Старец Иона Часть пятая Рассказы о старце Ионе разных лиц |
Из рассказов иеромонаха Израиля:
Однажды после общего благословения одна старая крестьянка добивалась попасть к отцу Ионе на совет и рассказывала, как ей трудно жить. В это время к ней сзади незаметно подошел отец Иона и, схватив за рукав, строго сказал ей: "Помнишь, как ты жила? Помнишь? Так теперь терпи да Бога благодари." Она ответила: "Помню, батюшка". Тогда монах-докладчик спросил ее: "Знаешь ли, кто с тобой говорил?" - "Знаю, это отец Иона." - "А ты поняла, что он тебе сказал?" - "Поняла, все поняла, спаси Господи." И ушла совершенно успокоенной.
Один купец из Харькова по фамилии Попов сильно страдал геморроем. По совету знакомых он обратился к отцу Ионе, чтобы узнать, как ему избавиться от этого мучительного недуга. Старец стал говорить ему: "Кровь не должна идти вниз - туда ей течь не следует. Она должна идти по своему направлению," - и, водя пальцем кругом, он стал показывать, как должно совершаться правильное кровообращение. Эти движения руки старца были целительными для больного. Но, скрывая свою благодатную силу, старец посоветовал больному принять две ванны - одну из раствора полыни, а другую - из деревея (белоголовника). Больной сделал эти ванны и получил полное облегчение.
Многим бездетным старец предсказывал детей, читал над некоторыми молитву, а по большей части давал советы правильной супружеской жизни. Иногда заранее указывал число будущих детей и назначал им имена. Бывало так, что дети после благословения у отца Ионы рождались от родителей, бывших бездетными лет по двенадцать-пятнадцать. Один человек признавался, что отец Иона предсказал ему детей, назначил им заранее имена, а тот при рождении детей назвал их по-своему. Родилось у него трое сыновей, и все умерли. Он написал старцу слезное письмо, а старец отвечал, что с Богом шутить нельзя, так как его устами нарекала тогда имена Божья воля.
Незадолго до кончины старца у него был один приезжий из Ieoepaopaa, Г. К., служивший там в одном центральном ведомстве. Отец Иона предсказал ему: "Тебе через год Бог даст сына". Крайне озадаченный этим, гость воскликнул: "Да как же это возможно, когда я 23 года как женат, и женат уже на третьей, и все браки были бездетны". - "Это дело не твое и не мое, - отвечал старец, - а Божие". Через год действительно у Г. К. по предсказанию старца родился сын.
Часто к отцу Ионе обращались женщины, у которых вследствие болезней приостанавливалось деторождение. Старец всегда спрашивал, делала ли женщина операцию (аборт), и если да, то уклонялся от советов. Если же операции не было, он давал совет, во-первых, известной супружеской воздержанности, а затем лечение ваннами из разных трав.
Старец Иона имел большое попечение о евреях, переходивших в Православие. Его заботила мысль, что эти люди окружены враждою своих ближних, которые от них отрекаются, и не находят поддержки у православных. Старец говорил даже с городским головою, что надо создать какое-нибудь учреждение, где бы новокрещенные находили себе занятие и средства к жизни. Старец приискивал для них состоятельных и отзывчивых восприемников. Одного молодого еврея он устроил у своих знакомых на фабрике в Москве. Один из таких знакомых евреев, Владимир, занимался подрядами по выемке земли при постройке домов. Раз ему не повезло - лошади пали. Он решил поступить на городскую железную дорогу контролером. На это требовалось iyouaanyo рублей залога. Жена его пошла просить у старца. Старец вместо iyoeaanyoe рублей дал им сто. Вместо того чтобы поступить на трамвай, он опять занялся прежними подрядами, и дело у него пошло хорошо.
Старец очень редко благословлял ехать в Иерусалим - конечно, из-за соблазнов, встречаемых там от смешения полов. Бывало, посмотрит вверх, подымет палец: "В Горний Иерусалим Бог благословит, а туда не благословляю".
Раз вошли к старцу три барыни и с ними одна монашенка. Барынь старец благословил крестом, а монашенку ударил по лицу и сказал: "А ты беса оставь, живи с Богом". Она, по-видимому, нисколько не смутилась и спокойно улыбалась. Все они вышли, и она на эти слова спокойно сказала: "Правда, что я бесу служила, верно старец сказал".
Один уроженец Петербурга отбывал воинскую повинность в городе Киеве и часто ходил к старцу Ионе. Он давно таил в себе желание поступить в монастырь. Окончив службу старшим унтер-офицером, он поехал в Петербург и там решил удалиться на Афон. По дороге в Одессу он заехал в Киев и зашел к старцу за благословением: "Еду на Афон, благословите". - "Помолиться?" - "Нет, совсем в монахи." - "Нет, нет тебе, Феодор, Божьего благословения в монахи - ни на Афон, ни в России. Поезжай домой и женись, живи честно, трезво, и спасешься." Эти слова разрушили давнюю мечту, показались молодому человеку очень тяжелыми. - "Я никогда не думал жениться, - сказал он старцу, - с юных лет думал о монастыре." - "Нет тебе пути в монастырь." Два часа спорили они, и старец наконец сказал: "Вам не видать, а нам благодатию Божиею видать. Вот что было бы с тобою в монастыре: лет на пять хватило бы твоей ревности, а потом все монастырское тебе опротивело бы, ты бы вышел из монастыря. Куда тогда идти? К родным идти стыдно, от работы отвык. Тогда что делать? Воровать, пьянствовать и прочее... Нет, поезжай, женись и живи благочестиво." Он сдался не сразу и все-таки поехал в Одессу. Однако, проехав несколько станций, вернулся в Петербург, поборол свою мечту о монашестве, боясь того, о чем предсказал старец. Теперь он давно женат и очень благочестиво настроен. Ведет торговлю и, если услышит от кого-нибудь из покупателей, что болен, дает от святынь маслица, советует, как употреблять, и больные получают пользу. Так он служит Богу иным путем, чем думал.
Старец Иона при благословении давал богомольцам листики, всегда соответствовавшие их обстоятельствам. Если иногда и казалось, что листики не подходят к положению этих людей в то время, последующие события оправдывали прозорливость старца. Надо иметь в виду, что отец Иона на общем благословении ни с кем не говорил и обычным путем не мог ничего знать о людях, которых видел впервые. Как-то кучка богомольцев из Каневского уезда Киевской губернии, села Паток, обсуждала в Лавре между собою вопрос, что надо зайти к отцу Ионе на благословение и получить от него листики. Бывшие в этой компании два парня говорят: "На что нам его листики - прочтем их и бросим. А вот если бы он дал нам по рублю - это дело другое". Все они отправились в Троицкий монастырь и явились к старцу. Были у него и те два парня. Всем прочим отец Иона по обычаю своему дал по листику и по просфорке, а тем двум парням, ничего не говоря, подал по рублю.
Однажды к старцу пришло двое супругов из образованных. Они рассказали ему свое горе - у них не было детей. Отвечая им, старец стал говорить про неправильность в их прежней жизни и про то, как враг искушает людей. "Батюшка, - прервали они, - мы не верим, чтобы существовала нечистая сила". Старец настаивал, что нечистая сила имеет личное существование. Они же продолжали это отрицать. Тогда старец, стоя перед иконой, стал молиться, и вдруг те, сидевшие дотоле на стуле, кинулись к батюшке, стараясь укрыться за ним. Возле дверей они ясно увидели врага и стали просить у батюшки защиты. Батюшка помолился, и видение исчезло. Тогда старец спросил: "Ну что, есть он?"
