Вопрос: отец Гавриил, Вы один из монахов Преподобного Давида, которые имели счастье знать Старца. Вас привлекла святость его. Вы отреклись от мира, посвятив самого себя Христу. Пожалуйста, расскажите нам о воспоминаниях Ваших, Вашем опыте в годы послушания блаженному Старцу.
     О. Гавриил: Что можно прежде сказать о Старце? Впервые я узнал его (в начале 1989), когда, оказывая услугу, на автомобиле привез в доселе неизвестный мне Монастырь Преподобного Давида одного знакомого монаха со Святой Горы, который хотел, по благословению Игумена своего, посоветоваться со Старцем Иаковом по какому-то серьезному духовному вопросу. По дороге в Монастырь этот монах, между прочим, говорил мне, что Старец Иаков слывет Святым человеком, одаренным прозорливостью, ведением и прочее.
     Так я подумал, попрошу Бога, чтобы он удостоил меня встретиться, хотя бы на немного со Старцем Иаковом, посоветоваться с ним и, чтобы через него, так как он был человек благодатный, Бог явил бы мне волю Свою, поскольку в то время, несмотря на дела и на мою активность в мире, я уже начал думать о монашестве, как средстве спасения.
     Мы встретили Старца в церкви Святого Харалампия, здесь, где сейчас беседуем. Это был Старец медоречивый, смиренный, простой и в то же время благородный. Только добрые слова находил он сказать, - дело, которое, конечно, же было в обыкновении Старца, отчетливо примечая, по крайней мере поначалу случайные недостатки и будущие признаки, которые он видел по благодати в людях, впервые встречавших его.
     В какой-то момент Старец, обращаясь ко мне, смотря параллельно и на монаха-святогорца и на двух-трех присутствовавших отцов Обители (о.Алексия, о.Иллариона и др.) сказал: "Что сделаем с этим парнем? Монаха из него сделаем?"
     Это сказал он прежде, чем я успел сказать что бы то ни было, прежде чем открыл волнующие меня вопросы. С тех пор по молитвам Старца и Преподобного Давида я стал частым поклонником Священной Обители. Когда несколько раз я хотел с ним посоветоваться о каких-либо вопросах, прежде чем успевал сказать ему, тот давал мне ответ со многим рассуждением.
     После того, как я, по молитвам Старца и благоволению Божию, поселился в Монастыре, то тем, чем я, по благодати Божией особенно жил, был дар прозорливости и ведения Старца. Старец знал, что я делал, что думал, что буду делать и что буду думать! Еще и причину молитвы моей знал! Об этом он мне открывал в беседах, которые у нас были, прозорливо и с любовью. В отношении к этим дарам Старца, личные мои опыты ежедневно умножались, и аналогичные опыты, которые имели и нам о них рассказывали многие духовные чада Старца, клирики и лаики, и другие поклонники, приходившие в первый раз в Монастырь.
     Характерными являются слова одного знакомого мне соплеменника, который живет здесь, и тридцать пять лет жил в Америке и пришел в первый раз в Монастырь в 1990 году, чтобы отблагодарить Старца, который ему помог молитвой своей в серьезной болезни: "... Когда я увидел в первый раз Старца, - сказал он нам, - я ощутил в себе, что это был святой человек. Он знал, что у меня были те и те затруднения в Америке, и мне о них сказал. Как будто бы он знал меня годы..."
     Другая, тоже знакомая мне госпожа, рассказывала: "Унас с мужем были частые беседы вокруг серьезной проблемы, которая занимала нас в то время. Когда мы прибыли в Монастырь и встретили в первый раз Старца Иакова, тот, между прочим, нам сообщил и о проблемах наших, тогда как мы ему ничего не говорили. Он нам сказал такие вещи, о которых только супруг мой и я знали."
     Аналогичный случай и другие многопоучительные - безчисленны, и требуется много книг, чтобы их собрать. За шесть, примерно, месяцев со дня моего вселения в Монастырь, я собрал в тетрадке основы об общей исповеди. Особенно на меня произвело впечатление то, что Старец никогда ни меня и, насколько я знаю, ни других вновь приходящих кандидатов в монахи, не принуждал исповедоваться и не налагал монашеского правила. С терпением ожидал только твоей свободы и одной твоей свободной просьбы об этом. Никогда не принуждал к таким вещам. Абсолютно уважал свободу другого. Эта стадия терпения, конечно, одинаково имела ввиду и другую, педагогическую, цель.
     Итак, на первой моей общей исповеди, на которой Старец слушал все, что я ему говорил с терпением, любовью и серьезностью, в какой-то момент, когда я ему рассказывал о периоде жизни за двенадцать лет со дня этой моей общей исповеди, Старец спросил меня:
     -Чадо, может быть в таком-то случае случился грех?
