Дорогие братья и сестры! С начала девяностых годов мы в этом месте богоспасаемого нашего града Москвы празднуем память святителя Митрофана Воронежского. Сегодня в нашем храме особенный день, не только потому, что у нас архиерейская служба, но наш праздник со скорбью, потому что оставил этот мир Его Святейшество, Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий. И естественно, человеческому сердцу, уму свойственно при потере близкого нам человека, нашего пастыря, отца все мысли устремлять именно к этой скорби.

Благодаря святителю Алексию участие Церкви в жизни нашего народа и государства взошло на необыкновенную высоту. Хотя законодательно по-прежнему Церковь отделена от государства — и, как Святейший Патриарх говорил неоднократно, для Церкви это большое благо,— Церковь в период его Патриаршества получила необыкновенную свободу, такую, которой она никогда не имела со времен крещения Руси. И это несмотря на то, что священники не только не участвуют в государственной жизни, но, более того, даже сами себя ограничили в правах: мы отказываемся от того, чтобы быть избранными во властные структуры, хотя имеем на это право как граждане Российской Федерации.

И тем не менее, хотя нет никаких юридических норм, дающих Церкви возможности влиять на наше общество, Святейший Патриарх благодаря огромному масштабу своей личности сумел вывести церковный корабль на такой фарватер, что все первые лица государства всегда благоговели перед ним и делали для Церкви все, что возможно, иногда даже и то, что невозможно — в силу того, что еще долго наши люди будут советскими людьми, и для них выход Церкви на широкое поле общественной деятельности внове. Хотя это стало уже более привычно, опять же благодаря мудрейшей церковной политике Патриарха, который очень деликатно, с большим терпением и пожданием сумел обратить внимание государства — то есть чиновничьего нашего аппарата, ибо это он действует от имени государства,— на нужды нашей Матери­Церкви. Более того, многие чиновники, занимающие очень большие посты, не только осознали себя верующими людьми, но и стали помогать Церкви непосредственно, используя тот ресурс, которым они владеют. И та благоприятная атмосфера в отношении к Церкви, которая сложилась у нас теперь, после эпохи гонений,— в этом огромнейшая заслуга Святейшего нашего Патриарха.

Такие его действия вполне традиционны и находятся в русле церковной жизни. Здесь уместно вспомнить нашего святителя Митрофана Воронежского, который, несмотря на то что императора Петра многие считали просто антихристом и при нем двадцать миллионов россиян ушли в раскол, несмотря на то что Петр был совсем не такой человек, которого можно было бы любить епископу Церкви,— но святитель Митрофан сумел благодаря своему образу кротости во многом укротить необузданную натуру Петрову и счел своим долгом даже из церковной кассы помогать ему в строительстве первого Российского флота.

Казалось бы, ну какое дело Церкви до флотов? Оказывается, прямое. Разве этот флот не охраняет государство независимо от того, кто в нем стоит во главе? Конечно, охраняет. А в этом государстве кто живет? Христиане живут. Значит, этот флот будет охранять христиан, охранять их жизни, семьи, их покой, будет охранять храмы. Поэтому такая церковная политика принесла двоякий успех: и в упрочении могущества новой, народившейся империи, и в смягчении нрава государя, который наводил ужас не только на своих непосредственных клевретов, но и во многом на всех россиян. Потому что свои реформы он проводил так жестко и резко, что уже современникам нашим это дало возможность назвать Петра первым большевиком. И те реформы, по своей сути абсолютно неканоничные и безобразные, которые он осуществил в нашей церковной жизни, поставили Церковь в положение одного из министерств Российской империи, что, естественно, заставило народ постепенно перенести общее отношение к чиновничеству и на Церковь и впоследствии во многом способствовало совершению этой кровавейшей революции.

И вот Господь поставляет во главе кафедры таких людей, как святитель Митрофан, роль которого была особенно велика в силу близости к Императору, или как наш почивший Патриарх Алексий, который в этот ответственнейший для Церкви период один сумел для Церкви, для народа сделать столько, что теперь отката назад уже не может быть. Он своим отношением, своим служением, глубоким пониманием, обаянием собственной личности просто переломил отношение государства к Церкви, и Церковь этого никогда не забудет.

И то, что мы имеем возможность так спокойно и радостно торжествовать, есть тоже его заслуга. Я до сих пор, хотя прошло достаточно лет с тех пор, как мы вошли в этот храм, не могу привыкнуть к этому ощущению свободы: хочешь, открывай детский дом, хочешь, занимайся с детьми. Помню, когда еще при Леониде Ильиче мы организовали в Алтуфьевском храме воскресную школу, она была абсолютно подпольная и законспирированная. Каждого родителя и ребенка мы инструктировали, как бы кто не проболтался, потому что за открытие воскресной школы можно было сесть в тюрьму. Я знаю священника, который сидел в тюрьме — он и сейчас жив, он уже пожилой человек, — и одно из деяний, которое ему инкриминировалось, было то, что он занимался детьми, что он сеял в их сердца слово Божие.

Нам сейчас это трудно представить. Нас Святейший Патриарх благословил на любые формы деятельности, и в Церкви все расцветает. Ни в одной стране мира за две тысячи лет в течение пятнадцати лет не открылось восемьсот монастырей. Это ли не чудо? И это навсегда будет связано с именем Святейшего Патриарха. Потому что все, что мы видим в его деятельности, все это впервые и все в огромнейшем масштабе, который вполне соответствует масштабу его гигантской исторической церковной фигуры.

Поэтому, с одной стороны, мы испытываем скорбь, а с другой стороны, и великое утешение в том, что нам с вами, грешным людям, довелось жить в эпоху святителя Алексия, Патриарха Московского и всея Руси, необычайную по своему масштабу, по глубине влияния Святейшего на все отдаленные закоулки народной жизни, пронизанные его молитвой, его благословением. Он сам лично во все вникал, и тот труд, который он подъял, просто невозможно себе представить. Он в день подписывал до сотни бумаг и всегда все прочитывал, всегда вникал, и его слово «да» или «нет» по тому или другому поводу было «действенно и острее всякого меча».

Поэтому, молясь и скорбя в этот день, торжествуя память святителя Митрофана, которого Святейший тоже любил, будем утешаться тем, что Патриарх почтил нас своим посещением несколько раз за свое Патриаршее служение, и кульминацией этого было освящение нашего храма. Мы этого тоже никогда не забудем. Спаси всех, Господи.