Один богомолец рассказал следующую историю. Однажды они с кумом зашли в трактир. Дело было около полуночи, а кум был колдун и водился с нечистою силою. Зашел разговор о нечистой силе. "Не верю, что они есть", - говорил один. - "Они существуют и исполняют для меня то, что я прошу, - говорил другой. - А если желаешь видеть, я тебе укажу их - только купи пол-литра." Они хорошенько выпили и пошли в полночь на погост. Пройдя через кладбище, кум свистнул три раза, а перед этим наказал куму: "Когда что увидишь, не крестись, потому что будет тебе горе". После третьего свистка, несмотря на тихую погоду, поднялся вихрь, и вокруг них стала кучка нечистых духов. "Что ты нас зовешь?" - спросили они. - "А вот кум желает вас видеть". Они стали смотреть друг на друга - человек на духов, а духи на человека. Потом бесы скрылись в поднявшемся вихре. Возвратясь в село, приятели выпили еще и пошли спать по своим хатам. И тот остался доволен, что видел никогда им не виданное, и рассказал про это некоторым товарищам. "Нехорошо это, - сказали они ему, - пошел бы ты спросить у отца Ионы, не будет ли в этом на тебе большого греха."
Он пошел на богомолье в Киев, рассказал все отцу Ионе и спросил, не грешно ли то, что он при появлении злых духов не крестился. - "Надо тебе принять наказание: в этой жизни или будущей - как хочешь? В полдень те самые духи будут ежедневно бить тебя в течение трех лет по сто ударов. И будут исполнять свое дело, хотя бы вокруг были люди". Он заплакал и сказал: "Лучше уж принять наказание в этом веке". Когда он вернулся домой, к нему пришли соседи, друзья послушать и получить принесенные им подарочки. Как настал полдень, явились те духи, принесли с собой кузнечный мех с огнем, раскалили на них проволочные пруты и, повалив его среди комнаты, били его. И никто не мог ему помочь, несмотря на все его крики; он лежал как каменная плита. Так продолжалось три года. В последний день на улице ему явился старик, похожий на преподобного Пахомия Великого, и сказал ему: "Иди со мною, тебя зовет Царица". Они пришли. Большой дом, ворота... Царица сказала ему несколько таинственных слов. Когда он вышел оттуда, старец привел его к телеге, ждавшей на улице. И когда он хотел спросить старика, кто он, тот стал невидим. Больше этого дома, где они были, на том месте он не видел. Он был у отца Ионы, и тот сказал: "Теперь ты свободен; хорошо, что пришел".
Купец Иван Петрович Сазонов из Луганска сильно запивал. Жена уговорила его поехать к отцу Ионе. Отец Иона сказал ему: "Замени водку чаем. Как потянет на водку, так сей час пей чай". И до смерти он никогда не брал в рот ничего хмельного - все это после заповеди старца представлялось ему отвратительным.
Заходили к отцу Ионе и припадочные, которые в Евангелии называются бесноватыми. Отец Иона вообще не позволял им говорить. Во время чтения заклинательных молитв, если дух начинал говорить, он запрещал ему именем Христовым. Бывало, что до прихода к старцу такие больные не чувствовали своей болезни, и только по приходе к отцу Ионе эта болезнь обнаруживалась.
Приблизительно в 1885 году к отцу Ионе родные привезли больного киевского гимназиста - мальчика лет пятнадцати-шестандцати. Когда батюшка увидел его, сказал: "Поздно привезли". В тот же день, часов в aanyou вечера, он скончался в монастырской гостинице. Хоронили его на следующий день часа в три. Отец Иона сказал: "Я сам буду хоронить". Когда его несли из церкви к могиле, то по распоряжению отца Ионы на расстоянии iyoeaanyoe саженей было отслужено пять литий. По большой лестнице спустились вниз к трапезе. Батюшка остановился перед дверями трапезы на повороте, облокотился на палку и плакал около часа, никому ничего не говоря. И все погребальное шествие остановилось. Крупные слезы обильно скатывались с лица его на землю. Одна из послушниц в это время видела стаю воронов, и между воронами старались проложить себе дорогу белые голуби, разбивая эту стаю. Из этой толпы вылетел крылатый мальчик, подлетел к батюшке, неся на руках младенца, шепнул ему что-то на ухо, батюшка тогда ободрился, повеселел, двинулся далее, и шествие за ним направилось к могиле. Перед опусканием в землю и наложением крышки было сделано возлияние елея на труп пятью крестами.
Вскоре после того как старец был возведен в сан архимандрита, мантийный монах Макарий, старик уже лет семидесяти, во время всенощной стоял у иконы Троеручицы и смотрел на то, что совершалось посреди храма, где стояли служащие и певчие, выйдя на "Хвалите". Когда пришло время чтения Евангелия и с батюшки сняли митру, он увидел, что лицо у отца Ионы стало, как у малого ребенка, и такое светлое, что нельзя было продолжать на него смотреть. Когда же, по прочтении Евангелия, надели митру, лицо стало обыкновенным. Наступило время прикладываться к иконе и мироваться. Тут одна странница, стоявшая сзади служащих, видела, что из алтаря в епитрахили и с поручами на руках вышла женщина. На ней было зеленое платье и голубой платок на голове, доходивший до ног. Женщина приложилась к иконе, помировалась Сама по-священнически и вошла в алтарь царскими дверями. Она даже возмутилась, как это монахи пустили женщину в алтарь. Она рассказала, что видела, монастырским старцам, и только тогда поняла, Кто была эта Женщина.
Из рассказов отца Виктора, келейника старца Ионы:
Некто послушник Харитон собрал у набожных людей тысячу рублей денег и поехал на старый Афон проситься в русский Пантелеимонов монастырь. Его приняли, и Харитон в качестве вклада внес свою тысячу. Архимандрит Макарий предложил ему испытать пустынную жизнь, но Харитон не выдержал ее тягостей и простился с Афоном. Ему вернули его тысячу, и отец Макарий сказал ему: "В России поезжай в Киев. Там в Троицком монастыре настоятель отец Иона, только к нему и поступай. А в виде знамения - он встретит тебя у врат своей обители и назовет по имени". Так и случилось. Отец Иона принял Харитона и назначил ему послушание у ворот. Харитон был доволен своею жизнью и однажды заговорил с монахом Кассианом о своей горячей любви к старцу: "Когда отец Иона проходит по монастырю, я бы рад его на руки поднять и носить".
Как-то отец Иона, проходя по монастырю, заметил у ворот беспорядок. Он подозвал к себе Харитона, сделал ему строгое внушение и ударил по шее. Харитон был этим чрезвычайно озадачен. Куда девалась его любовь к старцу! Он решил, что больше не останется в обители, и поделился своим решением с Кассианом. "Скорее бы смерти своей поверил, чем тому, чтобы такой старец, святой человек, мог так оскорбить меня." - "Чудак, - ответил ему Кассиан, - разве он тебя бил? Он согнал с твоей шеи того, кого ты возил на себе всю свою жизнь, возил и на Афоне." - "Может, и правда," - ответил Харитон. Харитон успокоился, остался в монастыре, вскоре заболел и в больнице пред смертию был пострижен в мантию.
Кассиан рассказывал, что было с ним в бытность его экономом на монастырской Васильчиковой даче. Всякую субботу еженедельно приезжал он с дачи в монастырь за двенадцать верст. Раз приехал он с сильною зубною болью, долго ею мучился и в лекарствах не находил облегчения. Забрав провизию, он зашел за благословением к отцу Ионе. Батюшка спросил его, всю ли провизию он получил. - "Всю, да только келарь грибов не дает." Батюшка ходил по келии и, смотря вниз, недовольно бормотал про себя: "Да, да, лето прошло, а вы не могли себе грибов набрать, хотя и живете в лесу. Нехорошо, нехорошо". Тут он, внезапно остановившись против Кассиана, ударил его по щеке. При больных зубах боль от этого удара получилась страшная, и Кассиан выбежал в коридор. Но когда он опомнился, боли в зубах уже совсем не было. Он был совершенно здоров, и зубы у него до смерти не болели.
