мая в Воскресной школе Митрофаниевского храма прошел Пасхальный праздник, который открылся вручением выпускникам свидетельств об окончании. Затем были показаны спектакль «Маланья — голова баранья», концерт и кинофильм «Бетховен-1». В фойе и актовом зале традиционно выставлялись работы кружков живописи, иконописи, аранжировки цветов и бисероплетения. Все гости праздника получили пасхальные подарки. 12 мая спектакль повторили для учеников 216-й школы, в здании которой проходят занятия Воскресной школы.

Необычную сказку удалось мне недавно посмотреть. Поставил спектакль театральный коллектив Воскресной школы под руководством Тамары Николаевны Чагиной.

	Тамара Николаевна дает последние наставления перед спектаклем

Сказки в детских театрах ставят часто, и школьных театров нынче немало. Да только спектакли те не сказочные, не народные и не русские: нет в них ни старины, ни национальных обычаев, ни русского слова, ни русского духа. Взамен — развеселое залихватское зрелище типа эстрадного шоу с дурным голосом и дурным жестом. Потеряли, позабыли, продали самобытное наше народное творчество, русскую культуру.

«Где светлые силы дремлют, там темные силы действуют и разрушают, и оттого-то современная Россия оказалась в положении человека, которого разворовали в глубоком сне»,— писал в 1923 году религиозный философ Евгений Трубецкой.

Не так ли и сегодня? И оттого во времена отрыва от всего русского, забвения традиций, поругания нравственности и красоты так сильно ощущаем мы тоску по родине былой, по Святой Руси, по родной песне, по родному воздуху, по родному слову... Все вокруг чужое, иноземное, словно не в своей стране живешь. Богатеет Москва на манер Запада. Но...

...Богатством своим ты меня не держи,
Все роскоши эти и неги
Я б отдал за крик перепелки во ржи,
За скрип новгородской телеги.

Давно так не видно мне Божьего дня,
Мне запаху здесь только тина;
Хоть дегтем повеяло б раз на меня,
Хоть дымом курного овина...

Да простит мне читатель столь длинное вступление. Но без него была бы непонятна моя радость от спектакля — неясно, почему я его восприняла как чудо.

Сказку «Маланья — голова баранья» написал Н. С. Лесков. Она мало известна и кратка — всего три листочка. Действующие лица: Маланья, ее приемыши Ерашка и Живулечка, старик Живая Душа, Смерть и поселяне. Сказка прочитана коллективом дословно. Тамара Николаевна не признает свободной интерпретации и режиссерских вольностей: классика есть классика.

Вот привели учителя школы № 216 своих маленьких питомцев, усадили, дали наставления. Сидят дети, рассматривают декорации. И я вместе с ними. В глубине сцены — голубое небо, белые березы с золотистыми сережками, цветы, грибочки в траве. Просто, незатейливо, светло. Эскиз Тамара Николаевна сделала сама (ее профессия — художник), а воплощали все вместе. А вот и актеры появились: пока ходят по сцене и в зале в русских народных костюмах. Красные, голубые, белые рубашки у мальчиков, а у девочек сарафаны и кокошники — глаз не оторвешь. Костюмы придумала Галина Владимировна Михеева, и родители помогали.

	И поют в спектакле, и танцы хороводные водят

Начался спектакль. Выходит 16-летняя Настя Петухова (Маланья) и сообщает нам: жила-была в крошечной избушке бедная женщина Маланья, а вокруг — дремучие леса, речка и поселенья. Люди там жили разные, в основном богатые. И вот однажды... Пролог закончен. Выбегают на авансцену ребятишки (есть среди них и взрослые). Событие: нашли детей — «сухорукого» Ерашку (11-летний Даня Лебедев) и «безногую» Живулечку (Хазова Ира). Сиротки они. Кому их взять? Богатые и рассудительные не хотят: «никогда от них никакой пользы не дождешься». А Маланья говорит: «Давайте мне Ерашку с Живулечкой... Случается, что мне одной есть нечего — тогда нам втроем веселей терпеть будет».

Маланья всех привечает и выручает: о себе не думает. А поселяне всегда рассуждают: «выгодно — невыгодно», «есть ли польза или нет». Маланья же «то приветит, то приласкает, то утешит»: «Потерпи, Христос терпел и нам велел».

Уж как ни звали ту женщину поселяне — и безрассудная, и беззаботная, и смешная, и даже «Маланья — голова баранья». Удивляются они, глядя на нее:

— Как жить-то — самой есть нечего, а дети бессчастные.

— А все хорошо, слава Богу! — отвечает Маланья.

Никак не уразумеют те люди, что же хорошего?

