№ 6
   ИЮНЬ 2003   
РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ № 6
   ИЮНЬ 2003   
   Календарь   
ЭЛЕКТРОННАЯ ВЕРСИЯ
ЕЖЕМЕСЯЧНОГО ПРАВОСЛАВНОГО ИЗДАНИЯ
       Монахиня Иулиания (Соколова) *       

 

Матушка Иулиания (Мария Николаевна Соколова) родилась 8 ноября 1899 года, в день святого архистратига Михаила. Ее отец, Николай Александрович, был настоятелем московского храма в честь Успения Пресвятой Богородицы, что на Гончарной улице, близ Таганки. Он ревностно исполнял свои обязанности пастыря, любил богослужение и совершал его с благоговением. Будучи справедливым, строгим к себе, батюшка не терпел никакой лжи. Его старший брат, Александр, окончил Петербургскую Академию художеств; второй брат, Владимир, был священником московского Рождественского женского монастыря.

Мать Марии Николаевны, Лидия Петровна, отличалась добротой и спокойным, но твердым характером. Образование она получила в Московском женском училище, основанном митрополитом Филаретом (Дроздовым) для дочерей священнослужителей. Ее отец, священник Петр Терентьевич Некрасов, служил близ Новодевичьего монастыря. "Человек добрый, широкой души, милостивый к бедным, он не пропускал без подаяния ни одного нищего, которые всегда во множестве собирались на паперти его храма и по его кончине огромной толпой провожали его гроб". Супруга его, Анна Николаевна, происходила из дворянской семьи.

Кроме Марии, в семье было еще две дочери, Лидия и Серафима. Родители были глубоко верующими людьми и стремились в первую очередь воспитать в детях страх Божий, любовь к добродетельной жизни, Церкви и всему святому. Очень рано, с трехлетнего возраста, их приучали к молитве утром и на ночь, до и после еды: произносили одну фразу и требовали повторить ее — таким путем дети легко усваивали всю молитву. Когда девочкам исполнялось шесть лет, отец по воскресеньям начинал пересказывать им Ветхий и Новый Завет. Попутно он говорил о Боге, о Его свойствах, учил, как вести себя за богослужением, как следует креститься, и объяснял, что означает крестное знамение. Приучались дети и к посту.

Почти каждый четверг мать ездила на молебен в часовню Целителя Пантелеимона и брала с собой девочек. Она рано научила их читать по-славянски, и перед сном они прочитывали какой-нибудь акафист на выбор. Это было еще до поступления в гимназию.

Детей водили на все праздничные службы. В церкви мать строго следила, чтобы они не разговаривали, не оглядывались по сторонам и не вертелись. Если уставали, разрешала посидеть в те моменты, когда это дозволялось. Часто посещая храм, они постепенно усваивали порядок служб.

Дома родители также строго следили за их поведением. Отец учил их никогда не божиться, не повторять услышанных где-то бранных слов, говоря, что это удаляет от человека ангела-хранителя и приближает к нему диавола. Во время еды он не разрешал болтовни и смеха, объясняя, что, когда на столе лежит хлеб, здесь присутствует Сам Христос.

Отец Николай Соколов Лидия Петровна Соколова
(урожденная Некрасова)
Протоиерей
Петр Некрасов.
90-е гг. XIX в.
Сестры Маша и Лида Маша Соколова.
1900 г.
1912 г.

Маша с детских лет проявляла любовь к чтению Священного Писания, житий святых и церковной службе. Она отличалась от сестер серьезностью и какой-то задумчивостью. Как-то она рассматривала открытки с изображениями монастырей. Мать спросила: "В какой монастырь ты бы пошла?" Девочка показала на Троице-Сергиеву Лавру. "Ты выбирай себе женский монастырь — вот смотри, какой красивый".— "Нет, вот это мой монастырь". (Много лет спустя наместник Лавры о. Иероним назвал ее иноком Троице-Сергиевой Лавры.) А однажды Маша сидела вечером у окна, глядя на темное звездное небо, и вдруг увидела четырехконечный крест, сиявший дивной красотой. Она сказала об этом матери, а впоследствии нарисовала его акварелью в альбоме.

Родители старались приобщать детей к искусству. Отец был одаренным художником-любителем, написал много картин маслом и с увлечением тратил на это каждую минуту своего свободного времени. Чтобы привить детям правильное понятие о красоте, он сам покупал им игрушки, выбирая изделия самой лучшей работы. Не был он чужд и музыкальному искусству, играл на скрипке. С дочерьми ходил на синодальные концерты, где исполнялись церковные песнопения. Бывали они и в музеях: Румянцевском, Александра III, Третьяковской галерее и других.

Мать также любила музыку и играла на фортепиано и вместе с тем была отличной белошвейкой. Она любила вышивать и вязать крючком и с детства приучала к этому своих детей.

Все девочки начали рисовать очень рано, лет с четырех, и отец руководил ими. У Маши всегда получалось лучше всех. Рисование было ее любимым занятием; даже в гостях ей давали бумагу и карандаш, и она сидела и рисовала все, что видела: и неодушевленные предметы, и живую натуру. В девять лет Маша поступила в V Московскую женскую гимназию ведомства императрицы Марии Феодоровны. И здесь она также превосходила всех своими рисунками.

Когда ей исполнилось двенадцать лет, умер отец, сумевший заложить в детях прочный фундамент веры. Маша скоро почувствовала необходимость духовного руководства и просила святителя Николая указать ей путь жизни. Кто-то посоветовал ей пойти в храм на Маросейке к отцу Алексию Мечеву. Батюшка встретил ее словами: "Давно я ждал эти глаза". Он стал ее духовным отцом. С первой же исповеди она начала записывать в дневник все, что он ей говорил, и вела такие записи почти десять лет, до самой кончины старца. Его духовное окормление определило весь дальнейший духовный, творческий и жизненный путь Марии Николаевны. Впоследствии она составила наиболее полное жизнеописание отца Алексия.

1916 г.

