Епископ Кинешемский Василий (в миру Вениамин Сергеевич Преображенский) родился в 1876 году в городе Кинешме Костромской губернии ² в семье священника Сергия и жены его Павлы. Своим христианским воспитанием он целиком был обязан родителям, смысл и цель земной жизни которых состояли в очищении ума и сердца таинствами и молитвой. Потому они старались оградить детей от влияния мира, зная, как трудно вырвать из сердца терния грехов и страстей, если те уже проросли.

Все устроение жизни, окружавшей мальчика с детства, было подобно монашескому. Ни новостей, ни сплетен, ни праздных разговоров не проникало за высокую изгородь их дома, покидать который детям воспрещалось. И для ребенка было отрадой посещение их дома нищей братией и странниками. В самый день его крещения, когда Вениамина принесли из храма домой, к ним пришла странница-старушка, которая, глянув на мальчика, сказала: «Это будет великий человек». Были и иные предзнаменования его незаурядного будущего.

После окончания гимназии Вениамин поступил в Киевскую Духовную академию и по окончании ее в 1901 году со степенью кандидата богословия был определен преподавателем в Воронежскую Духовную семинарию. От юности интересуясь христианским подвигом, он написал диссертацию под названием «О скитском патерике», за которую ему была присуждена степень магистра богословия.

В Воронеже Вениамин пробыл до 1910 года. Затем, зная в совершенстве как древние, так и новые европейские языки, для более углубленного изучения европейской культуры уехал в Англию и 1910—1911 годы прожил в Лондоне. После возвращения в Россию поступил преподавателем иностранных языков и всеобщей истории в Миргородскую мужскую гимназию. В 1914 году переехал в Москву и устроился преподавателем латинского языка в Петровской гимназии. Преподавание его так увлекло, что он окончил педагогический институт и решил свою жизнь посвятить педагогике. Но Господь судил иначе.

	Священник Сергий Преображенский с сыном Вениамином

Однажды, гостя у родителей, Вениамин с друзьями катался на лодке по Волге. Уже далеко от берега лодка внезапно перевернулась. Вениамин взмолился, прося Господа сохранить ему жизнь и обещая посвятить себя служению Православной Церкви. В этот момент он увидел толстую длинную доску и, ухватившись за нее, выплыл.

Вскоре после этого он переехал в Кинешму и в октябре 1917 года поступил псаломщиком в Вознесенскую церковь, где служил его престарелый отец. Памятуя данный Богу обет, Вениамин стал проповедовать в храмах Кинешмы и ее окрестностей и приступил к созданию православных кружков, где большое значение придавалось изучению Священного Писания. На занятиях читали Евангелие и жития святых, пели уставные церковные песнопения и любимые народом духовные стихи. Когда в начале 1918 года власти запретили преподавание Закона Божия в школах, Вениамин стал собирать детей в Вознесенском храме.

В 1920 году в Костроме митрополит Серафим (Мещеряков) рукоположил его в сан священника. Вскоре скончался его отец, протоиерей Сергий, и о. Вениамин принял постриг с именем Василий — в память Василия Великого. В 1921 году он был хиротонисан во епископа Кинешемского, викария Костромской епархии.

После хиротонии епископ Василий усилил подвижнические труды. Он поселился на окраине города в маленькой баньке, стоявшей на огороде у вдовы-солдатки. Никакого имущества или обстановки у него не было, спал он на голом полу, положив под голову полено. Подвиг свой от посторонних скрывал, принимая приходящих в канцелярии, устроенной рядом с Вознесенской церковью. Каждое утро, еще до рассвета, владыка шел пешком через весь город в храм и возвращался домой поздно ночью. Не раз грабители останавливали его на улице, и он с кротостью и любовью отдавал им все, что имел. Вскоре они стали его узнавать и больше не тревожили.

Помимо ежедневных церковных служб, во время которых он обязательно проповедовал, владыка исповедовал, обходил дома всех нуждающихся в его помощи, посещал монастыри и основанные им кружки, разбросанные по епархии.

В дни больших праздников он служил в соборе, а каждый четверг — всенощные в Вознесенской церкви, посвященные воспоминаниям Страстей Господних. Народ любил эти всенощные и собирался на них во множестве. Особенно много было рабочих, некоторые из которых жили в окрестностях города. Отстояв долгую службу, только поздно ночью добирались они домой, а утром снова шли на работу. Но так велика была благодать церковной молитвы, что люди не чувствовали усталости. Святитель сам читал акафист Страстям Господним, и в храме стояла такая тишина, точно в нем не было ни одного человека, и в самом дальнем конце его слышно было каждое слово.

