Холод не терпит голоду, а был такой холод — птица на лету замерзала. В новогоднюю ночь 87-го года я пыталась заснуть на нижней полке полупьяного и полупустого вагона, а надо мной Ася и Катя прыгали с одной верхней полки на другую.

В Печорах с утра все кафе закрыты: народ догуливает Новый год. В одной столовой есть синий винегрет, от которого дети отказываются. В гостинице — снег на окнах изнутри. Эти шесть дней до Рождества тянутся бесконечно, ходим на службы, попроситься поесть в монастыре стесняемся.

Наконец 4-го поехали на автобусе в Выру — соседний город, но Эстония; наедаемся и согреваемся. Отец Иоанн дает детям после службы просфорки и говорит: «Когда будете от голода умирать — предупреждайте!»

В коридоре келейного корпуса ставят столы, дают фартуки и огромных (видимо, из Эстонии) щук, их длинные морды застыли в улыбках. Мы их чистим, чешуя на столах и на полу как блестящие сугробы. Рождественская служба с 9 вечера до 9 утра. Дети спали на полу, просыпались, спали, просыпались. Отец Адриан проходит сквозь толпу, я его не знаю, но он обращается ко мне, говорит, что было много скорбей, и советует не носить тяжестей. Служба кончается, монахи в утренней синеве спускаются гуськом вниз мимо горящих елок, их ждут наши щуки.

Днем в келье отец Иоанн раздает подарки, сетует, что мы такие безголосые, охрипшие, бодрого тропаря от нас не услышишь. Вспоминает какого-то игумена, который любил, чтобы ему отвечали: «Воистину родился!» — на его возглас: «Христос родился!»

Первый раз я видела отца Иоанна летом 84-го года. Начальство его притесняло: например, красили пол в приемной на первом этаже, когда он должен был принимать народ. Огромная толпа обступала его на улице после службы. С некоторыми он говорил сразу же, при всех. Ему уже было 74 года, слышал не так хорошо, приходилось громко задавать вопросы. Одна женщина жаловалась, что мама у нее кричит на службе. Мама стояла рядом, довольно спокойная. Отец Иоанн с такой любовью шутит и говорит ей: «А у нас написано «В храме тишина». Другая приехала из Узбекистана, просилась в монастырь. Отец Иоанн: «Да мы не знаем, как в монастыре трудно». Она за свое: «Не могу в этом мире жить». А он: «А чей этот мир? Мир-то Божий!»

У меня было два вопроса, он назначил прийти вечером. Толпа на улице перед приемной тоже была неспокойная: как попасть, кому удастся пройти внутрь? Когда на крыльце появлялся отец Иоанн, женщины поднимали над головой детей, спрашивали, можно ли в детский сад отдать.

Было похоже на XIX век. Бородатые горожане из Тулы привезли в подарок свои пряники. Они тут же отдаются отцом Иоанном подвернувшимся детям. Туляки обескуражены. Матушка Нина привезла шоколадки. Отец Иоанн: «Мало привезла». А в другой раз моя подруга Маша спрашивала о своем желании быть эстрадной певицей. Отец Иоанн стал ей рассказывать о своем брате-актере: «Как раньше было, ведь перед началом сезона молебен служили, сейчас ведь не так, не хотел бы я, чтобы вы всю жизнь этим занимались».

В то неофитское и младостарческое время то, что отец Иоанн цитирует стихи (!) Владимира Соловьева (!), можно было сравнить только со схождением Благодатного Огня. Топтали культуру не фигурально, а буквально, мне, например, внушали, что писать картины не спасительно — только иконы и вышивки. Отец Иоанн меня расспросил и так задумчиво определил жанры (чего от него ожидать было странно): «Ваше — портреты, пейзажи». Его слова, их здравый смысл казался очевидным, ты соглашался со всем, как с евангельским текстом. Абсолютный здравый смысл, как абсолютный слух.

Второй вопрос у меня был о болезни, кажется единственной, при которой нельзя причащаться. Это была ловушка, конечно. Отец Иоанн это понял и разрешил причащаться в крайних случаях, чтобы снять этот страх.

1 апреля 1990 года у моей подруги пропала 16-летняя дочка. Ушла незаметно из дому, найти не могли. После Пасхи, 25  апреля, я поехала к отцу Иоанну. Поезд приходит так рано, я попала на братский молебен. Отец Иоанн поминал всех игуменов и игумений, как будто с ними здоровался: «Здравствуй, матушка Варвара, здравствуй, отец...» После молебна народу было мало, удалось поговорить. В 5 вечера я пришла в келью — такую убранную и праздничную. На мой вопрос он прямо не ответил, а привел пример: вот у нас тоже мужчина пропал, искали три недели и нашли в лесу мертвым. Я поняла, что дело плохо, и спрашиваю: «Что же делать?» Он говорит: «Утешать родителей. Вообще будет много студентов и школьников с расстройством головы».

Несмотря на грустное известие, я чувствовала самое настоящее блаженство. Отец Иоанн давал пить из чаши святую воду, потом лил за пазуху. Я пыталась каяться, но он отверг все ради Праздника. Действительно, все грехи показались крошечными рядом с этой радостью Воскресения. Келейница Татьяна Сергеевна дала мне указанные отцом Иоанном тексты на память, и я помчалась на поезд.

Утром в Москве позвонила узнать о судьбе девочки Нади. Ровно в этот момент, когда я была в келье в Печорах (в субботу, в 5 вечера!?!), почему-то стали чистить заброшенную трубу на фабрике и обнаружили бедную Надю. Если бы не молитва отца Иоанна, ее бы никогда не нашли.

Надина мама родила через несколько лет тройню.

11 февраля 2006 года