C 29 января по 3 февраля в Москве под почетным председательством Святейшего Патриарха Алексия прошли XIV международные Рождественские образовательные чтения на тему «Школа и Церковь — традиции и реформы образования».

Предлагаем вашему вниманию доклады, прозвучавшие на открытии Чтений и пленарных заседаниях.

Ваши Высокопреосвященства, Ваши Преосвященства, многоуважаемые представители власти и государственных структур, уважаемые деятели науки и культуры, досточтимые отцы, уважаемые представители науки и высших учебных заведений, дорогие братья и сестры!

Сердечно приветствую участников XIV Рождественских образовательных чтений и поздравляю с минувшими великими праздниками, к которым приурочено проведение настоящего форума — Рождеством Бога и Спасителя мира Иисуса Христа и Крещением Господним.

В этом году основная тема Чтений — соотношение и взаимодействие образовательных и церковных институтов в целях сохранения и упрочения вековых традиций российского образования и получения наиболее продуктивных результатов проходящих в данной сфере реформ. Думаю, что все согласятся с тем, что духовно­нравственное возрождение нашей страны невозможно без развития соответствующей системы народного образования, обеспечивающей свободный доступ к национальному и мировому культурному и духовному наследию.

Православная Церковь рассматривает функцию образования не только в предоставлении человеку суммы знаний, соответствующей его возрасту и интересам общества, но и в создании условий для духовного становления личности. В соответствии с этим под образованием понимается непрерывный процесс, имеющий корни в прошлом и ведущий в будущее, цель которого — обеспечение связи поколений, передача знаний и традиций и, в конечном итоге, создание условий для целостного духовного, интеллектуального и культурного развития как отдельной личности, так и всего общества в целом.

Образование, как одна из функций общественного развития, определяет эффективное взаимодействие всех его составляющих. Поэтому очевидно, что социальное партнерство религиозных организаций и государственных образовательных учреждений востребовано сегодня как никогда ранее, особенно при выработке ценностных ориентиров у подрастающих поколений.

На наш взгляд, христианские духовно­нравственные ценности, закладываемые в процессе образования, составляют фундамент гармоничного развития личности и являются столь же неотъемлемым достоянием народов России, как и памятники материальной культуры. Если государство признает в качестве национального достояния православные храмы, иконы, причем оставляя эти культовые сооружения и церковные святыни в своей собственности, возникает вопрос: почему в нашей стране до сих пор отсутствует государственное и общественное признание ценности религиозного образования? Почему, как и в годы государственного атеизма, мы встречаем столь активное противодействие преподаванию в школах предмета «Основы православной культуры и этики», а дипломы выпускников богословских учебных заведений или ученые степени, полученные в духовных академиях, по­прежнему не признаются государством?

Нам уже неоднократно приходилось говорить, выступая перед самыми высокими аудиториями, что, к сожалению, в существующей законодательной базе Российской Федерации до сих пор практически полностью отсутствует правовое регулирование негосударственного сектора образования, в том числе и религиозного. Как результат в России, в отличие от большинства европейских стран, не разработаны правовые основы государственного признания и поддержки религиозных образовательных учреждений и преподавания основ знаний о религии в школе.

Кому­то покажется странным, что религиозные организации претендуют на государственную поддержку своих учебных заведений. Но сегодня всем нам необходимо осознать, что сфера образования — это один из важнейших элементов становления гражданского общества в России, а священнослужители и верующие граждане России — это его интегральная часть. И дело даже не в их числе, хотя оно весьма велико, а в их праве, как граждан демократического государства, получать государственное и общественное признание своей деятельности.

Мы глубоко убеждены, что наша общая забота о будущем нашего Отечества не может быть отделена от попечения о воспитании подрастающего поколения, равно как и от вопросов подготовки высокообразованных, профессионально подготовленных специалистов, обладающих мощным интеллектуальным потенциалом и способных достойно представлять российскую науку на международном уровне.

Апостол Павел, обращаясь с посланием к солунским христианам, призывает их, испытывая все возможное, держаться исключительно доброго (ср.: 1 Фес 5. 21). Следуя этому мудрому не только в духовном, но и в житейском отношении совету, сегодня необходимо с особой внимательностью рассмотреть и оценить процессы, происходящие в области образования и воспитания и выработать наиболее эффективные методы взаимодействия школы и Церкви для решения наиболее острых вопросов современности.

Вполне очевидно, что прочная и целостная структура, каковой, без сомнения, призвана стать образовательно­воспитательная система, не может быть выстроена на непрочном фундаменте, лишенном глубокой и взаимопроникающей связи с исторической, культурной и духовной почвой, на которой возрастало величие русского народа.

Наиболее ярким отражением памяти наших современников о великих событиях прошлого стало торжественное празднование в минувшем году ряда исторических юбилеев, явившее неразрывную внутреннюю связь многих поколений россиян и нашедшее живой отклик у широкого круга общественности. Наиболее значимыми датами этого ряда стали юбилейные торжества в честь 60­летия Победы в Великой Отечественной войне, 625­летия Куликовского сражения, 300­летия просвещения Камчатки светом Православия, первое празднование Дня народного единства. Масштаб и резонанс прошедших мероприятий с очевидностью продемонстрировал, что исторический опыт и героическое прошлое нашего Отечества положительно воспринимаются молодым поколением россиян, и это должно послужить добрым основанием для созидания нашего общего будущего.

В то же время выработка новых стратегий образования и воспитания, учитывающих необходимость перестройки системы ценностей,— это сегодня, пожалуй, наиболее сложная, но и наиболее важная задача. Она не достаточно осмыслена, и поэтому существенна сама ее постановка, требующая критического анализа уже привычных и наработанных подходов. При этом мы должны помнить, что наша страна уже проходила через соблазны построения «нового мира». Творцы светлого будущего уже обещали нашему народу, что «мы наш новый мир построим» — всем нам хорошо известен печальный итог этого строительства. Поэтому на очередном этапе своего исторического бытия мы ни в коем случае не должны повторять этих ошибок. Совершенно очевидно, что нельзя найти или изобрести какие­то принципиально новые ценности бытия, отличные от тех, которые были положены в основу плодотворного развития нашей страны с момента ее возникновения. В то же самое время обществу необходимо проникнуться идеей духовного обновления жизни, к которому и призывает Православная Церковь.

Поэтому когда мы говорим о возрождении православных традиций образования и воспитания, мы не должны понимать под этим только восстановление исторически существовавших форм православного образования — таких, как воскресная школа, православная гимназия, духовная семинария и академия и т. д. Сегодня нельзя понимать православное воспитание и образование только в узком смысле и ограничивать эти понятия только специальным образованием — традиционным духовным или современным теологическим. Необходимо признать, что в настоящее время главной задачей православного воспитания и образования является формирование целостного христианского мировоззрения у подавляющего числа жителей страны.

Можно сказать, что в наше время традиционные социальные институты, такие, как семья, школа и религиозная община, уже зачастую не оказывают решающего влияния на формирование мировоззрения людей, особенно молодого поколения. Огромное значение для формирования системы ценностей современного информационного общества имеют средства массовой информации. Не учитывать этого фактора нельзя, в противном случае все усилия изменить нравственную ситуацию в сфере образования и воспитания будут сведены на нет. Сегодня необходимо всерьез поставить вопрос о том, чтобы деятельность СМИ соответствовала национальным интересам России и других стран ближнего зарубежья.

Поэтому когда мы говорим о возрождении традиций православного образования, мы должны иметь в виду не только дальнейшее развитие исторически существовавших форм, о которых уже упоминалось выше, но и поиск новых форм адекватного свидетельства духовно­нравственных ценностей Православия нынешнему поколению наших современников. По сути дела, сегодня речь идет о формировании новых традиций православного образования, использующих современные информационные технологии и учитывающих мировоззренческие установки современных людей.

В наше время очень опасно и неэффективно идти по пути запретов, хотя в целях духовной безопасности государство и должно налагать ограничения на показ фильмов и передач, пропагандирующих безнравственный образ жизни. Нам необходимо приучать молодежь разбираться в разных мировоззренческих системах, представленных сегодня в обществе, и осознанно совершать выбор духовных ценностей, укорененных в религиозном мировоззрении, традиционном для подавляющего большинства граждан нашей страны.

Неотъемлемой частью образовательного процесса, той средой, в которой он проходит, является семейное и общественное воспитание. Если ребенок в семье встречает к себе полное равнодушие, а за пределами школы его окружает мир, где в общественном сознании отсутствуют нравственные христианские ценности земного бытия, такие, как «не убий», «не укради», «не прелюбодействуй», мы не достигнем желаемых результатов в духовно­нравственном становлении личности, а в молодежной среде будут привлекательными такие пороки, как жестокость, преступность, наркомания, половая распущенность.

Семья, школа и духовно­нравственное состояние общественной жизни — вот очевидные приоритеты для государства и Церкви, поле для активного нашего сотрудничества. На наш взгляд, сегодня как никогда важно спланировать и совместно осуществить конкретные меры, направленные на воспитание у детей и молодежи уважительного отношения к социальному институту семьи, ориентацию на традиционные духовно­нравственные ценности в сфере брачно­семейных отношений, создание в будущем устойчивой многодетной семьи. В духовном образовании мы видим серьезную государственную задачу подготовки будущих священнослужителей, способных повлиять на нравственную атмосферу в приходской общине, а через нее в семье и обществе, способных быть духовными лидерами для молодых людей.

Учебные заведения, государственные и церковные,— это место, где будущие члены общества и Церкви получают образование и воспитание. Но только тогда мы сумеем достигнуть желаемой стабильности и баланса сил в обществе, когда молодые люди, обучающиеся в разных типах учебных заведений, в реальности не будут отделены друг от друга, а будут учащимися единой национальной системы образования.

