9-9	КНИГА О ДЕВСТВЕ.	9-9

      74. Почему же ты, желая, чтобы мы были без забот, сам налагаешь на нас новую заботу? Это - не забота, равно как и скорбь о Христе не есть скорбь, не потому, чтобы здесь изменялась природа вещей, но потому, что добровольность переносящих все это с удовольствием побеждает самую природу. Кто заботится о том, чем он не может наслаждаться долгое, а часто и короткое время, тот справедливо может назваться заботящимся; а тот, кто может собирать плодов больше своих забот, совершенно справедливо может считаться в числе не заботящихся. Кроме того, между тою и другою заботами такое различие, что последняя в сравнении с первой даже не может считаться заботою: столько она легче и удобнее той. Все это мы выразили предыдущими словами: не оженивыйся печется о Господних, а оженивыйся печется о мирских (1 Кор. VII, 32, 33); но последний проходит, а первый остается. Разве это одно не достаточно показывает превосходство девства? Насколько Бог выше мира, на столько забота о Нем лучше мирской. Почему же (апостол) дозволяет брак, который связывает нас заботами и отвлекает от духовнаго? Потому, говорит он, я и сказал: да имущии жены якоже неимущии будут, чтобы уже связанные или имеющие быть связанными, каким-либо другим образом ослабили свои узы. Если нельзя разорвать уже надетыя узы, то сделай их более сносными; ибо возможно, если мы захотим, освободиться от всего излишняго и не навлекать на себя по собственной безпечности забот еще больше, чем сколько их приносит самое дело.

      75. Если же кто хочет яснее знать, что значит, имея жену не иметь ея, то пусть посмотрит на неимеющих ничего и распявшихся (для мира), как они живут. Как же они живут? Они не нуждаются покупать ни множества служанок, ни золотых вещей и ожерелий, ни светлых и больших домов, ни такого-то и такого-то количества десятин земли, но, оставив все это, заботятся только об одной одежде и пище своей. И имеющий жену может вести себя согласно такому любомудрию. Сказанное выше не лишайте себе друг друга (1 Кор. VII, 5), сказано только о совокуплении; в этом он повелевает следовать друг за другом и не оставляет им власти над собою; а в чем должно держаться другого любомудрия, напр. в одежде, в пище и во всем прочем, в том один не подчинен другому, но мужьям можно, - хотя бы жена и не хотела, - отказаться от всякой роскоши и удручающаго множества забот; и жене также нет никакой необходимости против воли украшаться и заботиться об излишнем. Это и справедливо; потому что та похоть естественна и поэтому простительна и один (из супругов) не властен лишать в этом другого без его воли; а страсть к роскоши, расточительности и безполезным заботам не зависит от природы, но происходит от безпечности и высокомерия. Посему (апостол) и не повелевает вступившим в брак подчиняться друг другу в этих делах, как в тех. Таким образом слова: имея жену не иметь ея, означают то, чтобы мы не принимали на себя излишних забот, происходящих от капризов и изнеженности жен, но прилагали столько забот, сколько требуется для одной преданной нам души и притом расположенной жить любомудро и скромно. А что он хочет сказать именно это, он сам объяснил, присовокупив: и плачущиися якоже неплачущии и радующиися о приобретениях, якоже нерадующиися (Кор. VII, 30); ибо не радующиеся не будут заботиться и о приобретении и не плачущие не станут бояться бедности и отвращаться от умеренности. Таково значение слов: имея жену не имея ея, т. е. пользоваться миром, но не злоупотреблять им. А оженивыйся печется о мирских (1 Коринф. VII, 33). Хотя забота бывает и там и здесь, но здесь она суетна и напрасна, или лучше сказать ведет к печали и скорби [скорбь же плоти имети будут таковии (1 Кор. VII, 28)], а там - к неизреченным благам; почему же нам не избрать лучше первой заботы, которая не только получает столь многия и великия воздаяния, но и по свойству своему легче последней? О чем заботится незамужняя? О деньгах ли, слугах, домоправителях, полях и прочем? За поварами ли она наблюдает, за ткачами и прочею прислугою? Нет; ничто из этого не приходит ей на ум, но только об одном она заботится, чтобы благоустроить свою душу, украсить этот святой храм (1 Кор. III, 17), не плетением волос, или золотом, или жемчугом (1 Тим. II, 9), не притираниями и раскрашиваниями, или другими трудными и обременительными способами, но - святостью по телу и духу. А посягшая, говорит (апостол), печется како угодити мужу (1 Кор. VII, 34). Весьма мудро он не стал перечислять самыя дела и не сказал, что переносят жены для угождения мужьям, и телом и душою, тело притирая, посыпая пылью и подвергая другим мучениям, а душу наполняя низостию, лестию, притворством, малодушием и другими излишними и безполезными заботами, но, намекнув на все это одним словом, предоставил подумать об этом совести слушателей. Показав таким образом преимущество девства и превознесши его до самаго неба, он опять возвращается к речи о дозволенности брака, постоянно опасаясь, чтобы кто-нибудь не стал считать это повелением. Посему он не удовольствовался прежними увещаниями, но сказав: повеления Господня не имам; и аще посягнет дева, не согрешила есть, опять здесь говорит: не да сило вам наложу (1 Кор. VII, 25, 28, 35).

