Часть II. В ПОИСКАХ ЖЕМЧУГА

     Надо присматриваться к фактам жизни, они говорят о Боге, все проповедует славу Божию. Надо учиться читать книгу жизни — это неписанное Евангелие.

     Церковь — народ. Лучшая часть народа, нравственное состояние его. В церкви все связано с народом, от рождения до смерти.
     Вся история связана с Церковью. Трудные моменты с церковью: войны, революции и всякие бедствия.
     Совесть народная — Церковь.
     Борьба с Церковью — борьба с совестью народной.
     Гонения. Разделили народ: в доме — муж гонит жену, дети — родителей и, наоборот, родители — детей.
     Сколько разрушенных памятников!
     Художники, писатели — чуткий народ! встали в защиту, создано общество по охране памятников — значит, тревога.
     Примеры. Почаевская Лавра сейчас. Монахов, особенно молодых, выселяют. Женщин насилуют и оскорбляют. Милицейские посты на дорогах, чтобы никто не проходил. Автобусы не останавливаются или идут не в том направлении.
     Взорван Преображенский храм в Москве.
     Никольский храм. Пришли из райисполкома менять старосту и двадцатку.
     Мой друг, Николай Петрович, сторож того храма:
     — Это что же такое?
     Секретарь райисполкома:
     — Запишите в протокол, что срывает собрание...
     Николай Петрович, в прошлом юрист:
     — Можете командовать в райисполкоме, а здесь я сторож, и имею право вас попросить отсюда. Почему нарушаете свои законы? Вы в лучшем случае можете рекомендовать, а вы пришли нахально...
     Секретарь райисполкома юлит:
     — Мы не против закона. Хорошо, что у вас есть человек, знающий законы...
     Собрание окончилось, секретарь райисполкома просит Николая Петровича придти к нему. Кто знает, угрожать или покупать? Только Николая Петровича не купишь!
     Идеологическая борьба. С идеологии всегда скатываются на принуждения, преследования. Говорю от имени народа: уважайте убеждения, уважайте совесть народа! Это не политика. Это Евангелие.
     Нельзя молчать, когда кругом преступления.

     Была у нас гонимая Церковь, люди знали, что делать. Было воодушевление и вера. Стали изнутри разлагать, иерархия стала заигрывать с властями, и Церковь утратила свое значение. Чтоб оздоровить, нужно чтоб изнутри пошло оживление.

     Где двое или трое собраны во имя Христово, там и Церковь. Но собраны с верой, без веры, с одним названием, не могут быть собраны, хотя бы и было множество.
     В церкви один человек может выражать мнение Церкви, и множество — ложь. Тот, кто живет жизнью Церкви, по Завету Христову, тот только составляет Церковь, может быть её членом.

     Зло несет в себе разрушение, оно убивает себя, изживает себя, поэтому зло — небытие. Потому и ад — небытие, там нечего жалеть. Там ничего живого нет. Жалеть можно только живое, болеть можно только о живом, а в аду — смерть и нет там человеческих личностей. Когда говорят: как можно радоваться в Царстве Божьем, если в аду страдают люди, то можно ответить: в аду именно людей нет, там трупы, они изжили сами себя, трупы не имеют жизни.

     Когда истина в посрамлении, тогда оберегать честь, допустим, епископскую, как человека, или щадить чье-то самолюбие — мелко и малодушно. Нужно сражаться за Истину, Истина — прежде всего. А защитить Истину можно, только страдая за нее. Самоотверженность — защита истины.

     Закон, который не имеет правды Божьей, не заботится об Истине — только человеческое установление. А надо прежде всего слушаться Бога, а потом человека. Правда Божия, любовь Божия — прежде всего, в этом закон и пророки и всё остальное.

     Любовь к ближним — это не забота об их материальном благе, хотя и это нужно, любовь к ближним — это забота о том, чтобы они просветились светом Христовым, тогда будет всё: и любовь твоя к ним, и их счастье. Просвещать нужно не одним чем-либо, а словом и делом, согласно таланту, данному тебе от Бога.

     Обличая заблуждения и преступления, нужно иметь жалость к обличаемым. Без жалости, любви твое обличение превращается в осуждение, а сказано: не судите.

