Митрополит Сурожский Антоний |
МОЖЕТ ЛИ ЕЩЕ МОЛИТЬСЯ СОВРЕМЕННЫЙ ЧЕЛОВЕК |
Б.Р. Ваше Преосвященство, для англиканина – редкостное удовольствие говорить с Вами о молитве. Вы с такой щедростью дарите свое время Англиканской Церкви, и мы бесконечно благодарны Вам за это. Что, в результате общения с нами, Вы можете сказать о духовности нашей Церкви? М.А. Если определять духовность как дыхание, действие Святого Духа в людях и в общинах, больших и малых, то я могу сказать, что в англиканском исповедании (как и в римо-католичестве, как и в нонконформистских общинах) на меня сильное впечатление производит горячее стремление людей к Богу, к тому, чтобы слушать Его, стараться понять пути Божии и не пытаться переиначить их по-своему. Меня поражает сила, с какой Бог действует, и небывалая готовность, которую люди Ему предлагают слушанием, исканием ответов на глубинные вопросы, принятием требований Божиих и Его неумолимой взыскательности к нашему поведению. В искании новых путей молитвы есть ли, по-Вашему, такие факторы в современной жизни, которые требуют ломки традиционных христианских методов молитвы и духовной жизни?
Нет, не думаю.
Никакие формы никогда не
выразят полноты Божественной жизни в нас, – не
могут они и создать ее. Сейчас некоторым людям
кажется, что какие-то формы устарели. Но новые
формы может создать только новое биение жизни
Духа, а не какие-то попытки с нашей стороны
придумать выражения более подходящие для
данного поколения.
Я все больше убеждаюсь,
что мы должны помнить о некоторых факторах. Любая
частная или общинная молитва должна выражать
природу Церкви, которая есть Тело Христово и Храм
Святого Духа, но также и совокупность людей,
которые нуждаются в спасении и борются с грехом,
стремятся к покаянию, обращению, обновлению. Но в
молитве нет места лирическому самовыражению –
когда люди, вместо того, чтобы выражать свою
христианскую сущность, пытаются включить в акт
молитвы свое мелко-повседневное “я” и опыт.
Я считаю, что это
совершенно ошибочно, этому не может быть места в
христианской молитве.
Если вседозволенность
означает, что не существует абсолютных
нравственных норм и единственный критерий – мое
желание или настроение, то, разумеется, это идет
вразрез с духовной жизнью, ибо голос Духа что-то
повелевает и что-то запрещает, так же, как и
Евангелие и Церковь, – потому что какие-то
факторы неизбежно разрушают духовную жизнь.
В нас масса безбожного и
противобожного; Бог не есть вседозволяющий Бог.
В основе молитвы лежит
наше взаимоотношение с Богом. Оно так же хрупко,
как и любые другие отношения. В процессе взаимной
беседы мы раскрываем общие для нас моменты,
гармонию ума и души. Единственный способ
испытать, чего стоит молитва, это взяться за нее и
убедиться, насколько она реальна как опыт.
Нет, молитва – это наше
отношение с Богом. Хотя беседа наша уходит
корнями в ту же уверенность в вещах невидимых.
Нет, я не могу сказать
так по своему опыту, вероятно, я просто
недостаточно усерден! Но временами употребление
формальной молитвы становится более трудным:
когда двое становятся очень близки, традиционные
выражения могут быть в тягость, утомляют.
Нет, напротив, я нахожу,
что молитва становится опытом более легким,
более радостным, что она более отвечает своему
назначению, чем раньше.
Основное правило –
искать Бога и никогда не искать никакого
“опыта”. Целью должен быть Один Бог.
Можно относиться к этому
двояко. Можно смотреть на Бога как на
обстоятельство для получения опыта. Или можно
сказать: мой опыт – это побочный результат моей
встречи с Богом… Общая сумма одинакова,
отношение же совершенно разное.
Ничего не ищите; сделайте усилие, чтобы встать перед Богом такой, какой вы есть, с всецелой устремленностью и с благоговением, на какие вы способны. Не старайтесь натянуть на себя какую-то личину… будьте готовы ко всему, что Он захочет вам дать. И тогда каждая встреча становится обращением, изменением, превращением; она очищает наше сердце, укрепляет нашу волю, увеличивает готовность к послушанию. А надо ли делать сознательное, напряженное усилие с тем, чтобы угадать намерение Божие, или следует сохранять непринужденность и просто дать Ему проникнуть в вас?
Думаю, что усилие
необходимо.
Нет, это опыт
действительно животворящий, из молитвы выходишь
ожившим.
Нет.
Да; чем более вы занятой
человек, тем существеннее выделять для молитвы
определенное время.
