О Бетании почти не упоминают историки, молчат о ней летописи, но говорят о ее прошлом древние фрески храма, орнаменты и надписи, высеченные в камне, строгие формы архитектуры и повсюду встречающиеся в земле останки древних ее насельников. Когда-то обширная территория монастыря была окружена массивной стеной, остатки ее еще лежат среди леса - глыбы из скрепленных известковым раствором камней. Но теперь от древней обители сохранились только большая украшенная росписью крестово-купольная церковь с притвором, посвященная Богоматери, крошечная зальная церковь св. великомученика Георгия, построенная в 1196 г., и широкий арочный проезд, - видимо, нижний этаж несохранившейся башни или звонницы.
     Главный храм представляет собой так называемый "вписанный крест" с многооконным куполом, опирающимся на два свободно стоящих столба с запада и выступы стен алтаря. Высота купола - 27 метров. Роспись храма наполовину погибла, совершенно исчезла верхняя часть, но внизу местами фрески сохранились неплохо. Схема росписи довольно необычна для грузинских храмов XII-XIII вв. В "эпоху Тамары" в конхе алтаря Богородичных храмов чаще всего изображали "Величие Богоматери", но в Бетании был изображен Спас на престоле (сохранилась только его нижняя часть). Ниже Спасителя - ряд пророков, что также необычно для того времени. Исследователи предполагают, что первоначальная роспись апсиды - более древняя, чем другие фрески храма и, возможно, принадлежит к ранней церкви, которую при царице Тамаре перестроили, оставив алтарную часть и западный притвор нетронутыми. Похоже, что первоначальное здание не было крестово-купольным и могло относиться к Х веку. Возможно, что сначала храм Бетании посвящался Спасу или какому-либо Господскому празднику. Но это только догадки историков, на деле же, так и остается тайной: когда был впервые основан монастырь, когда и кем был построен и расписан первоначально, когда затем был перестроен при Сумбате, при каких обстоятельствах дорасписывался при св. Тамаре, сколько поколений потрудилось при создании этого прекрасного творения.
     Когда-то роспись Бетании выглядела необыкновенно нарядно, богато, - все краски фресок очень дорогие, цвета живые и глубокие: ярко-алая киноварь, много на редкость яркого, красивого и чистого оттенка лазурита (им заполнены фоны почти всех фресок на восточной половине храма), аурипигмент, богатый набор охр, на царских портретах - золото; в общем, очень обширная палитра насыщенных, благородных по тону красок. Когда-то здесь были представлены не только двунадесятые праздники, но и подробно изображены Страстной и Богородичный циклы.
     На южной стороне сохранились изображения пророков с предуказанными ими прообразами, символизирующими Богоматерь. Цикл этот, состоящий на сегодняшний день из девяти изображений, - наиболее ранний по своей развернутости, так как в других храмах он появляется только со второй половины XIII века. Замечательно и уникально в своем роде изображение танцующего Давида в ярко-киноварном одеянии рядом с ковчегом завета и сосудом с манной небесной. Хорошо сохранилось изображение "Иезекииль пред вратами заключенными", просматриваются "Гедеон и чаша с руном", "Моисей и неопалимая купина", "Лествица Иакова", "Аарон с процветшим посохом", "Даниил перед горой", "Три отрока в пещи вавилонской".
     Поразительны для того периода по силе выражения и редки по иконографии изображения на северной стене в окнах: "Иуда, получающий тридцать сребренников", "Тайная вечеря" со Христом во главе стола, передающим Иуде кусок хлеба, разделенное на две части "Омовение ног". Написаны эти фрески необычайно крупно, масштабно, свободно, но строго и красиво (в северном рукаве с ровным и холодным освещением, заставляющем внимательнее вглядываться изображения, краски - более яркие). Рядом - редкая по красоте сцена "Моление о чаше", крайне насыщенная изобразительно и динамически сцена "Предательство Иуды", "Страждущий Петр" со служанками, греющимися у огня, "Пилат, умывающий руки".
