Горе мне, если не благовествую!
1 Кор 9.16

Не секрет, что христианскому мировидению свойственна эсхатологичность, то есть предвидение и понимание конечности развития и ограниченности во времени земной цивилизации. Как сказано святыми отцами, Церковь не от мира сего, но — в мире сем. Мир же сей неизбежно конечен, поскольку берет свое начало с грехопадения прародителей.

Те или иные происходящие в мире глобальные процессы могут и не являться в собственном смысле апокалипсическими, но могут стать таковыми при условии стремительной нравственной деградации человечества или, по крайней мере, играть определенную роль в подготовке действительно катастрофического финала земной истории. Современные новейшие коммуникационные средства начинают иметь здесь решающее значение, тогда как миссионерская составляющая деятельности Церкви Христовой не может не учитывать тех перемен, которые происходят в окружающем мире. О чем и стоит поговорить более подробно.

Для нас должно быть очевидным, что эти перемены могут быть весьма и весьма стремительны. Однако мало того, что мы живем во время глобальных перемен, но мы живем еще и во время формирования новой информационной реальности. Этот переход к электронным носителям информации, «интерактивности и всеобщей мобильности» сопоставим с переходом от рукописного текста к книгопечатанию. Более полутора десятка лет назад знаменитый западный социолог и футуролог Элвин Тоффлер в своей нашумевшей трилогии писал, что мир стоит на пороге нового, постиндустриального общества, где новейшие средства «мобильности», «повсеместности» и «обратимости» приведут к никогда ранее не бывшему качеству жизнедеятельности человека. Характерно, что Тоффлер, будучи глашатаем глобальных перемен, усматривал в них и самые серьезные опасности для человечества. По его мысли, грядущие постиндустриальные изменения могут подвигнуть властные структуры к использованию новых форм манипуляции сознанием и фактически к ограничению прав и свобод человека. Что, как мы видим, и происходит. Современные электронно-технические средства, к которым так привязан человек, уже позволяют осуществлять над человеком же самый масштабный контроль во времени и пространстве.

Однако если бы схема, рисуемая Элвином Тоффлером, действительно была так однозначна и проста: вот новейшие средства коммуникации, повсеместности и мобильности, вот власть, которая всегда под подозрением из-за своего родового стремления ограничить права и свободы рядовых граждан, а вот и сами граждане, которые всегда априори лучше, чем власть,— как сторона страдательная и объект, которым власть склонна манипулировать. Стало быть, надо изыскать такой образ действий, чтобы новейшие коммуникационные средства применять и использовать на всеобщую пользу, избегая возможных искажений и крайностей, дабы и волки в постиндустриальном обществе были бы сыты, и овцы целы. К сожалению, данная задача вряд ли вполне осуществима для пораженного грехом человечества и футурологический оптимизм Тоффлера вряд ли уместен. Беда в том, что не только власть как таковая стремится использовать новейшие достижения прогресса для закрепления своих властных же полномочий, но и человечество вообще со свойственной ему греховной инерцией склонно пользоваться техническими средствами не для нравственной мобилизации, но для еще большей нравственной расслабленности.

Другой западный социолог и яркий публицист, католик Патрик Бьюкинен, в своей книге «Смерть Запада», в частности, говорит, что западного человека нравственно развратили те социальные блага, которые индустриальное общество стало предоставлять ему в социальной сфере. Так, высокие пенсии привели к утрате стимула (обеспечение собственной старости) в рождении детей, и западный человек перестал осуществлять естественное воспроизводство населения. Казалось бы, такое благо, как пенсия, не может привести к отрицательным социальным следствиям — но это действительно произошло из-за общей человеческой греховности. Если есть возможность не трудиться, человек и не будет трудиться; если есть возможность детей не рожать, то человек и не будет рожать, поскольку дело воспитания детей — труд сам по себе весьма серьезный. Так и применительно к любым другим новейшим средствам прогресса: всякое из них может иметь свою изнанку, если не будет использоваться с определенной нравственной ответственностью.

