К концу XIX века положение монашества в Грузии было весьма плачевным: еще в начале века Грузинская Церковь потеряла автокефалию, был установлен экзархат, Грузия находилась в положении провинции Российской империи. В народе царило сильное охлаждение к церковной жизни. Монастыри еще существовали, и монахов-грузин было не так уж мало, однако в обителях царили нищета и неустройство. Еще жили грузины на Святой Горе - в Ивероне. Около сорока монахов-грузин находилось в афонском скиту Иоанна Богослова. В самой Грузии еще можно было найти высокой жизни подвижников и духовных старцев. Но тем не менее, антихристианский дух все более захватывал власть над душами, пока богоотступнический ХХ век не расправился жестоко со всеми последними представителями монашеского племени, так что в конце тридцатых годов уже едва возможно было найти в Грузии действующую обитель.
     Но удивительно то, что Бетания, которая до самого конца XIX века представляла собой только заросшие кустарником вековые развалины, всеми забытая, вдруг, как раз накануне ужасной атеистической бури, начинает воскресать из руин, как из гроба, становится действующим монастырем и на протяжении всей ночи лихолетья светит ярким светом Христовой веры.

	Фотография начала XX столетия. Монах на ней - предположительно, о. Спиридон.

     Первым восстановителем монастыря был иеромонах Спиридон Кетиладзе, родом из Западной Грузии, из Кутаиси. Он пришел сюда один и почти все время своего пребывания в обители оставался без надежных помощников, пользуясь поддержкой лишь немногих верующих, приходивших в Бетанию потрудиться во славу Божию. Для ремонта храма он нанимал рабочих, хотя находить средства и было очень нелегко. Но как бы там ни было, в 1894-96 гг. отцу Спиридону удалось обустроить обитель настолько, что она сделалась пригодной для жизни небольшого иноческого братства.
     В ту же пору приходил сюда помогать на стройке один 12-летний мальчик из крестьянской семьи - Василий Майсурадзе, родом из Самачабло, деревни Эредви (Южная Осетия). Он, не жалея сил, трудился с наемными рабочими, работал так, что кровь сочилась из пальцев. Но рабочие его не жалели, только требовали: то принеси, это подай. В своей деревне он пас скот, больше о ранних годах его жизни мы ничего не знаем. Но в 1903 году таинственными судьбами Божиими Василий был привезен на Святую Афонскую Гору, в скит св. Апостола Иоанна Богослова, где прожил до 1920 г. Смута, возникшая на Святой Горе злоухищрениями извечного врага рода человеческого, вынудила большинство монахов-грузин покинуть Афон. Лишившись возможности в тиши иноческих келий молиться за свою многострадальную родину, они возвратились в Грузию, одержимую жестокой лихорадкой богоотступничества. Здесь их ожидали неописуемые скорби, какие-то изощренные, жесточайшие мытарства. Часть возвратившихся из Греции монахов поселилась в монастыре Армази, возле Мцхеты, был среди них и Василий Майсурадзе, теперь уже иеромонах Иоанн. Но обстоятельства были таковы, что в 1921 году в обители оставалось всего лишь двое иноков - отец Иоанн и другой брат. Однажды в монастырь пришли два вооруженных чекиста и объявили монахам, что их немедленно вызывают в город. Велели отцам идти вперед, сами шли немного позади. Отойдя недалеко от монастыря, коммунисты открыли по инокам огонь... Затем, думая, что они уже мертвы, сбросили их с дороги и удалились. Однако оба монаха по милости Божией остались в живых. Отцу Иоанну выстрел разорвал правую сторону груди, второму брату пуля попала в голову, но не убила его, только задела череп, так что он скоро пришел в себя и даже смог добраться до Мцхеты. Когда добрые люди узнали, что произошло, пошли искать отца Иоанна и нашли его также еще живым. В!ыходили отца Иоанна монахини - сестры монастыря Самтавро. Рана долго не заживала, гноилась. Поправившись, он уже не вернулся в Армази, но поселился в Бетании. Здесь в ту пору все еще жил о. Спиридон. В скором времени он сдал монастырь иеромонаху Илие, о котором мы ничего не знаем, а сам, неизвестно по какой причине, возвратился в Западную Грузию. Но отец Илия, видимо, недолго был игуменом обители и передал настоятельство отцу Иоанну.
