Любовь Васильевна Родионова

Вот позади еще одна поездка в Чечню, тридцать первая по счету. Много это или мало? По числу наших солдат на Кавказе — мало. По числу встреч, впечатлений, размышлений, нового осмысления всего того, что там происходит,— это целая жизнь. У меня за плечами несколько жизней — до войны, во время первой чеченской войны. Затем второй...

Разве думала я, когда ехала к солдатам самый первый раз, что поездок будет еще тридцать и что вся эта ситуация на Кавказе затянется на долгие пять с лишним лет? Первые поездки были настолько горькими и так рвали сердце от горя и ужаса, что просто отойти от этого было невозможно. Возила туда лекарства от расстройства желудка, от вшей, возила муку, сахар, крупы, тушенку и сгущенку. А еще по 50 мешков сушек. И теплые вещи. Затем получала письма. Со словами благодарности мне писали, что привезенная помощь помогла пережить зиму.

Раздавала подарки прямо на улице, практически под снегом и дождем, на холодном горном ветру. И можете себе представить, как рады были ребята теплым носкам, свитерам, перчаткам, шапочкам и всему остальному. Никогда за эти пять с половиной лет не сдавала груз на склад, никогда не называла это гуманитарным грузом, и ребятам объясняла, что это — людская доброта. Завязывались добрые, теплые отношения с разными родами войск: пограничниками, десантниками, морпехами, армейцами.

Потом характер груза изменился. Стала больше возить гитар, книг, спальных мешков, наградных часов. Есть ли в этом необходимость? Есть. Представьте себе, что эти парни увезут из Чечни не только горечь, боль от потерь и обиду, а еще и часы с надписью «Защитнику Отечества», а с обратной стороны «Храни вас Бог». И получит солдат эти часы как лучший из лучших. И повезет домой, в сибирскую или алтайскую деревню. И хорошо будет с теплотой вспоминать, потому что это — его единственная награда.

У меня от этих поездок кипы писем, фотографий, открыток и, как в Кремле, не смолкает днем и ночью телефон. Несмотря на разницу во времени, на расстояние, на разницу в возрасте, мы дружим. И они посвящают меня в свои жизненные проблемы, тайны. И я помню их всех.

Я давно уже ничего сама не решаю. Сколько раз хотела остановиться. Да и врачи настаивают. Но как это сделать? Разве Пасха только в семье? А для них там разве нет праздника? Позвонила о. Савве (Молчанову) в Военный отдел при Патриархии, в Новоспасский монастырь владыке Алексию, о. Тихону (Шевкунову) в Сретенский монастырь и, конечно, моему верному и надежному соратнику Владимиру Леонидовичу, дьякону храма Благовещения в Петровском парке. Много лет он всегда рядом, с открытым сердцем, будь то сбор помощи для Чечни или поездка в госпиталь, всегда найдет время и едет вместе со мной. Просто и доступно рассказывает ребятам о духовных вещах. И они прекрасно понимают друг друга. Только потом я им говорю, что он священнослужитель, и ребята удивляются: «Он такой простой и добрый». Это говорит о том, чего им не хватает… А еще в Раменском живет чудная матушка Мария, которой 80 с лишним лет, и ее помощницы — Дарья и Оксана. Долгие годы они делают свое доброе дело. И я всегда знаю: Раменское не подведет.

Вместе с фондом «Архистратиг», Новоспасским и Сретенским монастырями, Марфо-Мариинской обителью, журналом «Спецназ», прихожанами московских храмов, школьниками из Алтуфьево и Подольского района был собран огромный военный КамАЗ, куда погрузили 3000 куличей (!!!), 26 гитар, 140 шерстяных пледов, 2000 пар носков, мячи, сетки, спальные мешки, часы, шашки, шахматы и др.

Весь этот груз с «Чкаловского» полетел до Минвод. Дальше меня встретили пограничники, пересадили на другой КамАЗ, и я поехала во Владикавказский пограничный отряд. Я даже не знала, что у отряда юбилей — 81 год. На празднике были не только пограничники, но и ветераны войны. В 94-м году отряд вывели из Армии и перевели во Владикавказ. В 1996 году, в январе, мой сын прислал мне оттуда последнее письмо. Он писал: «Мам, если бы ты видела, какие здесь красивые горы…» Он и не предполагал, сколько раз со слезами я потом увижу эти горы...

После Владикавказского погранотряда, оставив там пятую часть груза, я отправилась в Дачное, в разведбат. С ними связано многое. Познакомились мы в 2000 году, они провожали меня на место казни Жени. Это не просто: нужна собака, саперы с миноискателями, добровольцы. Их тогда поразила вся эта история с Женей. Но они только слышали о ней, а когда увидели этот страшный подвал, дерево, под которым убили ребят, все простреленное, ветки отросли только 2—3 года спустя,— у них слезы были на глазах, потому что они знают, что такое смерть, как тяжело терять друзей, хоронить их. И может быть, каждый подумал о своей судьбе, о своей матери. Это сроднило.

Еще пятую часть груза оставила у них, затем поехала в мужской монастырь. Оказывается, Владикавказский отряд, из которого Женя уехал на заставу Галашки, расположен на территории мужского монастыря. Знал ли он об этом? Скорее нет, чем да. Об этом мне рассказал Александр Владимирович Прокошин, командир отряда,— человек не только образованнейший и интеллигентнейший, но и очень верующий. И он, и владыка Феофан работают над тем, чтобы отдать монастырю то, что ему принадлежало, а отряд перевести в другое место.