Время ее духовного становления совпало с особенно тяжелыми и бурными событиями в России. "Общее настроение было тревожно-выжидательное. Отец Алексий имел обыкновение каждую субботу после всенощной выходить на краткий молебен перед чудотворной Феодоровской иконой Божией Матери. Однажды во время такого молебна на виду у всех из глаз Царицы Небесной покатились слезы. Наступил 1917 год, которому суждено было стать роковым для всего прежнего строя России. Обычный круговорот жизни начал ломаться с каждым днем все более и более и самым коренным образом",— писала позже матушка Иулиания.

После Октябрьской революции в Москве наступил голод. Семья Соколовых не видела хлеба по два-три месяца; ели суп из селедочных голов. Карточная система на них не распространялась, поскольку Лидия Петровна, как жена и дочь священника, попала в разряд лишенцев. Чтобы спастись от голодной смерти, они решили уехать куда-нибудь в хлебные районы. Мария пошла к отцу Алексию за благословением, но он сказал: "Если мы будем убегать от посылаемых нам Богом испытаний, то они постигнут нас там, куда побежим, поэтому лучше потерпите здесь".

В Москве было неспокойно. Распространялись рассказы о каких-то бандитах, прозванных "прыгунчиками", которые нападали на одиноких прохожих. Вечером трамвайное движение прекращалось. На улице не было ни души, и шаги эхом отдавались на противоположной стороне. Но Мария с подругой Павлой Хватовой каждый день утром и вечером ходила в храм. Батюшка благословил им дружить и поочередно ночевать друг у друга. Жили обе неблизко, но с батюшкиным благословением ничего не боялись.

В 1917 году Мария окончила гимназию и до 1920 года занималась в студиях художников Ф. И. Рерберга и А. П. Хотулева. С 1920-го по 1929 год преподавала рисование в школе первой ступени московского Рогожского-Симоновского района. Однако, когда ей предложили прочитать атеистическую лекцию, ушла из школы и поступила художником-графиком в Объединение научно-технических издательств. Работала она дома, что давало ей возможность свободно располагать своим временем.

Девушка мечтала о монастырской жизни, но отец Алексий не благословил, сказав, что можно и в миру жить по-монашески и принести много пользы Церкви и людям. По существу, маросейская община братьев и сестер была почти монастырем: многие прихожане имели послушания по уборке храма, продаже свечей, просфор и т. д.; все сестры носили на головах одинаковые белые косынки, называвшиеся апостольниками. Члены общины ежемесячно отдавали десятую часть заработка на помощь престарелым, многодетным, ссыльным и на другие нужды. Были организованы проводы и передачи в тюрьму, а также помощь больным — ведь среди прихожан были и врачи, и медсестры.

Мария заведовала ризницей, выдавала и убирала облачения. В ее обязанности входило также следить за порядком во время исповеди у батюшки — у квартиры старца с утра до вечера стояла очередь желавших попасть к нему на прием.

Несмотря на занятость, Мария много занималась и христианским воспитанием приходских детей. Будучи талантливым педагогом, проводила с ними увлекательные занятия по истории.

Держалась она всегда тихо и скромно, стараясь ничем не выделяться, и врагов и завистников у нее не было. В ее присутствии было невозможно осуждать или вести пустые разговоры. Тему и тон беседы задавала всегда она. Говорили о жизни Церкви, о прочитанных духовных книгах, о сказаниях и преданиях, дополняющих житие святого, или разбирали какое-либо место из сочинений святых отцов.

Мария постоянно помогала людям, но так, чтоб получивший помощь не знал, от кого она. Все долги родных и обращавшихся к ней за помощью покрывала безвозмездно, себе же никогда ничего не покупала и довольствовалась самым необходимым.

Внутренняя духовная красота в соединении с внешней неотразимо влекла к ней людей. Почти все братья общины просили ее руки. Она отказывала, но так, что никто не был обижен, а впоследствии все становились ее друзьями и приходили к ней за советом. Позже многие из них стали иереями и монахами.

В 1923 году старец Алексий окончил свой земной путь. Все попечение о пастве он передал сыну, иерею Сергию († 1942). Отец Сергий обладал глубоким богословским умом и привлекал в храм много интеллигентной молодежи. Марию он принял не только как духовную дочь, но и как друга и в трудные моменты советовался с ней.

В 20-е годы по благословению духовного отца Мария Николаевна начала обучаться иконописи у Василия Осиповича Кирикова. В очень короткий срок усвоив искусство написания икон, стала самостоятельно выполнять любые работы. Попутно читала много литературы по иконописному делу.

Вокруг отца Сергия, серьезного знатока и ценителя иконы, собралось много любителей и исследователей древнерусского искусства. Один из них, иконописец Владимир Алексеевич Комаровский (1883—1937), в 1930 году писал: "Среди членов Вашей общины Вы стремитесь возбудить интерес к делу "хваления Бога в лицах". Лучшим достижением в этом направлении служат работы Марии Николаевны Соколовой. Она не только прекрасно усвоила технические приемы иконописания, но и стремится не только копировать, но и войти в сферу свободной композиции. Само по себе, как таковое, это уже достижение и, конечно, является выражением живой потребности".

В 1928-м и 1929 годах Мария Николаевна ездила по северу, изучая древние фрески и делая зарисовки в Новгороде, Пскове и Ферапонтовом монастыре. 30—40-е годы стали временем ее становления как иконописца. Она выполнила десятки копий с древних икон, на их основе создавая творческие образы. Это помогало ей войти в молитвенный мир иконы.

Доски для икон достать было невозможно, поэтому она писала на бумажных, картонных и грунтованных с двух сторон холстиках — таблетках (размером не более 10x7,5 см).

Храм Святителя Николая
в Кленниках

Возрастая духовно, Мария Николаевна обратилась к отцу Сергию за благословением на монашеский постриг. Сохранилось ответное письмо батюшки, относящееся к 30-м годам: "Отречение от мира шире пути иноческого. Иночество есть один из видов этого отречения. Его высшая форма. Заживите по-настоящему для Господа и Его жизнью и почувствуете, что идете тем же путем, что и иноки... Только не забывайте, что сейчас время особенного служения ближним. Пусть в Вашей мере это служение будет и Вашей молитвой, и Вашей жизнью в Нем и с Ним. Никогда еще не страдали так Его братия меньшие, как теперь. Главное, живите для Бога и в Нем с людьми, выполняя в меру все положенное каждому христианину. Тогда, в свое время, если благословит Господь, войдете легко и в лик ангелоподобных. Только так, а не иначе".