К сожалению, сегодня можно наблюдать тревожные тенденции, проявляющиеся в отчуждении определенной части наших сограждан от духовных ценностей, традиционно присущих русскому народу и оказавших огромное влияние на формирование менталитета и всего мироощущения наших соотечественников. Наиболее ярким проявлением этих тревожных симптомов является стремление некоторых средств массовой информации и общественно значимых персон к внедрению в сознание наших современников одностороннего, ущербного понимания фундаментальной характеристики российского государства, зафиксированной в Конституции и определяемой термином «светскость». Несмотря на очевидную противоречивость атеистического толкования данного понятия, вступающего в прямое противоречие с принципом свободы совести, зафиксированном в том же Основном законе, подобные тенденции продолжают играть свою неблаговидную роль, формируя в обществе атмосферу социальной напряженности и становясь причиной мировоззренческой и этнической нетерпимости.

Посеянный таким образом соблазн приносит свои горькие плоды. Несмотря на все усилия Церкви по приобщению молодого поколения к духовно­нравственным основам нашей страны, Православие до сих пор лишено эффективных, действенных механизмов для достижения положительных результатов в решении социально и культурно значимых задач.

Убежден, что только консолидация усилий в деле просвещения станет залогом укрепления государства и стабильного экономического роста страны, позволит каждому человеку и всему обществу обрести внутренний стержень, выстроить нравственную систему ценностей, возвышающую человеческую жизнь ощущением причастности к Вечному.

Наряду с перечисленными выше проблемами важнейшее значение имеют вопросы, требующие обсуждения в ходе работы Чтений на пленарных заседаниях и отдельных конференциях, к которым прежде всего необходимо отнести вопросы соотношения роли школы, семьи, общества и Церкви в деле воспитания человека. Следует рассмотреть различные исторические аспекты становления образования в православном пространстве, обсудить варианты взаимодействия церковных и общественных институтов на поприще просвещения.

Особого внимания заслуживает проблема защиты жизни и здоровья подрастающего поколения, а также тема взаимоотношения Церкви с такими областями жизни человека, как культура и наука. Вместе с тем необходимо самым пристальным образом рассмотреть вопрос о взаимодействии Церкви, Армии и иных силовых структур. Деятельность духовенства в воинских подразделениях должна стать залогом ответственности, внутреннего мира и взаимопонимания в армейских коллективах, дабы сама возможность повторения случаев, подобных тому, что произошел в Челябинске, была совершенно исключена из жизни военнослужащих.

Надеюсь, что настоящий форум внесет достойный вклад в дело возрождения духовности в нашем Отечестве и по сложившейся за последние годы традиции станет значительным событием в церковно­общественной жизни страны.

Молитвенно желаю всем участникам Рождественских чтений помощи Божией и плодотворных трудов на благо Церкви Христовой и наших народов.

Ваше Святейшество! Уважаемые участники Рождественских чтений!

Позвольте от души всех поприветствовать. Поблагодарить организаторов этого крупнейшего образовательного форума.

Значение православного воспитания и образования, взаимодействие Церкви и государства в различных сферах общественных отношений трудно переоценить. Не сомневаюсь, что Рождественские чтения станут неординарным событием. В основе его стало Патриаршее богослужение в храме Христа Спасителя. Безусловно, это знаменательно для каждого участника Чтений. Подобное начало вселяет надежду на успех нашего общего дела.

Для меня как Генерального прокурора и как мирянина Русской Православной Церкви, а равно для миллионов моих единоверных соотечественников далеко не безразлична судьба нашей России, которая в моем сознании отождествляется с Православием и верой, с пониманием того, что только обращение к вечным и непреложным христианским истинам способно предоставить подлинные перспективы возрождения народу России, обрести людям подлинный смысл своего бытия и спасение.

Но к сожалению, ряд ключевых позиций и даже целые пласты современной российской жизни, которые, как мне кажется, уже давно должны быть освоены и облагорожены Православием, остаются пока в запустении и не обогащены нормами христианской нравственности. Скажу больше: а много ли в России тех, кто готов признать простую истину: большинство наших проблем, какую бы сферу жизни ни взяли, связаны с нравственностью. А точнее — с ее отсутствием. Ответ тоже, к сожалению, известен.

Между тем забвение именно духовности — главный источник наших бед и нашей слабости. Иначе не понять, почему Россия — крупнейшая по численности населения и территории европейская страна, обладающая практически неистощимыми природными, людскими, интеллектуальными ресурсами, пребывает в таком жалком состоянии. Возьмите бизнес, богатство, собственность.

Воинствующий атеизм коснулся трех поколений. Это привело к тому, что хозяйство перестало быть, по определению русского философа Булгакова, «явлением духовной жизни в такой же мере, в какой и все другие стороны человеческой деятельности». Возобладал культ богатства без чести.

Но возрождение предпринимательской свободы, восстановление безусловного права человека на собственность нельзя вырывать из системы ценностей, в которой богатство есть результат созидательного труда, а труд — это долг перед Богом и людьми. Только тогда естественное стремление к материальному достатку «умеряется» влиянием высших нравственных принципов. В Евангелии недвусмысленно сформулирована цель жизни человека: «Ищите же прежде Царства Божия и правды Его» (Мф 6. 33). Столь же ясно сформулирован и принцип ее достижения: «Никто не может служить двум господам: ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне» (Мф 6. 24).

Мы все бываем на Западе. Богатый человек там называется бизнесменом, у нас — олигархом. Спрашивается — почему? Да потому, что крупные состояния там зарабатывались либо целыми династиями, как, скажем, Дюпоны, либо, как в случае с Биллом Гейтсом,— уникальными мозгами. Можно было бы гордиться, если бы миллиардером у нас стал известный на весь мир конструктор Калашников. Однако, увы, в нашем Отечестве многомиллионные суммы подчас являются результатом неправедных дел.

Говоря об этом, я, безусловно, не имею цели стричь всех, что называется, под одну гребенку. И рад тому обстоятельству, что сегодня можно привести не один пример поступков и действий представителей современного бизнеса в лучших традициях Третьяковых, Мамонтовых, Морозовых.

Преступник должен нести ответственность. Прокуратура и другие правоохранительные органы принимают к тому меры. Эти меры не всегда адекватны сложившейся ситуации. Но победить зло можно лишь соединением усилий всего общества и возрождением духовных устоев, которые во все времена скреплялись верой и воспитанием.

Сегодня нужно не просто вести речь о воспитании. Сегодня важно в каждом воспитать гражданина, который понимает и принимает цель своего государства. Если этого нет, нет и гражданина. Выдающийся русский философ Иван Ильин писал, что «такой человек может быть в стране, работать или торговать, но в чем же будет выражаться его гражданство, если ему нет дела до интереса, до цели, до задания, до судьбы данного народа и государства? Он явно будет пользоваться удобствами жизни и правами; но не будет нести ни обязанностей, ни бремени, ни ответственности; он будет паразитом, или приживальщиком, или, в лучшем случае, гостем, но не гражданином. А чтобы стать гражданином, он должен будет принять интерес государства так, как он принимает собственный».

Глубоко убежден в том, что именно такое воспитание должно быть направлением не только системы государственного, но и духовного образования. Начинать его необходимо в семье и в школе. Семья — единственный воспитательный институт, нравственное воздействие которого человек испытывает на протяжении всей жизни. В семье ребенок учится ответственности за свое поведение. Именно ответственность выступает ограничителем свободы, которая в ее сегодняшнем виде нередко выступает как свобода субъективного произвола. Воспитание ответственности помогает не потерять моральные качества личности, необходимые ей для правильного выбора между добром и злом.

Сегодня реализовать идею духовно здоровой семьи чрезвычайно сложно. Люди часто далеки от сознательного исполнения родительских и гражданских прав. Но это не значит, что надо опускать руки. Система религиозного образования должна начинаться со школы, когда душа ребенка открыта. Принципиально важно, какие ценности войдут в его духовный мир. Что это будет: бесноватый нацизм, власть золотого тельца или, наоборот, ответственное отношение к собственной жизни, умение соотносить ее с жизнью других людей?

Правоохранительные органы, в том числе прокуратуру, нередко упрекают в том, что мы слабо противостоим проявлениям экстремизма и ксенофобии. Не могу сказать, что эти упреки безосновательны. Зачастую правоохранительные органы работают в режиме реагирования на свершившиеся факты. Но каждому понятно, что силовыми средствами терпимости в межнациональных отношениях не добиться. Поможет духовное воспитание и образование. Между тем противников введения в школьный курс основ религии, как известно, немало. А среди них, как мне кажется, больше всего тех, кто как раз критикует всех и вся за слабость борьбы с экстремизмом.

Огромное значение имеет взаимное проникновение и взаимное обогащение государственного и духовного образования. Не раз высказывались предложения о необходимости через государственную поддержку открыть в университетах теологические факультеты. Это даст молодому поколению россиян в ходе студенческого общения ближе соприкоснуться с богословием и традиционными духовными ценностями. Не лишены практического смысла предложения о введении в учебные планы вузов проблемных курсов, на которых обсуждались бы мировоззренческие, этические, философские и иные вопросы из ряда «в чем состоит смысл жизни». Давно можно было бы разрешить и проблему признания дипломов и ученых степеней духовных школ Русской Православной Церкви. Это, несомненно, расширит участие священнослужителей в светском просвещении.

Иными словами, духовно­нравственное состояние общественной жизни, образование и воспитание на современном этапе развития — несомненные приоритеты для государства и Церкви. Ибо пустота и хаос в духовной жизни, которые появились как результат отклонения от традиционных ценностей, привели к духовному обнищанию, упадку религиозного духа, падению нравов.

В своей горькой прокурорской практике мы сталкиваемся с одной и той же ситуацией. Как только в человеке исчезает духовность, как только его съедает своекорыстие, спекулятивное отношение к миру, он становится на путь преступления.

Конечно, в этом деле нельзя отрицать влияние неблагоприятных социально­экономических факторов, не учитывать слабость государственной власти. Но главным источником преступления является помраченное состояние человеческой души. «Из сердца исходят злые помыслы,— говорится в Евангелии,— убийства, прелюбодеяния... кражи, лжесвидетельства, хуления» (Мф 15. 19).

Правовое государство неосуществимо, если не будет понятия «неблагородный поступок», который оценивается мерой добра и зла. Давно известно: честный человек останавливается гораздо раньше, чем вступает в силу закон. А благородный человек — еще ранее.

