Отец Федор Кречетов - старейший из наших молодых батюшек. Мы так давно знаем и любим его - тихого, улыбчивого, музыкального; психолога (может, кто читал интервью с нашими приходскими психологами, а кто-то и ходил к ним на беседы). И еще очень важная вещь - он сын известного подмосковного священника и духовника отца Валерьяна Кречетова, и вообще ветвь от рода духовных людей, тех, кто хранил веру православную в советские времена. Их свет, их мир нельзя не ощутить. Да посмотрим на дела: много лет длился маленький грузино-российский конфликт в храме во имя великомученика Георгия, на грузинском подворье, куда назначили отца Федора. Чем там дело кончилось? Миром, согласием и любовью. Когда к миру и умножению любви призывает человек, имеющий практический опыт миротворчества, это совсем другое дело, не так ли? Но о недавних делах поговорим позже. Начнем хронологически:

-Отец Федор, вас первого из молодых дьяконов рукоположили в священники?

-Нет, первым был отец Александр Короленков, а меня на той же литургии, в день рождения Патриарха 23 февраля, посвятили в диаконы. Потом стал священником отец Алексей Талызов, потом уже я.

-Помню, какие вы были замечательные дьяконы с отцом Алексеем Талызовым, как музыкально звучали службы.

-Тогда еще отец Вячеслав служил дьяконом, все были музыкальные, а отец Алексей Казанчев вообще в прошлом музыкант, и службы были… Мы могли спеть что угодно, "Святый Боже" всегда пели, постом - "Се Жених грядет в полунощи" и "Да исправится молитва моя". Это было особенное время… Я пришел в храм к отцу Дмитрию сразу, как закончил Автодорожный институт; выяснилось, что я никуда больше идти не хотел.

-У вас была специальность, которая вас не привлекала?

-Инженер-электромеханик: дорожные машины, организация строительства, производство бетона. Все это меня не интересовало. А поступил я туда вслед за братом, мне казалось интересным, что он рассказывал, чему учился. Правда, на тот факультет меня не приняли, приняли на другой. Потом отправили в армию - тогда забирали после первого курса. Отслужил и, вернувшись, хотел учиться дальше, а через год все переломилось - из-за книги "Старец Силуан". Открыл я для себя эту книгу, и вдруг настолько мне стали ясны духовные вопросы и в чем смысл жизни. До этого, что ни говори, я жил больше по традиции и по обычаю, сознательного отношения к вере еще не было. А шел 1988 год, отмечалось тысячелетие Крещения Руси, и что-то еще добавилось. Но окончательно все для меня поменялось, когда я за три дня прочитал эту книгу. Понял, что зря после армии не пошел в семинарию, а мне ведь предлагал вместе поступать друг, сын священника, с которым мы еще мальчишками ходили к отцу Валерьяну, вместе стояли на службе. Пойдем в семинарию - нет, я как-то не созрел еще, хочу учиться. А тут я сразу все решил. Отец Валерьян сказал: "Ты сегодня так, завтра этак, давай заканчивай институт, тогда посмотрим. Как мне отец сказал: доучись, получи специальность, а потом уже делай что хочешь,- так и я тебе говорю". Ну, я подумал: да, так и надо. И с тех пор стал уже сознательно, старательно петь на клиросе у отца Валерьяна. Третий, четвертый, пятый курс, три года у меня был университет - петь на клиросе, учить устав. В общем, с помощью моей бабушки готовиться к семинарии.

-Расскажите поподробней про бабушку.

-Это мамина мама. Она была духовной дочерью отца Алексея Мечева и службу знала очень хорошо, учила меня читать по-славянски правильно, ровно, как полагается в храме, помогала изучать устав. Отец Сергий Мечев крепко приучил своих духовных чад понимать и любить богослужение, он и сам очень любил его красоту, любил служить. Он собирал вокруг себя интеллигенцию и учил их, объяснял. Ну, ей тогда было лет семнадцать-восемнадцать, она была студенткой университета, ходила на лекции Бердяева, но скоро это закончилось, начались всякие собрания и революционные митинги вместо учебы. Разбираться в богослужении она стала позже; многие стихиры из службы святителю Николаю (престольного праздника на Маросейке) знала наизусть, помнила акафист - отец Сергий дал им всем соответствующее правило, и каждый день они его свято исполняли.

