Преподобный Серафим Вырицкий (в миру Василий Николаевич Муравьев) родился 31 марта 1866 года. Родители его, Николай Иванович и Хиония Алимпьевна, были крестьянами деревни Вахромеево Рыбинского уезда Ярославской губернии. После Василия у них родились еще две дочери — Елизавета и Евдокия. Обе они скончались в младенчестве, а затем умер от чахотки и Николай Иванович. Десятилетний Василий остался один с больной матерью, и кто-то из соседей взял его с собой в Петербург и устроил на работу в купеческой лавке.

До революции в Гостином дворе большинство приказчиков были ярославцы, славившиеся как отличные работники. Но Василий с детства мечтал о другом поприще — монашеском. Однажды, с разрешения хозяина, он ранним утром пришел к воротам Александро-Невской Лавры и попросил о встрече с наместником. Ему предложили побеседовать с неким схимником. Старец благословил его остаться в миру, создать благочестивую семью, воспитать детей и только потом вместе с супругой принять монашество. Василий воспринял его слова как волю Божию и следовал им всю жизнь.

Работая в купеческой лавке, он самостоятельно выучился грамоте и обнаружил недюжинные способности к наукам. В шестнадцать лет его назначили младшим приказчиком, а в семнадцать — старшим, так что он считался заместителем хозяина. Жалованье его к этому времени поднялось до двенадцати рублей, и все заработанные деньги он отсылал матери.

В 1890 году Василий Николаевич женился на Ольге Ивановне Найденовой, уроженке деревни Кобылино ² родного Рыбинского уезда. Она была также из крестьян и с отроческих лет мечтала о монашеской жизни. Схимонахиня Пелагия, старица Иверского монастыря, благословила Ольгу выйти замуж за благочестивого человека и только после долгих лет семейной жизни вместе с мужем принять постриг.

	Церковь Спаса на Ухре, где крестили Василия Муравьева

Хозяин лавки подарил любимому приказчику на свадьбу довольно крупную сумму денег, чтобы он мог начать самостоятельное дело. Василий Николаевич занялся заготовкой пушнины. Торговля пошла успешно — не только в России, но и по всей Европе. Муравьев стал миллионером, однако никогда не забывал о благословении лаврского старца, старался творить добро, помогал нуждающимся. Большую часть доходов он отдавал в монастыри, храмы, богадельни.

В 1894 году Василий Николаевич поступил на трехгодичные Высшие коммерческие курсы в Санкт-Петербурге. Через год у них с женой родился сын Николай ³, а затем дочь Ольга. В годовалом возрасте девочка умерла, и супруги решили жить как брат с сестрой.

В 1903 году они побывали на торжествах прославления Серафима Саровского и привезли несколько икон преподобного, одна из которых хранилась в келье вырицкого подвижника до последних дней его жизни. Окормлялись Муравьевы у знаменитого старца Варнавы Гефсиманского ⁴.

По коммерческим делам Василий Николаевич не раз бывал за границей. Последняя поездка была довольно долгой. Видимо, он посетил Афон. А сразу по возвращении произошел случай, после которого будущий старец окончательно решил посвятить себя Богу.

Проезжая по Петербургу, он увидел сидящего на мостовой человека в рубище, который громко повторял: «Не как ты хочешь, а как Бог даст!» К большому неудовольствию кучера, Василий Николаевич пригласил «оборванца» в свою карету. Тот оказался крестьянином и рассказал, что у него заболели тифом семеро детей, жена и отец. Отец сказал: «Ты один у нас в силах. Иди, продай лошадь, теперь весна, кто-нибудь купит на полевые работы, а на вырученные деньги купи корову, может быть, с ней мы выживем». Крестьянин лошадь продал, но, поскольку очень ослабел от голода, деньги у него отняли. Вернуться домой с пустыми руками он не мог, сел на мостовую и заплакал.

Услышав рассказ, Муравьев велел кучеру ехать на рынок, купил там пару лошадей, нагрузил телегу продуктами, привязал к ней корову, затем вложил вожжи в руки крестьянину. Тот стал отказываться, но услышал в ответ: «Не как ты хочешь, а как Бог даст».

Вернувшись домой, Василий Николаевич вызвал парикмахера, а сам взволнованно ходил по комнате и говорил: «Не как ты хочешь, а как Бог даст». Он даже не слышал, как вошедший парикмахер несколько раз предлагал ему свои услуги. Вдруг тот упал на колени: «Барин, откуда ты узнал про меня, окаянного?» — и признался, что хотел убить его и ограбить. Василий Николаевич велел ему исчезнуть из города.

После этого случая он раздал большую часть состояния, сделал вклады в некоторые монастыри, оставил значительные суммы своим служащим. Как раз в то время случилось так, что в его квартиру забрался вор, собрал самое ценное, связал в узел и вынес. Однако почти у самого дома узел неожиданно развязался, и он стал лихорадочно собирать украденное. Тут неожиданно возвратился хозяин, подошел к перепуганному вору, помог ему уложить все вещи и взвалить узел на спину. Позже, рассказывая об этом, старец Серафим говорил, что грех с того человека был снят, поскольку выходит, что он не украл вещи, а ему подарили. Преподобный часто повторял своим духовным детям: «Потерял — не огорчайся; нашел, получил что-то — не радуйся слишком, а за все благодари Бога».

Сохранились свидетельства, что еще до революции Василий Николаевич принимал людей, давал им советы, помогал своей молитвой. Его духовная дочь вспоминала: «В молодости я была необыкновенно красивой. Многие женихи сватались, но я всем отказывала, пока не встретила молодого человека, который мне очень понравился: скромный, совершенно не испорченный и так любил меня. Был он крупным заводчиком-миллионером. Рабочих на заводах трудилось больше восьмидесяти тысяч. В Петербурге у него было много доходных домов. Жили в старинном особняке. Родилось у нас двое деток. Муж приходил с работы в одно и то же время. Всегда ждала его: хорошо было вместе, скучала без него. Но постепенно деньги стали портить. Миллионы твои — трать на что хочешь. Стала уговаривать мужа: «Почему мы не устраиваем балы и вечера — неужели денег жалко?»