Не мной сказано: «если у общества утрачено понятие греха и стыда, то порядок в нем может поддерживать только полицейский». Но и сам полицейский появляется не из пробирки. Он плоть от плоти представитель того самого общества, у которого нет понятия греха и совести. Отсюда и «оборотни», мздоимство, злоупотребления и другие прегрешения.

В том, что наше общество больно, не сомневается никто. Общество надо лечить. Лечить самыми разнообразными средствами, среди которых не последнее место должен занимать контроль за соблюдением стандартов поведения человека. Стандартов, которые исключают использование прямо или косвенно должностного положения в корыстных и иных личных целях.

Указами Президента России и другими нормативными актами по каждому ведомству определен перечень должностей госслужбы, квалификационные требования, порядок назначения, аттестации, переназначения и т. п. Это сделано для того, чтобы в ходе административной реформы должности госслужбы заняли не только компетентные, но главным образом чистые помыслом и сердцем люди, действия которых будут прозрачны и контролируемы обществом. И если недостатка в правовой регламентации нет, то есть, к сожалению, дефицит исполнения требований нормативных актов.

Эта проблема, не сомневаюсь, будет преодолена. Но при условии, что и здесь будет поставлен духовный заслон, если все мы повернемся к истокам нравственности, к пониманию духовной природы правонарушений. Это даст нашему обществу лекарство для их одоления. Архиважно пастырское попечение о тех, кто находится на государственной службе. При отсутствии у них нравственного идеала никакие меры принуждения, устрашения или наказания не смогут остановить злой воли.

Дорогие друзья! Мне бы очень не хотелось, чтобы участники Рождественских чтений восприняли мое выступление как констатацию только негативных моментов общественной жизни (хотя по долгу службы именно с ними приходится больше всего сталкиваться). Российское общество в целом отнюдь не утратило своих устоев полностью. Не только социологические исследования, но и практика сегодняшней жизни фиксируют мощную инерцию традиционных ценностей, которые выросли из христианства. В массовое сознание возвращаются установки, утверждающие превосходство духовных начал над внешним устроением жизни и неограниченным стремлением к благам материальным.

Это обстоятельство позволяет надеяться на оздоровление страны тем, кому нужны не великие потрясения, а великая Россия со здоровой экономикой и здоровым обществом, с нацией — творцом собственной истории. Но без деятельного сотрудничества православных мирян, ответственных граждан России — будь то государственный чиновник, ученый, предприниматель, приходской священник — этого не достичь.

Политики, депутаты, ученые много говорят о необходимости консолидации здоровых сил общества, о единстве. Призывают к единству многие, если не все. Но, как часто бывает, каждый мнит центром только себя. А ведь требуется иное: объединиться вокруг имени Божьего, чтобы с верой делать добрые дела для России, для людей, для самих себя. Вот почему для меня своеобразным девизом являются слова из второй главы Соборного послания апостола Иакова: «Вера без дел мертва». В этой чеканной формуле Священного Писания немалое поприще для приложения сил всякого основательного российского гражданина, всякого православного человека.

Мне представляется, что каждый должен определить для себя: если покаяние — это деятельное покаяние. Если соборность — это деятельная соборность, а не провозглашаемая на словах. Уверен, мы не настолько утратили веру и не настолько лишились понимания слов Спасителя, чтобы не применить эти слова в своей жизни.

И несколько слов в заключение. Рождественские чтения проводятся в дни празднования Рождества Христова. В тропаре этого праздника красной нитью проходит мысль о том, что благодаря рождению в мир Спасителя людям «воссиял свет разума», то есть человечеству открылась возможность разумного богопознания. Познания как на основании Божественного откровения, так и естественного порядка вещей.

Так неужели мы эту возможность не используем?

Спаси Господи!

Ваше Высокопреосвященство и все досточтимое собрание!

Мне вспоминается, как когда­то очень давно я читал «Пятнадцатилетнего капитана». Люди собрались, наметили хорошие высокие планы, оборудовали корабль; затем какой­то паршивец подложил под компас топор — и великолепный корабль с хорошей целью поплыл совсем не туда. Вот искушение!

Знаете ли, мне кажется, когда мы говорим о принципах православного воспитания личности, то первейшей задачей является уяснение того, чего мы хотим. Конечно, все мы хотим, чтобы высокие ценности, которые мы постоянно поминаем, стали нашей реальностью. Это великолепно! А как их достичь? А что это такое? Ведь легко нарисовать прекрасные картины и приятно на них смотреть. Если же говорить о православных принципах воспитания личности, то мне кажется, что один из самых первых и необходимых — это принцип, который сильно расходится с гуманистическим пониманием человека и всего общества.

Этот гуманистический взгляд на общество и человека предполагает, что мы развиваемся, что мы идем все выше. Предполагает такие прекрасные ценности, как любовь к человеку и справедливость. Кажется, все хорошо. Но здесь заложена глубочайшая ошибка, вызванная тем, что полностью предано забвению христианское понимание человека. Христианство говорит неприятные вещи, неприятные как в плане личном, так и в плане общественном. Оно говорит о том, чт€о существует в реальном человеке, каков каждый из нас, и все общество, и все человечество в целом.

«...Ах! две души живут в груди моей и рвутся врозь и жаждут разделенья...» С одной стороны, действительно мечта о прекрасном, нравственном, высоком — с другой стороны, непреодолимое тяготение к таким вещам, о которых, помните, писал Федор Михайлович Достоевский: «О, если бы только открылось то, о чем я не скажу не только знакомым, не только друзьям, не только самым близким родным,— о том, что я от самого себя скрываю. Если бы только это открылось! Так пошло бы такое зловоние, что и дышать­то нам было бы невозможно!» Великий психолог, христианнейший писатель, как глубоко он усвоил себе христианский взгляд на человека! В нас присутствует и то, и другое: и добро и зло.

Задача воспитания, первейшая задача аскетики (не надо пугаться, это простая наука: «аскео» значит «упражняюсь») — не что другое, как то, чтобы человек грешный увидел свои грехи, увидел, что он совсем не то, что он думает о себе. Вот то, без чего невозможно дальнейшее развитие личности. Первое: человек должен принять, понять и осознать, что в нем два начала. Причем теоретически это достаточно легко принять, теоретически я признаю, что во мне есть дурное. А практически? Ведь каждый знает, что я никогда виноват не бываю, всегда виноват он, или она, или они, или оно, но не я. И первый важнейший принцип, который надо воспитывать с детства,— это показать человеку, что в нем есть и то, и другое, и привить к этому правильное отношение. Первейшая задача — увидеть, что во мне есть что­то, что совершенно не соответствует ни моим идеалам и ничьим идеалам не соответствует.

Как она достигается? Вот это очень важный вопрос. Христианство предлагает метод не философски умозрительный, а опробованный в течение всех двух тысяч лет, которые оно существует. Метод заключается в том, чтобы каждый попробовал наконец стать тем человеком, о котором мы так хорошо говорим: любвеобильным, справедливым, доброкачественнейшим. Но вот я этого хочу! Все, с завтрашнего дня я не буду лицемерить! Слышите? Я ни на кого не буду наговаривать, не буду сплетничать, не буду завидовать, не буду осуждать. С завтрашнего дня. Ясно?! Только проснулся — телефон: «Алле. Ах, это он такой? Да я его... Ай­я­яй!» — и весь взорвался.

Поэтому это важный принцип, на который мы, к сожалению, часто не обращаем внимания, мы не видим в себе этого дурного семени. Но без осознания этого, без опытного уяснения в себе, без опытного видения в себе невозможно правильное становление личности. Невозможно, если я не буду знать способа, с помощью которого я могу увидеть в себе не только то доброе, но и то дурное, что, оказывается, во мне есть. Христианство говорит об этом, оно говорит о новом и ветхом человеке. Ветхий, дурной человек, изветшавший! Изветшавшую одежду нужно выбросить. Но как это увидеть? Задача воспитания в том и состоит, чтобы человек смог сам лично убедиться. Из этого следуют очень большие и серьезные посылки, которые дают реальный подход к практической жизни.

Когда я вижу, что я не могу реально сразу стать тем, кем хочу, когда убеждаюсь, что при одном взгляде на дурное у меня такое же дурное всколыхивается внутри, тогда я приобретаю верный взгляд на самого себя. И это есть смирение — слово, которое не очень нравится светским гуманистам, но без него невозможно воспитание человека. Речь идет вовсе не о смиренничаньи, не о пассивности, не о раболепстве, не о поклонничестве, не о человекоугодии. Смирением христианство называет глубокий реальный взгляд на себя самого, знание тех вещей, с которыми я сам не могу справиться. Вот это осознание невозможности самому справиться порождает обращение к Богу, и тогда — об этом опять­таки говорит всехристианский опыт — человек ощущает реальную помощь Божию. Только перед этим он зеленел от зависти, когда награждали его лучшего друга — и вот он видит, как постепенно приобретает успокоение, как постепенно получает возможность борьбы с этим, освобождается по мере осознания себя и обращения к Богу.

Другое, что проистекает из смирения и без чего также невозможно становление личности: человек начинает относиться с великодушием к недостаткам других людей. Не осуждать их, а покрывать, не осуждать, а со снисхождением относиться. Это великодушие, которое возникает у человека из познания себя, есть необходимейший элемент общественной жизни. В больнице друг друга не осуждают за болезни, а помогают друг другу. И мы все находимся с христианской точки зрения в больнице, а не на курорте. Только, к сожалению, не всегда мы видим свои болезни. Мы себя оправдываем, не хотим видеть, хотя на самом деле на каждом шагу нам их показывают. Стоит только задеть человека, он как ежик: «Фр­р­р!» — и уколет вас всеми своими иглами.

Вот это осознание, это видение себя, понимание того, что лишь собственными силами я действительно не могу стать тем, кем хочу, но что Господь реально мне помогает,— это есть первый шаг к любви к другому человеку (любовь — слово, которое мы часто произносим, не придавая надлежащего значения). Вот, оказывается, где начало христианского воспитания личности, реальный путь, чтобы это воспитание действительно стимулировало нашу жизнь, помогло мне реально!

