1 и 8 января выйдет в эфир детская телеперача «Каля-маля» с участием ребят из приходской школы «Свет». Мы попросили рассказать о передаче автора — нашего прихожанина художника Валерия Митрофанова

— Валерий, сколько времени существует Ваша передача?

— Сама идея возникла лет семь назад, года полтора я ее вынашивал, и вот Господь сподобил выйти в эфир.

«Каля-маля» — это попытка сделать детский КВН, ток-шоу. Хотелось похулиганить в хорошем смысле этого слова и в то же время преподать детям какие-то уроки рисования в таком неожиданном мастер-классе. Хотя педагогического опыта у меня никакого нет, и я его приобретаю уже по ходу работы с детворой.

И еще было желание, чтобы хоть на экране взрослые с ребятами повозились — так, как в хороших семьях мамы и папы с детьми играют. Ребятишки-то у нас сейчас все сироты, даже при живых родителях. Вообще, на мой взгляд, детей надо рекламировать. У нас пиво рекламируют, еще всякие вещи, а детей не рекламируют совсем. А хорошо бы, чтоб на экранах наших телевизоров чаще мелькали симпатичные детские физиономии. Чтобы взрослые вспомнили, что кроме денег, кроме работы есть еще дети — и это самое главное.

Вообще по тому, как выглядят наши дети и старики, можно очень многое сказать об обществе. Я в основном в метро езжу, поэтому вижу, что читают люди, вижу, чем дети увлекаются. И видны последствия этого всего. Это, конечно, прискорбно, и вот сложилось так, что на своем месте я могу как-то это фильтровать.

— Ваша передача еженедельная?

— Да, телеканал ТВЦ собрал все детские программы, какие только может произвести, и все это, включая и нашу игру, выходит в одном блоке рано утром по воскресеньям, в то самое время, когда взрослые еще спят, а дети, натыкаясь на детскую передачу, все-таки смотрят, слава Богу, ее, а не новости. И ребята действительно нашу передачу знают, присылают нам письма постоянно.

— Как проходят передачи?

— Каждый выпуск мы стараемся делать разным по теме. По времени тоже разный формат бывает — от восемнадцати до двадцати пяти минут, потому что сделать интересную игру больше чем на пол-часа — это уже много, ни один телезритель не вынесет. Получасовой, двадцатипятиминутный формат — этого вполне достаточно.

Вообще-то по образованию я не режиссер, а художник, заканчивал Строгановку, работал как дизайнер телестудии, участвовал в оформлении нескольких каналов, и что-нибудь слепить, руками сделать, нарисовать — это мне знакомо. И вот подумалось, что если вспомнить историю искусств, какие-то промыслы, способы рисования, но адаптировать это под бытовую, домашнюю среду, то это может быть познавательно.

Ведь совсем не обязательно дома иметь мастихин настоящий, чтобы как Врубель писать. Можно разовым пластмассовым ножом написать картину обычной гуашью, и будет интересно. Или придумать еще более причудливые способы рисования: один, например, рисует голову, второй — туловище, третий — нижнюю часть какого-то персонажа из сказки, не сговариваясь, кого именно. И получается такой собирательный образ. В школе мы все обычно в это играли. У меня все друзья рисовали, и в последних классах во время всяких историй марксизма рисовалось много всякой ерунды. И это, в частности, тоже легло в основу одного из наших конкурсов. Я даже не предполагал, что столько всяких способов рисования придумается.

В каждой передаче мы предлагаем детям что-нибудь нарисовать, слепить на заданную тему, но при этом еще надеемся в процессе игры заодно преподать им урок какого-то рукоделия, объяснить, как это делалось. Например, технику трехцветной фрески в Древнем Египте, или в эпоху Возрождения в Италии, или как у нас фрески расписывались. Но передачу в менторскую превращать не хочется, поэтому об этом говорится в двух словах, а дети с удовольствием подхватывают тему. То есть практические навыки даются им между делом, потому что я помню по своему детству программы вроде «Выставки Буратино». Может быть, с точки зрения взрослого они и были интересны, но мне было совершенно неинтересно слушать лекции о том, как правильно рисовать, мне нужны были какие-то полезные игровые моменты. И я вижу на практике, что если в игру чуть-чуть привнести полезного, созидательного для детского развития, то между делом это «съедается» и остается в подсознании.