Устроили первый грандиозный прием с сотнями приглашенных. Все веселились, танцевали. И понеслось: один за другим вечера, балы, приглашения. Я как в угаре каком-то стала жить, деток совсем забросила. И муж постепенно изменился, как будто чужим стал. Раньше никогда не опаздывал с работы, а тут начал задерживаться. Я забеспокоилась, места себе не находила, а когда спрашивала, в чем дело, он отвечал, что рабочие бастуют и он должен допоздна беседовать с ними. Но сомнение закралось. На душе появилась тяжесть, сама стала нервной, раздражительной, между мной и мужем будто каменная стена поднялась.

Однажды он не пришел совсем. Не знала, куда себя деть, что подумать. Звонила в разные места, спрашивала — никто не знал, где муж. Явился он только на следующий день, совершенно пьяный, еле на ногах держится. Я ужаснулась:

— Ты в таком виде, что это значит?

А он в ответ:

— Что я, не мужчина, выпить не могу?

У меня нервы были на пределе. Убежала в свою комнату и, решив, что сейчас покончу с собой, достала револьвер. Но тут обожгла мысль: «А как же дети! У меня ведь двое сирот останутся».

И такое ожесточение и безумие нашло, что подумала: вот приведут детей с прогулки, я их застрелю, потом себя. Сидела я за столом и ждала детей, а револьвер — на столе. В душе все было черным-черно, такая тяжесть навалилась. Вдруг какая-то волна охватила меня: подняла взгляд на икону Казанской Божией Матери, висевшую в углу комнаты. Я зарыдала, упала на колени: «Помоги, Матерь Божия! Что я хочу сделать — страшное, помоги!» — и слезы, слезы.

А надо сказать, что все семь лет счастливого времени супружества мы с мужем ходили в церковь, не пропускали ни одного большого праздника. В последний год, когда началась развеселая жизнь, оба мы перестали появляться в храме.

Встала я на колени, молюсь. Вдруг вошла подруга, увидела револьвер и меня, плачущую у иконы, все поняла, схватила меня за руки и сказала: «Поехали скорее к старцу!»

Сели мы в карету, помчались. Когда прибыли в дом, в приемной было много людей, и я попросила передать, что хозяина хочет видеть жена фабриканта такого-то (а мужа, наверное, весь Петербург знал — я очень гордилась этим). Мне ответили:

— Старец не принимает, напишите записочку.

Я написала: «Вас очень хочет видеть жена такого-то». И вот принесли мою записочку, а в ней ответ старца: «Что, довели банкеты? Господа забыли. Вспомни, как семь лет жили. Нечего мне сказать тебе».

Прочитала эту записочку, и так стыдно стало, показалось, что все на меня смотрят и знают, до чего я дошла. Только тогда поняла я весь ужас своего состояния и того, что хотела совершить.

Вернулась домой — и к мужу. Все ему рассказала, и мы оба поехали к старцу. На этот раз он принял нас сразу. Долго беседовал, обличил во всем, что мы делали. С этого момента наша жизнь совершенно изменилась. Мы опять повернулись лицом и сердцем к Отцу Небесному, снова стали ходить в храм. Жизнь потихоньку налаживалась. К старцу ездили постоянно.

А тут начали приходить счета. Оказывается, муж во время поездок за границу, да и в России вел крупную игру в карты, проигрывал огромные суммы. Пришлось продавать многие предприятия, чтобы уплатить долги. Сбережения ушли на погашение долгов и процентов. Оставался у нас один завод, правда, самый крупный — так старец благословил. Сколько он помог нам, всегда советовал, когда муж собирался что-нибудь сделать. Муж ничего не предпринимал без его благословения.

Мы занимались благотворительностью, помогали бедным, много давали на храмы. Перед войной 1914 года старец сказал мужу: «Скоро будет революция, у тебя отберут завод. Ты лучше сам его отдай властям и оставайся на нем работать». Так он и сделал — после революции заявил властям, что передает свой завод в полной сохранности народной власти и просит оставить его работать в той должности, в какой сочтут возможным. Его назначили директором завода, и он трудился на этой должности до самой своей кончины».

В сентябре 1920 года Василий Николаевич был принят в братство Александро-Невской Лавры, а 29 октября в лаврской Свято-Духовской церкви его постригли с именем Варнава. Тогда же приняла постриг и его супруга — в Воскресенском Иверском монастыре Петрограда. В постриге ее нарекли Христиной.

Вскоре о. Варнаву посвятили во иеродиакона и дали послушание заведующего кладбищенской конторой. А через год, в день Усекновения главы Иоанна Предтечи, митрополит Вениамин (Казанский) ⁵ рукоположил его в иеромонаха. После этого святой нес послушания свечника, а затем казначея монастыря. Здесь особенно пригодились его знания и навыки прежней коммерческой деятельности.

В 1927 году о. Варнава принял схиму. Перед принятием схимы он сорок дней постился — совсем не вкушал пищи.

Еще живя в миру, Василий Николаевич видел сон, о котором рассказал старцу Варнаве. «Виделось мне,— вспоминал он впоследствии,— будто я иду на богомолье в Никольский монастырь, что близ моей родины, в Гороховецком уезде. Во сне дорога показалась мне незнакомою, и я блуждал по лесу. Вдруг вижу: впереди меня идет старец с сумой за плечами, и в руках топорик. Поравнявшись со старцем, я спросил у него, как пройти в Никольский монастырь. Старец сказал:

— Пойдем, проведу тебя, я туда же иду.

Вглядываясь в своего спутника, я признал в нем отца Серафима и сам спросил у него:

— Батюшка, вы будете отец Серафим?