Христианство дает и другой важный принцип, без которого невозможно надлежащее воспитание личности. О нем говорили наши многие писатели, о нем говорят философы, о нем, разумеется, говорит Священное Писание. Мы мало придаем значения выработке в человеке того мировоззрения, которое мы бы назвали православным мировоззрением. Первым элементом его является вера человека, что он — существо вечное. Человек бессмертен, он предназначен к вечной жизни. Земная жизнь является условием, средой, в которой он проявляет свою свободу, показывает себя в условиях полной свободы желания, а отчасти и действия: к добру или к злу склоняюсь я своею волей, своею мыслью?

Вера в бессмертие души — это колоссальная опора для человеческой жизни. Она не только дает человеку мужество в этой жизни, она совершенно иначе ориентирует его поведение. Не здесь. Здесь — миг: искорка вылетела из трубы вечности и угасла. У Бердяева есть работа «Sub specie aeternitatis» — «С точки зрения вечности». С точки зрения вечности надо смотреть на нашу жизнь. И без этого очень трудно правильно ориентироваться.

Нам долго вбивали в голову, что человек — это чуть ли не животное с компьютером в голове, что никакого бессмертия нет, никакой души нет. Что же тогда есть? Вера в вечную смерть? Ради Бога, избавьте. Христианство открывает новое, о чем не знала ни одна религия. Представьте только себе, где вы найдете, в какой религии: «Вы Боги, и сыны Всевышнего все вы», «Будьте совершенны, как Отец ваш Небесный совершен есть»? Это же просто удивительные вещи: «Будьте совершенны, как Отец ваш Небесный совершен есть»! Речь идет о чем? О том, чтобы показать человеку: ты действительно бог, пусть с маленькой буквы, ты призван к божественному достоинству.

Вот о каком бессмертии говорит христианство, вот к чему оно призывает человека. С этой точки зрения какое же будет наше отношение к каждому человеку, к своим делам, к своей жизни? Мы здесь сдаем экзамен. Я могу быть кем угодно, никто не властен надо мною. Итак, человек, покажи, кем ты хочешь быть. Когда апостол Павел вздумал в ареопаге намекнуть, сказать об этом, то сразу возмущение поднялось. Еще бы, он сказал о всеобщем воскресении! Человек как личность не умирает, даже посмертное состояние опять­таки это только временный эпизод. Человек призван к вечной жизни. Вот столп, на котором может утверждаться жизнь человеческая.

Вы посмотрите, какие сильные слова о бессмертии тот же Достоевский писал: «Только с верой в свое бессмертие человек постигает всю разумную цель свою на земле»! Верно. Только с этой точки зрения могу понять, зачем я существую, какой смысл имеет вся моя деятельность, на каком бы поприще я ни трудился. А вот Пирогов, посмотрите: «О! если бы хоть слабый проблеск бессмертия одушевлял людей, тогда земное бытие человечества исполнилось бы делами, перед которыми потомство преклонилось бы с благоговением». Это писали, как видите, светские люди. А вот один из святых, авторитет для каждого православного человека, Исаак Сирин: «Кто достойно именуется разумным? Тот, кто действительно понял, что есть предел этой жизни».

Да, это верно. Без признания вечности невозможно правильное развитие личности. И в воспитании это имеет огромное значение. Образованный человек — только тот, кто действительно имеет твердое мировоззрение. Разумеется, и фанатики имеют твердые убеждения. Но твердое должно быть разумным, обоснованным: человек понял, почему это его убеждение и что оно ему дает. Задача образования и задача всех реформ — дать нашему образованному человеку этот образ. Человек должен знать, во что он верит, к чему он стремится, каков смысл его жизни и что для этого нужно сделать. Это действительно будет образование. Без мировоззрения, твердого мировоззрения все человеческие знания представляют из себя не более как груду материала. Может быть, он и хорош: драгоценные камни, и злато, и серебро. Но что проку от этой груды? Где дом, в котором я могу жить? Из материала можно построить разные вещи: можно дворец, а можно и тюрьму.

Мировоззрение, твердое мировоззрение является одним из основных положений, на которых действительно может происходить правильное становление личности. Мы все время говорим, что только такой человек может быть надлежащим членом общества, который сможет правильно относиться и к окружающим, и к своей деятельности, и к перспективе развития своего народа и общества.

Нас сейчас воспитывают по другому принципу: а что это мне дает? Хорошо, давайте именно с этой точки зрения посмотрим на христианство: что оно дает? Мы все желаем чего? Ну конечно, счастья. У Сократа есть слова, что счастье — это получение того, что человек считает для себя благом. Это верно, мы стремимся к этому. Если говорить применительно к нашей среде, к нашей современной действительности, то дискуссия идет между двумя моделями счастья. Одна из них — материальное благополучие. Другая — то, о чем говорит христианство. Причем оно указывает на странные вещи, говорит: счастье, человек, в твоем сердце. Не в деньгах, не во внешнем благополучии, не во власти, не в славе.

Помню, в Большом театре я слушал замечательную оперу «Сказание о граде Китеже», где могучий бас (в советское­то время!) вдруг поет: «О слава, богатство суетное! О наше житье маловременное! Пройдут, пробегут часы малые, и ляжем мы в гробы сосновые. Душа полетит пред Божий престол, а тело — червям на съедение, а кости — земле на предание, а слава, богатство куда пойдут?» Замечательно, вы знаете! На весь Большой театр, такая мощь! Атеистическое время — и вдруг: «А слава, богатство куда пойдут?»

Один из этих идеалов сейчас насильственно внедряется, особенно в сознание молодежи, внедряется с такой силой, с такой настойчивостью, что просто невольно возникает вопрос: простите, мы в демократическом государстве живем («демократия» — «власть народа») или в плутократическом (от слова «плутос» — «богатство» по­гречески)? Но можно и не переводить, и по­русски будет хорошо звучать. Так в каком государстве мы живем? Разве демократия позволила многие вещи, о которых уже говорилось сегодня с этой кафедры? Одна эта реклама жуткая, сцены насилия, разврата и прочие вещи! Верная идея была: провести референдум по этому вопросу. Вот это была бы демократия. И надо было бы это сделать.

Посмотрите, существуют у нас эпидемстанции, не правда ли? Чем они занимаются? Цензурой. Они запрещают плохие продукты. Безобразие, правда? Цензура! Нет, здесь пожалуйста. Когда касается тела, позволена цензура. Как только касается духа, души человека — не сметь! Разве не понятно каждому взрослому человеку, что идеи порождают деяния, что именно они движут человеком и обществом? Какой великолепный образ, например, у святителя Игнатия (Брянчанинова), этого замечательного аристократа XIX века, когда он говорит: «Несчастная дощечка (дщица, как он говорит), которая сзади корабля крутится,— и она направляет весь корабль в ту или иную сторону».

Помните «Пятнадцатилетнего капитана»? Она! Так разве не понятно? Разве не духовная сторона человека определяет все формы нашей жизни и характер нашей деятельности? Мы сейчас можем сталкиваться в наших СМИ с такими мерзостями, которые просто даже трудно себе представить. Что это, насмешка? Что это, непонимание? Трудно себе представить, чтобы это было непонимание. А что же тогда это?

Один идеал великолепно выразил американский писатель Хилл, когда он говорил: до тех пор пока вы не сделаете стремление к богатству главной целью своей жизни, вы ничего не добьетесь. Цель жизни. Бедный человек! Умирает жена Моргана, просит принести ей ее любимое платье. Ей приносят, она берет его и в этот миг кончается. Не смогли разогнуть кулак с зажатым этим платьем. Цепляемся за что? И вот это идеал, в котором сейчас пытаются воспитать личность.

А есть другой идеал. Христианство говорит: Царство Божие, то есть счастье, оно внутри тебя, человек, в сердце твоем! В чем оно состоит, это счастье? В том, что при правильной духовной жизни в человеке развивается то, что мы именуем — и чему придаем, к сожалению, слишком всевозможные смыслы, но что мы все­таки именуем — любовью. Нет ведь ничего на свете выше, что делало бы человека счастливым.

Христианство утверждает, что любовь — это не вспышка эмоций, когда сегодня в верности клянутся, а завтра делят последний целлофановый мешок. Нет, это, оказывается, свойство, которое воспитуемо в человеке, приобретаемо в нем, раскрываемо в нем, поскольку по природе оно в нем есть, ибо человек — образ Божий, а Бог есть Любовь. Но это свойство приобретается правильной человеческой жизнью. Правильной!

Знаменитая мысль Паскаля: «Если я живу по­христиански, я ничего здесь не теряю, но все приобретаю там. Если я не верю в Бога и живу антихристиански, я ничего здесь не приобретаю и все теряю там». Молодец! Он целью своей жизни, кстати, поставил написать такую апологетическую работу, чтобы никогда никто, ни один атеистически убежденный человек не посмел даже пикнуть. Но это вопрос другой.

Так вот, христианство, видите, предлагает другой идеал. И говорит: вот где оно, твое подлинное счастье, человек. Вот где ты действительно будешь счастливым, независимо причем ни от какой внешней ситуации твоей жизни. Примеры? Пожалуйста. Никон Беляев Оптинский, арестованный в 20­е годы, обритый, одетый в тулуп, посаженный со шпаной, вдруг пишет письмо, от которого все ахнули. В нем строки: «Счастью моему нет предела...» Это что такое?!

Можно подумать: ну, бывают исключения. Но я вам зачитаю одну замечательную цитату из Льва Толстого — здесь, я думаю, никто не заподозрит ни в чем. Вы послушайте, что он пишет в одном из писем в 1902 году, в разгар своей антицерковной деятельности: «В Оптиной пустыни в продолжение более 30 лет лежал на полу разбитый параличом монах, владевший только левой рукой. Доктор говорил, что он должен был сильно страдать. Но он не только не жаловался на свое положение, но, постоянно крестясь, глядя на иконы, улыбаясь, выражал свою благодарность Богу и радость за ту искру жизни, которая теплилась в нем. Десятки тысяч посетителей бывали у него, и трудно представить себе то добро, которое распространилось на мир от этого лишенного возможности деятельности человека.— Лев Толстой пишет! — Наверное, этот человек сделал больше добра, чем тысячи и тысячи здоровых людей, воображающих, что они в разных учреждениях служат миру».

