – родственно близким и любимым для каждого благонамеренного исследователя. Так исчезает пропасть неумолимого времени, и торжество живой веры позволяет осознать величие жизненного подвига равно Грозного царя Иоанна Васильевича и якобы замученного по его приказу правдолюбца Филиппа – митрополита Московского. Высшую правду Тишайшего властелина России Алексия Михайловича и его «собинного» друга, а затем опального противника и обличителя патриарха Никона. Проясняется значение в судьбах России святого старца Серафима Саровского, царя-мученика Николая, непобедимого Жукова, страшного Сталина и карикатурных, фарсовых фигур нынешней русской смуты... Правда, содержащаяся в каждом из них, принадлежит Богу, Который есть единственный Источник всяческих благ, равно земных и небесных. Ненависть же, беззаконие и ложь есть злобное диавольское искушение, навеянное врагом рода человеческого и гонителем всякой истины, «человекоубийцей искони», по слову Священного Писания. Обидно, что русские историки (а вслед за ними – и политики) последних двух столетий так и не сумели подняться до осознания меры высочайшей ответственности своего служения. Их труды – увы! – становились источником заблуждений для сотен тысяч и миллионов россиян, терявших понимание высшего смысла существования России и, соответственно, духовный иммунитет против разрушительных социальных теорий и чуждых «ценностей» богоборчества, русофобии и воинствующего индивидуализма. Поврежденный безверием взгляд на русское прошлое, концентрируясь на зле и не умея правильно объяснить себе его происхождение и природу, привел в конце концов к воплощению этого концентрированного зла в реальной российской действительности XX столетия. Теперь мы должны переломить сии пагубные тенденции нашей жизни. Необходимым этапом на этом пути станет возврат отечественной истории ее священного смысла, ее нравственного величия и естественной духовной полноты. Но не изуродованный «политической целесообразностью» очередной конъюнктурный труд профессиональных идеологов, не испорченные оглядкой на «прогрессивность» и псевдонаучную состоятельность работы «кандидатов в доктора»должны быть положены в основание грандиозной работы по концептуальному пересмотру тысячелетнего российского бытия. Нет – лишь настоящая научная добросовестность и неподверженная политической конъюнктуре любовь к Отечеству смогут завершить этот тяжелый, порой мучительный и болезненный процесс – в тесном союзе с Верой, Надеждой и Любовью – тремя главными христианскими добродетелями, позволяющими смотреть на мир здраво, прямо и без искажений! Тогда же, когда мы сумеем добиться реабилитации духовного смысла российского бытия, осознания промыслительного содержания нашего прошлого и настоящего, когда будет закончена эта нравственно-религиозная «дезинфекция» современной идеологии российского возрождения – сбудется над Русью и пророчество святого Псалмопевца-Пророка: «Не приидет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему, яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путех твоих. На руках возмут тя, да не когда преткнеши о камень ногу твою: на аспида и василиска наступиши, и попреши льва и змия...» (Пс. 90:14-16). В Святом Евангелии о том же сказано: «Змия возмут; аще и что смертное испиют, не вредит их...» (Мк. 16:18). Цивилизации духовные и чувственные К пониманию драматических судеб русской христианской государственности невозможно приблизиться, минуя тему взаимоотношений России с Западом, которые на протяжении последних трех столетий во многом определяли всю мировую политику. Колеблясь в широких пределах от глухой враждебности до жестокого военного противостояния, эти отношения несомненно имели в своем основании нечто более глубокое, чем обычные политические и экономические противоречия, неприязнь католичества к Православной Церкви или борьба за сферы влияния в колониальных владениях.* Политические и экономические противоречия с завидным постоянством раздирали западный мир из века в век, регулярно взывая к жизни судороги жесточайшего военного насилия, опустошавшего Европу. Вряд ли они могли достигать в отношениях с Россией большего накала и поэтому, безусловно, не годятся на роль определяющего фактора в упорном противостоянии Запада и Руси. Религиозная, межконфессиональная вражда – фактор, конечно, более серьезный и значимый. К его анализу нам еще предстоит вернуться, но в данном случае следует признать, что и он не годится для всеобъемлющего объяснения. Во-первых, Запад сам потерял религиозное единство уже четыре столетия назад, что и стало причиной целой эпохи «религиозных войн» между католиками и протестантами. Так что очевидная враждебность Ватикана к православию столь же яростно являла себя и в отношении к протестантизму. А во-вторых, начиная с XVIII века (когда европейские государства стали по сути своей секуляризованными, светскими) религиозный фактор утратил сколь-либо серьезное значение в политике Запада. И уж совершенно очевидно, что межконфессиональные противоречия ни в коей мере не могут служить объяснением драматической истории XX столетия, отмеченного наиболее ожесточенным противостоянием. Наконец, борьба за сферы влияния в «третьем мире», столь характерная для нашего века и частично – для прошлого (когда в результате присоединения среднеазиатских стран Российская Империя вошла в непосредственное соприкосновение с гигантскими колониальными владениями Великобритании), никак не объясняет длительную