Печать

№ 2
   ФЕВРАЛЬ 2009   
РУССКАЯ ПРАВОСЛАВНАЯ ЦЕРКОВЬ № 2
   ФЕВРАЛЬ 2009   
   Календарь   
ЭЛЕКТРОННАЯ ВЕРСИЯ
ЕЖЕМЕСЯЧНОГО ПРАВОСЛАВНОГО ИЗДАНИЯ
Преподобноисповедницы
Афанасия (Лепешкина) и Евдокия Бучинева
 


Преподобноисповедница Афанасия (в миру Александра Васильевна Лепешкина) родилась 15 марта 1885 года в Москве в семье торгового служащего. Ее отец, Василий Николаевич, принадлежал к семье купцов и фабрикантов Лепешкиных, издавна известных своим благочестием и церковной благотворительностью.

Брат прадеда игумении Афанасии, Семен Лонгинович Лепешкин, был строителем Троице-Одигитриевской обители; принимал деятельное участие в возведении каменного Троицкого храма, выстроил большой и два малых каменных корпуса для сестер, погреба и монастырскую ограду, а также купил для обители огороды вблизи Москвы, приносившие хотя и небольшой, но постоянный доход.

Отец его, прапрадед матушки Афанасии, Лонгин Кузьмич, был возобновителем, строителем и затем первым старостой храма Преподобного Марона Пустынника в Старых Панех в Москве, разрушенного почти до основания во время нашествия французов в 1812 году. Главная святыня храма - чудотворный образ преподобного Марона, к которому обращаются страдающие от горячки и лихорадки.

После смерти Лонгина Кузьмича старостой и благотворителем храма стал его сын, Василий Лонгинович, а затем внук, Николай Васильевич. "В буквальном смысле не перечесть жертв и заслуг его для храма! Все - за самым небольшим разве исключением - все драгоценное, что видит глаз в Мароновском храме, - все это дар, жертва приснопамятного Николая Васильевича Лепешкина: священные сосуды, из которых одни приобретены даже с выставки, напрестольные кресты и Евангелия, ценные массивные сребропозлащенные ризы на иконах, таковые же хоругви и лампады, вся церковная утварь, ценные священнические облачения и прочее",- писали о нем.

После смерти Николая Васильевича заботы по храму взял на себя его старший сын Василий Николаевич, а в 1895 году - другой сын, Иван Николаевич.

У Василия Николаевича и его жены Александры Григорьевны Лепешкиных было двенадцать детей, но, кроме трех дочерей, все они умерли в юном возрасте. Родители старались дать девочкам наилучшее образование. Александра училась в Усачевском институте в Москве и в совершенстве знала французский и немецкий языки. Она пользовалась большим уважением среди студентов и имела много поклонников. Но неожиданно для многих в 1902 году после окончания института ушла в монастырь - Троице-Одигитриевскую Зосимову пустынь.

В 1904 году игумения София (Быкова) послала Александру Васильевну в Понетаевский монастырь для обучения живописи; через полгода она вернулась в пустынь и стала писать иконы. В 1920 году инокиня Александра была пострижена в мантию с именем Афанасия и избрана игуменией Зосимовой пустыни.

В это время монастырь по требованию властей был преобразован в сельскохозяйственную артель, и матушке пришлось вести переговоры с представителями властей относительно хозяйственной деятельности монастыря. Как главу артели ее приглашали на заседания уездного исполнительного комитета, проходившие в местном клубе, и игумения приходила туда в сопровождении послушницы. Как-то один из членов исполкома, указав на портрет Маркса, сказал:

- А вот, матушка игумения, Маркс. Он является, собственно, учеником первого социалиста - Христа.

- Портрет "ученика" вы поместили здесь, а почему же нет портрета Учителя? - спросила матушка.

К трудностям, вызванным преследованиями властей, прибавлялись и скорби от болезней: больше двадцати лет мать Афанасия страдала малярией. На пасхальной седмице 1925 года она так разболелась, что сестры послали в Алабинскую больницу за врачом, Михаилом Михайловичем Мелентьевым.

"Монастырский двор-кладбище был необширен, тих и пустынен,- писал он в своих воспоминаниях.- В центре стоял небольшой белый храм, окруженный намогильными крестами, кое-где с горящими лампадами. По мосткам прошли к игуменскому корпусу, где меня встретила маленькая, согбенная старая монахиня, ласковая и приветливая. В корпусе стоял какой-то давний, уютный запах древней мебели, печеного хлеба, ладана. Тикали часы, и стояла ничем не нарушаемая тишина. Монахиня пригласила меня к столу откушать, а сама пошла доложить игумении о моем приезде...

Держалась она [игумения] величаво-спокойно, говорила чуть-чуть нараспев, с низкими контральтовыми нотами. Ближайший угол и стена были заняты образами. У большого распятия горела лампада и стоял аналой.

Здоровье игумении оказалось в очень плохом состоянии. Я сказал ей не скрывая о ее положении и предложил на ближайшее лето выехать в другое место и попытаться подлечиться там. Обстановка с монастырем была сложна и внешне, и внутренне. В монастыре было до трехсот человек сестер, в том числе шестьдесят беспомощных старух. Всех их нужно было прокормить, отопить, одеть, обуть. Поплакала игумения, погоревала, и все это сдержанно, с ясным сознанием огромной ответственности за триста душ, и отпустила меня, не дав ответа. Однако в дальнейшем ухудшение здоровья заставило ее смириться. Я взял на себя ответственность поднять ее на ноги. Это была трудная задача, но Бог помог мне, и моя больная к концу лета настолько поправилась и окрепла, что могла вернуться к себе и приняться за свои дела".

