На 12-м участке московского Введенского (Немецкого) кладбища находится скромная могила двух людей с широко распространенной русской фамилией Грачевы. Митрофан Семенович (1840—1899) и Варвара Николаевна (1851—1939), муж и жена. На фарфоровой фотографии мужское лицо — пока единственная известная исследователям фотография ² М. С. Грачева, купца по сословию, благотворителя, храмоздателя церкви во имя святителя Митрофана Воронежского в Петровско-Разумовском и последнего владельца бывшей подмосковной усадьбы Ховрино. Народное название ее Грачевка прочно вошло в память уже нескольких поколений, к сожалению, вытесняя древнее историческое наименование.

	Могила М. С. и В. Н. Грачевых

Расскажу лишь один эпизод из многолетних разысканий по истории ховринской усадьбы, начатых еще в 60-е годы прошлого века, задолго до появления публикаций 80—90-х годов. Публикаций (разных и интересных) после десятилетий забвения и беспамятства в отношении этой замечательной бывшей подмосковной усадьбы, ее храма и судеб людей, с нею связанных.

Будущим историкам культуры еще предстоит написать о роли Общества охраны памятников в 60—80-е годы, его руководителях и рядовых сотрудниках. Светлой памяти одного из них, краеведа Бориса Владимировича Макарова (1914—1987), посвящаю свой рассказ-воспоминание.

Вернемся в 1982 год. Для большинства исследователей государственные архивы были плотно закрыты. Целые пласты исторических знаний выпали из изучения и забыты. Само слово «некрополь» приходилось разъяснять. Молодой юрист Петр Паламарчук полулегально уже создал рукописный многотомный труд о московских храмах. Ждать его издания в Москве осталось 10 лет. Одновременно работают в «закрытом режиме» (то есть тайно) над подобными справочниками Н. И. Якушева и М. Л. Богоявленский. Так стихийно, исподволь возрождается церковное краеведение и церковная история. Медленно, но неуклонно крепнет интерес к разнообразным сторонам отечественной истории; рукописным работам этого периода еще предстоит в 90-е годы воплотиться в печатные издания. Рукописи и карточные картотеки (компьютеров еще нет) помогают и в изучении ховринской усадьбы. Прежде всего, конечно, это фонды Государственной Исторической библиотеки. Все сделанное тогда энтузиастами (я упомянула лишь единичные имена) опережало время и подготавливало грядущие перемены. Одновременно с изучением прошлого люди, неравнодушные к истории и красоте родных мест, пытаются бороться за спасение памятников (в частности, и ховринского усадебного комплекса) от разрушителей всех мастей. С переменным успехом, но с большим воодушевлением.

	Митрофан Семенович Грачев

Именно тогда мой личный многолетний краеведческий поиск по истории усадьбы Ховрино зашел в тупик. Была известна история храма Митрофана Воронежского в Петровско-Разумовском и то, что упокоился храмоздатель Митрофан Грачев в своей церкви в 1899 году. Но храм превращен почти в руины, давно разорен, могила утеряна, а попытки разыскать ее на других кладбищах Москвы безрезультатны...

И вот однажды получаю приглашение в отделение охраны памятников Ленинградского района (в каждом районе Москвы существовало свое) на доклад краеведа Б. В. Макарова о Ховрине. С автором мы были знакомы очень бегло по дому Телешова, где встречались на краеведческих чтениях. В бывшем доме писателя Н. Д. Телешова размещалось Центральное городское отделение ВООПИК. Сейчас же собирались слушать Макарова в уютном доме-памятнике поселка Сокол на улице Верещагина. Доклад длился более трех часов, и помню его плохо. Вероятно, в основном рассказанное было мне известно по дореволюционным источникам. Но впечатление, которое произвел сам докладчик, осталось навсегда. Более близкое знакомство приоткрыло мне его личную биографию.