     В 1924 году пришел в монастырь монах Георгий (Мхеидзе). Он родился в 1887 году в Нижней Рачи, в деревне Нижняя Крихи, в очень почтенной, но бедной и многодетной семье, принадлежавшей к княжескому роду. Отец его, Мефодий Мхеидзе, и мать - Дафне Джапаридзе, были уважаемыми людьми. Отец - советник, состоял в народной милиции, участвовал в битвах и имел награды, в том числе Георгиевский крест за пленение Шамиля. У Георгия было семь братьев и три сестры. Маленьким мальчиком он начал свое образование в Челиагельском училище, затем его отправили в Тбилиси к дяде Иванэ Мхеидзе, человеку богатому и известному. Здесь он продолжил учебу и даже некоторое время работал секретарем писателя Илии Чавчавадзе. Тогда уже он очень любил читать книги, но не имел средств их покупать. Затем его отправили в Петербург в военное училище. Там он так понравился бездетной семье одного генерала, что они буквально "усыновили" Георгия и просили родителей мальчика не забирать его, но оставить у них на все время обучения в училище. Однако вскоре Георгий вернулся в деревню. К тому времени дома произошли непонятные для членов семьи изменения со старшим братом - Полиактором. Он постригся в монахи, отрекся от всего мирского, постоянно уединялся и молился. У него были какие-то таинственные небесные видения, и он очень скоро скончался. Умирая, Полиактор говорил своей матери: "Мама, вот стоит Пресвятая Богородица, и я иду к Ней", а мать со слезами отвечала: "Попроси, сынок, Богородицу, чтобы Она вернула тебя мне". Полиактор возразил: "Как это можно, беспокоить Матерь Божию, чтоб Она оставила меня здесь!" Он зажег свечи, созвал всех, кто был в доме, молился, а когда свечи уже догорали, произнес: "Господи, Пресвятая Богородице, приимите мою душу", - и как только свечи потухли, скончался.

	Архимандрит Иоанн (Мейсурадзе), настоятель Бетании.

     Когда в 1909 году, уже после смерти брата, юный Георгий приехал домой, ему в руки попали записи усопшего, он прочел их и сразу же сильно изменился, стал совершенно другим человеком, так что близкие стали даже опасаться за его душевное состояние. Вскоре отец и мать вынуждены были послать весть сыновьям в Тбилиси: "Брат ваш сошел с ума, приезжайте скорее, поговорите с ним". Приехали братья, пытались говорить с ним, но Георгий на все отвечал: "Нет, кончено, я жертвую себя Богу. Я слышал голос с Неба, который сказал мне, что это мой путь". Так ничего не добившись от него, братья вернулись в город, а Георгий уединился где-то в пещере. Дома теперь он появлялся редко и опять надолго пропадал. Однажды вернулся такой оборванный и исхудавший, что мать его не узнала и, приняв за чужого ребенка, только заметила с удивлением: "Как глаза похожи на моего мальчика". А через два дня он снова исчез. Если Георгий встречал где-нибудь на дороге нищего, то снимал с себя одежду и отдавал ему. Люди говорили: "Ты же голый останешься!" - но он отвечал: "Господь оденет", - надевал на себя мешковину и так ходил. Затем он ушел куда-то в Менгрелию, и близкие долго ничего не знали о нем. Известно только, что до своего прихода в Бетанию, Георгий был уже монахом и жил в Хирском монастыре, а постриг его митрополит Назарий. Хирский монастырь коммунисты разогнали в 1924 году, ночью явились туда вооруженные люди и стали издеваться над монахами. Отца Георгия связали и остригли ему одну половину бороды. Он после этого перевязал лицо и так ходил, пока борода не отросла вновь.
