Научность и научная деятельность

Научное и религиозное мировоззрение могут казаться несовместимыми. Некоторые образованные люди полагают, что религиозную жизнь нельзя согласовать с научной деятельностью, потому что наука - замкнутая система, в которой нет места для религиозных взглядов. Если религия находится вне рамок научного метода, основанного на строго проверенных опытах и не нуждающегося в помощи религиозных верований, то к чему эта религия? Если Бог необходим только вне границ научного мировоззрения, то Его можно временно "поставить в скобки", счесть вопрос о Боге второстепенным, по сравнению с серьезной научной работой.

Содержание некоторых научных теорий кажется противоречащим религиозным взглядам. Во времена Галилея были богословы, не знавшие, как сочетать его научную теорию с религиозным мировоззрением. Мы, верующие, знаем, что гелиоцентрическая система Галилея нисколько не противоречит религиозным убеждениям. Но гармония между религиозными и научными взглядами не всегда бывает сразу очевидна. Иногда нужен период "дозревания" тех или иных взглядов. Тем временем неверующему может показаться, что верующие неискренни, что, жалея в глубине души о новом успехе науки, они просто стараются приспособиться к создавшемуся положению вещей, убедившись в том, что волей-неволей им необходимо уступить еще одну позицию.

В наше время возникает вопрос о происхождении человека: является ли он только частью природы, или в нем заложена духовная мощь, отличная от космических сил. По мнению Паскаля, расстояние между духом и телом бесконечно. Спрашивается: каково будет последнее слово науки? Согласуется ли оно с учением Церкви?

Наконец, ставится вопрос о смысле науки: чем является она в конечном итоге? Каково поле ее деятельности, ее метод? Каково соотношение между научной деятельностью и человеческой жизнью вообще? Можно ли сказать, что наука оперирует фактами, тогда как философия основывается на идеях, а религия - на слепой вере?

Чтобы ответить на эти вопросы, рассмотрим, чем является наука по существу, каково ее отношение к философии и что представляет собой научный метод. Во второй части этой статьи мы определим место науки в перспективе царствия Божия.

Содержание науки не исчерпывается фактами и явлениями. Говорят, что в основе науки лежат факты. На первый взгляд, наука не теория в греческом смысле слова, т.е. не созерцание. Она реалистична, говорит о фактах, постоянно возвращается к действительности. Но если лучше присмотреться к научной деятельности, то станет очевидным, что факты сами по себе не представляют большого интереса (следует, конечно, различать радикальным образом науку от ее применений). Интересны не факты, а их объяснение. Чередование фактов инертно. Как отличить факты, представляющие интерес с научной точки зрения? Нужно толкование фактов. Оно другого порядка, чем сами факты. Наука необходима именно потому, что мы не ощущаем непосредственно доступную пониманию структуру вселенной. Она не только простое собрание фактов, а вопрос, заданный реальности под руководством разума. Наука продвигается благодаря гипотезам, а гипотеза есть творческая мысль. Цель науки - создать не каталог цифр, а систему. Чтобы осветить какой-либо предмет, надо поставить его в атмосферу света, окружающую его со всех сторон. Это освещающее пространство носит в науке название научной теории. В строгом смысле слова наука не имеет права называться наукой, пока у нее нет теоретического обоснования. Оно как бы дает науке аттестат зрелости. В развитии научного знания теория иногда предшествует эксперименту. Координация теорий создает систему или "теории" в греческом смысле слова.

Вполне основательно подчеркнуть "оперативный", т.е. поддающийся математическим исчислениям и укладывающийся в математические формулы, характер современной науки. Хотя применение экспериментального метода играет главную роль в ее развитии, понятия, которыми выражаются приобретенные знания, носят оперативный, т.е. алгебраический, характер.

Переход от теории к эксперименту, контролирующему теорию, и обратно - от эксперимента к теории - носит название "праксис" - делание. Иными словами, "праксис" - это действие, направляемое мыслью, или мысль, открывающаяся в действии. Теория может вести к расчетам; они дают ей смысл, вносят в нее активный элемент и, наоборот, они вносят в действие, в технику, например в освоение космоса, теоретический, созерцательный элемент. В математике надо не только достичь результатов, но показать, каким путем они были достигнуты.

Лучший метод для создания системы - это вывод. Он имеет абсолютный, своего рода принудительный характер. Если вы приняли А, то вы должны принять и В. Можно с этим согласиться только при условии, что была понята необходимая связь между А и В. В самих этих представлениях заключена, как говорили греки, "мощь семенной (развивающейся, как семя) мысли".