В 1932 году храм Николы в Кленниках был закрыт. Отца Сергия неоднократно вызывали на допросы; он был лишен права жить в Москве. Уцелевшие прихожане старались не покидать своего пастыря и возили ему в ссылку все необходимое.

Мало кто знал, что отец Сергий создал в общине "мозговой центр". Решающее слово принадлежало Марии Николаевне, но все решения сообщались батюшке. "Если у вас возникнут трудности, идите к Марии Николаевне — она даст вам правильный совет",— говорил он своим чадам. И маросейские братья и сестры постоянно обращались к ней за помощью.

Священномученик
Сергий Мечев
Благословение девицы
Марии Соколовой на писание икон.
Клеймо иконы
святого праведного Алексия Мечева

Маленькая, в одно окно комната-келлия Марии Николаевны была напоена духом молитвы и мирной тишины. В углу теплилась лампада перед чтимой Феодоровской иконой Божией Матери из храма Святителя Николая в Кленниках (после открытия храма в 1990 году икону вернули на Маросейку). Посетители обычно заставали Марию Николаевну за выполнением графической работы для издательства или написанием очередной иконы. Чуть-чуть склонив голову набок, она внимательно выслушивала собеседника и после небольшого молчания, внимательно глядя ему в лицо, давала четкий и ясный ответ.

В те годы жизнь ее находилась в постоянной опасности. Квартиру Соколовых на Большой Коммунистической посещало много народу. Деревянная лестница в подъезде отчаянно скрипела, и на скрип выходил сосед, внимательно наблюдая, кто пришел. Родные нервничали, боялись, но Мария была спокойна, только говорила: "Не наступайте на четвертую, седьмую и десятую ступени, тогда сосед не выйдет".

Дважды ее хотели арестовать, но Господь хранил ее. Первый раз незадолго до того, как за ней пришли, Марию охватило непреодолимое желание уехать — и она две недели прожила на даче у знакомых. Родные, да и сама она не понимали причин этого внезапного отъезда, но впоследствии осознали его как подлинное чудо Господне. Через год за ней пришли во второй раз, но она успела уйти черным ходом и несколько дней не жила дома. Арест вновь миновал ее.

Не раз Мария Николаевна видела за собой слежку, но это не останавливало ее — она продолжала принимать посетителей, навещала ссыльных отца Сергия и владыку Афанасия (Сахарова), что было очень опасно. Жизнь ее в годы гонений проходила по лезвию меча. "Все в руках Божиих, я молюсь Ему, и Господь, по милости Своей, хранит меня пока. Конечно, боюсь, но полагаюсь на волю Господа",— говорила она.

Отец Сергий хотел, чтобы богослужения на Маросейке не прекращались. Поэтому вся община была поделена на отдельные группы, и в каждую входил хоть один человек, знающий богослужение. Канонарх Мария Степановна подробно написала для групп порядок богослужения. Каждой был назначен день, в который ее члены собирались и прочитывали всенощную, часы и изобразительные. Ежедневно в пять часов Мария Николаевна ходила на эти службы. У нее был четкий план: к кому, когда и с чем она идет. После богослужения бывало скромное угощение, во время которого она читала что-нибудь поучительное и интересное, в том числе воспоминания о батюшке Алексии и общие письма отца Сергия. Потом обычно кто-нибудь провожал ее до дома, чтобы по дороге побеседовать.

Под руководством Марии Николаевны изучали и Библию. Знакомые вспоминают: "Когда, бывало, придешь в воскресенье днем, перед Марией Николаевной раскрыт толстый том Лопухина: видимо, она готовилась к предстоящему занятию. Или же перед ней разложены воспоминания об отце Алексии: она выписывала для составления его жизнеописания. Эта работа была многотрудная и многолетняя. Время от времени она звала еще живых тогда духовных чад батюшки и читала им написанное ею, спрашивала их мнение".

Глубоко понимая ценность великопостного богослужения и желая сделать его доступным для тех, кто не имел времени и возможности каждый день быть на службе, Мария Николаевна составила сокращенную Триодь постную. Сохранив структуру богослужения неизменной, она выбрала из стихир и трипеснцев на каждый день наиболее покаянные. Паремии, трудные для понимания, дала еще и в переводе на русский язык и тут же включила их святоотеческое толкование. Кроме того, добавила выписки из святых отцов, подходящие к этому дню, и составила подробное и очень глубокое объяснение, чему посвящена каждая неделя поста.

Выполняя послушание, данное ей еще отцом Алексием, она установила себе точное расписание, когда и сколько заниматься тем или другим делом. Вставала всегда в пять часов утра и часа два-три молилась. С утра и до обеда делала издательскую работу; в это же время шел и прием посетителей. Потом давала поручения на день: кому — снести записку, с кем — устно поговорить. Затем писала иконы и читала Священное Писание. Все оставшееся время выписывала полезные наставления святых отцов.

Заказчики икон одолевали ее, и Мария Николаевна никому не отказывала и цены за свою работу не назначала, довольствуясь тем, что человек мог уделить ей по своему достатку. "Я заметила, что когда кто давал мало, то после другой давал много",— говорила она. Издательские отпуска использовала для поездок по закрытым монастырям, делая копии сохранившихся фресок. Любую икону писала с молитвой, подробно изучив житие святого и сказания о нем, хотя доставать их в те годы было трудно. В 1928 году Мария Николаевна организовала для "маросейских" иконописный кружок, который действовал до 1939 года.

Иерей Сергий Никитин (будущий епископ Калужский Стефан, †1963). Самарканд. 1957 г.
Лидия Николаевна Алдошина, сестра Марии Николаевны

28 сентября 1933 года с Сергеем Алексеевичем Никитиным (будущим владыкой Стефаном) и еще несколькими членами общины она участвовала в перенесении мощей отца Алексия Мечева с ликвидировавшегося Лазаревского кладбища на Введенские горы (Немецкое кладбище). По свидетельству Марии Николаевны, мощи старца оказались нетленны.

