Бог знает все наши грехи — и не потому, что священник их на исповеди выслушивает. А для чего же нужна исповедь? Дело в том, что, называя свои грехи, человек испытывает некий стыд, который оказывает на него лечебное воздействие. Но самое главное — то, что кающийся познает свою греховность. Избавиться от какой-то опасности можно, только эту опасность осознав. И исповедание наших грехов как раз и есть это осознание. Если человек, каясь в некоем проступке, осознает его именно как грех, как опасность, он с этого момента может вступить в борьбу с этим грехом.

Поэтому, казалось бы, чем чаще человек исповедуется, тем лучше, тем в большей чистоте он будет держать свою душу. Формально это так. Но в любом деле, а тем более в духовной жизни важно не только что человек делает, а важно, как он это делает. И поэтому очень важно то, как мы исповедуемся. Есть ли у нас действительно сокрушение в том, в чем мы каемся? Нет ли у нас в этом самооправдания? Нет ли у нас магического отношения к таинству покаяния? Не думаем ли мы, что если мы просто назвали грех, то он нам автоматически прощен? Это большое заблуждение.

Называние грехов — это всего лишь исповедь. Но бывает так, что исповедь совершена, а таинства нет. Таинством в Церкви называем все то, где присутствует освящающая благодать Святаго Духа. Вот стоят два человека, мужчина и женщина, и мы их венчаем. Приходит невидимая благодать Святаго Духа — и они становятся мужем и женой, одним телом. Или, допустим, мы освящаем воду: священник манипулирует руками и произносит какие-то слова — и вот эта вода, которую мы пять минут назад налили из-под крана, может изгонять бесов из квартиры. Она может подавать нам терпение, утихомирить наш гнев. А на глаз этого не видно, и, если на кинопленку снимать, ничего такого тоже не увидишь, даже при замедленном воспроизведении.

Нечто подобное происходит и в таинстве покаяния. Если человек, подходя к исповеди, осознал в себе некий грех, который в нем живет, и этот грех оплакивает, просит у Бога прощения и изо всех сил своей души желает от него избавиться, то, если это действительно так, приходит к человеку невидимая благодать Божия — и грех исчезает. Если после того, как человек раскаялся, он в этот грех больше не впадает, значит, грех ему прощен. А если он опять и опять в этот грех впадает, значит, грех ему не прощен. Что такое прощен? Это значит изглажен, сделался не бывшим. А раз мы в одни и те же грехи впадаем, то это значит, что Господь их нам не прощает.

Почему мы часами готовы у священников одного, другого, третьего время отнимать, но ничего с нами не происходит? Потому что на самом деле мы не хотим от своего греха избавиться: он нам сладок, он нам радостен, мы им услаждаемся; грех нам очень дорог, он нами любим. Поэтому хотя мы на исповеди говорим, что согрешаем раздражением, но это не значит, что мы собираемся от этого раздражения избавляться, что мы сделаем какое-то усилие, чтобы оно ушло. Так же и с грехами осуждения, зависти, злобы и многими другими. Поэтому если мы не возьмемся за ум, не подойдем к этой проблеме серьезно, то мы во грехах умрем.

В Писании сказано: "Смерть грешников люта". Почему Господь так медлит и не посылает нам смерть, а иногда даже дает нам очень долго поболеть? Вообще для чего нам болезни даются? Для того чтобы мы перестроили свою жизнь, потому что больной человек как-то вырывается немножко из мира своих страстей. И Господь медлит, потому что путь искоренения в себе грехов очень долог, а Господь не хочет нам лютой смерти. Лютая — не значит насильственная или тяжелая. Лютость смерти человека, умершего во грехах, заключается в том, что, как только душа его отходит от тела, тучи гнездившихся в ней бесов нападают на нее и дерут ее на части. Это состояние называется мытарством, от слова "мытарь" — сборщик пошлин. Какая же пошлина будет собираться с нашей души? Душа будет испытываться тем, чем она полна. И если она есть обитель демонов, то мы не сможем достигнуть Царствия Небесного. Бесы не допустят нас туда, они нашу душу будут воспринимать как свою. Господь говорит: "Нельзя служить двум господам", то есть немножко Богу, немножко дьяволу.