— Да, я Серафим,— ответил мне старец, и мы продолжали свой путь по лесу. Отец Серафим остановился подле попавшегося нам большого пня и сел на него, положив около ног суму и топорик. Сел рядом с ним и я. Вдруг с другой стороны от меня неожиданно явился батюшка Варнава и сел подле меня так, что я оказался среди обоих старцев, которые были очень радостны, облобызались между собою и стали что-то говорить. Но что они говорили между собой, я не мог понять и проснулся.

Батюшка Варнава, выслушав этот рассказ, только весело заметил:

— Ну вот, был между нами, а не слыхал, что говорили!»

	Братия Александро-Невской Лавры. В первом ряду второй справа — иеросхимонах Серафим. 1928 г.

Сон этот оказался пророческим: в монашеском постриге Василий Николаевич получил имя Варнава, а в схиме — Серафим. Он не раз говорил, что чувствует особую близость своего небесного покровителя — преподобного Серафима Саровского.

Вскоре братия выбрала его духовником Лавры. Иеросхимонах Сампсон (Сиверс), какое-то время бывший келейником о. Серафима, рассказывал: «Александро-Невская Лавра! Монахи-красавцы, голосистые, изумительно отчеканенные дикции, чтецы непревзойденные! Собраны со всей России, очень редкие голоса, абсолютные октавы... А какое пение было в Лавре — нигде не было такого. Какие таланты собрались, кто там только ни был! Сколько там было прозорливых старцев, святителей. Как будто вся сила монашеского духа, что была тогда на Руси, собралась в Лавре. Многие закончили свою жизнь мученически... Монастырь — золотая школа: младшим иметь послушание, а не только старшим. Кротость и абсолютное повиновение. Вот иеродиакон идет в Лавре, а ему духовник (отец Серафим) имеет послушание. Иеродиакон говорит:

— Батюшка, принесите мне пуговицу.

— А какую ты хочешь?

— А такую, ясную.

И духовник бежит и ищет ясную пуговицу. Вот это святость!»

Скоро среди ленинградцев разнеслась весть о прозорливости батюшки. Он часто служил, исповедовал и причащал народ. В храме его постоянно ожидала толпа людей, принимал он и в своей келье. Когда посетителей было слишком много или старец заболевал, записки с вопросами подавались через келейников. Одна женщина вспоминала, что никак не могла из-за толпы подойти к нему, стеснялась проталкиваться, да и сил недоставало. Но всякий раз, как только она приходила, о. Серафим тут же посылал келейника с вопросом: «Где тут такая-то, батюшка велит пройти к нему».

	1927 г.

В 1927 или 29-м году к святому пришел за советом архиепископ Хутынский Алексий (Симанский) — ему предлагали помочь с выездом за границу, чтобы спастись от почти неминуемого ареста. Но не успел владыка задать свой вопрос, как старец сказал: «Многие сейчас хотели бы за границу уехать. А на кого Россию оставляют? Ничего не страшитесь, владыка, вы нужны России. Вы будете Патриархом всея Руси и будете править 25 лет. После Святейшего Патриарха Тихона у нас долго не будет Патриарха. Митрополит Сергий и года не будет Патриархом, потом вы станете Патриархом. Будет война, и война страшная, всемирная, она приведет народ России к Богу. И у нас эти же правители будут открывать храмы, хотя сейчас закрывают».

Духовных чад у о. Серафима становилось все больше и больше, люди ехали к нему со всей России. Однажды он принимал исповедников двое суток без перерыва. От ежедневной многочасовой исповеди у него начались постоянные боли в ногах.

В то тяжелое время старец был поистине народным утешителем. Люди несли к нему свои скорби, болезни, заботы. «Я словно хранилище, куда люди свое горе складывают»,— говорил он.

Однако вскоре монахов Лавры арестовали и отправили в ссылки и лагеря. Большинство из них, в том числе и иеросхимонах Серафим, попали на Соловки. Там святой продолжал свой подвиг духовника и старца, укреплял немощных и слабых, ободряя и вселяя в них веру. В заключении его жестоко избивали и сломали несколько ребер.

	Вырица, река Оредеж. 1998 г.

В 1933 году он вышел на свободу и поселился в Вырице ⁶. Отцу Серафиму позволили остаться здесь лишь потому, что он был совсем болен — казалось, что уже при смерти. По воспоминаниям монахини Таисии, «старец жил сначала у кого-то из знакомых на Ольгопольской улице, затем в доме на Пильном проспекте. Позже... на Майском проспекте, дом 41 (ныне 39). В доме на Пильном проспекте Господь меня сподобил жить с восьми до двадцати лет. У батюшки там была небольшая келейка на первом этаже. Дом был двухэтажный, очень красивый, выкрашенный розовой краской, с резными башенками. Похоже выглядел и дом на Майском, со шпилем, как в старину».

Едва оправившись от болезней, святой начал принимать народ. По его молитвам исцелялись больные и бесноватые. Он видел духовное состояние своих чад, где бы они ни находились. Если кому-то было особенно трудно, батюшка посылал ему гостинец или приглашал приехать в Вырицу.

Духовная дочь старца, Феодосия, до революции много помогала Александро-Невской Лавре. Когда Лавру закрыли, ее арестовали и отправили в лагерь. Вернувшись оттуда, больная, лишенная жилья и средств к существованию, она пришла в отчаяние. Неожиданно к ней приехала посланница от старца Серафима: «Батюшка зовет тебя к себе в Вырицу». «Я не поверила,— рассказывала потом Феодосия,— так как слышала, что батюшка находится в заключении, набралась нахальства и сказала: «Если это мой духовный отец, то пусть он меня исцелит, тогда я поеду к нему!» Услышав эти дерзкие слова, посланница батюшки ушла. Наутро я с изумлением почувствовала в себе прилив сил, бодрости, полное выздоровление и решила, что нужно поехать в Вырицу; хотя и не до конца верила словам посланной, но все же решила проверить. Когда приехала на место и в самом деле увидела старца, он сказал евангельскими словами: «Блаженны невидевшие и уверовавшие». Я в слезах радости упала в ноги духовному отцу, который не забывает чад своих и укрепляет их в вере».

