1. Тотчас по окончании обеда, который нам, желающим пищи учения, показался более обременительным, нежели приятным, старец, заметив, что мы ожидаем обещаннаго слова, начал говорить: мне приятно не только напряженное внимание вашего ума к научению, но и мысль предложеннаго вопроса. Точно, вы соблюли разумный порядок вопроса. Ибо необходимо, чтобы за полнотой столь превосходной любви последовали и безмерныя награды за совершенную и постоянную чистоту, и была равная радость при таком равенстве наград. Ибо оне соединяются между собой таким сродством, что одна без другой не может быть приобретена. Итак, ваше предложение заключается в том, чтобы мы подобным рассуждением раскрыли, может ли быть вполне истреблен огонь похоти который, как бы врожденный жар, ощущает эта плоть. Сначала прилежно исследуем, что думает об этом блаженный апостол. Он говорит: умертвите земные члены ваши (Кол. 3,5). Итак прежде рассмотрения прочаго изследуем, что такое члены, которые он заповедует умерщвлять. Блаженный апостол этою заповедью побуждает нас не руки, или ноги, или детородные члены отсекать; но тело греха, которое так же состоит из членов, как можно скорее, разрушать ревностию к совершенной святости, о каковом теле он в другом месте говорит: да упразднится тело греховное (Рим. 6,6). От него с плачем просит освободить его говоря: несчастный я человек! Кто избавит меня от сего тела смерти? (Рим. 7,24).

2. О теле греха и членах его.

Итак это тело греха состоит из многих членов - пороков; к его части относится всякий грех, совершенный делом, или словом или помышлением, коего члены правильно называются земными. Ибо те, которые пользуются их услужением, не могут истинно исповедать: наше жительство на небесах есть (Фил. 3,20). Итак в этом месте апостол, описывая члены этого тела, говорит: умертвите земные члены ваши: блуд, нечистоту (малакию), страсть (страстныя чувствования - услаждения нечистыми помыслами), злую похоть (вожделение к женщине) и любостяжание, которое есть идолопоклонство (Кол. 3,5). Итак на первом месте он поставил блуд, который совершается плотским совокуплением. А второй член он назвал нечистотою, которая, без всякаго прикосновения к женщине, иногда случается во время сна, и потому замечается и запрещается в законе Моисеевом, который всех нечистых не только лишил участия в ядении священнаго мяса, но и повелел отлучать из среды лагерей, чтобы прикосновением своим не осквернили святыни, говоря: если какая душа (т.е. человек) имея на себе нечистоту, будет есть мясо мирной жертвы Господней, то истребится пред Господом; и к чему нечистый прикоснется, то будет нечисто (Лев. 7, 20.21), и во Второзаконии говорится: если у тебя будет кто нечист от случившагося (ему) ночью, то он должен выйдти вон из стана, и не входить в стан; а при наступлении вечера должен омыть (тело свое) водою, и по захождении солнца может войти в стан (Втор. 23,10.11). Потом третьим членом греха апостол поставляет страсть, которая, находясь в сокровенности души, может воспламенятся и без плотской похоти (ибо libido - страсть называется так от слова libet - угодно, желательно). После этого, от больших грехов переходя к меньшим, он четвертым членом поставил злую похоть, которая может относиться не только к вышесказанной страсти нечистоты, но и вообще ко всем вредным вожделениям и которая есть только болезнь развращенной воли. О ней Господь в Евангелии говорит: кто смотрит на женщину с вожделением, тот уже прелюбодействовал с нею в сердце своем (Матф. 5,28). Ибо тогда гораздо труднее обуздать вожделение удобопоползновеннаго сердца, когда представляется ему случай обольстительнаго взгляда. Этим ясно доказывается, что для совершенства целомудрия не может быть достаточно одной чистоты телеснаго воздержания, если не будет к ней присоединена и непорочность духа. После всего этого последний член греховнаго тела апостол называет любостяжанием, внушая, что не только надобно воздерживаться от пожелания чужих вещей, но и свои надобно великодушно презирать. Так поступало упоминаемое в книге Деяний общество верующих, о котором говорится: у множества уверовавших было одно сердце и одна душа, и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее. Ибо все, которые владели полями, или домами, продавая их, приносили цену проданнаго, и полагали к ногам апостолов; и каждому давалось, в чем кто имел нужду (Деян. 4,32.34.35). А чтобы не показалось, что это совершенство принадлежит не многим, то апостол свидетельствует, что любостяжание есть идолопоклонство (Кол. 3,5), и справедливо. Ибо кто не подает необходимаго бедным, и деньги свои, которыя бережет по недоверчивой скупости, предпочитает заповедям Христовым, тот впадает в порок идолопоклонства, так как любовь к мирскому веществу предпочитает любви Божией.

3. О подавлении блудной страсти и нечистоты.