     Как мы привыкли блюсти букву и убивать смысл. Обсасывать комара и проглатывать верблюда. Какой бы ни был епископ — всё равно? Нет, не всё равно. Епископ — это лучшая часть верующего народа.

     Продал всё и купил жемчужину. Всё продать и купить жемчужину — значит она дороже всего? Да, Царство Божие это жемчужина, которая дороже всего. Но кто из нас решится?
     Собираем, копим, и вдруг никому не нужно, и жемчужины нет. Продать всё — добровольно расстаться — значит приобрести?! Но как долго, мучительно долго приходит такое сознание. Только после крушений оно приходит. После вот такого крушения, как у нас. Мы, современные люди, должны понимать ценность жемчужины, как никто. И уже кто-то уходит в поиск.

     Спасение все-таки каждый носит в своем сердце. Не то сквернит человека, что входит в уста, а то, что из уст исходит. Отправной пункт все-таки от себя. Чтобы ни начинал, куда бы не задумал поехать, а начальная станция на все поезда — твое сердце.

     Мяукает кошка, настойчиво, надрывно. О чем она просит? Никто не откроет дверь и не поманит её. Может быть, она голодная? Может быть, её котята замерзают?
     Есть такой суеверный обычай: входя в дом, впускать сначала кошку, а потом она не нужна, и вот бесполезно мяукает.
     Кошек мало кто сейчас держит, а собак многие. Выходят, гуляют с ними, а кошка, перебегая сугроб, испуганно оглядывается, не запустит ли кто палкой.

     Я думал, что этот человек ничего не имеет за душой, окончательно продался, но вот он слушает жадно, лихорадочно слушает, когда произносят слово правды, и вдруг слезинка. Украдкой смахнет, а глаза воспаленные, как будто он давно уже плачет, и рублик сует тому, кто выступает за правду. Господи, прости мое малодушие.

     — Ну что ты говоришь, разве ты не знаешь, что всё это ложь?
     — И знаю, и сказал умышленно. Но когда я сказал перед всеми: ты знай, что я защитил тебя, после этого они вряд ли возьмут тебя.
     Да, видимо, в наши дни бесправия и таким образом могут защищать, и друзья бывают там, где их не ожидаешь.

     Я шел как-то, метнулся человек, оглянулся кругом, жмет руку.
     — Спасибо, я поражаюсь... Не сломись!
     Значит надо мужественным быть не только за себя, а и за других. И не осуждать их, ведь каково бывает, когда в ночной тишине вдруг проснется совесть и начнет сосать...
     А у них не просыпается, говорите? А я все-таки не верю, проснуться может у любого преступника!
     Осуждение расслабляет. Мужество настоящее бывает от сострадания, от жалости, от любви. Любовь сильнее смерти и страха смерти — не случайно говорится. Верно!

     Протягиваются руки и дают...
     — Не надо, я не умираю с голоду.
     — Бери. Это наша лепта. В общую сокровищницу. Христос ведь не возражал, когда вдовица клала свою лепту?

     Хотят помочь, измученная Русь протягивает свои дрожащие руки. Отказаться? Подавляю всякое самолюбие и беру. Беру, как помощь, потому что... Что я могу без народа? Беру и радуюсь. Не пропадешь. Раз это есть — не пропадешь! Эй, слышите вы, кто пытается выбросить на произвол судьбы — накормят! Не плачь и ты, жена. Есть много добра еще в мире. Много добра есть на Руси, как бы его ни убивали.

     Я не знаю, всё как будто делает хорошо, с любовью, но вдруг что-то в нем фальшивым кажется, и закрадывается сомнение — не подослан ли?
     О, как тяжело, когда есть подозрения, а он невиновен и, может быть, мучается, что его подозревают, ведь это передается: сердце сердце чувствует. Господи, до чего же жизнь стала подозрительной, а не иллюзия ли она?
     Да, жизнь земная — иллюзия! Но что бы ни было — не бойся! Ничего не сделают никакие соглядатаи. Верь, что всё будет на пользу. Верь Богу, верь людям! Неси всем добро. Зло побеждается только добром.