С духовными детьми, находящимися в лагерях, тюрьмах и ссылках, особенно из духовенства, преподобный при первой же возможности начинал переписку, посылал им продукты и деньги.

К старцу приезжало все больше и больше народа, и властям это не нравилось. У него неоднократно проводили обыски, искали якобы укрытые ценности Александро-Невской Лавры. Приезжали обычно ночью, но однажды машина подъехала среди бела дня. Внучка о. Серафима, Маргарита Николаевна, загородила входящим путь: «Через мой труп переступите, но дедушку вам не отдам. Он очень болен и не выдержит никаких переездов». Вызвали врача, и тот подтвердил, что старца вряд ли довезут живым.

Но «визиты» не прекращались. Когда пришли с очередным обыском, батюшка подозвал одного чекиста. Ласково глядя, взял его за руку, погладил, потом, прикоснувшись к его голове, произнес: «Да простятся грехи твои, раб Божий» — и назвал имя. Лицо чекиста смягчилось. Дальнейший разговор происходил так, будто они со старцем были близкими друзьями. Умягчились сердца и остальных производивших обыск.

Господь открывал святому день кончины некоторых людей, и он сообщал им через келейницу матушку Серафиму ⁷, чтобы они подготовились к переходу в вечность (близкие называли матушку «ангелом смерти»).

За несколько дней до начала Великой Отечественной войны старец сказал духовной дочери: «В пятницу обязательно приезжай, а то в воскресенье начнется война, и мы с тобой долго не увидимся». Воскресенье пришлось на 22 июня 1941 года.

В сентябре немцы заняли поселок. Перед их приходом было решено уничтожить Казанскую церковь, закрытую еще в 1938 году. Под охраной красноармейцев к ней послали подводу со взрывчаткой, но командир-лейтенант оказался верующим. Чтобы не взрывать храм, он застрелился, и за общей суматохой о взрыве забыли.

При немцах церковь открыли. В те годы это был единственный действующий храм в прифронтовой полосе, и в него приходило много молящихся.

В Вырице разместилась немецкая тыловая команда из православных румын. Они немного говорили по-русски, понимали богослужение на церковно-славянском языке и часто ходили в Казанский храм. Сначала прихожане косились на солдат в немецкой форме, но потом привыкли.

Прослышав о святом старце, оккупанты начали приходить к нему, спрашивали, чем закончится война, победит ли Гитлер. Отец Серафим неизменно отвечал: «Ленинград вы никогда не возьмете. Мы — православная держава. Вера сейчас гонится, но через короткое время Церковь снова возродится». Немецкому капитану, начальнику команды, он сказал: «Дойдешь до Польши, там твой конец. Домой не вернешься!» Много лет спустя в Вырицу приезжал пожилой румын, служивший в тыловой команде, и рассказал, что их капитана действительно убили под Варшавой.

Преподобный часто говорил, что немцы уйдут: «Они у нас гости, а долго в гостях не бывают — надо домой уходить». Кто-то донес об этих словах коменданту, и тот приказал расстрелять о. Серафима. Ворвавшимся к нему солдатам старец сказал по-немецки: «О, убийцы пришли! А в кого вы будете стрелять? Видите, у меня крест со Спасителем — в Христа будете стрелять, а еще говорите, что верующие». Потом, обращаясь к каждому, перечислил, сколько у кого детей. «А коменданту скажите,— добавил он,— то, что он посеял в России, то и пожнет дома». Солдаты не посмели тронуть святого, а комендант, узнав о происшедшем, отменил приказ.

Еще в начале войны преподобный Серафим говорил местным жителям: «Дома ваши будут целы. Вырица сохранится, ни один человек здесь не погибнет». И его предсказание исполнилось. По молитвам старца, когда немцы заняли поселок, обошлось без грабежей и убийств. А в 1944 году, когда в трех километрах от Княжеской долины шли ожесточенные бои, в ней не было разрушено ни одного дома.

Старец Серафим усиленно молился о спасении русского народа. Кроме непрестанной келейной молитвы, он принял на себя особый подвиг: тысячу ночей простоял на камне в саду перед иконой преподобного Серафима Саровского. Близкие рассказывали: «В 1941 году дедушке шел уже семьдесят шестой год. К тому времени болезнь очень сильно его ослабила, и он практически не мог передвигаться без посторонней помощи. В саду, за домом, метрах в пятидесяти, выступал из земли гранитный валун, перед которым росла небольшая яблонька. Вот на этом-то камне и возносил ко Господу свои прошения отец Серафим. К месту моления его вели под руки, а иногда просто несли. На яблоньке укреплялась икона, а дедушка вставал своими больными коленями на камень и простирал руки к небу... Чего это ему стоило! Ведь он страдал хроническими заболеваниями ног, сердца, сосудов и легких. Видимо, Сам Господь помогал ему, но без слез на все это смотреть было невозможно. Неоднократно умоляли мы его оставить этот подвиг — ведь можно было молиться и в келье. Но в этом случае он был беспощаден и к себе, и к нам. Молился отец Серафим столько, насколько хватало сил — иногда час, иногда два, а порою и несколько часов кряду... Помним, что дедушка говорил нам: «Один молитвенник за страну может спасти все города и веси».

Зимой 1942 года матушке Серафиме приснилось, как старец в валенках и белом халате гонит по заснеженному полю множество вооруженных немцев, в ужасе бегущих от него. Утром, подойдя за благословением, она хотела рассказать о своем сне, но святой опередил: «Видела? Пойди теперь посуши валенки и халат». И они действительно оказались мокрыми — ночью преподобный молился в саду, набросив для маскировки белый халат.

	Казанский храм в поселке Вырица. 1998 г.