Итак, если видим, что многие ради Христа отвергли свое имущество, так что не только обладание деньгами, но и желание их от сердец своих отсекли, то следует, что таким же образом можно погасить и блудное разжение. Ибо апостол не соединил бы невозможнаго дела с возможным; но, признавая то и другое возможным, заповедал равным образом умерщвлять. И на столько блаженный апостол уверен, что можно из наших членов искоренить блудную страсть или нечистоту, что повелел не только умерщвлять их, но что не должно и именоваться им между нами, говоря: блуд, и всякая нечистота, и любостяжание не должны даже именоваться у вас; также сквернословие, и пустословие, и смехотворство неприличны вам (Ефес. 5,3-4). Он учит, что это одинаково гибельно, одинаково удаляет нас от царства Божия, говоря: знайте, что никакой блудник, или нечистый, или любостяжатель, который есть идолопоклонник, не имеет наследия в царстве Христа и Бога (ст.5). И еще: не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители... ни хищники царствия Божия не наследуют (1 Кор. 6,9.10). Потому не должно быть сомнения, что страсть блуда и нечистоты может быть истреблена из наших членов; потому что апостол повелел отсекать их так же, как и любостяжание, суесловие, смехотворство, пьянство, воровство, которых отсечение удобно.

4. О том, что для приобретения чистоты целомудрия недостаточно усилия человеческаго труда.

Впрочем мы должны знать, что хотя бы мы соблюли всю строгость воздержания, именно: голод, жажду, бдение, постоянный труд, и с неослабным усердием занимались чтением; однакож, посредством этих подвигов мы не можем приобресть постоянную чистоту целомудрия, если, постоянно упражняясь в них, по руководству опыта не дознаем, что чистота подается по милости благодати Божией. Всякий пусть знает, что он должен неутомимо упражняться в этих подвигах только для того, чтобы ради скорби их приклонив милосердие Божие, удостоиться, по Божественному дару, освободиться от брани плоти и господства преобладающих страстей, а пусть не надеется, что будто он сам собою посредством их (т.е. поста, бдения, чтения и проч.) получит ненарушимую чистоту тела, которой желает. А для приобретения целомудрия должен воспламеняться таким желанием и любовию, с каким жадный корыстолюбец желает денег, честолюбец - высших почестей, или увлекаемый нестерпимой любовью к красивой женщине с невыносимым жаром хочет исполнить свое желание. От того бывает, что когда мы воспламеняемся ненасытным желанием всегдашней непорочности, то пренебрегается и вожделенная пища, необходимое питье бывает противно, наконец самый сон, требуемый природою, отгоняется, или по крайней мере, как коварный обольститель целомудрия и как ревнивый противник чистоты, допускается боязливым и подозрительным умом; и таким образом всякий по утру, испытав свою непорочность, радуется о сохранившейся у него чистоте и сознает, что он приобрел ее не своим старанием и бдением, а покровительством Божиим, и понимает, что она столько будет пребывать в его теле, сколько Господь даст по Своему милосердию. Кто постоянно имеет такую уверенность, тот, не думая о себе высоко, не полагается на свою добродетель, не обольщается долгим отсутствием нечистаго истечения, не предается обманчивой безпечности, зная, что он тотчас будет осквернен истечением нечистой влаги, если хоть немного отступит от него покровительство Божие. Потому для продолжения покровительства он со всем сокрушением и смирением сердца неослабно прилежит молитве.

5. О пользе брани, которая бывает от воспламенения страсти.

Хотите ли получить ясное доказательство истинности сказаннаго, по которому одобрили и сказанное и уразумели, что эта плотская брань, которая считается враждебною нам и вредною, с пользою прирождена нашим членам? Пожалуй, посмотрите на скопцов телом: какая особенно причина делает их вялыми в желании добродетелей и холодными? Не от того ли, что, по их мнению, они не имеют уже опасности растлить целомудрие? Впрочем, на основании сказаннаго мною, никто не должен думать, будто я утверждаю, что из них вовсе нет никого, кто бы имел горячее расположение к совершенному самоотвержению, но что они некоторым образом должны побеждать свою природу, если только кто из них, при высшей строгости по отношению к душе, стремится к предложенной пальме совершенства, котораго пламенное желание того, кого оно однажды воспламенило, заставляет не только терпеливо, но и охотно сносить голод, жажду, бдение наготу и все телесные труды. Ибо муж в трудех труждается себе, и изнуждает погибель свою (Прит. 16,26), и еще: голодной душе и все горькое является сладким (Прит. 27,7). Ибо иначе желания настоящих вещей не могут быть подавлены, или отвергнуты, если вместо этих вредных расположений, которыя желаем отсечь, не будут восприняты другия спасительныя. Ибо живость духа никак не может поддерживаться без возбуждения какого либо желания, радости или печали, если оне (эти чувства) не будут обращены в добрую сторону. И потому, если желаем плотския вожделения истребить из наших сердец, то на место их должны тотчас насадить духовныя желания, чтобы дух наш, всегда занятый ими, имел чем постоянно заниматься и отвергал прелести настоящих временных (мирских) радостей. И когда дух наш, наученный ежедневными упражнениями, придет в это состояние, тогда по научению опыта поймет и смысл того стишка, который хотя все мы воспеваем обыкновенным способом пения, но силу его понимают только немногие опытные: всегда видел я пред собою Господа, ибо Он одесную Меня; не поколеблюсь (Пс. 15,8). Ибо тот один действительно постигает силу и смысл того стиха, кто, до той чистоты тела и духа, о которой говорим, сознает, что он в каждую минуту охраняется Господом, чтобы опять не уклониться на прежнее, и что десница его, т.е. святыя действия постоянно ограждаются Им. Ибо Господь всегда присутствует при святых Своих не по левую сторону, потому что святый муж не имеет ничего леваго, т.е. худаго, но по правую, а для грешников и нечистых Он бывает невидим, потому что они не имеют правой стороны, на которой Господь обыкновенно находится, и не могут говорить с пророком: очи мои всегда к Господу; ибо Он извлекает из сети ноги мои (Пс. 24,15). Чего никто не может сказать справедливо, кроме того, кто все, что есть в этом мире, почитая вредным, или излишним, или по крайней мере низшим высоких добродетелей, весь свой взор, все старание, всю заботу приложит к образованию своего сердца и к чистоте целомудрия; таким образом дух, очищенный такими упражнениями и усовершенствованный успехами достигнет совершенной чистоты души и тела.