и бурную предысторию конфликтов России с Западным миром. Возможность практически реализовать проекты глобального политического господства в масштабах всей планеты появилась лишь недавно. Попытки ее воплощения в жизнь могут в какой-то мере объяснить эпоху «холодной войны», когда в смертельной борьбе столкнулись два взаимоисключающих проекта мирового объединения – «социалистический» и «либерально-демократический», – но и только... В общем, для того, чтобы удовлетворительно объяснить российский феномен, привычных исторических стереотипов явно недостаточно. Православное сознание легко минует это препятствие, обосновывая своеобразие русской судьбы исчерпывающе просто – промыслительным назначением России стать последним препятствием на пути всемирной апостасии. Отсюда – вся трагичность нашей истории, становящейся ареной столкновения добра и зла, спасающей благодати Божией и гибельных сатанинских соблазнов, высших порывов добродетельной души с низкими страстями и грязными пороками, терзающими падшую человеческую природу. В такое объяснение легко укладывается вся русская история с момента Крещения Руси и до наших дней, включая сюда проблему многовекового противостояния Запада с Россией. Но нынешнему рационализированному и обезверившемуся «общественному мнению» такого объяснения явно недостаточно. Поэтому для того, чтобы уяснить себе истинные причины интересующего нас явления, мы будем вынуждены обратиться к научной области, лежащей на стыке истории, философии и социологии. Если выводы, которые делаются на основании религиозных понятий с употреблением таких терминов, как «грех», «душа», «промысел Божий», «благодать» и им подобных, кажутся некоторым скептикам лишенными необходимой убедительности, то, возможно, они окажутся более внимательными к заключениям, сделанным на «научном» основании с применением понятий «культура», «право», «цивилизация», «легитимность» и т.п. + + + Вся доступная нашему обозрению история человечества является историей становления, расцвета, гибели и взаимодействия народов, культур и цивилизаций. Именно они являются субъектами исторического процесса, главными действующими лицами грандиозной драмы, развертывающей свое течение на пространстве веков и тысячелетий. Попытки «исторического материализма» опровергнуть этот несомненный факт закончились полным провалом, а взрыв национализма на территории разрушенного СССР, вызванный неудержимым стремлением народов к восстановлению своей культуры и религиозной самобытности, – зримо подтвердил первичность этих факторов по сравнению со всеми иными: политическими, экономическими и им подобными. Понимание того, что именно иррациональные, мистические, мировоззренческие особенности придают различным культурам неповторимое своеобразие и служат первопричиной их исторического «притяжения» или «отталкивания», наметилось в русской науке еще в прошлом столетии. В сущности, это утверждение настолько очевидно, что граничит с банально-стью, и лишь страх «просвещенного» века перед неуловимым понятием «мировоззрения» (не поддающегося рационалистическому объяснению и не сводимого к логическим формулировкам) препятствует признанию этой историософской аксиомы. Как бы то ни было, еще в 1871 году в Санкт-Петербурге товариществом «Общественная польза» был издан ставший впоследствии знаменитым капитальный труд Николая Данилевского «Россия и Европа», в котором автор утверждал, что «естественная система истории должна заключаться в различении культурно-исторических типов, как главной основы ее деления».2) Глубоко верующий человек и пламенный русский патриот, Данилевский был освистан всей «прогрессивной общественностью» России как ретроград и мракобес. На Западе, однако, его идеи получили неожиданно бурное развитие уже в начале нашего столетия – в связи с попытками европейских интеллектуалов разобраться в причинах духовного кризиса, охватившего западный мир. Освальд Шпенглер, немецкий писатель, философ и культуролог, в мае 1918 года выпустил в свет книгу под названием «Закат Европы», ставшую, по меткому выражению одного из рецензентов, настоящим «реквиемом по Западу».3) Нас, впрочем, в данном случае прежде всего интересует тот факт, что, подобно Данилевскому, Шпенглер тоже признал самобытные цивилизации главными действующими лицами исторического процесса, своеобразными кирпичиками в здании мировой истории, отличающимися друг от друга в первую очередь внутренним духовным содержанием и самосознанием народов, их составляющих. Этой же точки зрения придерживался и Арнольд Тойнби, создатель всемирно известной теории развития человечества, один из столпов новейшей философии истории, насчитавший в ней около двух десятков цивилизаций, в число которых милостиво включил и нашу, одухотворенную, как он совершенно справедливо заключил, религиозной идеей «Москвы – третьего Рима» и могучей «русской верой в высокое предназначение России».4) Среди наиболее видных современных представителей этой историко-философской школы нельзя не назвать профессора Самюэла Хантингтона, директора Орлингтонского института стратегических исследований. Причем особенно показательным является то, что его утверждения о столкновениях цивилизаций как о доминирующем факторе мировой политики становятся сегодня не столько теоретической схемой кабинетного историка, сколько основанием для реальных геополитических концепций западных руководителей самого высокого ранга... Итак, факт наличия в нашей жизни цивилизаций, или