	Дом, в котором располагалось епархиальное управление

Проповеди епископа Василия привлекали в храм все больше людей. Некоторые из них совершенно меняли образ жизни; иные, следуя примеру святителя, раздавали имущество нищим, посвящая жизнь служению Господу и ближним. Свет веры достигал и неверующих. Как бы ни относился человек к христианской вере и к Православной Церкви, почти всякий чувствовал, что слово, произнесенное епископом, отвечает внутренним запросам его души, возвращает ей жизнь, а жизни — озаряющий смысл.

Ближайшей помощницей владыки стала тридцатишестилетняя Екатерина Александровна Книшек. Родилась она в Санкт-Петербурге, с успехом окончила Высшие женские курсы по историко-филологическому факультету. В 1920 году из разоренного революцией Петрограда уехала в Кинешму. В храм Екатерина не ходила, и все церковное было ей непонятно и чуждо. Но вскоре она услышала, что в городе служит необыкновенный епископ, который говорит необычные проповеди. Человек любознательный, Екатерина пошла в храм. Проповедь, которую она услышала, была действительно необыкновенной и показывала в проповеднике человека талантливого и широко образованного. Екатерина пришла еще раз и еще, а затем начала ходить в храм постоянно. Скоро она воцерковилась и познакомилась с епископом лично. Увидев ее выдающиеся способности, владыка предложил ей быть председателем церковного совета Вознесенской общины.

В те годы в Вознесенском храме служили священник Николай Панов ³, диакон Иоанн Груздев и псаломщик Василий Поспелов. Старостой был Григорий Федорович Иванов, а во время его долгой болезни — монахиня Агния (в миру Анастасия Захаровна Орлова), бывшая казначеей Успенского монастыря в Кинешме до его закрытия. В храме было ежедневное богослужение и две литургии, владыка всегда служил позднюю без священника и диакона.

За короткий срок владыка организовал кружки в Кинешемском, Юрьевецком, Вичугском, Семеновском, а потом и в Вязниковском районах. Только тех кружков, которые он посещал лично, было более десяти; другие организовывались по его благословению.

Миссионерская деятельность епископа вызывала у властей большое беспокойство, но повода для его ареста не находилось. Тогда власти стали посылать в храм людей, поручая им во время проповеди задавать владыке искусительные вопросы, чтобы привести его в замешательство. Но провидя их намерения, он заранее отвечал на многие вопросы. Понимая всю невыгодность своего положения, обличаемые совестью, посланные покидали храм, ничего не спросив.

Как истинный пастырь, святитель оберегал свою паству от всякого рода зла и заблуждений. Узнав, что кто-то из его духовных детей мыслит неправо, спешил этого человека посетить. Неподалеку от города Вичуги жила в те годы строгая подвижница старица Марфа Лаврентьевна Смирнова. С детства ведя богоугодную жизнь, последние двадцать два года она тяжело болела. Господь дал ей дар рассуждения, которым пользовались многие. Когда владыке передали, что старица принимает людей, находящихся в духовном заблуждении, он отправился в Вичугу. Лишь к вечеру добрался он до кельи Марфы Лаврентьевны. «Я хочу испытать тебя,— сказал он,—в прелести ты или нет. Мне стало известно, что тебя посещают одни люди из Иванова, которые тебя по всему городу прославляют как святую, а меж тем они неправославные. Если ты будешь продолжать общение с ними, то я тебя из своего кружка исключу». И старица без колебаний согласилась прекратить общение с еретиками.

	На пороге баньки. 1922 г.

У духовной дочери святителя Евдокии в полночь сама собой перед образом стала зажигаться лампада. Видно, это Господь призывает меня вставать на молитву, подумала она, впрочем сомневаясь, принять ли это явление за благодатное или за лестчее. На следующую ночь Евдокия пригласила свою знакомую, но и в ее присутствии лампада зажглась. Тогда она пригласила переночевать у себя третью свидетельницу. И опять в полночь лампада сама собою зажглась. Это окончательно убедило Евдокию принять явление за благодатное.

Выслушав ее рассказ об этом чуде, святитель строго сказал: «Нет, это явление не благодатное, а от врага, а за то, что ты приняла его за благодатное, я налагаю на тебя епитимью — год не приступай к причащению Святых Тайн. А лампада больше зажигаться не будет». Действительно, с этого дня лампада не зажигалась.