Процесс постоянного развития тоже является характерным для науки. Она не только совокупность знаний, а деятельность, направленная к приобретению знаний и всегда опережающая уже приобретенные знания. Вот почему, может быть, правильнее говорить о научной деятельности, чем просто о науке. Деятельность эта никогда не доходит до конечных границ. Научная работа - терпеливое и трудное продвижение вперед как бы в полумраке. Никогда нельзя достичь уверенности в абсолютной правильности научных взглядов; необходим постоянный контроль. То, что казалось неопровержимым физикам XIX века, показало свою несостоятельность в XX веке. Приобретенные знания имеют относительный, а не абсолютный характер.

Хотя наука в первую очередь есть деятельность, эта деятельность является только осуществлением проекта, созданного умом, ищущим не то, что надо "делать", а то, что надо "понять". При этом слово "понять" не должно восприниматься в психологическом смысле. Здесь речь не идет о том субъективном состоянии, в котором мы ясно видим, как сочетаются те или иные явления, как организуется данная область фактов. Факты только отправная точка, а явления только предлог. Наука стремится оставить за собой область фактов и дойти до доступной пониманию системы, по отношению к которой эти факты являются только следами, только осязаемой проекцией.

"Понять" в строго научном смысле - значит перейти от области фактов в область системы; возвыситься до "теории" (созерцания); это, стало быть, непременно выйти из своего кругозора, из чисто психологического состояния своего "я", с тем чтобы познать на опыте метапсихологическую реальность "логоса". Ибо существует научный логос, т.е. разумное научное рассуждение, содержащее в себе внутренний свет; в нем мрак осязаемого мира, в котором мы вращаемся, уступает ясности чистых соотношений.

То, что мы осязаем, есть только знак; его надо расшифровать, как зашифрованное сообщение. Осязаемое - шифр реальности, содержащейся в самом осязаемом и в то же время находящейся вне его и являющейся его живой истиной. Конечная цель науки - создать научное мировоззрение, вне политических разграничений, в котором логос мира будет освещен со всех сторон.

Речь научная и речь философская

Научный логос еще не вполне открыт; он открывается постепенно. Его существование остается, стало быть, частично проблематичным и условным; во всяком случае, оно недоказуемо.

Но наука в целом основывается на веровании в его существование; все ее усилия направлены на проверку этого верования. Наука стремится узаконить это верование, на которое она опирается, и этим самым как бы доказать себя самой себе.

Научная речь не то, что философская речь; а между тем она на нее походит многими своими аспектами. Пожалуй, в конечном итоге, научная и философская речь составляют одну и ту же речь, но это единство речи, столь очевидное для эллинов, стало для нас очень таинственным и весьма трудно мыслимым.

Оставляя в стороне этот вопрос единства целостной речи, сосредоточимся на речи научной. Эта речь - не наша речь; она не является выражением такого представления о мире, которое находилось бы в нас. Она - речь вселенной и, как таковая, она анонимна и безлична, что и позволяет назвать ее универсальной.

В той мере, в какой мы выражаем что-либо относительно научной речи, мы только признаем то, что нам предложено, разбираем отрывки предоставленного нам текста. Мир (т.е. совокупность того, что мы познаем опытом, что может быть данным нам, что может подействовать на нашу изначальную пассивность) превращается в речь посредством символов, созданных человеком. Но эта речь отнюдь не ограничивается нашими символами. Она - истина мира, как бы его тайная душа, доступная пониманию материя; не образ, или отблеск, или проекция, а светящийся стержень, одновременно ключ к уразумению и онтологическая опора.

В широком смысле слова наука есть логос мира, открывающийся в нас. Когда мы занимаемся научной деятельностью, мы становимся местом, где проявляется и слагается логос мира, где выражается система, в которой выявляется истина мира. Поскольку мир дается в непосредственном ощущении, он не выразитель, а только символ этой истины. Таким образом, мы становимся причастными самой жизни логоса, включающей нас в движение своих внутренних соотношений и в необходимый процесс своего развития.

Содержание научной установки

Существование науки и необходимость продолжать научные исследования основывается на том, что логос мира продолжает быть сокровенным логосом. Он содержит в себе все необходимое, чтобы открыться в нас; но этот процесс едва только начался, и от нас зависит продолжение или прекращение этого развития. Из этого следует, что у человека есть ответственность по отношению к миру. Участь мира частично находится в его руках. Удивительно и грандиозно то, что происходит в человеке: переход от "фюзис" (природы) к логосу. Человек может дать возможность истине и справедливости твориться в нем. Истина и справедливость - два основных стимула (онтологических горизонта), руководящих деятельностью человека.

Еще один элемент научной установки, определяющий его отношение к жизни, обозначается греческим словом "койнония" (общность, универсальность). У ученых создается чувство коллективной ответственности по отношению к человечеству. Чем больше люди будут заниматься научной деятельностью, тем яснее они будут открывать общечеловеческую связь, основанную на науке. Наука связывает нас одной общей силой - силой логоса. Логос находит выражение в теориях, созданных человеком. Следовательно, человек несет ответственность в мире, если он рассматривает науку как миссию, как средство для завершения мира.