В 1936 году в Опалихе сняли две соседние дачи; в одной по очереди жили маросейские прихожане, в другой — Мария Николаевна с семьей. Утром вставали в определенное время, приходила Мария Николаевна, и вместе читали утренние молитвы, часы, изобразительные. В обед Мария Николаевна приходила снова и за трапезой читала житие святого следующего дня. Вечером служили будничную службу или всенощную. В лесу на старую развесистую ель прикрепляли иконы, молящиеся залезали под густые ветви, а один ходил кругом и стерег. Поскольку житие святого было прочтено и объяснено за обедом, служба оживала, все делалось понятным. По дороге домой беседовали. Вечером Мария Николаевна с матерью приходили читать со всеми молитвы на сон грядущим.

В 1938 году Лидия Петровна умерла. Всю жизнь она окружала Марию особенной заботой, бережно относилась к ее внутреннему миру, ограждала от житейских проблем. Таким же близким для нее человеком, особенно после смерти матери, стала сестра Лидия.

Когда Лидия Николаевна с семьей собралась переехать из Москвы в Сергиев Посад, Мария Николаевна отправилась за советом в Рыбинск к слепой матушке Ксении, к которой обращались даже архиереи. Матушка сказала: "Марфа и Мария, Марфа и Мария", и Мария поняла, что ей следует соединиться с сестрой.

Они поселились в поселке Семхоз, в нескольких километрах от Лавры. Не успели перевезти все вещи из Москвы и устроиться, как грянула война. Наступил страшный голод. Лидия пешком ходила по деревням, до Переславля и дальше, чтобы выменять вещи на муку или мороженую картошку, а Мария оставалась с тремя маленькими племянниками, топила плиту, готовила. Ища смирения, она никогда ничего не начинала, не спросив: "Лида, как ты думаешь?" И всегда делала так, как скажет сестра.

Маросейские иногда привозили им черные сухари или немного крупы, и это было великим счастьем. Затем сестры решили купить козочку — и по шпалам дошли пешком до рынка в Александрове. По пути в Струнино навестили Сергея Алексеевича Никитина. После возвращения из лагеря в 1933 году он за принадлежность к маросейской общине был выслан из Москвы и работал врачом в больнице.

В 1946 году вновь открыли древнюю русскую святыню — Троице-Сергиеву Лавру. Предстояло возродить обитель, находившуюся в полном запустении — в Трапезном и Покровском храмах были устроены увеселительные заведения, на забеленных стенах "красовались" лозунги. Марию Николаевну пригласили как художника-иконописца. С этого времени начался основной период ее творческой жизни. В Лавре наиболее полно раскрылось ее дарование, чему содействовал присущий обители дух высокого монашеского благочестия и молитвенности, из которых произрастает и на которых зиждется труд иконописца.

Одной из первых ее больших работ была роспись Серапионовой палаты, посвященная преподобному Сергию Радонежскому и выполненная в 1949 году за два месяца. В цветовом решении Мария Николаевна опиралась на фрески Дионисия из Ферапонтова монастыря. Она собрала группу помощников, которые переносили рисунок с эскизов на стену, раскрывали цвета, растирали натуральные краски (среди них было много ферапонтовских камней). Трудились все с необычайным воодушевлением и радостью. К ним приезжал Сергей Сергеевич Чураков, известный реставратор и искусствовед, знаток фресок, и они с Марией Николаевной обсуждали работу по росписи.

Реставрация Успенского собора
Троице-Сергиевой Лавры

Мария Николаевна сделала списки многих икон Троицкого собора, принадлежащих кисти преподобного Андрея Рублева — из праздничного ряда иконостаса. Писала на таблетках (25х19 см), работая на лесах. Тогда же выполнила и ряд икон для этого храма. В 1951—1952 годах по образцу иконостаса Троицкого собора написала иконы для тяблового трехрядного иконостаса храма Преподобного Сергия Радонежского в Фергане. Настоятелем там был отец Борис Холчев (†1971), духовный сын отца Алексия Мечева. Иконы писались в Лавре на холстах, затем Мария Николаевна с ученицей привезла рулоны в Фергану и уже на месте приклеила холсты на доски.

В 1955 году молодые художники под руководством Марии Николаевны расписали лаврскую праздничную братскую трапезную. Для другой трапезной она написала иконы "Божия Матерь Одигитрия", "Преподобный Сергий", "Преподобный Никон". В том же году по ее эскизам и под ее руководством был расписан Покровский академический храм (росписи утрачены во время пожара 1987 года), для которого она написала и несколько икон. В 1957 году в Трапезном храме Преподобного Сергия Радонежского устроили боковые приделы во имя преподобного Серафима Саровского и святителя Иоасафа Белгородского, и Мария Николаевна выполнила иконы для иконостасов.

Особое место в ее творчестве занимала тема русских святых. Уже в 30-е годы по благословению святителя Ковровского Афанасия (Сахарова, †1962) она углубленно работала над иконой "Собор всех святых, в земле Русской просиявших". Мария Николаевна просмотрела множество житий святых, сказаний, статей, книг, подняла огромный иконографический материал. Ею были выполнены сотни эскизов, зарисовок; многие часы провела она в молитвах, сомнениях, раздумьях; советовалась с отцом Сергием, отцом Борисом Холчевым и владыкой Афанасием — в те короткие промежутки времени, когда он находился на свободе. По количеству вложенных духовных знаний и труда образ "Всех русских святых" можно приравнять к докторской диссертации.

Святитель Афанасий (Сахаров)

В 1953 году владыка Афанасий завершил многолетнюю работу над службой Всем русским святым. "Милость Божия буди с Вами, родная моя Мария Николаевна,— писал он.— Я был очень утешен тем, что написанная Вами икона Всех русских святых, первая в этом роде, была на первом храмовом празднике в первом постоянном храме Всех русских святых, созданном в дорогой для всех русских людей Троице-Сергиевой Лавре. Я даже сожалею, что тогда не пришла мне мысль о том, чтобы эту святую икону оставить там в качестве храмовой навсегда. Думаю, что там есть уже такая икона и Вашей же рукой написанная. Но хотелось бы там оставить "первописанную", а не копию. Может, это и устроится? Я очень люблю эту святую икону и дорожу ей, но с радостью уступил бы ее для родной Лавры.

