Итак умоляю вас, братия, милосердием Божиим, представьте тела ваши в жертву живую, святую, благоугодную Богу, для разумного служения [  ] вашего.

Рим. 12. 1

В новой рубрике «  » мы предполагаем публиковать материалы по истории и современной практике православного богослужения. Первые выпуски будут посвящены таинствам — Евхаристии, Крещению и др. Особенно подробно мы остановимся на происхождении и значении Божественной литургии. Затем обратимся к суточному кругу богослужения, к истории возникновения отдельных церковных служб, песнопений, системы постов и праздников.

Таинствами принято называть семь определенных чинопоследований, совершаемых в Церкви: Крещение, Миропомазание, Евхаристию, Исповедь (или Покаяние), Рукоположение (или Священство), Брак и Елеосвящение (или Соборование). Но почему именно «таинство»? Каково происхождение этого названия?

Русское слово «таинство» связано с греческим «мистирион», которое иногда употребляется и без перевода: «мистериями» называют позднесредневековые театральные постановки на евангельские сюжеты (например, Рождественская мистерия). Но основное значение слова «мистирион» — это «тайна». Именно так оно переводится в книгах Нового Завета.

Что же таинственного в семи перечисленных чинопоследованиях? Конечно, в каждом из них есть некоторое количество молитв и священнодействий, которые совершаются только в алтаре, а потому не известны народу. Однако при желании о них всегда можно получить полную информацию — она не является секретной. Таким образом, понятие «таинство» связано не с тем, что от нас что-то скрывают, как от «непосвященных». Как известно, такая связь была характерна для языческих культов, и еще в Ветхом Завете эти «тайные обряды» язычников однозначно осуждались (см., например: Прем. 14. 23). Поэтому применение слова «таинство» по отношению к церковным священнодействиям следует понимать совсем иначе. В Новом Завете понятие «мистирион» вовсе не связывается с ритуальными действиями. «Мистирион» — это нечто хотя и сокровенное, но познаваемое (Кол. 2. 2; 1 Кор. 13. 2) или называемое (1 Кор. 14. 2), а не совершаемое как обряд. Как говорит преподобный Симеон Новый Богослов, таинство — это то, что все видят, но не все постигают (Слово 65). Сокрыты не сами обряды, а их духовный смысл.

Каков же этот смысл? В греческом оригинале Нового Завета слово «мистирион» употребляется прежде всего как богословское понятие, в основе которого лежит еще ветхозаветное представление о «тайнах Божиих» (Прем. 2. 22). Апостол Павел говорит, что тайны Бога — это Его воля, или предвечный замысел, который познается только через откровение от Него Самого (Еф. 1. 9). Этот Божественный план, остающийся неизменным, несмотря на грехопадение Адама, заключается в том, чтобы соединить творение с Собой, чтобы стать «всем во всем» (1 Кор. 15. 28). Господь делает все, чтобы избавить человека от смерти и вернуть его к Себе. Поэтому в истории человечества Божественный замысел предстает как план (домостроительство) спасения. Бог хочет, чтобы все люди спаслись (1 Тим. 2. 4) и обрели вечную жизнь, которая возможна только в общении с Ним. Для этого Он посылает Своего Единородного Сына (1 Ин. 4. 9—10), в Котором «домостроительство тайны» было сокрыто от вечности (Еф. 3. 9).

В Личности Богочеловека Иисуса Христа Божественный план спасения раскрывается в полной мере. Апостол Павел говорит о Христе как о тайне Бога Отца (Кол. 2. 2; в русском переводе смысл этой греческой фразы передан не совсем отчетливо), потому что Христос явил Бога, Которого никто никогда не видел (Ин. 1. 18). Сам Христос — это таинство, потому что Он хотя и принял «образ раба», по виду став как человек (Флп. 2. 7), однако «есть образ Бога невидимого» (2 Кор. 4. 4; ср. Ин. 14. 9). Боговоплощение есть «великая благочестия тайна» (1 Тим. 3. 16), тайна веры, которая открывается не всем, а лишь верующим во Христа (Мф. 13. 11). Только по действию благодати Святого Духа (Еф. 3. 5) в распятом Иисусе, Человеке из Назарета, можно узреть осуществление Божественного замысла и познать полноту Божественной любви. Именно во Христе, соединившем Божественную и человеческую природы и тем самым явившемся единственным посредником между Богом и людьми (1 Тим. 2. 5), открывается смысл событий прошлого и конечная цель человеческой истории.