     И поскольку я не помнил, случилось ли то, о чем мне он сообщил, ответил ему:
     -Нет, батюшка.
     Старец продолжал:
     -И желание грех есть, чадо.
     И снова я не вспомнил, исповедь закончилась. Старец прочитал мне разрешительную молитву и пошел в келлию. Там, обдумывая, вспомнил я, что-то, о чем меня спросил Старец, прошло через меня, как мысль и как желание двенадцать лет назад. Вещь, которую Старец узнал и выделил мне благодатию Святого мужа. Когда на следующей исповеди я сказал ему об этом, Старец сделал вид, как будто ничего не знал.
     Первое полугодие после моего вселения в Монастырь провел я в ужасном мучении от помыслов, в основном, на Божественной Литургии. О всем этом рое мыслей и фантазий, который воздвиг искуситель, Старец был извещен, и он мне помогал со многой любовью, кротостью и сладостью. Он был, действительно, медоточивый. Конечно, когда требовалось, был и строг. Один единственный строгий взгляд его, если даже и ничего не скажет, был для меня очень болезненный, потому что, как все мы, так и я очень его любил. После такого педагогического "наказания", которым он предохранял меня от тяжелого состояния, видя пользу, которую я получил, побежал я к иконе Христа и обильно просил облагодетельствовать Старца нашего за всю эту заботу его о моей душе.
     Дерзновение молитвы Старца также следует подчеркнуть, как и страх демонов перед ним, который обнаруживался через одержимых людей, часто приходящих в Монастырь.
     Однажды вечером, в первое время моего переселения в Обитель, в то время, как мы совершали Повечерие в келлии Старца, одержимая девушка, которую привели родители, кричала, бранилась и не давала нам покоя. Тогда Старец, видя страх мой, равно, как и страх других отцов, вышел и стал ругать ее, как ругают ребенка, когда он сотворит серьезный непорядок. В действительности же, он запретил демона. Сразу же девушка прекратила и не возобновляла разговора. Тут я почувствовал великую безопасность рядом с этим святым человеком.
     Много раз он насмехался над демонами или устрашал их своей палочкой. Была, поистине, достойной удивления, благодать, какую имела эта палочка.
     "Философом" был этот Старец и в отношении к суетной славе мира сего.
     Как-то, когда он беседовал с одним знаменитым лицом, который пришел в Монастырь, я задавался вопросом и говорил в себе: "Как же чувствует себя сейчас Старец в продолжение этой беседы?" Итак, проходя мимо меня, отец, после того, как кончилась беседа, нарочно сильно запел мертвенный тропарь. "Вся суета человеческая, елика не пребывает по смерти: не пребывает богатство, ни сшествует слава" ... и т. д., желая показать мне, что все такие звания очень эфемерны, и после гроба начинается другая жизнь.
     Как молодого послушника меня посылали Отцы, и я носил достаточное число раз еду Старца в келлию его, когда он был болен или поздно кончалась исповедь, и был чрезмерно измучен и не спускался на трапезу. Несмотря на свои болезни, он не оставлял воздержания и поста. "Отщипывал" немножко от еды и, прежде чем начать, заканчивал. Видя его, говорил и я в себе: "Так нужно и мне делать. Съем немного в подражание ему." Старец, однако, узнав по благодати, мои мысли сказал однажды:
     -Не гляди на меня, чадо. Я с малых лет был монах, и не ел в жизни ни мучного, ни сладкого, также как и мать моя, малоазиатка. Также и жирной пищи. Ты же до вчерашнего дня был в своем дому, поэтому ешь на трапезе еду, которую ставят Отцы. Как-то в другой раз я сказал ему:
     -Батюшка, поешьте немного, чтобы укрепиться.
     Тот ответил:
     -Укрепляет благодать Божия...
     Большое искусство имел блаженный в том, чтобы рассеять удивление наше о святости его. Однажды, например, после Божественной Литургии он говорил с народом в трапезной, отпивая два глотка из чашки кофе. Когда закончил и поднялся уходить, неожиданно упала перед ним одна крупная одержимая девушка, которая билась, кричала и т. д. Старец благословил ее, сказал какую-то молитву, и девушка сразу успокоилась. Все мы удивились действенности его молитвы. Вечером, после Повечерия, чтобы рассеять наши мысли об утреннем эпизоде, он пожаловался всем нам, что никто не пришел помочь ему в ту трудную минуту, но оставили одного справляться с ней.
     Явил себя немощным, простым человеком! Здесь позвольте мне привести некоторые мысли Старца относительно его дарований. Сам Старец, я слышал, сказал:
     -Просил я на молитве у Бога дать мне дар, чтобы знать по лицам сердца людей, чтобы мог я им помогать; и Бог дал мне. Бог мне дал все дары, как и все достоинства (священство, духовное отцовство, игуменство и др.), но все они последуют лишь до гроба: после гроба начинается другая, новая жизнь.
