Нынешним евангельским чтением, братие, святая Церковь утверждает в нашем сознании истину человечества Христа Богочеловека. Предвечный Сын Божий является вместе с тем "Сыном Давидовым, Сыном Авраамовым" (Мф 1. 1). Он имеет целый ряд предков по плоти, принадлежит по рождению к известному народу. Не только в происхождении Своем по человечеству, но и в жизни на земле Он является истинным человеком, во всем подобным нам, по слову апостола, кроме греха (Евр 2. 17; 4. 15). Он как человек явил в Своем Лице образ истинного, идеального человека, каким должен быть последний по промыслительному предначертанию Божию, открыл нам всю правду о человеке точно так же, как, будучи Богом и явившись во плоти, открыл людям всю правду, всю истину о Боге, к которой робко приближалась и не в силах была обнять всю ее мысль человеческая до Христа. Вот почему Лик Христов на вечные времена останется для верующих и даже для неверующих - для последних, может быть, и не всегда сознательно - высочайшим идеалом нравствен­ного совершенства: в Нем совесть каждого постоянно будет находить для себя ответ, в чем истина и правда человеческой жизни. "Воистину на земле мы как бы блуждаем, - говорил один старец, - и не было бы драгоценного Христова образа пред нами, погибли бы мы и заблудились совсем, как род человеческий пред потопом" (Зосима у Достоевского). Только в истине человечества Христа становится понятною нам тайна Его страдания за нас, как в истине Божества Его открывается нам тайна возрождения человека. Он воспринял в Свою безгрешную душу грехи людские как Свои грехи, как грехи Своей совести; Его страдания, Его крестная скорбь есть прежде всего скорбь о содеянной человечеством бездне зла, которую сделал Он мукой Своей совести. И это возможно было потому, что Он объединил Себя с нами в Своем воплощении, приобщился приискренне нашей плоти и крови (Евр 2. 14). Он мог "сострадать нам в немощах наших" (Евр 4. 15), потому что не стыдился называть нас Своими братьями (Евр 2. 11).

Только в этой истине человечества Христа может находить для себя разрешение и тот огромной важности вопрос, который особенно остро поставлен теперь пред современным сознанием. Мы разумеем вопрос об отношении христианства к культуре - ко всему тому, что имеет целью улучшение внешнего благополучия человечества. Почти общепринятым или, во всяком случае, довольно распространенным в известной среде является мнение, что христианство, Христова Церковь принципиально враждебна всему тому, что входит в понятие культуры и что вместе с тем так дорого человечеству как добытое его вековыми усилиями. Это многих слабых духом безвозвратно отторгает от Церкви Христовой, а в души искренние, жаждущие единой, всецелой истины, вносит мучительное раздвоение. Великие скептики во всем, что соприкасается с областью религии, мы - нужно признаться в этом - не всегда даем место этому, несомненно благотворному, началу сомнения при обсуждении того, на чем находим клеймо общепринятого в окружающей нас среде мнения. Между тем в данном случае это начало, беспристрастно до конца проведенное, позволило бы нам прийти к мысли, что в основе указанного мнения лежит какое­то роковое недоразумение, которое растет и крепнет, может быть, только в силу преднамеренного желания - свергнуть "иго Христово", благое и легкое для ищущих спасения, тяжелое и ненавистное для греховного самоутверждения.

Христианство исключает внешнюю культуру... Подлинное ли христианство берется здесь? Ведь единая Христова истина на протяжении девятнадцати веков многоразлично преломлялась в сознании людей, и естественно, что в этом субъективном преломлении получала часто одностороннюю и несоответствующую ее духу окраску. Здесь мы видим и формы крайнего спиритуализма, действительно в принципе отрицавшего все плотское, а следовательно - и культуру; это - тень древнего докетизма, учившего о призрачности человеческой природы Христа, или монофизитства, проповедовавшего о растворении человеческого естества Христова в Его Божественной Личности. Здесь мы видим и средневековый инквизиционный клерикализм, ошибочно принимаемый за Церковь Христову. Здесь были и покушения совершенно обмирщить дело Христово, и попытки построить христианство без Христа. Но нет у нас "иного основания, - как говорит апостол, - кроме положенного", каковым является Христос.