Если взять целую бочку белой краски и капнуть туда чуть-чуть коричневой, то цвет уже будет не белый. Вот так и с душой. Если наша душа, созданная Богом, исковеркана грехами, то мы не можем войти в Царствие Небесное — Царство чистоты, правды, любви. Поэтому нам нужно постоянно трудиться. Одной веры в Бога недостаточно для спасения — надо еще эту веру оживить делами веры. Многие говорят: а я ничего такого плохого не делаю. Мало ничего плохого не делать, нужно еще делать хорошее. Покойник, когда лежит в гробу, тоже ничего плохого не делает, но это не значит, что он жив. Христос сказал: "Я есмь путь, истина и жизнь". Поэтому, если мы хотим быть христианами, мы должны быть живыми: у нас должна быть живая вера, у нас должна быть живая молитва, живое покаяние, живая любовь к Богу,— мы должны жить полной жизнью.

А если у нас этого пока нет, то мы должны постоянно к этому стремиться, иначе всю жизнь мы можем превратить в формальность: по привычке в церковь ходить, бездумно креститься — услышали "Слава Отцу и Сыну и Святому Духу", и автоматически крестимся. Вечер пришел, открыли молитвослов: "Слава тебе, Боже... Царю Небесный, Утешителю...", совершенно забыв о том, к Кому взываем — к Самому Царю Небесному, чтобы Он пришел и вселился в нас. А готовы мы к этому? Может Он нашу душу посетить, когда вся жизнь наша представляет комок страстей, в которых мы кипим, живем, суетимся? Поэтому надо стараться от всего этого отойти. Это не значит, что нужно забросить домашние дела, не есть, не пить, не стирать. Нет, надо просто свое сердце от этого всего отодвинуть; сердце должно принадлежать одному Богу.

Грешник — это не обязательно тот, кто совершает плохие поступки. Человек может не совершать никаких плохих поступков, может не произнести никогда в жизни ни одного худого слова, может даже никогда плохой мысли в свою голову не впускать — и быть страшным грешником, хуже всякого убийцы, злодея, грабителя, насильника. Грешник — это человек, который живет своей собственной жизнью, отдельной от Бога. А уж когда человек отделился от Бога, это выражается по-разному: один просто в своей гордыне пребывает и наслаждается собой, другой Лермонтова изучает, третий марки собирает, пятый водку пьет — это не играет никакой роли. Собирать марки — такое же безумие, как пить водку, или колоться наркотиками, или ходить по ресторанам, или в карты играть всю ночь. В этом нет принципиальной разницы, как нет принципиальной разницы, чем человек болен, туберкулезом или раком четвертой степени. Какая разница, от чего умирать.

Всякая отдельная от Бога жизнь — это есть смерть. Поэтому если наша жизнь отделяется от Бога, значит, мы пребываем в зоне смерти, мы мертвы. Поэтому надо жизнь постоянно оживлять, надо постоянно приходить в храм, постоянно причащаться, делать усилие над собой, каяться в грехах. Каяться — значит исправляться. Какие-то свои грехи мы уже познали, и надо изо всех сил стараться воздерживаться от них. Если не можем целый день воздерживаться, хотя бы полдня; если не можем полдня, хотя бы два часа в день. Чтобы на следующий год воздерживаться два с половиной часа, а еще через год — три. И так постепенно вытеснять грех из своей души собственным усилием и молитвой к Богу.

И если мы будем все время так стараться, все время будем к этому идти, то постепенно Господь, видя наши усилия, будет нам помогать. Не думайте, что этот, даже малый, труд останется бесполезным, хотя, конечно, Царство Небесное не приходит приметным образом. Нельзя вот так сразу из такого поганца, которого ты из себя представляешь, вдруг стать святым человеком, как Серафим Саровский, или Сергий Радонежский, или благоверный князь Игорь, память которого мы сегодня празднуем. Это редко случается. Тут должен быть род особенный. Чтобы с детства быть святым, важно, кто твоя мама и кто твой папа, кто твой дедушка и кто твоя бабушка, кто прадедушка и кто прабабушка. Недаром раньше в деревнях, когда невесту сыну выбирали, смотрели не только на ее родителей, а кто у нее дед и бабка. Потому что, может быть, у нее в четырнадцатом колене пьяницы были — а вдруг это проклюнется, не дай Бог. То есть это вещи очень серьезные.