      76. Кто-нибудь может при этом справедливо придти в недоумение, почему апостол, выше назвав девство освобождением от уз и сказав, что он советует его для нашей пользы, чтобы мы не имели скорбей и были без забот, так как он щадит нас, и всем этим показав легкость и удобоносимость его, вдруг говорит: не да сило вам наложу (1 Кор. VII, 35). Что же это значит? Не девство он назвал петлею, - нет, но принятие этого блага с насилием и принуждением. И на самом деле так. Все, что принимает кто-либо по принуждению и против воли, хотя бы оно было весьма легким, бывает несноснее всего и давит нашу душу мучительнее петли. Посему он и сказал: не да сило вам наложу; то есть: я предложил и показал все блага девства, но и после всего этого предоставляю вам избрание его и не влеку к добродетели против вашей воли; я посоветовал это, не желая причинить вам скорбь, но - чтобы благопристойное служение (Богу) не нарушалось житейскими делами. Посмотри и здесь на мудрость Павла, как он с просьбами соединяет увещания и с позволением - совет. Сказав: не принуждаю, но увещеваю, он прибавляет: благообразию и благоприступанию (1Кор. VII, 35), показывая этим превосходство девства и ту пользу, какая происходит от него для нас в богоугодной жизни. Ибо жене, опутанной житейскими заботами и всюду развлекаемой, нельзя быть благоприступающею (к Господу), так как весь ея труд и досуг раздробляется на многое, т. е. на мужа, заботы по дому и все прочее, что обыкновенно влечет за собою брак.

      77. А что, скажешь, если и девственница станет заниматься многим и иметь житейски заботы? Нет, этим ты исключил бы ее из сонма девственниц, потому что недостаточно только не вступать в брак, чтобы быть девственницею, но необходима и чистота душевная; под чистотою же я разумею не только воздержание от порочной и постыдной похоти, украшений и разсеянности, но и свободу от житейских забот; если же этого нет, то какая польза в чистоте телесной? Как ничего не может быть постыднее воина, бросившаго оружие и проводящаго время в пьянстве, так ничего не может быть непристойнее девственниц, связанных житейскими заботами. Так и те пять дев имели светильники и подвизались в девстве, но не получили от этого никакой пользы, а остались вне дверей затворенных и погибли. Девство потому и хорошо, что оно отклоняет всякий повод к излишней заботе и доставляет полный досуг для богоугодных дел; так что, если этого нет, оно бывает гораздо хуже брака, нося в душе терние и заглушая чистое и небесное семя.