И последнее — стихотворение, которое великолепно, мне кажется, показывает христианский смысл жизни:

Ночь смотрит тысячами глаз, а день глядит одним.
Но солнца нет — и по земле тьма стелется, как дым.
Ум смотрит тысячами глаз, любовь глядит одним.
Но нет любви — и гаснет жизнь, и дни плывут, как дым.

Ваше Высокопреосвященство, уважаемые коллеги, друзья и просто хорошие люди!

Мне хотелось в рамках отведенного регламента акцентировать ваше внимание на узловых проблемах развития нашей России в тот момент, когда постиндустриальная экономика мира переживает новый этап перехода к экономике, выстроенной на знаниях. И в этой части чрезвычайно возрастает роль и значение науки, образования, всего того, что мы раньше называли мастерством и умением. Поэтому прежде всего следует обратить внимание на то, кто сегодня претендует на роль учителей наших детей, наших студентов и нашего нового поколения.

Это не праздный вопрос. Я считаю, что это вопрос о власти: насколько власть нравственна и насколько те реформы, которые проводятся сегодня в России под флагом большой науки, действительно отвечают чаяниям большей части населения России. В этой связи возникает еще один существенный вопрос: образование для кого? Ведь по прогнозам, которые сегодня имеются, к середине века население России составит где­то порядка 100 миллионов человек, то есть сократится, это с большой вероятностью, на 40 миллионов. Особенно пугает русское лицо этой смертности. К 2050 году нас, русских, базового населения России, будет всего 38 процентов.

Надо понять, что, по существу, мы с вами живем не в одной стране, не в одной России, как многие себе представляют, тем более с высоты той власти, которую получили. У нас сегодня, по существу, две России: богатая, которая живет по западным образцам, которая создала замкнутый контур в образовании для своих детей, которая образовала некоторую своеобразную систему: офис, переезд с охраной в загородную резиденцию, частные школы, частный университет, желательно за рубежом, а потом и выезд за рубеж. И эта малая часть России, составляющая 15—17 процентов населения, имеет доход в 92 процента от российской собственности. Вы вдумайтесь! Меньше 20 процентов богатого населения сегодня аккумулировало в своих руках 92 процента доходов от собственности. Значит, на долю 80 процентов остального, то есть основного, населения приходится лишь 8 процентов.

Посмотрим данные о распределении подушевых денежных доходов. Для этого надо не просто, как мы делаем сейчас, смотреть на то, как меняются, скажем, доходы в среднем наших граждан, а смотреть по отдельным, так называемым квинтильным 20­процентным группам. Разделим население России на 5 групп. Первые 20 процентов — это позор России: население, которое живет ниже нашего нижайшего жизненного минимума. Это бомжи, это действительно социальное дно. За 10 последних лет доля доходов этой самой нищей, обездоленной группы граждан сократилась, заметьте, в 2 раза. Следующие 20 процентов — тоже низкий жизненный уровень, чрезвычайно низкий. Итого, мы набрали уже 40 процентов. За 10 последних лет доля доходов этой второй группы сократилась в 1,5 раза. Следующие 20 процентов — их общий доход сократился на одну треть. В четвертой группе, которая могла бы претендовать называться русским средним классом, доля дохода сократилась на 15—17 процентов. И только одна последняя 20­процентная группа наиболее состоятельного населения за 10 последних лет увеличила свою долю от денежных доходов России в 1,5 раза.

И становится понятным, что все реформы, которые мы проводим, направлены прежде всего на поддержание уровня жизни наиболее богатых людей. Это значит, что мы создали своими руками, позволили власти, без совета с настоящей наукой, создать в России механизм самовоспроизводящейся бедности. Как понять этот механизм? Если сегодня мы повысим заработную плату или денежные доходы первых трех групп, о которых я говорил, то есть 60 процентов наиболее нуждающегося населения страны, то на 1 рубль прироста их дохода в пятой, наиболее богатой группе выйдет прирост в 8 рублей. На это работает вся налоговая система, на это работает наша система управления.

Где же здесь причины? А причины на самом деле достаточно глубинные, они затрагивают нравственно­этические нормы, которые сегодня оказались принципиально разрушены. За счет чего создается главный доход России? Он на 75 процентов, как показывает наше исследование, создается за счет земли, нефти, лесных, водных ресурсов и лишь примерно на 20 процентов — за счет того самого капитала, бизнеса, который действительно в некоторых отраслях вкладывает деньги и создает производство. Но если две трети дохода — от наших природных ресурсов, значит, совершено невиданное и непростительное для великой страны деяние: то, что от Бога и не является делом рук человека, оказалось в собственности 15 процентов людей, которые незаконно присвоили себе то, что им принадлежать по определению не может.

Это не могло не вызвать очень сильной реакции основной массы населения на очевидную несправедливость. В процессе реформы не было создано главного — равных стартовых условий для всех. И в результате народ России стал ускоренно вымирать. Говорят о наркомании, пьянстве, говорят, что в русском народе нет желания заработать, была запущена даже такая байка, что мы плохо живем потому, что плохо работаем.

Я приведу данные, полагаю, известные и нашему правительству. Давайте сравним статистические данные по мировой экономике и по России. Сравним часовую заработную плату в долларах, сопоставим цены и вычислим, на сколько за 1 доллар заработной платы создает валового национального продукта наш среднестатистический работник с его навыками, с его знаниями — и на сколько создает валового национального продукта на доллар заработной платы, к примеру, среднестатистический американский работник. Мы получим следующий результат: сегодня в наших условиях российский работник производит за 1 доллар заработной платы на 4,5 доллара национального продукта, а американский — на 1,4.

Вдумайтесь в эти цифры. Это значит, что такой невиданной эксплуатации наемного труда и такого безразличия власти к самому ценному капиталу — к своему народу — не знает ни одна современная страна мира. Отсюда подспудно выстраиваются два весьма опасных для страны социальных феномена. Первое — это социальная агрессия, когда человек не понимает, почему некто с двумя извилинами занимает соответствующий пост в Общественной палате и имеет огромные доходы. И второй феномен — это социальная апатия, когда люди уже не верят ни в какую власть, ни в какие ее посулы. Это, по существу, разложение общества, уход человека из общественной жизни, когда он у себя в стране чувствует себя не дома.

Если мы рассмотрим объективные причины высокой смертности в России, о которых говорили мои коллеги: биологи, медики,— то самой главной и основной причиной будут эти два социальных фактора. В этой связи приведу данные международной статистики по основным факторам, определяющим смертность. Онкология: на 100 тысяч человек в благополучной консервативной Англии где­то порядка 206 онкобольных; в России — 196. И на протяжении последних 12 лет примерно одинаковая динамика. Это позволяет сделать первый, очень существенный вывод: что и такие страшные заболевания, несмотря на действительно большие успехи науки, в значительной степени зависят от того, с чем мы приходим в этот мир,— от нашей генетики. Но совершенно другая картина, если посмотреть, например, число смертей от сердечно­сосудистых заболеваний: инфаркты, инсульты. В той же Англии где­то порядка 200 человек на 100 тысяч, в России — 860. В разы! Здесь главной причиной является то, что можно было бы назвать внешней генетикой. Когда внешняя среда оказывается совершенно агрессивной, человек не может в ней нормально существовать, она разъедает человека.

По такой статистической выборке, как число убийств и самоубийств, мы занимаем одно из первых мест в мире. Но в любой религии убийство и самоубийство — тягчайший грех! Так не кажется ли вам, что за нашей ускоряющейся смертностью в первую очередь стоят наши прежние советские грехи, которые мы сегодня еще многократно усилили?

И вот возникает очень существенная проблема: а что же нам делать дальше? Мне кажется необходимым, чтобы наше образование, наша высшая школа были выстроены на радикально других принципах, в основу которых должны быть положены заповеди Господа нашего Иисуса Христа. Исходя из этого можно было бы сформулировать некоторые положения экономической науки: то, что в России от Бога, что не является делом рук человека, должно принадлежать всему обществу. Надо прекратить нынешнюю законотворческую деятельность (прошу меня правильно понять): бездарные 5 лет обсуждения так называемого налогового кодекса, принятие 122­го закона о монетизации и так далее, которые унижают наш народ и требуют немедленной отмены. Мне кажется чрезвычайно важной нравственная норма, которая состоит в том, что каждый гражданин России, вне зависимости от его национальности и того, где он проживает, должен иметь равное право доступа к тому, что от Бога, и право на получение социального дивиденда. Это означает прежде всего бесплатное образование, бесплатное качественное здравоохранение и, очевидно, значительную помощь государства развитию науки, наших ученых.

И вот в этой части нужно было бы очень пристальное обратить внимание на тот очевидный факт, что мы сегодня, по существу, переживаем новый кризис. Во время одной из бесед с прекрасным философом митрополитом Кириллом он мне задал вопрос: «Вот вы, ученый, руководитель экономического отделения Российской Академии наук, знаете ли вы, что такое «кризис» в переводе с древнегреческого?» Этого я не знал. И он мне объяснил, что «кризис» значит «суд». Сейчас идет суд над современной цивилизацией. И, следуя библейскому высказыванию, мне думается, он закончится тогда, когда последние станут первыми. Последние — это наша наука, которой власть пренебрегает и с которой не считается. И я невольно вспоминаю высказывание нашего классика, который, помните, говорил о двух бедах России: это дураки и дороги. И в этой связи естественно сегодня было бы интерпретировать, что у нас еще и третья беда: когда первые указывают нам неверную дорогу.

Наши проблемы — бедность и социальное неравенство. Сколько нужно ежегодно ресурсов, чтобы ликвидировать бедность как класс? 8—9 миллиардов долларов. Я сделал небольшую прикидку по Одинцовскому району и Николиной горе, где расположены земельные отводы новых русских. Одна сотка на Николиной горе стоит порядка 60—80 тысяч долларов. Во всем мире введена норма земельного налога в 1,5—2 процента от рыночной стоимости земли. Если взять только по одному Одинцовскому району 1,5 процента налога с земли, принадлежащей олигархам, то выйдет 12 миллиардов долларов дохода. Сравните 12 миллиардов долларов ежегодного дохода и 8, с которыми можно ликвидировать бедность.