С началом войны усилил старец и подвиг поста. Как вспоминала монахиня Таисия, «в это время отец Серафим был весь прозрачный. Он только лежал, принимая так мало пищи, что остались лишь восковая кожа и кости. Отец Серафим постился очень строго: съедал в день одну просфору и немножко тертой моркови, пил святую воду. Он был очень слаб здоровьем и только изредка приходил в Казанский храм и служил в приделе Преподобного Серафима Саровского».

Однако он по-прежнему принимал посетителей, утешал скорбящих. Как-то к нему пришла женщина, чей муж пропал без вести. «Поминай в храме как без вести пропавшего, но живого, а там и сам весточку подаст»,— сказал ей старец. И правда, вскоре ей передали записку от мужа: он находился неподалеку от Вырицы, в немецком лагере для военнопленных. Наскоро собравшись, она отправилась туда, и радости ее не было предела, когда лагерное начальство отпустило мужа домой.

Другой женщине, получившей извещение, что ее сын пропал без вести, о. Серафим сказал: «Немедленно поезжай в Новороссийск, а то опоздаешь». Она прямо от старца поехала на вокзал — и успела на похороны сына, который был военным моряком. Его корабль затонул, и останки погибшего вынесло к берегу. Поскольку никаких документов при нем не было, опознать его не смогли и в день, когда приехала мать, его собирались похоронить в братской могиле.

Многие просили старца Серафима молиться об их близких. За день в его келье собиралось множество записок о здравии и упокоении. Ночью батюшка обязательно все прочитывал, а на следующее утро их уносили в храм. Туда же передавали значительную часть подарков и денег, принесенных посетителями.

	Дом на Майском проспекте, где жил старец после 1945 г.

По молитвам святого совершались удивительные чудеса. Во время войны некий командир со своим батальоном занял завод, где стояли цистерны со спиртом. Все уже предвкушали застолье, как вдруг появился незнакомый полковник и приказал немедленно расстрелять цистерны. Солдаты дали автоматные очереди, и все содержимое цистерн вылилось на землю. А вскоре выяснилось, что это был метиловый спирт, смертельно опасный для человека. Вернувшись домой, комбат увидел у матери фотографию монаха, в котором узнал того самого полковника. «Это иеросхимонах Серафим, — сказала ему мать, — он молился за тебя всю войну. Я его просила помолиться, чтобы ты вернулся живым».

Сохранился рассказ женщины, которая в годы войны жила в Вырице и почти каждый день ходила к о. Серафиму. При бомбежках они с матерью боялись ночевать дома и нередко оставались у старца, где чувствовали себя в безопасности.

В 1944 году, уже после снятия блокады, преподобного навестил владыка Алексий (Симанский), в то время Ленинградский митрополит. Перед его приездом батюшка сказал близким: «Сейчас к нам приедет митрополит». Матушка Серафима, думая, что это невозможно, только улыбнулась, но тут «раздался стук в дверь, вошли иподиаконы... Вслед за ними в келью батюшки вошел митрополит Алексий и опустился на колени перед лежащим на одре старцем. Батюшка сложил руки, прося благословения, владыка благословил, после чего батюшка поцеловал его руку. Тогда владыка, оставаясь стоять на коленях, сам поцеловал руку старца.

	Старец у себя в келье

Отец Серафим попросил митрополита встать, сказав, что сам должен стоять на коленях перед первосвятителем Московским: «Вы будете первосвятителем Московским в течение двадцати пяти лет, как ваш небесный покровитель». Владыка начал объяснять, что это вряд ли возможно, судя по существующему положению дел. Старец сказал: «Сталин пришлет вызов, и вас изберут Патриархом».

Еще полыхала война, а о. Серафим уже размышлял о мирной жизни, давал советы, как устраиваться, что делать после войны. Говорил о преобразованиях в стране, восстановлении храмов, монастырей, возрождении святого Православия.

В 1945 году скончалась его супруга, тоже принявшая схиму с именем Серафимы и разделявшая со старцем все тяготы и радости жизни в Вырице. Погребли ее рядом с Казанским храмом, и батюшка сказал: «Вот здесь и я буду рядышком с ней лежать».

Летом того же года настоятелем храма назначили митрофорного протоиерея Алексия Кибардина, которому было в то время шестьдесят три года. Этот мудрый пастырь, молитвенник, был священником, а затем и настоятелем Феодоровского Государева собора в Царском Селе. Его встреча со старцем Серафимом состоялась после революции. Отец Алексий опасался, что, как близкий к Царской семье человек, будет арестован, и пришел с вопросом, уезжать ли ему за границу. Старец ответил: «Никуда не нужно ездить, оставайся. Ты здесь будешь нужен».

С 1930 по 1934 год о. Алексий был в заключении в лагере строгого режима. По окончании срока остался на Севере, работал бухгалтером. А в 1942 году опять начал служить. Сразу по приезде в Вырицу он пришел к старцу. Тот встретил его словами: «Будешь моим духовником». И тут же на мысленные возражения пришедшего ответил: «Какой гордец. Императора исповедовал, а убогого Серафима не хочешь. Ничего, еще архиеерем будешь». — «Как, батюшка, у меня же семья?» Но преподобный ничего не ответил ⁸.

Иеросхимонах Серафим		Протоиерей Алексий Кибардин

К концу войны старец очень ослабел и редко вставал с постели, но поток его посетителей не уменьшался. Возле дома всегда стояли люди, ожидавшие своей очереди. Особенно часто спрашивали батюшку о судьбе пропавших без вести родных. Старец отвечал, прозревая судьбу каждого человека: «Молись как за живого», или: «Молись о упокоении». Одной женщине ответил: «Да откуда я знаю, на каком паровике он сейчас приедет, вот уже на какой-то садится в Ленинграде. Точно не знаю, на этом или на следующем». Оказалось, что ее сын в это самое время возвращался в Вырицу.

