БОГОСОЗНАНИЕ - простецкое богословие

     За религию умирают. За нее умерло гораздо больше, чем за науку. Зеленое дерево веры, такое старое и все-таки зеленое, куда могущественнее, ветвистее, многообъемлюще, нежели веточки и разветвления науки. Религия - как океан: они приемлет в себя мудреца и простеца... Она - вся чудо и всемогущество.
     И чудо ее наглядно выражено с особенной ясностью в лице о. Георгия.
     История его пастырства началась в селе Спас-Чекряк Болоховского уезда Орловской губернии при жизни еще старца Амвросия Оптинского. В 1919 году о. Георгий был еще жив... Он был высокого роста, сильно сутулый, с несколько резкими движениями и глубокими глазами. Как человек редкой душевной красоты, он читал в сердцах и всегда находил на тайную скорбь слово привета, утешения, совета. Каждый получал то, чего ждала его измученная душа... О даре прозорливости о. Георгия создались целые легенды со слов очевидцев, на себе испытавших силу этого дара. Он стал известен не в одной только Орловской губернии...
     Велика была потребность высказаться, найти своей душе такого руководителя, который бы от Бога был призван врачевать раны бедствующих душ человеческих.
     Простая речь, исполненная теплоты и ласковой задушевности, лилась из уст о. Георгия: "Ну, как Вам понравилась наша церковка? - Дивная, батюшка! Не одно столетие, должно быть, пережила она? Такие церкви теперь только на картинках, разве, рисуют. - Правда Ваша, древний храм! Я застал в нем антиминс, освященный еще во времена Царевны Софии Алексеевны. Совсем завалилась церковь-то, когда я поступил сюда на служение. - Как это Вам Бог помог устроить все, что мне довелось здесь у вас видеть? - Сила Божия в немощи нашей свершается. Пока человек рассчитывает на свои силы, до тех пор нет проявления споспешествующей силы Божией. А вот, оставили тебя твои силы, ближние твои отступили от тебя, нет спасающего, тут-то и возопи с верой и смирением! А Бог-то, Он тут как тут. Скор и внезапен Он, Милосердный, на помощь всем, призывающим Его во Истине. Кажется, вот-вот затоптали человека люди и обстоятельства, а он возопил к Богу из глубины душевной, и вот - где топтавшие?! Моя жизнь прошла чрез какие-то искусы. Когда петля, казалось, захлестывала меня, помог Господь, да как помог-то! Через старца Амвросия - блаженная ему память, угоднику Божию! - Как же это, батюшка, случилось? - Извольте, расскажу. Я из этого тайны не делаю, да и нельзя делать тайны из проявления Божественной силы и благодати. К тому же и касается вся эта история больше старца Амвросия, чем меня, многогрешного... Немощь нашу Вы уже изволили видеть. Со дня моего поступления в здешний приход я уже успел, по милости Божией, кое-что восстановить, кое-что исправить. Но когда я сюда приехал, меня оторопь взяла: что мне тут делать? Жить не в чем, служить не в чем. Дом - старый-престарый; церковь, пойдешь служить, того и гляди, самого задавит. Доходов почти никаких... Прихожане удалены и от храма, и от причта. Народ бедный; самому впору еле прокормиться... Что мне было тут делать?! Священник я в то время был молодой, неопытный, к тому и здоровьем был очень слаб, кровью кашлял. Матушка моя была сирота бедная, без всякого приданого. Поддержки, стало быть, ни оттуда, ни отсюда не было, а на руках у меня еще были младшие братья. Оставалось бежать. Так я и замыслил.
     На ту пору велика была слава отца Амвросия. Пустынь Оптинская от нас верстах в шестидесяти. Как-то по лету - ночь бессонная - взгомонился я от думушек... Ни свет, ни заря - котомку за плечи, да и пошел к нему отмахивать за благословением уходить мне из прихода. Часа в четыре дня я уже был в Оптиной. Батюшка меня не знал ни по виду, ни по слуху. Прихожу в его келью, а уж народу там - тьмы: дожидают выхода батюшки. Стал и я в сторонке дожидаться. Смотрю - он выходит да прямо меня через всех и манит к себе: "Ты, иерей, что там такое задумал? Приход бросать? А? Ты знаешь, Кто иереев-то ставит? А ты бросать? Храм, вишь, у него стар, заваливаться стал? А ты строй новый, да большой, каменный, да теплый, да полы в нем чтобы были деревянные: больных привозить будут, так им чтобы тепло было. Ступай, иерей, домой, ступай, да дурь-то из головы выкинь!.. Помни: храм-то, храм-то строй, как я тебе сказываю. Ступай, иерей, Бог тебя благословит!"
