Протоиерей Фома Хопко (Свято- Владимировская Духовная Семинария, Нью- Йорк БОГОСЛОВСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ И СОВРЕМЕННОСТЬ Задача православного образования двойная: утверждать и объяснять православную веру, и помогать верующим жить по вере. Этому соответствуют два основных требования к нему: первое - знание истины, второе - распознание духов и знамений времени. Знание и распознание. В постоянном стремлении к истине мы, работники православного образования, должны в молитве и очищении от греховных страстей непрерывно изучать свидетельство Церкви о вере и жизни - в Писании, литургической практике, в трудах соборов и святых отцов и так далее, а также повышать знания и навыки в своих конкретных учебных дисциплинах. Кроме того, мы должны приобретать и укреплять умение распознавать духов и знамения времени, знать реальности окружающего нас мира, видеть их, слышать и понимать, а не предаваться фантазиям, иллюзиям, прелестям. Мы должны быть связаны с миром, не смешиваясь с ним, и удалены от него, не презирая стоящих перед ним задач, его нужд, желаний, страданий, его необходимости в спасении. Наш современный пост христианский, пост коммунистический, постмодернистский, как его стали называть, мир как никогда прежде требует от православных пастырей, богословов и учителей веры, дара распознания, свободы от иллюзий, компетентности в научной и педагогической деятельности, непредубеждЈнности и любви в отношении ко всем и ко всему в стремлении к просвещению и спасению. Современность и пост-современность (постмодернизм). Эти понятия определяются очень по-разному не только разными людьми в разных странах, но даже разными православными учителями в одном учебном заведении. Поэтому не станем заниматься этим здесь, а из всех бесчисленных вопросов, с которыми православным церквям и школам неизбежно приходится сталкиваться в современном и пост-современном мире, что бы под этим ни понималось, остановимся на пяти. Я предлагаю мой собственные мысли как затравку для нашего разговора. Первое. Постоянство и изменчивость. Наше время - время беспрецедентно быстрых и радикальных изменений и новшеств в мышлении и поведении людей и учреждений. Это - особый вызов православию. Кроме всего прочего, практически все Православные церкви и сообщества переживают разрыв с живым Преданием и информационный взрыв в сферах православного богословия, истории, литургической и духовной практики. Равновесие и единство православного мышления и практики нарушается. Кто-то может хорошо знать Писание, но плохо - литургию; читать Булгакова и Бердяева, но не читать Библию, быть специалистом по Типикону, не пройдя катехизации. И вот малообразованные становятся учителями - по назначению ли церкви или самозвано. И это как раз тогда, когда больше всего требуется распознавать, что в Православии существенно и неизменно, а что временно и подлежит переменам или отмене. Из Библии и истории мы видим, что Церковь в своей человеческой форме во все века изменялась - чтобы, как говорил отец Александр Шмеман, оставаться самой собою. Меняются организация, литургика, формулировки учения и так далее - ведь Церковь живЈт в постоянно изменяющемся падшем мире как манифестация Царства Божьего. Из Библии и истории мы также видим, как гибнут новаторы. Сам Иисус Христос был убит за своЈ новаторство, как и Его пророки и апостолы, многие отцы Церкви и святые вносили новый опыт веры, новые формулировки учения, новые формы поклонения и пострадали за это. Это, конечно, не значит, что все привносящие новшества народу Божьему - святые и носители истины. Новаторами бывали и ересиархи и схизматики. С другой стороны, не все хранившие старинные обычаи и учения свободны от лжи и греха. Древний обычай может быть не более чем древняя ошибка. Можно, бездумно повторять правильные слова и при этом искажать смысл и содержание учения. И когда в ответ на новые вопросы и нужды являются новые формы, такие так называемые "хранители традиции" оказываются стоящими против истины. Вопрос о неизменности и изменчивости в христианстве не имеет отношения к древности или новизне как таковым. Сам Христос говорил о равной приемлемости старого и нового (Матфей 