От участников нашей игры не требуется никакой специальной подготовки. Они в этом возрасте все художники, у них комплексов нет, и они очень хорошо излагают свои мысли в цвете, в пластилине, в объеме. Перед ребятами ставится задача — создать рассказ на какую-то тему. Вначале они его изображают, то есть делают иллюстрацию, а потом по ходу совместного творчества придумывается рассказ. Совместного потому, что команда — это три человечка, и, как правило, они советуются, что сделать, и или вместе рисуют картину, или по очереди, порой с завязанными глазами, а потом тут же придумывают рассказ.

Один мальчик Медузу Горгону через зеркало рисовал. В другой раз ребята над помидорами с огурцами издевались: при помощи всяких макаронных изделий пытались делать животных — оживляли натюрморт. «Натюрморт» — мертвая натура, вот давайте его оживим. Как? Взять вот этот кабачок, макароны приделать, уши из огурцов — получается уже живое существо, про которое можно что-то рассказать, наделить его какими-то свойствами. Всё, это уже не натюрморт. Конечно, тут главное — рассказ и то, что делается руками, но между тем все запоминают и что такое натюрморт.

Очень часто я использую какие-то моменты неожиданные: в водный пистолет можно цветную воду зарядить и сделать кляксу, а потом две разные команды превращают ее во что угодно, делают разных персонажей.

— В передаче участвуют дети, которые знакомы друг с другом?

— Да, это им дает возможность не комплексовать, забывать и про режиссера, и про камеру. На передачу приходит обязательно весь класс. Три человека от лица класса работают на площадке, участвуют в конкурсах, а с остальными мы во время этого рисования проводим ток-шоу, стараемся говорить на эту же тему. Так сложилось, что приглашаем мы всегда один возраст — детей от восьми до десяти лет. После десяти это уже не совсем детки, это отроки. Они уже начинают быть взрослыми и не так умилительны, интересны и забавны, как маленькие.

Было две игры и с детьми из нашей приходской школы — с первоклашками и с третьим классом. Подготовлены еще две. И во время этих игр выявилась совершенно очевидная разница между ребятами из храма и из обычных школ. Сейчас дети стали другими, произошло какое-то негативное изменение.

— За какой период Вы сравниваете?

— За то время, когда начал работать над передачей. Даже в течение пяти лет совершенно очевидно изменение в детях. Не знаю, может быть, это еще связано с моим сравнительно недавним воцерковлением, с тем, что на многие вещи я стал смотреть по-другому.

На одной из программ, сравнительно недавних, например, детки из четвертого класса прочитали мне целую лекцию о практической черной магии. Там первый конкурс был чижика-пыжика нарисовать, потому что мало кто знает, как выглядит этот литературный персонаж, он невнятно вырисован. А есть еще, говорю, такая абракадабра — не пойми чего. Но дети мне тут же рассказали, что это не что иное, как кабалистическое заклинание. Я-то понятия не имел, не просвещен в магии, а они так увлеченно об этом рассказывали. Я просто не знал, что делать. Хорошо, ведущий и музыканты с большим трудом помогли обойти эту тему.

В общем, детки стали, честное слово, взрослее и мрачнее, вплоть до колорита их рисунков. Мне это заметно. В свое время я пригласил на игру детдомовских детишек, но больше никогда этого делать не буду. Не потому, что я плохо к ним отношусь. Но из них очень сложно вытянуть что-то позитивное, и палитра такая же — они рисуют черными какими-то красками. Сейчас все больше и больше такой черноты.

— Вы выходите в прямом эфире?

— К счастью, нет, хотя, как правило, на съемке все идет гладко и нормально. Я никогда заранее не объявляю темы игры, в общих чертах только советую почитать какие-то книги, еще что-то, чтобы не было домашних заготовок. А то начинает как-то отдавать пионерским лагерем, или родители и учителя перестараются. Поэтому у нас это категорически запрещено.

Каждый раз перед съемкой я детям обязательно говорю, что есть некие темы, на которые мы не рисуем. Это, как правило, персонажи зарубежных мультфильмов и фильмов. Они спрашивают: «А почему?» Говорить о том, что мы с ними в какой-то конфронтации находимся, я не хочу, поэтому объясняю очень просто, думаю, что это объяснение до них доходит: «Из коммерческих соображений, потому что это будет реклама». — «О! Тогда конечно! А про кого можно?» — «Про Чебурашку».— «А это что, не реклама?» — «Нет, за давностью лет это уже классика». И перечисляю то, что называется классической детской литературой начиная от «Золотой рыбки», народных сказок и заканчивая современными — «Волшебник Изумрудного города», «Винни-Пух». Там действительно неисчерпаемое поле для фантазии и нет ничего такого, что могло бы увести в сторону. А это очень быстро происходит среди детей. Учителя, наверное, хорошо это знают, я в этом тоже убедился: стоит одному что-то такое ляпнуть — и тут же все скатывается. Поэтому на ведущего передачи ложится большая ответственность, он уже интуитивно должен чувствовать, когда начинается какой-то уклон в сторону.