И вот я с бабушкой все это постигал. Теперь уже можно об этом сказать: ее муж тоже был священник, только тайный. Именно отец Сергий благословил нескольких людей посвятиться, чтобы его духовные чада могли продолжать участвовать в таинствах. Большую часть тайных священников посадили, дедушку - нет, но он на всю жизнь остался тайным. Он совершал службы, и бабушка, помогая ему, тогда-то и постигала богослужение. Потом он много болел и рано умер. Бабушка осталась одна с двумя дочками. Она привыкла вычитывать службу дома, и мы часто совершали домашние богослужения, все полностью, только без литургии. Тем более что приезжать в Отрадное, где служил отец Валерьян, ей было тяжело: случилось так, что она разжигала костер, и там оказался какой-то баллон, он взорвался, и на один глаз она ослепла. А когда я учился в институте, ей уже было под восемьдесят.

Мы жили вместе с бабушкой в Москве, на Тверской, там получили первую отдельную квартиру. Хотя нет, она считалась коммунальной, потому что в комнатке при кухне жила одна монахиня; когда-то она была прислугой у артиста Малого театра по фамилии Ленин (и на табличке на нашей двери так и было написано: "Ленин"). Теперь она прислуживала в храме; но человек была непростой, по-своему воспитывала маму, мама смирялась и терпела. Так мы и жили, пока нас не стало шестеро. А в Отрадном, где служил отец Валерьян, жить было негде, он просто ездил туда на электричке: с Тверской близко до Белорусского вокзала. Так что видели мы его мало. Пытались мы жить в Отрадном, но не получилось: все в одной комнате, маме было тяжело, а потом, надо было учиться.

Учились мы в английской спецшколе за МХАТом, вместе со всеми артистическими и писательскими детками. Школа действительно очень высокого уровня. Хотя - вот мои дети учатся, они убираются в классе, а я что-то не помню ни одной уборки за всю свою учебу. Наверное, к нам не приставали, потому что не всех этих избалованных деток можно было заставить. Потом мы переехали на Хорошевку, и это даже ближе к Отрадному - сел в электричку на Беговой…

-Какая же у вас особая атмосфера: религиозная Москва, тихие переулки вокруг незакрытой церкви, в коммунальных квартирах иконы - не на виду. Мир, параллельный Москве советской тридцатых-семидесятых.

-Хоть мы и учились в обычной школе, в особую ситуацию все равно попали, потому что пионерами не были, никто из нас. Отец Валерьян рассказывает, как директор вызвал его, когда в школу поступил Андрей, старший брат, и сказал: "Прийти в храм не могу, а хочу с вами поговорить". И тогда, в 1971 году, он изрек печальные пророчества: сказал, что, по его мнению, мы идем к краху, у нас семьи нет и не будет, а вся причина в телевизоре.

Да, так вот мы ощущали наше особенное состояние, наше отличие от общего: мы не пионеры, мы не ходим в столовую, потому что там постное не готовят…

-Даже не ходили! Ребенку ведь очень тяжело терпеть голод.

-Да, вот не ходили. По утрам мы обязательно завтракали, а в школу мама давала нам с собой яблочки. Так было принято у нас.

-Хоть я и понимаю, что к моей и ко многим современным семьям это вряд ли применимо, мне все-таки очень интересно, как с вами поступал отец Валерьян, ваши мама и бабушка. Вот, например, как вас маленьких водили в храм?

-Мама от нас требовала быть на службе в определенные моменты обязательно: Евангелие читают, она звала нас, даже если мы вышли - а мы на улице иногда сидели, ведь не особо понятно было, что читают, поют. Ко всенощной мы ходили только летом. Но на литургию - каждое воскресенье. Для меня лично, не говорю за всех, это никогда не было проблемой. Как и утром встать раньше, чем в будни. Мы всегда ходили на раннюю, потому что там служил священник, у которого мы все исповедовались. А когда возвращались домой, мама всех нас укладывала поспать.

-Был момент, когда вы перестали ходить в храм? Вот стали вы постарше. Не могла же мама всегда говорить: детки, вставайте и идите.