     Цикл Распятия: росписи обогащены историческими подробностями, кажется, не упущена ни одна, даже мельчайшая деталь, как-то: сосуд для оцта, рассевшиеся скалы, раздравшаяся завеса храма. У человека маленького роста, забивающего в подножие Креста деревянные клинья, фигура как-то странно вывернута, что, однако, не сразу заметно - руки переставлены местами, левая имеет вид правой и наоборот, - это как бы наглядно показывает, какое страшное беззаконие совершают изображенные здесь люди. Далее - "Снятие со Креста", "Оплакивание" - по настроению, музыкальности решения и красоте не имеющее себе равных во всей росписи храма.
     На западной стене в проемах окон сохранились сцены чудес Спасителя: "Исцеление бесноватых", "Исцеление слепого", ниже - композиция "Рай", с юга - "Лоно Авраама". Напротив, с севера - "Престол уготованный" и идущие к нему вереницы праведников, Ангелы, взвешивающие грехи людские, животные, извергающие мертвых, Ангелы, ввергающие грешников в ад; видна высунувшаяся из огненной реки голова Магомета в белой чалме. Еще прослеживается сцена "Пир Ирода" с танцем Саломеи, сохранилось уникальное "Причащение Марии Египетской".
     В алтаре, под несохранившимся Деисусом, ряд пророков, это самая древняя в храме роспись (может быть, Х века). Ниже идет ряд Апостолов и ряд святителей. Эти два ряда переписаны в XIV или XV веке, но, видимо, все контуры повторяют рисунок первой росписи. Удивительны по красоте и изяществу орнаменты алтарной части. Вот неразрывной цепью возносится аркой вязь из чудесных цветов, невиданных в земном мире райских соцветий; каждый лист, каждый бутон их тончайше прописан; и те цветы, что находятся на вершине свода и почти не просматриваются глазом, выписаны ничуть не с меньшей тщательностью. Как видно, иконописец писал прежде всего для Господа своего, а не для угождения людям. Так и в оконных проемах алтаря, в таких местах, куда редко кто мог бы заглянуть, скрывается дивное чудо: великолепное кружево из голубых и вишнево-красных соцветий, с тончайшими белыми прожилками, на сине-черном, бирюзовом и киноварном фоне.
     Кое-где, среди плетений орнаментов или на поземе композиций остались автографы древних мастеров - но не для памяти потомков они запечатлели свои имена! Святые иконописцы-монахи оставили нам свои молитвенные воздыхания, глубокие религиозные чувства и переживания, которыми были переполнены их души, ибо "от избытка сердца говорят уста" (Мф. 12, 34). Где мелким шрифтом вписана короткая молитовка, где стих из псалма. Художник писал святые изображения, молился, иногда останавливался и погружался в духовные переживания, тогда в задумчивости он той же краской, что была на кисти, оставлял на стене едва заметный рисунок или надпись, отголосок своих сокровенных раздумий и настроений. Эти автографы донесли до нас два имени иконописцев, расписывавших в XII веке бетанский храм, - но не только имена: они донесли до нас гораздо большее, они открывают нам удивительную духовную глубину и великое христианское смирение этих блаженных душ. В середине орнаментального цветка, украшающего горнее место, почти бисерными буквами белой краской исполнена надпись: "Христе, шеицкале Деметре" ("Христе, помилуй Деметре"). Рядом, в орнаментальной полосе, видимо, его же необычная молитва: "ар марто вар, шавпири чешмаритад. Мсаджуло коветлао, ну марто мкмен ковелта Христианета цмидата Шентаган" ("не одинок я, черноликий, воистину. Судия всех, не отлучи меня от всех святых твоих христиан").
     Второй художник оставил надпись на восточном откосе западного окна южного рукава в нижней части изображения Аарона, среди цветущих трав позема: "Упало, ну шеундоб Софроме" ("Господи, не помилуй Софрома"). Рядом же черной краской изображена маленькая фигурка художника в монашеской рясе, приникшая к ноге пророка. Это один из лучших художников, расписывавших храм, автор пророков и "Тайной вечери". Он же оставил еще более странный автограф: в том же проеме окна, на западном откосе, у ног пророка Даниила красной краской скоро набросана фигурка быстро идущего монаха с распятием в левой руке, направляющегося к Кресту, стоящему на постаменте. Между Крестом и фигуркой изображение Распятого, данное лишь с помощью нимба и капелек крови, сочащихся из ран Христа.