     Такую же обиду нанесли ему однажды родные братья. Двое из них были коммунистами, брат Петр - заместителем Берии, вторым человеком после него. Презирая Георгия за его веру (так что Петр даже отчество поменял, чтоб не считаться братом монаха), они как-то ночью, когда он спал, остригли ему бороду и усы. Когда он проснулся, то сказал лишь: "Господь спросит с вас за это". В другой раз братья, желая отвратить юного монаха от целомудренной жизни, пытались соблазнить Георгия, ввели в комнату, где его поджидала распутная женщина, и закрыли дверь. Однако вскоре женщина вышла в гневе и сказала: "Он сумасшедший!" Георгий стоял в углу комнаты лицом к стене и молился... Оба брата в 38-м году погибли: младший брат Иван покончил жизнь самоубийством - застрелился, так как попал в немилость у властей (тогда это было обычно: кто еще вчера имел неограниченную власть и наводил на всех страх, на следующий день мог стать гонимой жертвой) и ему угрожали пытки и страшная смерть, а Петра вместе с женой расстреляли. Надо, впрочем, сказать, что обрушились все эти беды на них вовсе не из-за того, что брат их был монах, напротив - о. Георгия уважали даже многие представители власти. Сын Петра Гиви был впоследствии близок к нему и даже ухаживал за ним во время его болезни.
     Замечателен один случай из жизни о. Георгия, произошедший еще прежде его ухода в монастырь. Как-то он пришел в деревню, где жила его сестра, и на одну ночь остался у нее в доме. Дети отвели его в виноградник, где на границе с соседским участком росла черешня. Племянники угостили своего дядю спелыми плодами, он ел, но когда узнал, что дерево не их, а соседское, стал сильно скорбеть и каяться: "Почему вы мне не сказали раньше? Вот я согрешил, украл черешню". Дети успокаивали его тем, что, им не запрещают рвать ягоды с этого дерева. Ночью, когда все уже легли спать, Георгий тихо встал с постели и до рассвета молился перед иконой, всю ночь слышалось: "Прости, прости, я вор". Потом, в полдень, он отправился к родителям, жившим в соседней деревне. Но по дороге задержался на два дня и две ночи у храма св. великомученик Георгия и там, в пещере молился. Уж не за "ворованную" ли черешню? (Не напоминает ли этот случай пример из "Отечника", когда один святой Отец строго наказал себя за то, что с вожделением посмотрел на спелый плод в чужом огороде? Или то, как Макарий Великий всю жизнь со слезами вспоминал, как в детстве поднял и съел украденную мальчишками смокву, которую они обронили?)
     В Бетании отец Иоанн и отец Георгий прожили вдвоем почти до самой своей кончины. Здесь им приходилось много трудиться, жильем им служил поначалу маленький сарайчик, но затем они сумели построить двухэтажный четырехкомнатный дом. Еще отец Спиридон оставил им большой сад, теперь они сами устроили огород, виноградник. В основном, всю тяжелую работу выполнял о. Иоанн. Отец Георгий был очень болезненный, так что о. Иоанн очень боялся за его здоровье и часто приговаривал: "Как бы не умер мой Георгий, не умер бы", и ходил в город за лекарствами. Но о. Георгий пережил своего духовного брата на пять лет. Вначале они жили в страшной нищете, приходилось ходить в деревню и жать хлеб у крестьян, за это им давали немного зерна. Так удалось продержаться первое время. Только впоследствии смогли они наладить хозяйство. Сами сеяли пшеницу, кукурузу, завели коров, пчел, у ручья устроили мельницу, впервые ее торжественно запустили в 36 году. Отец Иоанн своими руками выкопал канал для воды, а поставить мельницу помогли ему крестьяне. Тогда отец Иоанн был уже архимандрит, отец Георгий - игумен (в игумены его рукоположил патриарх Мелхиседек). Отец Георгий выполнял работы полегче: доил коров, делал сыр, ухаживал за пчелами. Отец Иоанн выгонял скот на пастбище, косил сено, ухаживал за огородом, ходил молоть зерно на мельницу. Распахивать поле под пшеницу нанимали крестьян из деревни.