культур – устойчивых общественно-политических, нравственно-религиозных, мировоззренчески-этических и национально-самобытных систем, являющихся главными субъектами мирового исторического процесса, – можно считать доказанным и общепризнанным фактом современной науки. Открытым, однако, остается при этом главный вопрос: какова их природа и, соответственно, истоки многочисленных различий, столь ярко проявившихся, в частности, на примере взаимодействия России и Запада? Не ответив на него, мы не сумеем понять ни сокровенного смысла драматической судьбы, ни значения русской христианской государственности, ни духовной природы русской соборности. Для того, чтобы разобраться в этом, не выходя за привыч- ные рамки устоявшейся современной терминологии, нам придется обратиться к работам основоположников современной социологии, в первую очередь – к трудам Питирима Александровича Сорокина. Судьба Сорокина весьма поучительна. Бедный русский эмигрант, до революции 1917 года – либерал, прошедший через тюрьму за нелегальную деятельность, затем – депутат печально знаменитого Учредительного Собрания, профессор кафедры социологии Петербургского университета, высланный большевиками из России в 1922 году, – Сорокин стал на Западе одним из «отцов-основателей» современной научной социологии. Начав новую жизнь за границей со скромной роли лектора Миннесотского университета, он сумел-таки сломить глухую оппозицию американских академических кругов, завоевав славу «одинокого волка» от науки – совершенно самостоятельного, независимого и непредсказуемого. В 1930 году всемирно известный Гарвардский университет предложил Сорокину возглавить только что учрежденный социологический факультет. В 1964-м, за четыре года до своей кончины, он стал председателем Американской социологической ассоциации, что всегда считалось актом высочайшего признания заслуг ученого... «Всякая великая культура, – утверждал Сорокин, – есть не просто конгломерат разнообразных явлений, сосуществующих, но никак друг с другом не связанных, а есть единство, или индивидуальность, все составные части которой пронизаны одним основополагающим принципом и выражают одну, главную, ценность. Доминирующие черты изящных искусств и науки такой единой культуры, ее философии и религии, этики и права, ее основных форм социальной, экономической и политической организации, большей части ее нравов и обычаев, ее образа жизни и мышления (менталитета) – все они по-своему выражают ее основополагающий принцип, ее главную ценность. Именно она, эта ценность, служит основой и фундаментом всякой культуры».5) Различие таких фундаментальных ценностей, согласно исследованиям Сорокина, и определяет различие культур, являясь (добавим от себя) и главным фактором, определяющим характер их взаимодействия. При этом с течением времени, в ходе исторического развития той или иной культуры ее принципиальные ценности могут меняться, меняя, соответственно, и весь уклад жизни, трансформируя сам культурный архетип. Не занимаясь специально вопросами, связанными с православной государственностью исторической России, Питирим Сорокин, тем не менее, дал блестящее описание процесса апостасии, вероотступничества Западного мира, превратившегося за период времени после своего отпадения от полноты вселенского православия (в XI столетии) в оплот бездуховности и воинствующего антихристианства. «Возьмем культуру средних веков, – писал он, разумея под средними веками период единства христианской цивилизации в V-XI веках по Р.Х. – Ее главным принципом или главной истиной (ценностью) был Бог. Все важные разделы средневековой культуры выражали этот фундаментальный принцип, как он формулировался в христианском Символе Веры. Архитектура и скульптура средних веков были «Библией в камне». Литература тоже была насквозь пронизана религией и христианской верой. Живопись выражала те же библейские темы в линии и цвете. Музыка почти исключительно носила религиозный характер... Философия была практически идентична религии и теологии и концентрировалась вокруг той же основной ценности или принципа, каким являлся Бог. Наука была всего лишь прислужницей христианской религии. Этика и право представляли собой только дальнейшую разработку абсолютных заповедей христианства. Политическая организация в ее духовной и светской сферах была преимущественно теократической и базировалась на Боге и религии. Семья, как священный религиозный союз, выражала все ту же фундаментальную ценность. Даже организация экономики контролировалась религией, налагавшей запреты на многие формы экономических отношений, которые могли бы оказаться прибыльными (например, ростовщичество – прим. авт.), поощряя в то же время другие формы экономической деятельности, нецелесообразные с чисто утилитарной точки зрения (такие, как благотворительность – прим. авт.). Господствующие нравы и обычаи, образ жизни, мышления – подчеркивали свое единство с Богом как высшую цель, а также свое отрицательное или безразличное отношение к чувственному миру... Чувственный мир рассматривался только как временное «прибежище человека», в котором хри-стианин всего лишь странник, стремящийся достичь вечной обители царствия Божия и ищущий, как сделать себя достойным, чтобы войти в нее. Короче говоря, средневековая культура была единым целым, все части которого выражали один и тот же высший принцип объективной действительности: бесконечность, сверхчувственность, сверхразумность Бога – Бога