— А то и хорошо, что они бессчастные. Если бы они были посчастливей и позадачливей, мне бы не послужить ими Господу Богу.

— А ты еще впредь-то подумала ли: что с ними будет?

— Нет,— говорит Маланья. — Что пользы думать о том, чего знать невозможно, дает Бог день — даст и пищу на день.

	А Маланья пустила Странника, накормила...

Непонятно все это богатым да умным. И не то чтобы Бога совсем не знали («Божье слово помним, а человеческого боимся»), но одно дело знать, даже помнить, и совсем другое — жить по заповедям Христовым. Жить они хотят по земным меркам, по житейским расчетам. А Маланья — иное дело.

Замечательно вошла в образ Маланьи Настя. Рослая она да красивая, особенно глаза хороши: большие, задумчивые и словно внутрь тебя смотрят. А может быть, войти в такую роль не так трудно. И не столько природные актерские данные важны, сколько душевные качества — доброта, ласковость, чуткость. Настя хочет стать сестрой милосердия, учится в медицинском училище.

Затихли дети в зале, смотрят, слушают. И я смотрю и думаю: где еще увидишь человека, живущего по заповедям Христовым, выполняющего заповеди не по принуждению, а естественно и просто. Кажется, по-другому она не умеет жить, не может. Божий человек, юродивая, блаженная, а по-обывательски — «дура». Сходство между сказочным дураком и «блаженным», по мнению Трубецкого, в «вещем безумии, отсутствии человеческого здравого рассудка и в то же время обладании иною, чудесною мудростью. У дурака эта мудрость волшебная, а у юродивого «ум Христов».

	«А все хорошо, слава Богу»,— говорит Маланья

И все бы хорошо: выписал Лесков такой идеальный женский образ. Но нет: не кончается сказка. Случилось так, что пришел в то селение старичок — Живая Душа. Его, конечно, не пустили ни бабы, ни мужики («у нас избы чистые и полы стланые... может, ты слабым прикинулся, а сам разузнать хочешь, где у нас дорогое добро»). А Маланья пустила Cтранника, накормила сныткой (щи из ботвы), спать уложила, а самой негде — всю ночь пряла кудель. Старик проснулся утром и говорит:

— Ну-ну-ну! Водил, водил меня Господь долго по свету: думал я, что позабыл Он меня и покинул, а Он привел меня в отрадное место и сподобил узреть любовь чистую... Скажи мне, что у тебя есть в желании, я тебе то у Бога и выпрошу.

И вот тут Маланья не выдержала жизни по-Божески, захотела, «чтобы смерть порога не переступала, а если придет, так чтобы за дверь присохла». Чтобы не забрала смерть деток и не оставила ее одинокой. Так и произошло. А после этого — «как были люди жестоки, то стали еще жесточе». Пришли к Маланье и стали просить смерть вернуть. Опомнилась Маланья, «ума хватилась».

— Это я,— говорит, — дура, все лихо наделала, захотела поправлять дела Божии — чему быть, а чему не быть сотворенным.— И отпустила смерть: — Иди, куда Бог послал.

Смерть ожила да и убрала все, что было нужно убрать, а с другими вместе и Ерашку, и Живулечку, потому «было им уже по сту лет».

А Маланья осталась жить. Смерть стала вопрошать: «Как имя этой женщины?» А ей в ответ и упал с неба белый, как снег, чистый камень, как сердце обточенный, и на нем огнистым золотом горит имя: «Любовь». И сказала смерть Маланье:

— Ты доживешь до тех пор, когда правда и милосердие встретятся и волк ляжет с ягненком и не обидит его.

Что такое спектакль? Из чего он состоит? Есть внешнее оформление, событийная сторона, отношения персонажей, текст. Часто все это как бы само по себе и воспринимается отдельно. В этом спектакле все нераздельно, все органично и естественно. Даже если слова не слышно или жест не точен, это не нарушает общей гармонии, единства. Потому что у спектакля есть духовный центр, к которому все устремлены, «внутреннее солнце», как писал религиозный философ И. А. Ильин. Со сцены идет свет, от спектакля веет «русским духом», тем самым, которого так боялись Баба-Яга и прочая нечисть. Этот свет отражается в глазах ребятишек в зале.

Я спрашиваю у них, понравился ли спектакль и что именно? Они, радостно сияя, отвечают, что понравился очень. «А что именно?» И тут улыбка застывает на личике, на лоб набегает тень, радость сменяется задумчивостью... Но вот одна девочка постарше признается: «Я бы хотела быть как Маланья». Я тоже.

Галина Дмитриевна Литвинцева,
прихожанка храма Живоначальной Троицы на Мосфильмовской