13:51). Вопрос стоит гораздо более радикально; что в жизни и учении Церкви правильно, а что нет, что истина, а что ложь что просвещает, а что уничтожает, что от Бога, а что от дьявола. Многое из того, что считается новым в Церкви - это лишь по-новому высказанные известные истины, иногда это истины утерянные, забытые или не так понятые, а порой это действительно нечто новое во временном и историческом смысле - Божья истина, которая не стара и не нова, а просто пришло еЈ время. Православные богословы и учителя должны изучать Библию и церковную историю, чтобы понять, как приобретается новое без утери верности Церкви, как изменяется то, что подлежит изменению и отвергается неприемлемое. Мы должны научиться по возможности мирно и безболезненно позволять уходить вещам сугубо временным и временным, и обороняться оттого, что не от Бога. Второе. Личность и авторитет Как же нам, православным богословам и учителям, распознать, что можно изменить в Церкви, а что необходимо сохранить? Как ответить на новые вопросы и нужды, сохранив верность древним и вечным истинам? И вообще, что в Церкви и обществе от Бога, а что от дьявола? Современный мир, сего корнями в философии Декарта и Канта, в протестантском богословии и предложенной эпохой Возрождения версией реальности, говорит нам, что мы просто зациклились на этих вопросах, что на них просто невозможно ответить объективно особенно в том, что касается духовности и этики. В метафизическом смысле нет ни правды, ни лжи, и доказать ничего нельзя. Всякий человек есть "личность", "индивидуум", и во всем, что касается богословия, духовности, метафизики и этики, каждый выбирает для себя. Единственный критерий - не причинять непосредственного вреда другим индивидуумам и не посягать на их права и свободы. Даже в церквях и богословских школах индивидуумы обладают естественным, иные даже считают, что богоданным, правом выбора. По своему выбору, гарантированному, им конституцией демократического государства, они могут думать и поступать, как хотят, избирательно принимать то, чему их учат и так далее. Интересно, что среди таких современных индивидуалистов часто встречаются самые завзятые консерваторы - если им по душе старина (таковы, например, в православной среде приверженцы средневекового благочестия, клерикализма в стиле Османской империи, не скорректированного календаря древних языков или отжившей свой век литургической практики). По духу и по подходу такие люди - самые что ни есть "модернисты", хотя, как правило, яростно отрицают это - они клянут "современное" только потому, что сами предпочитают старое. Они даже не могут объяснить, что в этом старом кажется им особенно вечным и божественным, и могут даже не настаивать, чтобы и другие следовали этому - но на своЈм праве думать и поступать как им вздумается они настаивают. И никакой авторитет церкви или государства им не указ. Собственно, кроме самих себя, у индивидуалистов авторитета нет. Они не анархисты, и признают необходимость церковной и светской "власти", но такой, что согласна с их мнениями. В религии они следуют тому богу, которого выбирают, и могут даже называть его Отцом и Сыном и Святым Духом. А в церкви - даже Православной - даже становясь пастырями или учителями, - по своему субъективному мнению определяют "истинную церковь", "истинное православие". Когда те, кто обладает авторитетом, сознательно или бессознательно оказываются заражены духом индивидуализма, они подменяют своими мыслями и желаниями учение Церкви и подчиняют своему доморощенному благочестию своих учеников. Реакцией на радикальный индивидуализм наших дней явилось массовое бегство из него в романтически воссозданное прошлое. Люди создают новые, или вступают в существующие культовые сообщества, где ищут исполнения своих фантазий. Уставшие от необходимости решать за себя, они отказываются от личной свободы и ответственности, надеясь, что вожди защитят их от зол современности. Кое-кто приходит и в Православную церковь, ища укрытия от реальности - и, увы! находят - или создают для себя сами. Православным пастырям, богословам и учителям не избежать сталкиваться с современным индивидуалистическим подходом к реальности. Наша первая