      78. Аще ли же кто безобразити о деве своей непщует, аще есть превозрастна и тако должна есть быти: еже хощет да творит: не согрешает, аще посягнет, говорит (апостол) (1 Кор. VII, 36). Что говоришь ты: еже хощет, да творит? Как ты не исправляешь извращеннаго понятия, но дозволяешь вступать в брак? Почему ты не сказал: кто находит непристойным для своей девицы (оставаться так), тот жалок и несчастен, считая укоризненным столь дивное дело? Почему ты, оставив это предположение, не посоветовал ему удерживать свою дочь от брака? Потому что, говорит он, эти души были слишком слабы и привязаны к земле; а при таком настроении их нельзя было вдруг внушать им учение о девстве. Кто до такой степени привязан к мирским делам и восхищается настоящею жизнию, что даже после такого увещания считает постыдным то, что достойно небес и уподобляется ангельской жизни, тот как мог бы принять совет, привлекающий его к этому? И удивительно ли, что Павел так поступил касательно дела позволеннаго, когда он делает тоже самое касательно запрещеннаго и противозаконнаго? Укажу на пример. Иметь осторожность в пище, принимать одну и отвергать другую, было свойственно слабости иудеев; однако и между римлянами были подверженные этой слабости; он же не только не обвиняет их со строгостию, но делает еще нечто, более того; оставив согрешавших, он укоряет тех, которые хотели препятствовать им: ты же почто осуждаеши брата твоего (Римл. XIV, 10)? Между тем он не сделал того же, когда писал колоссянам, но с великою властию обращается к ним и любомудрствует так: да никтоже убо вас осуждает о ядении, или о питии, и еще: аще умросте со Христом от стихий мира, почто аки живуще в мире стязаетеся; не коснися, ниже вкуси, ниже осяжи; яже суть вся во истление употреблением (Колос. II, 16. 20. 21. 22). Почему же он так поступает? Потому что эти были сильны, а римляне еще нуждались в большой снисходительности, и он ожидал, пока вера окрепнет в их душах, опасаясь, чтобы с преждевременным истреблением плевел не вырвать с корнями и растений здраваго учения. Поэтому он и не осуждает их прямо, и не оставляет без осуждения, но касается их незаметно и прикровенно, в осуждении других; ибо словами: своему Господеви стоит и падает (Римл. XIV, 4), он повидимому заграждает уста укоряющему (другого), но на самом деле влияет на душу этого последняго, показывая, что предпочитать то или другое (из пищи) свойственно не твердым и не стоящим непоколебимо, но еще колеблющимся, находящимся в опасности пасть, если не устоят. Таким же образом он поступает и здесь вследствие великой слабости укоряемых. Он не явно нападает (на обличаемаго), но похвалами тому, кто соблюдает свою девицу, наносит ему сильный удар. Что же говорит он? А иже стоит твердо сердцем своим (1 Кор. VII, 37). Это сказано для противопостановления с тем, кто легко и скоро колеблется, не умея ходить твердо и стоять мужественно. Потом заметив, что этого слова достаточно для влияния на душу такого человека, смотри, как он опять прикрывает речь, приводя причину не слишком достойную порицания. Сказав: а иже стоит твердо сердцем своим, он присовокупил: не имый нужды, власть же имать, хотя последовательнее было бы сказать: кто стоит твердо и не находит этого дела непристойным. Так как это было бы слишком разительно, то вместо этого он употребляет другое выражение в его утешение, предоставляя ему лучше ссылаться на такую причину. Не так тяжело удерживать кого-нибудь от дела нуждою, как стыдом: первое - касается души слабой и жалкой, а последнее - испорченной и неумеющей правильно судить о качестве дел. Впрочем говорить это еще было не время: даже по настоятельной нужде не следует препятствовать желающей быть девственницей, но должно мужественно стоять против всего, что препятствует этому прекрасному стремлению, как говорит Христос: иже любит отца или матерь паче Мене несть Мене достоин (Матф. X, 37). Когда мы принимаем что-либо благоугодное Богу, то всякий, препятствующий этому, есть враг и неприятель, кто бы он ни был, отец или мать. Павел же, снисходя к несовершенству слушателей, написал следующее: а иже стоит твердо, не имый нужде, (1 Кор. VII, 37); и не остановился на этом, - хотя не имый нужды, и власть имеяй означают одно и тоже, - но обширною речью и безпрестанным повторением позволений утешает слабый и низменный ум, присоединяя далее и другую причину: иже разсудил есть в сердце своем (1 Кор. VII, 37). Ибо недостаточно быть свободным, чтобы только за это не подлежать ответственности, но когда кто избрал и разсудил, тогда он поступает хорошо. Потом, чтобы ты не заключил из такой великой снисходительности, что нет никакого различия (между тем и другим делом), он опять излагает различие между ними, хотя с осторожностью, излагает в (ясных) словах: темже и вдаяй браку (свою деву) добре творит и не вдаяй, лучше творит (1 Кор. VII, 38). А на сколько лучше, он не объяснил опять по той же причине; если же ты хочешь знать, то послушай Христа, Который говорит: ни женятся, ни посягают, но яко ангели Божии на небеси суть (Матф. XXII, 30). Видишь ли различие, на какую высоту девство вдруг возносит смертнаго, когда оно есть истинное девство?