     Ничего не делай, чтоб оправдать себя, это слишком слабая защита. Потерпи! — и Бог всё устроит.
     Самое главное, чему мы должны учиться — это терпению и быть искренними в этом. Положившийся на Бога, не посрамится вовек. Это не значит, что ничего не делающий не посрамится. Делать нужно всё, что от нас зависит, но успех предоставить в руки Божии. И уметь не огорчаться и не обижаться, это такая высота, с которой всё в жизни видно, как на ладони. Господи, просвети, помоги и устрой.

     Не смотри на то, что преуспевают дельцы, тем самым они подрывают то, на чем бы могли сидеть. Не хитрость, а правда Божия, а делание во имя Бога.

     Благодатная тема — русские мученики! Боюсь, что скоро станут играть на ней, и мученики, как и прежде, когда их мучали, отойдут в сторону, и будут видны писатели, как раньше мучители, их будут восхвалять, хвалить за мужество, которое они уворовали у русских мучеников.

     Ловлю себя. Умерла старушка, которая помогала мне во всех трудностях моей жизни. О, если б я не скрывал от нее, что со мной теперь, какая беда, она, наверно, встала бы с ложа смертного помогать мне. А я попросил других беспокоиться о ней. Господи, прости меня и награди других.

     Рассказывают очевидцы, что мать спаивала своего двухлетнего сына, и тот пьяным валялся.
     Вот вчера женщина была у меня, рассказала: муж пьет, но ещё более или менее человечен.
     Сын пьет, тот делает даже попытки покаяться — молодежь всегда чутче стариков, но кто примет у него покаяние?
     Приезжал отец жены, тоже пьет, но тот говорит сыну, то есть мужу его дочери:
     — Твою мать за веру нужно так стукнуть, чтобы у нее голова повернулась в обратную сторону, — и это не просто угрозы.
     Бьют по голове, выбрасывают иконы, не замечают ничьих протестов и слез.
     Посмотри, по всей Руси разрушены храмы, а и существующие, что там? Истекает кровью Русская земля, плачет горькими слезами, а этого не видят. А ещё когда подумаю: выброшенные на мороз, расстрелянные, потопленные, сожженные... Господи, но это ведь мученики, — пронзает мысль, и следовательно, святые у Бога.
     Все святые, на небе сущие, — молюсь я, — помогите нам. Вы прошли по нашей земле и все вы видите. Епископы замученные, падаю в прах перед вами, целую прах ваших ног. Гибнет Русская земля!
     Когда гибнет кто-то и все остальные стоят, созерцая гибель, то гибнут и они. В гибели России — гибель всего мира. Помогите, кто слышит, в этом или том мире, я кричу на этот и на тот свет. Помогите!

     — Не люблю русской истерики, побольше спокойствия, выдержки.
     — А ну попробуйте не крикнуть, когда вас поджаривают? Крик — это признак того, что ещё живы. Когда не кричат, тогда уже поздно о чем-то говорить. Вот когда уже не услышите ни одного крика с русской земли, тогда приходите помолчать сюда, как на кладбище.

     Я ищу жемчуг, он в каждом вздохе и крике может быть, потому прислушиваюсь.
     Я ищу жемчуг, он вдруг блеснет в слезинке на детских глазах, когда с школьника срывают крестик безбожники-учителя, потому присматриваюсь.
     Я ищу жемчуг, он даже в пьяном плаче может быть, ведь и пьяница человек, образ и подобие Божие, составленный из жемчуга. Смотрю и туда...
     Жемчуг может быть и в сборище безбожников, ведь и они в свои руки забрали нашу святыню. Рассказывают, что некоторые верующие ходят в музей, чтобы приложиться к чудотворной иконе.
     Я ищу жемчуг везде и всюду.
     Я устал, но всё иду и иду сквозь все проволочные заграждения, как на фронте... или может уже после фронта, отошли бои и остыла земля, и только обрывки проволоки валяются.
     Я ищу жемчуг, одна душа человеческая больше всяких сокровищ, жемчужина блеснет в глаза. Восторгаясь этой красотой, я готов все продать и приобрести её, единую.
     "Царство Небесное подобно купцу, ищущему хороших жемчужин, который нашед одну драгоценную жемчужину, пошел и продал всё, что имел и купил её". (Мф.13,45—46).
     Скоро рассвет, но пока ещё ночь. Сторож, сторож, который час? Ещё ночь не разодралась, ещё ножницы лучей не взрезали, как следует её плотного полога. Господи, помоги.