Всмотримся же пристальнее в этот богочеловеческий Лик Христов. Здесь не заметим мы и тени осуждения человека как человека, в его человеческих нуждах и потребностях, да и не может быть осуждения со стороны Того, Кто Сам воспринял в Свою Божественную природу человеческое естество, чтобы явить нам образ совершенного человека; Кто Сам, как человек, подчинен был общей всем нам доле, всем невзгодам нашего существования; Кто Сам, "подобно нам, искушен был во всем, кроме греха, чтобы помочь искушаемым" (Евр 4. 15; 2. 18). Здесь не осуждение человека в его человечестве - здесь только скорбь сострадательная, скорбь о том, что извне проникло в природу человеческую: скорбь о грехе, греховности человеческой. Не "человеческое" отрицает Евангелие, а самодовле­емость человеческую, исключающую начало, высшее человеческого, - осуждает тот древний навет: "будете, как боги", который, к сожалению, осуществляется новейшей гуманистической культурой в ее напряженном стремлении заменить Богочеловечество - человекобожеством.

Истинное христианство не зазирает культуры, а стремится только определить ее место, ее истинное значение в жизни человека; оно утверждает условность культуры, рассматривая ее и ее поступательное движение как среду и необходимое условие для раскрытия бесконечной, божественной красоты человеческого духа. Только в этом последнем оно видит окончательную безусловную цель жизни человека. В молитве всего христианского мира, которой научил нас Сам Спаситель, мы просим не только о наступлении Царства Божия, но и о "хлебе насущном". "Хлеб наш насущный даждь нам днесь..." Не исключил Христос из обихода земной нашей жизни заботы о хлебе насущном; Он освятил эту заботу, но вместе с тем в словах "днесь" и "насущный" положил ей границу, предел; указал в этих словах на должное и истинное наше положение относительно потребностей телесной природы. И мы веруем, что благословляет Христос и подвиг Марфы - служение наше земным потребностям и нуждам, - если только этот подвиг не стремится исключить совсем, без остатка, стремления Марии - жажду души человеческой усвоить правду Христову.

Итак, исповедуя Божество Христа, не будем опасаться останавливаться мыслью и на тайне Его человечества потому только, что многие, как мы знаем, останавливаясь на Его человечестве, решались отрицать Его Божество. Будем помнить, что, по учению слова Божия, Христос не был бы Искупителем нашим только в Своем Божестве, как Он не был бы им и в Своем человечестве. И христианство, как говорит один мыслитель (Друммонд), "преуспевало не только потому, что оно было божественно, но и потому, что оно в высшей степени человечно". Не думайте, что все отрицающие Божество Христа приходят к этому отрицанию потому, что останавливаются мыслью на Его человечестве; нет, потому они и останавливаются мыслью на Его человечестве, что заранее отрицают Его Божество. А кто с "чистым сердцем" остановится на Его человечестве, тот "увидит Бога" и в Его человечестве, ибо в Нем как человеке "обитала вся полнота Божества телесно" (Кол 2. 9).

И вот что поучительно в данном случае. Чувствуется, что эта "полнота Божества" как бы препобеждает и разум отрицателей и помимо их воли исторгает из сердца их такие слова, такие признания, которые близки к исповеданию Христа Богом. "Между сынами человеческими не рождалось никого более великого, чем Иисус... Что бы ни случилось в будущем, никто не превзойдет Иисуса, почтение к Нему будет беспрерывно..." Я привел здесь слова великого отрицателя (Ренана). "Христос выше всего прошлого и не будет даже превзойден будущим..." Разве здесь, в таком определении Личности Христа, не чувствуется смутного признания, что этот будто бы человек - вовсе не человек, что такой человек не мог быть порождением грешного человечества, что этот человек "Господь с неба" (1 Кор 15. 47). Повторяется древняя история Валаама, вместо слов проклятия изрекавшего слова благословения. Так Господь Бог, не стесняя свободы людей, ведет часто их к Себе и путем отрицания. Глубока премудрость Твоя, Господи, и неисследимы пути Твои! Аминь.