Ездил к старцу некий Константин Георгиевич Абаджи из города Аккермана - человек богатый, страдавший запоем. Старец ласково принимал его. Приказывал в гостинице, как только его потянет на вино, нести ему самовар и сам поил его чаем. Некоторые из старшей братии оскорблялись, что старец так его принимает и настолько к нему внимателен. Старец сказал: "Разве он мне нужен? Душа его мне нужна. Если бы он сюда не ездил, давно бы в могиле сгнил." Абаджи умер спокойно в покаянии.
Жила в Киеве мещанка Мария Котикова. Лет сорок она была в полном расслаблении. Плачущую ее привезли к отцу Ионе. Старец посмотрел на нее и сказал: "Не плачь, раба Божия". Дал ей бутылку святой воды и просфоры и велел принимать то и другое в течение сорока дней, причем заповедал ей всю ее жизнь не принимать никаких спиртных напитков. "Как в первый раз приняла я воду, - рассказывает она, - так будто что-то с меня и упало." Мария Котикова до сих пор совершенно здорова.
Года за три до кончины старца один из его келейников, Захария, утром четвертого декабря, в день великомученицы Варвары, стал просить у старца отпустить его к обедне в Михайловский монастырь. Там в этот день вокруг собора обносили мощи великомученицы Варвары. Старец сказал: "Зачем? Теперь там много людей." Он опять повторил просьбу: "Благословите". - "Как хочешь," - сказал старец и махнул рукой. Он поехал вместе с будущим настоятелем отцом Мелхиседеком, и тот взял его с собою в алтарь, но Захария вышел на середину храма и стал у раки мощей. Тут образовалась страшная толпа. Его сдавили так, что у него изо рта и носа хлынула кровь. Он вернулся в монастырь больным. С того дня он заболел, лег в больницу и вскоре умер, постриженный с именем Зинон.
В монастыре совершалось бдение под праздник Входа Господня в Иерусалим. Служил отец Иона и с ним все иеромонахи, иеродиаконы и певчие. Во время чтения кафизм прибежал келейник иеромонаха Пимена, который умирал у себя в келии. Больной просил скорее прийти к нему с напутствием, так как чувствовал себя при последнем издыхании. "Передай ему, что мы все здесь предстоим пред Господом, совершая Ему славословие, пусть он за послушание подождет умирать. А по окончании бдения мы к нему придем и напутствуем его." По окончании службы отец Иона со старшею братию тотчас отправились к отцу Пимену, совершили над ним Таинство Елеосвящения, исповедовали и приобщили, постригли его в схиму. И к утру Пимен, в схиме Антоний, мирно преставился.
Из рассказов иеромонаха Тарасия:
Отец Иона не допускал, чтобы в монастыре сажали какие-нибудь деревья, кроме плодовых. Деревья, не приносившие плодов, он вырубал собственноручно. Я жил в Тальянках "гуменным" - укладывал снопы хлеба в скирды, и батюшка Иона поручал мне обо всем писать ему, даже давал мне для этого конверты, бумагу и марки, но я не осмеливался это делать, хотя там начальники поступали по-своему, а не по старцеву приказу. Когда же мне от этого становилось слишком тяжело, я уходил в дальний уголок, плакал и взывал в уме к батюшке: "Посмотрел бы ты, что твои дети здесь делают". И говорю я это, будто стою наяву пред самим старцем. И что же? На следующий день батюшка совершенно неожиданно появляется у нас. В то самое время, когда я призывал его в Тальянках, в 300 верстах от Киева, он вдруг говорит келейникам: "Скорей, скорей лошадь мне, я в Тальянки еду!" И поехал, когда об этом в тот день и речи не было. Так было с ним трижды.
Пришел как-то к старцу крестьянин и поведал следующее. У него был единственный сын, и пока этот сын был холост, он не мог на него нахвалиться: трезвый, трудолюбивый, почтительный и послушный. Потом же, когда женился, сделался пьяницей, да таким, что от него домашним житья не стало. Часто к старику приходили односельчане и говорили: "Пошлите вашего сына подобрать, на улице пьяный валяется". Когда же он отрезвится, то начинает в доме буянить; домашние бегут вон - он их выгоняет. Оставшись один, он начинает все в доме крушить, бить посуду, рвать на себе рубаху и бегать по избе нагим. Раз из люльки выхватил своего же ребенка и за руку выбросил его в разбитое окно. Старик его и учил, и крестьянскому сходу жаловался, но тот не унимался, продолжал пьянствовать, буянить и колотить жену, отца и мать.
Добрые люди посоветовали старику обратиться к отцу Ионе за советом. У старца после общего благословения всегда оставалось человек десять-пятнадцать на совет-беседу, проходившую наедине, с глазу на глаз. Тут старик и рассказал о своем сыне. Ответ старца был крайне резок: "Так тебе и надо, старая собака, так тебе и надо." Старик залился слезами: "За что ж это? Другие люди радуются на детей, а я только горюю, да еще старец говорит, что так и надо." - "Так тебе и надо", - повторил старец. - "Да почему же?" - "А ты вспомни, когда ты его зачал, вспомни," - и старец стал прохаживаться по келье, все повторяя: "Вспомни, вспомни". И три раза спрашивал: "Вспомнил ли? Подумай хорошенько." Но тот повторял, что не помнит. "Так я тебе скажу, - отвечал старец. - Люди шли в церковь пасхи святить, а ты с женой тогда сошелся. Не было вам другого времени? Вот за это теперь и казнишься." Старик упал на колени: "Правда, батюшка." - "То-то, то-то, старая собака."- "Что ж теперь делать, батюшка, как быть?" - "А ты приобщался?" - "Приобщался в Лавре." - "Так теперь чтоб ни ты, ни жена твоя, ни сын твой не приобщались в течение трех лет. Говеть и исповедоваться надо, а к тайнам не приступать, и тогда, соблюдая это, приходите ко мне." Старец назначил всем троим одинаковую епитимью и по выполнении ее обещал через три года приобщить их у себя в монастыре.
Из рассказа монаха Ермогена:
Одно время отец Ермоген жил за воротами, в одной келии с другим монахом, отцом Адрианом. Раньше отец Адриан жил на монастырском хуторе - сторожил там лес и был не раз избит. По болезни его перевели в монастырь и поселили с отцом Ермогеном. Раз поутру отец Ермоген поднялся, пока больной еще спал, прочел утренние молитвы, потом принялся за Псалтирь, и тут нашло на него сокрушение о своих грехах. Заплакал он горько над жизнью своею. В это время проснулся отец Адриан и говорит ему: "Слушай, отец Ермоген, как молится за нас и жалеет нас Царица Небесная, просит прощения за дела наши. Видел я сейчас, что ты стоишь на молитве и весь черный-пречерный, а наверху Спаситель и Матерь Божия. И Матерь Божия говорит Спасителю: "Сыне Божий, прости Ты его, слабенький он во всем и душою, и телом. Прости его." Раза три говорила Она: "Прости его". Тут сверкнула молния, и ты стал чистый - весь белый. Вот как Царица Небесная нас жалеет и о нас просит. То черный был, а теперь стал светлый. Ты это на всю жизнь запомни." Через месяц отец Адриан умер.