     А на мне никакого и знака-то иерейского не было. Я слова не мог вымолвить. Пошел я домой тут же. Иду да думаю: что же это такое? Мне строить каменный храм? С голоду дома чуть не умираешь, а тут храм строить! Ловко утешает, нечего сказать!
     Пришел домой, кое-как отделался от вопросов жены... Ну, что ей было говорить? Сказал только, что не благословил Старец просить перевода. Что у меня тогда в душе происходило, кажется и не передашь!.. Напала на меня тоска неотвязная. Молиться хочу, молитва на ум не идет. С людьми, с женой даже на разговариваю. Задумываться стал.
     И стал я слышать и ночью, и днем - больше ночью - какие-то страшные голоса: уходи, говорят, скорей! Ты один, а нас много! Где тебе с нами бороться! Мы тебя совсем со свету сживем!.. Галлюцинации, должно быть. - Батюшка, я верую! - Ну да! Что бы там ни было!.. Только дошло до того, что не только во мне молитвы не стало, - мысли богохульные стали лезть в голову; а придет ночь - сна нет, и какая-то сила прямо с постели стала сбрасывать меня на пол, да не во сне, а прямо въяве: так-таки поднимет и швырнет с постели на пол. А голоса-то все страшнее, все грознее, все настойчивей: ступай, ступай вон от нас! Я в ужасе, едва не мешаясь рассудком от перенесенных страхов, опять кинулся к отцу Амвросию. Отец Амвросий, как увидел меня, да прямо, ничего у меня не расспрашивая, и говорит мне: Ну, чего испугался, иерей? Он один, а вас двое! - Как же это так, - говорю, - батюшка? - Христос Бог, да ты - вот и выходит двое! А враг-то - он один... Ступай, - говорит, - домой, ничего вперед не бойся; да храм-то, храм-то большой каменный, да чтобы теплый, не забудь строить! Бог тебя благословит! - С тем я и ушел. Прихожу домой; с сердца точно гора свалилась. И отпали от меня все страхования. Стал я тут и Богу молиться. Поставишь себе в церкви налойчик за левым клиросом перед иконой Царицы Небесной, затеплишь лампадочку, зажжешь свечку, да и начнешь в одиночку в пустом храме канон Ей читать, что теперь читаю. Кое-что из других молитв стал добавлять.
     Смотрю, так через недельку-другую, один пришел в церковь, стал себе в уголочку, да со мной Богу вместе молится; там другой, третий, а тут уже и вся церковь полна стала набираться. А как помер батюшка о. Амвросий, народ его весь начал к Чекряку прибиваться: советов от меня, да утешения ищут, без о. Амвросия жутко стало жить на своей вольной волюшке. Трудно человеку в наше время - без руководителя! Ну, да я - какой руководитель! Вот был руководитель и утешитель - это о. Амвросий! Тот и впрямь был всяких недугов душевных и телесных врачеватель!.. Впрочем, по вере ищущего, Господь по обетованию Своему не отказывает человеку в его прошении во благо и через недостойных пастырей..."
     Вот эти блага потоком и лились через о. Георгия. Мы же, почти современники его, во многом отступили. Трудимся до изнеможения, как рабы плоти, не для приобретения необходимого только в жизни, но для умножения удобств, которым нет конца, для роскоши и наслаждений. Мы слишком утомлены этою работою, чтобы принять на себя еще и духовный труд. У нас нет времени ни для размышлений, ни для молитвы. Где же тут возможность пробудиться духу? Когда ему собраться с силами? Когда и где познакомиться с духовными опытами?
     В наших руках весы, по которым с точностью мы можем определить наше нравственное состояние. Вечная Истина: нельзя работать двум господам (Мф. 6, 24). Господь не только слово Свое дал нам, но и все благодатные средства для жизни духовной. Церковь - родина нашего духа - стоит перед нами во всей своей вечной силе и красоте. Не знает Господь тех, кто мертв духом - мертвые члены отлучаются от нее. И если молитва - кровь Церкви, то кровь для мертвого члена бесполезна. "Все умирающие вне Церкви, - по словам еп. Феофана, - подобны самоубийцам". А участник в созидании Церкви на земле, в ее ограждении и укреплении становится сознательным гражданином Неба, свободным сыном Церкви и другом Христа (Ин. 15, 15).