Разумеется, человек ничего не творит (в подлинном смысле этого слова), однако он совершает действия, создающие структуры, которые иначе могли бы вылиться в другую форму. Таким образом, мы находимся перед своеобразным творчеством, порученным человеку. В нравственном порядке мы имеем дело с созиданием подлинно человеческого мира, а в порядке мышления - с созиданием сферы логоса.

Можно сказать, что все дано с самого начала. Но все дано во мраке. То, что дано, представляется как совокупность возможностей, весь смысл которых развиваться в меру, являющуюся не чем иным, как внутренним законом всемирного порядка.

На фон феноменального развития (т.е. развития явлений), по плану которого распределяются в неистощимом множестве виды, предлагаемые нам ощутимым миром,- на фон феноменального развития проецируется развитие другого порядка, доступное только разуму; в этом развитии вырисовывается сочетание фигур, совокупность которых составляет прозрачное царство мысли.

Судьба мира может читаться в каждой из этих категорий развития, но вторая категория имеет, можно оказать, самую важную функцию - установление постижимого; это завершение и раскрытие смысла мира. В процессе мышления смутно воспринятое доходит до раскрытия своего содержания, непроницаемость земли переходит в кристальную прозрачность небес.

Наука именно и является тем переходом, благодаря которому мир природы находит завершение и апофеоз в мире логоса. Это означает, что в начале не только открылись различные возможности, но и проявилось действие преображающего динамизма. Этот переход происходит в человеке. Великое назначение человека - проявить то, что было сокрыто, перевести неодушевленную природу в стадию, доступную пониманию. Мы как будто предаем наши жизни сокрытому в мире логосу, чтобы он мог высказаться. Это происходит вследствие того, что человеческий дух родствен динамизму логоса и проникается им. Назначение человеческого духа в научной области заключается в том, чтобы некоторым образом питать собственным естеством движение, рождающее логос, в котором космос будет одновременно воспринят, превзойден и завершен.

Бдительность по отношению к науке

Наукой, стало быть, руководит основной динамизм. Это не динамизм природы или человеческого разума, а динамизм логоса. Разум человеческий обладает, конечно, свойственным ему динамизмом, принимающим разные формы, в зависимости от различных уровней умственной жизни. В научных исследованиях динамизм человеческого разума подчиняется динамизму логоса, который в то же время словно обитает в нем и оживляет его.

Таким образом, мы имеем дело с опытом, который для человека является видом самозавершения. Но он, прежде всего, и по существу своему есть завершение мира, благодаря деятельности человека. Что же нам следует думать об этом опыте, если включить его в перспективу христианской жизни, христианской веры? В основе христианского духовного опыта есть тоже основной динамизм, не принадлежащий человеку, хотя и действующий в нем - это динамизм благодати, благодаря которому человеческая жизнь приобретает новую сущность - сущность жизни вечной.

В первую очередь надо отдать себе отчет в совершенно ясном и радикальном различии между динамизмом благодати и динамизмом логоса. Между ними существует, по выражению Паскаля, разница порядков, т.е. они принадлежат к разным сферам, и различие между порядком благодати и порядком логоса неизмеримо больше расстояния между порядком логоса и порядком физических веществ. Благодать - дар свыше: Должно вам родиться свыше (Ин. 3:7),- и поэтому ее можно назвать сверхприродным даром.

С момента ее появления она производит решающее изменение и полагает начало совершенно иному виду существования. Это означает, что наука сама по себе не может внести никакого вклада в христианскую жизнь. Жизнь логоса, т.е. науки, имеет тоталитарный характер: глубокое стремление науки - создать цельную и замкнутую систему, в которой могла бы выявиться полнота постижимого. Вероятно, подобная система никогда не будет создана; возможно даже, что она внутренне противоречива. Но стремление к такой системе налицо, и это стремление может быть настолько сильно, что способно овладеть человеческим умом и властвовать над ним в такой мере, что он станет совершенно недоступным каким-либо иным запросам.

Человек может найти в научном логосе свое собственное завершение и такое удовлетворение, что он окажется лишенным всякой восприимчивости по отношению ко всему, что не есть наука. Таким образом, научная жизнь может оказаться страшным препятствием для христианской жизни. И это не только в исключительных обстоятельствах, но зачастую так и происходит, ибо здесь дело идет о возможности, заложенной в самую природу науки, во всяком случае той науки, какую мы можем познать на опыте. Исходя из этих соображений, легко понять, почему христиане всегда относились с некоторым недоверием к науке, также как и ко всему, что исходит от логоса, в частности к политике и к философии.