     "Не помилуй Софрома"!.. - какое непостижимое смирение! Отцы говорили: "Осуди себя сам, и Бог тебя оправдает". Да! В наше гордое время не встретишь таких надписей. Древние святые художники, творя свои непревзойденные шедевры, и не думали увековечить свои имена: как резко отличает их эго от наших современников!
     В наши дни стало обыкновенным - гвоздем или осколком кирпича нацарапать на древней стене или поверх какой-нибудь древнейшей фрески в заброшенном храме свое имя огромными буквами. Любым способом запечатлеть, "увековечить", навязать свое "я" другим, желание громко крикнуть: "Я есть, я - такой-то, я тоже был здесь," - какая нелепость! Какая страшная болезнь времени! Сколько таких несчастных душ, страдающих от неудовлетворенного самолюбия, снедаемых тщеславием, жаждущих хоть как-то запомниться, отметиться в этом скоропреходящем мире, в бурлящем, быстро утекающем потоке жизни.
     Только Христианство освобождает человека от такой болезненной потребности, уводя сыновей своих из этого непостоянного, почти что иллюзорного мира в мир непреходящей радости, в вечное, нетленное и нескончаемое бытие. Каждый христианин ощущает себя на земле странником. Даже вся эта глубокосодержательная, утонченная, неземная красота христианских храмов - только слабый отголосок, легкое прикосновение, отблеск, отзвук вечной жизни, благовестие о грядущем Царстве Славы Божией. Появляются на земле эти благовестия с Неба и тают во времени, будто бы чудесные вспышки неземного света. Так прошла и растаяла, унеслась опять на небеса великолепная красота Бетанского монастыря. Мы застали только последний, уже угасающий, отблеск этого яркого чуда, но и он еще так много может сказать душе, ищущей горней красоты.
     Когда стоишь сегодня на Богослужении в полупустом храме, смотришь на выцветшие фрески, воображение невольно рисует былое их великолепие, все богатое убранство, сонм отцов, благоговейно внимающих древним напевам службы, почтенного игумена с иеромонахами в алтаре, где-то подле северной колонны стоящих царских особ: когда-то и сама царица Тамара стояла здесь... и вдруг каким убогим, жалким, пустым покажется сегодняшнее наше время! Как ослабела и обесцветилась наша вера! Все сегодня в нашей христианской жизни стало каким-то поверхностным, поспешным, все делается напоказ, не ради Богоугождения, вяло, безжизненно. Никто уже не напишет таких глубоких, таких духовно содержательных святых изображений, никто не станет уже так кропотливо вырисовывать каждую прожилку на бесчисленных райских цветах и не найдет терпения и времени, чтобы покрыть тонким кружевом камни стен. Интересы и вкусы людей сильно изменились, немного находится сегодня людей, действительно ревнующих о благоукрашении храма Божиего. А древние фрески все больше стареют: краски блекнут, исчезают. Черные контуры осыпались и превратились в белые: белые зрачки глаз, белые брови, разрез губ, белые "тени" на ликах, как будто изображения Святых стали негативными. Может быть, это от того, что и мир наш стал негативным по отношению к святости: черное зовется теперь белым и белое черным? Святые фигуры на фресках как будто скрываются в толщу стен от все более развращающегося человечества.
     Мы, современные христиане, похожи на нищих, которых позвали в трапезную по окончании великого пира собирать крохи и объедки со стола. Все званные на праздник гости, навеселившись и получив подарки, с почестями разъехались по домам. На нас стол не был рассчитан, но по милостивому снисхождению Владыки дома нам позволили "добрать" то, что осталось от обеда, и мы лишь по этим остаткам блюд и по некоторым удивительным предметам некогда пышной обстановки можем догадываться, какие чудесные события здесь происходили. Но и за это великое благо мы должны искренне благодарить Домовладыку, благодарить за оказанную нам, недостойным, милость, за то, что хоть и не роскошна трапеза наша, но все же мы сыты, и не умираем от голода ^[1].
     Слава Богу за все!

     [1] См.: Свт. Игнатий (Брянчанинов). Приношение современному монашеству. Т. V, Заключение.