     Официально монастырь не считался действующим, а просто - "ценный памятник архитектуры" и при нем живут сторожа. Сохранилась "домовая книга", отцы были в ней законно прописаны. Общество Охраны памятников даже платило им как хранителям "памятника" зарплату (всего - 300 рублей). Но на самом деле здесь все было как в действующем монастыре: в храме - иконы, лампады, свечи, служба, монашеские одежды, в праздники приходил народ, устраивались крестные ходы, здесь крестили и венчали ^[1], исповедовали и причащали верующих, - и все это власти как-то терпели, так и не посмели безбожники пресечь этот живой источник, разорить эту, чуть ли не последнюю в Грузии монашескую общинку. Во время войны, когда кругом царил голод, у отцов был и хлеб свой, и сыр, и мед, так что они всех, кто бы ни приходил к ним, кормили и с собой часто давали продукты, и деньгами нередко помогали. Тогда посещало Бетанию немало туристов, паломников, просто праздной молодежи, конечно, они нарушали покой и тишину затерянной обители, но отцы наши в каждом госте видели не случайного прохожего, а родного, близкого, Богом посланного сюда человека. В ту пору глада духовного, когда слова Божия почти нигде не было слышно, перед монастырем и обитателями его стояла необыкновенно важная задача. Ведь это было почти единственное место в Грузии, где еще громко раздавалось благовестие живых истин христианства, здесь раздавалась самая сильная и действенная проповедь веры, проповедь не красными словами, но самой святой, деятельной жизнью этих монахов. Ко всем посетителям старцы выходили вдвоем, со всеми обходились очень внимательно, так что ни один из побывавших здесь людей, не ушел, не унеся в сердце глубокого, теплого чувства к этому святому месту, к этим странным "сторожам" в длинных черных "рубахах". Надо заметить, что подрясники отцы носили короткие - до колен, так было удобнее работать, да и не так бросалось в глаза, в городе, (правда, о. Иоанна всегда видели в рясе, что тогда сильно обращало на себя внимание и было небезопасно).

	Отцы с гостями (вероятно, с кем-то из близких). В центре, слева направо: О. Василий (Пирцхелава), о. Иоанн (Мейсурадзе), о. Георгий (Мхеидзе).

     Сохранились записи посетителей монастыря за тот период: у входа в храм всегда лежала тетрадь с надписью "Книга впечатлений", как это обычно принято в музеях. Сколько любопытных заметок можно в них найти! Это было поколение самое несчастное: люди, глубоко обманутые всюду насильно насаждаемым ложным, коварным, пагубным и демонически-хитросплетенным мировоззрением, поколение, не знающее ничего о духовном мире, целиком потонувшее в веществе, погруженное всем своим сознанием в понятия и проблемы только сугубо материальные. В Бетании у многих происходила серьезная переоценка ценностей "этого" мира, они встречали здесь нечто совершенно иное, совершенно отличное от всего, что было им знакомо в окружающем обществе и что-то очень близкое душе, хотя и непонятное. Все, прикоснувшиеся к жизни монастыря, проникались необъяснимой симпатией к этим монахам с изможденными трудом и постом лицами, нищенски одетыми, но какими-то светящимися изнутри, иным людям - не от мира сего. И по сей день все, кто побывал в Бетании и застал здесь этих старцев, вспоминают о них с восторгом: "О, какие это были люди! Теперь таких уже не найдешь!", "О, это были Святые Ангелы, а не люди!" Удивительно, что это выражение - "это были святые", "они были как Ангелы" - повторяют очень многие из тех, кто их знал, даже неверующие.