задача - распознать его наличие и освободить себя от его власти. И затем - учить согласно Христу и Церкви как они есть на самом деле, а не в соответствии с чьими-то субъективными интерпретациями. Нам надо научиться заботиться о тех, кто пострадал от современного подхода к реальности - в обеих его крайностях. Множество людей в нашей среде нуждаются в медицинской и психологической помощи, и для нас, учителей, это ещЈ один вызов, бросаемый нам "современностью". И начинать нам надо с себя, потому что и мы не избежали влияния той или другой крайности "модернизма". Третье. Личности и сообщество Необходимо найти узкий путь личной свободы согласно православной вере в рамках упорядоченного церковного сообщества. Современному и постмодернистскому миру такой путь неведом. Но и нам, православным, утратившим этот путь за столетия трагически сложных процессов, для этого потребуется радикальное изменение нашего сознания. И нам, учителям, необходимо учить этому пути наших учеников, учить словом и делом. Мы должны создать условия, чтобы каждый мог говорить и быть услышанным в контексте наших общих поисков Божественной истины. Наши студенты должны учиться богословию не только академически и литургически, но и практически - изучая жизнь приходов, школ, епархий и участвуя в этой жизни. Этому традиционно православному пути есть две альтернативы Одна- это "церковный большевизм", по выражению отца Александра Шмемана - путь авторитаризма, когда церковная верхушка отделена от церковного сообщества. Второй - это хаос и анархия, когда церковное сообщество отрывается от естественно авторитетного иерархического чина. Если же члены Церкви не соотносятся с авторитетным свидетельством православной веры и жизни в атмосфере личной свободы, взаимного доверия и общей ответственности, наступает странная смесь анархии и тирании. Тогда верхи требуют беспрекословного подчинения себе, не соизмеряясь с волей сообщества, а снизу этому противостоят "демократические силы", защищающие требования отдельных личностей и партий под личиной индивидуальной свободы и церковной сообщности. Нам, живущим в Северной Америке, такая аномалия известна, и мы видим, как она распространяется на новые территории. ЧетвЈртое. Единство и многообразие Одним из разрушительных аспектов современного постмодернистского мира является тенденция к разделению и структурированию. Духовное отделено от материального, теоретическое от практического, вера от знания, свобода от власти, личность от сообщества. Мы должны словом и делом показывать студентам, что во всех аспектах жизни, в том числе и в строительстве самой Церкви, истинное сущностное единство может существовать только в многообразии форм. В православной богословской школе единство в многообразии существует между учебной и пастырской сторонами образования, между научной и прикладной работой, между учебным процессом в целом и отдельными дисциплинами. Так обеспечится свобода объективного исследования в рамках авторитета церковного Предания. Так будут связаны воедино разнообразные, но необходимые элементы образования - теория, богослужение, духовное формирование, практика на местах, жизнь и служение в сообществе. Структура богословской школы должна обеспечивать единство в многообразии, и для этого необходим механизм обязательного и непрерывного взаимного общения между всеми участниками процесса - администрацией, преподавателями, студентам и, священнослужителями и прихожанами Церкви. Сама структура должна быть открытой для перемен, должны быть ясно определенные процедуры ее формирования, применения, изменения. Все участники учебного процесса должны принимать участие в формировании структуры школы в духе взаимного компромисса и сотрудничества. Пятое. Сообщество мужчин и женщин. Эта тема, может быть, самая острая во всей современной жизни, включает множество вопросов - от сексуальности, брака и безбрачия, личной этики до библейской интерпретаций, учения и практики Церкви - и даже до вопросов о природе и именовании Бога. Она заставляет тщательно изучать взаимоотношения Православной традиции и современной философии, науки и практики. И то, как мы подходим к этой теме в учЈбе и жизни, может оказаться