6. Терпение подавляет разжение похоти.

Сколько кто преуспеет в кротости сердца и терпении, столько же преуспеет и в чистоте тела и, чем дальше прогонит страсть гнева, тем лучше приобретет чистоту. Ибо тот не выгонит жара из тела, кто наперед не подавит волнения души. Это ясно доказывает учение Спасителя о блаженствах: блаженны кроткие; ибо они наследуют землю (Мф. 5,5). Следовательно не иначе мы завладеем нашей землею, т.е. не иначе мятежная земля нашего тела подчинится нашей власти, как если наперед дух наш укрепится в кротости и терпении; и никто не сможет прекратить войну похоти, возстающую на свою плоть, если кто наперед не будет снабжен оружием кротости. Ибо кроткие наследуют землю... и будут жить на ней вовек (Пс. 36,11.29). Как мы можем завладеть этою землею, это пророк объясняет в следующих словах псалма: уповай на Господа, и держись пути Его; и Он вознесет тебя, чтобы ты наследовал землю (Пс. 36,34). Ясно, что никто не может восходить к получению во владение этой земли, кроме только тех, которые, при непоколебимой кротости и терпении соблюдая пути Господни и заповеди, из грязи плотских страстей будут Им извлечены и возвышены. Следовательно кроткие наследуют землю, и не только наследуют землю, но и насладятся множеством мира (Пс. 36,11), которым никто постоянно не будет наслаждаться, в чьей плоти еще возстает брань похоти. Ибо он необходимо будет подвергаться жестоким наказаниям демонов и будет уязвляем огненными стрелами сладострастия, будет выгоняем из владения своей земли, пока Господь прекратит брани до края земли его, сокрушит лук, преломит копье, колесницы сожжет огнем (Пс. 45,10), именно тем, какой приходил Господь повергнуть на землю (Лук. 12,19); так же преломит лук и копье, которыми духовные враги днем и ночью сражаясь против него, уязвляли сердце его огненными стрелами страстей. Таким образом когда Господь, прекращающий брани, освободит его от всякаго воспламенения похоти, то он придет в такое состояние чистоты, что по удалении смятения, которым пугал себя, т.е. свою плоть во время брани, начнет наслаждаться ею, как в чистой скинии. Ибо не приключится ему зело, и язва не приблизится жилищу его (Пс. 90,10), по пророческому слову, силою терпения он достигнет того, что посредством кротости не только наследует свою землю, но и насладится множеством мира (Пс. 36,11). А где еще остается смятение брани, там не может быть множество мира. Псалмопевец не говорит: насладятся миром, но множеством мира. Этим очевидно показывается, что терпение есть такое действительное врачевство сердца, как говорит Соломон: кроткий муж - сердцу врач (Прит. 14,30), - что истребляет страсть не только гнева, печали, уныния, тщеславия, гордости, но и похоти и вообще всех страстей. Кто бывает всегда кроток и спокоен, тот не возмущается гневом, не снедается горечью печали и уныния, не увлекается суетностью тщеславия, не надмевается гордостью. Ибо велик мир у любящих закон Господень, и нет им преткновения (Пс. 118,165). И потому справедливо говорится: долготерпеливый лучше храбраго, и владеющий собою лучше завоевателя города (Прит. 16,32). Итак, пока мы заслужим приобрести такой твердый и постоянный мир, необходимо нам перенести много искушений. Также нам надобно часто со стенанием и слезами повторять этот стишок: стал я жалок и скорбен, во весь день хожу в сокрушении; ибо чресла мои наполнились поруганием, и нет здоровья в плоти моей от лица гнева Твоего, нет мира в костях моих от лица безумия моего (Пс. 39,18; 37,4.8). Это тогда особенно по истине мы будем с плачем говорить, когда после долговременной чистоты нашего тела думая, что мы уже совершенно избавились от плотской скверны, станем чувствовать, что опять возстает против нас похоть плоти за возношение сердца, и от мечтаний во сне у нас приключается нечистота истечения. Часто бывает, что, при продолжительной чистоте сердца и тела, человек в самом себе тщеславится, думая, что он уже не может лишиться этой чистоты, и говорит: я говорил в благоденствии моем: не поколеблюсь вовек (Пс. 29,7). Но когда для пользы оставленный Господом он почувствует, что чистота его возмущается, касательно которой он полагался на себя самаго, и увидит, что он сам по себе не имеет успеха, то тотчас прибегает к виновнику чистоты и, сознавая свою слабость, исповедуется и говорит: Господи, не моею, но Твоею волею подаждь доброте моей силу. Ты отвратил лице Твое от меня, и я стал смущен (Пс. 29,8). И слова блаженнаго Иова: хотя бы я омылся и снежною водою, и совершенно омыл руки мои; но и тогда Ты погрузишь меня в грязь, и возгнушаются мною одежды мои (Иов. 9,30.31). Впрочем, кто по своей вине погрязает в нечистоте, тот не может говорить это своему Творцу. Пока кто не достигнет совершеннаго состояния чистоты, тот необходимо будет часто подвергаться возмущениям страсти до тех пор, пока, по благодати Божией укрепившись в желаемой чистоте, удостоится деятельно говорить: твердо уповал я на Господа, и Он приклонился ко мне, и услышал вопль мой; извлек меня из страшнаго рва, из тинистаго болота, и поставил на камне ноги мои, и утвердил стопы мои (Пс. 39,2.3).