     Перед нами толстая кипа старых обветшалых тетрадей, "штабечдилебис цигнеби" ("книги впечатлений"): годы - 1934, 35, 36, 37... 41... 58, - записи, даты, имена подписи, иногда на всю страницу целое лирическое излияние какой-нибудь растрогавшейся души, иногда стихи и рисунки. Каждая заметка - это беглый, но очень живой отпечаток чьей-то бесценной души, которая только что встретила новое и неожиданное для нее откровение. С этой точки зрения записи исключительно интересны. Что в них особенно обращает внимание: нет ни одного отзыва, где не упоминалось бы с нежностью об отцах, на каждой странице - благодарность за теплый, чуткий, внимательный прием. "Отмечаем исключительное отношение, внимание и чуткость, которая всегда останется у нас в памяти"... "к нам здесь отнеслись с большим вниманием"... "спасибо за приветливость и гостеприимство хранителям монастыря"... "приняли нас монахи очень хорошо, подробно все объяснили, мы остались очень довольны"... "очень понравился монастырь, местность и то, как живут монахи" - вот несколько отрывков из записей 34-36 годов, а их тысячи. Тот, кто пережил эти годы, хорошо помнит, какое страшное тогда свирепствовало гонение на веру, особенно в 37 году. А вот запись: "Август, 1937 год. Бетанский монастырь посетила группа красноармейцев и комсомольцев, которая ознакомилась с историей монастыря и отдыхала в лесу. Очень остались довольны приемом обслуживающего персонала". В то время на расстоянии 5-6 километров от обители действовал дом отдыха, где отдыхали приезжие из разных концов страны, все они друг от друга узнавали о замечательном монастыре поблизости и непременно целыми группами отправлялись сюда на экскурсию, и, конечно, уносили с собой незабываемое впечатление в далекие края. Так Бетания несла свое миссионерское служение, и хотя бетанские монахи не ходили с проповедью по городам и селам, не писали посланий, но они громко проповедовали всему миру христианские истины уже тем, что в мрачном царстве полного забвения Бога они смиренно и непоколебимо несли молча свой огненный монашеский крест и горели, как яркая лампада, как одинокий маяк над темной бушующей бездной, указывали народу спасительную пристань.
     Много, много умилительных чувств испытываешь, перелистывая эти тетради: сколько утешения, сколько неземного мира излилось здесь от Господа на эти бедные обмирщенные, уставшие души!
     А вот еще интересная запись, уже другого рода: очень мелким, бисерным почерком пишет... игумен Киево-Печерской Лавры "грешный Георгий", (июнь 1937 г.): "Святая обитель! Впервые сегодня я посетил твои священные пределы, посетил твой древний храм, твои высокие горы, лес и скалы, посетил твои тихие реки - Верэ и Бетани... О святая Обитель, я не нахожу слов, чтобы излить, выразить на этой мертвой бумаге те высокие, живые, священнейшие чувства великой, неземной радости и печали, которые ты вызвала, родила во мне от созерцания твоих тихих рек, древнего, восстановленного из вековых развалин священного храма и от Божественного в нем служения. Боже Вечный и Всемогущий! Ты - Альфа и Омега! Начало и Конец всякого бытия! Услышь мою грешную молитву на многие, многие грядущие века и времена. Ты, о Непостижимый Боже, сохрани в целости и невредимости этот Твой священный храм, сохрани на многие, многие дни, годы, в молитвенной благодатной силе и Своих верных служителях - моих дорогих духовных собратий - смиренных иноков Иоанна и Георгия".