вездесущего, всемогущего, всеведущего, абсолютно справедливого, прекрасного Создателя мира и человека».6) Такую цивилизацию и культуру Сорокин предлагал называть «идеационной», в соответствии с ее стремлением к высшему трансцендентному идеалу. На наш взгляд, проще и вернее было бы именовать ее духовной, или соборной (в противоположность другой: плотской, индивидуалистической, чувственной). На Западе закат такой духовной культуры начался уже в XII веке, когда «появился зародыш нового – совершенно отличного – принципа, заключавшегося в том, что... только то, что мы видим, слышим, осязаем, ощущаем и воспринимаем через наши органы чувств – реально и имеет смысл».7) На Востоке ее преемственным носителем и хранителем, вслед за павшей Византией, на долгие века утвердила себя Православная Россия. Церковное вероучение, основывающееся на Божественном Откровении, стало мировоззренческим основанием общественной и государственной жизни на Руси. Лжеименный, по слову святых отцов, человеческий разум, воплотивший свои горделивые мечты в мировоззрении гуманизма, победил на Западе... «Аз есмь Альфа и Омега, начаток и конец, Сый и Иже бе и грядый, Вседержитель» (Апок. 1:8), – свидетельствует о Себе Господь, утверждая теоцентричность мироздания, содержимого в бытии всемогущим Промыслом. «Управляет Бог вселенною, управляет Он и жизнью человека во всей подробности ее. Закон такого управления прочитывается в природе, прочитывается в общественной и частной жизни человеков, прочитывается в Священном Писании», – поучает Русская Православная Церковь устами своего святого подвижника, епископа Кавказского и Черноморского Игнатия (Брянчанинова). «Человек есть мера всех вещей», – возражает гуманизм словами древнего языческого философа, провозглашая своим лозунгом воинствующий богоборческий антропоцентризм. Лукаво замаскированный демагогическими призывами («Все во имя человека, все для блага человека!»), он на деле оправдывает, узаконивает и развивает разрушительные пороки и страсти, терзающие грешное человеческое сердце, разрушает понятия религиозного и нравственного долга, порывает благодатную связь души с небесными источниками добродетели и духовных совершенств. 0 2 о . 0 2 b ґ ¶ Ю а о h h h ???????; ???????; h h h h h h h ???x?x?????; h h h Yнистическая квазирелигия лишь с беспощадной ясностью обнажила его богоборческое ядро, открыто противопоставив Царствию Небесному безумное индивидуалистическое стремление к беспредельному земному преуспеянию. Современная западная цивилизация довела разрушительные принципы гуманизма до их логического завершения, возведя эгоистический индивидуализм в мировоззренческий абсолют, беспощадно разрушив соборные основы нормального человеческого общежития, окружив религиозным почитанием уродливый идол самообожающей гордыни – первопричину всякого зла и источник всех бед человеческих... «Закон Божий есть высший религиозно-нравственный образец, посильное воплощение которого в несовершенную земную жизнь является смыслом и оправданием всего нашего бытия», – утверждает христианство. «Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой... Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» (Мр. 8:34-35), – повторяет Церковь слова Христа, отрицая самоценность «во зле лежащего» мира и пагубную самовлюбленность поврежденного грехом человеческого естества. «Человек есть абсолютная ценность мироздания, – возражает гуманизм. – Долой «средневековое мракобесие» религиозного аскетизма, да здравствует свобода ничем не ограниченных и не стесненных естественных потребностей человека! Здесь, на земле наша жизнь, и мы должны взять от нее максимум возможного!» В такой системе мировоззренческих координат все нравственные императивы христианства – любовь и милосердие, безгневие и верность, сострадание и нестяжательность – теряют смысл, уступая место корыстным понятиям «удовольствия», «пользы», «выгоды» и «целесообразности»... С течением времени пропасть, разделяющая две эти цивилизации, становилась все глубже и глубже. А начиная приблизительно с XVI века, когда новая, чувственная, а по сути своей богоборческая культура победила в Европе окончательно, Святая Русь и Запад стали не просто разными мирами, но мирами-антиподами, мирами-антагонистами, исповедующими полярные, несовместимые друг с другом системы мировоззренческих ценностей. Формальным правовым актом, зримо закрепившим позиции России в этом противостоянии миров, стало знаменитое Уложение царя Алексея Михайловича, соборно утвержденное в 1649 году. Правовые основы русской соборности Высочайший уровень национально-религиозного самосознания стал на Руси результатом пятивекового (XI-XVI вв.) церковного воспитания и напряженного размышления народа о своем высшем предназначении и промыслительно определенном месте России в истории человечества. С момента Крещения в 988 году по Р.