-Не было такого момента. Родители в этом были едины, это был наш образ жизни, мы другого и не мыслили. Эти все проблемы больше возникают, если есть лазейки: нет полного согласия между мужем и женой. И второе: больше принуждения. Мама знала, что ходить надо всегда. И для меня это не было только послушанием, в том смысле, что я ничего против сказать не могу, а сам не хочу в храм. Для меня это было привычно, пусть до происшедшего со мной перелома я и упускал самую суть.

-А как вы относитесь к проблеме "дети в храме"? Одни говорят, что надо детей обязательно водить на литургию самое позднее к началу Евангелия, другие ссылаются на отца Владимира Воробьева: их маленьких мама приводила только причащать, чтобы навсегда сохранилось благоговейное отношение к таинству.

-И то и другое правильно. Главное, по-моему, это согласие: если нету различия в подходе родителей, общая атмосфера создается такая, что ребенку некуда деться. Слишком расслаблять, я считаю, нельзя, превращать посещение храма во что-то необязательное. Но там, где перегибают палку, гонят во что бы то ни стало, насильно заставляют молиться, там дело плохо. Должна быть золотая середина. Но в каждой семье это будет по-своему, поэтому конкретный общий рецепт нельзя дать. Например, я уже говорил, пока мы учились, никогда не ходили на вечернюю службу, учеба была на первом месте. И когда ходили на раннюю, не могли успеть к самому началу, вечно опаздывали и было проблемой успеть исповедаться. У нас, конечно, была особая атмосфера. Если удается такую создать, нет вопросов. Я думаю, что у отца Владимира Воробьева тоже была особая атмосфера: постоянство-то было, - но была избрана другая мера, их мера.

Надо помнить, что в конечном счете у человека всегда остается свобода выбора. Вот для меня все, что было в старших классах и на начальных курсах института, пока у меня не пошло сознательное, - это одно. Да, и праздники все равно переживались, Пасха, например, всегда особое переживание. И когда тоска в армии - по всему, - тут уж сразу чувствуешь, что в вере есть какая-то опора, защита, то есть испытания помогают это почувствовать. Но только потом я сделал свой выбор. И до конца жизни буду ему верен, у меня никогда даже мысли нет, как это мне надоело, как я устал, ни разочарования, ничего. Какие бы трудности ни были.

-Много, много семей ходит по воскресеньям на литургию, и маме, и папе страстно хочется в храм. В нашей среде таких большинство, мы уже стали тем общим уровнем, от которого отталкиваются подростки в поисках самоутверждения. Подрастают и уходят.

-Очень важна индивидуальная работа, внимание к тому, что происходит с ребенком. Это не заменяется даже атмосферой, и если этого не будет, то любой уйдет. И у священников с этим далеко не все идеально. Священник все знает и понимает, а детям не говорит, думает, они сами все поймут. Нет, не поймут. Вижу на примерах, что ничего само собой не происходит, и благоговение теряется.

А то, что дети развернулись и ушли, означает: мы не зажгли их своей верой. Хотя, с другой стороны, нельзя говорить, и что пропало все впустую. Просто период переосмысления и охлаждения обязательно бывает. И про себя это скажу: повзрослел, началась новая жизнь, надо все испытать в жизни, все интересно. Было и расслабление в духовном плане: все привычное сохранялось, внешне я не менялся, но все было неглубоким, пока снова не возродилось. Все, что было дано, вложено, не предохраняет от охлаждения, отвлечения.

Все родители совершают ошибки - потому что живут и воспитывают детей в первый раз. Поскольку наше поколение не воспитывали в вере, то мы и не знаем, как это. Раньше все передавалось традицией: то-то и то-то надо, утром и вечером молиться, дедушки и бабушки так поступали, и после нас так будут делать. Вера была чем-то само собой разумеющимся, как дыхание, как то, что ты русский человек, настолько естественно. С молоком матери входило, ведь мать молилась. Потом человек вступал в единый круг праздников. Это прервалось, и мы не знаем теперь, как воспитывать, как быть. Потому и в тех детях, которых постоянно водят в храм, не обращая внимания на осознанность этого, надо возжигать веру, а не вырабатывать привычку. Над этим нужно работать, само собой не получится.

-Итак, вы пришли к отцу Дмитрию, служили в нашем приходе, закончили Богословский институт. И так шло все замечательно, пока вас не назначили на грузинское подворье. Помню, как мы с регентом Наташей Ильиной раза два ходили к вам туда петь. Впечатлений была масса. Особенно запомнился нынешний отец Михаил Васильев, тогда еще алтарник, очень храбрый и воинственный. Какие-то люди со свирепыми лицами, окружив его, шипели: "Так ты понял?" А он, высоко подняв подбородок, внятно отвечал: "Не понял!" Расспрашивать было неудобно, и из нас никто толком не знал, что там у вас происходит.

