Первый вопрос, который неизбежно должен подняться в отношении фильма, это: что, собственно, по существу было показано? Действительно ли с кадров голубого экрана нам явлен образ страждущего Христа?

Если это - отображение реально явленного в Евангелии Христа, как считают некоторые, то что мешает отождествить этот образ с иконой (по-гречески "икона" и значит "образ")? Тем более что всякая икона есть свидетельство посредством видимых знаков о духовных истинах, выражение смысла евангельских событий? И как же относиться к такой ожившей "иконе"? Пред твоими глазами ругаются над Спасителем, раздирают Его спину шипами бичей, пригвождают ко кресту, а ты сидишь в кресле и смотришь. Конечно, добавляется глубокое эмоционально-психологическое потрясение - на Западе, кстати, во время просмотра были случаи смерти от сердечного приступа, в том числе у одного бразильского пастора, пригласившего на телесеанс весь приход. И потому теперь в их кинотеатрах во время этого фильма специально присутствуют врачи, разложены медикаменты, разносят прохладительные напитки. Так на Западе; но что делать нам, православным, при виде этой "иконы":

сидеть в уютном кресле, когда перед глазами терзают Христа, или, может, встать перед экраном на колени, молиться, прикладываться к бегущим кадрам? Что делать нам, когда VII Вселенский собор исповедал необходимость "почтительно покланяться" иконам, помещая их "во всех святейших Церквах Божиих"?

Если фильм действительно выражает через видимые знаки и символы духовные истины, если он так потрясает душу и исповедует Христа, то не поместить ли кадры из фильма в качестве икон в храмах?

Но не ощутит ли душа при этом тонкой фальши?

Икона в Православии не только символ. Икона - не просто изображение невидимых идей посредством видимых знаков. Она, что самое главное, есть изображение Лика Христа - облагодатствованного, духовно преображенного. Икона - не изображение лица любого, пусть даже самого красивого или благочестивого земного человека, не изображение лица того, кто просто похож на Христа. Тем более икона - не изображение личины, то есть маски, наполненной эмоциями и страстями, скрывающей подлинные личностные черты. Но икона - изображение именно Лика, который выше всех земных впечатлений, страданий, страстей.

Способен ли земной человек, актер, отобразить в себе этот Лик путем подыгрывания и многократных дублей? Отобразит ли этот Лик грим профессионала?

Но может, данный фильм и не пытается явить священный образ Господа, а являет образ Спасителя в смысле простого художественного творчества, наподобие картин знаменитых передвижников XIX-го века? Однако попытка изобразить священное не священно превращается в игру и пародию. Можно ли увидеть Христа в довольном раввине, шествующем с посохом по иудейской дороге, на картине В.Д. Поленова? Можно ли узнать Господа в изможденном от голода человеке в пустыне на картине И.Н. Крамского (идейном знамени художников-передвижников)? Можно ли признать Спасителя в сотрясающемся от ужаса, закрывшем руками лицо человеке перед распятием на картине Н.Н. Ге? Художник (равно как и режиссер) выражает собственное представление о Христе, свой творческий взгляд и видение, как правило, далеко не православные. Именно о таких художниках сказал святитель Игнатий (Брянчанинов): "Так и видно, что живописцы были люди вполне плотские, не имевшие ни малейшего понятия о состоянии духовном, никакого сочувствия к нему, и потому не имевшие никакой возможности изобразить человека духовного живописью... Они сочиняют в невежественном воображении своем произвольную, невежественную мечту, сообразно этой мечте устанавливают натурщика или натурщицу, - и отличная кисть изображает на полотне совершенную нелепость" [1]. И в таком случае неизбежен глубинный ущерб реальному, исторически явленному образу Христа, хранящемуся в Церкви. Ибо оправдано свидетельство о реальной Истине, а не о собственном мнении о Ней.

Церковь хранит строгие каноны изображения Христа, Его Пречистой Матери и святых, от которых (канонов) отступать нельзя. Здесь - не выражение самоуправства своего кричащего "гения", а раскрытие талантов души иконописца чрез следование выработанным Церковью принципам символического письма. И когда такое следование преображается в глубокое созерцание иконописца, его душа посредством красок рождает шедевры наподобие иконы Троицы преподобного Андрея Рублева. Это - изображение не чувственных особенностей облика, а символическое указание на духовную, неповторимую, вечную красоту, открывающуюся человеку по мере его собственного духовного очищения. Бывают отступления и у православных иконописцев, но подобные явления надо исправлять, а не основывать на них новые нелепости.

