БОГОСОЗНАНИЕ - простецкое богословие

     Гностики были люди религиозные, но с душой, исполненной языческих басней. Их задание было - избавить человечество от бедствий земной жизни и спасти его. Гностик смотрит на этот мир, как на произведение злых демонов, держащих в своей власти и человеческую душу. Отцами гностиков являются вавилонские маги-астрологи. Они появились ранее Христианства. Гностики пытаются исправить и Христианство по своему, то есть взять от него имя и форму и наполнить своим содержанием, подменить ценность подделкою. Это не простое и случайное заблуждение религиозной мысли и чувства, это - болезнь человеческого духа. Это - антихристианство.
     Гностицизмом отдает современное сектантство. От гностицизма имеют корни и иные вероисповедания, отошедшие от единой Апостольской и Соборной Церкви. Его можно распознать в современных религиозных и философских течениях.
     Гениальный В.В. Болотов хорошо исследовал это течение в своей "Церковной истории". Мне прямо чудом попали литографированные лекции его, читанные им в 1896-97 гг. Они принадлежали известному в Харбине кандидату Богословия П.А. Чистякову, слушавшему В.В. Болотова. Мое обещание, данное П.А. Чистякову, -использовать эти лекции в печати - хочу сейчас хотя бы в малой мере осуществить...
     "Кроме внешней борьбы с язычеством, - пишет В.В. Болотов, - Христианство должно было вести борьбу в области чистой мысли, оно должно было бороться с гностицизмом. Как возможно, спрашивается, чтобы такие воззрения, которые проповедовал гностицизм, могли привлекать умы? Эти воззрения почти бессмысленны, рассказы гностиков представляются игрой фантазии. Во главе гностиков стояли люди высокообразованные - с философским складом ума; гносис противопоставлял свои воззрения христианским, говоря от лица науки. Поразительное стремление гностиков облекать свое учение в форму эпопей находит отчасти свое объяснение в том, что они отдавали этим дань своему восточному происхождению. Чем колорит гносиса был восточнее, тем более имел он авторитета в глазах языческого мира. Чтобы сделать воззрения и идеи наиболее восприемлемыми и поставить их в наилучшие условия распространения, и в наше время очень часто прибегают к помощи беллетристики, облекают их в форму вымысла. Посему и гностики были правы, когда облекали свои мысли в повествовательную форму - в форму эпопеи. Гносис противустал Христианству как воззрение по преимуществу научное. Но гносис предлагал решение мировых задач не на основании только научных изысканий, но и на основании Божественного Откровения.
     Гносис по отношению кафолической Церкви стоял довольно своеобразно. Гносис не претендовал на то, чтобы заменить собою все существующие религии. Он предполагал, что вопросы жизни так серьезны, что их могут понимать только немногие. Поэтому все религии, и Христианство в особенности, как занимающиеся решением этих вопросов со своей точки зрения, имеют право на существование.
     Естественно, что борьба с гносисом содействовала тому, что христиане стали твердо держаться канона священных книг и уяснять их принадлежность к канону. Гносис противостал Христианству как наука. Проповедь Христианства не старалась согласовываться с научными изысканиями, достигнутыми в то время. По своей простоте Христианство не затрагивало тех вопросов науки, которые не могли не нуждаться в разрешении. Христианство, как религия не от мира сего, не задавалось решением вопросов мирского характера.
     В исторических обстоятельствах того времени, на которое падает развитие гносиса, лежат уже данные для того, чтобы это философствование получило специфическую окраску: гносис явился, таким образом, как философия религиозная и именно как философия пессимизма. Совокупность многих условий должна была вызвать это явление. Если брать гносис по его основе, как философскую систему, то здесь должно было сказаться прежде всего угасание философской мысли. Все наиболее энергичные представители философского мышления принадлежали уже к прошедшему периоду: на смену Платона и Аристотеля выступили эпигоны - и один другого ничтожнее, и один другого менее оригинален. Экклектизм, подчас довольно беспринципный, из всех систем, современных появлению Христианства, был самою популярною философией. Если всмотреться в общее положение культурное, то и здесь оказывается много явлений, направляющих мысли на эту пессимистическую ноту. Греческий мир задушен был Римом, следовательно, наиболее культурный центр древнего человечества должен был погаснуть. Сам победитель - Рим переменил основу существования, поставил перед собою задачу, по-видимому, самую широкую - задачу всемирного обладания. Для него сделалось девизом: "Ты, Рим, помни, что тебе должно повелевать народами". И эта задача при императорах более или менее полно осуществлена: действительно, Рим повелевал народами. Но если поставить вопрос, доставили ли эти новые политические успехи какое-нибудь счастье, то придется этот вопрос решить отрицательно. Правда, возникновению принципата предшествовала довольно кровавая сумятица в самом Риме. Времена триумвиратов знаменовались часто истребительными войнами среди самих римских граждан, и когда принципат возник при Августе, продолжен при Тиверии, то этот переход в новую форму принес значительные улучшения в общественной жизни. Но были республиканцы, которые достаточно были проницательны, чтобы не мочь не заметить, что, несмотря на удержание республиканских форм, Рим является все же монархией; поэтому послышались сетования различных патриотов доброго времени, хотя если бы взвесить их сетования и вопли, то пришлось бы во многих случаях отказать им во всякой законности. Но несомненно, что принципат затем дал таких представителей, которые были менее всего достойны престола: деспотизм их принял самые широкие размеры. Неудивительно отсюда, если состояние умов в столице было самое угнетенное и литература начинает особенно развиваться в форме поэзии сатирической.