Невозможно вырваться из
суеты и установить себя в присутствии Божием
мгновенно и с легкостью. У разных людей это
бывает по-разному. Тот, кто отводит молитве
полчаса, имеет какие-то шансы на успех. Пять минут
– рискованно; может, конечно, вам и повезет.
Идеальное время – час в день.
Очень мало кто может
начать молиться без каких-либо привычных форм;
иногда можно брать эти молитвы предложение за
предложением, расширяя и разбирая их подробно,
углубляя и развивая.
Суть вопроса в том,
должен ли христианин постоянно и упорно
размышлять о каких-то вещах. Разумеется, должен.
Возьмите Молитву Господню, Отче наш, или
ектеньи, – мы часто должны были бы продумать: что
означают это прошение?
Да. Надо также продумать молитву с практической точки зрения действования. Не взваливайте это на Бога: Его дело – дать нам силу действовать. Но наше дело – действовать, и это нужно делать с умом. Важна ли тишина, молчание?
Тишина, молчание –
существенная часть наших молитв. Как и в каждом
взаимоотношении, мы тогда близки с человеком,
когда можем молчать вместе, когда не нужно
непременно что-то говорить: подлинное, теплое,
сближающее, радостное молчание.
Думаю, что и не ходя в
храм, можно быть таким же молитвенным, но не таким
же полноценным христианином. Быть
христианином означает быть членом Тела Христова:
существуют узы любви, общность веры, гармония
сердец, – все это находит выражение в
общественном богослужении.
Для православного
таинства совершенно необходимы. Это действия
Божии, которыми нам передается семя Божественной
жизни. Помимо таинств, нет нормальных путей
получить то, что они дают; они – “дверь
богопознания”. Православная Церковь не
определила слишком категорично границы таинств.
Каждое чудо – “внеочередное таинство”.
Думаю, что важна на двух уровнях – нравственном и физическом. Мы забываем, что состоим из души и тела. В Библии так ясно показано, что тело – партнер на равных началах с духом. Мы призваны прославлять Бога в наших телах, так же как в наших душах; Бог достигает нас через наши тела, и наши тела имеют равное значение с душами в деле спасения. Аскетизм прилагается к телу и к душе в духовной гармонии. В Вашей последней книге Вы как будто развиваете мысль христианской наступательности, скорее чем терпеливого выжидания: Царство Божие надо завоевывать, а не ждать его прихода. Божия любовь выглядит беспощадной. В то же время Вы постоянно утверждаете, что все духовное обновление принадлежит будущему, почти в противоречие эсхатологическому “ныне” Евангелия. Может быть, я Вас плохо понял?
Думаю, что ошибочно
сидеть и ждать, чтобы Царство Божие наступило, –
оно не свалится готовым вам прямо в руки. Но его
нельзя и “сфабриковать”: это Божий дар, Божие
присутствие.
Да, я уверен, что в один
прекрасный день Царство Божие раскроется в своей
полноте. Но Воплощение и Дар Пятидесятницы
сделали это будущее уже присутствующим среди нас
и внутри нас. Чтобы завоевать Царство, мы должны
победить себя, восторжествовать нам самими
собой. Стены Иерихонские должны пасть.
Я много писал об этом в
книге “Учитесь молиться”. Думаю, что каждая
встреча с Богом есть суд. И бывают моменты, когда
встреча с Богом была бы осуждением для нас – не
потому что мы грешники, а потому что мы не каемся,
отвергая истинного Бога ради идолов, и не хотим
отказаться от них. Бог тогда предстает как Судья,
не как Спаситель.
Многие из нас до сих пор
в большой мере язычники; Евангелие не дошло до
нас в достаточной степени.
В намерении я
христианин, но я вижу в себе массу недолжного.
Из индийских религий я
научился многим ценным вещам, и интересовался
йогой, когда был врачом. Я не продолжал изучать их
систематически, но стараюсь быть в курсе дела,
потому что люди задают вопросы на эту тему.
“Попкультура” это опьянение звуком и движением. Христово Царство – внутри, Царство устойчивости и глубоких, ответственных взаимоотношений; оно здесь, хотя часто неузнанное в этом мире. “Поп” требует внимания посредством шума. Мы ошибаемся, когда обещаем, вместо того, чтобы требовать. Множество молодежи ответило бы на вызов, – мы не обращаемся к ним с вызовом, не требуем достаточно. И наше дело – дать им этот вызов не просто в словах, разумеется, но бескомпромиссной инаковостью, отличностью нашей мысли и нашей жизни. Мы должны были бы звать всех людей открыть для себя Христа; ученичество – это нечто суровое, требовательное, полное вызова. Мы должны предостерегать людей, чтобы они не спешили следовать Христу, пока не готовы заплатить цену. Мы должны были бы охлаждать легко воспламеняющиеся призвания, а не стремиться вербовать как можно больше людей в христианскую Церковь. Надо со всей резкостью ставить перед людьми вызов христианства. |