Но может, в фильме просто изображены страдания, которым вообще подвергали осужденных на распятие, и которые мог нести Христос? Однако в данном фильме страдания пытаются увязать именно с образом Христа, пытаются указать именно на Его страдания. Здесь словно хотят сказать: "Смотрите, пред вашими глазами страдает Сам Он".

Есть еще один важный вопрос: почему Церковь не знает иконографии, подробно и в мельчайших чертах расписывающих кровавую сцену Голгофы? Да и в Евангелии сказано предельно кратко: "Был час третий и распяли Его" (Мк. 15; 25). Не потому ли, что таинство страданий Христа открывается не через декларацию и театрализацию? Откроет ли картина истязаний и членовредительства смысл этих страданий? Или, может быть, наоборот, скроет под воздействием на эмоциональную сферу человеческой души?

Если признать, что Христа можно проповедовать так, изображая Его страдания как живые на экране, то почему их нельзя изображать так же в реальной жизни: не признать ли нам католическое явление стигмат - чудесно появляющихся на руках и ногах кровоточащих ран по образу, как считают католики, ран Самого Христа? Ведь такое явление, соединенное с проповедью, тоже служит для некоторых убедительнейшим доказательством страстей Спасителя [2].

Вся католическая духовная практика, начиная с Франциска Ассизского (XIII в.), пронизана впечатлением от земной жизни Христа как Его внешнего страдальческого облика. Христос воспринимается как внешний объект, страдания Которого должны потрясать до последних нейронов, возбуждать к подвигу. При этом поощряется подробное воображение, на основании Евангелия, страданий Христа с рассматриванием их в своих мыслях до мельчайших деталей (особенно - в упражнениях Игнатия Лойолы). Так, Анджела, называемая у католиков блаженной († 1309), записывает плоды своих воображений и видений (не схоже ли с фильмом?): "И кровь Его казалась мне такою красною и текущею из ран, как будто только сейчас начала изливаться она из открытых ран. Явственно было тогда в связках благословенного тела такое разъединение связи и единства в связках всех членов тела, происшедшее от свирепого и жестокого растяжения на древе креста девственных членов, что жилы и связки между костями, казалось, совсем растянулись и отступили от должной гармонии всего тела... И вид так распятого тела благого и возлюбленного Иисуса, истинно, вызывал такое сострадание, что не только внутреннее мое, но и все кости и связки мои, как казалось, чувствовали новую боль и вызывали новые стенания и ужасное чувство страдания в пронзенных так духе и теле" [3]. Плоды больного воображения начинают казаться реальным видением, которое питает псевдодуховные чувства несчастного.

Так не есть ли фильм экранизированное воображение режиссера? Не попадаемся ли мы на удочку ложной практики духовной жизни? Ведь легче вообразить страдания Господа, а еще легче - увидеть плод чужого воображения, нежели очищать свою душу, приобщаясь к православному опыту духовной жизни, ныне никому не интересному и не актуальному.

Говорят, что зрение всего ужаса страданий Христа посредством данного фильма заставляет задуматься о своей душе, побуждает к подвижничеству. Но опять-таки внешнее, чувственное созерцание мук Христа подвигало к деятельности католических святых. Поэтому всякий, вдохновляемый к добродетели фильмом, по своей духовной жизни есть католик.

Почему святые отцы Православной Церкви почти ничего не пишут, а если пишут, то кратко и без подробностей, о познании страданий Господа? Потому что немощь человеческая клонит к вещественным представлениям. Любопытному уму и нерадивому сердцу хочется быстро представить, схватить впечатление. А отцы Церкви призывают к покаянию, очищению себя от греха, терпению и смирению, к тому, что кажется нам теперь неинтересным. Но они указывают тот путь, который ведет к постижению истин Евангелия, высшая из которых - Крест Христов. Любовь, проявившая Себя в Жертве, постигается человеком, освобождающимся от страстей. Тебе дано поношение - претерпи с молитвой к Спасителю, и приблизишься к познанию терпения Господа. Тебя обидели и унизили - смирись, и приблизишься к познанию смирения Господа. Тебя ненавидят - возлюби, обращаясь за помощью к Богу, и приоткроются двери познания Любви Жертвенной.

Суть не в том ужасе, который должна наводить на нас сцена страданий Христа, а в постепенном восхождении к познанию смысла Креста. Это непрестанный внутренний труд, преодолевающий греховную косность посредством молитвы, доброделания и литургической жизни, исключающий поиск психологических потрясений. Путь этот скучен для внешнего взора, но именно он приобщает к благодати Христовой, которая одна способна открыть человеку очи к ясному видению Евангелия, Креста и Воскресения.

