Вот такой был мой первый урок. И тогда мне было совсем не смешно, а наоборот...

Иногда учителю нужно поменьше говорить и повнимательнее смотреть на детей (особенно если это новый класс!), а то получится, что он разговаривает сам с собой...

И еще я поняла тогда, что малышам непонятно само слово «душа». Религиозное воспитание отсутствовало в детских учреждениях, а в семьях о душе говорили редко в те, еще совсем советские годы.

Я подхожу к замечательному о. Алипию, который читает лекции на наших катехизаторских курсах.

— Батюшка! Как объяснить малышам, что такое душа?

Серьезный о. Алипий задумывается.

— Вы знаете, это очень сложный богословский вопрос. Я не могу на него ответить.

Я согласна, что вопрос сложный и богословский... Но скоро четверг, и мне опять идти в детский сад, что же я скажу моим малышам?

...Так мы с Верой Ивановной и говорили детям, что душа — это маленькая куколка, которая находится внутри человека. Пусть простят нас господа богословы за такое «ненаучное» объяснение, но поверьте, ребята отнеслись к нему очень серьезно и, по-моему, все поняли.

С детьми иногда было очень легко, радостно. Но иной раз приходишь домой и едва не плачешь от усталости душевной, от чувства, что не справляешься с ними, попусту проводишь время, и детское, и свое.

Дело в том, что ребята (особенно в детском саду, даже в подготовительной группе) не умеют сидеть спокойно. Они все время двигаются, вертятся на своих местах, как будто перед тобой большой муравейник. Очень непросто при этом что-нибудь объяснять. Теряешь нить рассказа, падаешь духом от беспомощности перед такими еще маленькими человечками.

Когда я, плача, пришла к батюшке: «Не получается ничего!» — он посоветовал рисовать на заданную тему. Но и с рисунками все было не так просто. Рисовали ребята неумело, часто и карандаш нетвердо держали в ручонках. К тому же церковных образов в памяти они не имели (ведь семьи у них нецерковные), и часто храм походил на космический корабль или на мотоцикл, о которых они имели лучшее представление.

Однако, разглядывая очередные «каля-маля», я твердо говорила художнику: «Очень хорошо! Только знаешь, лучше пускай этот святой будет жить не в куполе храма, как ты сейчас нарисовал, а рядышком, в небольшом домике».

Но честно говоря, смотря на листочек, где нарисовано что-то сложновыразимое, очень трудно было это прокомментировать...

Да, везде требуется мужество.

Я вновь рассказываю свою любимую историю о льве и преподобном Герасиме Иорданском. Раненый лев повстречал преподобного у реки, тот вылечил его больную лапу, и лев так полюбил Герасима, что ушел с ним в его монастырь и трудился там, как настоящий послушник. Позже, узнав, что преподобный умер, лев сам скончался от горя на могиле старца.

В группе тихо-тихо. Дети очень серьезно слушают. Как я люблю их лица в эту минуту!

У худенькой Саши Хейфиц, дочки театрального режиссера, текут слезы по щекам. Жалко льва!

Так же текли слезы и у меня на Святой Земле, когда я стояла внутри монастырского двора преподобного Герасима Иорданского, где везде были каменные львы... «Что случилось?» — обеспокоенно спрашивала меня наш экскурсовод, полька, матушка Мария, видя, что я заливаюсь слезами. Как я объясню милой матушке, что 10 лет рассказывала детишкам о льве и о преподобном Герасиме и даже не мечтала, что буду стоять в этом самом монастыре, трогать каменного льва и любоваться иконой преподобного? Огромной иконой, на которой преподобный (я это знаю!) мне улыбается...

В Воскресной школе в каждом классе попадаются 2—3 ребенка, очень начитанных в вопросе веры и благочестия. Как наш Саша Лопато. Таким серьезным и честным воспитала его мама. Серьезная и умная Ирина Сергеевна.