Из рассказа иеромонаха Варлаама:
Седьмого января 1902 года, за два дня до кончины старца, монах Варлаам, несший послушание в монастырском имении Тальянках, вместе с товарищем по послушанию отправился туда. Старец дал ему в благословение три просфоры, тогда как раньше давал не больше одной. Отец Варлаам потом употреблял эти просфоры при болезнях малыми крохами и по вере своей получал облегчение. Девятого января отец Варлаам привез из имения на станцию Тальное хлеб для отправки в Киев, в монастырь. Тут подошел к нему начальник почтовой конторы и, передавая ему телеграмму, спросил: "Знаете ли, отец Варлаам, что ваш настоятель скончался, вот телеграмма". В первую минуту отец Варлаам принял эту весть спокойно, но когда он вернулся в имение и по старце стали служить панихиду, он начал рыдать навзрыд и все последующие дни был в безысходной скорби и от утраты такого старца, и от того, что не будет при его погребении. Часть ночи с субботы на воскресенье отец Варлаам с прочей братией провел в молитве в течение трех часов, а потом лег спать. И тут с необыкновенной ясностью ему представился отец Иона. Отец Варлаам видел себя в усадебном доме. Отец Иона живой вышел к нему и сказал: "Я не умер, но жив. Хотя я и отошел от вас телом, но духом я с вами." Старец вышел в палисадник и благословил отца Варлаама. Целуя его руку, отец Варлаам ощутил в этой руке необыкновенную жизненность и мягкость. Тут собралась вся братия, жившая в усадьбе, и стала плакать, говоря: "Батюшка, Вы умерли?" А он в ответ произнес те же слова. Отца Варлаама он поставил по правую сторону от себя и начал говорить братии: "Живите все в мире, согласии, целомудрии, любви, с усердием проходите послушание, не оставляйте назначенного правила и все будете в Царствии Небесном". Потом старец пригласил отца Варлаама с двумя монахами поплыть на лодке на монастырскую мельницу. Проезжая пруд, отец Варлаам, правя лодкой, по неосторожности брызнул веслом старцу на его больную ногу, и старец просил грести осторожнее.
Тут сон прекратился. Отец Варлаам проснулся с такою радостию, какой не переживал за всю свою жизнь и какой не испытывал и тогда, когда старец был живым и ему приходилось долго беседовать с ним.
Из рассказов иеромонаха Аверкия:
Когда расширяли наш большой храм (это было в 1897 году), внутри него шла работа, а по другую сторону - служба. Я в это время нес послушание пономаря. Был полиелей перед днем иконы Божией Матери "Всех скорбящих радость" (на среду). Прошло несколько дней, и под первое воскресенье за всенощной отец Иона спрашивает меня в своей алтарной келье: "Не заметил ли ты, - когда на прошлую среду был полиелей на "Всех скорбящих", стояла ли особого вида Монахиня?" - "Не знаю, батюшка, много монахинь было." - "Нет, нет, была Монахиня, ты должен был Ее заметить, Она была высокого роста." Тогда мне вспомнилось, что действительно, между колонн посреди церкви, неподалеку от Троеручицы стояла высокая Монахиня, и я сказал об этом старцу. "Да, да, да! - радостно воскликнул он. - Это Царица Небесная посетила нашу обитель." И он сейчас же заплакал, а потом прибавил: "Владычица посещает нашу обитель в среду и субботу". Затем старец рассказал мне о другом посещении Богоматери: "Когда наша обитель только строилась, я жил внизу у малой церкви. Однажды рано я шел к святым воротам, которые тогда находились тоже внизу. Навстречу мне шла Царица Небесная. Я упал, поклонился Ей в ноги, и Она спросила меня: "Как, старче, дела твои?" - "За Твои святые молитвы все идет хорошо." Мы пошли тогда к больничному помещению. Там жило два послушника, принятые мною в число братий. Владычица сказала: "Вышли их - они здесь неполезны".
Из рассказов иеросхимонаха Димитрия:
Однажды из местности, откуда был родом рассказчик, в Киев собрались несколько паломников и зазвали его с собой. Киев и Лавра не произвели на него глубокого впечатления. О монашестве он тогда и не думал. Придя в Троицкий монастырь (дело было до отдания Пасхи), он был поражен пением Пасхального канона и всем, что видел здесь. Он сказал своему знакомому земляку, монастырскому благочинному, что желает остаться тут навсегда. Тот отговаривал его, ссылаясь на суровую жизнь, непривычную для него: "Здесь живут мужики, привыкшие к черному труду". Но он стоял на своем. Благочинный оставил его, назначил ему начальное послушание - записывать просфоры. Спустя некоторое время он в первый раз пошел на богослужение к отцу Ионе и стал просить его благословения навсегда остаться в обители. Отец Иона сказал ему: "У тебя дома неурядицы, поезжай туда, все устрой, и тогда можешь вернуться". С этими радостными мыслями он отправился в путь. Дома все оказалось так, как предсказал отец Иона. Невестка нехорошо обращалась с матерью. Он постарался все утихомирить, обязал брата покоить мать до смерти, причем для этого отказался от своей части наследства, а затем с миром вернулся в Киев.
По сообщению благодетельницы Ирины, они с мужем были бездетны. Поэтому просили у отца Ионы еще молодыми поступить в монастырь. "Вам надо вскормить семью," - отвечал старец. "Какая может быть семья, - подумали они. - Пять лет мы женаты, а детей нет." Но по совету старца продолжали жить в миру. Тут у брата мужа умерла жена, оставив двух маленьких дочерей, и сам брат тоже вскоре заболел и умер. Девочки остались в бедности. Пришлось принять сирот, воспитать их и выдать замуж. В тот год, когда они собирались распрощаться с миром, должна была прекратиться аренда земли в количестве пятидесяти десятин, которую они держали, а товарищ, с которым они раньше арендовали землю сообща, держал в то время сто десятин. На слова, что он хочет кончить аренду, старец сказал будущему монаху: "Нет, не бросай пока на этот год землю, еще ее придержи," - и из той пшеницы, которую благословляют на всенощном бдении после литии, старец дал хозяину пригоршню, говоря: "Вот, посей". И со своих пятидесяти десятин в то лето он снял вдвое больше против того, что снял со ста десятин его товарищ. Выручив за деньги урожай, они вместе с женой оставили мир.
Пришел в монастырь пьяница по имени Данила, хотевший покуситься на свою жизнь. Старец поручил мне хранить этого человека. Я взял его в мастерскую, положил ему ?aou?a рубля в месяц. Через две недели он запьянствовал, пришел в мастерскую, стал ругаться самыми непристойными словами. Я пошел искать старца, чтоб просить уволить его. Старец в это время (было утро) зашел в малую церковь и занимался умною молитвою. Я прождал полчаса. Наконец подошел к нему и говорю: "Благословите меня, батюшка," - и рассказал ему, в чем было дело. А он говорит: "Видишь ли, за него, за его душу Господь пострадал на Кресте, а диавол запутал его. Мы, монахи, должны быть мудрыми и не допускать сатане ругаться над ним. Примите к сведению, что я рано или поздно должен отойти, а вы должны с меня брать пример. За таковых людей душа моя болит. Если отпустить его в мир, враг его окончательно сгубит. Я держу их по месяцу, по два, по полгода и по году, молюсь за них. Бывает, Господь слушает меня, и они помощию Божией исправляются. Иди же к отцу Евгению (благочинному), возьми полтора фунта сахара и четверть фунта чаю и дай ему. Скажи, что я прислал ему гостинца и что старец Иона просит, чтоб ты бросил эти глупости, а иначе диавол тебя сгубит." Благочинный даже расстроился и сказал: "На свою братию не хватает, а мы еще будем пьяниц кормить". Я на это ответил: "Давайте мне - старец сказал". Я пошел к Даниилу с чаем и сахаром и сказал: "Я был у старца, чтоб тебя выгнать, а старец вместо того чтобы прогнать, прислал тебе гостинца и просил тебя бросить все свои глупости, а иначе диавол погубит тебя". И что же? Он залился слезами и воскликнул: "Кто же я такой, что старец мне гостинца прислал?" И две недели он плакал о своих плохих делах. Исправился и вышел из монастыря, привыкнув к трезвости.
