Есть некоторые банальные истины, к которым уже давно все привыкли и которые, кажется, уже настолько повсеместны и самовластны, что чего-то другого — вне обычного круга их — не ожидается и не предвидится. В области поэзии или стихосложения это некое разделение на группы, имена и жанры, которое уже и не подразумевает явления чего-то нового, выходящего за рамки привычных стереотипов. Так, к примеру, сложился образ некоего жанра духовной поэзии, который звезд с неба как будто не хватает, стоит несколько особняком от магистральных поэтических путей, но зато в своем привычном словоупотреблении активно использует (а иногда и злоупотребляет ею) чисто религиозную лексику и терминологию.

Для многих любителей настоящей поэзии это направление воспринимается (порой даже и справедливо) как достаточно маргинальный жанр. Однако в этих заметках я хотел бы обратить внимание на то, что это все-таки не совсем так. Как ни удивительно, но нашими современниками являются настоящие поэты, чей талант и творческая мощь вполне сопоставимы с именами мировых классиков, но при этом в тематическом и жанровом отношении они заявляют о себе именно как православные поэты. Собственно, взяться за эти краткие заметки меня побудило недавно открытое мною имя священника из сибирского г. Минусинска Сергия Круглова (http://kruglov-s-g.livejournal.com), чьи поэтические опыты являют собой удивительный сплав настоящего поэтического мастерства, православного миропонимания и, сверх того, реально переживаемого священнического опыта.

Не буду заниматься подробным литературоведческим разбором, просто хотел бы обратить внимание на это незаурядное явление в нашей поэзии и привести несколько стихотворений о. Сергия, которые, как мне думается, в некоторой степени иллюстрируют его поэтические возможности. Вот, к примеру, о соотношении творческого и «левитского» начала или, шире, о милости Божией к мятущемуся человеку (а может, и человечеству):

Мчится лавой и рубится конница,
Кричит потревоженное воронье, —
Это поэт со священником борется,
И поле битвы — сердце мое.

А Ты, Господи, поодаль, в одиночестве,
И нет улыбки, не мягок взгляд:
Какая ирония, когда, по пророчеству,
Восстал войной на брата брат!
Не будешь Ты ломать, обличая, трости,
Не будешь льна пылающего угашать,
Но Ты выжидаешь, когда просвет откроется —
Броситься между и лезвия удержать.

А вот «наш ответ» Томасу Элиоту:

Старуха и смерть

Послушание превыше поста и молитвы.
Послушание смерти — превыше смерти:
Терпеть боль, не выпить и единой таблетки,
Когда гангрена пах лижет,
Терпеть пьяницу-племянницу, ее мужа,
Безропотно подписать этим людям
Дом, с корнями и крышей,
Палисадник, рябину, синь над рябиной
(Все, что было в погребе, в стайке,
Швейную машинку — осталась от мамы,—
Все пропили, выпили все слезы,
И смертного нет, обрядить нечем),
Подписать ветру
Восемьдесят семь весен — ни дня веселья,
Мужа, убитого под Прагой,
Нерожденных белоголовых деток,
И цвела, и засохла в колхозе,
Работа, работа и работа,
И в храме была всего дважды, девчонкой —
Растащили по бревну в двадцать девятом
(Выслали старосту, псаломщик спился,
Попа посадили как врага народа),
А когда открыли — уже парализовало,
И ни дня без скорби, ни дня без молитвы,
«Отче» и «Богородице», как мама учила,—
И вот выдалась весна какая,
Христе Спасе, какое счастье!..

Послушание смерти и всем слугам смерти —
Годам, властям, болезни, труду, заботе.
Смерть любит тех, кто борется с нею,
Как кошка с мышью, урча, играет
С теми, кто убегает, ищет лазейки.
Смерть ненавидит и боится
Тех, кто кроток и слушается смерти.
Робко стоит она поодаль,
Когда послушный, тужась, проходит
Тесным путем, когда из тела
Вынимают пылающую душу,
Как из матрицы — пылающую бронзу,
Светозарную, полную мощи,
Звонкую, ни единой каверны!
Смерть знает:
Попробуй проглоти такого —
Изнутри лопнешь! Сколько раз обжигалась.