-Назначили меня туда, как я потом узнал, по подсказке моего дяди, священника Николая Кречетова, он тогда был в Епархиальном совете, и, когда обсуждали, что делать и кого туда назначить, он сказал: а у меня есть племянник…

-За что - за миролюбивый характер?

-Не знаю за что, может быть, думали, надо расти человеку. И мы с частью прихожан пришли. Поскольку я совершенно ничего не понимал в административных делах, будущий отец Михаил Васильев, который там рядом работал, взялся мне помогать.

-Храм был уже передан Церкви? А что там было раньше?

-Техникум. В девяносто втором году его передали Церкви, но директор распоряжения не выполнял. А в девяносто третьем грузинское землячество сумело отвоевать помещение: с помощью казаков заняли храм и установили там дежурство. Директор видит: хочешь не хочешь, придется освобождать, и оттуда все унес. Грузины начали делать ремонт; к девяносто шестому году, когда я туда пришел, они разрушили перегородки, сделали цементную перемычку - алтарную преграду - и готовились штукатурить. Был там и настоятель назначен, подробностей так и не знаю, но получилось, что храм он бросил и куда-то скрылся - в Америку, говорят; как, зачем, я не вникал. А после этого назначили отца Николая Ситникова с Пресни. Он сказал, что один не справится, нужен помощник - вот тогда и предложили в помощники меня. Я пытался найти представителей землячества, с трудом им дозвонился, и они отказались со мной встретиться. Тогда мы решили своими силами навести порядок, пришло множество нашего народа и начали там трудиться. А грузины решили, что у них отбирают храм. Кто-то их накручивал: у вас все отбирают. Сейчас ко мне очень хорошо относятся, а тогда все собрались, были очень возбуждены… Все это было в 1996 году, перед Пасхой.

Начал я служить молебны по воскресеньям. Вскоре ко мне пришел семинарист-грузин, не помню, закончил он Академию или еще учился, и стал мне объяснять, как будет по-грузински малая ектения. "Я все понимаю, - сказал он, - этот храм принадлежит Русской Церкви, но он - для грузин, и мы хотим, чтобы служили здесь по-грузински". Я только "за": конечно, давайте я буду учить. Достал самоучитель и начал учить грузинский, читать молитвы.

Первая моя служба была на Пасху. Я нашел старых певчих, которые были при прежнем настоятеле, они были русские, но могли петь и по-грузински, это не так сложно заучить. Потом появилась какая-то монахиня, которая стала читать по-грузински, и еще в это время приезжал на помощь грузинский священник из Литвы, отец Иосиф, там он был в русском приходе, а здесь с удовольствием служил по-грузински. И вот у нас вышла такая непонятность: я - помощник настоятеля, а он почему-то думал, что он должен распоряжаться. В результате возникла напряженность. Я решил, хочет он служить - пускай, а выяснять множество разных, не буду перечислять, недоразумений, недопониманий не стану. Когда я знал, что он приехал, - значит, я служил у нас в Митрофаниевском.

Потом с певчими вышла проблема: грузины отказались платить, специально, чтобы их вытеснить. Тогда я говорю: хорошо, я своих приведу - нашим же платит Митрофаниевский приход. Тут начались скандалы. Последним я приглашал регента Антона Бабкина с его певчими; в конце концов староста стал кидать их ноты на пол. И когда я начинал служить, приходили грузины и говорили: что вы нам не даете молиться по-грузински? Как же, отвечаю, мы же и на том, и на другом языке. А вот этого не надо, мы хотим только по-грузински… И в конце концов, оправдываясь тем, что у меня родился третий ребенок, я сказал, что пока там служить не буду. Пытался отдалиться, очень редко там появлялся. Но не удалось. Владыка Арсений сказал: "А почему ты там не бываешь? Может, с тебя сан снять и на клирос отправить?" И я понял, что начальство шутки шутить не будет. Но мы знаем, что глас архиерея - глас Божий. Я опять вернулся. Стал бывать там, а потом понял, что мне никуда не деться от них, и уже стал служить каждую субботу и воскресенье. Потом съездил в Грузию.