Ясно, что это элементарное решение задачи. Но мы создали такое распределение доходов, когда горб доходов всегда склоняется, как я уже говорил, в сторону богатых. Естественно, это ставит ограничения для развития человека и его образования. Это очень важно, и этим я бы хотел закончить. Нужно прежде всего нашим учителям сесть за парту. Учителям — тем, которые являются топ­менеджерами той компании, которая называется нашей страной, нашей Россией. И в этой части было бы очень важно, неукоснительно важно помнить, что понятие о мире может быть только духовным и живым. Замечательный немецкий философ XIX века Фридрих Лист прекрасно сказал по этому поводу: «Разве существует мир минералов? Посмотрите, что стало с сокровищами Тира и Карфагена, с богатствами венецианских дворцов, когда дух отлетел от этих каменных масс».

Ваше Высокопреосвященство, дорогие отцы, братия и сестры!

Уровень проблем, которые затрагивает наше общение на XIV Чтениях, поражает своей глубиной, осознанием той ответственности, которая лежит перед Церковью, и дает замечательную характеристику текущего момента.

То, что у нас есть возможность в самом главном зале России, в Кремле обсуждать церковные проблемы,— это, конечно, удивительное чудо. Но известно, что сознание современного среднестатистического человека таково: если событие не отражено в средствах массовой информации, то его просто нет. Поэтому то, что здесь происходит: и это пиршество мысли, и этот перечень идей, анализ, исследование, поиск выходов,— некоторым образом идет как бы отдельно от того, что происходит в нашем народе. В связи с этим хотелось бы акцентировать некоторые очень важные моменты, которые должны быть постоянно в поле внимания всех церковных людей: и тех, кто занимается миссией, и вообще всех священнослужителей и мирян.

С одной стороны, Церковь имеет сейчас небывалую свободу, которой не было никогда со времен крещения Руси. Период, в который мы живем, уникален. И эта уникальность проявляется во всем, и, в частности, в том, что ни в одной стране мира за такой короткий срок, всего за пятнадцать лет, не открывалось до семисот монастырей — совершенно астрономическая цифра. Это говорит о том, какой глубокий духовный потенциал и какая алчба духовной жизни остались в нашем народе.

Но с другой стороны, представьте себе, что где­нибудь в Исландии в самом главном зале страны соберутся Глава Церкви, Генеральный прокурор, несколько министров и церковная общественность,— и то, о чем они говорят в центре Рейкьявика, не будет никому известно. Но именно это происходит у нас. Та боль, которая здесь высказывается, совершенно не доносится не только до слуха всей страны, но даже в пределах Москвы об этом никому ничего не известно. Дай Бог, если еще помянут в новостях. О чем это говорит? О том, что либо правящему классу это событие совершенно не интересно, либо он сознательно желает его замолчать.

Отмечу один феномен: наверное, все знают, что наше государство до сих пор ни в Европе, ни в другом полушарии не воспринимается как государство демократическое. Это связано не с тем, что здесь нет власти народа — ее нет нигде,— а совсем с другим. Механизм демократии (я имею в виду политический) — это механизм власти денег. А у нас самый богатый человек в стране, как только он заикнулся о том, что хочет каким­то образом проникнуть во власть, тут же оказался в тюрьме. Поэтому наш правящий класс — это власть аппарата, который сложился не вчера и не пятнадцать лет назад. Это наш российский чиновник. Он имеет конкретную власть. И чиновник этот никогда особой любовью к народу не отличался, поэтому добиться от него чего­либо невозможно и любые призывы к власти бесполезны. У нас уже XIV Чтения, и сколько было всяких резолюций, писем, обращений! Конечно, какое­то влияние это оказывает, но совсем не радикальное.

Что же в этой ситуации нужно делать Церкви начиная с иерархии и кончая самым младшим мирянином, который только вступает во взрослую христианскую жизнь? Путь революционной борьбы для нас как для христиан совершенно неприемлем, потому что он связан с кровью и противоречит заповедям и нашему устроению. Поэтому есть только два пути. Первое — полностью абстрагироваться от этой власти, как будто никакого чиновничества вообще нет, и жить как некое закрытое государство в государстве. Так мы жили при советской власти: пытались как­то оградиться, по возможности вели осторожную жизнь в тех узких рамках, докуда позволялось. Главное, что мы делали,— это совершали богослужение, ну и еще немножко. Но теперь полная свобода и даже по закону источником власти и вообще хозяином всего здесь, на Русской земле, является сам народ. Хотя понятно, что это лишь декларация, и предыдущий оратор с цифрами доказал, в чьих руках находится все.

Как нам в этом случае можно и нужно действовать? Мы можем обличать, и мы можем постараться усовестить. Вот это есть дело Церкви. Церковь должна говорить правду о том, что на самом деле происходит. Конечно, церковный амвон предоставляет такую возможность, но ведь это — для единомышленников, потому что в храм приходят люди, которые веруют в Иисуса Христа и вместе с тем, кто говорит с амвона, хотят идти в Царствие Божие. А ведь огромная масса людей просто не может прийти в храм по разным причинам: и потому, что еще не нашли дорогу к храму, и потому, что у нас в стране еще катастрофически малое количество храмов. Что такое семьсот церквей на двенадцатимиллионную Москву? Представьте себе, если в десятимиллионной Греции было бы семьсот храмов! Как это вообще возможно? А тут — двенадцать миллионов. Поэтому нужно искать какой­то выход: либо строить еще девять­десять храмов Христа Спасителя, либо выделять в каждом квартале участок земли, чтобы если не сейчас, то в будущем построить там храм. Ведь храм — это же важнее, чем булочная. Хлебом­то можно и в универсаме торговать, а вот выгородить в универсаме кусок и там сделать храм невозможно. Поэтому даже в чисто количественном отношении у нас нет никакой реальной возможности собрать людей.

Возможность только одна, очень традиционная. Господь наш Иисус Христос ничего не писал, а слушателями Его были неграмотные люди. И апостолы, которых Он собрал, были неграмотны, кроме, может быть, Матфея. Но тем не менее апостолы — неграмотный Петр и все остальные — нашли людей, которые с их слов смогли записать слова Христовы и Его деяния. В переводе на современный язык что они сделали? Они перенесли слова Христа на современные им носители. Для чего? Для того, чтобы многократно усилить влияние слова Божия на народ. Они не ограничились тем, что Петр мог обратить ко Христу сразу по три тысячи человек, как свидетельствуют Деяния апостолов. Нет, они записали. А если бы в их окружении были люди, вооруженные компьютерами, CD­дисками, они бы, конечно, воспользовались этим и тем самым многократно увеличили возможность влияния слова Божия на народ. Можно припомнить, что и книгопечатание было изобретено с одной лишь целью — распространять слово Божие.

К сожалению, Церковь сегодня весьма незначительно использует новые технологии для проповеди слова Божия. Конечно, пятнадцать лет мы были увлечены очень важным и дорогим для нас делом: мы восстанавливали храмы, мы реставрировали иконы, мы писали новые иконостасы, мы осваивали богослужение, мы открывали воскресные школы — это все необходимо, это все нужно. Но давайте подумаем: зачем на колокольне раньше (а они у нас появились с XVI века) вешали колокол? Наверное, и для красоты тоже. Но прежде всего колокол — это сигнал, это зовущий к Богу определенный звук, то есть это средство коммуникации. Да, для XVI века это была единственная возможность призвать окрестных жителей. Ну а теперь, слава Богу, колокол не актуален. Да, это дань традиции, да, мы все это любим, да, это все нам родное, но сколь важнее, чтобы призывающий голос звучал по радио, по телевидению и в интернете! Сколько сегодня в большом городе, в гуле автомобилей колокол может созвать народу? Только прохожих, восемь­двенадцать, ну сто человек. А то, что написано в интернете и, может быть, еще переведено на английский, прочтут десятки миллионов. Но мы это используем совершенно недостаточно. А мы должны использовать каждую возможность для того, чтобы создать собственное церковное и радио, и телевидение, которых до сих пор нет.

Восемьдесят четыре процента населения России не имеют своего ни радио, ни телевидения. Два миллиона православных французов имеют, а восемьдесят четыре процента — более ста миллионов русских! — не имеют. А этого можно добиться, мы имеем на это конституционное право и должны этого добиваться не как какой­то подачки. Мы должны быть везде: и в кабельных сетях, и на центральных каналах. Мы не должны довольствоваться той сивухой, которую нам предлагают центральные каналы, но должны тоже на это влиять. И мы влияем: если посмотреть телевидение пятилетней давности и сегодняшнее, мы увидим процесс улучшения того, что происходит. Но как всегда, одна ложка дегтя может испортить и целую бочку меда. Поэтому нам надо идти дальше.

С помощью современных технологий проповедь любого человека, обличение и увещевание можно усилить не в тысячи раз, а миллионнократно. Если бы то, что происходит в этом зале, донести до сведения каждого русского человека начиная от Владивостока и кончая Калининградом, как вы думаете, оказало бы это воздействие на наш правящий класс? Безусловно! И не потому, что мы бы открыли им Америку, а потому, что они бы призадумались: что, оказывается, остальные восемьдесят процентов населения, о которых здесь говорил академик Львов, теперь знают и цифры, и все остальное. И они вынуждены бы были обеспокоиться.

Эти люди прекрасно осведомлены о том, что происходит в стране, и используют огромный потенциал терпения русского народа. А когда градус кипения достигает какого­то уровня, они сразу народу что­то такое дают, чтобы этот градус понизился. Это вполне известно. Чтобы они добровольно поделились своими миллиардами с военнослужащими, с заключенными, с сиротами и вдовами, невозможно себе представить. Это возможно только когда на них будет оказано определенное воздействие. Поэтому мы должны обличать то, что происходит. Мы должны адресно обличать этих людей. Мы должны их называть, говорить: ты, владелец, ты, генеральный директор, ты, ведущий,— вы есть развратители народа!