     Свою рассудительность он старался передать нам. Как-то я ему сказал, что прочитал, что такой-то Святой делал то и то, и я то сделал. Правильно ли?
     Он сказал:
     -Чадо, Святые делали все с рассуждением.
     Как бы так говорил, что этот или другой подвиг нельзя делать когда угодно и кем угодно.
     Кратко о Старце можем сказать, что "Духом Божиим водимый," он жил по заповеди: "Возлюби Господа Бога Твоего всем сердцем твоим ... и ближнего твоего, яко сам себя, "Радуйся с радующимися и плач с плачущими."
     Как поведала нам исповедавшаяся некая госпожа, что Старец плакал вместе с ней о скорбях ее, как ни она, ни сама мать ее не плакали. Тоже говорил сам отец: "Чадо, я смеюсь с теми, кто смеется, и плачу с теми, кто плачет."
     У него был великий дар слова (дар исключительно пастырей). Никто не уходил от него без утешения, чтобы нипроизошло. Уходил укрепленный, обновленный, с надеждой, с радостью, с благоговением, и действительно, впоследствии все обстояло так, как говорил Старец, прощаясь: "Не огорчайся, все пойдет хорошо!" И так на самом деле было.
     Бог дал Старцу кроме всего и дар врачевания. Сколько и сколько измученных и больных людей нашли исцеление по его молитвам и благословению! И сколько бездетных супружеских пар приобрели благодатных детей по молитвам его! И тот, "во смирений своем", все относил Святому Давиду.
     Выразительно говорил о нем мой друг иеродиакон (о. Н. Р.), духовное чадо от многих лет Старца: "Половину чудес делает Преподобный Давид, другую половину - о. Иаков, но скрывает..."
     Знаю также случаи исцеления одержимых людей, которые освобождались от бесов или получали значительное улучшение по молитвам и благословению Старца.
     А сколько детей, страдающих от наркотиков (от этой диавольской штуки, как о них говорил Старец), освободились, благодаря нежности, любви и молитве его? Сколько и сколько людей, которые приходили в Монастырь, или звонили и просили молитв Старца были облагодетельствованы по его молитвам и находили чудесное разрешение в различных трудностях и в разнообразных проблемах ежедневной своей жизни? И когда затем звонили в Обитель и благодарили Старца, и мы приходили к нему об этом сказать с радостью и удивлением, тот или передавал это Святому Давиду или, принимая вид, как бы недоумевая, нам говорил свое характерное "не помню...." и молчал.
     Не хотел бы я также опустить и не привести, хотя бы и кратко, священные слова, которые выходили из святых уст Старца по образу Сладчайшего. Это не были его личные слова, это были слова Святой нашей Церкви, СвятогоПисания и Святых Отцов, однако, оживленные через него в высшей степени, потому и доходили прямо до сердец людей, которые имели великое благословение и дар от Бога его слушать, и очи производили в них добрую перемену.
     Мне приходят на ум некоторые из этих священных слов, и я чувствую потребность принести их, хотя это не означает, что они являются наиболее значительными из тех, которые говорил Старец и здесь не приводятся.
     "Жив Господь Бог Сил...", часто я слышал, как произносят уста Старца, когда особенно он сообщал о многочисленных ежедневных чудесах Преподобного Давида. Много раз подчеркивая достоинство веры и силу молитвы, говорил: "Имейте веру Божию, просите и дастся Вам. Эта вера мне помогает и спасает семьдесят лет".
     "Не нужно, дети, иметь сомнения, ни маловерия, имейте веру Божию, как зерно горчичное и все, что попросите, Бог даст вам. Любая молитва, чада, не пропадает, и меня эта молитва держит столько лет." "Молитва всегда подкрепляет. Не смущайтесь и не бойтесь; если Бог с нами, никто на нас."
     "Много искушений, дети, много сетей диавола и в Монастыре и миру, но все они молитвой и благодатию Божией преодолеваются."
     В другой раз, вновь подчеркивая силу Честнаго Креста, говорил он то, чему научился от своей матери-малоазиатки: "Оградив себя Крестом - как с копьем перед врагом."
     О Церкви почти ежедневно он говорил: "В Церкви приобретаем мы здоровье, утешение, надежду на спасение душ наших."
     Подчеркивая цену душевной нашей чистоты при божественном Причащении, он говорил: "Без душевной чистоты, не имеем никакой пользы от Божественного Причастия."