В наше время повсюду, также и среди христиан, наблюдается большое увлечение наукой. А между тем, с христианской точки зрения, крайняя бдительность по отношению к науке необходима потому, что в ней содержится опасность самозамыкания. Опыт доказывает, что эта опасность вполне реальна.

Согласование научных исследований с домостроительством спасения

Этим мы не хотим сказать, что наука теряет свое значение в области благодати, т.е. по отношению к созиданию царства Божия. Дело в том, что благодать не просто накладывает отпечаток на человеческую жизнь, а, проникая в истоки ее бытия, охватывает человека всецело и воздействует на все свойства его природы.

Хотя наука сама по себе ни в коей мере не способствует развитию христианской жизни и иногда даже препятствует действию благодати на человека; тем не менее наука может быть включена в новую область, по отношению к которой она не просто нейтральна, но получает положительное значение.

Другими словами, все становятся во Христе живым началом царства благодати. Все - т.е. мир, человек, его судьба и его дела. Чтобы определить место науки в перспективе спасения, надо перейти за пределы психологических толкований, как в области науки, так и в области спасения. Наука есть созидание логоса мира в человеке и человеком; а спасение, хотя и касается каждого человека в отдельности, есть осуществление домостроительства Божия, охватывающего всю вселенную. Царствие Божие не сумма индивидуальных спасений, а особая реальность, носящая характер органической совокупности. Личное спасение должно восприниматься в соответствии с этой совокупностью; оно является включением личности в полноту этой реальности.

Царствие Божие сравнивается с растущим деревом и также с городом (см. Мк. 4: 31-33; Мф. 5:14); оно - Небесный Иерусалим. Когда развитие космоса завершится и он преобразится в царствии Божием, будет явлено новое небо и новая земля. Стало быть, следует настаивать на космическом значении спасения.

Разумеется, человек занимает центральное место в христианском мировоззрении, но он солидарен с космосом и включает, в некотором смысле, судьбу вселенной в свою собственную судьбу. В сущности, задание человека заключается в откровении сокрытого в мире логоса. Выполняя это задание, человек ведет мир к его завершению. Но это завершение - в плане нашего спасения - не может быть только явлением логоса, сиянием сотворенного света, прославлением мудрости, сокрытой во вселенной. Оно осуществится в преображении, в котором слава Господня явится видимо (а не только гадательно) в Его творениях.

В перспективе этого преображения созидание логоса - нечто вроде подготовительного этапа: оно, так сказать, приготовление материи к преображению, выявление некой потенциальности материи принять преображающее действие спасения.

Как мы сказали, пропасть отделяет область логоса от царства спасения. Логос может замкнуться в самом себе, хотя по своему подлинному назначению он направлен ко спасению; но все же он не может вызвать или осуществить это спасение.

Хотя логос остается пассивным по отношению к спасению, он содержит в себе нечто, позволяющее ему быть включенным в икономию спасения. Динамизм, действующий в мире и являющийся развитием природных возможностей онтологического характера, содержит в себе также возможность быть воспринятым в трансцендентный динамизм благодати, открывающий искупительные силы, явленные во Христе. Можно сказать, логос необходим в деле спасения в том смысле, что спасение не просто заменяет принадлежащее естеству, но, наоборот, предполагает развитие естества и опирается на динамизм, содержащийся в нем.

Назначение человека

Спасение - трансцендентно. Его действие в человеческой жизни может проявиться только благодаря посредничеству. Посредничество предполагает посредника. Им является Христос, все восприявший в Своем воплощении и все в Себе преобразивший. В той мере, в какой верующий принимает участие своей верой в деле Христа, он тоже становится посредником.

Значит, можно говорить о двойном посредничестве человека по отношению к космосу. Он прямой посредник, так как в нем проявляется логос мира и потенциальные силы, заложенные в мире, превращаются в реальность. И в то же время он косвенный посредник, в силу своего участия в жизни Христа, в плане благодатной жизни, поскольку он способствует, в той мере, в которой сам освящается, приближению мира к обетованному преображению.

Из этого следует, что, с одной стороны, он как человек - существо, в котором проявляется логос; и что, с другой стороны, он как христианин - посредник, через которого благодать прикасается к миру, рассматриваемому одновременно как космос и как логос. Итак, у человека двойная миссия: одна в естественном плане, другая в области благодати. Но эти миссии включаются одна в другую, ибо их осуществление происходит в тесной связи друг с другом.

Естественный динамизм мира (открытие имманентного логоса, обитающего там) должен пониматься в перспективе его сверхъестественного назначения - преображения через единение со Христом, которое дает ему конечный смысл. Действие благодати сопровождает, можно сказать, развитие естественных возможностей; по мере того как эти последние осуществляются, преобразовательное действие благодати овладевает ими и превращает их в жатву вечности.