самым сильным выражением того, как мы, православные, живЈм с современным миром - ведь она отражает практически все современные проблемы, касающиеся божественного и человеческого бытия и жизни. Сюда в острейшей своей экзистенциальной форме входит и вопрос о постоянстве и изменчивости. Нам не избежать критического изучения нашего учения и практики в отношении человеческой сексуальности, чтобы понять, что в человеческой жизни мы, православные, считаем существенно неизменным, а что нет. И объяснить свои воззрения современным мужчинам и женщинам. Мы справимся с этой задачей только тогда, когда хорошо разберемся с вопросами свободы и авторитета, научимся выражать себя как личности в рамках сообщества по примеру Святой Троицы, признаем единство человеческого бытия, веры и поведения в бесконечном многообразии выражения этого единства. Необходимо отбросить как субъективный индивидуализм, так и авторитаризм. Власть предержащие должны способствовать свободному и открытому исследованию и обсуждению всех тем и избегать скоропалительных решений по спорным вопросам. Все крещенные и причащающиеся должны иметь право говорить и быть услышанными по любому вопросу в общих поисках "ума Христова" и в защите веры, раз навсегда данной апостолам. Мы, работники православного образования, должны помнить, что Церковь - это живой организм, что она снова должна стать субъектом (а не объектом) богословия и богословского образования, что они не только О НЕЙ, но и исходят из неЈ и проводятся внутри неЈ - даже посреди всей модерновости и пост-модерновости. Это осуществится тогда, когда мы, за это дело ответственные, исполнившись смирения и мужества, в полной мере примем место и время, в которые поместил нас Бог; когда станем поддерживать в себе зрелую мужественность, когда освободим себя от заморочек этого мира - древнего ли, - средневекового, современного или постмодернистского - ибо он в прахе лежит и пути его преходящи. То есть тогда, когда наши усилия будут направляться Божьей милостью, которую силам греха не одолеть. Сокращенный перевод с английского А. Дормана прелат д-р Альберт Раух, директор Института восточных церквей Регенсбург (Германия) ВКЛАД РУССКОЙ БОГОСЛОВСКОЙ НАУКИ В ОБНОВЛЕНИЕ БОГОСЛОВИЯ КАТОЛИЧЕСКОЙ ЦЕРКВИ В споем докладе я бы хотел прежде всего показать, насколько велик и в чем именно состоит тот решающий вклад, который русские православные богословы внесли в дело обновления Католической церкви, совершившееся на Втором Ватиканском соборе. Уже на этапе подготовки Второго Ватиканского собора это были именно православные русские эмигранты, которые стали вдохновителями обновления католического богословия. Действительно, представители французской "новой теологии", - например, Ив Конгар и Анри де Любак, - открыли для себя во пневматологической экклезиологии Православной церкви стимулирующие импульсы, которые затем были применены в изложении новой позиции Католической церкви: она не состоит в ориентации лишь на свои установившиеся взгляды, а преимущественно принимает во внимание духовно-пробужденную новую жизнь во Христе. Вот почему надо восстановить историческую справедливость и открыто выразить нашу благодарность Русской православной церкви за стимулирующее обогащение. Что, в частности, касается территории распространения немецкого языка, то подобное влияние отмечается в богословствовании Ганса Урса фон Бальтазара, о. Гуго Ранера и многих других. Семидесятилетнее "вавилонское пленение" русской Церкви не прошло без последствий и для всей вселенской Церкви. Люди Запада, впрочем, получили возможность успешно воспринять русское духовно-е богатство, потому что его знаменитые представители оказались как раз на Западе, и мы в первую очередь имеем в виду созвездие имен в Сергиевском богословском институте в Париже. Далее я бы хотел коротко остановиться на отдельных тематических сферах. 