В 1928 году обитель закрыли, и матушка Афанасия переехала в село Алабино Наро-Фоминского района вместе со старой монахиней Антонией, которая была с ней с первых дней ее монастырского жития, и послушницей Евдокией Бучиневой.

Михаил Михайлович писал: "Игумения Афанасия правила всю дневную службу и являлась умственным центром этой маленькой общины. Она же, вместе с матерью Антонией, стегала одеяла. Дуня выполняла более тяжелую работу и служила для сношения с внешним миром. На первую и последнюю недели Великого поста двери их жилища закрывались для всех. Это были дни молитвенного труда и молчания. Но зато и праздник Воскресения был праздником истинно Воскресшего Христа.

К ним ходили за помощью, за советом, за утешением, но ходили в сумерки, вечерком, ночью, чтобы меньше видели, меньше сказали. Они же ни к кому не ходили, потому что боялись с собою принести и подозрения, и кару на ту семью, где бы они побывали.

В первый день Троицы 1931 года я пришел к игумении Афанасии, зная, что у нее праздник, что она попраздничному бездеятельна и что она будет рада мне. Нашел я ее в десяти шагах от ее дома в небольшом перелеске. Она только что пережила очередное воспаление легких, была слаба, и все ее радовало в ее возвращении к жизни. Стоял чудесный день, жужжали пчелы, пахло лесом. Божий мир стоял во всей своей красе. А через час, когда я ушел, пришла грузовая машина, привезла оперативных работников НКВД, те перевернули жилище, обыскали его, ничего не нашли, конечно, и забрали игумению Афанасию с собой в районный центр, Наро-Фоминск".

Это произошло 25 мая. Матушке предъявили обвинение в активной антисоветской деятельности и агитации, направленной на срыв мероприятий советской власти в деревне, в особенности коллективизации. Отвечая на вопросы следователя, она сказала: "В 1920 году я была избрана игуменией и была ею до 1928 года. Во время моего игуменства был полный порядок и все мне подчинялись. В результате все было хорошо. Во время пребывания моего в монастыре я крепко была предана Богу и так же предана Ему в настоящее время и готова за Бога и за Христа жизнь положить. Больше показать ничего не могу".

Через несколько дней состояние здоровья матушки Афанасии резко ухудшилось, и ее отправили в больницу. 30 мая она писала: "Многоуважаемый Михаил Михайлович! Шлю Вам привет из нарофоминской больницы. Лежу в заразном бараке. Чувствую себя плохою. Все болит, а особенно левый бок. Температура повышена. Просила дать мне бумагу о моей болезни и нетрудоспособности, но мне ответили - "пока полежите". Сердце мое истерзалось. Осталась я одна. Дуню, наверное, пока я в больнице, угонят, как угнали уж многих. Боюсь я, как бы Антонию без меня не взяли. Войдите в мое положение! Что буду я делать одна, когда не в состоянии понести и пяти фунтов. Хотя бы Вы что-нибудь мне написали и с кем-нибудь ручно передали. Письма и посылки в больницу передают, но личного свидания не разрешают. Может быть, Вы увидите Антонию. Скажите ей, чтобы она прислала мне молитвенник и Часослов маленького формата. Неизвестность хуже всего. Буду ждать от Вас какого-нибудь слова. Не забывайте меня, находящуюся в большом горе и всегда Вас уважающую".

Вместе с матушкой арестовали и послушницу Евдокию. (Евдокия Тимофеевна Бучинева родилась в 1885 году в деревне Дубовицы Спасского уезда Рязанской губернии в крестьянской семье. До 1907 года работала на фабрике в Москве, а затем поступила в Зосимову пустынь, где подвизалась до ее закрытия.) На допросе Евдокия показала: "После ликвидации монастыря мы с игуменией поселились в поселке Алабино Наро-Фоминского района, и я до сего времени состою при игумении. Проживая в поселке Алабино, мы с игуменией занимались рукоделием, на что и существовали, а также к игумении приезжали неизвестные мне люди и привозили продукты. Что касается предъявленных мне обвинений в антисоветской агитации, то я таковой никогда не вела и виновной себя в этом не признаю".

10 июня 1931 года тройка ОГПУ приговорила игумению Афанасию и послушницу Евдокию к пяти годам ссылки в Казахстан. В ссылку их отправили этапом. На второй день по приезде матушка скончалась, а на следующий день скончалась послушница.

Русская Православная Церковь прославила игумению Афанасию (Лепешкину) и послушницу Евдокию Бучиневу в лике святых. Память преподобноисповедниц празднуется на Собор новомучеников и исповедников Российских - в первое воскресенье начиная с 7 февраля по новому стилю (дня памяти священномученика Владимира, митрополита Киевского и Галицкого).

По: Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века Московской епархии. Январь-май. - Тверь: "Булат", 2002, с. 34-40.

Сестричество преподобномученицы
великой княгини Елизаветы Федоровны
Вэб-центр"Омега"
Москва — 2009