Судьба мира солидарна с судьбой человека и осуществляется только через последнего. Когда человек занимается научной деятельностью, он ведет мир к естественному завершению, в котором мир нуждается, чтобы могло овладеть им преобразующее действие благодати. Стало быть, человек играет реальную активную роль в деле осуществления Божиих предначертаний о мире, не только в естественном порядке, но и в деле спасения. То, что он призван созидать, имеет значение для дела спасения не в том смысле, что естественная деятельность могла бы оказаться продуктивной для спасения; но в том, что спасение обращено к миру, еще пребывающему в периоде самообразования. Полное же осуществление спасения предполагает завершение мира в естественном порядке, и именно человеку надлежит осуществить это завершение.

Однако это назначение человека по отношению к миру (что есть также и миссия человека по отношению к самому себе, т.к. он является частью мира и мир солидарен с ним) не должно восприниматься в индивидуальном порядке. Здесь дело идет о миссии коллективной, принадлежащей человечеству как таковому. Неверующий осуществляет ее в естественном плане, даже если он не знает ее подлинного смысла или не оценивает того, что выполняет. Здесь имеет значение завершение дела, а не внутреннее состояние того, кто его совершает. Для того же, чтобы дело могло быть предоставлено благодати спасения, надо, конечно, чтобы спасение было явлено среди людей; а это может быть постольку, поскольку люди принимают призыв Христа, в котором спасение изначально пребывает.

Разумеется, желательно, чтобы все ученые были христианами. Ибо, прежде всего будучи людьми, они призваны к спасению во Христе. Да и как ученые, они призваны к тому же. Но назначение науки будет все-таки достигнуто, даже если все ученые и не станут христианами, потому что здесь дело в объективном предназначении, стоящем выше индивидуального. Кстати, здесь надо принять во внимание солидарность, существующую между людьми как в естественном порядке, так и в сверхъестественном - во Христе. Как раз в силу этой двойной солидарности святость одних оказывает влияние на других и сами эти действия, хотя бы невидимо, воспринимаются теми, кто живет благодатью.

Призвания различны - в царстве Божием не все имеют то же задание. Можно признать, что наука имеет определенное значение для осуществления царствия Божия, хотя не следует заключать из этого, что все христиане должны заниматься наукой. Можно даже сказать, что те, кто занимается наукой, могут преуспевать только в том случае, если другие отдаются тем временем непосредственно заботе о спасении, молитве и делам милосердия.

Признав это, надо, однако, подчеркнуть, что желательно (или даже необходимо), чтобы некоторые христиане посвящали себя делу науки, не только ради самой науки или из апологетических целей, но принимая во внимание значение науки в деле спасения. В них произойдет двойное движение - включение жизни логоса в жизнь благодати и проникновение благодатной жизни в жизнь логоса. И таким образом подготовится преображение мира. У них есть, следовательно, особая роль и в плане проявления естественного динамизма человека и вселенной, и в сверхъестественном плане, в общей икономии - плане спасения. Это означает, что у них особая миссия в Церкви и что они способствуют выявлению ее истинного лика и ее вселенскости. Вот почему сама Церковь подтверждает значение науки, одобряет научные призвания среди христиан и заботится о принятии в жизни Церкви плодов науки и самой научной работы.

Мы, может быть, достигли того момента истории, когда наука, действительно, становится самостоятельной ценностью и когда ее значение по отношению к делу спасения начинает быть для нас очевидным. Если это на самом деле так, то это должно будет проявиться конкретным образом в жизни Церкви, т.е. в жизни христианских ученых. И мы, вероятно, увидим новые формы святости, связанные с научной жизнью. То, что происходит вокруг нас в нынешнее время, позволяет нам это предположить.

Избавление от зла

Следует уточнить еще, в чем состоит особая роль благодати по отношению к науке и каково ее конкретное действие. В том, что касается науки, можно только дать общие указания; они применимы также к любой человеческой деятельности.

Особая роль благодати заключается в том, что она очищает, возвышает и преображает. Очищает, потому что реальность, на которую она действует, подвержена греху. Грех порождается человеком и обитает в нем. Через человека он заражает также мир и нарушает судьбу мира. Он вводит в мир страшную дисгармонию, приносящую вред всему существующему. Этот основной беспорядок касается, главным образом, отношений мира с Богом и - как следствие - взаимоотношений в самом мире. Можно до некоторой степени наблюдать в области науки, как в ней проявляется присутствие греха.

