Вчера вечером я приехал из Псково-Печерского монастыря, где участвовал в похоронах великого старца отца Иоанна (Крестьянкина). Службу совершали пять архиереев во главе с Псковским и Великолукским владыкой Евсевием; было человек сто пятьдесят священников. Отпевали в Сретенском храме, как отец Иоанн и заповедал. Похоронили его в богозданных пещерах в отдельной нише, которая освободилась, потому что прославили преподобного Симеона, который там лежал,— и вот туда поместили гроб с телом батюшки.

Ему было уже девяносто пять лет, шестьдесят лет он священствовал. И среди православного церковного народа не было ни одного человека, который бы не слышал его имени. Особенно замечательна у него фамилия, потому что слово «крестьянин» происходит от слова «христианин». У нас оно стало обозначать человека, который работает на земле. Поэтому у него даже и имя, и фамилия христианские: Иоанн — значит «благодать Божия», а Крестьянкин — это уменьшительно-ласкательное от слова «христианин». Как поется в песнопениях, когда прославляют какого-либо святого: «по имени и житие твое».

Отца Иоанна я сподобился знать двадцать пять лет, может быть, даже и двадцать шесть, точно не скажу. И все эти встречи, которые были, конечно, редки — раз в год, иногда чаще,— каждая из них оставалась в памяти на долгие-долгие времена. Потому что отец Иоанн был человек божественный, он в совершенстве обладал христианскими добродетелями, был настоящий святой человек. Святость его была действительно необыкновенна, потому что святых людей все-таки немало. Хотя все равно это явление штучное, но все-таки мне в жизни достаточно приходилось общаться с людьми по-настоящему святыми. Чем отличался от них отец Иоанн? Тем, что он был человеком, который достиг христианского совершенства, причем достиг уже давно. Когда мы с ним познакомились, ему было около семидесяти лет. И я даже помню его фразу, когда он восклицал: «Вот, отец Димитрий, ну подумайте, мне же семьдесят лет!» И уже тогда он являл этот образ христианского совершенства, то есть он был готов к Царству Небесному уже очень давно.

Обычно Господь забирает человека в лучший миг его жизни. Некоторые удивляются: «Ну надо же, такой хороший человек и так рано умер!» А это потому, что, когда человек достигнет высшего, на что способен, Господь его сразу забирает, чтобы он не снизил свой уровень. Потому что Бог, как отец, старается, чтобы человек как можно лучше развился. А здесь наоборот: отец Иоанн давно достиг христианского совершенства и жил только ради всех нас. Таких людей называли раньше столпами Церкви. Если в церкви столбы убрать, то все обвалится. И без таких людей, как отец Иоанн, все обвалится, потому что на самом деле только они есть Церковь, воплощенное христианство.

Христианство очень просто проверяется. Вот стоит человек — как узнать, христианин он или нет? Плюнь ему в лицо или ударь его по правой щеке. Если он левую подставит, значит, он христианин. А теперь мысленно представим, что кто-то так с нами поступил,— и мы сразу увидим, что никакого христианства в нас нет, а все только мнимое, показное, обрядное. Правила всякие, а настоящего, подлинного корня в этом нет. А в нем это было. Поэтому присутствие такого человека в мире очень важно, оно не дает окончательно этому миру исчезнуть.

Его жизнь была непрестанной жертвой Богу. Он собой пожертвовал полностью, до конца. Он необыкновенно любил Бога, жития всех святых знал досконально. Все святые угодники Божии ему были как родные. Каждый день он ходил на службу, причащался постоянно, практически наизусть знал Священное Писание. Много раз мне удавалось наблюдать, как он молился и в келии, и на богослужении. Всегда, когда он совершал Божественную службу, он производил двойственное впечатление: с одной стороны, видно, что это пожилой, кроткий и физически несильный человек небольшого роста. А с другой стороны, все остальное духовенство рядом с ним становилось такими маленькими пигмеями, как цыплятки. И тем не менее у него было удивительное умение — он никогда ни перед кем не превозносился. Поэтому любой человек, любого звания, самого простого, всегда с ним чувствовал себя ровней, и ему очень легко было поверять разные сердечные тайны.

Он каждого человека воспринимал действительно как Бог, то есть целиком, со всеми его немощами. Никогда никого не осуждал. Если печалился, то только о грехе человека, как о болезни. Мог и головой покачать сокрушенно, но всегда с любовью, с каким бы грешником он ни общался. Потому что монастырь есть монастырь, туда разные люди приходят, и даже жулье откровенное. Но нельзя было даже и представить, чтобы батюшка как-то осудил человека или ему что-то грубо сказал. Он со всеми обращался нежно, и эта нежность шла не от воспитания, хотя отец Иоанн был человек глубоко интеллигентный, очень воспитанный. Но это шло именно от глубокой христианской духовной культуры, то есть это было благоприобретенное совершенство.