В 1922 году обновленцы повсюду начали захватывать храмы и изгонять православных священников и архиереев, которых власти предавали на заключение и смерть. В тех приходах, где храмы были захвачены обновленцами, владыка благословил священников не покидать своей паствы, а литургию совершать на площади. Пример такого служения он подавал сам, и на эти службы сходились сотни и тысячи людей.

Литургию святитель Василий служил с величайшим благоговением. Во время совершения проскомидии сослужащие часто видели, что по его щекам обильно текли слезы. Одному из близких людей он рассказывал, что на литургии Преждеосвященных Даров во время пения «Ныне Силы Небесные с нами...» он воочию видел предстоящие престолу Небесные Силы в образе белых голубей.

Вскоре после хиротонии владыка познакомился со своим будущим келейником Александром Павловичем Чумаковым, разделившим с ним трудности изгнания и тюремного заключения. Позже митрополит Казанский Кирилл (Смирнов) о нем говорил: «Много я видел келейников, но такого, как Александр Павлович, не видел. Повезло владыке Василию».

Александр Павлович Чумаков родился в 1891 году в деревне Анаполь Палкинского уезда Костромской губернии в крестьянской семье. Его родители имели надел земли и хозяйство, но земля была скудная, и отец подрабатывал малярными работами. Образование Александр получил в сельской школе.

Его мать была женщиной глубоко религиозной и старалась с детства привить детям любовь к Богу и Церкви. Когда Александру исполнилось двадцать два года, она настояла, чтобы он пошел к старцам в Оптину пустынь и взял у них благословение на последующую жизнь. По дороге девушки из знакомых деревень смеялись над ним — посмотрите-ка на монаха. Александр низко наклонял голову, щеки его покрывались румянцем; не будь материнского благословения, которого он нарушить не смел, он непременно вернулся бы.

Но когда молодой человек пришел в Оптину, побывал на службе, услышал оптинское пение, тягостное настроение прошло. Он сердцем почувствовал, что нашел свое подлинное отечество. Александр остался в Оптиной и прожил здесь послушником около года. Затем началась Первая мировая война, и его призвали в армию. Воевать пришлось недолго: вскоре он попал в плен, бежал, был пойман, жестоко избит, заключен в тюрьму, снова бежал и снова был пойман.

Пленного послали на подневольные работы. Его увидела богатая немка и, воспылав к нему страстью, предложила жениться на ней. Александр отказался, она попыталась его уговорить, но уговоры не подействовали, тогда она стала принуждать к сожительству силой и угрозами. Но и здесь устоял мужественный воин Христов. Однако видя, что его жизни угрожает опасность, он вновь бежал, и на этот раз ему удалось достигнуть родины. Война к тому времени перешла в гражданские смуты, и Александр получил благословение в Оптиной поступить псаломщиком в храм села Польки.

	Епископ Кинешемский Василий. 1921 г.

На архиерейской службе в Решемском монастыре, куда Александр Павлович приехал посмотреть на необыкновенного архиерея, он шел рядом с епископом Василием, пел вместе с ним и понравился ему.

— Александр Павлович,— сказал епископ,— приходите ко мне служить псаломщиком в храм Вознесения.

— Хорошо, владыко святый, но только я прежде схожу к старцу Анатолию Оптинскому и возьму у него благословение.

— У старца Анатолия я и сам бывал,— ответил святитель,— но он уже умер.

— Благословите, владыко, быть у вас псаломщиком,— ответил Александр Павлович, поклонившись...

В 1922 году в Нижнем Поволжье разразился голод, от которого ежедневно умирали тысячи людей. Власти распорядились подбирать оставшихся без родителей детей и отправляли их по разным городам в детдома. Незадолго перед наступлением Пасхи привезли таких детей и в Кинешму. Узнав об этом, святитель обратился к народу с проповедью. «Вскоре наступят праздничные дни пасхального торжества. Когда вы придете от праздничной службы и сядете за стол, то вспомните тогда о голодающих детях»,— сказал он.

После этого многие взяли детей в свои семьи. Сам епископ в доме своей прихожанки устроил приют, в котором нашли кров восемь девочек-сирот. Не желая обременять пожилую хозяйку, владыка нанял женщину, чтобы та присматривала за детьми. Он часто навещал их, иногда оставаясь здесь ночевать, но и тогда не изменял своему правилу — ложился на полу в кухне и подкладывал под голову полено.

Строгий аскет и подвижник, святитель был любвеобильно прост в общении. Когда он ездил по епархии, слух о его приезде распространялся быстро, люди торопились увидеться с ним, и обстановка этих встреч была самая простая. Пришедшие располагались, где кто мог. Владыка часто устраивался на полу и пел духовные песни, играя на цитре. Для многих встреча с владыкой стала путеводной звездой на всю последующую жизнь.