-Расскажите об этой поездке. Вы хотели ближе узнать грузинский народ?

-Конечно. Я съездил, познакомился, почувствовал, побыл в этой атмосфере. Хотелось увидеть их святыни, те места, которые дороги каждому верующему грузину. Для меня это было главное: понять, где у них что, где могила святой Нины. Увидеть знаменитое святое место - Давидо-Гареджийскую лавру, где в свое время погибли тысячи монахов и где самые древние пещерные монастыри, седьмого века. Это, конечно, уже не те здания, просто сама суть: там уже давным-давно жили монахи - какие огромные традиции. Гелатский монастырь, тоже древний, его устроил царь Давид Строитель. Знаменитый Живоносный столп в древней столице Мцхета, его память празднуется в день Покрова, только для Грузинской Церкви это более важный праздник. Древние иудеи, которые жили в Мцхета, уверовали во Христа и просили привезти им святыню из Иерусалима. Когда к ним прибыл Господень хитон, сестра священника, возглавлявшего общину, Сидония, выбежала, прижала хитон к груди и тут же умерла от полноты чувств. На месте, где ее похоронили, вырос кедр, от него стало истекать миро и были исцеления. Потом там построили храм, а кедр срубили и внутрь столпа - колонны, не доходящей до свода, - вмуровали кедровый ствол. Внизу сделано отверстие, там горит лампада и оттуда чувствуется благоухание. В Тбилиси сейчас построен храм Святой Троицы, который не уступает храму Христа Спасителя; за счет того, что город стоит на горах, храм не выглядит чересчур огромным, а смотрится величественно.

Я съездил на родину Патриарха, Святейшего Илии, как он и благословил. Он так спросил: "А вы не были у меня на родине?" - что мой сопровождающий понял: надо обязательно съездить. Патриарх очень тепло, внимательно ко мне отнесся, зная, что я священник храма во имя великомученика Георгия. И когда я приехал на родину Святейшего Илии, епископ, владыка Петр, встретив меня, сказал: "А, это будущий настоятель храма". Так меня рекомендовали ему. Оказалось, что так и получилось: на следующий год отец Николай умер.

-После этой поездки все пошло по-другому?

-Конечно, грузины ко мне больше расположились. Но все равно у них всегда был и грузинский священник. Лучше всего, точнее, наиболее строго было, когда в храме служил молодой игумен Шио, сейчас он уже епископ, вот при нем было хорошо и твердо. А сейчас протоиерей Максим Чантурия; он всегда приглашает меня, зовет на праздники и говорит: "Вы же наш" - так он по-доброму, хорошо ко мне относится. Я к нему тоже расположился, и у нас никаких разногласий за все время не было. Хотя в 2006 году, когда меня назначили настоятелем и я этот указ отксерил и повесил в храме - для ясности,- это было воспринято как вызов. Было соборование, и отец Максим Чантурия пригласил на помощь несколько священников, естественно, русских, так некоторые демонстративно отворачивались и уходили, чтобы не получить помазание. Всякое было, и печать мне не давали… Да, самое сложное - отношения со старостой. И поменять его не на кого, нет достаточно влиятельного, авторитетного человека, и постоянное у нас с ним согласие-несогласие. Все время приходится прибегать к политике и дипломатии. Внешне мы пришли уже сейчас к соглашению, но столько времени он был там царь и бог, все решал, все делал, отцу Николаю только давали подписывать.

Но в общем, всегда были и есть люди, которые ко мне хорошо относились. Когда я туда не ходил,- а был там такой отец Михаил, который подписывался за настоятеля,- часть прихожан говорила: "Какой такой отец Михаил? Отец Федор тут с девяносто шестого года". Ну а сейчас не только все стихло - я стал своим.

-У вас там и русские прихожане, и грузины?

-Русские приходят, им, конечно, сложно слушать службу на грузинском языке, но приходят, молятся. И на исповедь подходят и те и другие.

-Вы можете по-грузински принять исповедь?

-Я, конечно, владею языком не свободно, но смысл понимаю, а грехи, можно сказать, уже заучил. Если и путаюсь, для меня главное, что человек сам исповедовался и осознает свой грех. Они понимают по-русски то, что я им говорю, - так мы друг друга понимаем, хоть нам и трудно говорить на чужом языке.