Вчера за поминальной трапезой читали богословское произведение отца Иоанна о душе, наполненное глубочайшим догматическим содержанием. Он прекрасно ориентировался в догматах Православия, был человеком богословски весьма и весьма образованным. Не было такого житейского случая, такой коллизии, из которой бы он не находил выхода. Он обладал редчайшим даром рассуждения, и мне представляется, что он был единственный на земном шаре человек, который обладал этим даром в такой необычайной степени совершенства. Святые отцы говорят, что этот дар даже больше, чем любовь. Поэтому служение отца Иоанна было старческое. Он прекрасно чувствовал волю Божию, был прозорливым. И, используя то, что люди к нему приходят с таким благоговением, с почтением ловят каждое его слово, Господь через него являл людям Свою волю. Очень многим людям, которые искали у него совета, он открывал волю Божию, говорил, как им быть. И каждый уходил от него погруженным в любовь.

Первый раз я к нему приехал после смерти старца Тавриона, к которому ездил ежегодно. Я услышал, что есть такой старец Иоанн (Крестьянкин), и поехал посмотреть. И вот очень интересно: мы вошли к нему в келию с моей женой, и он как бы дал мне на себя посмотреть — он со мной вообще не общался, а только с ней: мол, хотел посмотреть, вот на, посмотри. И потом, помню, как-то сидим у него в келье — ездили всегда по несколько человек,— а он мне: «Что же вы, батюшка, ничего не спрашиваете?» Я руки развел, и он говорит: «А мне довольно на тебя смотреть?» В древнем патерике тоже есть такой случай (отец Иоанн и в художественной литературе, и в божественной был очень человек начитанный; несмотря на старость, сохранил прекрасную память).

Его келейник архимандрит Филарет сказал, что он последние годы совсем плохо себя чувствовал, но вообще не жаловался, только иногда охал. Говорит, спрашиваю его: «Батюшка, ну вот Вы так охаете, Вам плохо?» — «Нет, нет, все хорошо».— «А почему же Вы тогда охаете?» — «Мне так легче». Это единственное, по чему можно было заключить, что он как-то нехорошо себя чувствует. Он оставил завещание устное: батюшкам, которые приедут его отпевать, всем раздать епитрахили, и была приготовлена целая коробка картонная с епитрахилями.

Очень интересно, как он умер: в день Новомучеников и исповедников Российских между ранней и поздней литургией. То есть на ранней его поминали еще о здравии, а на поздней уже за упокой. Недавно издали диски проповедей отца Иоанна, и первая проповедь — именно на память новомучеников и исповедников, как будто он знал день своей кончины. А ведь он как раз и был исповедник. И Господь сопричислил его к этому ряду.

Сейчас уже единицы остались батюшек, которым за девяносто. Они практически все сидели, и отец Иоанн был одним из них. Он пять лет сидел в тюрьме, страдал за свою веру, и если бы Сталин не умер, то еще дольше бы сидел, а так его выпустили чуть пораньше. Он мне рассказывал, что, когда выходил на свободу, начальник лагеря или еще какой чин спросил у него: «Батюшка, Вы поняли, за что Вы сидели?» — «Нет, так и не понял». И тот ему говорит: «Надо, батюшка, идти за народом,— сделал паузу,— а не народ вести за собой». Потому что отец Иоанн смолоду, как стал священником, был очень ревностным, всегда проповедовал, и это привело к такому результату, его арестовали.

Церковь всегда очень высоко ставила исповедников, это был особый чин. По правилам древней Церкви, еще до V века, если какой-то человек пострадал за Христа и остался жив, то он, даже не будучи священником, имел право отпускать грехи. То есть уже тогда, в молодости, отец Иоанн обладал такими высокими дарами христианскими, а в конце жизни это просто был совершенный человек. Поэтому люди к нему так и тянулись. Нет ничего удивительного, что Путин приехал поздравить его с девяностолетием. Потому что к такому человеку все хотели как-то прикоснуться, его услышать. Ему даже приходилось бегать, потому что прохода никакого не было от народа. Я к нему чаще зимой приезжал и так и помню: он весь укутанный, как кочан капусты, быстро-быстро бежит, а за ним бегут женщины. Вот такое постоянное зрелище.

Роль подобных людей в Церкви очень велика. Чем отец Иоанн так важен? Тем, что шестьдесят лет окормлял, можно сказать, всю Россию. Тем, что наглядно в себе самом показал, что такое настоящее христианство. Ведь лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Тем более что подавляющее большинство людей абсолютно не обучаемы либо по лени, либо по слабости ума. Обычный человек больше семи минут не может даже на чем-то сосредоточиться. Поэтому объяснить христианство теоретически, в проповедях, из книги невозможно. А он христианство являл: что такое кротость, что такое незлобие, что такое послушание, что такое мудрость, что такое прозорливость, что такое любовь.