С Сашей мы поехали на богословский (!) конкурс для детей, проходивший в институте Натальи Нестеровой. Мальчику тогда было, если не ошибаюсь, восемь с небольшим. За дверью сидела и «болела» за друга Настя Аленина, которую тоже привезла ее мама.

I тур. Нужно рассказать житие своего святого. Сашин святой — Александр из сорока мучеников Севастийских, которых заморозили в ледяном озере.

Здесь мы, признаюсь, немного схитрили. На Руси в день Севастийских мучеников (которых раньше очень чтили) пекли вкусных жаворонков с изюмом вместо глазок. И мы попросили знакомую прихожанку, Валентину Леонидовну, напечь нам на конкурс не жаворонков, а маленьких безе, 40 штук. Решили, грешники, задобрить комиссию!

Но думается, что комиссии не столько понравилось наше безе, сколько необычайная серьезность и хороший, книжный слог восьмилетнего малыша, который предстал пред экзаменаторами в тройке и с бабочкой!

Выслушав Сашин ответ, один из них спросил:

— Кем ты хочешь быть, Саша?

Тот, ни секунды не думая, твердо ответил:

— Алтарником!

— Но почему? Разве ты не хочешь быть священником или диаконом?

— Нет, я хочу быть алтарником!

Взрослый вопрошатель, описав преимущества священнослужителей, вновь повторил свой вопрос. И вновь твердый ответ:

— Алтарником!

Я задумалась тогда, чем привлекло Сашу служение алтарника? И пришла к такому выводу: Саша с мамой в то время только начинал ходить в храм. Стоял он обычно возле алтаря, и, как и многим детям, ему было интересно, что там внутри. Ведь царские врата открываются редко. И по простоте своей мальчик, видимо, решил, что главный в алтаре — алтарник. А объяснить это чужому мужчине на экзамене тогда, в свои восемь лет, он еще не мог.

Помню другого ученика, Петю Стерлигова, который в ответ на тот же вопрос уверенно сказал: «Я хочу быть священником». Потом подумал и так же уверенно добавил: «Или милиционером».

Возвращаюсь к богословскому конкурсу. Нашего малыша сразу включили в состав участников. Но вот беда, в конкурсе участвовали дети от 8 лет до 17! Куда там восьмилетнему мальчишке! Тем более что старшеклассники были зачастую из православных гимназий, а значит, очень эрудированны. Народу было много. На этот раз помогать Саше приехала тоже верный друг Рита Новосельцева. Они вдвоем пели старинный кант, и девочка очень усердно звонила колокольчиком в положенных местах.

Саша не занял никакого места, но они с Ритой получили «утешительный приз» — настольные игры. Да, будет что вспомнить...

В Воскресной школе мы писали с подростками письменную работу. В ней был такой вопрос: «О каких чудесах Божиих, совершенных в наши дни, вы знаете?»

Маша Зайцева написала: «Вылечение больной женщины после отчитывания в Троице-Сергиевой Лавре».

Паша Смирнов очень непосредственно ответил: «Я опаздывал на уроки и не мог найти ключ от замка. Я помолился Богу и тут же нашел, а уже была середина урока. Я опять молил Бога, чтобы была не математика, а что-нибудь другое. И правда, был труд».

Дима Козлов: «Я однажды поехал с высокой горки и очень сильно ударился о бетон головой. Со мной ничего не было, я встал и пошел».

Маша Лафицкая: «Однажды я гуляла около пруда на даче и потеряла в песке маленькие ножницы. Я хорошо понимала, что мне влетит за них, и начала горячо молить Бога, чтобы Он помог мне найти их. И спустя некоторое время я их нашла. Хоть это маленькое, но все-таки чудо».

Наверное, можно покритиковать эти письменные работы. Но когда к вам приводят маленьких детей, не знающих порой Трисвятого, а потом, спустя годы, проверяя их сочинения, вы узнаете, что эти дети самостоятельно молятся (пусть иногда и не при очень серьезных обстоятельствах!), поверьте, это дорогого стоит.

«Хоть это маленькое, но все-таки чудо!» «...И труд, начатый с Господом, не будет тщетным».