Господь скоро слышал и исполнял прошения Своего угодника. Вот несколько примеров благодатной помощи святителя. Однажды к нему привели девушку, которая решила покончить с собой. Она обо всем рассказала владыке. Молча выслушал он ее исповедь, а на прощание благословил и поцеловал в голову. В тот же миг прошла тягость в ее душе и исчезли мучительные мысли, занимавшие ее столько времени.

Как-то пришли к епископу супруги, стали жаловаться, что у них нет детей, и просили его помолиться. Он помолился, и у них вскоре родилась дочь.

Одна женщина тяжело заболела дизентерией. Болезнь стремительно развивалась, и положение ее сделалось угрожающим. Осознав, что умирает, она позвала святителя, чтобы он напутствовал ее. Владыка Василий пришел в дом к больной. Четверо малолетних детей окружали мать. Глубокое сострадание и жалость охватили сердце святителя, и он стал горячо молиться Богу о даровании женщине жизни. Помолившись, исповедовал ее и причастил. С того часа она стала поправляться и умерла уже в глубокой старости.

	1922 г.

Иногда за безнадежно больных родителей приходили просить дети. Однажды в келью владыки постучала рыдающая девочка: дома умирал ее горячо любимый отец. Святитель тут же собрался и пошел к умирающему, которого застал в состоянии агонии. Епископ стал молиться, затем напутствовал умирающего Святыми Тайнами и, предоставив остальное воле Божией, ушел. В болезни наступил перелом, и больной вскоре выздоровел.

В селе Велизанец у церковного старосты Василия Панфилова, духовного сына владыки, вся семья заболела тифом. Болезнь затянулась, наступало то улучшение, то ухудшение, но выздоровление не приходило. Сообщили святителю, который находился в Вичуге. На дворе стояло осеннее ненастье, и уже надвинулась ночь, когда он вышел из города. Далек и тяжел был пеший путь под дождем в темноте, по грязной дороге. Лишь глубокой ночью епископ достиг дома старосты. Он исповедал взрослых, все причастились, и в течение нескольких дней семья выздоровела.

Святитель имел и дар прозорливости. Как-то его просили рукоположить одного человека в священника. «Подождем»,— ответил он. Впоследствии этот человек сошел с ума. В другой раз пришла к владыке женщина — просить благословения на отъезд. «Нет,— сказал он,— тебе нужно сейчас пособороваться и причаститься». Во время соборования у нее стал отниматься язык, и вскоре она умерла.

Одна женщина просила владыку благословить ее вкушать пищу в Великий пост раз в день. Он ответил: «Нет, этого я тебе не благословляю, ешь два раза в день, а то тебя не хватит до Пасхи». Действительно, у нее заболели обе снохи, и ей пришлось ухаживать не только за больными, но и за их детьми, и за скотиной. Теперь ей едва хватало сил, чтобы управляться с хозяйством.

Меньше двух лет прослужил святитель на кафедре. В 1923 году его арестовали и на два года сослали в Зырянский край в поселок Усть-Кулом. Сюда же были сосланы митрополит Казанский Кирилл (Смирнов), епископ Новоторжский Феофил (Богоявленский), епископ Петергофский Николай (Ярушевич), священники Михаил Шилов из Великого Устюга и Петр Иваницкий из Петрограда. Проездом в Усть-Куломе был и епископ Ковровский Афанасий (Сахаров).

Знакомство и близкое жительство в ссылке с митрополитом Кириллом оставило в душе владыки неизгладимое впечатление. Узнав митрополита, служа с ним, живя рядом, он не сомневался — это истинный учитель и хранитель веры православной, столп современной Церкви, и потому так значительны его суждения о вере и современном положении Церкви. За митрополитом был авторитет православного богослова, подтвержденный благочестием личной жизни. Митрополит Кирилл подарил епископу Василию свое архиерейское облачение, которое тот, почитая великого святителя, бережно хранил, а перед смертью благословил разрезать на части и раздать своим духовным детям как святыню.

Ссыльные архиереи и священники совершали службы в небольшой таежной избушке. После литургии чередной архиерей произносил проповедь. По общему мнению, в благодатной силе и глубине слова епископ Василий уступал только митрополиту Кириллу.

Вскоре к владыке приехал келейник Александр Павлович, добровольно разделив с ним тяготы ссылки. В мае 1925 года владыка Василий возвратился в Кинешму. О своем возвращении он известил духовных детей, и они стали, собираясь небольшими группами, приходить к нему в Вознесенскую церковь; здесь после вечерней службы он исповедовал. Много накопилось неразрешенных вопросов, и исповедь длилась долго, до поздней ночи.