В 1902 году послушница Ксения жила в монастырском имении Тальянки. По истечении трех месяцев после смерти отца Ионы она сильно заболела зубами, так что не могла ни сидеть, ни лежать, а скорбела и плакала. Во время краткого сидячего сна она видит, что входит в помещение отец Иона с палкой в руках и спрашивает: "Чего ты плачешь?" - "Оттого я плачу, что у меня зубы болят." - "Ну ничего!" Больная обращается к старцу и говорит: "Батюшка, благословите меня". Отец Иона благословил ее, и когда она целовала его руку, то он крепко ударил по больному месту так, что больная проснулась. И отца Ионы не стало, и зубы перестали болеть. И вот уже прошло более восьми лет, а зубы ни разу не болели.
Послушница Иустиния Бондарцева при жизни старца была послана в Гусинское монастырское имение собирать по послушанию грибы в большом лесу. Под вечер она заблудилась, никак не могла найти дороги и, видя надвигающуюся темноту, решилась заночевать в лесу. Улегшись под деревом, Иустиния уснула. Во время сна она слышит, как ее кто-то зовет: "Вставай", - и толкает палочкой. Пред ней стоит отец Иона в сером подряснике - постоял и исчез. И ей стало радостно и надежно на сердце. Она как-то почуяла, куда ей нужно идти - словно кто-то ее направлял в темноте. Она быстро выбралась к хате, а там уже были зажжены огни.
Как-то после утрени в Пасхальный день отец Иона зашел в келию с одним монахом, и они разговорились о Пасхальной службе, какая она торжественная. Монах и сказал, что теперь в Иерусалиме очень большое торжество: там получают благодатный огонь от гроба Господня. Монах рассказал об Иоанне Новгородском, что тот когда-то ездил в Иерусалим на враге. Отец Иона ответил, что Иоанн Новгородский был святой жизни, а мы люди грешные, но благодать Господня одна - что тогда, то и теперь. В этот момент заходит в келию студент и спрашивает, кто был этот человек святой жизни. Во время своего ответа студенту отец Иона перекрестил студента (а это был бес в образе студента), студент выскочил из келии вихрем и стал под окном бричкою с конем. Отец Иона, увидев это, сказал монаху, что извозчик есть, поехали. И так, в мантиях и клобуках, они вышли, уселись на эту подводу и быстро поехали. Приехали в Иерусалим. Здесь было начало службы. Они вошли в церковь и стали в притворе слушать службу. В это время кадил протодиакон. Он увидел этих двух монахов и по внешнему виду определил, что они из России. Протодиакон сказал Патриарху, что в притворе стоят два русских монаха, и когда закончилась служба, Патриарх дал им по просфоре. Отец Иона и другой монах после окончания службы быстро сели на того же извозчика и возвратились в свой монастырь. Когда они возвратились, то служба здесь уже кончалась, и отец Иона поднес просфоры отцу настоятелю и рассказал, что эти просфоры из Иерусалима, что они ездили в Иерусалим и там слушали службу и что Патриарх дал им по просфоре на благословение. Настоятель сделал ему выговор за то, что он ездил в Иерусалим без благословения и назначил ему за это класть поклоны в трапезе всю Пасхальную седмицу. Отец Иона клал их и радовался, что настоятель дал такое наказание.
Из рассказов иеромонаха Илиодора:
Отец Иона скрывал свою прозорливость, и она обнаруживалась случайно через тех людей, у которых удивительно оправдывалась мудрость старцевых советов. Приехали однажды к старцу три купца из Москвы и стали просить у него благословения купить соседний дом стоимостью в тридцать или сорок тысяч. Старец принял их, выслушал и решительно сказал: "Я не благословляю вас покупать этот дом". Они три раза приступали к старцу с этим делом, и три раза он не давал им благословения. Они у многих испрашивали разъяснения, что за причина, по которой старец не благословляет их на эту покупку, когда им это дело очень удобно и дешево, да и дом с ними по соседству. Все им отвечали: "Что старец говорит, тому и повинуйтесь". Купцы из-за этого задержались в монастыре с неделю, а в это время покупка должна была быть уже совершена. Поехали они домой в большом прискорбии. Приехав в Москву, подъезжают они к своему дому, смотрят - соседний дом, который они хотели купить, уже сгорел. В тот же день они написали отцу Ионе письмо с теплой благодарностью, что он удержал их от разорительной покупки.
Одна женщина приехала к старцу из Петербурга. После смерти мужа она осталась с ребенком одна. Из-за ребенка она не могла найти должности - все стеснялись брать ее в услужение, и она приехала к старцу за советом. Старец выслушал ее и спросил: "Ты знаешь, там есть один колодезь?" - "Знаю." - "Ну так ходи к этому колодезю." Такой, по-видимому, странный совет дал этой вдове отец Иона, и она вернулась в Петербург. Люди, с которыми она делилась своими сомнениями, говорили ей: "Как старец тебе советует, так и делай, а о прочем не заботься". И она начала ходить к тому колодцу. Пришла как-то к колодцу другая женщина, и вдова познакомилась с нею. Та пригласила ее к себе в дом. С этого времени между ними началось близкое знакомство. Вдруг эта женщина заболела. Вдова начала за нею усердно ухаживать. Поболела та с неделю и умерла. Муж покойницы, видя, что эта вдова женщина хорошего характера, трудолюбивая и сердобольная, женился на ней. Вот почему старец Иона посылал ее в Киеве к петербургскому колодцу.
Приехал однажды в монастырь с Дальнего Востока матрос, больной беснованием. Старцу стало его очень жалко, и решил он помолиться за него. Для молитвы он затворился у себя в келии на два часа, а на больного в это время приказал надеть смирительную рубашку, потому что у него были ужасные припадки, и во время старцевой молитвы он претерпевал от злой силы страшное страдание. Когда же по окончании молитвы старец вышел, бес был изгнан. Отец Иона велел исцеленному в прочее время жизни быть чрезвычайно осторожным. Затем дал ему благословение и отпустил с миром.
Из рассказов иеромонаха Мелетия:
По своей обязанности сторожа я наблюдал, чтобы к батюшке приходили исповедоваться только такие люди, которым он сам назначил. В монастыре долгое время нес епитимью священник Феодор. Раз, во время Филиппового поста, батюшка отец Иона, выходя от исповеди, говорит: "Ступай ты к отцу Феодору, скажи ему, чтоб он рыбы себе не жарил - теперь пост". Я пошел к отцу Феодору. Прихожу к нему, вижу: он целую селедку нанизал на деревянную длинную спичку и жарит. Я стал говорить: "Батюшка прислал меня сказать, чтобы Вы рыбы не жарили, потому что теперь пост - грешно". - "О, Господи, - воскликнул отец Феодор, - почем он знал? Ведь меня никто не видел - я только что положил рыбу в печку. Нигде не укроешься от этого человека!"
Жил на станции Славянск Феодор Осипович Сергеенко. Приехав в Киев с женой, тещей и двумя сыновьями, он разыскал меня, отговел, исповедовался у батюшки и собрался в обратный путь. Придя к отцу Ионе, он сказал, что послезавтра должен ехать. "Нет, еще день останьтесь." - "Да не могу я, батюшка, меня со службы уволят." - "И не уволят, для вас лучше будет. Не ездите завтра, поедете послезавтра." - "Да не могу я, батюшка, остаться." - "Не благословляю ехать, не благословляю." Он пришел ко мне и говорит: "Ну, что мне тут делать? Не хочется лишиться места, и против старца не хочется идти." - "Уж если вы доверились старцу, - отвечаю я ему, - так делайте, что он скажет, не без оснований же он говорит." Так он прожил в монастыре лишний день и поехал, а через две недели прислал мне письмо, в котором не находил слов выразить своей признательности старцу. Тот поезд, на котором он должен был ехать, не вернулся в срок, потерпел крушение, и было много убитых. Затем он вскоре прислал мне еще письмо. Он не только не потерпел по службе, но в его хозяйстве за два месяца получился такой доход, какой он раньше получал за целый год.