Вследствие глубокого парадокса динамизм, назначение которого подготовить мир к преображению, стремится заключить его в самом себе, в некоем искусственном апофеозе, в богохульной карикатуре осуществления царства Божия. Стало быть, что-то извратилось в самом корне этого динамизма, и поэтому он не способен собственной силой избежать последствий своего внутреннего расстройства. Только внешнее вмешательство, достаточно мощное для проникновения до самого корня беспорядка, сможет спасти положение. Ученому, работающему над развитием логоса, очень опасно замкнуться в самом себе. Эта опасность выражается искушением "гибриса", как говорили греки,- т.е. гордыни, построенной на отсутствии чувства меры. Существует "гибрис" науки, точно также как и "гибрис" философии и политики.

Этот "гибрис", в сущности, покоряющая власть логоса, направленная к отчужденности от мира и претендующая на самодостаточность. Научный "гибрис" проявляется самым внешним и видимым образом в отказе принять иные формы или знания, чем те, которые признаны наукой. Это дух позитивизма в проявленной или скрытой форме.

Более тайным и коварным образом "гибрис" проявляется в самом научном методе, основанном на объективизации и, следовательно, вызывающем как бы восстание в самих недрах естества; он утверждается как дерзостный империализм по отношению к действительности, взятой в своей совокупности. У человека проявляется стремление стать мерилом всего в науке. Иногда он даже не отдает себе в этом отчета: ему кажется, что он относится объективно к реальному положению вещей.

Впрочем, "гибрис" науки есть только один из видов проявления основного стремления, которое можно назвать волей властвовать, при условии, что под этим подразумевается не психологическое состояние, играющее только второстепенную роль, а расположение духа, превращающее всю жизнь человека в восстание против жизни, ведущее к безусловному самоутверждению и, в конечном итоге, к обожествлению человека.

Из этого следует, что не легко заниматься научной деятельностью и не испытывать ее чарующей силы. Было бы ложно думать, что наука сама по себе безразлична и что только мы придаем ей извне тот или иной смысл, согласно нашим намерениям. В самой сердцевине науки заключена чарующая сила, манящая и соблазняющая нас; чаще всего мы не отдаем себе в этом отчета, во всяком случае, в начале. По отношению к этому отрицательному элементу науки, с блеском проявляющемуся во многих современных технических достижениях, благодать есть, прежде всего, освобождение.

Выправляя основной динамизм логоса, возвращая этот динамизм его первоначальному назначению - приготовить мир к преображению,- благодать в то же время спасает человека от научного "гибриса" и делает его способным применять научный метод, не поддаваясь его агрессивной тенденции.

Не сама наука опасна, а зло, обитающее в ней. Возможно пользоваться наукой, не заражаясь этим злом; но для этого необходима всемогущая помощь благодати. И эта помощь необходима ежеминутно, потому что искушение манит нас постоянно. Следует обладать, как бы не обладая; но это превосходит силы человека, предоставленного самому себе.

Повышение уровня научного мышления

Духовное очищение есть только одна из сторон сверхъестественного действия благодати. Освобождая науку от уз духа зла, благодать в то же время возвращает динамизму науки силу, свежесть, начальный импульс, которые были частично парализованы злом.

Найдя снова свое истинное назначение, наука вновь обретает чистоту своего естества и - в некотором смысле - верность самой себе, что делает ее способной выполнить точнее и плодотворнее свое назначение. Уровень научного мышления повышается, продолжая оставаться в свойственном ему порядке, хотя невозможно конкретно распознать, как это проявляется.

Несомненно, нет специфически христианской науки. Научный метод должен быть подвержен экспериментальной проверке и самокритике, он зависит от свойственных ему требований, в которых вмешательство благодати ничего не может изменить. Но есть много способов применять научный метод, много подходов к исследованию, много возможностей в выборе, в формулировке и в разрешении задач. Научный исследователь, очистившись духовно, будет предаваться той же научной деятельности, но она будет более целостной, более глубоко научной, более верной своему назначению.

Преображение

Благодать есть в то же время преображение. Здесь мы уже не находимся в области самой науки, но в области присущей благодати, в стенах града Господня. Преображение - не отрицание, не замена одного порядка другим, а восприятие одной действительности другою; в нем содержится и продолжение, и пресечение воспринятого порядка. Продолжение в том смысле, что преображенная действительность не разрушена преображением, а сохранена в своей сущности. Пресечение в том смысле, что это действие не включено в развитие возможностей, специфически принадлежащих данной действительности, а исходит, наоборот, от трансцендентной инициативы другого порядка. Это преображение и есть дело спасения, в том смысле, что человек и вселенная восприняты в гармонии их сущностей. Дело спасения уже завершилось, потому что оно осуществилось в тайне смерти и воскресения Христа Спасителя. Но в то же время оно еще завершается в жизни Церкви, продолжающей жизнь Христа, несущей до пределов земли и истории присутствие Христа Спасителя и подготовляющей окончательное пришествие Его царствия. Следовательно, спасение уже среди нас, но оно еще не полностью проявлено. Оно совершается - царствие Божие созидается, небесный Иерусалим строится. Отныне мы уже не в периоде обетования, ибо Христос уже пришел, но мы еще в периоде ожидания.