Если Вы имеете какие-либо связи с Лаврой, я был бы только благодарен Вам, если бы Вы эту передачу устроили. Только я хотел бы, чтобы на обороте иконы была записана ея история, примерно в таком виде: "Сей святый образ Всех святых, в Земле Русской просиявших, первый в такой (композиции), по благословению и указанию Преосвященного Афанасия, епископа Ковровского, написан в граде Москве иконописцем Марией Николаевной Соколовой, в лето от сотворения мира 7442-е, от Рождества же по плоти Бога Слова 1934-е в январе—мае месяцах. Освящен сей образ Преосвященным Афанасием после малой вечерни под неделю Всех святых, в Земле Русской просиявших, 27 мая — июня того же года при служении в домовом храме иеромонаха Троице-Сергиевой Лавры Иеракса в селении Лосино-Островской Московской области при участии хора Московской Святителя Николая, что в Кленниках церкви".

Как только в Москве открылось метро, владыка Афанасий с иконой проехал от "Сокольников" до "Парка культуры". Метро освящено мною иконой Всех русских святых. Я проезжал с этой иконой и прочитал все молитвы на освящение метро, говорил он.

Рядом с Марией Николаевной наместник Троице-Сергиевой Лавры архимандрит Пимен (Извеков, будущий Патриарх Московский и всея Руси)

К теме русских святых Мария Николаевна обращалась на протяжении всей своей жизни. Ею были написаны "Собор святых града Владимира", "Ярославские чудотворцы", "Святые первосвятители всея Руси", "Собор святых святителей, в земле Российской просиявших", и четыре иконы "Собор русских святых". По просьбе владыки готовила она и Лицевые святцы русских святых. Как в большинстве Лицевых иконописных подлинников, в них были даны контурные изображения.

Постоянно сталкиваясь с непониманием древней иконописной традиции в церковной среде, Мария Николаевна в 1958 году организовала иконописный класс в стенах Московской Духовной академии. Постепенно, опытным путем она создала свою программу и метод обучения, сделала наглядные учебные образцы. В своем вступительном слове она говорила студентам:

"Впереди вас ожидает встреча с огромной многовековой художественной культурой Церкви. Пока вы находитесь здесь, в стенах учебного заведения, вам необходимо эту культуру понять, необходимо научиться сколько-нибудь в ней разбираться. Надо правильно оценить ее, надо заблаговременно познакомиться теоретически и, насколько возможно, практически со сложной техникой создания иконы и храмовых росписей, так как это в дальнейшем покажет правильные методы хранения и реставрации всего того, что принадлежит храму. Иконописный класс здесь тесным образом связан с жизнью Церкви и имеет в виду последующее подробное и ответственное служение пастыря, который должен быть достаточно осведомлен в области церковного искусства. Главным же из того, что может дать иконописный класс для будущего священника, является следующее: каждый из учащихся должен узнать, что Церковь владеет искусством изображения невидимого духовного мира, в основе которого лежат иные устои, иные законы, более реальные и устойчивые, чем видимые всеми нами. Этот мир и постигается иначе, чем материальный, и формы выражения его в образе не те, что в обычной живописи. Каждый студент должен знать, что изображения, созданные на основе рисования и живописи с натуры, реалистическое искусство, вошли в обиход русских храмов лишь за последние два с половиной века, то есть в период упадка духовной жизни русского общества, как вместе с этим упадка и церковного искусства. Каждому священнику надобно знать, что Церковь в художественном изображении хочет дать не просто красивые картинки, вызывающие эстетическое наслаждение, а в нем она желает прежде всего выразить свое учение, догматы; оно тесно связано в храме с богослужением и богословием. Оно здесь уже перестает быть просто искусством, услаждающим зрение, оно получает высшее назначение, именно — служить вечному спасению человека. Художественное изображение Церкви есть проповедь, только не словом, а образом. Каков же должен быть этот образ?

Первые занятия иконописного класса. 1959 г.

Наконец, священнику необходимо знать, хотя бы кратко, и историю возникновения этого изображения, того самого образа, который мы чтим как святыню, несущую на себе Божественную благодать. Незнание этих существенных положений приносит священнику ущерб и даже вред в его церковно-приходской деятельности. В связи с этим на наших занятиях и будут даны понятия об основах церковного, в основном иконописного, искусства, о его форме и содержании, о процессе написания форм, о требованиях, предъявляемых Церковью к иконописцам, о святых иконописцах. Рассмотрены будут некоторые иконы со стороны богословского содержания, и будет проведено краткое знакомство с историей иконы. Вместе с этим даны будут и практические сведения: методы изготовления доски для иконы, различные сведения о материалах и красках, применяемых при написании иконы; о позолоте икон и иконостасов и многое другое. Далее познакомимся с начальными понятиями о консервации и промывке икон. В конце по плану занятий будут даны сведения о росписи храмов, о подготовке стен под живопись, о видах и системе церковных росписей и реставрации. Пусть священник и не ведет сам золочение своего иконостаса, но он может знать, насколько честно работают мастера и правильно ли они оценивают свой труд; пусть он не расписывает храм, но он может и должен подсказать, что и где следует написать; а если храм в аварийном положении, то он должен вовремя принять соответствующие меры. Наконец, советы, указания и сведения, полученные священником на наших иконописных занятиях, предохранят прежде всего его самого от ошибочных и даже опасных шагов в очень понятном стремлении придать красоту и блеск своему храму. Все здесь сказанное сказано очень кратко, но это лишний раз показывает, какой объем знаний теоретических и практических необходим для будущего священника".