Был в Одессе купец Иванов. В это время Иванов ослеп так, что не только не мог читать, но и пройти не мог без посторонней помощи. Он был у разных профессоров и всюду получал ответ, что зрение вернуть нельзя. Он наметил себе побывать еще у двух профессоров в Киеве и Москве, и если и они скажут то же, что и прочие, то уже не искать более помощи. Между тем одна старушка, бывшая у отца Ионы, стала уговаривать его посетить в Киеве отца Иону и уверяла, что он возвратит ему зрение надежнее, чем доктора. Он посмеялся над ней - безумная старуха, мол, когда профессора отказываются, что может сделать неученый старый монах?! В Киеве побывал он у профессора, услыхал о своем положении тот же приговор и взял извозчика на вокзал, чтобы ехать в Москву. Но тут вспомнил, что старуха говорила ему про старца Иону, и велел извозчику повернуть в Троицкий монастырь, говоря себе: истрачу лишнюю пятерку и лишний день, а узнаю, что скажет старик. Он пробыл в монастыре две недели, и отец Иона давал ему святую воду и святое масло. Воду он принимал по ложечке натощак, а маслом мазал глаза. Отправляя его домой, старец благословил его и сказал: "Бог даст - пройдет. К докторам более не обращайся." Через неделю он прислал письмо и ящик лимонов и сообщил, что у него слепоты как ни бывало и что видит он хорошо. С тех пор он стал совершенно здоровым, ездил к отцу Ионе и при жизни, и к могиле его ежегодно. И по сей час он прекрасно видит и занимается своим делом.
Был в обители послушник из казачьих полковников, Александр Иванович Ожинов. Жил он внизу около трапезы. Раз батюшка шел к нижнему колодцу и зашел в трапезу. В это время Ожинов принес сюда из своей келии старый хлеб. Хлеб, который оставался у братии, резался, сушился и раздавался богомольцам. Полковник же по лености довел до того, что его хлеб заплесневел и был негоден к употреблению. Увидев полковника с хлебом, батюшка вдруг напал на колодезного послушника, тоже носившего имя Александр. Ударив его палкою, старец произнес: "Не доводи хлеба до плесени; сколько тебе нужно, съешь, а до плесени не доводи". Послушник же, не оправдываясь в том, что не делал этого, все приговаривал: "Простите, батюшка, никогда не буду". Между тем слова и наказания старца относились к полковнику. Через несколько времени он пришел к послушнику и, кланяясь ему в ноги, просил у него прощения, а сам потом признавался, что если бы старец не то чтобы наказал его, а сделал суровый выговор, он немедленно ушел бы из монастыря. Мирянам трудно понять мудрость поступка старца. Он, не озлобляя старого человека, довел его до стыда и сознания своей вины и раскаяния, а терпеливому послушнику дал венец за его кротость, крепость и готовность нести наказание, когда не было его вины.
Одним из преданнейших отцу Ионе людей был Сергей Васильевич Керский, управляющий канцелярией Святейшего Синода. Обыкновенно он проводил в монастыре и на монастырских дачах три летних месяца. Однажды, живя в монастырском имении Гусинцах, он разговаривал с отцом Мелетием о старце: "Никого в жизни, - сказал он, - я так не боялся и не боюсь, как отца Ионы, потому что он видит все: не только то, что я делаю, но и что я думаю". И он рассказал о своем первом знакомстве со старцем. Однажды в Святейший Синод был послан донос о неблаговидном поведении одного архиерея, и для расследования был послан Керский. Опрашивать ему пришлось тех же лиц, от которых исходил донос. Донос состоял в том, что архиерей находится в связи с одной девушкой и имеет от нее ребенка. По-видимому, все подтвердилось, и по возвращении Керского в Петербург Синод определил уволить архиерея на покой. Архиерей - человек еще молодой (ему не было и сорока лет) - сидел в кресле, когда получил телеграмму об увольнении. От сильного потрясения он тут же внезапно скончался. На Керского известие о смерти архиерея произвело ошеломляющее впечатление; ему казалось, что покойник стоит перед ним не отходя. Он не находил себе покоя и ночью. Та же тень стояла перед ним у кровати. Не будучи в состоянии выносить такого положения, Керский решил обратиться к опытному духовному врачу. Он слыхал, что киевский старец Иона дает замечательные советы, и через сутки уже ехал в Киев. Когда он вошел к отцу Ионе, старец встретил его словами: "Почему Вы не заехали ко мне, когда ехали на дознание об епископе?" Так как Керский никому не рассказывал о своем деле, эти слова старца чрезвычайно поразили его, и от волнения, расстроенный нравственным страданием и бессонницей, он лишился чувств и упал.
В течение нескольких дней он беседовал со старцем отцом Ионою, и старец посоветовал ему ехать в тот город и произвести более тщательное и беспристрастное дознание. Что же выяснилось? Архиерей этот был человек очень религиозный и хорошей, чистой жизни. Он имел обычай принимать на благословение всех, кто бы ни обращался к нему, и делиться с бедными всем, что имел. В этом городе дочь одного богатого человека была соблазнена молодым человеком, который потом ее бросил, а она должна была стать матерью. Родители узнали об этом, отреклись от нее и выгнали из дома. Она решила утопиться и под полночь отправилась к реке. Проходя мимо архиерейского дома, она сказала себе: "Зайду-ка, в последний раз приму благословение". Архиерей принял ее, выслушал ее грустное признание, успокоил и велел устроить ее до утра в доме. Утром он позвал известную ему старушку, поручил ей несчастную девушку и обещал платить за содержание ее и будущего ребенка. Та благополучно родила. Когда ребенку минул год, архиерей захотел видеть его, и молодая мать со старухой принесли младенца. Архиерей поглядел на него, благословил и взял на руки. А злые люди из этой ласки к младенцу, которого он спас от смерти вместе с его матерью, вывели заключение, что это его сын, и клевета пошла расти, пока не задушила этого великого милостивца.
Из рассказов вкладчика Руденко:
Впервые услыхал я об отце Ионе от богомольцев в Лавре. Пришел я в Киев пешком. Направили меня в Выдубицкий монастырь. В Выдубицком монастыре я не нашел ничего из того, что мне рассказывали про отца Иону. Переночевал я в Выдубицком и на следующее утро ушел обратно в Лавру. Через два года повстречался я со странником. Он рассказал мне, что по благословению киевского старца Ионы идет в Саров. Я накинулся на него с расспросами про отца Иону, говорил, что не нашел в Выдубицком монастыре ни его, ни его духа и вернулся обратно, не повидав старца. Тогда странник сказал мне: "Да отца Ионы в Выдубицком монастыре нет, а что ты его не нашел - так это выдубицкие монахи скрывают. Ты выйди из Выдубицких ворот - вверх вьется дорожка. Ступай по ней вдоль изгороди из бочечных досочек. Дойдешь до калиточки, над которой висит маленькая иконка, - тут и входи, это и будет монастырь отца Ионы." Придя в Киев и побывав в Лавре, я на другой же день отправился к отцу Ионе. Дело было к вечерне. Я нашел все, как описывал странник. Когда вошел в калитку, послушник звонил в небольшой колокольчик. Началась вечерня, и мимо меня в церковь по лестнице вниз из своей келии прошел монах. Не знаю почему, но когда я смотрел на него, сердце мое затрепетало и всего меня обдало жаром. Тут я переночевал, а на следующий день пошел к отцу Ионе на благословение. Передо мной у него были две монашенки, которых он на моих глазах грозно выгнал. Я в страхе подумал: "Он и меня так погонит," - но он принял меня ласково, взял мою голову в обе руки и велел пожить у него. И прожил я у отца Ионы две недели; тут у него и говел. Исповедь была замечательная, отец Иона напомнил все мои грехи. Иногда произнесет грех, а я стану отрицать, что в этом грешен не был, а он скажет: "Нет, ты подумай," - и действительно, вдруг вспомнишь из своего прошлого, что был такой грех, да забылся. Приезжал я к отцу Ионе через каждые aaa года, и на исповеди отец Иона напоминал мне (не вспоминая уже прежних грехов моей молодости) о тех грехах, которые я делал за эти два года.
