Когда мы собирались на Соловки, казалось, что едем на "край света". Но вот миновали сутки пути на поезде, и мы в Кеми. Ночь. Светло, и нас уже везут на машине на подворье, далее путь лежал по Белому морю до Соловецкого монастыря. В отличие от моря северная земля приняла нас ласково, теплым солнечным днем.
     Каждый, кто хоть раз побывал на Соловках, мечтает вернуться туда снова и снова. Эта удивительная земля своей неповторимой красотой и трагической историей никого не оставляет равнодушным.
     Поселили нас в рыбацком домике на берегу моря, но целыми днями мы проводили в монастыре - трудились, ходили на службы, там нас и кормили.
     Монастырские службы долгие и отличаются особой строгостью. Мужчины в стоят храме по правую сторону, женщины - по левую. Никто не мешает друг другу молиться, никто не разговаривает, не ходит по храму, не передает свечи во время службы. Кирилл стоял на мужской половине вместе с папой, стоял не шелохнувшись. И как-то , сразу повзрослел мой мальчик. Никто из детей не бегал, не шумел, не дергал взрослых. Если кто уставал стоять, то тихонько садился тут же на пол, один ребенок у нас даже заснул во время службы, свернувшись на полу "калачиком". Дети сразу почувствовали эту тишину и порядок, им не нужно было это объяснять - это была сама жизнь. И как-то стало легко молиться - ничто не раздражало твоего взора, и не смущало твоего слуха.
     После, когда мы уже вернулись домой, первое, что в храме на службе бросилось мне в глаза - это бесконечные хождения и разговоры, уже не замечаемые прихожанами. "Какие же мы несчастные, - подумала я, - что даже в храме не можем остановиться".
     Святые отцы учат нас, что в храме нельзя разговаривать, иначе будут скорби, потому что мы своими разговорами оскорбляем Святого Духа, Который находится в храме. Нельзя ходить и прикладываться к иконам во время службы. Петр I, в свое время, издал указ о том, чтобы "бить нещадно кнутом" тех, кто ходит, прикладывается к иконам и производит всякий шум во время богослужения, исключая дворянское сословие - с них за провинность брали большой денежный штраф.
     В последний день нашего пребывания на Соловках батюшка благословил всех нас причащаться. Мы готовились. Вставать надо было рано. Те, кому было не трудно, проснулись и пошли на братский молебен. Кирилл с бабушкой (моей мамой) должны были прийти на литургию. Стоя в очереди на исповедь, Кирилл шепнул мне: "Я съел сухарик"; Я опешила. Какой может быть сухарик, когда он собирался причащаться вместе со всеми? Ему уже почти 10 лет, он не первый раз причащается и знает, как следует себя вести. Хотелось отругать сына, сделать выговор матери. Вместо этого я сказала: "Обязательно скажи об этом священнику". И зачем винить кого-то, когда только ты несешь ответственность перед Богом за своего ребенка. Я смотрела на Кирилла - стоит мой мальчик грустный, чуть не плачет и надеется, что батюшка ему разрешит причаститься. Честно говоря - я тоже надеялась вместе с ним.
     Мы привыкли делать себе бесконечные поблажки, цинично оправдывая при этом свою лень и душевную расслабленность духовной или физической немощью.
     ...К причастию Кирилла не допустили. Он стоял в уголке и плакал. У меня разрывалось сердце, глядя на сына; и я утешала его, как могла, но по опыту знала, что этот урок запомнится и мне и ему на всю жизнь.