Люди, имеющие более широкий доступ к современным средствам коммуникации, легко используют их для извлечения материальной прибыли, а полученные таким образом материальные средства конвертируют во власть; свое же присутствие во властных институтах, в свою очередь, будут использовать для закрепления общей ситуации как во власти, так и в коммуникационных средствах, которые крайне необходимы и как средства извлечения прибыли, и как средства удержания власти... Круг, таким образом, замыкается.

Здесь уместно привести мнение еще одного авторитетного социолога и публициста, академика Александра Панарина. В опубликованной несколько лет назад статье «Народ без элиты» он говорит, что современные технологии кардинально изменили характер современных развитых обществ. Былой, описанный еще Максом Вебером классический капитализм, который довольствовался 10—15 % прибыли, фактически ушел в прошлое, уступив новому, по сути хищническому капитализму, который, используя новейшие коммуникационные технологии, склонен делать деньги из ничего и посягает уже на сотни процентов прибыли. Причем процесс этот имеет общемировой характер и Россия активно включена в него наряду с другими странами. Естественно, что в первую очередь ограбленными оказываются простые люди, в то время как финансовые и правящие элиты выступают в роли грабителей и манипуляторов сознанием. Это происходит из-за утраты элитой традиционной ответственности перед отечеством и обществом, с которыми в прошлом она была тесно связана. Начиная со всадников в Древнем Риме и до дворянства в России аристократии было что терять и что защищать. Современная элита, констатирует Панарин, не имеет отечества, поскольку счета в банках, недвижимость, образование детей перенесены в другие страны, а собственное отечество рассматривается как территория, на которой и за счет которой делаются деньги. И происходит это именно благодаря развитию современных электронно-технических технологий и их общемирового применения.

Перед лицом такого рода глобальных современных вызовов оказывается и Церковь Христова. Нелепо думать, что мы по-прежнему живем в традиционном обществе, исповедующем христианские ценности; нелепо грезить об устроении жизни Церкви и общества в формах византийского или Синодального периода — это давно в прошлом. Будет утопией и духовной нетрезвостью делать вид, что все эти перемены нас не касаются и мы можем прожить по старинке, молясь в храме при свечах и, хлеба насущного ради, обрабатывая свои дачные участки. Какого рода нестроения начинают сотрясать церковную жизнь, видно из характера таких протестных движений, как борьба с ИНН или электронными паспортами. Мы живем в эпоху, когда старые страсти и соблазны облекаются в новейшие формы. Причем эти формы, очевидно имеющие глобальный характер и влияющие на процессы, происходящие далеко не в одной стране, начинают представлять угрозу и для внутрицерковного единства.

Церковь Христова потенциально ведает об истинных путях и методах выхода из того или иного нравственного кризиса. Однако для реализации этого знания она должна, с одной стороны, осуществлять в своей внутренней жизни начала соборности, а с другой,— уметь осознаваемую и определяемую Ею истину озвучить и для внешнего мира. Если же Церковь будет оставаться только на уровне внутрихрамовой проповеди, игнорируя новейшие коммуникационные средства, то ее голос будет не слышен в современном мире. Тем более в мире, где новейшие технологии стремятся использовать люди, которые особой нравственностью как раз и не отличаются.

Правда, с одной стороны, не все так плохо. Мнение Церкви все-таки присутствует во многих российских светских СМИ. Более чем успешно развивается православный интернет. Есть несколько успешных и стилистически современных изданий явно миссионерского характера: к примеру, журналы «Фома», «Нескучный сад», «Наследник». Весьма весомыми представляются также екатеринбургская студия «Союз» и «Ямал-регион». Однако при всех достоинствах большинство православных информационных проектов прежде всего рассчитаны на уже верующих, являются частными или финансируются по остаточному принципу. Многие СМИ имеют низкий профессиональный и технический уровень, а их сотрудники получают нищенскую зарплату — ведь в православной среде распространено крайне вредное для профессиональной постановки дела мнение, что православные могут и должны работать «Христа ради» или «за спасибо». Да, порой, особенно в период становления того или иного проекта, это действительно неизбежно — но только не на долговременной основе. Из-за плохого финансирования в редакциях многих православных СМИ большая текучесть кадров, что, конечно же, способствует своего рода стагнации непрофессионализма, который становится одним из первых признаков многих программ или изданий. Разумеется, это относится далеко не ко всем православным информационным проектам, но автор этих заметок знает не только теоретически, что подобные недостатки имеют достаточно широкое распространение.