Иконописная мастерская
Московской Духовной академии

Мария Николаевна сделала множество учебных образцов — отдельные изображения палаток, деревьев, одежд святых с детальным изучением пробелов и ассиста: каким он должен быть на крыльях и одеждах. Освоив это, ученики переходили к изучению личного письма, для чего также были изготовлены образцы, показывавшие последовательность наложения плавен на ликах. Это был колоссальный труд.

"Как всякому делу, как обычному рисованию и живописи, так и иконописи надо учиться, начиная не со сложных задач, а с простых, постепенно переходить к более и более трудному,— считала Мария Николаевна.— Язык иконы — это то, что грамота: ребенка учат сначала выписывать буквы, потом дают списывать с книги и далее писать изложение и, наконец, сочинение. Невозможно написать сочинение, не зная, как пишутся буквы. Так и в иконописи есть своя грамота, своя школа, своя последовательность работы, через которые ученику даются особые знания, особая подготовка и особое воспитание. Программа и постепенность обучения здесь также традиционна и проверена опытом многих поколений".

По ее мысли, "иконописи нужно учиться только через копирование древних икон... в которых невидимое явлено в доступных для нас формах. Копируя икону, человек всесторонне познает ее и невольно приходит в соприкосновение с тем миром, который в ней заключен, постепенно начинает ощущать реальность этого мира, истинность данного образа. Потом постигает глубину его содержания, поражается четкостью форм и внутренней обоснованностью его деталей и поистине святой простотой художественного выражения. Но чтобы так понять икону, нужно время, и иногда довольно длительное...

Изобразительные средства иконописи — линии и краски — не исполняют никакой служебной роли, они сами конкретно участвуют в создании образа. Линией древний иконописец владел в совершенстве: мы видим ее в иконе и мягкой, и угловатой, и плавной, и графически тонкой, а местами монументально сочной. Она во всем подчиняется внутреннему высокоразвитому чувству ритма и особое значение приобретает в контурах фигур и отдельных плоскостей. В иконе образно выражена единая, незыблемая, общецерковная истина, и ее важно сохранить незамутненной. Искажения привносятся в икону от неумелости, невежества или дерзостного самочиния иконописца, не боящегося отступать от иконного предания и вносить в церковный образ мудрование свое, мудрование плоти; древняя икона соприкасается с миром иным, нами не видимым, Божественным. Постигать его, и постигать правильно, далеко не всякий может, тем более давать ему соответствующую художественную форму. Однако были, возможно, есть и теперь люди, которые при чистоте сердца, способного созерцать сокровенную истину, получили еще и дар творчески воплощать в видимых образах то, что недоступно чувственному восприятию".

Для учеников Мария Николаевна была непререкаемым авторитетом. Ее уважали как крупного специалиста, знатока и мастера иконописи, живописи и реставрации. Это был истинный источник, настоящий кладезь познаний, опыта, мастерства и умения. Не было вопроса по технике, технологии, теории, на который она не дала бы четкого и ясного ответа.

При этом ее отличали истинные благородство и скромность. Она не стремилась как-то выделиться, занять первое место, никогда не трубила перед собой о своих достижениях, но смиренно несла свой подвиг, служа Богу, Церкви и людям. Студентов удивляло ее спокойствие, внутренняя умиротворенность. Часто они бывали свидетелями того, какие большие объемы работ давало начальство Марии Николаевне, и все это нужно было сделать в довольно сжатые сроки. "Почему же так много дают, ведь невозможно сделать столько работы за такое короткое временя?" — спрашивали ее. Она спокойно отвечала: "Спорить не будем; насколько Господь даст сил, будем трудиться, а что не сделаем — смиримся и попросим прощения, что не смогли успеть вовремя!"

Церковно-археологический кабинет
Московской Духовной академии

23 года руководила она иконописным классом. У нее учились не только начинающие заниматься иконописью, но и старшие, занимавшиеся по шесть-семь лет, уже заканчивавшие Академию. Тихий голос Марии Николаевны, живой и ясный язык, неспешное чтение и содержание лекций, пропущенное ею через ум и сердце, оставляли в душах слушателей глубокий след. Большое внимание уделяла она теории иконописи, а параллельно с толкованием иконы касалась и вопросов духовной жизни. Зачитывала постановления Соборов, святоотеческие высказывание об иконописцах, о необходимости для них частой исповеди и причащения Святых Христовых Тайн, о внимательной молитве, посте, внутренней собранности и внимательном отношении к своим делам, мыслям и чувствам, к своему внутреннему душевному состоянию, поскольку все это прямо влияет, определяет и формирует внутреннюю, качественную структуру создаваемых образов. Приводила в пример эпизоды из жизни святых иконописцев и подвижников — как они писали иконы и как к этому готовились. А наиболее полезные и яркие эпизоды и выдержки были напечатаны и закреплены в мастерской на видных местах.

Ее бывший ученик вспоминает: "Мария Николаевна, уча писать иконы, прежде всего учила нас понимать иконы. Некоторые из нас сам термин этот не понимали — как это "понимать икону"? И вот, она очень просто поступала: ставила икону великомученика Георгия Победоносца — живописный образ и иконописный образ — и говорила: "Смотрите на него", и спрашивала: "Скажите откровенно, без всяких там красований, какой образ вам больше нравится?" Ну конечно, некоторые отмечали, что художественный образ им ближе и понятней. А потом прочитает житие этого святого, помолчит и скажет: "А как теперь вы воспринимаете?" Кроме того, она говорила, что икону можно понять только с молитвой. Молитва должна быть и по заповеди Спасителя, и по учению святых апостолов, а икона способствует молитве.

Мария Николаевна говорила, что понимается слово Божие по мере духовного роста (ведь все святые отцы отмечают, что по мере исполнения заповедей Божиих, по мере жизни христианской и слово Божие все больше и больше понимается нами). Подобным образом и проникновение в духовную жизнь открывает нам икону. "Только живя духовно и с молитвой, можно приступать к написанию икон или к их реставрации". Навсегда запомнилось это ее изречение, она часто его повторяла, это помнится и по сей день. Мария Николаевна говорила, что чем больше иконописец молится при написании иконы, то есть, другими словами, чем больше молитвы вкладывается в икону, тем больше написанная икона будет изливать эту молитву и благодать на молящихся перед ней. Здесь самая прямая связь. Она с ужасом вспоминала о том, что ту или иную икону художник писал с папиросой в зубах или еще при каких-то подобных условиях. Она буквально закрывала лицо и содрогалась от этого. Однажды кто-то рассказывал, как в Ярославле расписывали купол собора и художники там, наверху, устраивали пиршества; при этом она чуть ли не заплакала и сказала: "Какое это кощунство! Они издевались над Господом!"