	Духовные дети владыки. Слева направо: Мария Панова, Лидия Грибунина, Елена Фирсова, Татьяна и Нина Стрекаловы

Святитель ни в чем не изменил своих правил — ни в отношении службы, ни в отношении проповеди. Церковь в Кинешме стала быстро расти. На Рождество 1926 года обеспокоенные власти потребовали, чтобы епископ покинул город. Келейник предложил уехать на его родину в деревню Анаполь, чтобы там переждать тяжелое время. Владыка согласился.

За две недели Александр Павлович поставил небольшой дом. В нем был установлен престол и совершались ежедневные уставные богослужения. Служил владыка с келейником вдвоем, никто из посторонних на их службах не присутствовал. Так в уединении прожил епископ около полугода, а затем поехал в Саров — помолиться у мощей преподобного Серафима. Был в Дивееве, оттуда поехал в Нижний Новгород, где вместе с заместителем Патриаршего Местоблюстителя митрополитом Сергием (Страгородским) и епископом Александром (Щукиным) участвовал в хиротонии иеромонаха Николая (Голубева) во епископа Ветлужского. Митрополит Сергий сообщил владыке Василию о переводе епископа Вязниковского Корнилия (Соболева) на Екатеринбургскую кафедру и о том, что вязниковцы просят владыку к себе. Впрочем, добавил он, вы будете считаться Кинешемским, Вязниковская кафедра будет для вас временной.

«Я принял это назначение,— писал епископ Василий митрополиту Кириллу,— по долгу послушания, хотя, конечно, этот перевод был встречен в Кинешме с великою скорбью. Кинешемцы и теперь все еще хлопочут о моем возвращении, но пока без заметного успеха. Лично я не ропщу, хотя и грущу по родине. По-видимому, это перемещение было необходимо по условиям моей внутренней духовной жизни, а внешние причины, пожалуй, и несущественно важны. Господь лучше нас знает, что делает, и я могу только преклониться перед премудростью и заботливой благостью Промысла, управляющего миром не по человеческим соображениям. Помолитесь, дорогой Владыко, чтобы Господь помог мне относиться к новому делу с прежним чувством интереса и участия. Чувствую себя здесь пока спокойно; духовных детей пока не завожу, так как не уверен в долговременности своего пребывания здесь. Административных хлопот также очень мало, так как в викариатстве всего около 70 приходов (в Кинешемском было 160). Остается много времени свободного для молитвы и для личных занятий, чему я очень рад.

Александр Павлович живет со мною в одной комнате. Кланяется, благодарит за привет и просит благословения и молитв.

Да сохранит Вас Господь, дорогой Владыко! От всей души обнимаю и желаю бодрости и здоровья. Не нуждаетесь ли в чем? Напишите. Простите, благословите, помолитесь.

Искренно любящий епископ Василий».

В Вязниках епископ продолжил дело, начатое еще в Анаполе. Давно ему хотелось собрать в одну книгу беседы, которые он вел в храме и в кружках. Рукопись книги он передал доверенным людям в Кинешме, и они переписали ее от руки.

Шел 1927 год. Арестовали митрополита Сергия (Страгородского), епископа Афанасия (Сахарова). Епископ Афанасий послал к владыке своего келейника с запиской, спрашивая, не примет ли он во временное управление Владимирскую епархию. Епископ Василий обратился за разрешением этого вопроса к архиепископу Серафиму (Самойловичу), но тот назначил его на Ивановскую кафедру. Однако назначением воспользоваться не пришлось. К этому времени проповеди святителя стали привлекать в храм множество народа, и владыку выслали в Кинешму. Здесь он прослужил несколько месяцев, и власти снова потребовали его отъезда.

Владыка уехал в Кострому, где прожил около года. Главной его заботой были духовные дети. Переписка с ними занимала много времени, и ее нельзя было доверить почте. Епископ отдавал письма своему иподиакону Василию Смирнову, тот отвозил их Екатерине Книшек, и она уже разносила по адресатам, в свою очередь собирая письма к владыке.

	Екатерина Книшек. Ивановская тюрьма.