7. О разных степенях целомудрия.

Много степеней целомудрия, по которым восходят к ненарушимой чистоте и которыя обозреть и исчислить, как должно, хотя сил наших недостает, однакож поелику порядок собеседования требует того, то по мере наших опытов попытаемся объяснить, предоставляя совершенным более совершенное объяснение и не предупреждая своим мнением тех, которые, по горячему усердию приобрев более совершенное целомудрие, чем более имеют тщания, тем больше превосходят других силою самаго разумения. Итак лествицу совершенства целомудрия я разделю на шесть степеней, которыя впрочем по высоте много отстоят друг от друга, так что некоторыя средния, которых много, я опущу, которых тонкость неуловима для человеческих чувств, так что ни ум усмотреть ее, ни язык высказать не может, с какими успехами мало по малу ежедневно возрастает совершенство самой чистоты. Ибо по подобию земных тел, которыя в каждый день нечувствительно получают себе приращение и без нашего ведома выростают до совершеннаго вида, также приобретается сила души и зрелость чистоты. Итак первый степень целомудрия состоит в том, чтобы монах не подвергался возмущению плотской похоти в бодрственном состоянии; второй, чтобы ум не занимался сладострастными помыслами; третий, чтобы от взгляда на женщину ни мало не склонялся к вожделению; четвертый, чтобы в бодрственном состоянии не допускал и простаго движения похоти; пятый, чтобы и самое тонкое согласие на сладострастное действие не помрачало ума, когда рассуждение, или необходимость чтения приведет на память человеческое рождение, но должен смотреть на это спокойным и чистым взглядом сердца, как на дело простое и необходимо назначенное для размножения рода человеческаго; при воспоминании о нем ничего больше не должен представлять, как действование чресл, или другой какой нибудь части тела. Шестой степень целомудрия состоит в том, чтобы даже и во сне не было соблазнительных мечтаний о женщинах. Хотя этого мечтания мы и не считаем грехом, однакож это бывает знаком того, что еще скрывается похоть в членах. Мечтания эти бывают различныя. Смотря по тому, кто каким делом обыкновенно занимается или думает, тот тем и искушается во время сна. Иначе обольщаются те, которые узнали плотское совокупление; иначе те, которые не испытали совокупления с женщиною. Как у этих сны обыкновенно бывают простые и более чистые, то им легче, меньше труда приобресть чистоту. А те подвергаются обольщениям нечистых и более впечатлительных мечтаний, доколе мало по малу по мере чистоты, к которой всякий стремится, дух даже и во сне возненавидит то дело, к которому прежде питал сочувствие, и ему дается от Господа то, что чрез пророка обещается храбрым мужам в высшую награду за труды: лук и меч и войну сокрушу, выведу из земли вашей и упокою вас в безопасности (Ос. 2,18); и таким образом достигнет чистоты блаженнаго Серена (см. 7 собес. гл. 1 и 2) и немногих подобных ему мужей. Эту чистоту я отделил от сказанных шести степеней целомудрия, поелику не только приобресть но даже и верить ей очень редкие могут, и поелику, что по особенному дару Божию ему (авве Серену) дано, то не может быть предложено в образец заповеди общей для всех, именно, чтобы дух наш до того усовершился в чистоте целомудрия, чтобы по умерщвлении самаго естественнаго движения плоти, вовсе не иметь нечистаго истечения. Я не должен умолчать и о мнении тех, которые касательно плотскаго истечения говорят, что будто оно происходит у спящих не от того, что производят его сонныя грезы, а от того, что скопление этой влаги возбуждает обольстительныя мечты в болезненном сердце. Наконец говорят, что в то время, когда не безпокоит скопление влаги, не бывает ни истечения ея, ни обольстительнаго мечтания.

8. О свойстве и действиях целомудрия не испытавшие не могут рассуждать.