      79. Чем, скажи мне, отличались от ангелов Илия, Елисей и Иоанн, эти истинные любители девства? Ничем, кроме того, что они были облечены смертною природою; а во всем прочем, если точно изследовать это, они окажутся нисколько не хуже тех; даже и этот самый кажущийся недостаток много служит к похвале их. Какое мужество, какое любомудрие было у тех, которые, живя на земле и подчиняясь необходимости смертной природы, могли достигнуть такой добродетели! А что их сделало такими девство, ясно из следующаго; если бы они имели жен и детей, то не так легко поселились бы в пустыне, не стали бы презирать домов и всего житейскаго; а теперь, освободившись от всех этих оков, они жили на земле, как на небе; не нуждались ни в стенах, ни в кровле, ни в постеле, ни в трапезе, ни в чем ином подобном, но вместо кровли им было небо, вместо постели - земля, вместо трапезы - пустыня; и то, что для других кажется причиною голода, безплодие пустыни, это самое тем святым доставляло изобилие. Они не нуждались ни в виноградных лозах, ни в точилах, ни в посевах, ни в жатве, но источники, реки и озера доставляли им обильное и приятное питье, а трапезу одному из них приготовлял ангел, чудесную и необыкновенную и более обильную, чем обычно у людей: одного хлеба, говорится (в Писании), было достаточно на четыредесять дней (3 Цар. XIX, 6-8); а другого часто питала чудотворная благодать Духа, и не только его одного, но чрез него и других (1 Цар. IV, 41-44). Иоанн же, лишше пророка, больше котораго не воста в рожденных женами (Матф. XI, 3), не нуждался даже в человеческой пище: не хлеб, вино и масло поддержали жизнь его тела, но акриды и дикий мед. Видишь ли ангелов на земле? Видишь ли силу девства? Оно устроило, что облеченные плотию и кровию, ходившие по земле, подчиненные необходимости смертной природы, во всем поступали так, как безплотные, как уже достигшие неба, как получившие безсмертие.

      80. Для них все было излишним, не только то, что действительно излишне: роскошь, богатство, власть, слава и ряд прочих подобных сновидений, но и то, что кажется необходимым: жилища, города и искусства; вот что значит благообразие и благоприступание (1 Кор. VII, 35),вот добродетель девства! Удивительно и многих венцов достойно - преодолевать ярость страстей, сдерживать беснующуюся природу; но поистине удивительным это бывает тогда, когда притом будет такая жизнь; само по себе это слабо и недостаточно для спасения достигших этого. Свидетелями нам могут служить те, которая и ныне упражняются в подвиге девства: оне настолько отстоят от Илии, Елисея и Иоанна, насколько земля от неба. Как устранив благообразие и благоприступание, ты подорвешь самую силу девства, так соединяя его с превосходною жизнью, ты будешь иметь корень и основание блага. Как тучная и плодоносная земля питает корень, так превосходная жизнь возвращает плоды девства, или лучше сказать, крестная жизнь есть и корень и плод девства. Она умащала тех доблестных мужей на дивные подвиги, разсекая все узы их, и делая их способными на свободных и легких ногах, как бы на крыльях, возлетать на небо. Где нет ни угождения жене, ни заботы о детях, там очень легко является нестяжательность; а нестяжательность приближает к небесам, освобождая нас не только от страха, забот и опасностей, но и от прочих неудобств.

      81. Тот, кто не имеет ничего, презирает все, как бы обладая всем, и имеет великое дерзновение пред начальствующими, властителями и даже самим украшенным диадимою. Кто презирает богатство, тот, простираясь далее, будет легко презирать и смерть; а став выше этого, он будет дерзновенно говорить со всеми, не опасаясь и не страшась никого. А тот, кто занят богатством, есть раб не только богатства, но и славы и почестей настоящей жизни, и всего вообще житейскаго. Поэтому Павел и назвал сребролюбие корнем всех зол (1 Тим. VI, 10). Девство же имеет достаточную силу изсушить этот корень и вложить в нас другой лучший, производящий все доброе: свободу, дерзновение, мужество, пылкую ревность, горячую любовь к небесному, презрение всего земнаго. Так рождается: благообразие и благоприступание.

