29 апреля покинул свое земное жилище отец Сергий Четвериков. В эмиграции, богатой выдающимся духовенством, не было и нет священника, равного отцу Сергию по духовному авторитету, по любви к нему его духовных детей и по тем бесчисленным связям, которые соединяли его и с молодежью, и со взрослыми, ищущими его руководства и совета. Но он был огромным авторитетом и для духовенства, в этом смысле справедливо назвать его старцем старцев. Отец Сергий прошел долгий путь священства, который всем кто знал его лично представляется ясным и безоблачным, как тихий июньский вечер. В нем была глубинная простота и ясность и однажды, встав на путь священства (преодолев для этого "Sturm und Drung" [2] - духовную бурю, о которой он сам пишет, но которую нам в нем и представить трудно), он шел по нему спокойно, ровно, воплощая в себе пленительный образ русского пастыря, русского старца. Удивительным образом сочетались в нем уставность со свободой, строгость с добротой, аскеза с любовью к людям, к природе, к культуре. У него были свои вкусы и убеждения, но у него не было предрассудков, поэтому суждения его были почти всегда неожиданными и новыми: предугадать или предсказать что он скажет и что сделает было невозможно. Мы знаем его как молитвенную душу Христианского студенческого движения. Он сблизился с ним в 1926 году, будучи настоятелем церкви в Братиславе, помогая возникшему там кружку, навещая съезды, участвуя в журнале Движения.
      В "Вестнике РСХД" (№ 3 за 1926 г., литографированное издание) появилось замечательное "Письмо русским студентам, участникам Христианского движения", в котором о. Сергий излагал свое мнение о задачах и целях Движения и об опасностях, стоящих на его пути. Письмо содержит ряд автобиографических данных и покоряет своей искренностью, простотой и ясностью. За ним последовали статьи "Отчего мы радуемся в день Святой Пасхи" (№ 6, 1926), "Христианство как рождение новой жизни в душе и как трудничество во имя Христово" (№ 2, 1928), "Задачи Движения" (№ 5, 1928) и др.
      Движение очень быстро поняло с кем оно имеет дело и обратилось с просьбой к Владыке Евлогию дать им отца Сергия. Владыка, конечно, на это согласился. Но удивительно и типично для о. Сергия было то, как он сам принял это приглашение работать в учреждении нового типа, не вмещающегося ни в какие канонические формы и столь многими подозреваемое.
      Вот что писал он в своем первом письме Движению, напечатанном в № 9 "Вестника" за 1928 год: "... митрополит Евлогий поручил мне пастырское руководство Русским христианским студенческом движением. Я сознаю важность и ответственность этого поручения, сознаю и слабость своих сил, но так как я люблю Движение, считаю его очень важным явлением русской жизни, многого ожидаю от него для Православной Церкви и для России, то я охотно готов посвятить ему весь остаток моей жизни, надеясь на помощь Божию и на молитвы всех тех, кому близко и дорого дело, совершаемое Движением...".
      Дальше о. Сергий говорит о том, как он понимает свою задачу в Движении: не как администратора (потому что у Движения есть свои органы) и не как духовника (потому что члены Движения рассеяны по всему свету и уже имеют своих духовников). "В чем же в таком случае будет состоять мое отношение к Движению? По моему мнению оно будет состоять в том, что я буду жить с Движением одной жизнью, входить, насколько могу и сумею, в жизнь как отдельных членов Движения, так и в жизнь кружков и съездов, работать и молиться с ними, теснее связывать Движение с Церковью, помогать ему выяснять и осуществлять его задачи, содействовать его правильному церковному росту и развитию. Конечно, во всех перечисленных мною отношениях можно сделать и очень много, можно и ничего не сделать; можно стать полезным и нужным Движению, можно оказаться и тяготящим его бременем. Я искренно молю Бога помочь мне быть первым, а не последним", - писал он.
      О том, насколько удалось о. Сергию выполнить свою задачу свидетельствует та горячая любовь, которая сопровождала его во всех его поездках по Движению. А где он только не был! И повсюду у него образовывались крепкие связи, которые влекли за собой огромную, превосходящую воображение переписку. Если о cure d'Ars говорят, что он был "мучеником исповедальни", то об о. Сергии можно сказать, что он был "мучеником письменного стола".
      В Париже, на стене около стола он прикрепил все фотографии съездов, кружков членов Движения. И снимок с сотнями глаз, смотрящих на сидящего перед столом о. Сергия, является символом Движения, как молитвенного братства, так и малой церкви: ecclesia in episcopo, episcopus in ecclesia.
      У о. Сергия был особый дар, который можно назвать "явленной соборностью". Он сам сознавал это, но принимал этот дар как свой долг - в первую очередь - молитвенный. Незадолго перед своей смертью он писал в Париж, обращаясь к членам Движения: "Расставаясь со всеми вами, и взрослыми, и юными - с любовью и молитвой призываю на вас благословение Божие, который давал мне силы носить вас в сердце своем, как некогда он давал силы
      Моисею носить в сердце своем народ Израильский...". Это ношение в сердце других сказывалось и литургически: в церкви о. Сергия находили себе приют все бездомные священники; к церкви Движения Владыка Евлогий неизменно приписывал тех, кто оказывался без приходов. Поэтому бывали такие службы: служить о. Лев Липеровский, на клиросе поет и читает о. Виктор Юрьев, а прислуживает и подает кадило о. Сергий.
      Это соборование духовенства в Движенской церкви стало традицией: так часто в ней служат, и столь многие! "Соборность" о. Сергия, видимая и ощущаемая в алтаре и храме и распространявшаяся на все Движение, им не ограничилась. В его речах и статьях всегда наличествует молитвенная память о русском народе, живая связь с русскими святыми. И уходя от нас, он завещал всем постоянно читать ту молитву, где поминается Собор святых - вселенских и русских - для того, чтобы самая память о Родине была для нас путем вхождения в Собор святых.
      Мы не можем сейчас говорить подробно о работе о. Сергия в Движении, ни тем более о всей его жизни. Достаточно взять в руки "Вестник" и пересмотреть те 28 статей о. Сергия, которые в нем напечатаны, чтобы получить впечатление о значительности, глубине его работы и его влиянии. А к статьям надо еще прибавить Праздничные письма - проповеди (их в моей коллекции документов Движения 31). Достаточно просмотреть фотографические альбомы Движения, чтобы увидеть о. Сергия, окруженного парижанами, пражанами, рижанами, ревельцами, выборжцами и т. д. Поистине он был протоиереем всей Европы, как назвал его митрополит Евлогий.
      После путешествия на Валаам (1930 г.) о. Сергий очень полюбил тишину этого монастыря и неоднократно уезжал туда для литературной и духовной работы. А в 1939 г., отправившись туда, он уже не смог вернуться в Западную Европу. В Сочельник 1940 года о. Сергий вместе с братией монастыря был эвакуирован в Финляндию и сначала жил во временном помещении монастыря, а потом, чтобы не обременять братию, переехал в Гельсингфорс, откуда перебрался в Братиславу к своему сыну Феодосию Сергеевичу. Там о. Сергий провел последние годы своей жизни, очень тяготясь тем, что жить ему пришлось в трех километрах от церкви, которую он по крайней слабости не мог посещать. Незадолго перед смертью он написал своим друзьям и сопастырям большое письмо, которое мы и печатаем ниже, ибо оно лучше всякой биографии творит вечную память дорогому почившему.

     Примечания