Но это принять, одобрить и точным исследованием доказать, возможно ли это, или невозможно, никто не может, кроме того, кто посредством долгаго опыта и чистоты сердца, под руководством слова Божия, проникнет до самых оснований (т.е. приобретет познания, что свойственно духу, что плоти, что согласно с их свойствами и потребностями, что должно приписать одному, что другому и т.п.) плоти и духа. Об этом блаженный апостол говорит: слово Божие живо и действенно и острее всякаго меча обоюду остраго; оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судит чувствования и помышления сердечныя (Евр. 4,12). И таки образом, став как бы между их пределами, как наблюдатель и судья, правильным исследованием определит, что человеческому состоянию необходимо, что неизбежно должно быть присвоено, или что приключилось от порочной привычки и безпечности юности; и касательно действия природы их (духа и плоти) не полагается на ложныя людския мнения, но на верных весах своего опыта и с точным испытанием взвешивая чистоту, никак не обольщается заблуждением тех, которые, по своей небрежности осквернясь истечением более частым, нежели сколько побуждает природа, извиняют себя естественным состоянием; а между тем известно, что они больше делают насилие природе, вынуждают у нея истечение, котораго она сама собой не производит, свою невоздержность относят к потребности плоти, даже к Творцу ея, собственную вину слагая на немощь природы. О таких в притчах хорошо говорится: глупость человека извращает путь его, а сердце его негодует на Господа (Прит. 19,3). Если же кто не хочет верить этому рассуждению нашему, то прошу не прежде вступать в спор с нами по предзанятому мнению, как исполнив правила этого учения. И когда будет исполнять их хоть в немногие месяцы с той воздержностью, какая заповедуется, то сказанное нами совершенно может подтвердить, как истинное суждение. Но тот напрасно будет спорить о цели какого либо искусства или науки, кто наперед с особенным усердием и рачительностью не исполнит всего того, что принадлежит к совершенству их. Например если бы я утверждал, что можно из пшеницы произвести подобие меда, или из семян редьки и льна приятное масло; если бы кто, вовсе не зная этого, стал говорить, что это противно природе вещей, и меня осмеял, как лжеца; если я представлю ему безчисленных свидетелей, которые бы показывали, что они это видели и вкушали; кроме того, если бы я объяснил способ и порядок, как эти вещества превращаются в масло или в мед, а он, упорно оставаясь в глупом предубеждении, стал бы отвергать возможность произвесть из этих семян какую нибудь сладость, или масло, то не больше ли должна быть порицаема неразумная и упрямая спорливость его, нежели осмеиваемая истинность моих слов, которая подтверждается важностью многих и верных свидетелей, ясными доводами и, что еще важнее того, достоверностию опыта. И потому кто постоянным усилием сердца достигнет того состояния, что уже по совершенном освобождении духа от раздражения этой страсти, плоть его во время сна будет выгонять как бы избыток переполнившейся влаги, тот верно поймет состояние и способ природы, и таки образом когда пробудившись, найдет, что плоть его после долгаго времени, без его ведома и сознания, осквернилась (истечением), тогда он извиняется естественною необходимостию, без сомнения, достигнув того состояния, чтобы он обретался таким и ночью (т.е. во время сна), каким днем ( в бодрственном состоянии), таким на постели, каким на молитве, таким один, каким среди людей. Находясь в уединении, он никогда не должен видеть себя таким (нагим), каким стыдно быть видимым от людей, нужно, чтобы и всевидящее око (Божие) не усматривало в нем чего либо такого, что он желал бы скрыть от взоров человеческих. Таким образом когда он начнет постоянно наслаждаться приятным светом чистоты, то может говорить с пророком: и ночь - просвещение мое в сладости моей; потому что и тма не затмит от Тебя, и ночь светла, как день; как тма, так и свет (Пс. 138, 11.12). Наконец как он приобрел это самое, что кажется выше состояния природы человеческой, это показывает тот же пророк, говоря: Ты утроил внутренности мои (Пс. 138,13), т.е. я заслужил эту чистоту не своим тщанием и добродетелию, а потому, что Ты погасил вложенный в мои внутренности жар сладострастия.

9. Вопрос: можно ли избежать возбуждения похоти плоти даже во время сна?

Герман: Мы отчасти испытали, что бодрствующие по благодати Божией могут приобресть постоянную чистоту тела; не отвергаем и того, что у бодрствующих при рассудительности и строгости воздержания, может не случаться возбуждение похоти плоти. А мы желаем знать, можем ли не обезпокоиваться ею и во время сна? Мы не думаем, чтобы это было возможно, по двум причинам, которыя хотя без стыда не можем высказать, однакож, поелику этого требует необходимость самаго врачевания, просим милостиво выслушать, если что, может быть, и не совсем стыдливо будет открыто. (Первая ) причина та, что по ослаблении строгости ума покоем сна он никак не может наблюдать за возбуждением похоти. Вторая та, что скопление урины, когда во время сна непрестанным притечением влаги переполнит вместимость пузыря, возбуждает увядшие члены, что однакож по тому закону случается и у детей или скопцов. От того бывает, что если сладострастное услаждение не уязвит дух согласием, то смирит его стыдом нечистота членов.

10. Ответ: возбуждающаяся во сне похоть плоти не вредит целомудрию.