Началась у нас (это относится, кажется, к 1892 году) холера, которая сильно косила народ. В соседнем селении хоронили человек по 8-15 в день. Мы написали о холере отцу Ионе. Он прислал нам большую жестянку воды, освященного масла и церковного вина. Водою велел окропить весь наш хутор, а масло и вино велел употреблять, если кто заболеет: помазывать больного маслом и давать выпить вина. И с тех пор на нашем хуторе не было ни одного холерного случая, хотя мы по случаю молотьбы брали рабочих из холерных местностей. Бывало, что рабочие приходят и рассказывают, сколько у них умерло народу, а у нас, по молитвам отца Ионы, все осталось благополучно.
В последний раз отца Иону я видел за два месяца до его смерти. Когда он узнал о моем приезде, велел позвать иеромонаха Мелхиседека, управлявшего тогда монастырем, и сказал ему: "Вот Алексей должен кончить свою жизнь в обители, так вот смотри, чтоб ты об этом знал и чтоб не обижал его. Я, быть может, помру, а вы его не обижайте." Лет через пять после смерти батюшки я приехал в монастырь, страшно страдая геморроем. Месяца три промучился я дома и больной приехал в обитель. В монастыре мне дали лошадь и фельдшера и повезли в клинику. Там меня осмотрели и признали, что необходима операция, но я на операцию не согласился, вернулся в монастырь, а затем ездил к одному профессору. Он сказал мне то же самое, а я решил: лучше умру, а операцию себе не позволю. Был я и у четвертого доктора, который давал мне некоторые вспомогательные средства, и я пользовался ими около месяца без всякой пользы. В таком положении я дошел до великой скорби и был в полном отчаянии. Ночью стал раздумывать о том, сколько раз при жизни батюшка утешал меня, может, и теперь мне поможет. Отслужу-ка я панихиду по нему и акафист Божией Матери, а если не поможет, то предамся на волю Божию, но операцию делать не буду и лекарства наутро брошу в келье, где скончался старец. Я отслужил панихиду по нему и акафист Божией Матери, и тут сразу полегчало у меня на душе, пропала моя тоска, стало мне как-то радостно, затихла и болезнь. Без всяких средств боли стали проходить, и вскоре я совсем избавился от мучительного недуга, и он больше не возвращался. Через год после этого я опять был на богомолье в монастыре и решил исполнить совет отца Ионы поселиться в монастыре. Для построения дома мне внутри ограды было отведено место, и весной дом был готов. И вот по благословению и предсказанию отца Ионы я мирно доживаю в его обители свой век.
Из рассказов иеромонаха Анастасия:
Как-то, посылая меня на послушание, отец Иона сказал: "Уезжайте на послушание, проходите послушание Господа ради, чистосердечно, со страхом Божиим, и Божия Матерь Вас за то не оставит и в будущем веке. У Отца нашего Небесного обителей много, и мы должны водвориться в этих обителях." При этом присутствовал один иеромонах, Нафанаил, который потом умер в схиме с именем Агапит; он сказал мне: "А я эти обители видел," - и поведал мне такое видение. Здоровья он был слабого, а послушание нес на кухне: в жаре и чаде. Однажды летом, когда и без того было душно, его как-то особенно потянуло в Гусинцы. Он сказал себе: "Поеду туда, попитаюсь с неделю свежим воздухом," - и пошел спросить на это позволения старца. Отец Иона ласково принял его и сказал: "Ну, что же, заготовь две смены белья, а завтра рано утром приходи ко мне за деньгами на проезд". Приняв благословение старца, отец Нафанаил радостно пошел к себе в келию и уснул. И видит он в сонном видении, что вышел он за ворота, а перед ним лес, и по лесу лужайки. Дорога привела его к каким-то воротам. У врат стоят два вратаря-монаха. Они спросили пришельца: "Куда ты идешь?" - "Можно зайти?" - "Можно, - ответили они, - только не ходи далеко." Один из вратарей пошел за ним, а другой остался у ворот. За вратами он увидел много прекрасных церквей и спросил сопровождавшего вратаря: "Что это за церкви?" - "Это - был ответ - обители тех, кто жил на земле благочестиво и ныне ликует на небе." Между другими храмами стоял прекрасный пятиглавый храм, и отец Нафанаил спросил: "Чей это храм?" - "Это строится храм для отца Ионы." - "Можно ли мне войти в него?" - "Нет, теперь нельзя, но придет время и вы все в нем будете жить." Затем, подивившись красоте этой обители, отец Нафанаил пошел в радостных чувствах назад и тут проснулся.
Сновидение дало ему необыкновенную отраду. Теперь он был готов терпеливо переносить еще более трудные послушания. Его уже не тянуло из монастыря в Гусинцы. В этих чувствах он пошел к старцу, потому что уже было утро. У старца читали утренние молитвы. По окончании их тот вышел к отцу Нафанаилу и прямо спросил его, глядя ему в глаза: "Ну что, все видел?" Отец Нафанаил понял, что старец спрашивает его о ночном видении, точно он сам был там с ним. "Спаси Господи, батюшка, все видел." - "Ну как же желание твое, поедешь в Гусинцы?" - "Нет, теперь не поеду. Видение облегчило меня, я как бы обновился - вся скорбь моя рассеялась." - "Так оставайся тут и мирно проходи свое послушание."
Из рассказов иеромонаха Рафаила:
Под aoi?ia июля 1880 года батюшка разговаривал с отцом Феодосием и в разговоре сказал: "Вот посмотрите, что будет через пять-десять лет - все оставят закон Божий и отпадут от веры, а потом через несколько годов опять станут приходить в чувство, обратятся и будут жить по-христиански".
Послушница Мария Енакиева
передает следующее об исцелении старцем своего доныне здравствующего родственника Ивана Димитриевича Полозова, живущего в городе Луганске и имеющего там мануфактурную торговлю. Лет двадцать тому назад (ему тогда было тридцать лет) он страдал ревматизмом в ногах так, что ходил на костылях, и доктора не могли ему помочь. Когда он приехал к батюшке (он у него бывал и раньше), то еле дошел до монастыря. Батюшка дал ему святого масла от иконы Троеручицы и просфор и оставил пожить недели две в монастыре. Он растирал себе ноги маслом и совершенно выздоровел. Года через три после этого он приехал к батюшке, прося благословения на послушание в монастыре. Батюшка ответил: "Поезжай домой и посмотри, что будет с тобой через год, и тогда приедешь ко мне". А через год с ним произошла большая перемена - он захотел жениться. Когда он рассказал об этом старцу отцу Ионе, то тот из двух невест, между которыми он колебался, указал ему на бедную сироту и предсказал, что у них будет семеро детей. Он очень хорошо жил с женой, и было у них семеро детей. Жена умерла в прошлом году. При жизни старца и по его благословению родственник купил дом и жил в нем. Через четыре года по кончине старца ему захотелось купить второй дом, но он очень волновался, что ему не у кого взять благословение, но все-таки купил. Перед переездом в дом после ремонта он сидел раз в зале, думая, как жаль, что дело это не благословлено старцем, как вдруг видит, что воочию и наяву идет к нему старец и говорит: "Нет тебе благословения жить в этом доме". Старец сейчас же скрылся, а он был в ужасе. На другой же день началась в городе забастовка, и ему перебили все окна. Он продал дом и тогда успокоился.