-Они что - совсем не говорят по-русски?

-Раньше было единое культурное пространство и языком межнационального общения был русский, его приходилось учить, а с тех пор, как связи нарушились и необходимость в русском отпала, они не знают язык или плохо знают и боятся говорить.

-А что у вас творилось на приходе, когда начались военные действия в Южной Осетии?

-Началось это восьмого августа, а девятого я как раз в храм прихожу. Все в шоке, взведены, напряжены. И - начинают говорить штампами. У меня какая правда? Которую я услышал. У них - та, которую они услышали по грузинскому радио и телевидению. И в наших правдах ничего не совпадает, все наоборот. Я попытался внушить им хотя бы сомнение в том, что это действительно правда. Но и я сразу понял, что моя точка зрения очень ущербна. А потом в конце концов стал смотреть на это глазами грузинского народа. И дальше, размышляя над этим, отошел вообще от веры официальным средствам массовой информации - и их, и нашим.

Вот возьмем потери: их же нельзя было определить мгновенно, кто это сходил посчитал, сколько мирного населения погибло в Осетии? Прикинули примерно и сразу выдали какую-то цифру. Так же очевидно, что и Саакашвили скрывал, сколько погибло грузинских солдат, иначе он должен будет отвечать перед всеми, что столько людей погибло, - а есть подозрения, что не одна тысяча погибших. Всю армию погубил - как он будет глядеть людям в глаза? И он, конечно, скрыл правду: по его словам, сто человек погибли мирных жителей, а про военных такой странный молчок. Наших погибло одиннадцать единиц летной техники, а сказали сперва, только три-четыре сбито. Как-то все тоже замазывалось, наша победоносность преувеличивалась, потери преуменьшались. Я увидел, как все притянуто. Узнав почти из первых рук правду о российских бомбардировках, понял, что и эта сторона не безгрешна. Знаю, что доказать здесь ничего нельзя, и, конечно, ни в какие споры с ними я не ввязывался, спор у меня был только с моим братом, самый жаркий: он защищал русскую сторону, я - грузинскую.

Я стою на позиции обычного человека, обычного грузина, и я, конечно, стою за них, несмотря на то что никак не оправдываю действия Саакашвили. Не говорю: если такое было, я стал против вас. Они меня спрашивают о действиях российской стороны: а вот это хорошо? Я не спорю, потому что ни они, ни я там не были, своими глазами не видели - как я могу об этом рассуждать? И свидетельства, и рассказы очевидцев не убеждают меня. Когда поминают погибших во время этих военных действий, я не могу не молиться о тех, кто погиб там от наших бомб, пусть это и трагическая случайность. Во время панихид, которые служились повсюду, я старался сказать, что молюсь о всех погибших в Осетии и Грузии. А то Грузию как бы отставили в сторону, говоря только о всех погибших в Южной Осетии. И это, конечно, отдает политикой. И те и другие - православные, как можно разделить погибших? Столкнулись по причинам политическим, никто никого не хотел захватывать, можно сказать, это трагическое недоразумение, вызванное одной главной причиной: нам всем не хватает любви. Каждый чего-то не сделал, и всем не хватило любви - вот моя позиция. Из-за этого войны. Была бы любовь, мы бы смогли покрыть грехи друг друга.

-В межнациональных спорах очень трудно установить истину. Каждая сторона толкует исторические свидетельства в свою пользу.

-В этом вопросе российской стороне не стоит апеллировать к исторической правде, потому что осетины стали селиться в той местности только с конца XVII века, когда Грузия присоединилась к России. Просто селились - это никогда не было государственным образованием, Осетией. У Осетии вообще поздно появилась государственность, только при советской власти: Юго-Осетинская автономная область. Мы уже привыкли к этому названию, но так назвать эту область можно с натяжкой, это была часть Грузии. Сейчас у нас объясняют, что мы признали Южную Осетию для того, чтобы предотвратить геноцид, - это и так, и не так. Почему признали Косово? Совсем не потому, что албанцы имеют право на Косово. Никакого права не имеют. Это - политика, это только способ давления.