Херемон: Видно, что вы еще не узнали добродетели истиннаго целомудрия, когда верите, что ее имеют только бодрствующие при помощи воздержания, и потому думаете, что спящие, по ослаблении строгости духа, не могут сохранять чистоту. Целомудрие сохраняется не пособием строгости (воздержания), как вы думаете, а любовию к нему, и удовольствием от собственной чистоты. То называется не целомудрием, а воздержанием, когда еще остается противное ему услаждение. Итак видите, что тем, которые по благодати Божией приобрели истинное расположение к целомудрию, прекращение строгости (бдительности) во время сна не вредит, между тем одна (строгость) ненадежна и для бодрствующих (которые не избавляются от возбуждения похоти); это верно. Ибо что с трудом подавляется, то сражающемуся доставляет только временное перемирие, а не постоянный покой обезпечения после труда; а что побеждено крепкою силою, уложено без всякаго подозрения безпокойства, то победителю доставляет постоянную твердость мира. Посему, пока чувствуем, что нас беспокоит похоть плоти, должны знать, что мы еще не достигли до совершенства целомудрия, но еще находясь в слабом состоянии воздержания, подвергаемся брани, в которой исход всегда бывает сомнительный. А что будто возбуждение похоти плоти неизбежно, это хотели вы доказать тем, что и самые скопцы, по отсечении детородных членов, не могут не иметь ея, то надобно знать, что у них не достает не плотскаго жара и возбуждения похоти, а одной способности изливать детородное семя. Отсюда ясно, что и они, если хотят достигнуть того целомудрия, к которому мы стремимся, не должны оставлять смирения, сокрушения сердца и строгости воздержания, хотя надобно думать, что они с меньшим трудом и усилием могут достигнуть целомудрия.

11. Большое различие между целомудрием и воздержанием.

Совершенство целомудрия от многотрудных начал воздержания отличается постоянным спокойствием. Ибо совершенство истиннаго целомудрия составляет то, что оно не только подавляет возбуждение плотской похоти, но и со всем ужасом отвращается, постоянно сохраняет ненарушимою свою чистоту, и не может быть ничем иным, как святостию. А это будет тогда, когда плоть, уже перестав вожделевать против духа, будет согласоваться с его желаниями и добродетелию, начнут соединяться между собой твердым миром и, по изречению псалмопевца, как братья будут жить заодно (Пс. 132,1), достигнув обещаннаго Господом блаженства, о котором говориться: если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то чего бы не попросили, будет им от Отца Моего Небеснаго (Мф. 18,19). Итак, кто перейдет степень умственнаго Иакова, т.е. запинателя, тот от борьбы воздержания, и от запинания пороков, по ослаблении силы чресл, при постоянном управлении сердцем, взойдет к заслуге Израиля (Иаков значит запинатель, потому что он задерживал Исава при рождении и потом при получении благословения от отца Исаака, и означает борьбу со страстями и пороками; а Израиль значит зрящий Бога, и означает высшую духовную жизнь, созерцание Бога). Такой порядок и блаженный Давид, по проречению Святаго Духа, так разделил, говоря сначала: ведом во Иудеи Бог, т.е. в душе, которая еще задерживается в исповедании грехов; ибо Иудея значит исповедание; а в Израиле, т.е. в том, кто видит Бога, или (как некоторые толкуют) праведник Божий, не только ведом, но и велико есть имя Его. Потом призывая нас к высшему и желая показать и самое место, в котором Господь утешается, говорит: и сделалось в мире место Его (Пс. 75,2-4), т.е. не в смятении сражения и борьбе с пороками, а в мире целомудрия и в постоянном спокойствии сердца. Итак, если кто удостоится завладеть этим местом мира по подавлении плотских страстей, то с этой ступени восходя и постепенно становясь духовным Сионом, т.е. зрителем Бога, будет так же и обителью Его. Ибо не в подвиге воздержания, а в постоянном наблюдении добродетелей Господь пребывает, где уже не притупляет, не подавляет, а навсегда сокрушил силу луков, из которых против нас некогда бросались огненныя стрелы похоти. Итак видите, что как место Господне не в подвиге воздержания, но в мире целомудрия, так и обитание Его в наблюдении и созерцании добродетелей. Потому справедливо врата Сиона предпочитаются всем селениям Иакова: врата Сиона больше всех селений Иакова (Пс. 86, 2). А что вы разсуждаете, будто возбуждение похоти плоти бывает неизбежно от того, что урина, постоянным притечением переполнив пузырь, раздражает покойные члены, хотя истинным последователям чистоты к приобретению ея не сколько не препятствует это раздражение, которое иногда во время сна производит это одно жизненное отправление, то надобно знать, что если и бывают (члены) возбуждены, но по силе целомудрия возвращаются к своему покою, так что не только без всякаго истечения, но и без малейшаго воспоминания о похоти улегаются. И потому, чтобы с законом души согласовался и закон телесный, и в питие самой воды надобно избегать излишества, так чтобы ежедневное скопление влаги, притекая к высшим членам, не только очень редко производило то возбуждение тела, которое вы считаете неизбежным, но и делало этот огонь, если можно так сказать, тихим, теплым, холодным, без всякаго жжения, на подобие дивнаго видения Моисея (Исх. 3,2), так чтобы купина нашей плоти, объятая безвредным огнем, не сожигалась; или на подобие тех трех отроков, для которых духом росным охлаждалось пламя халдейской печи, так что пламя огня не коснулось ни волос их, ни одежды, так что мы уже и в этом теле начинаем некоторым образом стяжавать то, что чрез пророка обещается святым: когда пойдешь чрез огонь, не обожжешься, и пламя не опалит тебя (Ис. 43,2).

12. О дивных делах производимых Богом во святых.