     В образе жизни бетанских отцов мы видим поучительный пример того, как можно сочетать истинно монашескую, внимательную молитвенную жизнь с миссионерством, с делом проповеди христианства и спасения ближних. Несмотря на столь частое общение с людьми, старцы проводили высокоподвижническую жизнь, но при этом всячески скрывали свои подвиги. Осталась тайной внутренняя духовная жизнь отцов, лишь по немногим свидетельствам тех, кто знал их, можно догадываться о характере этой их жизни. Между двумя этими дивными монахами была необычная в наше время духовная любовь, они жили необыкновенно дружно, трогательно заботились друг о друге, что редко встречается и среди родных братьев. Вот лишь один эпизод из их жизни: когда о. Иоанн лег в больницу, где ему должны были сделать какую-то несложную операцию, то о. Георгий очень беспокоился и писал письма главному врачу, горячо просил, чтобы сделали все возможное для дорогого ему человека, в то время как сам о. Иоанн во все время своей болезни высказывал беспокойство об о. Георгии - "как он там один" - и из-за этого стремился как можно скорее вернуться в монастырь. Несмотря на такую близость, отцы были очень разные, у каждого из них были очень своеобразные черты, свои особенности, так что во многих моментах жизни они проявляли себя различно, но это не мешало им жить в совершенном мире и братолюбии. О. Георгий вел жизнь совершенно подвижническую, хотя и имел слабое здоровье: спал на доске, не топил в комнате даже зимой, по ночам много молился, был очень воздержан в пище. Когда он бывал в городе, то всегда строго наблюдал, чтоб ему не подали мясное блюдо ^[2]. А о. Иоанн все больше работал, так что уже с раннего утра видели его то в коровнике, то в огороде, и совершенно неизвестно, когда он вставал ночью на молитву. Он, бывая в городе в гостях, ел все, что бы ему ни подали, хотя бы и мясное, но, конечно, не по пренебрежению к воздержанию, а чтобы не смутить кого-нибудь. О. Георгий много читал, интересовался и историей, и тем, что происходило в данное время, считал, что священник должен знать все, что происходит в мире. Он прекрасно знал Святых Отцов, аскетику. В монастыре отцами была собрана довольно обширная по тем временам библиотека святоотеческих писаний. На страницах многих книг встречаются пометки, сделанные рукою о. Георгия, по ним видно, что он изучал Святых Отцов очень вдумчиво, основательно. Его весьма почитали за образованность, даже власти относились к нему с уважением. Известен случай, когда обширной пасеке о. Георгия грозила гибель из-за недостатка корма. Необходим был сахар, денег у отцов для этого не было, и о. Георгий решил обратиться за помощью к первому секретарю ЦК - Чарквиани. Это был довольно смелый поступок по тем временам, но вот удивительное дело - ему дали необходимое количество сахара, и пчелы были спасены. О. Георгий всегда был очень самоотвержен и старался всем помочь, чем только было возможно, поделиться с ближними, даже - собственным куском хлеба. Так однажды он вынес гостям последние запасы пищи, и тогда о. Иоанн тихо сказал ему: "Отче Георгий, нам ведь и завтра прокормиться надо, и завтра". А тот ответил, как обычно: "Завтра Бог даст, отче, Бог даст".

	Иеромонах Василий (Пирцхелава).

     Иногда о. Георгий приезжал в город для лечения: то глаза у него болели, то зубы, то делал операцию по поводу простатита. Всегда, когда он бывал в городе в доме у родственников, к нему собирались верующие, в основном женщины - грузинки и русские: молились, исповедовались, беседовали, часто пели духовные песни. Они очень благоговейно относились к старцу, нередко их можно было видеть во время бесед на коленях перед ним. Здесь же о. Георгий покрестил многих детей. Учил он детей и молиться краткой молитовкой "Господи помилуй" - приучал их навыкать, чтобы она все время текла в сердце. Еще раньше замечали, что все предсказания о. Георгия сбывались: так, он говорил близким про брата Григория: "Сын семейства будет Гриша" - и, действительно, так произошло. Про другого брата: "Вано в деле денег будет", и он был потом директором хозяйства и большие деньги имел. Однажды пришел в монастырь один молодой человек, и вдруг о. Георгий назвал его по имени, хотя видел впервые. "Откуда вы знаете мое имя?" - спросил удивленный гость. - "Когда тебя крестили в детстве в такой-то церкви, я присутствовал там," - ответил Отец. Но дело в том, что крестили этого человека, когда ему было всего два месяца, и с тех пор прошло более трех десятков лет. Из рассказов очевидцев известно, что были случаи исцелений от разных болезней по молитвам отцов. Одного человека монахи исцелили от глухоты, помолившись над ним в храме.