Скажу еще раз, что главная причина трагедии - недостаток любви. Грузины жили самодостаточно и не стремились просвещать абхазов и осетин в Православии, стояли над ними и считали, что вечно так будет. А абхазы взбунтовались, и все, скинули их власть. То же самое произошло и в Южной Осетии. Надо учитывать, что в советское время абхазы и осетины пользовались автономией и лишились ее, когда пришел к власти Звиад Гамсахурдиа. Он был интеллигент, очень хорошо разбирался в литературе, в истории, исторически мог замечательно все объяснить, но в политике ничего не понимал: не понимал, что нельзя в одночасье устранить автономию. Он велел упразднить и Абхазскую автономную республику, которая была в составе Грузии, и Южно-Осетинскую.

В какой-то момент осетины собрались и объявили свою автономию, причем сперва хотели вообще отделиться, а потом решили быть автономной областью в составе Грузии, и тогда как раз и можно было пойти на уступки. А Гамсахурдиа сказал "нет" - и вот результат. И в Абхазии, и в Южной Осетии вспыхнули восстания. Теперь уже поздно говорить об автономии, все испорчено. Грузинам пришлось выдавиться оттуда, и они потеряли свое влияние. Хотя в Абхазии вместе с десятками тысяч абхазов живут и несколько тысяч грузин. Это Багапшу нужно больше как знак, что я, мол, не против грузин в принципе. Так он себя представляет, и, кстати, он не так уж и подконтролен России, хотя экономически и связан с ней. А вот в Южной Осетии вообще все политически подконтрольно России, так что там по-другому уже не могут мыслить. Не исторические реалии, не истина, а просто - лишь бы, лишь бы…

-А как на это смотрит грузинская сторона? Что говорят ваши прихожане-грузины?

-Есть такая точка зрения: неизвестно, когда началось выдвижение 58-й армии. Это же военная тайна, кто расскажет…

-Почему она тогда так задержалась?

-Как пишут, была неразбериха в главном штабе, как раз уволили начальника штаба, выбрали удобный момент - может, американцы подсказали, которые, конечно, в курсе таких вещей. И в расчете на их помощь Саакашвили сделал опережающий удар. Стремился захватить другой населенный пункт, дальше. Там миротворцы стали оказывать сопротивление, и их приняли за 58-ю армию. Так грузины оправдывают налет: Саакашвили начал первый, но это было вызвано движением 58-й армии, о которой ему сообщила разведка. Тогда формально - а это его территория вообще-то - он в своем праве.

-Тогда зачем эта непрерывная бомбежка, последствия которой уже видели все независимые наблюдатели? Какая была поставлена цель - действительно геноцид?

-Нет, не геноцид. Просто американский метод ведения военных действий; грузинская армия действует по американским методам. И война сейчас ведется как? Что, у нас в Чечне не было такого: засели "духи" - всех положить?.. Ведь где они там спрятались, неизвестно, и нам туда зайти невозможно, сколько наших погибнет… Это современная война - все подчистую. Конечно, в ответ - ненависть. Зато военная задача выполнена.

-А чувствуют ваши грузинские прихожане в Москве антигрузинские настроения?

-На самом деле ничего подобного не произошло. Самое главное, что из простых людей никто враждебности не проявил, хотя по телевизору и говорили, что семьдесят пять процентов сейчас отрицательно относится к грузинам. А у нас этого не видно.

-Получается, что у нас не очень националистический город?

-Никакого национализма нету, встречаются только какие-то отдельные выродки. А так все понимают… Пострадали-то, в конце концов, не те, кто развязал войну, а простые люди. В Гори вообще была полная анархия, нечего есть, не на что жить. А вокруг этого с обеих сторон развели такие патриотические штампы… Как мне одна женщина сказала, что для грузин это священная война - ну что это за глупости? Такой же штамп. Это трагедия, это безобразие, о котором мы ничего не знаем, и никто в ней не выиграл, и никто не победил, хотя кому-то нанесли меньший урон, а кому-то - больший.

Меня очень волнует, что в средствах массовой информации рисуется образ грузин как врагов, а этого быть не должно, простой грузин - не враг. Люди, которых накрутили, те, кто за деньги там воевал, такие люди везде есть, и в России тоже, такие, которые русских могут пострелять за деньги. На самом деле нормальные грузины всегда настроены на союз с Россией, ни один грузин в здравом уме и твердой памяти никогда не будет за то, чтобы расторгнуть этот союз. Политика, конечно, может их убеждать, внушать через средства массовой информации, но сами они никогда на это не пойдут.