Мир хочет постигнуть духовные истины через кратковременное острое ощущение, не прикладывая труда к своему внутреннему преображению. Таков принцип современного общения, познания, действия СМИ: схватить яркое впечатление на лету. Но наши иконы не дают быстрых и ярких впечатлений, напротив, умиротворяют, сообщая спокойное, но глубинное действие. Икона не производит сильного чувственного впечатления, она освобождает душу. Фильм - поглощает психику.

Пусть православные, смотревшие этот фильм, честно ответят, какие впечатления и образы воскресают в их душах, когда после просмотра они приходят в храм, прикладываются к Распятию, участвуют в богослужении Страстей Христовых? Кто является им в мыслях под образом страждущего Христа?

Не произошла ли подмена личного духовного постижения страданий Христа чрез приобщение к православному опыту жизни во Христе обычным просмотром телесеанса на евангельскую тему? Не получилась ли замена реальной живой встречи с живым Господом встречей с образом актера, загримированного под Христа, ловко играющего в спецэффектах страданий?

"Не играйте вашим спасением, не играйте, - предупреждает святитель Игнатий. - Займитесь чтением Нового Завета и Святых Отцов Православной Церкви, но отнюдь не Терезы и прочих западных сумасшедших, которых их еретическая Церковь выдает за Христа" [4]. А ныне западную игру в страсти Христа мы признали за святое кино.

В древнем христианском памятнике "Мученичество святого Поликарпа Смирнского" подражателями Господними названы святые мученики, потому что они засвидетельствовали (слово "мученик" по-гречески "мартис" значит "свидетель") в своих страданиях верность Христу, их мучения служили образом Христовых страданий. Они-то и могут быть названы свидетелями Христа и Его страданий. А теперь каждый увидевший фильм скажет, что является свидетелем, видел страдания Господа?

С подвигом мучеников рядом идет подвиг подвижников. И сейчас многие христиане признают, что встречали людей духовно просветленных, поистине являющих нам образ Христа. Кто в мире знает про этих истинных подражателей Господа? Можно ли на одну плоскость с ними поставить показанный фильм?

Разумно ли радоваться фильму только потому, что он досаждает врагам Церкви? Враги после фильма так и останутся врагами и еще более лютыми, а мы, увлекшись мнимым торжеством, не претерпим ли поражения в вещах более глубоких, духовных? Видимый враг посрамлен, а невидимый?

В рассуждении о фильме надо исходить не из оценки его содержания, так как в само содержание пытались вложить положительные идеи. Многие одобрили фильм, исходя из мысли, что он не содержит кощунств, и что в нем, будто, хоть в малой степени отражены страдания, которые мог нести Спаситель. Несомненно, заснятый образ достоин "Оскара" и самых высших земных наград. Фильм, по своему содержанию, уже занял одну из ячеек лучших произведений современного кинематографа. Мир кино, вообще, не может существовать без поиска оригинальных сюжетов, без желания снять как можно правдоподобней, потрясая зрителя до глубины души. Наверное, все режиссеры ищут этого. И М. Гибсон нашел! Но, рассуждая о содержании, мы тем самым упускаем из виду основной исходный вопрос: допустим ли, вообще, подобный метод и принцип раскрытия тайн Евангелия? [5].

Многих сбивает с толку известный тезис: сначала посмотри, а потом и суди? Коварная уловка: православных хотят сначала напоить наркотическим, провоцирующим фантазии и тяжелые впечатления напитком, и только чтобы потом они ответили, хорошо это или плохо. Осквернить раз душу, заслонить в душе православное стремление ко Христу образами первоклассного игрока, чтобы только тогда христиане признали: "Это подмена"! А иногда душа зрителя, захваченная впечатлениями фильма, уже не способна трезво его оценить. Не в том ли, вообще, состоит первая духовная ошибка, что мы начинаем рассматривать данный врагом помысел или образ (даже данный нашему воображению образ Христа), а через то почти неотвратимо вливаемся в общение с ним? Стоит ли самому принимать наркотики, прыгать с самолета без парашюта, приближаться к эпицентру ядерного взрыва, чтобы только потом сказать: "Все это плохо"? Нужно ли на себе испытывать индийскую йогу и тибетскую медитацию, чтобы убедиться в неправославности и вредоносности подобной религиозной практики? Надо ли судье лично присутствовать на месте преступления, чтобы вынести необходимый вердикт? Так стоит ли для определения своего личного мнения о данном фильме погружаться в его содержание, когда Церковь давно выразила по данному вопросу свое суждение.