На следующий год епископ Василий поехал в Ярославль переговорить с митрополитом Агафангелом по вопросам церковной жизни. Митрополит предложил ему остаться в Ярославле викарным архиереем, но владыка отказался, вернулся в Кинешму и через месяц был арестован. Вместе с ним арестовали о. Николая Панова и Екатерину Книшек. Арестованных отправили в Ивановскую тюрьму. Каждую неделю ездил Александр Павлович в Иваново с передачей для узников. В предъявленном обвинении арестованные виновными себя не признали. На вопросы следователя о его отношении к декларации митрополита Сергия епископ отвечал: «В своей ориентации я целиком разделял и разделяю принцип лояльности к советской власти, составляющий сущность содержания декларации митрополита Сергия, и такие ответы давал своей Вознесенской общине, декларация общиной была подписана».

Около полугода пробыли арестованные в Ивановской тюрьме, затем были приговорены к трем годам ссылки. В ссылку владыка ехал тюремным этапом и в Екатеринбурге в камере пересыльной тюрьмы встретился с епископами Амвросием (Полянским) и Прокопием (Титовым).

Поселился святитель в маленькой таежной деревушке Малоречка в двадцати пяти километрах от районного города Таборово Екатеринбургской области. Келейник и здесь разделил с ним трудности ссылки. Вдвоем они поставили в домике престол, владыка освятил его и ежедневно совершал богослужение.

Их жизнь была подобна скитской с самым суровым уставом: молитва, богослужение, тяжелая работа в лесу. Александр Павлович подрабатывал тем, что ловил рыбу и делал деревянные корытца. Говорили они между собой мало и редко. Когда наступал час отдыха, уходили в лес. Так прошли три года и уже кончался четвертый. Епископ склонялся к тому, чтобы остаться здесь навсегда, однако оказалось, что и ссылку вольно выбрать нельзя.

— Разрешите остаться,— попросил он местные власти.

— Нет, здесь нельзя. Уезжайте. Вы можете поехать в любой город, кроме запрещенных.

— Я должен подумать,— сказал владыка и вышел на улицу к ожидавшему его келейнику.

— Ну, что, Александр Павлович, куда поедем?

— Я вам не указчик, владыко святый, вы сами выбирайте.

Святитель задумался, какое место выбрать себе для изгнания. Разоренный Саров... Дивеево... Оптина пустынь. Александр Павлович часто рассказывал ему о своем пребывании в Оптиной и о послушаниях, на которых ему приходилось трудиться.

— А что, пекарь Фотий, которому ты помогал в Оптиной, откуда был родом?— спросил владыка.

— Из Орла.

— Ну вот и хорошо, поедем на родину Фотия.

В Орел епископ перебрался осенью 1932 года. К нему сразу же приехала монахиня Виталия из Кинешмы, привезла множество писем. На некоторые он писал ответы сам, на иные давал ответы устно, чтобы уже сами записали и передали.

Меньше года владыка Василий с келейником прожили в Орле. В марте 1933 года их вызвали в орловское ГПУ, арестовали и отправили этапом в Кинешму, где уже шли допросы верующих.

Мария Марова на вопросы следователя отвечала: «С епископом Василием впервые познакомилась в 1920 году, пела у него в хоре и состояла у него в религиозном кружке. Об остальных последователях епископа Василия давать объяснения отказываюсь. И вообще отказываюсь подписывать на допросе что бы то ни было и не желаю объяснять почему». (С безбожной властью Мария столкнулась в первый раз в 1921 году, когда ей было шестнадцать лет. Она служила машинисткой в уездном исполкоме и отказалась работать в церковные праздники. Ее арестовали, судили, но суд ее оправдал.)

	Священник Павел Березин. Ивановская тюрьма. 1932 г.
	Епископ Василий. Ивановская тюрьма. 1933 г.
	Епископ Василий. Москва, внутренняя тюрьма. 1944 г.

Священник Павел Никанорович Березин, хороший проповедник, храм которого во время богослужений всегда был полон, на допросе сказал: «Я считаю епископа Василия столпом Русской Православной Церкви и праведником». (Хотя о. Павел лично владыку не знал, но заочно был его большим почитателем и всегда поминал его за богослужением, даже когда после ареста владыки упразднили Кинешемскую кафедру.)

Александр Павлович заявил следователю: «Отказываюсь давать показания по существу дела, по своим религиозным христианским убеждениям не хочу никого выдавать, а поэтому от всяких ответов по существу дела отказываюсь».

В протоколе допроса владыки записано: «Советская власть, по моему убеждению, это временная власть, и поэтому в идею, проводимую властью и партией коммунистов, о построении социализма-коммунизма я не верю... этого не будет... Борьба с религией... попущена волей Божией для испытания нравственно-религиозной жизни народа. В этот период испытания народа, несомненно, произойдет раскол в народе на верующих и неверующих. Причем верующие могут оказаться в меньшинстве. Но несмотря на это Церковь победит и врата ада не одолеют ее».

