С именем святителя Ермогена связана история обретения и прославления чудотворной Казанской иконы Божией Матери. Будущий Патриарх, тогда еще настоятель Никольской Гостинодворской церкви в Казани о. Ермолай удостоился чести принять на руки образ, который по велению Пресвятой Девы обрела маленькая дочь стрельца Матрена Онучина. Отец Ермолай стал свидетелем и первых чудес, совершившихся от этой святыни. Он же составил знаменитый тропарь Казанской иконе «Заступнице усердная» и по распоряжению царя Ивана IV Грозного — документальную «Повесть о явлении образа Пречистыя Богородицы в Казани».

Всей душой почитая Пречистую Деву, надеясь на Ее заступничество, святитель благословил Казанскому ополчению, в 1611 г. шедшему на помощь Москве, которую захватили польские интервенты, взять с собой список с чудотворной иконы.

Молитвы русского народа были услышаны, Богоматерь заступилась за Русь, раздираемую гражданской войной и чужеземными разбойниками. Казанский образ торжественно вносили в освобождаемые города. Накануне сражения за Москву ополченцы, собравшиеся со всей страны, держали трехдневный пост. Перед иконой Богоматери один за другим служились молебны. 22 октября 1612 г. русские взяли Китай-город и поместили Казанскую икону напротив Никольских ворот Кремля. 26 октября Кремль был освобожден от поляков.

В следующее воскресенье состоялся торжественный крестный ход. Навстречу ополченцам, несшим Казанский образ, из Кремля двинулось шествие с другой величайшей святыней России — Владимирской иконой Пресвятой Богородицы, томившейся в плену у поляков. На Красной площади посреди разоренного, сожженного, обезлюдевшего за годы войн и голода стольного града тысячи россиян поклонились иконам Богоматери и святых, чьим предстательством была спасена Русь.

В честь победы Михаил Феодорович Романов, избранный на царство в 1613 г., установил празднование Казанскому образу Богоматери в Москве и Казани — 22 октября (4 ноября по новому стилю). А в 1648 г. Государь Алексей Михайлович установил иконе всероссийское празднование. В России было построено множество храмов и монастырей в честь Казанской ико-ны Богоматери. Многие ее списки также прославились чудотворениями. С Казанской связан ряд побед России в войнах, в том числе в 1812 г. и в Великую Отечественную войну.

Список — благословение святителя Ермогена находился сначала в приходской церкви князей Пожарских на Лубянке. Позже глава ополчения Дмитрий Пожарский поместил его в Казанском соборе на Красной площади, который построил в конце 1620-х гг. на свои средства.

Сама чудотворная икона оставалась в Казани, в Богородицком девичьем монастыре, основанном на месте ее обретения. Матрена Онучина, принявшая в нем постриг вместе со своей матерью, стала его первой настоятельницей. 29 июня 1904 г. святыня была похищена. Пойманный вор утверждал, что образ сжег, а драгоценный оклад продал. Однако впоследствии он изменил свои показания, и это навело на мысль, что икона цела.

Кощунственное преступление получило широкий резонанс в России и было воспринято как дурной знак: шла неудачная русско-японская война, а Казанская икона почиталась как охранительница восточных рубежей страны. Девять лет спустя известный духовный писатель, редактор «Троицких листков» архиепископ Никон (Рождественский) размышлял о событиях 1904 г.: «Болью, тоскою, тяжелым предчувствием грядущих бед отозвалось в русском сердце это событие, и разве не оправдались наши предчувствия? Недаром в народе издавна было верование, что, пока цела эта святая икона, пока она стоит на страже между христианской Европой и иноверным, языческо-магометанским миром Азии, дотоле и мы можем быть спокойны... Да, это попущение Божие — похитить святую икону, было знамением, вразумлением Божиим для нас. Но мы не вняли сему знамению».

Вопрос о судьбе святыни вновь встал в начале 1912 г., когда шла подготовка к канонизации святителя Ермогена. До саратовского губернатора П. П. Стремоухова дошли сведения, что участник ограбления Казанского монастыря Кораблев, отбывавший срок в саратовской тюрьме, пожелал увидеться с епископом Гермогеном (Долгановым). Кораблев рассказал епископу, что чудотворная Казанская икона вовсе не сожжена, а находится в отдаленном раскольничьем скиту. Епископ поверил Кораблеву, всей душой желая вернуть святыню, однако сотрудники полиции доложили Стремоухову, что некий мастер пишет Казанскую икону, подделывая ее под старину. В начале XX в. в связи с огромным интересом к древнерусскому искусству таких умельцев было много, и они успешно продавали свои подделки коллекционерам, в основном из старообрядческой среды. Придя в ужас при мысли о возможном подлоге и его последствиях, Стремоухов сообщил о происшествии московскому губернатору Владимиру Федоровичу Джунковскому, бывшему адъютанту Великого князя Сергея Александровича, и распорядился отправить Кораблева в Москву.

Кораблев и в Москве повторял рассказ о раскольниках, причем уговорил тюремного священника быть посредником в переговорах с ними. В условленный день батюшка пришел на перекресток двух улиц, где его встретили неизвестные люди, завязали ему глаза и доставили в какой-то дом в Марьиной роще — месте притонов и конспиративных квартир. Там ему показали старинную икону Богоматери, покоробившуюся от древности, с углублением на лицевой стороне — где к ней прикладывались. Но поскольку батюшка никогда не видел украденного оригинала, то не мог определить, подлинную ли святыню ему показали. Затем ему опять завязали глаза и отвели на улицу неподалеку от Бутырской тюрьмы.

Узнав об этой экспедиции, Джунковский высказал священнику свое неудовольствие. «Зная же, что Великая княгиня Елизавета Феодоровна принимала очень близко к сердцу все дело о похищении иконы, я поехал ей доложить об этом случае,— пишет Джунковский в своих мемуарах.— Великая княгиня полагала, что вполне возможно, что икона не была сожжена, а продана старообрядцам, как некоторые полагали, а потому придала значение показаниям Кораблева, который именно и утверждал это. Через некоторое время Великая княгиня направила ко мне игуменью Казанского монастыря Варвару вместе с монахиней, очень хорошо знакомой с иконой, которая дала мне подробные сведения об иконе, размере ее, иконописи и т. д.»

Вскоре в Москву приехал иеромонах Илиодор (Труфанов). Ему разрешили свидание с Кораблевым, после чего Илиодор заявил Джунковскому, что неважно, какая именно икона будет возвращена, подлинная или поддельная, лишь бы ее восстановить. Шокированный губернатор немедленно довел всю историю до сведения Императора. Вскоре ему передали просьбу Кораблева о встрече. Владимир Федорович согласился. Арестант заверил Джунковского, что икона находится у богатых староверов в Тверской губернии, назвал несколько имен. Правда, рассказ этот из-за некоторой невнятности вызвал у губернатора подозрения. Кораблев сказал, что образ готовы вернуть за двадцать тысяч рублей. Для себя же просил смягчения наказания.

Казалось, трудное и запутанное дело начало проясняться. Но 1 мая 1912 г. министр юстиции неожиданно приказал перевести арестованного в орловскую тюрьму, не предупредив об этом ни его самого, ни его родных. Дальнейшая судьба Кораблева неизвестна. Что послужило причиной этого перевода, правду ли он говорил и какова судьба великой русской святыни, не выяснено и в наше время.

Царская семья и Великая княгиня Елизавета Феодоровна были глубоко опечалены неудачей расследования, которая особенно контрастировала с торжественными приготовлениями к празднованию в честь святителя Ермогена...