Однако земная история и домостроительство спасения не заканчиваются с возвращением Господа Иисуса Христа к Отцу Небесному. Спасение, соделанное на Кресте, отныне может быть воспринято каждым человеком через основанную Христом Церковь, которая пребывает в этом мире и которая есть Его Тело (1 Кор. 12. 27). Тайна Христова (Его Богосыновство и Его Миссия) изначально открыта Церкви (Кол. 1. 26—27). Также и сама Церковь, неразрывно соединенная с Главой (Кол. 1. 18), по словам апостола Павла, является «великой тайной» (Еф. 5. 31—32; 3. 3—6). Через Церковь тайна Бога продолжает осуществляться в истории до самых последних времен (Откр. 10. 7).

В раннехристианской и святоотеческой письменности, как и в Новом Завете, слово «мистирион» употребляется в значении Божественного замысла спасения и основных событий земного служения Иисуса Христа (священномученик Игнатий Богоносец. Послание магнезийцам 9. 1; священномученик Иустин Философ. Апология 1. 13 и Диалог с Трифоном 74. 91; священномученик Ириней Лионский. Против ересей 5. 32. 1; 5. 36. 3). Например, Игнатий Богоносец называет таинствами Приснодевство Марии, Боговоплощение и Крестную смерть Спасителя (Послание Ефесянам 19. 1).

К «таинствам» относятся не только события евангельской истории, но и их ветхозаветные прообразы (потоп, обрезание, благословение праотцов, манна и т. п.), потому что в них сокровенно действует Христос, Слово Божие. Так, Иустин Философ говорит о «таинстве пасхального агнца», который служил прообразом Жертвы Христовой (см.: Диалог с Трифоном 40).

В творениях отцов Церкви мы находим дальнейшее раскрытие новозаветного понимания таинств. Уже Климент Александрийский (III век) говорит о священнодействиях, совершаемых в Церкви, как об истинных святых таинствах (греч. «мистириа») в противоположность «нечестивым мистериям» — тайным обрядам язычников (Увещевание к язычникам 12. 120. 1—3). Действительно, все богослужение свидетельствует о Христе. Вот почему святитель Василий Великий говорит: «Не хватит мне и дня, чтобы рассказать обо всех не изложенных в Писании таинствах Церкви» (О Святом Духе 27 (67)).

Для святых отцов церковные священнодействия являются прямым продолжением евангельской истории. По словам святителя Льва, папы Римского, «зримое в нашем Искупителе перешло в таинства» (Проповеди 74. 2). По сути, участие в церковных таинствах — это соучастие в реализации Божественного замысла, то согласие на его исполнение, без которого спасение неосуществимо (ср. слова Богородицы: Лк. 1. 38). Приходя в храм, мы становимся причастными к тайнам Бога, активно включаемся в Его домостроительство.

Таинства — не просто события прошлого или будущего и не только предмет нашей веры. Это реальные орудия нашего спасения. Основанием для такого понимания таинств является, конечно, Святая Евхаристия, которая была установлена Господом Иисусом Христом во время Последней Трапезы (Тайной вечери) с апостолами накануне Его Крестных страданий. Евхаристия — это образец, мера и источник всех остальных церковных священнодействий, и уже в эпоху древней Церкви «таинствами» или «Святыми Тайнами» назывались евхаристические Хлеб и Вино — Тело и Кровь Христовы (священномученик Киприан Карфагенский. О падших 25; святитель Епифаний Кипрский. Против ересей 55. 6; преподобный Исидор Пелусиот. Письма 1. 431; святитель Иоанн Златоуст. О священстве 6. 4), поскольку через Святые Дары мы становимся причастными Крестной Жертве Спасителя и реально соединяемся с Ним и друг с другом в Его Теле — Церкви.