Владыку обвинили в том, что он, «являясь противником советской власти, ориентируясь на реставрацию государственной власти, в 1918 году создал сеть контрреволюционных кружков — филиал ИПЦ ⁴, ставивший своей задачей через религиозное антисоветское воспитание религиозных масс свержение существующего строя... организовал и воспитывал кадры тайного моления монашества... Добился в ряде сельсоветов Кинешемского района упадка роста коллективизации, массовых волнений и ухода старых работниц с производства».

Ему дали пять лет исправительно-трудового лагеря. Вместе с ним приговорили еще одиннадцать человек: о. Павла Березина, Александра Чумакова и монахиню Виталию — к пяти годам лагерей, Марию Андреевну Дмитреву и ее сестру Елизавету — к трем годам.

Заключение владыка отбывал неподалеку от Рыбинска на строительстве канала. Александр Павлович был в лагере под Мурманском.

Верующие посещали святителя, привозили продукты, деньги. В 1935 году к нему на свидание приехал келейник епископа Афанасия. Разговор происходил в присутствии конвоира, и многого сказать было нельзя. Келейник сообщил, что владыку Афанасия арестовали, а он сам, опасаясь ареста, переехал из Владимира в Рыбинск.

Александр Павлович освободился из лагеря на год раньше. Весной 1937 года он приехал в Рыбинскую колонию навестить святителя и попросить благословения на поездку к митрополиту Кириллу (Смирнову) в Среднюю Азию, где тот находился в ссылке. Это был исключительный случай, когда через доверенного человека митрополита можно было бы о многом спросить, тем более что ходили упорные слухи о смерти Патриаршего Местоблюстителя митрополита Крутицкого Петра (Полянского). Но свидание с Александром Павловичем оказалось неожиданным и кратким, и владыка ничего не успел написать, лишь на словах просил передать митрополиту поклон.

В январе 1938 года епископа Василия освободили. Он поселился в Рыбинске, а затем переехал в село Котово. Там с местным священником Константином Соколовым он договорился в будние дни служить вместе всенощную и литургию в присутствии только самых близких людей. Позже устроили небольшой храм в баньке. Хозяйка дома, где жил владыка, познакомила его с девушками-певчими, которые стали навещать его. Так в селе образовался кружок, но просуществовал он недолго. За епископом скоро началась слежка.

Тем временем религиозный отдел НКГБ по всей стране начал разработку дела под условным названием «Проповедники». Арестовывали всех не имевших регистрации епископов и священников, а заодно и тех, кто их знал. В 1943 году шестидесятивосьмилетний епископ Василий был вновь арестован. Обвинили его в том, что «он является сторонником истинно православной церкви, ведет активную антисоветскую деятельность, организовал подпольную домашнюю церковь». Его заключили в Ярославскую внутреннюю тюрьму. Конфискованного имущества у владыки оказалось немного: один ветхий подрясник, деревянный крестик, иконка, детская игрушка, кожаный ремень и расческа. При приеме в тюрьму врач поставил диагноз — миокардит и рекомендовал легкую работу.

Допросы начались на следующий же день и длились по многу суток. Следователей было двое, и они менялись. Иногда их сменял третий. Епископа допрашивали, не давая ему спать ни днем, ни ночью. Следственный конвейер и пытка голодом окончательно истощили его силы. И когда следователь в очередной раз принес загодя отпечатанный на машинке протокол допроса, владыка его подписал. Измученного двухмесячными допросами в Ярославской тюрьме, едва живого святителя доставили в Москву. Здесь при приеме во внутреннюю тюрьму НКВД ему поставили диагноз: миокардит, артериосклероз, истощение,— и выписали направление в больницу. Но в больнице арестованный пробыл недолго, его снова перевели во внутреннюю тюрьму. Вновь начались допросы. В июле объявили приговор — пять лет ссылки. После тяжелого сердечного приступа владыка общим этапом был отправлен в красноярскую тюрьму. Там ему объявили, что до места ссылки в село Бирилюссы он должен следовать сам. Кроме подрясника, иконки и креста, у него не было ничего. Он нашел крохотный клочок бумаги и написал заявление, чтобы из денег, отобранных при аресте, ему выдали хотя бы сто рублей на первоначальное обзаведение.

Бирилюссы оказались глухим сибирским селом, заброшенным среди речек и бескрайних лесов. Нравы молодежи были развращены безбожием и ужесточены войной. От царящей кругом жестокости дичали даже малые дети. Долго епископ не мог найти себе квартиру и наконец поселился в доме вдовы с тремя малолетними детьми. Когда владыка молился, они скатывали из конского навоза шарики и бросали в него: «На, дедушка, покушай».