Святейший Патриарх вчера сказал прекрасную речь, в которой есть и конструктивный выход из создавшегося положения, и боль Первоиерарха, этнарха русского народа, первого человека в русском народе, который по своему служению ответственен за его жизнь. Святейший Патриарх — это самый важный человек из ста сорока трех миллионов людей, населяющих нашу страну, и то, что он сказал, должно ловиться ухом каждого гражданина России, и мусульманина в том числе, и иудея, и буддиста. Потому что это не какое­то временное выборное лицо, глава какой­то администрации — это есть человек, который творит живую историю.

И где же эти средства так называемой массовой информации?! Кого они информировали о том, что он сказал? Так вот, пока мы не добились, чтобы его слова были доведены до слуха всего народа, мы, к сожалению, миссию, которую нам заповедал Христос, говоря «идите и научите», не выполняем. А раз мы не выполняем заповедь Христа, мы согрешаем. Поэтому нам нужно заняться этим самым главным делом. И оно гораздо важнее на данном этапе, потому что мы сейчас не в состоянии обеспечить всю нашу молодежь воскресными школами, учителями и пособиями, но мы можем то богатство, которое у нас есть в очень небольшом количестве: людей в нашей Церкви, способных к миссии,— мы можем их слова через средства современной коммуникации довести до каждого члена нашей Церкви, до каждого члена нашего общества, до каждого жителя нашей страны.

И мы должны это сделать. И это не дело иерархии, потому что иерархия должна благословлять, а делать должны мы, миряне. Мирянское движение к миссионерству совершенно необходимо в нашей стране. Если мы будем пользоваться только теми методами, которые были когда­то в средние века, Церковь превратится в археологическое гетто. А если мы живы и действенны и если мы хотим слово Божие, которое «острее всякого меча», донести до каждого сердца, мы должны использовать современные, созданные гением человечества инструменты. Спасибо за внимание.

Преосвященнейшие владыки, отцы, братья и сестры, в этом зале не раз и не только во время нынешних Чтений уже звучало такое понятие, которое стало, к сожалению, почти официальным,— Русский крест. Русский крест — это когда на графике линия рождаемости идет неуклонно вниз, а линия смертности неизменно идет вверх, пересекаясь с линией рождаемости. В декабре ушедшего года общественное движение «Деловая Россия. Предприниматели России» представило общественности итоги демографического обследования, которое оно в течение года проводило. Но только две цифры из этого трехсотстраничного доклада я сейчас назову: к 25­му году предполагается, что продолжительность жизни мужчин в нашей стране сократится с 58 до 51 года. Что же касается рождаемости, то в Москве и Петербурге, в самых богатых городах России, уже сейчас рождаемость 0,5 ребенка на женщину родотворного периода. Для воспроизводства народонаселения необходимо как минимум 2,11 ребеночка на семью в условиях России, то есть в условиях низкой детской смертности.

Вот это — Русский крест. И для меня это означает, что любые общественные и даже внутрицерковные дискуссии должны проходить под знаком Русского креста. В частности, это означает следующее: я просто вижу прозорливым глазом, что в конце XXI века призрак Дарвина прольет горькую слезу над могилой последнего атеиста. Атеисты вымрут в XXI веке, как мамонты. Просто по той причине, что атеисты — это, оказывается, тупиковая ветвь эволюции, они размножаться не умеют. Соответственно надежда на выживание русского народа есть, только если ставку сделать на религиозные семьи, людей сверхмотивированных, людей, живущих в мире сверхценностей и поэтому готовых нести крест многочадия.

И с этой точки зрения я хотел бы иметь возможность высказать в лицо министру образования Фурсенко и его коллегам некоторые свои аргументы по поводу предполагаемой замены основ православной культуры учебником «История мировых религий». Я сам работаю в МГУ на кафедре религиоведения и готов вести этот курс с православных позиций. Но дело вот в чем: во­первых, школа — это не университет. В университете студенты уже могут играться в бисер, могут позволить себе феноменологический анализ, могут понимать логику мифа, внутреннюю красоту художественного произведения. А подростки ставят вопрос: «Это правда или нет?» Это главный вопрос. И что на этот вопрос скажет учительница Мария Ивановна? Когда они ее спросят: «Мария Ивановна, подождите. Вы нам в прошлом месяце рассказывали, что с душой после смерти, согласно христианству, вот это происходит, а сейчас рассказываете, что с душой после смерти, согласно буддизму, вот это происходит. Так что на самом деле?!» Мария Ивановна в лучшем случае скажет: «Вы знаете, все правы», а в худшем случае, то есть наиболее вероятном, она скажет: «Да все они дураки. Все умрем, все протухнем. Эй, дубинушка, ухнем!» Вот и все.

А дети максималисты. Но из этого их максимализма вырастает и подростковый нигилизм. Если на уроках толерантности, на уроках истории религии им говорить, что все одинаково, все хорошо, все по­своему правы и не правы, то это будет провоцировать, простите, подростковый суицид. Потому что для подростков главный вопрос: смысл в моей жизни есть? Мне имеет смысл дожить до понедельника или сейчас какой­нибудь гадостью мне надышаться? И тут на уроке ему говорят: «Ты знаешь, и религии­то на самом деле все одинаковые, и в общем они все относительно правы и относительно не правы. Нет правды, нет истины, нет добра — все относительно». Поэтому я считаю, что с точки зрения возрастной психологии введение в школах уроков истории религий некорректно.

Ну а второй вопрос у меня чисто профессиональный, религиоведческий: кто будет автором этих учебников? Есть два подхода к истории религии. Первый — когда излагается история религий как история социальных образований, земная история религиозных общин, и здесь уместно описывать и взлеты, и падения, и преступления, и подвиги. Второй тип изложения истории религии — изложение доктрин: во что люди верили и внутренняя логика той или иной религиозной доктрины. Так вот, почему­то у нас сегодня учебники по религиоведению пишутся так: изложение буддизма идет на метафизическом уровне, а изложение христианства — на уровне историческом. И простите, такая методологическая чересполосица не вызывает у меня научного доверия к авторам такого рода продуктов.

Я готов взять свои возражения назад, я готов сказать, что да, пусть везде и всюду будет история религий — но при одном условии: если кто­нибудь когда­нибудь мне покажет учебник по истории религий из ныне существующих, в котором бы рассказывалась история войны желтошапочных и красношапочных буддистов в Тибете. Про крестовые походы все знают, про инквизицию все знают, а про войну в Бирме за обладание зубом Будды кто знает? Так почему такое методологическое разнообразие? Извините, я в ответ говорю: нечестные учебники. И вот этих людей, которые не могут честный учебник для университетов написать, пускать в школы? Нет, не хочется!

И еще одна маленькая деталька: если вы посмотрите вузовские, рекомендованные Министерством образования учебники по истории религий, в них есть одна интересная подробность, из учебника в учебник. Они вроде бы строятся по хронологическому признаку: шаманизм, внеисторические религии, Египет, Шумер, Греция, Ветхий Завет, Новый Завет, ислам. А кончается все чем? Буддизмом! Простите, я не понимаю. Если уж вы строите исторически, то кончайте исламом. Почему буддизмом? Ислам моложе буддизма. Но нет, обязательно именно вот эта очень розовая, очень симпатичная главка про Будду венчает собой учебники истории религий, тем самым намекая: вот она, вершина эволюции религиозной мысли человечества.

Так что такого рода наблюдения, плюс масса других частностей не позволяют мне присоединиться к аплодирующему окружению нашего министра образования. И вновь говорю: это не просто научные споры, это споры под знаком Русского креста. Потому что если мы и дальше оставляем школу вне влияния Церкви, мы тем самым оставляем наших детей, обрекаем их на бессилие перед властью рекламы определенного образа жизни, который не позволяет размножаться и продолжать жизнь русскому народу. Однако я бы не хотел только показывать на кого­то пальцем. Очевидная формула «Православие или смерть» — это сегодня не формула фанатиков, это формула математическая, формула этнографическая. Вот эта формула заставляет признать, что есть еще и наша ответственность, а может быть, и наша вина в том, что происходит с нашим народом.

Небольшой эпизод: неделю назад иду я где­то в 9 вечера около моего метро. Навстречу мне двое ребят студенческого вида, студенческого возраста. У каждого по бутылке пива в руке. Они видят меня, реагируют на мою спецодежду и — на их языке это, кажется, называется «приколоться» — вытягивают руку в нацистском приветствии, начинают чеканить шаг и, проходя мимо меня, говорят: «Аллах акбар!» Я спокойно реагирую: «Воистину акбар». У них руки опускаются, они поворачиваются, приглядываются ко мне, и один другого толкает: «Слушай, это же Андрей Кураев, он наш, он не православный». Я понимаю, сомнительный комплимент, но очень серьезный. Для меня это действительно одна из главных проблем.

У сегодняшнего Православия, бабоньки, простите, слишком женское лицо. И это огромная педагогическая проблема. Как из православного мальчика воспитать русского воина? Одна из причин симпатий русских подростков к исламу заключается ведь именно в том, что ислам открыто призывает реализовать их мужское, воинское, агрессивное начало. Значит, и нам надо подумать. Надо разрешить многообразие стилей благочестия в наших приходах. Не только бабушкин — поклон им за их подвиг выстаивания в Церкви, в вере, но их стиль не должен навязываться всем. Как молодому человеку остаться молодым в Церкви? Как мужчине остаться мужчиной в Церкви, не утратив воинское начало? И вот здесь следующий мой тезис: я полагаю, что сегодня от Церкви зависит, выживет русский народ или нет. И для этого нам нужно выйти к людям. Обращаться к нашим традиционным прихожанам, к нашим бабушкам с проповедью о вреде абортов немножко поздно. Значит, надо идти к молодым людям. Обращаться горячо к молодежи с той же самой проповедью: о защите Православия, о том, что должны быть многодетные семьи. Но с церковного амвона, храмового это тоже не уместно, потому что молодежь не в храме, она далеко за пределами храма.