Евхаристия — это вершина христианской жизни, началом же ее является Крещение. В Крещении мы соумираем и спогребаемся Христу или, по словам апостола Павла, буквально погружаемся (таково значение греческого глагола «ваптизо») в Его смерть (Рим 6. 3—4) и надеемся воскреснуть вместе с Ним (Рим. 8. 11; Фес. 4. 14). Крещение — второе церковное священнодействие, которое очень рано стало именоваться таинством. Например, святитель Иоанн Златоуст говорит, что таинствами является и то, что Христос принял «зрак раба», был распят, умер и воскрес, и те действия, которые совершаются при Крещении (Беседа 7-я на Первое послание Коринфянам 2. 6—16).

Называя Крещение и Евхаристию таинствами, святые отцы указывали тем самым на их прямую связь со всем домостроительством спасения, которое осуществлено во Христе. По словам святителя Григория Паламы, «на этих двух таинствах зиждется все наше спасение, ибо в них сосредоточивается все Богочеловеческое домостроительство» (Беседы (Омилии) 60. 3).

От Крещения и Евхаристии название «таинство» постепенно перешло и на другие церковные священнодействия (см.: Пс.-Дионисий Ареопагит. О церковной иерархии 4.1.2; 5.7.2; 6.3.2; 7.3.2). Однако еще долгое время оно не было строго определенным термином. Так, Крещение и Миропомазание у святых отцов обычно не разделялись и назывались таинством Просвещения, завершением которого обязательно служило первое Причащение. К числу таинств часто относили монашеский постриг (который иногда объединяли в одну группу с Покаянием или Браком), освящение храмов и антиминсов, чины погребения и великого освящения воды. Особенно подчеркивалась таинственность освящения мира.

Многие святые отцы продолжали говорить лишь о Крещении и Евхаристии как о таинствах (например, преподобные Иоанн Дамаскин, Николай Кавасила, святитель Григорий Палама и др.). У преподобного Феодора Студита (826) перечисляется шесть таинств (Письма 2. 36 (489)). И только блаженный Симеон Солунский (1429) говорит, что таинств семь, потому что семь даров Духа, Которым они совершаются (ср.: Ис. 11. 2), и затем перечисляет те самые чинопоследования, которые называются таинствами и в наше время (Разговор о святых священнодействиях 1). Однако в другом произведении этот святитель относит к таинствам также монашеский постриг, освящение храма и вообще всякое освящение, которое совершается посредством священнических молитв (Толкование о Божественном храме 88).

Как мы видим, у святых отцов, живших в первом тысячелетии, понимание таинств было очень богатым и глубоким, но в то же время нисколько не формализованным. Каким же образом в Православной Церкви утвердилось мнение, что таинства — это лишь семь определенных чинопоследований, не больше и не меньше? В нынешнем виде данное учение впервые было сформулировано еще в XII веке западными учеными-схоластами, а в XIII веке принято католической Церковью как официальное. Католические богословы особо выделили из всего круга церковных священнодействий те, которые, по их мнению, были установлены лично Иисусом Христом во время Его земной жизни. Только эти, «евангельские», таинства (по-латыни «сакраменты») считались необходимыми для спасения, а все остальные причислялись к второстепенным обрядам («сакраменталиям»), установленным Церковью лишь в качестве «дел благочестия» и, следовательно, по сути, не обязательным.

Такое разделение стало следствием искаженного учения о Святом Духе. Как известно, католики внесли в Никео-Цареградский символ веры еретическую мысль, что Дух Божий превечно исходит не только от Отца, Единого Источника Божества в Пресвятой Троице, но и непосредственно от Сына (т. н. догмат «Филиокве»). Это ложное нововведение, помимо прочего, умалило роль Святого Духа в литургической жизни Церкви. Католические богословы, не признавая, что Дух Божий всегда действует в Церкви, искали основание таинств только в земном служении Иисуса Христа.