Как-то ее спросили, что значит постоянная молитва при работе над иконой, ведь внимание увлекается работой и слова молитвы пропадают. Мария Николаевна ответила: когда при написании иконы ощущаешь помощь Божию или помощь святого — это и есть молитва. И иконописцу надо стремиться никогда не забывать о присутствии Божием, ощущать Его; к этому надо привыкать, принуждать себя. Этот подвиг она и сама несла, и заповедовала его тем, кого обучала.

Мария Николаевна обладала большим духовным опытом. Многие студенты обращались к ней за советами и получали большую пользу. По словам студентов, "ей были свойственны внимательность и глубокая сосредоточенность, она старалась всегда свой ум связывать с вечностью, с Богом, молилась, читала святых отцов. Делала выписки, выбирала самую "соль", зачитывала на занятиях полезное для нас. Это располагало нас к более глубокому изучению иконы и святых отцов".

Во время занятий, когда ученики рисовали, она часто читала им вслух. У нее в сумочке всегда была книга о подвижниках благочестия ХVIII—ХIХ веков. Студенты очень любили эти чтения и слушали затаив дыхание.

С людьми Мария Николаевна вела себя очень аккуратно и уважительно. Спокойно, мирно вникала в суть проблем, возникавших в процессе обучения, и всегда умела найти решение. Хорошо понимая трудности своих учеников, советовала, подсказывала, подбадривала, если у них что-то не получалось. Отовсюду, из всех епархий приезжали к ней ее воспитанники, делились своими скорбями и радостями, и она, как мать, сострадала и радовалась им. Причем каждый считал, что именно он ей более близок, чем остальные.

Позже, в 1990 году, при Московской Духовной академии была создана первая в России иконописная школа. В основу ее программы легли образцы и метод обучения монахини Иулиании.

Иконописная мастерская
Троице-Сергиевой Лавры. 1973 г.

Параллельно с преподавательской работой Мария Николаевна продолжала свой труд иконописца. В Лавре до 1980 года все реставрационные работы по живописи осуществлялись под ее руководством и с ее непосредственным участием. В 1965—1967 годах в Трапезном храме проводилась реставрация стенной живописи. В 1970—1972 годах — ответственная реставрация икон древнего иконостаса Троицкого собора. В 1973—1974 годах — трудоемкая реставрация икон главного алтаря Трапезного храма. Участвовала она и в реставрации иконостаса и стенной живописи Казанского собора Дмитрова в 1970—1971 годах.

Личность Марии Николаевны производила необыкновенное впечатление на окружающих. Вот свидетельства знавших ее людей:

"Мне пришлось быть участником комиссии, принимавшей работу по реставрации в Троицком соборе в 1972 году. Мария Николаевна так и запомнилась мне на лесах. Они были в несколько ярусов, и у праздничного чина — хрупкая фигурка в светлом платке, в черном рабочем халатике. И надо было видеть, с каким достоинством, как спокойно она представляла выполненную работу. Она ни разу не сказала: это я, ни разу не сказала: мы, но по тому, как она представляла каждую отреставрированную икону, было ясно, что Мария Николаевна участвовала в этом деле, конечно, лично. Меня тогда удивила ее чисто человеческая манера держать себя: она никому не возражала, не волновалась, но чувствовалось во всем ее поведении высокое человеческое достоинство. Работы были приняты с хорошей оценкой. Тогда же принимались работы по реставрации стенописи собора. Работа затянулась допоздна, закончили где-то часов в десять. И надо было видеть ее удовлетворенное, счастливое лицо, когда все кончилось, а выходя, она сказала: "Слава Богу". Позже мы встречались изредка и на территории Лавры, и по каким-то делам служебным. Однажды она показала нам, где занимается иконописный класс. Это было тоже в 72-м году. Когда мы пришли, сидели трое юношей, и по тому, как они разговаривали, было видно, что она для них не только наставник, но и непререкаемый авторитет.

Мария Николаевна была необычайной труженицей. Когда заканчивалась работа в каком-то храме по архитектурной реставрации или живописи, собиралась комиссия, в которую включались представители трех организаций, которые находились здесь. И надо сказать, что музейных работников просто удивляло, сколько Мария Николаевна успевала делать. Работали тресты большими бригадами: по реставрации — объединение "Росреставрация", по архитектуре — "Спецпроектреставрация". А Марии Николаевне нужно было продумать все это, организовать и выполнить все к определенным срокам сдачи этих объектов. Ее трудолюбие, скромность просто поражали. Надо сказать, что труды Марии Николаевны прошли позже и очень взыскательный экзамен. В 1993 году архитектурный комплекс памятников Троице-Сергиевой Лавры был включен в список культурного наследия ЮНЕСКО".

"Это был удивительный человек, она не только знала писания святых отцов, но и в жизни своей осуществляла заповеди Божии. Это мы наблюдали постоянно при встречах с ней. Ее манера поведения, ее скромность, милосердие, кротость, глубокая собранность, цельность, устремленность к Богу оказывали большое воздействие на нас... Она имела большой авторитет среди студентов и духовенства Семинарии и Академии. Пользовалась она уважением и доверием и со стороны сотрудников Министерства культуры, Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры и комиссий по их линии, которые обычно состояли из ведущих реставраторов страны. Эти специалисты всегда высоко оценивали работы, проведенные Марией Николаевной".

"Мария Николаевна была для нас образцом трудолюбия. Личной жизни у нее не было: постоянно она была занята работой, постоянно около нее толпились ученики. Вернувшись из отпуска, она приносила в иконописный класс образцы икон, написанные в свободное время. Словом, Мария Николаевна при жизни старательно учила нас тому высокому мастерству, которым прекрасно владела сама".