     Тем не менее, эти времена дурных цезарей оказываются явлением скоропреходящим; делаются со всех сторон добросовестные усилия доставить человечеству наиболее обеспеченное существование. По верному замечанию наилучших знатоков римской жизни, если бы Ангел Божий подвел итог тому, как управляются народы, входившие в состав империи Септимия Севера в начале III века по Рождества Христовом и как управляются эти же народы во все последующие времена, то едва ли приговор его не состоялся бы в пользу управления именно под влиянием римских цезарей, потому что, вероятно, никогда - ни прежде, ни после - правительство так добросовестно не заботилось о том, чтобы управлять всеми этими обширными и разновременными территориями по всей империи; никогда и интересы населения не были взвешиваемыми так внимательно, никогда правительство не делало столько для удовлетворения духовных стремлений и чистой нравственности, как в это время. Между философами обнаруживаются порывы к тому, чтобы нравственность обосновать на гуманности. Современники этих философов стараются вести жизнь настолько удовлетворительную в нравственном отношении, что с ними никак нельзя поставить в ряд подчас лучших представителей исхода республики и начала монархии; и, не смотря на эти лучшие усилия, которые должны были бы вселить в людях уверенность, что они прогрессируют и в нравственном, и в политическом смысле, ни в ком, однако, не рождалось уверенности, что впереди его ждет не худшее, а лучшее; какая-то старость чувствовалась во всем культурном мире; слагались легенды даже в том смысле, что люди чувствовали даже физическое вырождение: утверждали, что глаз человеческий не замечал так далеко корабля, как видели его предшественники. Когда приходилось говорить о каком-нибудь идеальном будущем, то всегда это идеальное будущее понимали, как возвращение к прошедшему. Еще Гораций охарактеризовал своих современников так: tristis gens mortalium; и когда Вергилий думал воспевать наступление золотого века с началом принципата, он полагал, что сама справедливость возвращается в Сатурново царство. Таким образом, всеми лучшими людьми чувствовалось, что лучший период прожит, а впереди нужно ждать все худшего и худшего. Подобное состояние обветшания и истаски обыкновенно способно лишать энергии представителей философии для того, чтобы надеяться на лучшее будущее; и поэтому из всего накопленного опыта брали такие элементы, которые подходили к общему состоянию человечества, дававшему себя чувствовать решительно во всем..."
     Велика была опасность для Церкви от гностицизма, угрожавшего самому бытию ее. И смертельная опасность была создана теми, кто стоял во главе ее и руководил жизнью. Вред для Церкви от гонений казался не столь страшным, как от гностицизма. Если в защиту гонимых христиан выступили сравнительно немногие апологеты; то в борьбу с гностицизмом вступили, по-видимому, все, кто только более или менее владел пером... Но гностицизм чрезвычайно живуч. Следы его существования обнаруживаются и в средних веках, и в новом времени, и в XIX веке, и в XX столетии.
     Теперь, мы убеждены, мир встал тверже, чем когда-нибудь, на искривленные пути гностицизма. Мир в сделке со злом. Христианство все более отступает от своей незыблемости и твердости. Исторический гранитный его фундамент колеблется от напора суетных учений и греховных влечений. Один Господь может остановить этот процесс, бурно стремящий человечество в темноту и к самоуничтожению. Голос христианских мудрецов, голос великих святителей бессилен остановить всеобщее разложение. Но молчать нельзя. Надо возвысить голос подобно трубе. И на этот клич откликнутся все верные сыны со всех концов мира - и в общем молитвенном гимне сольются все сердца православных христиан, и услышит их Господь и Сам устроит, обновит этот мир... Или огнем очистит его.