Монах Тихон передает:
Когда мне исполнилось пятьдесят лет от роду, у меня разболелись глаза. Я показывался нашему фельдшеру. Потом пошел к батюшке просить благословения сходить к глазному доктору. Батюшка взглянул на меня и сказал: "Вам не следует идти к глазному доктору, вы прожили только половину своего века". И старец назначил мне умываться комнатною водою, класть на глаза компрессы из комнатной воды. С ними я засыпал, а просыпаясь, опять смачивал их водою, и так с ними опять засыпал. Эти компрессы я клал только три дня. Потом прихожу к батюшке и объясняю, что мои глаза совершенно здоровы. Батюшка ответил: "Вот хорошо, что не пошел к доктору, а то пошел бы к доктору, мог бы себе еще испортить глаза". И стали мои глаза такими, какими были в молодые лета, когда я по торговой части служил в Харькове. И доселе я могу нитку в тонкую иглу продевать и не знаю очков. А когда фельдшер, которому я раньше показывал свои глаза, увидел меня, то сказал: "Тогда я не хотел тебя расстраивать, но твои глаза были в отчаянном положении. Ты должен был лишиться зрения."
Из воспоминаний монахини Миропии, относящихся к последним дням жизни старца:
Последний раз я была у старца на благословении за три дня до его блаженной кончины. В это время старец находился в весьма болезненном состоянии, так что и встать не мог. Я и прочие со мною богомольцы приложились ко Кресту, Евангелию и поклонились болящему старцу, а он только посмотрел на нас. Глаза его были полны слез. Этот умилительный вид очень поразил нас, и мы заключили, что последний раз видим старца в живых. Выйдя, мы навзрыд заплакали. Мне казалось, что лучше самой умереть, чем лишиться такого старца-утешителя.
Под aaayoia января 1902 года после монастырского церковного правила я сидела в коридоре гостиницы на скамеечке близ иконы Божией Матери "Троеручица" и сильно скорбела, что лишаюсь своего старца, и в это время задремала. И тут вижу, что отворяется дверь коридора, выходит батюшка отец Иона и читает по-монастырски молитву: "Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй нас" - и, обращаясь ко мне, говорит: "Говори: Аминь". Я сказала: "Аминь". А он спрашивает меня: "Больная ты? Умираешь?" Я ответила: "Умираю, батюшка, от скорби". Он опять говорит: "Читай Верую..." Я прочитала Верую..., а старец все слушал. Когда я окончила, он три раза сказал: "Аминь, аминь, аминь". А затем говорит: "Расскажи всем знающим тебя и знакомым, что когда кто из них будет унывать, пусть читает Верую, то есть "Символ веры", до конца. Затем велел мне перекреститься, что я и сделала, и пошел от меня. Я слышала сквозь сон, как он шел по коридору, и тут же ударили на полунощницу. Я проснулась, оделась и пошла в церковь.
В двенадцать часов ночи с восьмого на девятое января 1902 года служащий иеромонах начал говорить ектению и поминать строителя обители архимандрита Иону. В это время он никак не мог помянуть его о здравии, а почему-то запинался, и в это же время, как оказалось, отошел ко Господу блаженный старец. Скорби и рыданиям не было конца. Все плакали, так как лишились наставника ко спасению, утешителя в скорбях и исцелителя в болезнях.
Из воспоминаний Кондрата Самойлова, 27 сентября 1927 года:
Батюшка Иона и сейчас жив, в чем я лично удостоверился в 1926 году. Тяжелыми и непосильными работами еще в 1894 году я повредил себе живот, вследствие чего "от этой порухи" чувствовал в животе сильные боли, не поддававшиеся никаким лечениям. Видя безуспешность медицины, я поехал в Киев, где, как мне передавали мои киевские соседи, в основанном им же Свято-Троицком монастыре проживал старец-прозорливец отец Иона.
Отец Иона выслушал меня и посоветовал носить бандаж, что я и исполнил. И тут же боль прекратилась. При этом я заметил, что боль прекратилась не столько от бандажа, сколько от молитвенной помощи самого батюшки отца Ионы, потому что по приезде домой я почувствовал, что бандаж мне не нужен, и я его бросил.
Прошло тридцать лет моего доброго здравия. За это время я еще раз приезжал в Киев с посещением Свято-Троицкого монастыря. В 1923 году я помолился и поблагодарил Господа Бога за свое здравие. Тогда же я дал Богу обещание посетить и помолиться в сей обители и в следующем, 1924 году, в третий уже раз в своей жизни. Но год прошел, а своего обещания я не исполнил, за что снова заболел тою же болезнью, каковою болел тридцать лет назад.
Время проходило, болезнь усиливалась до крайности, а доктора не помогали. Тогда вспомнил я, что самый лучший доктор - это батюшка отец Иона. Семнадцатого апреля 1926 года я, так как сам не мог идти, письменно попросил отца протоиерея Михаила Богословского отслужить по отцу Ионе панихиду. В тот же день отец Михаил, отслужив панихиду, посетил меня сам, утешал, говоря, что молитва по моей просьбе совершена и Господь Бог по молитвам отца Ионы исцелит меня. На другой день на рассвете восемнадцатого апреля в легком сне вижу я спешно проходящего мимо меня батюшку отца Иону, а по сторонам его двух послушников. Послушники были, как слабые тени. Проходя мимо меня, отец Иона остановился, взглянул на меня, слегка улыбнулся и, взяв меня своею правою рукою за пальцы моей правой руки, сказал: "Будь здоров". Сказав это, он пошел дальше.
Я открыл глаза, но уже никого не было видно. И с того же дня и часа мне стало легче. Теперь я совершенно здоров. И вот только теперь я в третий уже раз прибыл в Киев поблагодарить Господа Бога и благодетеля своего батюшку архимандрита Иону, в схимонасех Петра, за чудные исцеления меня грешного от невыносимых страданий.
Из журнала "Русский паломник", № 35 за 1892 год:
Вот что пишет магометанин Меджид Хаджибиев в газете "Свет". Вблизи города Екатеринодара Кубанской области расположен черкесский аул Тохтомукай с населением не более двух тысяч душ. Население названого аула подвергалось опустошительному действию холерной эпидемии Умирало каждодневно около 20-25 человек. Паника была страшная, исхода никакого, ибо врачебная помощь отсутствовала, да и жители аула ее не принимали В таком положении дело не предвещало ничего хорошего.
Я, житель этого аула - магометанин, - слыша от некоторых своих знакомых русских о святости и силе молитвы архимандрита Киевского Свято-Троицкого монастыря отца Ионы и видя здесь же, в городе Екатеринодаре, примеры исцеления по молитве отца Ионы, 29 июля по телеграфу обратился в Киев, прося святых молитв отца архимандрита Ионы. По телеграфу же последовал крайне милостивый и утешительный ответ о том, что моя просьба принята, что святые молитвы отцом Ионою перед престолом Божиим о спасении аула возносятся, и Господь Бог услышал их. Затем в телеграмме преподается благословение.
Послав телеграмму, я строго следил за происходящим в ауле, ежедневно получая оттуда сведения, и положительно удостоверяю, что со дня посылки этой телеграммы болезненность и смертность заметно уменьшились и продолжают уменьшаться. С августа новых заболеваний в ауле не было, равно как не было ни одной смерти, а оставшиеся больные выздоравливают. Вот факт благодати Божией по молитве иноземного и иноверного нам, магометанам, русского священнослужителя, совершившийся с моими соплеменниками.