-А как же опросы общественного мнения, по которым чуть ли не все они за вступление в НАТО?

-У них совсем другое представление о НАТО, для них это просто нечто европейское - против всего советского. Российское они воспринимают как советское, а НАТО - это ЕС; потом они хлебнут этого, так поймут. В Сербии тоже были опросы: бороться за Косово или войти в ЕС? Все захотели войти в ЕС, большинство за это проголосовало. Всем хочется ездить спокойно по Европе и не платить за визу, работать там. Так же и грузины: НАТО для них - возможность поработать в Европе, съездить куда угодно, получать большие деньги за службу в армии - весь смысл, конечно, в земных благах, соблазнительных для молодежи. Вся молодежь будет за НАТО, им непонятна другая концепция; с Россией - значит, без денег, а НАТО обещает деньги и дает. Действительно, Саакашвили все время что-то делает, чтобы это было видно: на эти деньги строятся дороги, наводится порядок.

А посмотрите на правительство Южной Осетии - это все наши бывшие военные. Ну что это такое? Не свои, осетины, а наши, российские. Все шито белыми нитками. И говорить о том, что защищали осетин,- это цинизм, потому что у власти не осетины. Естественно, свои военные просили помощи у кого - у своих военных. Под это подводятся всякие политические лозунги, создается образ.

И ведь на самом деле, кто такие эти миротворцы? В Осетии не было миротворцев ООН, это контингент, который по согласованию с Грузией находится там еще со времен Шеварднадзе в рамках СНГ. Им руководила смешанная контрольная комиссия. Но потом Грузия из нее вышла, значит, формально они уже свой статус потеряли, и как их теперь назвать - оккупанты? Это уже просто было российское военное присутствие. Конечно, то, что сделал Саакашвили,- это безобразие, военная авантюра. Он надеялся, что Америка заблокирует действия России, а этого не произошло. В результате Россию на Западе представили врагом, что очень выгодно и добавило во время президентской кампании шансов Маккейну, да и Обама на этом сыграл, они заработали себе политический капитал. Погибли невинные люди, и произошло столкновение двух православных стран. Те миротворцы, которые там присутствовали, должны были не допустить кровопролития, в уставе ООН не записано, что миротворцы должны начать военные действия и наказать агрессивную сторону. Акция по принуждению к миру - это должно быть просто присутствие и стремление авторитетом и действиями не дать произойти кровопролитию.

-Говорилось, что защищаем мы наших граждан, потому что у них чуть ли не у всех российские паспорта.

-Если рассуждать строго юридически, это тоже безобразие: кто позволял давать им наши паспорта на территории другого государства? Это все равно что на нашей территории, скажем в Сочи, ни с того ни с сего начнут выдавать украинские паспорта, а потом скажут, что это их территория, и введут туда войска. Проблема пограничной территории чревата множеством разных коллизий: вот, например, в Абхазии очень сложная церковная ситуация, печальная, потому что их Церковь не канонична, там нет канонического управления. Хотя там присутствует несколько священников абхазов, но таинства, совершаемые ими, недействительны. Они приняли посвящение в Русской Церкви, потом подали прошения и ушли за штат, перебрались в Абхазию. Священный сан с них не снят, а действуют они по своему усмотрению, потому что никому не подчиняются. Они находятся в юрисдикции Грузинской Церкви, но не хотят к ней принадлежать. Целая область оказалась без церковного окормления, они там кто во что горазд, ссорятся. Священство без канонического управления приводит к тому, что невозможно решить, кто старше, кому подчиняться. В Южной Осетии Церковь, не желая подчиняться Грузинскому Патриархату и зная, что Русская Церковь не примет ее, перешла в юрисдикцию Греческой Православной Старостильной Церкви Противостоящих, то есть примкнула к раскольникам.

У нас с грузинами одна вера. И они относятся к русским нормально. В 2005 году, когда я ездил в Грузию, мне случилось вмешаться в разговор грузин, и водитель понял, что я русский. "Так вы из России? - сказал он. - Хорошо, что приехали. Скажите другим, чтоб приезжали". Уже тогда отрицательное отношение витало: Грузия против России, Саакашвили ведь уже тогда был, но вот простой человек так сказал.

Будем молиться, будем призывать всех к миру и умножению любви.