      82. Но что умничают многие? Патриарх Авраам, говорят, и жену имел, и детей, и богатство, и стада, и пастбища, а при всем этом, Иоанн, как Креститель, так и евангелист, тот и другой девственники, и Павел и Петр, отличавшиеся воздержанием, желали быть в лоне его. Кто сказал это тебе, почтеннейший, какой пророк, какой евангелист? Сам, говорят, Христос. Видя великую веру сотника, Он сказал: яко мнози от восток и запад приидут и возлягут со Авраамом и Исааком и Иаковом (Матф. VIII, 11). Вместе с ним блаженствовавшаго и Лазаря видел богатый (Лук. XVI). Но какое отношение имеет это к Павлу, Петру и Иоанну? Лазарь не Павел и не Иоанн, и мнози от восток и запад не составляют сонма апостолов, так что эти ваши слова излишни и напрасны. Если же ты хочешь точно знать награды апостолам, то послушай, что говорит Сам имеющий даровать их: сядете на двоюнадесять престолу, судяще обеманадесять коленома Исраилевома (Матф. XIX, 28). Здесь нет ни Авраама, ни сына его, ни внука его, ни лежащаго на лоне его, но гораздо высшее достоинство; последние сядут судить потомство первых. И не в одном этом видно различие, но и в том, что участи Авраама сподобятся многие; мнози, говорит (Господь), от восток и запад приидут и возлягут со Авраамом, и Исааком и Иаковом; а этих престолов не получит никто, кроме одного сонма святых апостолов. Еще ли, скажите мне, вы будете воспоминать о стадах, пастбищах, браках и детях? Что же, говорят, если многия из девственниц после многих подвигов желают переселиться туда? Я скажу еще больше: многия из девственниц не достигнут ни того лона, ни меньшаго, но пойдут в самую геенну. Это показывают девы, оставшияся вне брачнаго чертога (Матф. XXV, 12). Отсюда не следует ли, что брак равен девству, или даже девство хуже его? Твой пример представляет девство хуже (брака). Авраам, живший в браке, находится в покое и наслаждении, а девственницы - в геенне; по вашим словам остается сделать такое заключение. Но это не так; нет: девство не только не хуже, но гораздо лучше брака. Почему? Потому, что не брак сделал таким Авраама, и не девство погубило тех несчастных (дев); но другия добродетели души прославили патриарха, и другие пороки жизни предали дев огню. Тот и в брачной жизни старался совершать добрыя дела девства, т. е. благообразие и благоприступание, а оне, и избрав девство, ниспали в круговорот жизни и в заботы, свойственныя браку. Что же, скажут, препятствует и ныне вместе с браком, детьми, богатством и всем прочим сохранить это благоприступание? Во-первых то, что ныне уже нет равнаго Аврааму, и даже хотя мало приближающагося к нему; он, имея богатство и жену, больше подвизающихся в нестяжательности презирал богатство и больше девственников воздерживался от удовольствий. Эти каждый день пламенеют страстию, а он так погашал этот огонь и не предавался никакому пристрастию, что не только удержался от наложницы, но и отпустил ее из дома, чтобы уничтожить всякий повод к ссоре и несогласию: теперь не очень легко это найти.

      83. Кроме этого, - я и теперь скажу то, что говорил вначале: от нас требуется не такая степень добродетели, как от них. Теперь нельзя быть совершенным, не продав всего, не отказавшись от всего, не только от денег и дома, но даже от души своей (Матф. XI), а тогда еще не была указана такая строгость. Что же, скажут, разве мы теперь живем строже, чем патриарх? Мы должны (так жить), и это заповедано нам, но мы не живем, и потому далеко отстаем от того праведника; а что нам предлежат большие подвиги, это всякому известно. Посему и Ноя Писание не просто прославляет, но с некоторым прибавлением: Ное, говорит, человек праведен совершен сый в роде своем, Богу угоди (Быт. VI, 9), не просто совершенный, но в то время; ибо много видов совершенства, которые определяются различными временами. С течением времени бывшее некогда совершенным, потом становится несовершенным. Например, некогда был совершен тот, кто жил по закону; сотворивый та, сказано (в Писании), жив будет в них (Лев. XVIII, 5); а Христос, пришедши, показал, что это совершенное - несовершенно; аще не избудет правда ваша паче книжник и фарисей, не внидет в царствие небесное (Матф. V, 20). Тогда только убийство считалось жестоким, а теперь и один гнев и злословие могут вовлечь в геенну; тогда наказывалось только прелюбодеяние, а теперь даже безстыдный взгляд на жену не освобожден от наказания; тогда только клятвопреступление было от лукаваго, а теперь и клятва: лишше же сего от неприязни есть, говорится (в Писании) (Матф. V, 37); от людей того времени не требовалось ничего больше, как любить любящих, а теперь это великое и дивное дело так несовершенно, что, по исполнении его, мы ничем не превосходим мытарей.