1. Литургическое обновление В период времени между двумя мировыми войнами внутри Католической церкви Западной Европы развернулось так называемое "литургическое движение". Его цель состояла в том, чтобы добиться литургического обновления Западной церкви. Для этого было выполнено немало исследований, и не только именитыми богословами, но священниками, практикующими на приходе, - например, Йозефом Юнгманном, Пиусом Паршем и многими другими. При этом авторы постоянно ссылались на литургическую практику Восточной церкви. Чрезвычайно большую пользу принесли им, в частности, фундаментальные труды протоиерея Алексия Мальцева (который перевел литургию, а за ней и годовой комплект служебных миней), о.Киприа-на Керна, а также протоиерея Александра Шмсмана. Обращение к византийской литургической традиции было облегчено посредством литургии Русской церкви, потому что византийско-славянское церковное пение нам ближе, и не в последнюю очередь из-за того, что оно само испытало на себе западное влияние, - через Украину XVI в. или Петербург XVIII n XIX вв. К этому следует прибавить богословское обоснование обновления литургии и литургической жизни. Здесь надо упомянуть о.Одо Казе-ля, бенедиктинца из монастыря "Мария Лаах", который развил так называемое "богословие таинств". Он эксплицитно связывал его с практикой и с учением Восточной церкви и с богословием отцов Церкви. Отцы Церкви, - прежде всего, восточные, - равно как литургические тексты Востока (впрочем, также и Запада) настойчиво подчеркивают, что имеется лишь одно домостроительство спасения человека, лишь один великий искупительный замысел любви Божисй, простирающийся от начала творения вплоть до его окончательного завершения. И замысел этот, как раз ныне и на этом месте, отчетливо проходит перед нами в совершении таинства жизни, крестных страданий, смерти и воскресения Господа нашего Иисуса Христа. Это "ныне", сплошь и рядом встречающееся в литургических текстах, убедительно свидетельствует, что искупление совершается для нас ныне, то есть когда мы все вместе и в единении в Церковью служим евхаристию, причащаемся таинств (Пречистого Тела и Пречистой Крови Иисуса Христа), а также когда мы, через праздники годового-цикла, позволяем повторяться в пас искупительным таинствам Христовым. В них, однако, и заключены все прочие сферы жизни. Это совместное зрение всего домостроительства спасения особо сохранило свою жизненную силу в православной традиции. В конце концов все мы хорошо знаем, сколь горячо - и внутренне, и во внешнем выражении - участвует верующий православный народ в поминании дат церковною года, особенно в дни трезвения и поста, например, во время Великого поста и во дни Святой пасхи. Разве останешься безучастным, когда видишь, как православные не -могут" сдержать слез, 'душой сострадая на страстной седмице распятому и умирающему Господу, как они скорбят над гробом Почившего и как восторженно ликуют, когда зазвонят пасхальные колокола и раздастся пасхальное приветствие "Христос воскресе!" Священное Писание, литургические тексты и литургическое действо - все они выступают как одно, потому что в глазах Божних прошлое, настоящее и будущее нерасторжимо и представляется как "вечное ныне". Земная литургия - это не простое отображение небесной литургии, потому что обе литургии внутренне слиты неразрывно. Таким образом, совместно с христианами Востока мы вновь и вновь познаем: в литургии, все освещено жизненным светом Пресвятой Троицы, потому что все происходит от Бога-Отца чрез Бога-Сына в Боге-Святом Духе, и нет из этого порядка ни одного исключения. П сей жизни человечество и с ним вся тварь должны получить от Бога свою человеческую долю. Человеку надлежит преобразоваться в пречистое и пресвятое творение Пра-Начала. 2.Патристика В том, что в новейшем католическом богословии преодолена чисто схоластическая установка, велика роль литургических текстов Восточной церкви. Мы теперь снова придаем больше значения богословию отцов Церкви, прежде всего греческих, вышли в свет новые издания отцов Церкви и богословов, а с ними появилось и новое понимание соотношения Священного Писания и Священного Предания, догматики и Церкви. З.Экклезиологня Католической церкви до Второго Ватиканского собора можно бросить справедливый упрек в том, что она слишком акцентирует внешне организованную форму Церкви, слишком односторонне подчеркивает ориентацию на римского архиерея и на подчинение ему. Соответственно десятилетиями вызревало обновление философско- богословской мысли, что позволило на Ватиканском соборе изложить новый взгляд на Церковь как на "тайну единства" между Богом и всем творением. А на обновление это как раз и оказали решающее воздействие русские мыслители, существенные суждения изучения о "соборности" А.