     Племянник о. Георгия был болен воспалением мозга, находился в тяжелом, практически безнадежном состоянии. Никто уже не надеялся на его выздоровление. Но отцы взяли его в монастырь, и через месяц родители получили своего сына здоровым. К тому же в монастыре он успел научиться пчеловодству, полюбил это занятие и продолжает им заниматься по сей день. Тогда же отцы подарили ему несколько пчелиных семей, чтобы он мог начать это дело. С его слов, в тот месяц, что он прожил с монахами, он видел их постоянно молящимися в своих кельях, так что удивлялся - когда они ели, спали и когда успевали еще работать. Не об исцелении ли этого юноши так много молились отцы?
     Известен один трогательный случай. Как-то в Тбилиси приехали две сестры о. Георгия - Ксения и Надия, которые не виделись со своим братом-монахом 48 лет! Племянник повез их в монастырь. Прибыли, он вошел сначала без женщин: "Вот, отче Георгий, а я тебе девочек привез", говорит со смехом дяде. Но о. Георгий в ту же минуту узнал, о ком идет речь: "Ксению и Надию, знаю, кого привел!" Но когда подошли сестры, он их не мог узнать, которая Ксения, которая Надия, все они уже были глубокими старицами. Отец очень растрогался, обнимал сестер, так они и провели, обнимая друг друга и плача, с полчаса и не помнили самих себя от нахлынувших чувств, нельзя было равнодушно смотреть на эту картину. Было это перед Пасхой. Отец Георгий попросил накрыть стол, вынести, что было лучшего из еды. Кто-то сказал ему: "Отец, Пасха еще не наступила". Но старец отвечал: "Если б вы знали, какая радость у меня, сегодня у меня Пасха!" и опять обнял своих сестер.
     Последние годы, когда о. Георгий уже сильно болел, за ним ездили ухаживать в обитель все те же его духовные дети из города, они очень его любили. Женщины, когда готовили пищу, всегда первую тарелку откладывали для старца, а потом уже ели сами. Несмотря на слабое здоровье и преклонный возраст, он продолжал заботиться о других, принимал гостей, старался всех утешить. Как-то пришла одна молодая девушка, лет двадцати, у нее часто болела голова, и ей посоветовали пойти в Бетанию полечиться водой из источника. Она жила здесь одну неделю и хотела вернуться домой, но о. Георгий никак не позволял ей идти одной, боялся, чтоб по дороге ее кто-нибудь не обидел, и пошел провожать ее вплоть до трассы, а это около восьми километров пути, и все в гору.
     Были у о. Георгия и духовные видения. Мы знаем только три случая. Однажды, когда старец сильно страдал от боли, ему явилась Матерь Божия и прикосновением Своим исцелила его. Другой раз, когда старец сидел, погрузившись в молитву у стены храма, ему явилась мученица Фекла и подала гроздь винограда. Уже незадолго до кончины старец, по причине болезни (ему сделали операцию простатита), находился в городе у брата. И вот ему явился Святой Ангел и сказал: "Георгий, почему ты здесь, что тебе здесь нужно? Твое место в монастыре!" "Господи, ты видишь - как я болен," - ответил отец. "Нет, Георгий, ты должен быть в монастыре!" Отец Георгий срочно собрался и, тяжело больной, несмотря на настойчивые возражения родственников, отправился в монастырь. Через несколько дней он скончался.
     В отце Георгии были заметны некоторая монашеская строгость, образованность и аскетизм. Отец же Иоанн казался гораздо мягче и проще, в нем всегда скорее видели не строгого аскета, а добрейшего, чистейшего Ангела. И теперь, кто бы ни вспоминал этих старцев, отца Георгия хвалят многими возвышенными словами, а про о. Иоанна ничего другого сказать не могут как только: "Ну, а тот старец был просто Ангел Божий". Но, конечно, его молитвенность и подвижничество, глубокая духовная мудрость и опытность - были совершенно скрыты от взоров людей под внешней простотой и приветливостью (что является характерной чертой афонской монашеской школы). Вообще, видимо, многие традиции Бетании были принесены о. Иоанном с Афонской Горы. Так, это их гостеприимство, теплая приветливость, внимание к приходящим людям были совершенно в духе Святой Горы. Отцы, хотя сами всегда строго постились, угощали почти всех гостей чем-либо вкусным, особенно потчевали своим медом. Когда приходили целые группы подростков из детского приюта, старцы выносили столы на поляну перед храмом и кормили детей грецкими орехами, медом и вкуснейшим свежеиспеченным хлебом. Многие из тех детей - теперь уже преклонных лет люди - и сегодня вспоминают вкус того угощения с таким живым восторгом, будто только час назад утешили их отцы своей любовью.