Коренной петербуржец (тогда ленинградец), окончивший Политехнический институт, блокадник, он стал москвичом уже после Великой Отечественной войны. Жил в Лихоборах и занимался историей Москвы в свободное от работы время. Физик, инженер-экспериментатор, человек, по профессии своей не допускавший неточностей и приблизительности, что не менее важно и для историка-краеведа. Шестидесятник, влюбленный в Валаам (их называли валаамщиками), он со всей страстью окунулся в московское краеведение и, по его собственным словам, услышав мое сообщение по истории Ховрина, «загорелся сам». (В те годы я много рассказывала об усадьбе различной аудитории — от сообществ краеведов до больничных палат, размещенных до сих пор в главном усадебном доме.)

	Борис Владимирович Макаров

По тому только, что и как он говорил, видны были бескорыстие, умение кропотливо работать, самоотверженность и юношеский энтузиазм по возрасту уже немолодого человека. И вопросы, вопросы, которые докладчик задавал себе и слушателям заодно. Один из главных интересующих его в тот момент: где похоронен М. С. Грачев? Выяснилось, что мы оба ищем одно и то же: утерянную могилу.

После заседания еще несколько часов мы говорили о Грачевых, я подробно рассказала Борису Владимировичу обо всем, что знала тогда, и, конечно, прежде всего о храме Митрофана Воронежского. Он ничего не ведал о первоначальном погребении Грачева, и это незнание помогло. Удалось найти потомков Грачевых, живших под Москвой, которые точно указали, что могила сохранилась и находится на Введенском кладбище (?!). Но так ли важно было ее разыскивать? Даты жизни Митрофана Грачева были хорошо известны по другим источникам. Важно, потому что одновременно искали место упокоения Варвары Николаевны (урожденной Шапошниковой, внучки С. Л. Лепешкина). К сожалению, даже эти краткие сведения о ней опубликованы впервые совсем недавно, а родословная семьи всегда важна в изучении истории любой усадьбы и многое объясняет в ее судьбе. Усадьба Ховрино не исключение.

Борис Владимирович Макаров стал искать. Он добился (каких трудов это ему стоило!) доступа к архиву кладбища и целыми днями напролет изучал кладбищенские книги. И... ничего не находил. Никаких записей. Закончив просматривать все документы на русском языке, он принялся за иноязычные. «Вы знаете, мне особенно трудно давался готический шрифт, и я опасался, что от усталости и напряжения пропустил фамилию»,— рассказывал Борис Владимирович чуть позднее.

	Усадьба Грачевых Ховрино

Излишне, думаю, говорить, что разыскания по поздней истории усадьбы сделали нас друзьями, а Ховрино стало главной темой обсуждений и размышлений, не исчерпанной, кстати, и сейчас, спустя четверть века и почти двадцатилетие после кончины Б. В. Макарова. Тогда же, в начале 80-х, мы поняли главное: в данном случае имеем дело с перезахоронением. Искать в документах бессмысленно. Можно лишь догадываться, с каким трудом удалось Варваре Николаевне Грачевой перенести прах мужа на другое место после закрытия и разорения церкви Митрофана Воронежского.

Дружно решили мы с Макаровым, что продолжим вместе поиски «на натуре» весной. Сойдет снег, и пойдем по территории кладбища шаг за шагом.

Но весны ждать не пришлось. Могила была вскоре найдена самым простым и неожиданным образом. И не нами. Когда Макаров уже по инерции долистывал страницы с «готическими записями», к нему обратилась смотрительница кладбища Мария Александровна Михалева, проработавшая на Введенском кладбище много лет (с 1967 года):

— Что Вы мучаетесь? Кого разыскиваете?

— Да так, купца одного...

— Да скажите же, я кладбище как никто знаю.

— Грачева Митрофана Семеновича.

— Грачева? Да это мой любимец. Пойдемте я покажу Вам его могилу.

	М. С. Грачев с семьей у Знаменского храма в Ховрино. Начало XX в.

И она быстро-быстро побежала по заснеженным дорожкам. В те дни кладбище буквально утопало в снегу. Мария Александровна подошла к месту в глубине участка, где не было видно ничего, кроме белоснежного ковра, и стала разгребать руками снег, пока не показалась на низком и скромном памятнике та самая фотография, что воспроизведена в замечательной книге «Храмы Северного округа» (М. 1997). Б. В. Макаров был потрясен. Десятки раз он возвращался к этому эпизоду, вспоминая, как быстро, точно и профессионально эта женщина в несколько минут открыла нам захоронение, которое столь долго и по-разному мы с ним искали.