     О великом даре Божием, великом Таинстве СвященнойИсповеди говорил:
     "Не будьте нерешительны, не стыдитесь: все, что бы вы не сделали, самый великий грех, духовный отец имеет власть от Самого Владыки Христа и от Апостолов своей епитрахилью - какое достоинство имеет священное облачение, которое мы носим! - прощать. Все, что прощает духовник, то прощает одновременно и Бог на небе, все, что не прощает, остается непрощенным."
     "Изгоняйте злые помыслы, фантазии, которые приносит диавол, не давайте им значения, отбросьте их", - говорил Старец часто, показывая нам способ, как противоборствовать мысленным нападениям диавола.
     "Смущение есть величайшая болезнь, изгоняйте его", - говорил и напоминал слова Преподобного Давида самому себе, когда иногда миряне, движимые лукавым духом, огорчали его.
     Старец, беседуя о воскресении душ, говорил: "Если бы мы имели только тело, многое бы натворили, однако, в этом смертном теле живет дух безсмертный, поэтому позаботимся о душе нашей, которая есть вещь безсмертная. Пекитесь же о душе - вещи безсмертной."
     Когда однажды пришли взять благословение двое ученых и один рабочий, обращаясь к которому он сказал: "Будем зарабатывать на хлеб, чадо, там, где бы мы ни были. Все профессии хороши, только будьте с Богом, только работайте справедливо и честно и правдиво, и Бог сделает все хорошо."
     О священниках и о других отцах Церкви говорил: "Мы, отцы Церкви, являемся всечестными слугами Бога. Мир говорит по-разному об Архиереях, Иеромонахах, Монахах ... И самый грешный из отцов Церкви, если преклонит колена перед Жертвенником, все, что ни попросит от Бога, даст ему Бог. Тем более, если он благодетельный пред Богом"...
     "Заботьтесь, дети, о душе вашей вблизи отцов Церкви, - говорил также Старец, - так как Христос наш, когда пришли десять прокаженных исцелиться, не исцелил их, но послал к Священникам: "идите к Священникам," - сказал им. И после того, как пошли к Священникам, о чудо, очистились от проказы. А сколько и сколько чудес не совершает Бог!"
     Старец добавил слова Святого Иакова, брата Божия, относительно Елеопомазания: "Если болен кто у вас, да призовет пресвитеров церковных, да помолятся над ним и помажут его елеем, призывая имя Господне, и молитва веры спасет болящего."
     "Когда облачаемся в рясу, - говорил Старец, - делаем это с целью освятить души наши. Однако, требуется внимание, так как желание мирской чести, желание славы, эгоизм может сделать вместо освящения души нашей, гибель ее."
     Много раз слышал, как Старец говорил о смерти: "Когда кончится срок наш, уйдем. Сколько будем жить?" И привел то, что говорит Апостол Павел: "Мы подчинены попечителям и домоправителям до срока, Отцам назначенного". Нужно нам быть всегда со Христом, так как не знаете ни дня, ни срока... Он определил и день и срок, когда придет взять нас. Нам нужно быть готовыми. Хороших Христиан извещает через Ангела Своего, что возьмет души их. К Святым идет Сам Христос - как к Святому Давиду - не посылает Ангела, а берет души их и устраивает там, в небесных Обителях".
     Незабвенным для меня также останется благословение, которое давал мне Старец всегда от всей души! "Преподобный Давид, Святой Старец, да дарует Вам здоровье, радость и благословение Небесное".
     Многому меня научило также поведение Старца перед смертью. Он знал с уверенностью, когда уснет. Нам описывал даже, радуясь, происшествия, которые случатся при успении его, чтобы мы не огорчались. Говорил, например: "Когда умру, соберутся сюда люди от страны Тирской и Сидонской", или: "святой Протосинкел будет стоять во Святых Вратах и дирижировать, двигая своими руками", - и нам представлял, каким образом - хором остальных отцов, которые будут стоять справа и слева его и запоют: "Руце Твои сотвористе мя и создасте мя" и т. д. Так и было.
     Говорил также: "Тогда, когда я буду лежать в гробу и сделаю то, что поднимусь немного, и те, которые меня увидят... спасайся, кто может".
     Это говорил он так для того, чтобы скрыть свой дар прозорливости.
     И действительно, так и случилось.
     В то время как народ поднял гроб и обносил вокруг Храма, некоторые стоявшие на одном из балконов Обители увидели, что гроб стал прозрачный, сияющий и, что Старец поднимается и благословляет народ!
     Последний день своей земной жизни, несмотря на то, что знал, что уходит, прожил его как все другие дни.
     Этим личным опытом я был научен, что люди, которые подвизаются быть со Христом, ничего не боялись до самой смерти, так как через нее они переходят к истине и вечной жизни. Смерть для них означает Воскресение.
     Горячо просим Святого Старца нашего о. Иакова быть вместе со Святым Давидом защитниками и помощниками нашими в настоящей жизни и во время исхода, смерти нашей. Аминь.