И жизнь — тоже очень серьезная вещь. А если думать иначе, все превращается в бессмыслицу. Заработать деньги, чтобы только проесть их, пропить или какое платьишко себе купить, одеть, пофорсить. И ради этого стоит жить? Ради этого стоит работать целый месяц, чтобы кто-то сказал: "Ах, как тебе хорошо"? Это же безумие. К сожалению, многие так и живут этим безумием. Думают: все так, ну и я так. А если все идут в ад, это же не значит, что тебе тоже этого хочется. Но человек о смерти старается не вспоминать. Смерть — это некая неприятность, несчастный, нелепый случай. Умер кто-то — скорей закопать и забыть. Живут так, как будто с ними этого никогда не произойдет.

Вот собачка — принесли ей еды, она съела; кто-то из знакомых подошел, она хвостом виляет; другая собачка прошла, она на нее залаяла. Вся жизнь из таких рефлексов и состоит. Но мы все-таки люди, мы же так не можем, мы должны думать о том, что будет завтра. Вот мы умрем — что мы после себя оставим, с чем пойдем туда? Вчера мне одна раба Божия говорит: "Только дурак не признает загробную жизнь". Я спрашиваю: "Что же ты тогда в церковь не ходишь, не крестишься?" — "Да вот как-то..." А что "как-то", непонятно; даже не может найти определение, что мешает взяться наконец за дело. Потому что это и есть в наше время настоящее, реальное дело — спасение души своей. Разве наша душа не стоит того, чтобы этим всерьез заняться?

Занимаемся кто чем, всякими глупостями, в основном всякими разговорами. Но это же недостойно человека. А Господь милостив, ждет, хочет нашего спасения. Поэтому нам нужно почаще трезво взглядывать в себя, в свою жизнь; почаще к Богу обращаться, чтобы Господь наш ум просветил. То, из чего жизнь наша состоит,— это и есть грех, потому что в этом совсем нету Бога. А мы должны свою жизнь всю обоготворить. Апостол Павел говорит: что бы мы ни делали: едим, пьем, стоим, сидим, едем,— все надо делать во славу Божию.

Как же этого достичь? Для этого нужно непрестанно помнить о Боге. Вот кто-то тебя задел, и ты раздражился. А ты вспомни, что на тебя сейчас Господь смотрит и видит, что крещеный человек говорит какие-то слова нехорошие, грубые, или, может быть, слова-то хорошие, но тон уж больно нехороший, обидный. Ты подумай, что Господь пришел на землю, пролил Свою кровь не для того, чтобы ты кого-то обижал, а чтобы, наоборот, ты пожалел, простил, помог. Надо нам постоянно помнить о том, что мы будем умирать. Мы должны думать об этом каждый день, каждую минуту, каждую секунду. Вот тогда мы, собственно, поймем, что такое жизнь. Тогда мы будем ее ценить, ценить каждую минуту. Ведь наше пребывание здесь, на земле, очень ограниченно, каждая минута дорога. А мы тратим впустую бездну времени и потом жалеем, у нас в душе остается пустота.

Изменить это можно только таким образом: надо свою жизнь воцерковить, чтобы все в ней было подчинено мысли о Боге. Поговорить-то о Боге все любят, каждый перед другим тщеславится, хочет рассказать другому, что он прочитал из полутора книжек, да еще с таким видом, как будто сам уже все это прошел и познал. Но разговор о Боге — это еще не значит духовная жизнь. Сколько ни говори "халва, халва", во рту сладко не станет. Надо обязательно делать что-то, тогда что-то и будет происходить. От делания все и зависит.

Мы очень любим всякие вопросы задавать, но это есть просто удовлетворение своего любопытства, то есть пища для ума. А духовная жизнь — это пища сердца, потому что наша душа находится в сердце. Вот о душе-то и надо больше всего думать. Некоторые говорят: заботиться только о своей собственной душе — это эгоизм. А постоянно в склоках пребывать — не эгоизм? А постоянно только о материальном печься, причем о своем материальном,— не эгоизм? Вот это-то как раз и есть эгоизм. А когда человек занимается спасением своей души, он это делает не для себя, а для Бога, то есть для другого существа, более высшего. И когда человек спасает свою душу, вокруг него спасаются тысячи, потому что от него идет свет Божий. Этот человек является живой Церковью, он как храм, в нем живет Дух Святой — и вокруг все начинает загораться... И так это идет, идет и уже дошло до наших дней.