Любовь Николаевна С. вспоминала: «В конце войны я получила извещение о гибели мужа. У меня было двое детей, и немалых трудов стоило поднимать их в то время. Я никак не могла поверить, что осталась одна. Хотелось думать, что это ошибка и муж все-таки вернется. В 1947 году мы поехали к отцу Серафиму с одной моей знакомой, у которой муж пропал без вести. Первой заговорила моя спутница:

— Батюшка! Мой муж погиб, хочу еще раз выйти замуж.

Отец Серафим покачал головой и шутливо погрозил ей пальцем:

— Я тебе выйду! Твой жив! Вот вернется — будет тебе баня.

Мне же старец велел сесть к нему поближе. Ни о чем не спрашивая, он сразу сказал:

— Вот ты не веришь, а твой муж погиб. Тебе надлежит выйти замуж, ведь ухаживает за тобой хороший человек!»

Преподобный благословлял своих духовных чад строить «гостиницы» — дома для приезжавших к нему за советом и молитвой. Стройку, как правило, начинали, не имея ни денег, ни материалов, но по молитвам батюшки появлялось и то, и другое. Так построили несколько домов, и старец направлял туда своих посетителей.

После войны люди годами не могли устроиться с жильем. Многие приходили к о. Серафиму, со слезами просили о помощи. Батюшка благословлял пришедших — и вскоре они получали жилье.

Некая Анна пережила Ленинградскую блокаду в чужой квартире, сохранив и ее, и все находившиеся в ней вещи. Когда же в 1946 году вернулись хозяева, она осталась без жилья и прописки. Обращалась в разные инстанции, писала заявления, но ей всюду отказывали. Анна дошла до отчаяния, и кто-то посоветовал ей съездить в Вырицу. Старец сказал: «Будет у тебя и прописка, и комната, не отчаивайся». И буквально на следующий день ей предложили комнату в том же доме: в одной из квартир жили престарелые люди, нуждавшиеся в уходе. Управдом и паспортистка порекомендовали Анну как добросовестного и надежного человека, сохранившего чужую квартиру. Ее прописали и дали комнату «по уходу за больными и одинокими людьми».

Часто святой заранее называл имена тех, кто только собирался у него быть. Он всегда знал, кто и с чем к нему идет. Иногда его келейница передавала приходящим ответ старца: «Отец Серафим вас принять не может, вы пришли не с чистым сердцем».

После встречи с батюшкой неверующие обращались к Богу, тяжкие грешники исправляли свою жизнь.

Одного молодого мужчину, который совершенно спился и все таскал из дома, друг долго уговаривал поехать в Вырицу к старцу. Тот отказывался, но в конце концов согласился. Взяли билеты, добрались до Ленинграда. На Витебском вокзале, пока его спутник ходил за билетом, пьяница отдал за четвертинку свою рубашку и нижнее белье, оставшись в одной фуфайке и брюках. Четвертинку он тут же выпил, и разыскавший его друг никак не мог понять, как и где он успел достать водку. Наконец добрались до Вырицы. К батюшке вошли в тот момент, когда он объяснял народу притчу о заблудшей овце. Пьяница заупрямился:

— Куда ты меня привел, здесь людей нет, все какие-то овцы. Ни за что не войду сюда, нечего мне тут делать.

И вдруг услышал голос старца:

— Сергей, иди сюда.

Пьяница, у которого сразу вышибло хмель, спросил:

— Откуда он меня знает?

А святой снова позвал:

— Сергей, который приехал ко мне с другом, заходи.

Тот вошел. В комнате было множество народа, и старец, обращаясь ко всем, сказал:

— Вот видите, дорогие братья и сестры, этого человека оставили мать и жена. Он дошел до ужасного состояния. Он только что на вокзале отдал за бутылку свое белье и рубашку и явился сюда в одной фуфайке. Люди оставили его, но не оставил его Бог, Он послал друга, который привез его сюда с надеждой на нашу помощь. Господь помог ему, потому что за него молились. Сейчас внутри этого человека идет страшная борьба — злой дух, вошедший в него, хочет, чтобы он ударил меня, ударил своего друга, чтобы он убежал отсюда, и его очень трудно удержать. Злому духу здесь очень плохо, ненавистно, здесь молятся, здесь святыни. И вот, дорогие мои, сейчас только от нас зависит, куда пойдет и кем станет этот несчастный человек. Давайте все вместе помолимся Господу и Божией Матери, чтобы Они помогли этому человеку.

Все, кто был в келье, встали на колени и вместе со старцем стали молиться, некоторые плакали. И вдруг пьяница упал на пол и начал биться, сотрясаемый рыданиями. Долго он лежал и плакал, а народ молился. Наконец о. Серафим сказал:

— Он не будет больше пить. Он хотел наложить на себя руки, но не сделал этого, потому что за него молились. Молитва ограждает и отражает страшные внушения темной силы. И особенно сильна молитва близких. Молитва матери, молитва друга — она имеет великую силу.

Сергей до конца жизни не брал в рот спиртного, стал верующим человеком и духовным сыном старца.

В Ленинграде жила одна женщина, Н. Муж у нее был профессор, она сама — доцент, начальник глазного госпиталя, прекрасный врач, многим вернувший зрение. Всю войну супруги были вместе на фронте, дошли до Германии. Муж очень хотел иметь детей, но Н. сделала 18 абортов, и в конце концов он нашел себе другую женщину.

Возвратившись в Ленинград, бывшая жена нигде не могла устроиться: квартира зарегистрирована на мужа, а без прописки на работу не берут. Она оказалась буквально на улице, без средств к существованию. Как член партии, ходила в горком, но и там не помогли. Несчастная решила покончить с собой, но неожиданно встретила знакомую, и та, узнав о постигших ее бедах, сказала, что в Вырице живет старик, который многим помогает и открывает будущее. Терять было нечего, и Н. решила съездить к гадателю.

— Вы к батюшке? — спросили ее, когда она вошла в дом старца.