Х. практически все дошедшие до нас литературные памятники – от «Слова о законе и благодати» митрополита Илариона и до анонимного «Домостроя», летописных сводов и народных «духовных стихов» – отражают безраздельную поглощенность русской души вопросами религиозно-нравственного самосовершенствования. Процесс этот завершился в XV-XVII веках формированием всестороннего церковно-государственного мировоззрения, полно и ярко выразившегося в общественной деятельности преподобного Иосифа Волоцкого и пророческих посланиях инока Филофея, державных деяниях Грозного царя Иоанна и молитвенной благодати его «освятованного» сына Феодора. В основании этого мировоззрения лежала великая мессианская идея о России как о последнем прибежище благочестия; стране, промыслительно предназначенной Самим Господом для исповеднического и страстотерпческого подвига хранения Истин Христовых посреди всеобщей апостасии, вероотступничества и «мерзости запустения» антихристова царства «последних времен». Ясно, что столь напряженная духовная жизнь нации требовала своего выражения не только в литературных и летописных произведениях, но и в деяниях власти, отражавших ее самосознание выразительницы всенародных чаяний и святынь. Уже Иоанн Грозный далеко не случайно утвердил на Красной площади в качестве мистического центра России образ Христовой Голгофы – Лобное место. Несколькими десятилетиями спустя Борис Годунов намеревался построить на Боровицком холме величественный Воскресенский храм по точному образу и подобию Иерусалимского. Но наиболее полно отражали национально-государственное самосознание Руси те юридические, правовые акты, которые власть – равно светская и духовная – стремилась положить в основу жизни общества. Из века в век они пополнялись и совершенствовались до тех пор, пока, наконец, не была предпринята попытка создания комплексного и полного законодательного свода... + + + Летом 1648 года специальным повелением царя Алексея Михайловича была создана думская комиссия по систематизации всех действующих на территории России законоположений и по учету новых правовых потребностей растущей российской государственности. Возглавил комиссию боярин князь Одоевский. В состав ее, кроме руководителя, вошли еще два боярина, один окольничий и два дьякона. Непосредственным поводом к осознанию необходимости такой работы послужила очередная смута – бунт московского посадского люда. На созванном 16 июля 1648 года земском соборе группа дворян подала челобитную с просьбой о составлении Уложения, «чтоб вперед по той Уложенной книге всякие дела делать и вершить»8), – и работа закипела. С самого начала деятельность комиссии Одоевского не ограничивалась чисто бюрократической компановкой уже существующих правовых актов. Не замыкаясь в тесных рамках московского «приказного», чиновничьего мирка, ее представители наладили соотрудничество с широкими слоями провинциальных представителей, уполномоченных доверием местных избирателей. В результате в основание итогового документа был положен широчайший спектр материалов – от византийских правовых кодексов и памятников права Великого княжества Литовского до коллективных челобитных столичных и провинциальных дворян, посадских людей, а также указные книги московских приказов и прежние Судебники, имевшие хождение на Руси со времен «Русской правды» Ярослава Мудрого. Начиная с сентября 1648 года наработанный комиссией законодательный материал стал поступать на обсуждение «лутчих людей», съехавшихся в Москву по указу Государя. В процессе этого обсуждения возник дополнительный и весьма энергичный импульс законодательной инициативы «снизу», выразившийся в подаче множества челобитных по целому ряду важнейших проблем внутриполитического устройства Московского государства. Слушание проекта Уложения проходило на соборе в двух палатах: в одной под председательством царя заседала Боярская Дума и Освященный Собор архиереев, в другой – выборные люди разных званий и чинов. Только 29 января 1649 года было завершено окончательное составление и редактирование Уложения. К сожалению, значимость соборной «технологии» принятия этого важнейшего акта долгое время не сознавалась русскими историками во всей своей полноте. Раз за разом они предлагали недопустимо упрощенные схемы «пассивного согласия» выборных с предложениями, поступавшими «сверху», из думской комиссии Одоевского. К счастью, позднейшие исторические изыскания позволили восстановить правду, показав активную роль представителей российской провинции и средних сословий (так называемых «гостей» и «черной сотни») в формировании основополагающих статей Соборного Уложения. Внешне это Уложение представляло собой длинный свиток, состоящий из узких бумажных столбцов с текстом, в конце которого стояли «своеручные» подписи участников земского собора (всего – 315), а по склейкам столбцов – скрепляющие подписи дьяков. С рукописного подлинника была тут же составлена типографская матрица, с которой документ был в течение одного лишь 1649 года дважды отпечатан невиданным по тем временам тиражом – по 1200 экземпляров в каждом издании. Соборное Уложение по своей полноте и целостности не имело претендентов не только в истории русского законодательства, но и в современной ему европейской юридической практике. Оно состояло из 25 глав, разделенных на 967 статей, и охватывало область государственного, административного, гражданского, уголовного права, регламентируя так же порядок судопроизводства. Уложение закрепило основные черты политического строя и правовой системы России столь совершенно и качественно, что осталось основой русского законодательства на протяжении двух столетий, несмотря даже на крутые реформы XVIII века... Нам, впрочем, важнее всего обратить внимание на две существенные особенности Уложения, делающие его столь примечательным документом. Это, во-первых, его религиозно-мистическое обоснование, и, во-вторых – целостность. «В лето 7156-е, июля в 16-й день, – гласит преамбула Уложения, – Государь Царь и Великий Князь Алексей Михайлович, Всея России Самодержец, в двадесятое лето возраста своего, в третье лето Богом хранимыя своея державы, советовал с Отцем своим и богомольцем, Святейшим Иосифом, Патриархом Московским и Всея России, и с митрополиты и со архиепископы, и с епископы и со всем Освященным Собором» о необходимости составления нового законодательного свода. Мировоззренческие основания этого свода, – утверждают составители документа, – необходимо искать в «правилах Святых Апостол и Святых Отец и в градских (т.