Значит, вывод вполне очевидный, но до сих пор не всеми церковными людьми принятый — с болью, может быть, но принятый: надо, чтобы церковное слово вышло в места, где живет молодежь. Это школа, это университет, это, страшно сказать, рок­площадки, это спортивные площадки. И надо идти туда к молодежи и говорить с ней на ее языке. Я бы хотел, чтобы мы проявили к нашим детям хотя бы десятую толику терпимости, которую мы проявляем к нашим бабушкам или к нашим высшим государственным чиновникам, чьи выкрутасы мы все время терпим, покрываем молчанием, пробуем оправдать. Поймите, речь идет не об уступках в вере, речь идет о том, чтобы прекратить гражданскую войну по поводу джинсов, например. Разрешить детям быть детьми, иметь свою культуру, свои вкусы. Но не просто разрешить. То, что я хотел бы предложить, напомнить, я называю новым словом, а именно: агрессивное миссионерство.

Словечко новое, но я попробую вам показать, что это не есть новая тактика. Агрессивное миссионерство означает следующее: разрешить христианскому миссионеру добрым глазом смотреть на феномены, рожденные вне церковной культуры. Как это происходит? Во­первых, в современном мире бывает необходимо усилие толкователя, чтобы обнажить для нецерковных слушателей и зрителей христианский подтекст, который есть в этом произведении искусства, но незаметен для массового зрителя. Именно это происходит сегодня с замечательным фильмом «Хроники Нарнии», снятым по сказкам Клайва Льюиса. Я специально пошел в кинотеатр смотреть этот фильм и могу вам свидетельствовать: дети не поняли, о чем эта сказка. Наши постсоветские дети, не знающие Закона Божия, не знающие Евангелия, не поняли евангельских аллюзий. Значит, здесь необходимы усилия христианского педагога и толкователя.

Второй вариант: когда речь идет о том, чтобы обнажить христианский смысл, который сам автор спрятал. Льюис не прятал этот смысл своей сказки, а Толкиен прятал, для того чтобы не быть навязчивым. Но все­таки Толкиен обращался к людям, которые проходили Закон Божий в английских школах. Увы, mea culpa, моя вина в том, что сегодня движение толкинистов стало в России языческим. Моя вина в том, что я знал, что Толкиен христианин, написал христианскую сказку. И лежит она у меня на полке, я ее сам не читал десять лет и не давал комментариев, а язычники подсуетились, они дали свои комментарии к этой христианской сказке. И в итоге книгу, написанную христианином, стали использовать, чтобы уводить молодежь подальше от Церкви. Значит, опять необходимо объяснять.

Другой пример, когда необходимо усилие христианского интерпретатора, чтобы замаскированный христианский подтекст выявить наружу: «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова. Здесь автор из цензурных соображений прячет свой христианский подтекст. Вы знаете, я только недавно узнал интереснейшую вещь. Наверное, многие из вас видели дискуссионную передачу на Российском телевидении, когда Владимир Бортко, Басилашвили, я и Мариетта Чудакова по итогам телесериала пробовали вести дискуссию между собою. К сожалению, на ту минуту я не знал очень важной детали: что, оказывается, Мариетта Чудакова, используя свою близость к ельцинским демократическим кругам в начале 90­х годов, провела проект по засекречиванию архива Михаила Булгакова начиная с 36­го года. То есть именно время активной работы Булгакова над своим романом. Чудакова, крайне либеральный человек, сочла, что это публиковать нельзя. И литературоведы — я потом спрашивал — считают, что есть основания полагать, что текст булгаковского романа до некоторой степени фальсифицирован публикаторами советской поры, в том числе и Мариеттой Чудаковой. Значит, здесь тем более необходимо усилие христианского интерпретатора для того, чтобы показать, как в подцензурных условиях Блугаков пробовал отстоять наши святыни.

Третье направление такого рода агрессивного миссионерства: произведение чисто светское, автор этого произведения не является христианином. Но это же не означает, что произведение лишено связей с миром христианской культуры. И как задача психолога — показать человеку, что одни его психологические проблемы тесно связаны со многими другими обстоятельствами его жизни, так же работает культуролог, показывая, что в культуре все органично и все связано друг с другом, друг в друге отражается. Иногда людям кажется, что они создают нечто новое и никак не связанное с христианством. А на самом деле это связано. Я полагаю, что много таких произведений было создано в лоне советской культуры. И надо вернуть им их христианский подтекст.

Весной минувшего года была замечательная презентация — десять лет журналу «Фома», и владыка Нижегородский Георгий привез с собой гимназистов, мальчишек из гимназии, в черных кительках. Программа их выступления была предельно проста, четыре номера: они спели замечательную песню на слова архидиакона Романа Тамберга «Русь называют святой», дальше они спели песенку из репертуара современного рокера Расторгуева «Выйду я на поле с конем», и они спели песню «Я люблю тебя, жизнь». А потом разыграли «Василия Теркина» Твардовского. И я считаю, что миссионерски это было очень точно сделано. Это была очень серьезная заявка. Церковь — наследница всего лучшего, что было в советской культуре. Значит, это тоже одна из форм агрессивного миссионерства: показать христианские токи, которые пронизывали и пронизывают до сих пор многие произведения светской культуры.

И наконец, четвертое направление: иногда необходимо наделить нехристианский текст христианскими смыслами, даже в том случае, когда автор не подозревал об их существовании. В качестве примера могу привески тактику апостола Павла. Четыре раза в своих посланиях апостол Павел цитирует языческих поэтов. Например, Послание Титу, 1­я глава, 12­й стих: «лгут критяне всегда» — это из Каллимаха. Но если обратиться к контексту этой языческой поэмы, он будет следующий. Почему сложилась такая поговорка? А дело в том, что в ту пору начинает складываться паломнический бизнес. Киприоты гордятся тем, что у них Афродита вышла на брег из пенного моря. А на Крите говорят: «А у нас Зевс родился, но за отдельную плату мы можем показать не только пещеру, где он родился, но и пещеру, где он похоронен». Естественно, с точки зрения греков, веривших в бессмертие олимпийских богов, это было просто нечестно, радикально нечестно. Отсюда и поговорка. И Каллимах так и пишет: «Врут критяне, ты же бессмертен, о Зевс, наш присносущный владыка!» Какая­нибудь газета типа «Русского вестника» прицепилась бы и сказала: «Павел, что ты говоришь? Ты что, согласен с Каллимахом? Он утверждает, что ошибка критян в том, что они отрицали бессмертие Зевса. Значит, Павел, ты веришь в бессмертие олимпийских богов? Ух! язычник какой!»

Так вот, несколько раз Павел делает такого рода вещь: когда он цитирует, например, в Послании Филипписием, 1­я глава, 21­й стих: «для меня... смерть — приобретение». Источник цитаты — это платоновский текст «Апология Сократа», но там контекст следующий. Платон пишет: «Сколько есть надежд, что смерть — это благо. А смерть — это одно из двух: или умереть значит стать ничем, так что умерший ничего не чувствует, либо же это переселение в другое место. Если ничего не чувствуешь, вот тогда смерть — это приобретение». Но ведь понятное дело, что для апостола Павла не так понимаемая смерть «есть приобретение», не сон без сновидений, а, напротив, пробуждение сознания, наконец­то бодрствующего со Христом. То есть в данном случае мы видим, что берется красивая фраза, емкая, броская, интересная, к которой с уважением относятся в мире нецерковной культуры,— но эта фраза нагружается не тем смыслом, что имел языческий ее автор. Вот это одна из тактик так называемого агрессивного миссионерства.

Итак, мой призыв простой: под знаком Русского креста от каждого из нас зависит, сможем ли мы сделать нашу веру убедительной для наших детей. Сможем ли мы пояснить нашим детям, что мы идем к ним подарить, а не отобрать, что мы идем к ним, чтобы сделать богаче их мир. Когда я прихожу на рок­концерты или читаю пэтэушникам лекции про фильм «Матрица» или «Титаник», моя задача простая: я пробую рокеров сделать большими рокерами, чем они были. Я говорю: «Ребята, вы не просто децибелы через себя пропускайте, вы подумайте, что для того же Кинчева или Шевчука, когда он о душе поет, о Боге, для него это серьезно. И если вы его любите, уважаете, пусть это и для вас будет серьезно».

Только в минувшую субботу я получил удивительное письмо: мальчишка один, как я потом понял, москвич, пишет, что он был осенью 2003 года в Петербурге на концерте, там Кинчев был, Шевчук и так далее. И мальчик этот пишет: «Меня поразило Ваше появление на этом рок­концерте. Я заинтересовался, начал после этого книги читать о христианстве. Отец Андрей, я завтра решил пойти креститься». И потом в воскресенье вечером пишет: «Да, крестился, все нормально». В понедельник получаю по электронной почте такое же письмо от девчонки. Она свой путь рассказывает: тоже сначала вот так впервые на концерте встретилась с каким­то словом Церкви, потом заинтересовалась и так далее. У нас еще будет возможность на круглых столах обсуждать это, дискутировать. Но с самого начала хочу сказать: для меня глаза этих ребят (а я их лично видел, и не одного, с такими рассказами),— для меня они важнее любых цитат и схоластических аргументов.

Итак, у меня просьба: давайте будем радоваться нашему Православию. И так радоваться, чтобы это было заметно нашим детям. Вопрос, который гложет сердце любого человека, живущего здесь: как нам передать веру нашим дорогим неверам, родным, близким?! Я завершу одним советом: мы должны пробуждать в наших неверующих близких чувство зависти, чтобы они завидовали нашей вере. Чтобы они видели, что для меня моя вера — это не рюкзак с запретными кирпичами, который я тащу за спиной, а это крылья, которые позволяют воспарять над житейскими трудностями.

Представляете: внучок­подросток просыпается. У него хмурое воскресное утро (полдень, ясное дело). Неважно, есть солнышко на дворе или нет, но после тяжелой, трудовой дискотечной ночи для подростка воскресное утро мрачно. И вот он на ощупь, с тяжелой головой пробирается к ванной — а тут бабушка пролетает мимо него. Из храма вернулась, причастилась. И важно, чтобы внучок посмотрел вслед бабушке и сказал бы: «Блин, бабка, колись: чем ты колешься? Я тоже хочу быть таким радостным!»

От нас зависит, как мы переживаем нашу веру. Пусть люди нам завидуют. И будем надеяться, что не только мы сохраним Православие. Дай Бог, чтобы и Православие сохранило нас.