— К какому батюшке! Не хватало только мне еще к попу обращаться,— возмутилась приезжая и выбежала вон. Но у нее отнялись ноги, она опустилась на обочину дороги и заплакала. Самыми последними словами мысленно ругала она мужа, партию, знакомую, пославшую ее к какому-то попу. В это время из дома вышла женщина:

— Вас зовет батюшка.

Н. категорически отказалась идти. Женщина подошла и сказала:

— Ваше имя Н., вы врач-окулист, только что приехали из Германии, вас зовет батюшка.

Неожиданно для себя она встала и как бы против воли пошла в дом, где увидела старого монаха в схиме, лежавшего на кровати. Он прямо сказал ей, что во всех бедах виновата она сама, убившая своих детей. Поняв, что старцу открыта вся ее жизнь, Н. с плачем упала перед ним на колени. Он тут же ее утешил:

— Поезжай в Смольный, тебя назначат заведующей клиникой в Петергофе, дадут комнату. Потом станешь опекуном одной пациентки и переедешь к ней в Ленинград. Будешь приезжать ко мне, а потом и на могилку будешь ездить.

«Что за сказки он говорит»,— подумала она.

— Я не сказки говорю, но все, что сказано, сбудется,— сказал старец.

Действительно, в Смольном ей дали назначение в клинику Петергофа. Н. получила комнату, а впоследствии перебралась в Ленинград. Она стала верующей, дожила до глубокой старости и до конца своих дней ездила на могилку святого.

По молитвам преподобного Серафима многие исцелялись от тяжких недугов. Тяжелобольным он советовал каждый час пить по столовой ложке святой воды и говорил, что нет лекарства сильней, чем освященные вода и масло. Часто батюшка давал болящим просфору, и те выздоравливали.

«Как часто мы болеем из-за того, что не молимся за трапезой, не призываем Божие благословение на пищу,— говорил старец.— Раньше все делали с молитвой на устах: пахали — молились, сеяли — молились, собирали урожай — молились. Сейчас мы не ведаем, какие люди готовили то, что мы вкушаем. Ведь часто еда приготовлена с хульными словами, руганью, проклятиями. Поэтому обязательно нужно окроплять трапезу крещенской водой — она все освящает, и можно не смущаясь вкушать то, что приготовлено.

Все, что мы вкушаем,— это жертва любви Божией к нам, людям; через пищу вся природа и ангельский мир служат человеку. Поэтому перед трапезой нужно особенно усердно помолиться. Прежде всего мы призываем благословение Отца Небесного, читая молитву «Отче наш». А там, где Господь, там и Божия Матерь, там и ангелы, поэтому поем: «Богородице Дево, радуйся...» и тропарь ангельским силам: «Небесных воинств архистратизи...» Недаром мы говорим: «Ангел за трапезой» — и воистину ангелы с нами за трапезой, когда мы с молитвой и благодарением вкушаем пищу. А там, где ангелы, там и все святые. Поэтому мы поем тропарь святителю Николаю, призывая вместе с ним благословение всех святых на нашу трапезу». Своих духовных чад он благословлял неукоснительно соблюдать это молитвенное правило.

Однажды в дом святого забрались воры, разбили окно в кухне, но попасть в келью старца не смогли. Не сумели они найти вход и в келью матушки Серафимы.

Весной 1949 года старец сильно разболелся. Чада его скорбели, а он говорил: «Неужели вы думаете, что Господь не услышит? Да если я протяну руки к Нему, Он сразу исцелит. Но не как я хочу — буди, Отче, воля Твоя, а не моя отныне и вовеки. Пусть любые болезни посетят — да будет воля Твоя!»

Он очень ослабел, совсем не вставал с постели, однако требовал, чтобы к нему пропускали всех приходящих. Близкие, жалея батюшку, все-таки заворачивали посетителей, но он заставлял их возвращать. Бывало, что некоторых снимали прямо с поезда.

Незадолго до кончины о. Серафим спал двенадцать суток подряд. Проснувшись, сказал келейнице: «Я побывал во многих странах. Лучше своей страны не нашел и лучше нашей веры не видел, говори всем, чтобы никто не отступал от Православия».

За две недели до кончины преподобному явилась Пресвятая Богородица. Было это ночью. Святой попросил зажечь все лампады. Божия Матерь стояла у березы под окном (о. Серафим завещал эту березу ни в коем случае не срубать). Пречистая Дева повелела ему причащаться ежедневно.

Отец Алексий рассказывал: «Я каждую ночь причащал старца по его слову. И вот однажды я проспал, не услышав звонка будильника. Проснувшись в четыре часа ночи (а причащал я его обычно в два часа), я надел дароносицу и в буквальном смысле слова побежал к старцу. Когда вошел в дом, а затем в келью, старец лежал необыкновенно сияющий. Я извинился, что проспал, на что отец Серафим ответил: «Батюшка, не беспокойтесь, меня уже ангелы причастили». Глядя на его лицо, я понял, что это истинно так».

По просьбе старца о. Алексий съездил в Москву и передал Патриарху, что убогий Серафим через две недели отойдет ко Господу и чтобы из семинарии и Духовной академии приехали с ним попрощаться. Святейший молча обратился к иконам, сделал три земных поклона, а когда повернулся, по лицу его текли слезы. «Я уже четыре года Патриарх. Я стал Патриархом по его молитвам. И мне осталось служить еще 21 год. Так сказал этот святой старец. Передайте ему от меня, что я прошу его святых молитв ⁹»,— тихо произнес он.

В день кончины батюшка сказал: «Сегодня принять никого не могу. Буду молиться». Вечером пригласил в келью близких, благословил каждого иконкой Серафима Саровского. Зажгли лампады, все встали на колени. Начали читать акафисты Пресвятой Богородице, святителю Николаю, преподобному Серафиму.