Командир рассказал об игумене Антонии, который знает, что такое плен, не понаслышке. Я поехала к нему. Он приветливо встретил меня, дал для солдат крестиков, иконок. Мне так хотелось спросить: может, где пересеклись дорожки Жени и его? Но я увидела на его лице такое страдание от воспоминаний, что не стала расспрашивать, бередить рану...

Во Владикавказе есть музей — небольшое, уютное помещение,— где Людмила и Сергей Летневы вложили немало любви и души. Там история не только отряда. И видно, что помнят и чтят тех, кто достойно защищал границу России на Кавказе и честно сложил свою голову. За Отечество свое. И о наградах они не думали.

Заехали в Беслан. На кладбище от увиденного стынет кровь в жилах — с фотографий прямо тебе в душу смотрят дети. Они ненамного моложе Жени. С кем воюют боевики? С детьми?

Затем за мной приехали из Назранского погранотряда — Саша Шульженко, зам. командира. С ним мы давно знакомы. Он достоин уважения как человек, как офицер. Здание Назранского погранотряда успели отремонтировать, но видны еще следы от пуль… Здание управления ВД Ингушетии боевики взяли, а погранотряд — нет. И это говорит о многом. Держались бойцы насмерть. Честь им и слава!

Потом перегрузили оставшийся груз в «Газель», с трудом нашли единственного чеченца, который согласился поехать со мной в Бамут. Ингуши наотрез отказались, даже за хорошие деньги: жизнь, говорят, дороже. Я подумала: а кто привезет в самый опасный район, Бамут, ребятам подарки? Если не я, то кто? И не оставит Спаситель в такие дни без помощи и защиты.

Арби, так звали водителя «Газели», родом из Урус-Мортана. Брат его воевал против нас, получил пожизненное заключение. Удивительно, но Арби с трепетом развозил куличи и подарки «неверным». Но это не от уважения ко мне. От уважения к поступку Жени — да.

На место гибели Жени ходили старым составом. Пограничники и ветераны войны (осетины) просили передать Жене охапку цветов. Девять раз за девять лет я была на этом страшном, святом месте. Стоят уже три креста поклонных. Накануне здесь был «главный смотритель» — Даниил из Екатеринбурга. Покрасил крест, посадил цветы. Сделал это с любовью. Он с очень чистой и нежной душой, будущий монах.

Кругом — жизнь: бурная река несет свои воды, с шумом перекатывая валуны и камни; цветут деревья на склонах гор; поют птицы. Но это чуть дальше, а здесь, в гуще зарослей, какая-то щемящая атмосфера. Удивительное чувство, когда говорить ничего не надо — просто постоять и помолчать. И запоминается это навсегда... Из зарослей вышли по тропинке след в след — и вот оно солнце, небо...

Перед Бамутом, в станице Орджоникидзевская, познакомились с прихожанами храма, с благочинным о. Варлаамом и о. Сергием (со станицы Троицкое). Им оставили куличей. Горько, но на всю Чечню и Ингушетию всего два священника. И в Пасхальную ночь только в Грозном и в Троицкой была служба.

По пути в Грозный на всех российских блокпостах раздавала куличи. Ребята удивлялись и радовались. Объясняла им, что это не просто хлеб с изюмом — это символ Великого Праздника. Многие знали про Первомай, а про Пасху забыли. Мы им напомнили.

Последнюю часть груза привезла на Северный в восемь часов вечера. За меня уже все волновались, переживали. Встретили радостно. Пледы почти все отдали в медсанбат, раненым. Часы — разведчикам, саперам. Куличи — в часовню. Спальники, шашки, шахматы — саперам и разведке. А еще мы передали подарки пекарям. Тем, кто кормит около 10 тысяч человек. Тонны мешков муки, теста, жара такая, что кожа лопается! Они все, кстати, худенькие очень. Им так приятно было получить часы и слова о том, что если они не накормят хлебом всех солдат, то успехов у тех не будет. Кто всему голова? Хлеб! Белый, душистый, в который вложена сила, душа молодых ребят-срочников со всей России. Честь им и слава! Они выполняют свой долг на своем месте, не менее важном.

Еле успела умыться — пошли ужинать. Дмитрий Саблин и Сергей Горохов говорили обо мне такие теплые слова… Защипало в горле...

Наскоро поужинав, ушла спать. Сказалось огромное напряжение всей последней недели: причастие и соборование перед поездкой, суета с погрузкой, телефонными звонками, перелеты, переезды, встречи, общение, новые впечатления. И конечно, поездка в Бамут... С боевиком, возможно, не только бывшим. Без всякой охраны. Зато с Богом, присутствие Которого в тяжелые для себя моменты ощущаешь просто физически. И с чувством исполненного долга: кто, если не я, не вы, подарит им радость, подарки, часть мирной жизни?

На прощальном ужине меня наградили знаком «За отличие в службе». Спасибо, конечно, но не ради этого я все эти годы была рядом с теми, благодаря кому мы можем строить города, растить детей, учиться и работать. Им, молодым, сильным, мы с вами нужны. Очень. И не только там, на Кавказе, а и здесь, в госпиталях. Особенно здесь, потому что сейчас они сами о себе позаботиться не могут. Им нужна забота, любовь.