На православный Восток это учение впервые проникло в связи с подготовкой и утверждением т. н. Лионской унии с католиками (1274) («исповедания веры» императоров Михаила VIII Палеолога и его сына Андроника II, догматическое «Послание» константинопольского патриарха-униата Иоанна Векка; характерно, что в этих же документах признаются и другие «латинские» догматы — «Филиокве», Чистилище и т. п.).

Именно на почве подобных заблуждений католицизма впоследствии вырос протестантизм, который, пойдя еще далее по ложному пути, отверг почти все церковные обряды, как якобы не заповеданные Христом. В рамках узкой схоластической логики они по-своему правы — для каждого читавшего Евангелие очевидно, что Господь Иисус Христос во время Своей земной жизни не устанавливал, например, особого тайнодействия Брака. Но ни католики, ни протестанты не поняли главного — что истинным основанием всех церковных тайнодействий является благодать Святого Духа, сошедшего на апостолов в день Пятидесятницы и постоянно действующего в Церкви.

С началом Реформации в Европе, в XVI—XVII веках, учение о таинствах и их числе сделалось предметом межконфессиональной полемики, а в споры между католиками и протестантами оказались втянуты и православные богословы. Свою позицию они были вынуждены формулировать в принятых на Западе категориях, поскольку в святоотеческих сочинениях таинства в таком ключе вообще не рассматривались. Ситуация осложнялась тем, что Церковь и в Греции, и в России находилась тогда в очень тяжелом положении: Греческая Церковь жила под Османским владычеством, а Русская, пройдя через Смутное время, оказалась в состоянии крайне слабого развития духовной школы и была вынуждена принять как своих учителей южнорусских богословов, многие из которых получили образование в иезуитских школах (или учились у учителей, получивших там образование). Так что православные богословы часто сами получали образование на Западе (или по западному образцу) и полемику с католиками и протестантами вели «на их языке».

В эпоху Просвещения схоластическое учение стало восприниматься как «научное осмысление» таинств, особенно необходимое в учебниках догматического богословия и литургики. Однако очевидно, что полноценная церковная жизнь невозможна не только без семи таинств, но и без различных чинов благословений, освящений и т. п. Именно такой взгляд на таинства отражен в православных богослужебных книгах, где «семь таинств» не выделяются в особую группу. Более того, они нигде так и не называются. Обычно в их названии используются такие термины, как «последование» (по-гречески, «аколуфиа»), «чин» — «таксис», или просто «молитва» — «евхи» (единственное, причем весьма показательное, исключение — «Евхологион» (или Требник) митрополита Киевского Петра Могилы 1646 года, в котором многое заимствовано из католических богослужебных книг). Кроме того, в самих текстах чинопоследований, даже тех, которые сейчас не входят в число «семи» (такие, как постриг, погребение и др.), нередко говорится, что совершается таинство. Например, в Последованиях Малой и Великой схимы при целовании креста поется стихира, которая начинается со слов: «Познаим, братие, таинства силу». В расширительном значении слово «таинство» употребляется в древних молитвах Великого освящения воды и коленопреклонных молитвах вечера Пятидесятницы.

Поэтому, хотя священнодействия Евхаристии, Крещения, Миропомазания, Священства, Брака и Елеосвящения являются в Церкви важнейшими, говоря о семи таинствах, надо не забывать, что в Церкви все таинственно и число 7 символически (подобно семи дарам Духа) обозначает всю полноту спасительной благодати, дарованной Церкви. Именно так формулируется учение о таинствах в трудах современных православных богословов протопресвитера Иоанна Мейендорфа, святителя Иустина (Поповича), канонизированного Сербской Православной Церковью, и др.

Итак, по слову преподобного Максима Исповедника, «не будем отступать от Святой Церкви Божией, которая содержит столь великие таинства нашего спасения в святом и упорядоченном устроении божественных символов, совершаемых в ней; через таинства она созидает каждого из нас, соразмерно с его возможностями, живущим по Христу».