На следующий день Борис Владимирович повез меня на кладбище в Лефортово. Ночью вновь выпал снег, и мы разгребали его в четыре руки. В той же старенькой ограде, сооруженной из двух труб, увидели и надгробную доску одному из многочисленных внуков — Алексею Владимировичу Грачеву (1915—1935), студенту-нефтехимику, сыну одного из десяти детей М. С. и В. Н. Грачевых — Владимира и его жены М. Н. Бахрушиной. Обширный род Грачевых был связан родственными узами со многими известными купеческими фамилиями (Бахрушиными, Прохоровыми, Щаповыми и др.) и, конечно, представляет интерес для историков московского купечества.

Частный эпизод краеведческого поиска был завершен, но рассказ не закончен. Почти десятилетие до начала 90-х годов я сетовала, что не видно никаких следов посещения и ухода за могилами, хотя некоторые потомки жили в Москве. Но захоронение Грачевых не осталось в забвении.

В самом начале 1990-х храм Святителя Митрофана Воронежского вернули верующим, настоятель его о. Димитрий Смирнов и прихожане приехали на кладбище в день храмового праздника 6 декабря. Была отслужена первая панихида, ставшая традиционной, а в те годы в Москве еще очень редкая ³.

В темно-серые декабрьские сумерки весь участок кладбища у могил Грачевых осветился многими десятками свечей. Голос священника в зимней тишине: «Помяни усопшыя рабы Твоя» — подхватил церковный хор, и слова молитвы разнеслись далеко вокруг. Появилось радостное ощущение, что еще одна маленькая частица утраченной памяти возвращена, — чувство, знакомое многим, кто так или иначе занимается историческим краеведением. Молитва была о всех ушедших и вокруг «прилежащих» и звучала для меня о скончавшемся уже краеведе Макарове.

Борис Владимирович умер от сердечного приступа скоропостижно 17 декабря 1987 года в возрасте 73 лет. Он не знал, что спустя некоторое время трудами и заботами прихода на средства храма Митрофана Воронежского могила Грачевых будет обнесена новой оградой, приведена в порядок и ухожена. Не довелось ему узнать, что рядом с отцом и матерью покоится и одна из дочерей Митрофана Семеновича — Вера Митрофановна Прохорова (1882—1965) — с мужем, перенесшим тяжелейшие испытания, но выжившим после Соловков, трехлетнего одиночного заключения, долгих мытарств и страданий только за свою фамилию.

И наконец, последнее. Надеюсь, рассказанное здесь прочтут российские потомки Грачевых и младшая внучка Елена Сергеевна, которой я сердечно благодарна за многолетнюю переписку и память. Именно Елене Сергеевне отправила я письмо, рассказав о найденном захоронении деда, первой панихиде и т. д. И благодаря ей услышала голос старшей внучки, может быть, самой русской из всех мне известных Грачевых. Татьяна Борисовна Морлан, выброшенная из России еще первой волной эмиграции, позвонила неожиданно из Парижа накануне Рождества 1993 года, прочитав мое письмо. Не замечая времени, она рассказывала о бабушке Варваре Николаевне, которую хорошо помнила, о доме на Поварской ( 7), вспоминала Москву и свое детство. Голос выдавал светлый ум, прекрасную память и нежную ностальгическую любовь к Родине. Мы обе захлебывались от слов, слез и любви друг к другу. Двух совершенно незнакомых женщин в России и Франции в тот телефонный час соединила одна когда-то забытая могила на Введенском кладбище в Москве.

¹ Из газеты «Лампада» Знаменского храма в Ховрине (1, 2005 г.). Текст приводится с небольшими сокращениями.— Здесь и далее прим. ред.

²  Еще одна, семейная, фотография была опубликована в книге П. Паламарчука «Сорок сороков» и перепечатана на стр. 11 настоящего издания.

³ Ныне наш приход совершает ежегодную панихиду на могиле М. С. Грачева в день его памяти, 18 февраля.