      84. Почему же неодинаковая предстоит награда за одне и те же добродетели для нас и для ветхозаветных, но мы, если желаем получить одинаковое с ними, должны оказать большую добродетель? Потому, что теперь излилась великая благодать Духа и великий дар пришествия Христова; благодать сделала (людей) из младенцев мужами совершенными. Как мы от наших детей, когда они сделаются юношами, требуем гораздо больших доблестей, и за что в детском возрасте мы прежде хвалили их, мы уже не восхищаемся тем же, когда они станут мужами, но требуем от них другого, гораздо большаго; так и Бог в первые времена требовал не великих дел от человеческаго рода, как находившагося в младенческом состояния. Когда же он услышал пророков и апостолов и получил благодать Духа, то Бог возвысил степень добродетелей, и это справедливо. Он назначил и большия воздаяния и гораздо более светлыя награды; уже не земля и земныя блага, но небо и блага, превосходящия ум, предстоят праведникам. Итак не безразсудно ли возмужавшим оставаться при прежнем младенчестве? Тогда природа человеческая разделялась сама в себе, и была непримиримая борьба; разсуждая о ней, Павел так говорит: вижду же ин закон во удех моих противу воюющ закону ума моего, и пленяющ мя законом греховным сущим во удех моих (Римл. VII, 23). А теперь этого нет; немощное бо закона, в немже немоществоваше плотию, Бог Сына Своего посла в подобии плоти греха и о гресе осуди грех во плоти (Римл. VIII, 3). За это, воздавая благодарность, Павел говорит: окаянен аз человек! Кто мя избавит от тела смерти сея? Благодарю Бога Иисусом Христом (Римл. VII, 24, 25). Посему мы справедливо наказываемся за то, что, сделавшись свободными, не хотим идти наравне со связанными; или лучше сказать, если мы будем поступать одинаково с ними, и тогда не освобождаемся от наказания. Тем, которые наслаждаются глубоким миром, должно достигать гораздо больших и славнейших трофеев, нежели тем, которые сильно удручены войною. Если мы будем вращаться около денег, роскоши и жен и заботиться о делах, то когда же мы будем (совершенными) мужами, когда будем жить духовно, когда будем заботиться о Господнем? Неужели по исходе отсюда? Но тогда уже время не трудов и подвигов, а венцов и наказаний. Тогда и девственница, если не будет иметь масла в светильниках, не сможет получить его от других, но останется вне чертога (Матф. XXV); и если кто явится одетым в грязное одеяние, не сможет вышедши переменить одежду, но будет ввержен в огонь геенский (Матф. XXII); если даже будет просить самого Авраама (Лук. XVI), уже не достигнет никакого успеха. Когда наступит определенный день (суда), поставлено будет седалище, возсядет Судия, потечет река огненная (Дан. VII, 10), и потребуется отчет в делах наших, тогда уже нельзя будет нам получить разрешение грехов, но волею-неволею мы будем привлечены к должному наказанию за них. И тогда никто не может умолить за нас, но если бы даже кто-либо имеющий дерзновение, равное с великими и дивными мужами, как Ной, Иов, Даниил, стал умолять хотя бы за сыновей и дочерей своих, не достигнет успеха; грешникам необходимо будет подвергнуться вечному наказанию, равно как праведникам удостоиться наград. А что ни тем, ни другим не будет конца, это объявил Христос, сказав, что как жизнь будет вечною, так вечным будет и наказание. Когда Он одобрил стоявших по правую сторону и осудил стоявших по левую, то прибавил: идут сии в муку вечную, праведницы же в живот вечный (Матф. XXV, 46). Посему всячески нужно все благоустроять здесь, и имеющему жену быть как не имеющему, а действительно не имеющему вместе с девством упражняться и во всякой другой добродетели, чтобы по исходе отсюда не рыдать нам тщетно.