ЛЮБОВЬ ВСЕПОБЕЖДАЮЩАЯ - Митрополит Антоний Сурожский |
Во имя Отца и Сына и Святого
Духа.
Хочу поздравить вас с
днем "Нечаянной Радости". Сколько у нас
могло бы быть нечаянных, нежданных для нас
радостей, если бы мы сердцем совсем открытым
воспринимали все, что нам дается в жизни. Беда в
том, что мы обедняем свою радость, считая ее
естественной, а горе — помрачением того, что
должно быть в жизни. Мы ожидаем радости, мы требуем радости, и когда она нам не
дается, мы делаемся душевно тусклыми, печальными,
темнеем.
А вместе с тем, сколько
радостей в это же самое время проходит
совершенно незамеченными. Мы все считаем свое
тело своей собственностью, своим достоянием; оно должно нам
служить верой и правдой, должно быть
безболезненно. А люди, много и долго болевшие,
вдруг выздоровев после многолетних страданий,
чувствуют, что тело — такое дивное. Как бывает
удивительно для человека, который годами еле мог
двигаться — что он ходит, еле стоял — что он
может стоять, еле мог дышать — что он свободно
дышит, и так далее. Чтобы жизнь наша была богата
радостью именно нечаемой нами, такой радостью, о которой
мы и не думаем, мы в первую очередь должны
научиться никакую радость не считать естественной,
полагающейся, долгом Божиим по отношению к нам,
должны уметь дивиться каждой радости, которая
приходит. Ведь каждая радость — это знак ласки
Божией или человеческой ласки и любви. Если бы
только мы задумались над тем, сколько труда,
заботы Божией и человеческой за тем куском хлеба,
который мы едим — как мы этот хлеб держали бы в
руке, дивясь, что этот хлеб, по слову одного
нашего русского молодого богослова, — это Божия
любовь, ставшая для нас пищей. И так — воздух, так
— тело, так — ум, сердце, все.
И вот мне хочется сказать
вам об одной особенной, действительно нечаянной
радости, которая случилась в нашем лондонском
патриаршем приходе именно теперь, вблизи от
праздника "Нечаянной Радости". В какой-то
день после богослужения ко мне подошел в
волнении церковный сторож и сказал: "Владыко,
Иверскую украли!.." Небольшую Иверскую икону
Божией Матери XVII века украли во время службы. Что
делать? Я ему сказал молчать и молиться о том,
чтобы она вернулась. Я ее заменил другой иконой,
— через две недели пропала и та во время службы.
Сторож доложил мне. Я молился во время литургии:
что нам делать? И в конце службы я вышел к народу и
сказал: "Вот что случилось,— два раза подряд
какой-то человек во время богослужения украл
иконы. Мы можем отнестись к этому двояко: или
видеть в этом кощунство и молить Бога, чтобы Он
наказал преступника; или задуматься над тем, что
может человека побудить совершить такое дело. Что у такого
человека делается в душе, если он приходит в
церковь, где люди молятся, где все открыты,
уязвимы, беззащитны, и вот — уносит образ. Как
страшно за него, и как больно за него, и как жалко его!". И мы
поставили: молиться о нем. Молиться просто о
человеке, о котором мы ничего не знали, кроме
того, что он украл дорогие нам иконы. Не
драгоценные, а дорогие, потому что все иконы в
нашем храме кем-нибудь даны от убожества своего.
И еще о том молиться мы постановили, чтобы эти
иконы принесли благословение и тому, кто их взял,
и тому, кому они достанутся. Так мы молились в
течение около полугода.
В какой-то вечер ко мне
постучался человек и говорит: "Владыко,
исповедоваться хочу". Не знаю почему, но я ему
сказал: "Нет, я не буду слушать твоей исповеди;
ты мне скажи: что ты сделал и почему ты пришел?"
Он ответил: "Хорошо; я украл ваши иконы и
надеялся получить от вас разрешение..." Я
сказал: "Так
ты его не получишь. Скажи: ты еще у кого-нибудь
крал, много крал?" — "Да". — "Так ты
вернись домой, собери все, что ты украл, и иди из
дома в дом, звони и говори людям, твоим друзьям
(потому что крал-то он у друзей своих; он не такой
вор, чтобы красть с опасностью), пойди к каждому
из твоих друзей, кто тебе доверился и был обманут
тобой, и скажи: "Я тебя обманул; теперь я тебе принес краденое, —
прости!.." И я прибавил: "Будь готов, что тебя
могут не простить, что тебя могут выгнать вон,
вызвать на суд,— будь к этому готов и скажи с
радостью “да”". Он пошел, сказав: "Часов до
одиннадцати придется ходить". Но в одиннадцать
он не пришел. Я его ждал и до полуночи, и дальше, и
болела душа: значит, испугался, значит, этот порыв
у него умер перед страхом, перед стыдом,— ложным
стыдом, потому что перед Богом стыда-то не было, а перед людьми
испугался. Я молился, как умел. А на следующее
утро, уже в двенадцатом часу, он снова постучался
в дверь. "Что же ты вчера не пришел?" —
"Слишком много кражи было, весь вечер ходил,
все утро ходил; теперь возьмите и ваши две
иконы". Тогда я его взял исповедоваться.
Молились; я ему дал разрешительную молитву. Это
было именно сразу после праздника "Нечаянной
радости"; а в следующее воскресенье я говорил в
приходе проповедь о том, что Божия Матерь
сделала, как Она сумела превратить преступление
в новую радость, в нечаянную радость, в нежданную,
негаданную радость. Ведь подумайте: Она действительно
с ним пошла, Она действительно возбудила в его
сердце покаяние, Она действительно его привела
обратно, к Сыну Своему и Богу, как раз перед
Рождеством Христовым, тем днем, когда Христос
стал человеком, чтобы спасти погибших.
Вот вам пример. Пример
богатый, потому что он говорит не только о том,
как человек может каяться, но и о том, как мы можем
надеяться против всякой надежды, любить там, где
так и напрашивается гнев, раздражение, обида,—
любить “безумно”. Потому что все
Евангелие, в сущности, "безумие" по суду
человеческому. Так по-человечески не живут, так
живут только по-Божьи.
Какую радость Господь нам
дал! Этой радостью хочу с вами поделиться. Этот
Миша, который крал иконы, теперь прислужник в
приходе, наш, вернее, не наш — Божий. И это сделала Матерь
Божия. Вот какие бывают действительно нечаянные
радости. И таких радостей могло бы быть много,
если вместо того, чтобы быть подозрительными,
мстительными, злыми, мы готовы были бы потерпеть
убыток, а любовь не потерять.
Аминь.