Все христианские добродетели, которые есть, в нем были. Причем были не в зачаточной форме, как в каждом человеке, а в совершенстве. Вот как часы «Ролекс»: лучше быть не может, хоть ты что сделай! Безукоризненный ход, все доведено до филигранной точности. И это очень важно. Потому что какой-нибудь человек приедет к отцу Иоанну — и все, он уже знает, что такое христианство. Конечно, если мы захотим такими стать, это не больно-то получится. Для этого надо иметь необычайную решимость, очень глубокую веру, очень сильную волю и, конечно, любовь к Богу. Поэтому отец Иоанн для меня все эти двадцать пять лет являлся просто украшением жизни, и я с ужасом ждал, когда наступит этот день. Хотя понятно, конечно, что хоть до ста лет доживи, все равно расставаться с этим миром приходится, но тем не менее это большая потеря.

На отпевании о нем много говорили прекрасных слов, и день был такой солнечный, и служба, несмотря на сутолоку, была необыкновенная, какая-то очень живая. Все люди в присутствии покойного отца Иоанна как бы сбросили с себя внешние свои атрибуты, каждый оказался самим собой. Возникла необыкновенно искренняя атмосфера. И тем не менее этот день очень грустный, потому что такого масштаба человека у нас в России больше нет. А если в России нет, то его и нигде в мире нет. А если его на нашем земном шарике нет, среди шести миллиардов людей, то и во вселенной нет. Вся наша огромная вселенная осиротела. Есть, конечно, люди и хорошие, и просвещенные, и духовные, безусловно, но вот такого нет. Они рождаются, может быть, раз в двести-триста лет. Хотя понятно, конечно, что такими не рождаются. Это человек путем христианского подвига таким стал. И после его кончины мы все осиротели.

Когда отец Таврион умер — великий человек, подвижник, он семнадцать лет сидел,— но вот он умер, и сразу появился отец Иоанн. Или отец Павел (Троицкий). Он тоже отсидел, был в ссылке (тридцать лет тюрем и лагерей!) и достиг необычайных даров Божиих. Но он был в затворе, с ним общаться приходилось через письма, а отец Иоанн был из доступных. Еще есть отец Кирилл, старец, но он тоже уже лежит. Хотя то, что он жив, как-то греет душу. А если и отца Кирилла не станет, то все, пустыня, никого не будет. Все остальные по сравнению с ними — это «цирк зажигает огни». Поэтому как мы будем жить дальше?

Конечно, на небесах святых много, они на нас глядят с икон, и среди них людей, достигших христианского совершенства, тысячи, просто тысячи. Взять хотя бы преподобного Серафима Саровского — тоже все виды христианского подвига совершил. А тут, представляете, такой человек жил среди нас! Вчера я в его келье был, присел на диванчик, на котором он всегда людей принимал. Все такое знакомое, родное, потому что там ничего не менялось: как двадцать пять лет назад, так и сейчас. Может, какие-то фотографии новые появлялись, какие-то грамоты от Патриарха, ну а так в целом та же самая келья.

И к нему приходили разные люди. Даже такой факт: несколько парней на отпевание прилетели на собственных самолетах. Пришли и нищие, и супербогатые, и епископы, и простые священники — разных слоев совершенно люди. И все они питались благодатью Божией, исходящей от отца Иоанна. Он душу человеческую очень хорошо знал. Особенно хороши были его проповеди во время Великого поста и на исповеди. И представьте: каково ему было со всеми нами возиться? Мы исполнены грехом, всякими страстями: у кого обида, у кого зависть, у кого самомнение. А у него, человека совершенного, ничего этого не было. Он был чистейший, как ангел, и действительно выглядел просто ангелом. Он всегда благоухал, особенно последнее время. Поэтому ему было легко уврачевать душу, он вливал в нее небесную чистоту. В церковных песнопениях есть такие слова о преподобных: «Во плоти ангел, небесный человек…» — и отец Иоанн был прямо такой. Его можно и канонизовать, а можно и нет — это ничего не меняет абсолютно. На отпевании никому в голову даже не пришло говорить, что пусть Господь простит ему грехи. У него их не было, человек абсолютно совершенный. Это, конечно, диво дивное.

Такие люди, как отец Иоанн, молятся за весь мир, и он на литургии, помню, всегда поминал какое-то необыкновенное число, тысячи и тысячи имен. И по его молитвам Бог совершал много действительно настоящих чудес. Многие люди ему письма писали, он до последнего отвечал. Сам уже писать не мог, диктовал келейнице. Она запишет, а он потом подпись поставит: А. И. — архимандрит Иоанн. Тысячам людей посылал поздравления с Рождеством, с Пасхой. Эти поздравления сейчас изданы, можете почитать, вчитаться — очень глубокие, необыкновенные, там нет ни одного лишнего слова.

От избытка сердца глаголят уста. Отойти как-то от этих событий, похорон отца Иоанна сразу невозможно. Придется еще долго переживать, вспоминать об этом, потому что событие огромное, вселенского масштаба. Даже «Новости» и то сообщили. Это вам не Арон Шарон заболел, не Римский папа умер. Отец Иоанн! Понимаете? Если собрать всех людей, то он — первый. Потому что если таких людей среди нас нет, то и жизнь как-то бессмысленна. А отец Иоанн не только украшает нашу жизнь, он показывает, к чему мы можем стремиться. Аминь.