Преображение человека и его дел, человека и мира уже совершается, но в сумраке и в тайне. Закон времени продолжает существовать, но уже таинственно сменяется законом вечности. Все, что мы творим, находится в этой переходной стадии, уже озаренной славой Воскресения, но еще устремленной к будущему - в ожидании полного проявления спасения, т.е. второго пришествия Сына Человеческого.

То же можно сказать и о науке, о судьбе логоса. Разумная человеческая речь уже таинственно преображена, включена в вечное движение творческого Слова, т.е. в процессе мышления человеческая мысль как бы открывает в сотворенном мире эхо творческого Слова. Но, с другой стороны, она ожидает еще окончательного видоизменения, которое должно в конце веков раскрыть ее конечный смысл, выявить в молниеносном явлении Сына Божия скрытое значение мира и его логоса. Она ждет и суда, который должен сопоставить сотворенный логос нетварному Логосу, ввести ограниченное слово в Слово бесконечное, преобразить ограниченную человеческую истину так, чтобы в ней проявилась мощь вечной истины.

Мы не можем знать, каким будет преображенный мир и чем будут деяния человеческие в грядущей жизни. Однако мы знаем, что этот мир и дела его должны будут пройти через испытание суда, что все, что от Бога, к Нему вернется, а все, что от зла, будет отделено от Него навеки. Мы знаем также, что этот суд будет одновременно откровением нового мира, мира царствия Божия, в котором наш мир и наши дела явятся в преображенном виде. Мы не в силах представить себе это состояние, но мы способны его предвосхитить; оно-то и определяет уже теперь конечное значение этого мира и человеческих достижений. Это состояние - объект не познания, а надежды, и именно в этой надежде все находит уже теперь свой смысл, и научная деятельность находит в ней свое назначение - смиренное, однако реальное.

Спасение грядет: оно в жизни Церкви, в жизни каждого христианина и христианских общин в мире. Оно касается деяний человека и, в частности, всех наук в их совокупности. Христианские ученые должны, по всей вероятности, играть здесь привилегированную роль, поскольку они являются идеальным средоточием для встречи спасения и науки. В этом значение научных христианских общин в жизни мира и в жизни Церкви. Христианские ученые осуществят свое личное призвание, будучи просто христианами, как можно более верными и мужественными, и будучи в то же время учеными, насколько возможно требовательными, учитывающими особые императивы науки.

В последней части мы укажем на роль, которую должны играть в подобной жизни, как и в христианской жизни вообще, добродетели и таинства.

Роль добродетелей

Добродетели являются как бы самим дыханием христианской жизни, излучением в ежедневных действиях и в душевном состоянии благодати Бога, обитающего в душе. Эти добродетели, в особенности - вера, надежда и любовь, знаменуют Божественную жизнь в душе и непосредственно приобщают христианина жизни во Христе. Они не исходят от человека - они дары Божии. Известную аналогию этих добродетелей можно найти в науке. Наука - создание логоса и она открывает нам истину; она ставит себе целью "теорию" - полное выявление того, что есть, что видимо, нахождение умственной нити, объясняющей космос.

Нельзя не видеть в этом стремлении к истине аналогии с верой, благодаря которой мы познаем конечную истину мира, проникая в тайны Божества и творческого Слова, которое было у Бога прежде, чем что-либо начало быть. Наука прислушивается к логосу мира и покорно принимает его, а этот логос - печать Христа, Царя вселенной. Вера же прислушивается к Божественному Логосу, Учителю и Спасителю и исполняет Его заповеди.

Наука непрестанно развивается; она ожидает завершения и ставит себе целью откровение логоса, т.е. полное проявление истины, заключенной в мире; это стремление к еще не открытой истине мира дает смысл усилиям ученых. Но цель эта недосягаема - логос не дается иначе как в своем становлении, и только при условии, что человек всецело подчиняется закону этого становления, он может продвигаться на пути открытия научной истины.

Нельзя ли видеть в этом стремлении к полному проявлению логоса образ христианской надежды, направленной к полному явлению спасения? Наука - это поле, где все время строят и разрушают. Она кладбище гипотез. Но ученые не падают духом, а продолжают подчиняться творческому динамизму логоса. Это подобие духовной жизни, где мы видим как бы сквозь тусклое стекло свет мира, в ожидании Фаворского света, которым озарит нас Христос.

Наконец, наука созидается только благодаря постоянному общению между учеными, и она объединяет их одновременно в обладании тем, что уже постигнуто, и в устремлении к еще не постигнутой истине. Таким образом, она создает как бы общину ученых, имеющую полное основание стать действительно всемирным обществом.