Вскоре Господь даровал ему некоторое облегчение: верующие женщины нашли ему другую квартиру. Хозяйка была одинока, и у нее жила ссыльная монахиня.

Подвижнические труды, годы заключения и ссылок подорвали здоровье святителя, он начал сильно болеть, с ним случился частичный паралич; теперь ему стало трудно ходить и требовался уход. В 1945 году он писал духовной дочери: «Дорогое мое дитя. Еще раз поздравляю тебя с праздником. Воистину Христос Воскресе! Пасху встретил очень хорошо. Господь благословил всеми благами, все твои желания исполнились. Слава Создателю за Его милости и щедроты.

	У гроба святителя

Дитя мое! Не расстраивайся очень, все в воле Божией, я уже достиг предела человеческой жизни, семидесяти лет, и в дальнейшем жизнь представляет мало интереса. Несомненно одно, что пять лет в бирилюсских условиях мне не выдержать. Смерть не страшна. Хотелось бы умереть в кругу детей и родных и со всеми поговорить и благословить. По крайней мере, иметь возле себя близкого человека, которому можно было бы доверить свое завещание и похоронные распоряжения.

Увы! Ни одной души нет. Тягостно это полное одиночество. Лечусь, принимаю йод, но самое главное драгоценное лекарство получил в Великий Четверг. Благодарю Творца за все радости и утешения. Душит кашель, трудно дышать, больше лежу. Но и слишком много лежать не годится. Как бы то ни было, полная неподвижность облегчает дыхание, можно вздохнуть полной грудью.

Прощай, дитя мое! Устаю писать, не унывай. Будь здорова. Доверься вполне воле Божией; склони голову и скажи: да будет воля Твоя. Помолись. В детскую молитву я верю, она мне часто помогала. В молитве найдешь утешение. Желаю здоровья, долгой счастливой жизни.

Искренно любящий епископ Василий Кинешемский. Деткам привет и наилучшие пожелания. У всех прошу прощения и земно кланяюсь».

Написал владыка и келейнику, приглашая его приехать. Александр Павлович сообщил, что выедет, когда закончится сенокос. Но владыка ответил, что здоровье его становится все хуже и он не надеется дожить до осени.

13 августа 1945 года епископ Василий почувствовал приближение смерти и, позвав жившую у хозяйки монахиню, попросил прочесть канон на исход души. Монахиня начала неспешное чтение, владыка молился. После последней молитвы сам твердым голосом произнес: «Аминь» — и тихо почил.

18 октября 1985 года были обретены его честные останки. В июле 1993 года их перенесли в Свято-Введенский женский монастырь города Иванова, а в августе Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II благословил местное почитание святителя Василия. В 2000 году Юбилейный Архиерейский Собор прославил его для общецерковного почитания. Память святого празднуется 13 августа по новому стилю.

Новый исповедниче Церкве Российския, апостольских трудов подражателю, веры правыя теплый проповедниче, Писаний вдохновенный изъяснителю, изгнания, темницы и скорби от безбожных претерпев, царское священие, отче наш Василие, и ныне предстоя Святей Троице, молися за отечество твое и люди, чтущия достойно святую память твою.

Мужество твое, святителю Христов Василие, возславим, и чистоту веры превозносим, и дару словес твоих удивляемся, яко от небес приял еси Божественную благодать наставляти и защищати стадо Христово.

¹ Источник: Игумен Дамаскин (Орловский). Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви XX столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 2. Тверь. ООО «Издательский дом «Булат». 2001. С. 204—240.

² Ныне Ивановская область.

³ Священник Николай Иванович Панов родился в 1884 году в селе Хемилово Шишкинской волости Костромской губернии. В 1928 году его вызвали в ГПУ и предложили стать осведомителем, но он категорически отказался, сказав, что это означало бы предать православную веру, ради которой он готов пойти на любые мучения. Вскоре его арестовали. На допросах он держался мужественно и, отвергая возводимые на него обвинения, написал в протоколе: «Виновным себя ни в чем не признаю и ни в какие организации противосоветского характера не входил». Отец Николай был приговорен к трем годам ссылки в Сибирь. В 1932 году вернулся в Кинешму, работал уличным сторожем и совершал требы по домам. В 1933 году был снова арестован и приговорен к пяти годам лагерей. Находился в Рыбинской колонии. Скончался в заключении от непосильной работы и голода в 1937 году.

⁴ Истинная православная церковь.