Апостол учит всегда радоваться и о всем благодарить. Но как радоваться, если искушение постигло не тебя, а твоего ближнего, особенно если он отпал от веры или умер без покаяния?

Прежде надо разобраться, что такое радость. Общепринятое христианское учение говорит о трехсоставности нашей природы: в человеке различаются тело, душа и дух. Отсюда мы видим в себе разные качества и проявления. Большинство наших чувств, желаний, побудительных мотивов относятся скорее к душевной сфере, которая в силу нашей общей греховной поврежденности подвержена действию страстей, греховных желаний и движений плоти. Только имея веру и сознательно ставя задачу борьбы с грехом, мы можем с Божией помощью учиться властвовать над самими собой, над собственными душевными и телесными проявлениями — и тогда в нас начинает возрастать и развиваться область духовная, пронизывая и просвещая собой наше телесное и душевное начало.

Если это действительно с нами происходит, то трехчастный состав нашей человеческой природы обретает изначальную внутреннюю иерархию: телесное и душевное оказывается подчинено и руководимо духом, который в свою очередь возгревается и возрастает через общение с Богом. Максимальной духовной просвещенности достигали и достигают святые, в коих все подчинено воле Божией, а все чувства и желания оказываются очищены и освящены благодатью Божией.

Поэтому можно сказать, что радость радости рознь. Истинная духовная радость бесскорбна, потому что пребывает в воле Божией и является радованием о Самом Господе, о Христе, о дарованном нам спасении. Замечено, что святые при множестве внешних скорбей сохраняли внутреннюю радость, были в определенной степени внутренне бесскорбны, потому что не утрачивали общения с Богом — а если человек неразлучен с Богом, то никакие скорби не могут лишить его этого радования.

Другое дело радость обычная, человеческая, душевная: она не является совершенной и не может быть постоянной, поэтому те или иные скорби легко ее колеблют, меняют наше настроение, вызывая действие таких страстей, как печаль и уныние. Коль скоро мы не святые, то нечего обольщаться относительно собственных чувств и настроений: они и не могут быть непоколебимыми. Но все это не означает, что нельзя бороться с грехом и надо окончательно сдаться пред страстью уныния. Задача борьбы с грехом должна ставиться нами постоянно, и учиться истинной духовной радости также необходимо, пусть она и не бывает постоянным качеством нашей внутренней жизни.

В чем это может выражаться, если те или иные обстоятельства нашей жизни оказываются действительно скорбными? По крайней мере в молитве о том, чтобы Господь умалил скорбь, в преодолении ее. А также в молитве за тех, о ком нам, собственно, и приходиться скорбеть. Так или иначе, если даже мы и видим, что не в состоянии, подобно святым, быть вполне бесскорбными, это еще не повод для паники. Сама борьба с духом уныния уже может рассматриваться как начало духовной радости, несмотря на то что на чувственном, душевном уровне мы эту радость пока не вполне ощущаем.

«Каким образом совершается непостижимый переход от страха к любви? Представим ответ из святой опытности святых Божиих. Наш современник и соотечественник, украшение и слава позднейшего монашества, Георгий, затворник Задонского монастыря, муж, достигнувший христианского совершенства, так говорит о себе в беседе назидательной доверенности к ближнему: «Хочу сказать несколько слов о сущности любви. Это — самый тончайший огонь, превосходящий всякий ум и легчайший всякого ума. Действия этого огня быстры и чудны, они священны и изливаются на душу от Святого, Вездесущего Духа. Этот огонь лишь коснется сердца — всякое помышление и чувство беспокойные мгновенно перелагаются в тишину, в смирение, в радость, в сладость, превосходящую все. О многом относительно себя я был откровенен перед вами: намереваюсь и еще быть откровенным. Я провел здесь, в моем уединении, кажется, уже шесть лет, когда Господу угодно было привести мое сердце в совершенное сокрушение. Тогда думал, что уже пропал и что гнев Божий пожжет мою законопреступную душу, унывающую и нерадеющую... Я впал в великое изнеможение и едва дышал, но непрестанно повторял в сердце: Господи Иисусе Христе Сыне Божий, помилуй мя, грешного. Вдруг, в одно мгновение, вся немощь отпала и огонь чистой любви коснулся моего сердца: я весь исполнился силы, чувств, приятности и радости неизъяснимой; я до такой степени был восхищен, что уже желал, чтобы меня мучили, терзали, ругались надо мною; желал этого, чтобы удержать в себе сладкий огонь любви ко всем. Он столько силен и сладок, что нет ни горести, ни оскорбления, которого бы он не претворил в сладость. Чем более подкладывают дров в огонь, тем огонь сильнее: так действуют на нас скорби и горести, наносимые человеками. Чем более нападений, тем более сердце разгорается святой любовью. И какая свобода, какой свет! Нет слов к изъяснению: радовался бы, если бы кто лишил меня очей моих, чтобы не видеть суетного света; рад был бы, если бы кто взял меня, как преступника, и заклал в стену, чтобы мне не слышать голоса, не видеть тени человеческой...» (Святитель Игнатий Брянчанинов. Аскетические опыты. Т. II. Слово о страхе Божием и о любви Божией).

Священник Андрей Спиридонов