Подлинно велики, дивны дары, и никому из людей, кроме только испытавших, неизвестны, которые Господь верным Своим находящимся еще в этом тленном теле, дарует с неизреченною щедростию. Пророк, разумея под этим чистоту духа, как от своего, так и от лица тех, которые достигли этого состояния и расположения, воскликнул: дивны дела Твои Господи и душа моя вполне познает это (Пс. 138,14). Иначе пророк ничего новаго и великаго не сказал бы, если бы с другим расположением сердца, или о других делах Божиих произнес это. Ибо нет никого из людей, кто и из величия самаго творения не познавал бы, что дивны дела Божии. Впрочем, что Он во святых Своих ежедневным действованием производит, и по особенной щедродательности обильно изливает, того никто другой не знает, кроме души пользующагося, которая в тайне своего сознания бывает единственная целительница благодеяний Его, так что не только никаким словом не может выразить их, но и чувством и помышлением объять, когда, выходя из состояния огненной горячности, спускается к материальным, земным видениям. Ибо кто не удивится делам Божиим в себе, когда увидит, что ненасытимая жадность чрева, много иждивительная и гибельная роскошь прожорливости подавлены в нем, так что едва самую малую и самую дешевую пищу редко и нехотя принимает? Кто не удивится делам Божиим, когда почувствует, что тот огонь похоти, который прежде считал естественным и неугасимым, теперь охладел так, что не чувствует в себе и простаго возбуждения плоти? Как не возблагоговеет пред силою Божиею всякий, когда увидит, что люди прежде жестокие, свирепые, которые и при раболепном услуживании раздражались, приходили в большую ярость, теперь пришли в такую кротость, что не только не возмущаются никакими обидами, но еще с большим великодушием радуются, когда оне будут нанесены? Подлинно, кто не удивится делам Божиим, и подлинным расположением не воскликнет: я узнал, что велик Господь (Пс. 134,5), когда увидит себя, или другого кого либо, что из хищнаго сделался щедрым, из расточительнаго воздержным, из гордаго смиренным, из щеголеватаго и изнеженнаго пренебрегающим щегольством и изнеженностью, и добровольно переносящим бедность и тесноту настоящих обстоятельств? Точно, дивны эти дела Божии, которыя особенно впрок и подобные ему признают, изумляясь при удивленном созерцании их. Это суть те чудеса, которыя Бог положил на земле, которыя тот же пророк рассматривая, призывает все народы к удивлению им, говоря: приидите, и видите дела Божии - какие произвел Он чудеса на земле; прекращая брани до края земли, сокрушил лук, и преломил копье, колесницы сожег огнем (Пс. 45,9.10). Какое чудо может быть больше, как в самое короткое время из хищных мытарей сделаться апостолами, из жестоких гонителей самыми терпеливыми проповедниками Евангелия, так что ту самую веру, которую преследовали, потом распространяли даже пролитием своей крови? Это суть те дела Божии, о которых Сын Божий свидетельствует, что Он ежедневно вместе с Отцом делает, говоря: Отец Мой доселе делает, и Я делаю (Иоан. 5,17). Об этих делах Божиих блаженный Давид, воспевая в духе, говорит: благословен Господь Бог Израилев, един творящий чудеса (Пс. 71,18). Об них и пророк Амос говорит: Бог тень смерти претворяет в утро, и день потемняет ночью ( Амос. 5,8). Это именно есть изменение десницы Вышняго (Пс. 76,11). Об этом спасительном делании Божием пророк молит Господа, говоря: утверди Боже то, что Ты сделал для нас (Пс. 67,29). Я уже не говорю о тех тайных, сокровенных действиях Божиих, которыя дух всех святых в каждую минуту видит совершающимися внутри себя особенным образом, о том небесном излиянии духовнаго веселия, вследствие котораго унылый дух живостию нечаянной радости возвышается к тем неведомым восторгам сердца, к неизреченным, неслыханным утешениям радости, которыми мы, иногда цепенеющие в унылой безчувственности, как бы от глубокаго сна возбуждаемся к пламенной молитве. Это есть та радость, о которой блаженный апостол говорит: чего глаз не видел, ухо не слышало, и не приходило на сердце человеку (1 Кор. 2,9), т.е. тому, который расслаблен земными пороками, привязан к человеческим страстям, и не видит ничего из этих даров Божиих. Наконец тот же апостол как о себе, так и о подобных ему, которые уже вышли из сожительства человеческаго, прибавил, говоря: а нам Бог открыл сие Духом Своим (ст.10).

13. Одни испытавшие знают сладость целомудрия.

Итак, во всем этом, сколько дух возвысится в чистоте, столько же возвышеннее будет созерцать Бога, и будет возрастать в нем большое удивление в самом себе, нежели раскрываться способность высказаться, или словом для рассказа. Ибо как не испытавший не может умом постигнуть этого веселия, так испытавший не в состоянии будет изъяснить словом, подобно тому, как если бы кто захотел на словах объяснять сладость меда тому, кто никогда ничего сладкаго не вкушал; точно, и этот не поймет ушами приятности вкуса, который никогда устами не отведывал, и тот не возможет словами объяснить сладость, которую узнал вкусом, а только вследствие узнания приятности, необходимо, только молча, будет удивляться в себе сладости испытаннаго вкуса. Так и всякий, кто удостоится достигнуть вышесказаннаго состояния добродетелей, молча, умом разсматривая все то, что Бог, по особенной благодати, делает в Своих рабах, и при размышлении о всем этом изумляясь, с искренним расположением сердца будет взывать: дивны дела Твои, Господи, и душа моя вполне сознает это (Пс. 138,14). Итак это есть дивное дело Божие, что человек плотяный, находясь во плоти, отверг плотския страсти, и при таком разнообразии обстоятельств и вражеских нападений держится в одном состоянии духа, и пребывает непоколебим при всяком изменении случаев. Укрепленный такою добродетелию один старец, когда у Александрии, быв окружен толпой неверных, стал подвергаться не только злословию, но и тяжким обидам толкающих, и когда с насмешкою говорили ему: что удивительнаго сделал ваш Христос, Котораго вы почитаете? сказал: "то, что я не возмущаюсь и не оскорбляюсь этими и большими обидами, если бы вы нанесли".