Некогда, на другом краю мира,
Утверждал великий Буонарроти:
«Высшая форма человека есть пламя».
Старуха и не слыхивала про такое:
Все образование — четыре класса.
Смерть слыхивала, но, как ни тщилась,
Понять не смогла: не по зубам смерти
Азы огня и света, творчества и послушанья.

27.05.2006

Или весьма дерзновенное стихотворение, которое можно отнести к своего рода вершинам любовной (в хорошем смысле) лирики:

С тобою чистим грибы

Нет, не в плероме, не на облаках —
В тебе изображается Христос:
Терпенье неизбывное в руках,
И внешнее плетение волос,

И голос, и морщины каждой ход,
И детскость, близорука, как со сна, —
Мы старились с тобой, за годом год.
Свидетель я, как ты сотворена.

На этой кухне, в этот поздний час,
Самих себя мы сеем в темноту.
Господь сказал, что Царство — внутрь нас.
Внутри тебя. Я там его найду.

9.09.2005

И еще — особенно понравившееся мне стихотворение, поскольку здесь мне видится синтез настоящей поэзии, православной гимнографии и личного переживания евхаристичности жизни в Церкви. Таких стихов в русской поэзии до сей поры было мало, но вот они есть — и значит, мы имеем дело с новым поэтическим явлением, которое еще нуждается в осмыслении и популяризации.

***

Вынь наше имя, частицу хлебную,
Вынь нашу жизнь бедную,

Помести рядом с Тобой на дискосе,
Перенеси, Господи, и очисти,

Погрузи копие, сотвори брение,
Помяни всех, вычитай душеполезное чтение,

Забери туда — новопр. Анны, отр. Эммы —
Где третьего нет лица, есть «Ты» и «мы».

Еще есть два, три, одно место на дискосе!
Мы просим, канючим, тянемся до самой Херувимской.

Двинь Свои полки, пирамиды девяти чинов,
На защиту нас, немощных.

О Ты, и вси святии, и Владычице Дево Богоневесто!
Мы все — из одного теста,

И станет единым — Иван, Абрам,—
Хлеб, рассеянный по горам.

4.02.2004

На о. Сергие Круглове возможный список настоящих православных поэтов, конечно же, не исчерпывается. Любители поэзии могут ознакомиться также с поэзией другого священника, Константина Кравцова (http://o-k-kravtsov.livejournal.com), чей талант и творческие находки впечатляют ничуть не менее поэтических опытов Круглова, однако, поскольку о. Константин мой давний друг, подробно расхваливать его поостерегусь, дабы нас не обвинили в саморекламе и групповщине (смотрите сами). Кроме того, современная православная поэзия достаточно широко представлена на сайте «На середине мира» (http://nattch.narod.ru).

В заключение замечу, что современная поэзия, разумеется, не исчерпывается чисто православной тематикой. Она многообразна и в интернете представлена достаточно широко — существует множество поэтических сообществ и даже конкурсов, среди которых, к сожалению, полно графомании и вообще можно заблудиться, однако иногда попадаются и крупицы истинной поэзии. К примеру, могу привести имя Алексея Моисеева (http://a-moiseev.livejournal.com), который — не знаю его, как это говорится, религиозной принадлежности, да и не суть важно,— понравился мне достаточно простой поэтикой и одновременно напряженным восприятием действительности (в какой-то степени его стихи перекликаются с поэзией любимого мною Георгия Иванова, а сверх того, он представляет определенный круг современных лириков, также достойных внимания и изучения).

Вот, к примеру, стихотворение Алексея Моисеева, взятое с его сайта:

***

Порою мир летит во весь опор,
электризуя время и пространство,
туда, где ветер трепетно и страстно
терзает распахнувшийся простор,

где только миг от «завтра» до «вчера»,
что никогда уже не повторится —
в нем сжаты камнепады и зарницы,
вода и суша, холод и жара.

Являя мир во всей его красе,
в калейдоскопе мечутся картины:
блестят огни, змеятся серпантины,
машины вдаль стремятся по шоссе.

И поезд вылетает на стрелу
стальных путей, внезапно обретенных...
А где-то полдень, ряд домишек сонных,
и паутинка светится в углу...

В общем, очевидно, что поэзия не умерла и не деградировала, а такие имена, как священник Сергий Круглов, говорят о том, что русская поэзия — причем, повторюсь, поэзия вполне православная — еще может достичь (если уже не достигла) мировых вершин.