— И он справляется с ситуацией?

— Более или менее. Кроме того, у него в ухе всегда сидит радио-петля, мы с редактором с ним постоянно на связи и насколько возможно тоже контролируем ситуацию: «К этому мальчику больше не подходи, лучше подойди к этой девочке, поговори с ней об этом»,— потому что видим, у мальчика глаза не хорошо забегали, начинает его куда-то уносить. Ситуацию легко из-под контроля выпустить, но потом тяжело вернуть назад. Конечно, черная магия — это крайность, хотя современные дети все немножко демонизированы. Все то, что они видят по телевизору, в них очень быстро впитывается.

Ну что еще рассказать? О плохом-то не хочется, но я точно могу сказать, что наша православная школа на общем фоне выглядит намного привлекательнее.

— Как бы Вы эту разницу определили?

— Очень просто, дети сами за себя говорят. Участникам игры было предложено продолжить сказку о старике и старухе: что с ними дальше было. И хорошо, что я заранее спросил у команды, которая соревновалась с нашими детьми: ребята, а как вы себе это мыслите? Они тут же сказали: о, мы уже придумали — дед продулся в казино, бабка тоже чего-то там. То есть то, что родители по сериалам смотрят и в новостях, они все тут же выложили. Пришлось притормозить съемку и придумывать им некую историю, какая мне пришла в голову.

С перепугу с нашими детишками я даже не успел поговорить и во время игры с замиранием сердца ждал, что они скажут. Но они очень здорово придумали. Замечательно было сказано о том, что, во-первых, старик тоже виноват, потому что зачем было старуху слушаться: он, в конце концов, глава семьи, и нечего прихоти ее исполнять. Потом еще рассказали, как у старика со старухой все было плохо, но после всей этой истории они все-таки решили помириться. И как только помирились, старуха прямо на следующее утро нашла клад в огороде. Они на эти деньги и дом себе выстроили, и дед моторную лодку купил и рыбной ловлей больше уже не занимался, только как хобби. Старость у них была обеспечена — стоило только помириться. Это такая главная линия была.

И про золотую рыбку была версия. Ведь неизвестно, что это за персонаж, кто она такая и чем занимается в свободное от творения чудес время. Так ребята целый мир подводный придумали, где эта рыбка, конечно, главная царица морская. И интересный момент: как в любом царстве, там тоже не все было гладко, донимали его какие-то зловредные крабы, и с этими крабами боролись рыбы — слуги золотой рыбки. Ведущий еще каверзный вопрос задал: «Ну, если рыбка все может, сделала бы так, чтобы не было этих крабов». Ребята говорят: «Нет, она не может так поступить, она не использует свои чары, свои силы никому во вред, даже врагам». То есть совершенно христианский ответ. Конечно, приятно слышать такие вещи от маленьких детей.

— И часто Вас радуют подобными ответами?

— Нечасто, тем особенно это драгоценно, когда их слышишь. И не всегда от воцерковленных детишек. Года два назад как-то промыслительно в пасхальное воскресенье детишки что-то мне про масленицу начали рассказывать, причем в этой масленице принимала участие вся какая только бывает отечественного разлива нечисть: Баба-яга, Кощей Бессмертный — все эти персонажи. Но они оказались очень благочестивыми, потому что собирались поститься сорок дней, чтобы потом пироги печь на Пасху. И ребята рассказали, какие пироги пекут на Пасху, потом поздравили всех с Воскресением Христовым хором. Очень хорошая передача была.

— Есть ли у Вашей игры какие-то воспитательные или просветительские цели?

— По большому счету наша задача в том, чтобы дети увидели своих сверстников в лучшем качестве. Всё. Я не ставил никакой большой задачи просветительской. Это игра, где дети видят своих сверстников в таком виде, в каком нам бы хотелось. Конечно, можно было эту игру сделать более интеллектуальной. Не знаю, может быть, мне не хватает моего интеллекта. И потом, детей должны воспитывать прежде всего родители и школа, а от телевизора этого ждать, от этого ящика... Не знаю. Я его для себя вообще три года назад исключил, у меня даже антенны нет — отрезал у входа в квартиру, потому что понял, что не хочу фильтровать эту информацию. Я человек эмоциональный и при виде Повзнера, например, внутри взрывался. Ну а зачем взрываться-то? Стоит оно того? И потом, я не успевал причащаться. Поэтому телевизор у меня теперь как монитор от видеомагнитофона работает, а свои передачи я на монтаже вижу, и все. Мама у меня тоже в церковь ходит и прекрасно живет без телевизора. Мне говорят, что иногда там что-то стало появляться. Ну, думаю, и слава Богу.