Почему из двух древних профессий: художника и актера, Церковь первую благословила для выражения богооткровенных истин, а вторую отвергла? Кино - это экранизированный театр, и хотя можно дискутировать данный тезис, но артист остается артистом и на подмостках, и на экране. Для актера вовсе не обязательно быть очень благочестивым человеком, молиться и ходить в храм. Для него главное - максимально точно сыграть, изобразить того, кем сам по себе актер не является. Пришел человек, переоделся в иудейский наряд 1-го века; гример тщательно налагал грим в соответствии с каждой новой сценой; по несколько раз отрабатывалось каждое движение - в этом ли образ Христа? Вчера он был героем Шотландии, позавчера - индейцем-освободителем, сегодня - Спасителем, кем же завтра? Такой игрок знает, что на него смотрят, его снимают и оценивают. И потому на экране он должен быть неотразим, должен приковать к себе взоры всех зрителей. Артист старается быть естественнее, чтобы зритель не почувствовал фальши, в данном случае как можно естественнее являть собой Христа - не кощунство ли и безумие в такой попытке? А кто из всех лицедеев истории сыграет Христа самым лучшим, блестящим образом?

Ниже мы приводим отрывок из интервью с Джимом Кэвизелом, сыгравшим в фильме главную роль. Предлагаем читателю самому оценить степень благоговения актера.

- Наверное, тяжело было играть в каком-то другом фильме после такой роли?

- Да нет, не тяжело. Я снялся в фильме про гольф под названием "Удар гения" и был там куда счастливее. Съемки в "Страстях" - это была просто чистая физическая боль. Например, я выбил себе плечо. Я стоял с крестом на спине, а кто-то подошел ко мне, заговорил о чем-то, и крест сорвался и упал. И еще было ужасно холодно. Грим накладывали с 2 ночи до 10 утра. И вот так пять недель провисеть на кресте - и при этом не спать! На то, чтобы смыть грим, уходило два часа под горячим душем. Это был кошмар: каждый день - новая боль. Во время бичевания мне попало дважды.

- Вкусили Господних мук ?

- Так точно. Я дышать даже толком не мог, потому что удар такой, что дух вышибает. Гибсон орет: "Встать!!!" Он не понял, что мне попало бичом, а я сказать даже ничего не могу, потому что не могу вздохнуть... Короче, поворачиваюсь я к тому парню и говорю: "Я, конечно, играю Иисуса, но сейчас я, скорее, сам дьявол. Еще раз так сделаешь - убью, гад!" Ну, само собой, он огрел меня еще пару раз, я вытащил руки из цепей и упал ничком. Мне спину поливали обезболивающим. Тогда я сказал: "Мел, слушай, это ведь кино, в конце концов. Я так играть не могу". Так что пришлось им принести зеркало, чтобы я видел, когда мне корчиться, а бичи убрали - оставили только рукояти и потом уже на компьютере их приделали обратно. В общем, я больше в эти игры не играю.

Только зная подобную психологию игры артиста, можно правильно и объективно подойти к оценке фильма.

Пусть найдут в Священном Предании Церкви хотя бы один прецедент выражения образа Христа подобным образом, учитывая, что театр и актеры были во все времена существования христианства. Неужели Церковь не смогла бы за две тысячи лет, если бы это было необходимо, найти еще какой-либо способ выражения образа Христа, чем как он явлен нам в созерцании икон и в чтении Евангелия? Христос не делится на евангельского и телевизионного, - и если ты действительно молишься Спасителю, то как ты можешь смотреть игру в Него? Ведь даже традиция рождественских сценок не знает артистического изображения ни Христа, ни Девы Рождающей. И рано или поздно наступает время, когда мы вырастаем из детского возраста, и тогда необходимо относиться к священным событиям уже без игры в пастухов, волхвов и овечек.

Но разве при чтении Евангелия в нашем воображении не должен являться чувственный образ Спасителя, а при чтении о страданиях Господа - чувственное представление их? А когда мы читаем статью о человеке, которого мы лично никогда не видели, то как мы можем представить его вид и образ? Даже портрет другого человека в нашем сознании тяжело перевести в образ человека двигающегося, действующего, живого. У нас может возникнуть только определенное, на основании прочитанного текста, понятие о человеке, например, о его поступках и качествах. Так и Господь открывается нам в Евангелии из записанных Его действий и слов, хотя бы мы и не воображали Его внешнего вида. Христианин постигает не вид Спасителя, а смысл, содержание и значение Его явления.

Конечно, святые апостолы и другие ученики Христа, сопутствовавшие Господу в течение Его земной жизни, имели право вспоминать вид и образ Спасителя, как видевшие Его лично. Но 1-й век давно минул; и думать о себе как о способном представить облик Господа наивно.