е. гражданских – прим. авт.) законех Греческих Царей (т.е. византийских императоров – прим авт.)».9) Так определялся духовный, религиозно-мистический фундамент, на котором русское общество собиралось строить свою экономическую и политическую жизнь. Государевы бояре, окольничии и «думные люди», конечно, тоже принимали активнейшее участие в составлении Уложения. И соборная грамота о них поминает тут же, но все же – вслед за «Освященным Собором». Есть и еще одна красноречивая деталь: «с митрополиты и со архиепископы» царь «советовал», а «с своими бояры» всего лишь «говорил» о делах составления свода. В реальности, конечно же, политический вес боярской ари-стократии и практическое влияние на течение государственных дел со стороны высшего чиновничества неизмеримо превышали возможности архиереев, но их формальное первенство было «первенством чести», подтверждавшим тот основополагающий для русской жизни факт, что духовные ее надобности почитаются государством первостепенными и важнейшими по сравнению с любыми другими – телесными и чувственными. Об этом же свидетельствует и расположение материала внутри самого Уложения. Его открывает не раздел о государственных преступлениях и даже не параграф о злоумышлениях против священной особы Самодержца, но специальная глава, перечисляющая проступки против веры и Церкви. «Будь кто иноверцем, или и русским человеком, – провозглашает первая же статья (обратите внимание, что слово «русский» употребляется в значении вероисповедном, как синоним понятия «православный»), – если возложит хулу на Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, или на Рождшую Его Пречистую Владычицу нашу Богородицу и Приснодеву Марию, или на Честный Крест, или на святых Его угодников – про то сыскивать всякими сысками накрепко. А коли сыщется про то допряма – того богохульника, обличив, казнить, сжечь». Вторая статья Уложения ограждает от поругания Церковь как источник животворящей благодати и мистическую опору народного бытия. «Если какой бесчинник, – провозглашает она, – пришедши в Церковь Божию во время святыя Литургии, каким бы то ни было образом Божественной Литургии совершиться не даст – поймав его и сыскав про него допряма, что он так учинил, казнити смертию безо всякой пощады». Во всех законоположениях, касающихся Церкви, поражает глубокое понимание ее внутренней, духовной природы, например – ясное сознание Литургии как мистического центра всей христианской религиозной жизни, повреждение которого, лишая благодати Таинство Причастия, грозит непоправимыми последствиями для церковной деятельности. Характерна и еще одна черта, объясняющая столь пугающую многих нынешних «либералов» строгость приговоров. В отличие от гуманизма, провозгласившего земную, телесную жизнь человека высшей ценностью, христианство никогда не признавало ее таковой, отдавая первенство душе, предназначенной Самим Богом для жизни вечной. Потому-то преступления против души, против Церкви (спасительницы этой души для Царствия Небесного) без размышлений карались телесной смертью. Меньшим и временным злом закон пытался воспрепятствовать злу неизмеримо большему, вечному... Что касается целостности Уложения, то это его замечательное качество немало способствовало расцвету православной российской государственности. Соборное Уложение, благодаря своей полноте, свело воедино правовые основы самых разных областей общественной жизни, создав, таким образом, гласную, открытую, законодательно сформулированную базу межсословного взаимодействия, на основании которой в дальнейшем была выработана политика державного строительства Православной Империи. Этот универсальный имперский документ создал предпосылки для присоединения Малороссии и Белой Руси, для внутриполитической стабильности и бесперебойного функционирования механизмов государственной власти. Он же – в принципиальном, а не конкретно-практическом виде – еще понадобится нам (или нашим детям) для возрождения Святорусской Державы... Соборная законодательная деятельность середины XVII века и сегодня подает нам высокий пример для преодоления в будущем нашей правовой ущербности. Не подлежит сомнению, что после восстановления подлинной национальной государственности одной из первейших задач русского общества станет восстановление духовной связи российского законодательства с Соборным Уложением и Основными законами Российской Империи. И труд этот ни в коем случае не будет уделом исключительно правоведов-специалистов, но, как встарь, – всех «лучших людей» необъятной Земли Русской! Последние времена Все сказанное выше позволяет объективному исследователю свежим, незамутненным взглядом рассматривать не только «дела давно минувших дней», но и нашу новейшую историю, и современное положение вещей, и даже – делать некоторые прогнозы на будущее. К сожалению, эпоха торжества духовной русской культуры стала одновременно и переломным этапом в развитии российского общества. До XVIII столетия монолитное и духовно единое – после петровских реформ оно раскололось на две неравные