Просто раз уж дети смотрят телевизор, раз уж я оказался к этому делу причастен... Негативное-то воздействие телевидения очевидно, и его надо исключать. Если взять нормального человека, не совсем свихнувшегося, ему просто неприлично говорить, что он по телевизору что-то видел, в газете читал. Все стараются как-то бравировать этим: «А, я его не смотрю!» — даже если иногда смотрят. Всем понятно, что это источник дряни, гадости.

— И телевизионщики так считают?

— Но я не совсем телевизионщик. «Каля-маля» по договору с каналом делаю, а в Останкине появляюсь по необходимости, может быть, раза три в год. Мне там как-то душновато. Те люди, которые там плавают как рыбы в воде, совершенно другие по внутреннему устроению. Хотя появился уже православный канал, но боюсь, что на сегодня профессиональных телевизионщиков, которые смогли бы целый канал производить, обеспечить его круглосуточное вещание, пока нет. Даже если были бы очень большие деньги, чтобы перекупить тэвэшников, они все равно не смогут этот дух прочувствовать, потому что не видят тех вещей, которые для нас с Вами очевидны.

— И тем не менее начало положено, православный канал уже создан, его многие смотрят, и есть очень хорошие отклики. Кроме того, существует ведь православное кино, в котором тоже специалисты работают — операторы, режиссеры, редакторы.

— К сожалению, далеко не все эти фильмы на сегодняшний день отвечают профессиональным требованиям. Представим себе телезрителя с пультом в руке — вот он сидит, что-то жует, но ведь он по фрагменту уже, ассоциативно может понять, насколько эта картинка привлекательна или нет, стоит эту передачу смотреть, остановить на ней внимание или нажать на другую кнопку. А это зависит от монтажа, от операторской композиционной работы, от озвучки, от компьютерной графики — из всего этого собирается некая переваренная духовная пища, уж не буду ее своими словами называть. И если она хорошо подана, хорошо переварена, так что вообще ничего думать не надо, то она и притягивает. На НТВ очень ловко делают сюжеты, как-то одним духом это все полнится, и зритель уже сам мимикрирует в этот дух и смотрит только это. И очень сложно этих людей внутренне перестроить для того, чтобы они с таким же мастерством делали передачи на абсолютно противоположные темы.

У меня есть очень хороший друг, на моих глазах воцерковляется. Профессиональный режиссер, большая умница, человек порядочный. Он говорит: «Я уже больше там не могу!» Его сердце и душа к Церкви тянет, он на проповедях отца Димитрия зреет, все это здорово, и он хочет помочь, он предлагает свои услуги, почти забесплатно готов, за минимум. Взялся на самую животрепещущую тему делать фильм — о семье. И никак не можем сдвинуться. За это время можно было два таких фильма выпустить, но нет, не может перешагнуть через себя, через какие-то вещи. У него два ребенка, и понятно, что нужно было бы, как нормальному православному христианину, сколько Бог дает, столько и иметь. Но у него другой взгляд на жизнь. И как он может снимать фильм о семье с позиций Православия? Вроде бы и хочет, но у него же другой подход: «Зачем столько детей, я с этими не знаю, что делать. А если много, то как это?!» И никак мы не можем преодолеть этот барьер, топчемся на одном месте. И я очень хорошо его понимаю, я сам еще, может быть, года два назад не все вмещал в себя. Все вместить — это большая работа. И вот даже такому золотому человеку это трудно — он славный очень парень, мы с ним пуд соли слопали, и я вижу, что у него вектор нужный появился, и боюсь помешать, боюсь у него под ногами путаться.

Так что это довольно длительный процесс, даже для режиссера уже матерого, уже что-то умеющего, с опытом. Но чтобы он применил этот опыт во славу Божию, должно произойти внутреннее изменение. Может, в отдельно взятых случаях оно происходит сразу, как с благоразумным разбойником. А может, и нет.

— У нас на приходе очень много талантливых людей, высоких профессионалов в разных областях. Неужели телевидение — это какая-то особая, закрытая для верующих зона?

— Нет, это не закрытая зона, но там невероятно низок процент людей воцерковленных, потому что происходит как бы естественный отбор. Конечно, события так развиваются, в такое бурное время мы живем, что через год может возникнуть совсем иная ситуация. Дай Бог.

— На этой оптимистической ноте мы и закончим. Спасибо за беседу.