Отсюда, в сопоставлении с общемировыми коммуникационными глобальными процессами, наши церковные СМИ находятся пока еще на уровне скорее провинциальном, самодеятельном. Тому есть несколько основных причин. Как это ни банально звучит, но до сей поры сказывается семидесятилетний период гонений. Результатом этого является малая электронно-техническая база православных СМИ, отсутствие профессиональных кадров, журналистских и технических школ и, может быть, самое главное — отсутствие единой общецерковной идеи или, точнее, воли в формировании собственно православных СМИ, которая должна бы осуществлять себя не только в технической и элементарной вероучительной составляющей, но и в ясно выраженной миссионерско-апологетической идеологии.

Необходимость формирования этой идейной основы в том и заключается, что мы живем в окружении стремительно регрессирующего неоязыческого мира, который по отношению к Церкви и вообще христианской нравственности настроен воинственно, агрессивно. Очевидно, что пока мы мало стремимся защищать собственную Церковь от нападок извне. На определенном локальном уровне это, конечно, происходит, но уровень этот включает в себя всего несколько имен типа диакона Андрея Кураева, который с завидным постоянством отвечает на выпады против нашей Церкви.

Не секрет, что многие традиционные вероисповедания, такие, как иудаизм, ислам, ведут постоянный мониторинг современных СМИ на предмет отбора, анализа и противодействия высказываниям, направленным против них. Думается, что Православной Церкви такой мониторинг тоже не повредил бы — не для того, конечно, чтобы побивать камнями всех несогласных, но чтобы подвергать анализу тот образ Церкви, который пытаются смоделировать и представить светские СМИ, а в случаях явной клеветы — оказывать и информационное противодействие.

Кроме того, важнейшие сегменты информационного поля Православной Церковью просто не заняты. До сих пор нет ежедневной общественной православной газеты — и это в стране, где подавляющее большинство населения так или иначе отождествляет себя с Православием. Общим местом стали рассуждения о том, насколько слабо представлено Православие на федеральных телеканалах. В радиоэфире Церковь также представлена малым числом радиостанций, причем в FM-диапазоне постоянное православное вещание вовсе отсутствует. Правда, здесь возникает другая серьезная проблема. Она заключается в следующем: насколько Церковь готова осуществлять формирование и обслуживание постоянного эфира на надлежащем профессиональном содержательном и техническом уровне?

Отсюда и задача, которая, по сути, всерьез еще не решается. Почему бы на общецерковном уровне не вкладывать средства в приобретение эфирного времени, строительство собственных студий видео- и звукозаписи, подготовку технически грамотных кадров, собственных менеджеров, профессиональных журналистов — и делать это не по остаточному принципу, но со стратегическим расчетом? Истиной из серии «Волги, впадающей в Каспий», является то, что для всякого перспективного социально-экономического развития необходимо решать не только тактические задачи, но и стратегические. Никакое общество не будет действительно развитым, если не будет вкладывать средства в науку и образование (которые часто не дают немедленных результатов). Так и в Церкви: если мы сейчас не озаботимся созданием материально-технической базы для миссии в стремительно меняющемся мире, то завтра точно окажемся этнографическим музеем или религиозной резервацией.

Кроме того, далеко не секрет, что на информационном поле православных СМИ существуют свои направления, течения и группы, которые к определенному согласию почему-то прийти не могут. В результате, несмотря на давние разговоры о создании «Союза православных журналистов», никакого союза пока, к сожалению, не создано.

Может быть, причина и в том, что в нашей церковной жизни ощущается серьезный недостаток дерзновения веры. Мы слишком ленивы, рациональны и теплохладны. В нас успешно въелась идея своего рода заведомой приниженности, бесполезности каких-либо внешних усилий, их обреченности на провал. Среди православных распространен тип постоянно рефлексирующей личности, которая боится ответственности и старается перевалить ее на кого-нибудь другого, прежде всего — на священника или священноначалие.