части с различными культурными архетипами и несхожими идеалами жизни. «Прорубив окно в Европу», Петр I сделал это столь грубо и неаккуратно, что существенно повредил защитные механизмы Православной России. В результате на протяжении XVIII-XIX веков на Руси постепенно складывались две культуры, две цивилизации – традиционная, соборная цивилизация православного большинства и модернистская, индивидуалистическая культура «просвещенного» безбожного меньшинства. Непримиримая борьба между ними в конечном итоге и определила трагедию русской судьбы в XX столетии. Крутые и зачастую плохо продуманные реформы, ставшие отличительной чертой эпохи российского «просвещенного абсолютизма» и внедрявшиеся с полным пренебрежением к многовековому соборному опыту, без всякого совета с народом – породили в русском духовном монолите массу трещин и болезненных разногласий, которыми не преминули воспользоваться недоброжелатели России. Начался активный процесс «гуманизации» русской жизни, ее секуляризации и расцерковления. Закономерным результатом такого процесса через два столетия стала духовная катастрофа революции 1917 года со всеми последовавшими затем кошмарами злобной русофобии, «совдеповского» сатанизма и иноверческого, инородческого господства. Лишь величайшее напряжение всех народных сил да милость Божия позволили России «переварить» отраву коммунизма, в значительной мере нейтрализовать его разрушительную сущность, буквально утопив в собственной крови богоборческие порывы марксистской квазирелигии. Более того, даже после учиненного всероссийского погрома русская цивилизация, заключенная в уродливую «советскую» форму, осталась все же стихийно духовной. Жестокими антихристианскими гонениями была загнана в подполье лишь ее «сознательная», церковная часть. В то же время мощное инстин-ктивное стремление сохранить «надмирные» идеалы русской жизни столь сильно деформировало коммунистическую идеологию, что даже она приобрела в России «идеационный» характер религиозной веры, выдвинув на первый план все ту же задачу воплощения в земную жизнь абсолютных ценностей справедливости, братства и им подобных. Наша нынешняя смута – закономерный результат того страшного духовного истощения, которое стало неизбежным следствием неимоверных испытаний, искушений и скорбей, перенесенных русским народом за последнее столетие. И все же, если мы сумеем правильно оценить религиозные, духовные причины великой Русской Трагедии, сумеем изжить ересь гуманизма-человекобожия, обрядившегося ныне в «либерально-демократические» одежды, – сегодняшний кризис станет для Руси лишь преддверием нового ярчайшего духовного расцвета и высочайшего державного взлета. Пока, впрочем, духовная оккупация России в полном разгаре. Общественное мнение раздроблено как никогда раньше, люди подавлены и дезориентированы отравой «мировоззренческого плюрализма», а средства массовой информации ведут против собственного народа настоящую психологическую войну. Государство и Церковь остаются носителями полярных культурных архетипов – чувственного и духовного, усугубляя раздирающие общество противоречия. И Запад, находящийся ныне в расцвете своего политического могущества, выигравший сорокалетнюю «холодную войну», всеми средствами усиливает российский хаос, стараясь ни в коем случае не допустить возрождения традиционного русского национального самосознания... Последствия такого положения вещей нетрудно себе представить. Несмотря на внешнюю мощь, цивилизация Запада уже почти исчерпала свои внутренние резервы. Российские ресурсы могут лишь на какое-то время оттянуть агонию, но ничто не в силах предотвратить неумолимо приближающуюся развязку. И если мы не найдем в себе сил своевременно восстановить свою былую самобытность, грядущий катаклизм неумолимо захватит нас своим водоворотом и Россия – историческая, тысячелетняя Россия, многовековой оплот христианской духовности и государственности – погибнет окончательно и навсегда. «Все важнейшие аспекты жизни, уклада и культуры западного общества переживают серьезный кризис, – писал Питирим Сорокин еще за несколько лет до второй мировой войны. – Больны плоть и дух западной культуры, и едва ли на ее теле найдется хотя бы одно здоровое место или нормально функционирующая нервная ткань...». «Вступив на историческую арену как наследник и заместитель христианской морали и законности, – предупреждал он чуть позже, – современная система чувственной этики и права в процессе своего поступательного развития сеяла семена деградации человека и нравственных ценностей... «Допустимо все, что выгодно» – таков главный нравственный принцип нашего времени. Он дополняется болезненной озабоченностью утилитарными ценностями. «Если вера в Бога полезна, то он существует, если нет, то нет и Бога». «Если наука дает жизненно важную ценность, то ее принимают, если нет, то она признается бесполезной». Отсюда наше помешательство на деньгах, наша бессовестная борьба за богатство. «За деньги можно все купить». Мы превращаем в деньги и прибыль любую ценность: пять близнецов, научное открытие, религиозные убеждения, сенсационное преступление и многое другое. Удачливые стяжатели составляют нашу аристократию. Отсюда наше кредо «дело есть дело» и вся жестокость борьбы за чувственные ценности. Отсюда наши «научные» нравы и обычаи вместо моральных императивов, наше допущение, что нравы условны и варьируются у разных групп. Отсюда миллионы других характеристик нашего urbs venalis (продажный город – лат.) со всеми трагическими последствиями такого морального цинизма. Когда общество освобождается от Бога и от Абсолюта и отрицает все связующие его моральные императивы, то единственной действенной силой остается физическая сила. Так чувственное общество с его чувственной этикой подготовило свое добровольное самоподчинение грубому насилию. «Освобождая» себя от Бога, от всех абсолютов, от категорических императивов, оно стало жертвой открытого физического насилия и обмана. Общество достигло крайней точки моральной деградации и сейчас трагически расплачивается за свое безрассудство. Его хваленый утилитаризм, практицизм и прагматическая целесообразность обернулись самой непрактической и неутилитарной катастрофой. Немезида восторжествовала! Отсюда и трагедия самого человека чувственного общества. Лишая всего божественного, чувственное умонастроение, этика и право понизили его до уровня электронно-протонового комплекса и рефлекторного механизма. «Освобождая» его от «предрассудков» категорических императивов, они отобрали у него невидимое оружие, которое безоговорочно защищало его достоинство, святость и неприкосновенность. Лишенный этого оружия, он оказывается игрушкой в руках самых случайных сил. Если он полезен по тем или иным соображениям, то с ним будут обращаться достойно и заботиться о нем, как мы заботимся о полезном животном. Его же можно «ликвидировать», если он приносит вред, как мы уничтожаем ядовитых змей. Для такого уничтожения не требуется ни вины, ни преступления, ни реальной причины. Самого существования человека или группы как непредусмотренного препятствия уже достаточно, чтобы их уничтожить. Без всякого раскаяния, угрызений совести, сожаления, сострадания уничтожаются миллионы людей, лишаются своего имущества, всех прав, ценностей, обрекаются на все виды лишений, изгоняются, и только из-за того, что само их существование является препятствием для реализации жажды власти, богатства, комфорта или какой-либо другой чувственной ценности. Крайне редко с таким цинизмом обращались с тягловым скотом! Освобожденный от всех запрещений, чувственный человек как самоубийца уничтожает чувственного человека, его гордость и достоинство, его ценности и достояние, его комфорт, удовольствие и счастье. В этом шквале необуз- данных страстей чувственная система в целом разбивается на куски и исчезает».11) Две страшные мировые войны, до основания потрясшие международное сообщество, и отчаянные попытки западной цивилизации зафиксировать свое привилегированное положение путем установления на всей планете национальной диктатуры Мирового Правительства в рамках той или иной модели «нового мирового порядка» – подтверждают горькую правоту оценок «русского американца» Питирима Сорокина... + + + «Смотрите, не ужасайтесь, ибо надлежит всему тому быть, – поучает нас Сам Господь Иисус Христос в Священном Писании. – Восстанет народ на народ, и царство на царство: и будут глады, моры и землетрясения по местам; все же это – начало болезней. Тогда будут предавать вас на мучения и убивать вас; и вы будете ненавидимы всеми народами за имя Мое; и тогда соблазнятся многие, и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга, и многие лжепророки восстанут, и прельстят многих; и по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь; претерпевший же до конца – спасется... Так, когда вы увидите все сие, знайте, что близко, при дверях. Истинно говорю вам: не прейдет род сей, как все сие будет; небо и земля прейдут, но слова Мои не прейдут. О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один...» (Мф. 24:6-13;33-36). Примечания 1. Покер Победителя. Газета «Сегодня» от 19.08.94. 2. Н.Я.Данилевский. Россия и Европа. М., Книга, 1991, См. гл. XVII – «Славянский культурно-исторический тип». 3. В русском переводе первая часть книги была впервые издана в Москве в 1993 г. (издательство «Мысль»). Несмотря на внушительный для такого рода литературы тираж (50 тыс. экз.), сложный и тяжелый язык перевода, переполненный специальными терминами, вряд ли позволил ей найти массового читателя. 4. А. Дж. Тойнби. Постижение истории. М., Прогресс, 1991, с.496. 5. Питирим Сорокин. Человек, цивилизация, общество. М., 1992, с.429. 6. Там же, с.430. 7. Там же. 8. Смирнов П.П. Несколько документов из истории Соборного Уложения и Земского Собора 1648-1649 гг. Чтения Общества Истории Древностей Российских, 1913, книга IV, отд. IV, с.6. 9. Текст Уложения дается по книге: Российское законодательство X-XX веков. Акты Земских Соборов. Том.3, М., Юридическая литература, 1985. 10. М.Вебер. Протестантская этика и дух капитализма. В сб. «Избранные произведения». М., Прогресс, 1990, с.80. 11. См. Питирим Сорокин. Кризис нашего времени. В сб. «Человек, цивилизация, общество». М., 1992. * Один из главных западных стратегов, известный и влиятельный идеолог современного мондиализма Збигнев Бжезинский высказался недавно о причинах и результатах нынешней русской смуты весьма откровенно. «Россия - побежденная держава, - сказал он. – Она проиграла титаническую борьбу. И говорить «это была не Россия, а Советский Союз» - значит бежать от реальности. Это была Россия, названная Советским Союзом. Она бросила вызов США (читай - западному миру – прим. авт.). Она была побеждена. Сейчас… не надо подпитывать иллюзий о великодержавности России. Нужно отбить охоту к такому образу мыслей». 1) Митрополит Иоанн. Русь Соборная. Очерки христианской государственности