|
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Была в заключении еще одна категория людей, по большей части тоже несчастных, так как не одних провинившихся против уголовного закона или против помещиков принимала в свои стены московская тюрьма разных наименований. В нее вступали и виновные в неисполнении своих гражданских обязательств. Внутри здания губернских присутственных мест, на Воскресенской площади, рядом с Иверскою часовнею, на месте нынешней Городской думы, помещалась знаменитая «яма». Так называлась долговая тюрьма, место содержания неисправных должников, находившееся ниже уровня площади. Здесь в разлуке с семьею, в принудительном сообществе случайных сотоварищей по заключению, в вынужденном бездействии содержались неисправные должники, относительно которых угроза кредиторов «посадить в яму» была фактически осуществляема представлением кормовых денег. Население ямы было довольно пестрое: в ней, как видно из замечаний сенатора Озерова, сделанных еще в 1829 году, содержались также дворовые люди, присланные помещиками «в наказание», и очень стесняли других жильцов ямы. Единство и равенство в способах надзора и размерах ограничения личной свободы существовало только на бумаге.
Среди этого населения была группа совершенно своеобразных должников. Это были бывшие арестанты, отбывшие свои сроки наказания в тюрьме, рабочем и смирительных домах, но имевшие несчастие заболеть во время своего содержания под стражею. Их лечили в Старо-Екатерининской больнице, и стоимость лечения, по особому расписанию, вносили в счет. Когда наступал день окончания срока заключения, освобождаемому предъявляли этот счет, иногда очень крупный, если тюрьма при своих гигиенических порядках наградила его недугами, требовавшими продолжительного лечения. Обыкновенно у освобождаемого, который почти при полном отсутствии правильно организованных работ в месте заключения часто выходил из него гол как сокол, не было средств уплатить по счету, и его переводили в яму, зачисляя должником казны. Срок пребывания в яме сообразовывался с размером недоимки... Несомненно, что такие «неисправные должники» чувствовали на себе и в нравственном, и в материальном отношении тяжесть сиденья в яме — после промелькнувшей пред ними возможностью свободы — с особою силою. Самое пребывание их в ней звучало для них горькою ирониею. Заслужив себе свободу иногда несколькими годами заключения за преступление, они лишались ее вновь за новую вину, избежать которой было не в их власти: они дозволили себе быть больными!
Впрочем, из рассмотрения дел московского тюремного комитета оказывается, что содержание в яме являлось привилегией особо избранных, а крестьяне и в особенности крестьянки оставлялись «на высидке до уплаты долга Приказу общественного призрения» там же, где содержались по приговору суда, причем в случае особой болезненности арестантки или хронического у нее недуга лишение свободы грозило продлиться всю ее жизнь. Так, из донесений Гааза комитету видно, что в июле 1830 года в московском тюремном замке содержалась крестьянка Дарья Ильина за неплатеж 30 рублей, издержанных на ее лечение, а в сентябре в тот же замок посажена даже и не арестантка, судившаяся и отбывшая наказание, а бывшая крепостная помещика Цветкова, Матрена Ивановна. Она была поднята на улице в болезненном состоянии «от чрезмерного кровотечения» и отправлена в Екатерининскую больницу, пробыв в которой семь месяцев вернулась к помещику со счетом за лечение. Но он предпочел дать ей вольную. С этого времени она стала должницею Приказа общественного призрения и без дальних околичностей была посажена в тюрьму «впредь до удовлетворения претензии». Неизвестное благотворительное лицо выкупило ее чрез посредство Гааза.
|