Вы только представьте: тот огонь, который принес на землю Христос, уже две тысячи лет горит и не угасает! Носителей его становится все меньше, и когда их останется совсем маленькая кучка, тогда Господь придет во второй раз. Тогда эта земля уже будет не нужна, она исчезнет, потому что она и создана только для того, чтобы быть пьедесталом этого огня. Что толку в подсвечнике, если на нем не горят свечи? Что толку в человеке, если в нем нет души? Это просто труп, поэтому его и закапывают. Потому что как только из человека ушла душа, он тут же начинает разлагаться: пройдет два-три дня — и вонь, невозможно жить, чума может начаться. Так и человечество, из которого ушел Дух Божий, превращается в духовный труп, который ни на что не нужен — его только закопать или сжечь. Поэтому Господь и говорит о геенском огне.

Вся земля создана только для одного: чтобы душа человеческая горела, как свеча, а пламя направлялось к Богу. Для этого Господь и Церковь основал, дал нам Священное Писание, дал нам такую возможность, что мы можем покаяться.

Вот мы омылись от своих грехов в таинстве святого крещения, но утеряли эту чистоту своими грехами. Построй новую квартиру, закрой ее на ключ и не ходи туда. Придешь через пять лет — ну и что ты увидишь? Что там полно всякой грязи, пыль везде, то есть надо опять генеральную уборку делать, окна мыть. Вот так же и с душой нашей. Если мы даже в своей душе, в этой квартире, всяких безобразий не делаем, то она все равно грязью покрывается. А мы-то делаем! Каких только грехов у нас нет. Поэтому нам нужно постоянно, постоянно трудиться; день и ночь, день и ночь заниматься своей душой. Тогда и результат будет: мы познаем Бога, мы узнаем, что такое Царствие Небесное. У нас в душе будет такая радость, у нас будет такая вера, у нас будет такая ясность в голове. Мы всегда будем знать, что нам делать; у нас не будет никакой путаницы, потому что мы будем знать путь. И если даже не сможем далеко по этому пути пройти, то сможем осветить его хотя бы на два-три шага вперед, на сколько хватит света в нашей душе.

А почему мы живем в темноте, в полной дезориентации и не знаем, как нам быть? Потому что свет только один — Христос. Он сказал: "Я свет миру". Другого света нет, все остальное в мире, что не Христос,— это ложь, это обман, фикция. Даже сатана, чтобы привлечь человека, вынужден рядиться в добро, потому что только добро есть свет. Поэтому он принимает такие обольстительные формы, которые лишь на вид хороши. Специально так делает, чтобы человека привлечь, а на самом деле в этом никакой красоты нет, а есть один сплошной обман.

Поэтому нам нужно стремиться к истинной красоте, которая заключается только во Христе. Все, что как-то связано со Христом, то и есть красота, потому что в этом жизнь. Что имело хоть какое-то касание ко Христу, то и живет. В чем только есть искра Божия, то вечно. А в чем нет искры Божией, то умирает, это все никому не нужно, все это серость, пошлость, дьявольщина. Потому что дьявол ничего не может создать. Сколько ни тужится, он может только вот эту серую пошлость создать, только исказить все настоящее, он может только подражать, как обезьяна. И человека, чтобы ему на эту обезьянью приманку попасться, нужно сперва превратить в обезьяну — тогда он будет творить свои обезьяньи дела. Но если мы хотим быть христианами, мы не должны быть обезьянами, мы должны быть ангелами, мы должны жить ангельской жизнью.

Конечно, если мы произошли не от Бога, а от обезьяны, ну тогда что нам остается? Только отрастить хвост и прыгать. Как большинство человечества: только хи-хи, ха-ха. Чем люди занимаются? Поесть, попить, поблудить в удовольствие; вот и вся жизнь: здесь поблудил, там поблудил, там нагадил, здесь напакостил, здесь изуродовал, там поломал. Потому что обезьяне все равно, что амфора античная, что горшок ночной. Она не различает, не чувствует красоты. Она не может ее чувствовать, потому что красота духовна.

Почему человек сейчас такой стал страшный, ничего не чувствует? От потери Духа Божия. И если мы хотим из этого выйти, то нам надо стараться каяться в грехах, то есть эту коросту всю с себя счищать.

Наклоним голову, будем просить у Бога, чтобы Господь нас очистил.