| |
| |
| 10 (22) | |
| |
10
1 И видел я другого Ангела сильного, сходящего с неба, облеченного облаком; над головою его была радуга, и лице его как солнце, и ноги его как столпы огненные,
2 в руке у него была книжка раскрытая. И поставил он правую ногу свою на море, а левую на землю,
3 и воскликнул громким голосом, как рыкает лев; и когда он воскликнул, тогда семь громов проговорили голосами своими.
4 И когда семь громов проговорили голосами своими, я хотел было писать; но услышал голос с неба, говорящий мне: скрой, что говорили семь громов, и не пиши сего.
5 И Ангел, которого я видел стоящим на море и на земле, поднял руку свою к небу
6 и клялся Живущим во веки веков, Который сотворил небо и все, что на нем, землю и все, что на ней, и море и все, что в нем, что времени уже не будет;
7 но в те дни, когда возгласит седьмой Ангел, когда он вострубит, совершится тайна Божия, как Он благовествовал рабам Своим пророкам.
8 И голос, который я слышал с неба, опять стал говорить со мною, и сказал: пойди, возьми раскрытую книжку из руки Ангела, стоящего на море и на земле.
9 И я пошел к Ангелу, и сказал ему: дай мне книжку. Он сказал мне: возьми и съешь ее; она будет горька во чреве твоем, но в устах твоих будет сладка, как мед.
10 И взял я книжку из руки Ангела, и съел ее; и она в устах моих была сладка, как мед; когда же съел ее, то горько стало во чреве моем.
11 И сказал он мне: тебе надлежит опять пророчествовать о народах и племенах, и языках и царях многих.
|
Откр. 10, 1-11. После видения небесной литургии, после видения храма в запредельном мире Иоанн снова оказывается на берегу моря. Снова Патмос, снова на земле. И видит он ангела сильного, сходящего с неба. Образ этот обычно истолковывается комментаторами как образ особого мессианского ангела. В отличие от тех семи духов, которые предстоят престолу Божию, этот ангел - гигантский, он одной ногой стоит на море, другой - на земле, и голос его подобен реву льва, символа Мессии. Здесь же в Апокалипсисе мы читаем слова: "лев от колена Иудина победил". Этот ангел как бы отражает в себе славу Мессии. (В начале мы видим Сына Человеческого, у Которого лицо подобно солнцу - помните в первых строчках Апокалипсиса? - здесь этот ангел как бы отражает в себе эти свойства.) Лицо его горит подобно солнцу, голову увенчивают облака, в этих облаках отражается солнце, создающее радугу вокруг его головы. Ноги его - как столпы огненные; ассоциация, связанная со странствованием в пустыне. Согласно ветхозаветным толкованиям, народ Божий шел за столпом огненным, который был Ангелом, предводительствующим стан народа. А этот ангел - мессианский Ангел Нового Завета: он ведет уже новый народ, он впереди его, как в древности огненный столп. И в руке у него была раскрытая книжка. Заметим, что это у нас в переводе "книжка", на самом деле речь идет о маленьком свитке. Гигант ск и и Ангел держит маленький свиток. Ясно, что автор хочет его как-то отличить от предыдущей книги, запечатанной семью печатями, той огромной книги, которая была отверста Агнцем, книги Тайн Божиих.
Обычно толкователи считают, что огромная книга, в которой заключены тайны Божий, как-то связана с Ветхим Заветом. А вот малая книга, которую держит в руках исполинский, космический, мессианский Христов Ангел, эта книжечка - это есть благовестие Нового Завета, малое по размеру, великое по значению. Причем то, что в этой книге сказано, касается не только нынешнего, но и грядущего, и настолько далекого грядущего, что многие тайны его сокрыты. И мы видим здесь, насколько сейчас для человека бессмысленно заглядывать туда, куда не простирается его воображение.
Громок голос ангела, гремят громы, возвещая тайны грядущего, и голос говорит: скрой это, не пиши сего. Этого не нужно, об этом бесполезно писать. И для того, чтобы показать, насколько велик будет разрыв с современным состоянием человеческого рода, ангел возвещает одну из великих тайн грядущего: "времени уже не будет". Мы всегда мыслим, чувствуем, переживаем, как правило, во времени, и только в отдельные моменты какого-то духовного подъема мы как бы вырываемся из потока времени. В целом же наши мысли, действия, поступки, - все протекает во времени. Мы даже вообразить и представить себе что-нибудь, как теперь говорят "смоделировать", без времени не можем.
Время - единственный процесс, который совершенно необратим, и именно в этом яснее всего сказалась жестокость падшего детерминированного мира. Нигде так, как во времени, не сказывается это враждебное свободе, это смертельное, роковое, необоримое свойство падшего мира. Все можно подчинить и исправить, только время нельзя обратить вспять. Над этим бился известный мыслитель Лев Шестов, перед которым после смерти сына встала трагическая проблема: сможет ли Бог сделать бывшее небывшим, можно ли сделать так, чтоб Сократа не отравили, чтоб этого не было совсем... И он приходит к парадоксальному выводу, что Бог может так сделать. Об этом не говорит нам ничего Священное Писание. Оно говорит только о том, что вот это жесткое, непреодолимое, необратимое время, или скажем - время падшего мира, или скажем - падшее время мира, как бы ни выразиться, но вот это наше неумолимое время, подобное року, исчезнет в Царствии Божие м. И об этом говорится не просто какими-то утверждающими словами: здесь дается клятва. Ангел поднимает руку к небу и клянется именем Божиим, живущим во веки веков. Значит, мир полностью трансформируется, поэтому нам трудно, почти невозможно загадывать и заглядывать туда.
Времени не будет, но совершится Тайна Божия. Это слово впервые появляется у пророка Даниила. Тайна Божия - это особое слово, оно там передано существительным персидского корня. Обычно протестантские толкователи переводят это так "Божественный план спасения", древнегреческие отцы называют это "Божественная икономия", или по-русски "Домостроительство", или Божественный замысел. Так вот, эта Тайна Божия свершится, как Он благовествовал рабам Своим пророкам, то есть совершится полное преображение, обожествление твари. В ней раскроется все то, что Господь заложил в нее с самого начала, и это - предел того, что мы можем знать. Но прежде чем это наступит, идет пророчество Нового Завета, идет Весть, Благовестие Нового Завета, книга, которая говорит о блаженстве и одновременно книга суровая, - вот образ свитка, который пророк съедает, на устах его он сладок, а в утробе станет горек. Это уже было у Иезекииля, апостол Иоанн просто использует этот образ.
Дальше идут слова: "тебе надлежит опять пророчествовать о народах и племенах и языках и царях многих". Это обращение к пророку Иеремии и к Иезекиилю (ср. вторую главу Иезекииля), то есть это значит, что пророчество будет касаться судеб всего мира, судеб всего человечества. И оно входит как бы в самое сердце пророка, который становится носителем Божественной Тайны. Это значит, что Божественная Тайна перестает быть запредельной, полностью сокрытой, трансцендентной, непроходимой стеной, отделенной от человека. А человек приобщается к этой тайне через действие Духа Божьего, "глаголавшего пророки", то есть тайна приближается к нам через сердце пророка. Тайна о спасении и тайна о возмездии, то, что было сказано пророку Иезекиилю и другим пророкам. О горьком и о сладком свойстве этого свитка и говорит Иоанн.
| |
| |
| 10 (22) | |
| |