14. Вопрос: о качестве воздержания и о времени, в которое может усовершиться целомудрие.

Герман: Поелику удивление этой не человеческой, не земной, но совершенно небесной и ангельской чистоте вдруг привело нас в такое изумление, что породило больше страх, нежели возбудило души наши к желанию ея, то просим преподать нам более полное наставление касательно качества воздержания и количества времени, в которая она может быть приобретена или усовершенствована; поелику мы верим, что она усовершаться может, и мы потом, с течением определеннаго времени, будем воодушевляться к снисканию ея. Ибо мы считаем ее неудободостижимою для находящихся в этой плоти, если нам верным образом не будет объяснен некоторый порядок и путь, которым мы можем достигнуть ея.

15. Ответ: во сколько времени может быть приобретена чистота.

Херемон: Для усовершения чистоты, о которой говорим, довольно безрассудно, особенно при таком разнообразии удовольствий, или сил, назначать известную меру времени, которую нельзя назначать и для материальных искусств и видимых наук; ибо каждому необходимо усвоять их, смотря по усердию души и по качеству дарований. Впрочем мы можем верно определить образ воздержания и размер времени, в течение котораго узнается возможность усовершения чистоты. Итак, кто, устранившись от праздных разговоров и умерши для всякаго гнева, безпокойства и попечения мирскаго, для ежедневнаго питания будет довольствоваться только двумя хлебцами (хлебец в полфунта весом), и избегая сытости в воде, покой сна будет ограничивать пространством трех, или (как иные постановляют) четырех часов; однакож будет верить, что он приобретет ее не заслугою своих трудов или воздержания, а по милосердию Божию (ибо без этой веры суетно все усилие человеческаго труда), не более как в шесть месяцев узнает, что не невозможно для него усовершенствование в ней. Впрочем это очевидный знак близкой чистоты - начинать ее тем, чтобы не надеяться на тщательность своего труда. Ибо если кто истинно поймет силу этого стиха: если Господь не созиждет дома, напрасно трудятся строющие его (Пс. 126,1); то не будет возноситься заслугами своей чистоты, понимая, что он приобрел ее не своим прилежанием, но по милосердию Божию; и к другим не относится со строгостью, зная, что человеческая добродетель ничего не значит, если не будет вспомоществовать ей сила Божия.

16. О конце и средстве приобретения и сохранения целомудрия.

Потому для всякаго из нас, всеми силами подвизающагося против духа блуда, единственную победу составляет то, чтобы не ожидать средства от своего старания. Хотя эта вера для всех кажется легка, удобна, однакож новичками приобретается так же трудно, как и совершенство самаго целомудрия. Ибо когда хоть немного улыбнется им чистота, и они в тайне своего сознания тонким подкравшимся возношением услаждаются, думают, что они достигли ея ревностию своего прилежания, то необходимо бывает, чтобы они, немного лишившись вышней помощи, дотоле были обезпокоиваемы страстями, которыя Божественная сила подавила было, доколе по научению опыта не познают, что они своими силами и старанием не могут приобресть чистоты. Чтобы нам рассуждение наше о конце полнаго целомудрия, состоящее из длиннаго объяснения, коротко заключить, собрав в одно все, что обширно и разсеянно было изложено, скажем, что совершенство целомудрия состоит в том, чтобы монах в бодрственном состоянии не допускал никакого услаждения похотью, чтобы, и покоясь, во сне не имел обольстительных грез; но когда бы во время сна, при беззаботности усыпленнаго ума, и произошло раздражение плоти, то как оно возбудилось без всякаго ощущения удовольствия, так чтобы и успокоилось без всякой плотской нечистоты (т.е. истечения). Это, о конце целомудрия, сколько могли, изложили мы не голословно, а по научению опыта. Хотя это, думая, ленивыми и нерадивыми, может быть, будет сочтено невозможным; однакож я уверен, что ревностными и духовными мужами согласно будет признано и одобрено. Ибо столько различия между людьми, сколько разнятся между собою цели, к которым стремятся души их, или сколько отстоит небо от ада, или Христос от велиара, по изречению Господа Спасителя: кто Мне послужит, Мне да последует; и где Я, там и слуга Мой будет (Иоан. 12,26), и еще: где сокровище ваше, там будет и сердце ваше (Мф. 6,21).

Доселе блаженный Херемон рассуждал о совершенстве целомудрия и удивительное учение о возвышенной чистоте заключил таким словом, советуя нам, приведенным в изумление, чтобы мы, поелику большая часть ночи уже прошла, немного предавшись телом покою, не отказывали ему в естественной пище сна, чтобы дух, ослабевши от разслабления тела своего, не лишился силы святаго намерения.