А почему, вообще, апостолы не описали внешнего вида Христа и не оставили заповеди представлять Его образ? Может быть, потому, что подобное представление для нас будет по сути картинка, нами же созданная, не имеющая ко Христу никакого отношения? Строго, но справедливо преподобный Нил Синайский констатирует закон духовной жизни: "Не желай видеть чувственно Ангелов, или Силы, или Христа, чтоб с ума не сойти, приняв волка за пастыря и поклонившись врагам - демонам" [6].

Прекрасны фильмы на темы Евангелия, где изображаются святые места, зачитываются тексты Писания, предлагаются взору иконы, святыни и запечатлеваются чудеса: сияние благодатного огня или облако над Фавором в день Преображения. Такие фильмы, действительно, наглядно свидетельствуют о великих духовных истинах. Но обманом станет изображение благодатного огня с помощью телеэффектов и подмена чудесного облака над Фавором любым другим облачком над любой другой горой, пусть и похожей на гору Преображения,

Напрасно сравнивать кинематографическое творчество в отношении священных событий с литературным переложением текста Писания, либо с аудиозаписями подобных переложений. Ведь та же детская Библия - это просто пересказ содержания Библии для детей, как если бы мы, не зазубривая, пересказали текст Священного Писания спросившему нас человеку. Здесь нет артистизма, и при таком пересказе Евангелия нам вовсе не стоит играть во Христа.

Но может, допустимо принять рассматриваемый нами фильм, поскольку он подтолкнул некоторых сделать первый шаг к вере? Однако обращение к вере происходит по промыслу Божию - часто через явления не обязательно духовного порядка. Гибель родных и близких иногда приводит к вере. Хотя на самом деле подталкивает глубокий психологический шок - допустимо ли в православной миссии воздействовать на людей посредством стресса и шока? Человек, направленный в храм для Крещения экстрасенсом, может остаться в Церкви - похвалить ли нам экстрасенса? Тысячи людей откликнулись на проповедь разных деструктивных сект и только потом обрели полноту веры и жизни в Православии - оправданы ли сами секты, калечащие души людей? Или, может, обращение происходит потому, что человек заметил осколок истины и откликнулся - но стоит ли нам обращаться к осколкам намеренно разбитого священного образа? Да, и в навозной куче встречаются крошки роскошной трапезы, но стоит ли рыться в навозе, когда перед нами - накрытый стол православных духовных яств и питий?

Так точно ли зрители видели Христа и Его страдания? Действительно ли здесь изображен единственный и неповторимый подвиг страданий Господа за грехи человечества, изображена Его Жертва? Или, может быть, есть тончайшая фальшь, пусть и прикрытая глубиной психологических переживаний?

[1]  Игнатий (Брянчанинов), святитель. Полное собрание творений. Т. IV. - М.: Паломник, 2002. С.467-468.

[2]  Такое почитание ран Христовых тем не менее не мешает католикам в шутливой манере говорить о Господе. Следующий диалог актера Д.Кэвизела и папы римского еще одно подтверждение тому:

"Джим Кэвизел, как же ты сыграл Иисуса Христа?" - "Святой отец, я ведь работал вместе с чудесными итальянскими актерами. Они потрясающие". А он такой: "Ну да". А я ему: "Я думаю, Иисус был итальянцем". Он такой: "Что?!" А я ему: "Святой отец, погодите". Я страшно разнервничался и стал ему объяснять: "Во-первых, Иисус до тридцати лет жил с мамой. Во-вторых, он тусовался все время с одними и теми же двенадцатью парнями. А в-третьих, его мама считала, что он - Бог". Потом говорю: "Святой отец, я вас огорчил?" А он мне: "Нет, сын мой. Просто я вообще-то всегда считал, что он был поляком". Шутка такая. (Журнал "Афиша", № 6(125) 2004 г.).

[3]  Откровения бл. Анджелы. Перевод и вступительная статья проф. Л. П. Карсавина. М., 1918. С. 140-141.

[4]  Игнатий (Брянчанинов), святитель. Собрание писем. М., 1995. С.396.

[5]  И если уж говорить о содержательных достоинствах фильма, то странно полное отсутствие сюжета Воскресения, а Голгофа без Воскресения превращается в бессмысленность, в торжество ада и смерти. Кроме того Гибсон полностью исключил сцену осуждения иудеями Христа.

[6]  Нил Синайский, преподобный. Слово о молитве // Добротолюбие в русском переводе. Т. II. - ТСЛ, 1993. С.221.