"Мария Николаевна свой отпуск проводила часто в Переделкине при Патриархе Пимене. И нередко это совпадало с пребыванием там отца Кирилла (Павлова). И их беседы и разговоры были на таком уровне, что было даже как-то страшно и высоко. И еще: каждый год несколько лет подряд приезжал отец Иоанн (Крестьянкин), и Мария Николаевна просила ее извещать, когда он там будет, и приезжала туда сама. Я была свидетелем того, как они ходили по дорожкам сада вдвоем. И это было какое-то такое настроение, как на картине Нестерова "Философы". Это такая высота духа, что трепет берет".

В 1976 году под руководством Марии Николаевны была организована лаврская реставрационная мастерская. В ней реставрировались иконы из Никольского придела Успенского собора, из Трапезного и Предтеченского храмов, притвора Троицкого собора и лаврской ризницы.

Художественный совет
Церковно-археологического кабинета

И здесь Мария Николаевна снискала любовь и уважение сотрудников. "Всегда аккуратная, скромно одетая, с небольшим белым воротничком, она привлекала к себе внутренним обаянием... У нее во всем был порядок, без суеты и торопливости, но и без медлительности. Она успевала очень многое. Марию Николаевну часто приходилось сопровождать из мастерской в иконописный класс Московской Духовной академии. Этот путь, короткий по расстоянию, по времени был значителен. На каждом шагу ее встречали знакомые, а часто и незнакомые с просьбами написать или отреставрировать какую-нибудь икону, и она никому не отказывала, находила разные варианты. Многие писали ей письма с просьбами проконсультировать тот или иной случай. Мария Николаевна отвечала очень подробно".

Несколько раз посещал мастерскую Святейший Патриарх Пимен. Из Псково-Печерского монастыря приезжал наместник архимандрит Алипий, известный тогда иконописец. С большим интересом все осматривал, расспрашивал Марию Николаевну о методах ее работы. Частыми гостями были наместник Лавры архимандрит Иероним и эконом архимандрит Евлогий (в настоящее время — архиепископ Владимирский и Суздальский). Заходил архимандрит Николай, сам любивший живопись и писавший иконы. Как-то он сказал: "Думал, что только я уже пятнадцать лет ношу и штопаю свою старую рясу, а сегодня вдруг заметил, что на Марии Николаевне все то же платье и косынка, которые я очень давно на ней видел. Да нам и ни к чему заботиться об обновах".

Сейчас уже невозможно с точностью сказать, сколько было сделано Марией Николаевной. Ее иконы находятся в монастырях и храмах, домах священников и мирян. Много писала она для ризниц Лавры и Академии — Плащаницы Спасителя и Божией Матери, иконы на митры и панагии. Ее кисти принадлежат и уникальные пасхальные яйца для поздравлений Патриарха, наместника и архиереев. Игумен Марк (Лозинский, †1973) в 1970 году собрал четыре больших альбома черно-белых фотографий, которые хранятся в Изофонде Церковно-археологического кабинета и представляют только часть ее работ.

Труды Марии Николаевны были высоко оценены Священноначалием. Святейший Патриарх Алексий I наградил ее орденом Святого князя Владимира III степени, а Святейший Патриарх Пимен — орденами Святого князя Владимира II степени и Преподобного Сергия Радонежского. Имела она и три церковные медали.

В 1980 году у Марии Николаевны обнаружили запущенное заболевание. Операция не помогла. Еще раньше она говорила близким, что хотела бы перед смертью поболеть такой болезнью, чтобы особо себя приготовить к переходу в вечность. И Господь услышал ее молитвы и ее желание.

Несмотря на плохое самочувствие, она ежедневно до обеда работала в мастерской, затем ее увозили домой. Так продолжалось буквально до последних дней, пока она еще могла ходить. Не оставляла она и иконописный класс. Последние две недели больная уже не имела сил вставать с постели и почти ничего не ела, хотя сильных болей и не чувствовала. Однако приходилось беспокоить ее и в это время: постоянно требовались ее консультации, и она не отказывала в этом даже за день до кончины.

Святейший Патриарх Пимен
прощается с монахиней Иулианией.
18 февраля 1981 г.

16 февраля 1981 года, на следующий день после праздника Сретения Господня, в пять часов утра, ей стало совсем плохо. Отец Иоанн Маслов успел причастить ее Святых Христовых Тайн. Перед кончиной Мария Николаевна, широко раскрыв глаза и глядя вверх, что-то созерцала, но говорить уже не могла.

Служить по ней первую панихиду приехал из Лавры архимандрит Илия, и лишь тогда близкие узнали о ее тайном постриге и впервые услышали на молитве ее монашеское имя. Только сестра знала, что Мария Николаевна в 1970 году приняла постриг с именем святой мученицы Иулиании, память которой празднуется 30 августа вместе с преподобным Алипием, иконописцем Печерским.

Чин погребения совершался в Лавре, в храме Преподобного Сергия. Его возглавил наместник Лавры архимандрит Иероним. Сослужило ему монастырское, академическое и приезжее духовенство. Разрешительную молитву над новопреставленной прочитал архимандрит Кирилл, духовник Лавры и Академии. Первым простился с покойной прибывший в Лавру Святейший Патриарх Пимен. Погребли ее на кладбище в поселке Семхоз.

Заслуги матушки Иулиании невозможно оценить до конца. По существу, именно она возродила икону в Русской Православной Церкви. Трудно даже представить, как один человек — хрупкая женщина — смогла это сделать, причем в то время, когда Церковь была гонима. Однако, как сказал отец Иоанн (Крестьянкин), о матушке "надо и должно вспоминать не как об иконописце только, но как о человеке-христианине, жившем Богом не только своей специальностью, но всеми своими проявлениями. А это в наше время становится исключительной редкостью, и это блестки Руси уходящей, Святой Руси..."

Последняя лития в Троице-Сергиевой Лавре

* Источник: Благословенный труд. Московская Духовная академия. Москва. 2001.

Сестричество преподобномученицы
великой княгини Елизаветы Федоровны
Вэб-Центр "Омега"
Москва — 2008