Отец Алексий со слезами на глазах в последний раз исповедовал старца. После причащения святой постоянно справлялся, который час, наконец благословил келейницу: «Читай отходную». А около двух часов ночи сказал: «Вот и все», и перекрестился. Последние слова о. Серафима были: «Спаси, Господи, и помилуй весь мир».

Скончался старец 3 апреля 1949 года. После его кончины в Вырице целую неделю чувствовалось благоухание.

Один священник рассказывал: «В день кончины... батюшка Серафим чудесным образом позвал меня к себе. Накануне передал через отца Григория Селиванова: «Пусть Ваня приедет», — и точно назвал дату. Я и отправился третьего апреля самым ранним поездом... О кончине праведника в этот час знали только самые близкие. Отец Алексий Кибардин начал первую панихиду. Я удостоился молиться вместе с ним. Когда переносили батюшку с кровати на стол, казалось, одну мантию несем — такой невесомый он был».

Три дня шел ко гробу непрерывный людской поток. По распоряжению Патриарха в Ленинградской семинарии и академии на три дня отменили занятия. Одна из женщин, пришедших попрощаться со старцем, подвела ко гробу свою слепую дочку и сказала: «Поцелуй дедушке руку». Девочка поцеловала и тут же прозрела.

	Могила преподобного Серафима. 1970-е гг.

Все свои богослужебные предметы и книги преподобный завещал о. Алексию, чудотворный образ Спасителя — Патриарху, Казанскому храму в Вырице подарил Тихвинскую икону Божией Матери, иконы преподобного Серафима Саровского и великомученика Пантелеимона. Там они хранятся и сегодня.

Отпевали святого накануне Благовещения в Казанской церкви. В тот день утренний поезд из Ленинграда не смог увезти всех желающих, в вагоны просто невозможно было втиснуться. Толпа атаковала начальника вокзала:

— Следующий поезд ждать два часа, дайте нам срочно дополнительный поезд! В Вырице великий отец Серафим скончался, опоздаем на погребение.

Проститься со старцем приехало великое множество народа, духовенства, учащихся духовных школ. На отпевании пел хор Академии и Семинарии. Тысячи людей стояли вокруг Казанского храма и на соседних улицах.

По воспоминаниям очевидицы, «во время похорон впереди гроба несли батюшкин образ преподобного Серафима Саровского с мощами. Хоронили 6 апреля — несколько дней гроб с телом усопшего праведника находился в храме; священники служили панихиды, народ молился. Я несколько раз подходила попрощаться с батюшкой. И что удивительно: рука у него была теплая, мягкая, словно у живого. У меня до сих пор хранятся крестик и цветочки, которые я прикладывала к его руке. Народу было так много, что его верной келейнице матушке Серафиме даже сломали в давке ребра, о чем он предупредил ее заранее, сказав: «Во время моего погребения берегите ребрышки...»

Похоронили преподобного Серафима на маленьком кладбище рядом с Казанским храмом. Своим духовным чадам он завещал приходить к нему на могилку во всех бедах, скорбях, болезнях и беседовать с ним, как с живым. И до наших дней по молитвам святого совершается множество чудес.

В 2000 году Юбилейный Архиерейский Собор причислил старца Серафима Вырицкого к лику преподобных. Память его совершается в день кончины, 4 апреля по новому стилю.

¹ Источник: Старец иеросхимонах Серафим Вырицкий (Василий Николаевич Муравьев. 1866—1949). Издательство Братства Святителя Алексия. 1999.

² После революции переименована в Черемушки.

³ Николай Васильевич Муравьев закончил юридический факультет Санкт-Петербургского университета и авиационную школу, знал одиннадцать иностранных языков, был женат и имел троих детей. После нескольких арестов и ссылок в январе 1941 года его расстреляли.

⁴ Преподобный Варнава (в миру Василий Ильич Меркулов). Больше 30 лет был старцем Гефсиманско-Черниговского скита при Троице-Сергиевой Лавре, и к нему съезжались со всей России, иногда до тысячи человек в день. Скончался в 1906 году. Память 6/19 июля, на Собор Радонежских святых.

⁵ Священномученик Вениамин, митрополит Петроградский. Память 31 июля/13 августа.

⁶ Имя поселка происходит от русского слова «вырь» — «пучина», «водоворот». Действительно, в протекающей здесь реке Оредеж немало водоворотов. Первое упоминание о Вырице относится к 1711 году. К концу ХIХ века поселок благодаря сосновому лесу, живописным берегам реки и здоровому климату стал одним из излюбленных дачных мест жителей Петербурга. Владельцем этих земель был князь Генрих Федорович Витгенштейн, и местность именовалась Княжеской долиной. В 1913 году здесь в память 300-летия дома Романовых воздвигли двухэтажный деревянный храм Казанской иконы Божией Матери. Верхний с двумя престолами — Казанской иконы Божией Матери и Святителя Николая, нижний — Преподобного Серафима Саровского. Храм построили на средства Православного братства Казанской иконы Божией Матери, почетным председателем которого был Великий князь Иоанн Константинович, принявший мученическую кончину в 1918 году в Алапаевске, вместе с преподобномученицей Елизаветой.

⁷ Схимонахиня Серафима (в миру Анна Павловна Морозова).

⁸ Под архиерейством батюшка подразумевал новое заключение о. Алексия. Его арестовали уже после кончины старца, в 1950 году, и отправили в Забайкалье. В лагере он многих людей наставил на путь спасения — его слушались, как архиерея. Вернувшись из ссылки, он жил в Вырице, подле Казанского храма. Имел дар прозорливости и непрестанной молитвы. За три дня до кончины ему явился преподобный Серафим Вырицкий и предупредил о предстоящем переходе в вечность. Скончался о. Алексий Кибардин 5 апреля 1964 года и был погребен на вырицком кладбище.

⁹ Святейший Патриарх Алексий I совершил последнее богослужение в 25-летие своего Патриаршества, после чего вскоре (17 апреля 1970 года) отошел ко Господу.