С.Хомякова и его учеников вошли в католическое богословствование. Мы вернулись к пониманию Церкви как ОБЩЕНИЯ- koinonia: принадлежность к ней не заключается в простом "членстве", а предполагает пребывание в кинончи, то есть небесном и земном общении во Христе, опосредованном Святым духом. "Евхаристическая экклезиология" протоиерея Николая Афанасьева и его учеников перекочевала - иногда слово в слово - в определения Второго Ватиканского собора. Она находит себе выражение, в частности, в новых формулировках церковного права: на Втором Ватикануме было заново изложено понимание местоположения епископа и его дно-цеза-енархии внутри вселенской Церкви. Если до того суть отдельной епархии устанавливалась через ее прямую зависимость от римского архиерея, то в обновленном церков-иом праве подчеркивается, что епископ является чредстоятелем частной церкви, но эта последняя отнюдь не есть всего лишь часть целого, потому что каждая епархия, - но принципу "часть представляет все целое" (pars pro toto), - есть целокунная "единая, святая, соборная (кафолическая) и апостольская Церковь". Сказанное .особо распространяется на случаи, когда епископ благовествует народу Слово Божие и вместе с клирОм и народом совершает Святую Евхаристию. В каноне 369 сказано: епархия есть частная Церковь, врученная епископу, при содействии ему духовенства, для окормления паствы, и епархия пребывает во внутренней связи со своим Госиодом и собирается Им чрез Евангелие и Евхаристию в Духе Святом. В епархии эффективно присутствует - вся целиком! - единая, святая, соборная (кафолическая) и апостольская Церковь Христова. Может показаться, что последние слова прямо вышли из-под пера о. Николая Афанасьева. Следует еще упомянуть о том, что русская делегация присутствовала и деятельно сотрудничала на Втором Ватиканском соборе. Далеко не последнюю роль сыграл при этом приснопамятный Никодим, митрополит Ленинградский и Новгородский, который неоднократно появлялся на заседаниях. В различных декретах Второго Ватикапума специально указано, что церквам Востока принадлежит важная функция внутри, всей Вселенской Церкви. "Восточные церкви со всеми их учреждениями, чинами литургии, преданиями и христианским образом жизни подлежат в Католической церкви высокой оценке. Действительно, в этих сокровищах, накопленных за многие века, ярко светится то предание, которое через отцов Церкви восходит к апостолам. Оно составляет часть бого-откровенного и неделимого наследия Вселенской церкви" (Декрет о Восточных церквах, ? 1). 4. Софиология Учение о "тварной Премудрости", о "новой твари", в то же время являющейся нратворением, - Премудрость управляет всем космосом, и она наиболее засвидетельствована в "нремудростных книгах" Священного Писания, - снова заняло подобающее место в новом понимании Церковью Божественного замысла об искуплении, совместном и во всеединстве творения. Здесь свое слово сказали такие русские гиганты мысли как В.С.Соловьев, П.А.Флоренский и С.Н.Булгаков, в этой области взаимное обогащение не подлежит ни малейшему сомнению. 5. Эсхатология С.Н.Булгаков занимался также и этой типичной "русской темой": он отказался считать речения Апокалипсиса конкретными предсказаниями о скором конце мира или общими свидетельствами о "настрое на всемирную гибель", а включил их в келокунное событие искупления для всех времен. Вот почему мы, люди Запада, с благодарностью говорим о вкладе русских мыслителей, которые оказали столь большое и плодотворное влияние на нашу философскую и богословскую мысль. Восток даровал нам таких великих религиозных философов, как например О.Сергий Булгаков, и Запад теперь имеет возможность вернуть их духовное наследие на родину. Они сами всегда ностальгически мечтали о своем возвращении в Россию. Достаточно в заключение сослаться на Биографические записи С.Булгакова: "Все, что мое, - оттуда. И умирая возвращусь - туда же, одни и те же врата - рождения и смерти".