К этому начинает примешиваться еще одна глобальная ультрасовременная мотивация, также успешно внедряющаяся из внешнего мира,— дух коммерции, который обязывает относиться ко всему с заведомым прагматизмом. Будучи Церковью, мы покорно соглашаемся играть и действовать по правилам мира сего. Как пример можно привести весьма характерный диалог, участником которого стал автор этих заметок на заседании фестиваля «Вера и Слово». На вопрос, почему бы Церкви всерьез не заняться строительством собственных мультимедийных записывающих студий, один из организаторов фестиваля ответил, что даже если в Москве построить такую общецерковную студию, то ее мощности вряд ли будут загружены больше чем на 30—40 %, а значит, и строить ее бессмысленно, ведь всякий проект должен окупаться. Однако подобная мотивация является все-таки несколько странной. Что мешает тем, кто пока не может творчески загрузить мощности собственной студии, сдавать ее в аренду? Кроме того, такой подход исключает всякую стратегию, замах на большее, чем рационально просчитанный результат. Но разве мы, в Церкви, имеем дело только с человеческими силами? «Наставник! мы трудились всю ночь,— говорит Христу апостол Петр,— и ничего не поймали, но по слову Твоему закину сеть» (Лк 5. 5). Каков был результат апостольского лова рыбы, мы знаем из Евангелия.

Если бы апостолы полагались только на рациональное планирование своей деятельности, то им только и оставалось бы разойтись по домам. Ведь с точки зрения чисто человеческой полтора десятка человек, не имея земных богатств, власти и знатности, не могут рассчитывать на успех в деле нравственного переустройства всего мира. Но с апостолами был Сам Бог, и они имели дерзновение веры. Возможно же и в нашей жизни хоть какое-то благодатное дерзновение веры, ее горение, живое веяние Духа Святого — или это удел только апостольского времени и соль нашей веры настолько оскудела, что нам только и остается прагматично подсчитывать, на что у нас хватит сил, а за что лучше в принципе и не браться, поскольку все равно нашими человеческими силами это не осуществимо?

Боюсь, что мы погрешим против истины, если согласимся с тем, что Церковь вовсе оскудела благодатной верой. А если это не так, то должны быть естественными для христианина определенное дерзновение и замах на то большее, которое возможно с помощью Божией. Из истории известно, что заметных результатов добивался тот, кто дерзал замахиваться на невозможное; а тот, кто пытался оставаться в рамках рационально осуществимого, как правило, не мог и этого малого осуществить. Неужели создание технической и кадровой базы для дальнейшей миссии Церкви есть настолько сверхчеловеческая задача, что за нее нет никакой возможности взяться? Может быть, для этого нужны исключительно святые люди, достигшие бесстрастия, по уровню духовной и аскетической жизни сопоставимые с самими апостолами? Нет, скорее нужны крепкие профессионалы, имеющие трезвую голову и ясную веру, а также — все та же материально-техническая база и соответствующие учебные заведения.

Обычно на это возражают, что таковой базы у Церкви не было и нет, а стоит это дорого. Но у нашей Церкви находятся средства на восстановление монастырей и храмов, литье колоколов и золочение куполов. Опять же могут возразить, что спонсоры привыкли жертвовать не на электронно-техническую базу, а на стройку, краску, паникадила и колокола. Но что мешает проинформировать крупных церковных меценатов о том, что Церковь нуждается не только в крепких храмовых и монастырских стенах, но и в материальном обеспечении своей внешней миссионерской деятельности?

В заключение хочется вспомнить пушкинского «Пророка». Чтобы, «обходя моря и земли, глаголом жечь сердца людей», «духовной жаждою томиму» лирическому герою Пушкина потребовалось сверхъестественное явление «шестикрылого Серафима». Думается, что применительно к Церкви и ее миссионерским задачам эта аналогия уместна лишь в том смысле, что Церковь сама должна выступать в роли шестикрылого Серафима, являя истину тем, кто еще находится в «пустыне мрачной». Церковь Христова по своей сути есть духовный оазис среди греховной пустыни и каждого может напоить живой водою веры, поскольку она есть не провинциальное явление, но — вселенское и проповедь о Христе Воскресшем свойственна самой ее богочеловеческой природе.

Священник Андрей Спиридонов