Наука, как творчество, немыслима в индивидуальном масштабе; она может существовать только при содействии многих и на основании умственного содействия всех. Не естественно ли видеть в этом объединении умов, создающемся силой истины, образ объединения душ, достигаемого силой любви? Связь умов в логосе - образ связи душ в любви, т.е. со Христом в Боге.

Но наука является также полем действия всех добродетелей, сопутствующих жизни христианина. Разумеется, некоторые естественные добродетели необходимы для научной работы, например: мудрость, осторожность, терпение, постоянство, мужество, прямота и т.д. В христианской жизни все эти добродетели возносятся любовью в высшую сферу и приобретают новое значение.

Но существуют также чисто христианские добродетели, находящие применение в области научной, как и в любой иной деятельности. Это - все добродетели, благодаря которым наука становится благоговейным изысканием, а отнюдь не проявлением воли властвовать. Не мы творим науку - она творится в нас, когда мы забываем самих себя и прислушиваемся к зову истины. Научная деятельность возможна только при искреннем и смиренном отношении к истине, проявляющейся в нас.

Она символизирует полное смирения сердце, необходимое для принятия спасения. Не только тогда, когда мы находимся у порога спасения и принимаем его, не поняв еще всего, но и потом, когда, принимая дары Божии, мы сохраняем расположение сердца, бывшее у евангельского мытаря и сотника, сознававших, что все даруется Богом, и говоривших ему: "Боже, будь милостив мне грешному" или "Господи, я недостоин, чтобы Ты вошел под мой кров". Ученому должно быть свойственно это смирение, эта нищета духа (см. Лк. 18:13; Мф. 5:3), внутренний мир (залог гармонии между людьми, а также между человечеством и вселенной), кротость, чистота воображения, невинность разума и т.д. Чтобы быть в гармонии с истинным назначением науки, надо обладать открытым разумом и восприимчивым сердцем, полным покорности требованиям истины и способности восхищаться. Чтобы быть восприимчивым к действию благодати, надо также иметь глубокую внутреннюю чуткость, насколько возможно, совершенную покорность внушениям Св. Духа - одним словом, находиться в молитвенном состоянии.

Итак, подлинная научная работа представляет собой символ христианской истины. Расположение духа - служить истине, необходимое для научных исследований, являет образ расположения духа, требуемого христианской жизнью, и, в некотором смысле, одно подготовляет другое. Но в особенности молитвенное состояние души отражается на научной работе и открывает ей ее подлинное назначение; она дает возможность науке быть служением и хвалой; она превращает научное исследование в молитву.

Роль Таинств

Христианская жизнь должна находить свою пищу в Таинствах, и христианская молитва должна быть молитвой со Христом; она становится таковой в Таинствах, особенно в Таинстве Причастия. Ученый-христианин найдет в принятии Таинств, главным образом в принятии Таинства Евхаристии, вместе с развитием своей христианской жизни, освящение научной жизни в человеческой и христианской перспективе.

В плане спасения, все для Христа, а Христос для Бога, как учит апостол Павел (см. 1 Кор. 8:6). Все для Христа, т.е. все завершается во Христе, все взято Христом на Себя и все преображено в Нем. Он - Слово Божие, Он - Тот, через Которого все было сотворено. Он несотворенный Свет, в Котором все сотворенное черпает свой смысл, в котором сотворенный логос черпает свою силу. Как Спаситель и Искупитель, Он - Основа жизни благодати, в Ком все обожествляется.

Христос - Основа одновременно естественного и благодатного порядка; и в Нем происходит их сочетание. Если специфическое назначение науки завершить мир, ведя его к присущей ему истине, к логосу, дабы он мог стать телом града Божия в преображении конца времен, то это потому, что Христос все взял на Себя в Своей Богочеловеческой жизни.

И христианин становится носителем двойной судьбы мира, естественной и сверхъестественной. Христианин несет спасение миру, поскольку он принадлежит Христу, воспроизводит в своей жизни тайну Христа. Ученый-христианин, если он является членом Христовой Церкви, вводит спасение в науку, развитию которой он способствует вместе с другими учеными, даже не признающими Христа, и включает действенность спасения в жизнь логоса.

Когда душа познает любовь Божию Духом Святым, тогда она ясно чувствует, что Господь нам Отец, самый родной, самый близкий, самый дорогой, самый лучший, и нет большего счастья, как любить Бога всем умом и сердцем, всей душой, как заповедал Господь, и ближнего как самого себя. И когда эта любовь есть в душе, тогда все радует душу, а когда она теряется, то человек не обретает покоя, и смущается, и обвиняет других в том, что будто они его обидели, и не понимает, что сам виноват, - потерял любовь к Богу и осудил или возненавидел брата.

Преподобный Силуан Афонский
(1866-1938)