     Бетанию так полюбили верующие тбилисцы, что стали на большие праздники приходить сюда целыми приходами, пастыри со своими духовными чадами, и здесь, уже не боясь преследований, от всей души изливали свои христианские чувства: устраивали крестные ходы, громко пели духовные песни, служили Всенощную, ходили окунуться в древней крещальне, в источнике, который почитается благодатным и зовется "Иордан". Спали тогда прямо на улице, вокруг храма, кто на лежанках, кто на досках. В таких случаях служили и исповедовали народ, видимо, приходившие священники, старцы же только причащались или служили раннюю Литургию в малой церкви. Когда приходил кто-нибудь из верующих, то обычно, спускаясь с горного хребта, останавливались сначала на вершине горы, которая огромной пирамидой возвышается перед обителью с востока, и оттуда кричали старцам: "Мамао Иоаннэ, мамао Георги, гвакуртхут!" (Благословите!) - а отцы "благословляли" их перезвоном колоколов. С неописуемой радостью, как в Рай, спускались наши братья и сестры под гору к святой и такой родной обители. Здесь монахи принимали их в теплые отеческие объятия и сразу же сажали за уже ожидающую гостей дивную трапезу. Что это был за стол! Все, что лежало здесь, было выращено, собрано, приготовлено руками этих святых старцев, их тяжелым трудом, особенно утомительным для физически уже слабых отцов. Все здесь было "заквашено" и "просолено" их святой верой и молитвой и имело, конечно, необыкновенный, незабываемый вкус и аромат.
     Вот отрывки из воспоминаний одного верующего, который еще молодым человеком часто приходил к нашим отцам:
     "...Пока мы спускались с горы под приветственный благословляющий нас звон колоколов, монахи уже привязали собаку, успели согреть пищу, накрыть на стол. Мы вошли в обитель. Я не умел еще правильно подойти к старцам, и меня подвела к о. Иоанну на благословение одна наша верующая женщина. Он очень внимательно смотрел на меня. На нем был совсем простой подрясник - латка на латке, халатик, подпоясан веревочкой, на голове самая простая суконная камилавка: все очень ветхое, полинялое. Благословил меня. Повел нас в дом, там у них была одна комната побольше - это приемная, там же и трапезная: пол - просто земля, печка, наверху - спальня для гостей. Рядом с домом, чуть сбоку - коровник, тогда там была одна корова и пять беленьких овечек. Отец Иоанн их стриг, из шерсти вязал носки и раздавал бедным гостям. Когда к празднику приходило много верующего народа, то спали в храме, а если было тепло, то и прямо во дворе, но чаще - вовсе не спали, а всю ночь молились, все пели. Собиралось много народа из города, приходили и из селений, что поблизости. Я утром, как встал, не мог нарадоваться службе. Тогда приходили и многие священники: служили, пели на двух языках - по-грузински и по-русски. После службы - праздничная трапеза прямо во дворе. Отец Георгий тогда болел, и мы ходили к нему для благословения в келью. Мы умели хорошо петь разные духовные песни, все знали наизусть. И вот одна верующая предложила спеть "Гора Афон" - это такая старинная песня, я ее очень любил петь. Запели, я от усердия пел все выше, пою и вижу - а о. Иоанн рядом сидит, и слезы у него из глаз так и катятся, как роса. Когда кончили, говорит: "Серго, дай Бог тебе здоровья! Я там жил. Ты мне многое напомнил". И потом всегда, когда я приходил в Бетанию, о. Иоанн просил петь "Гора Афон", - и как плакал, как плакал всегда!".
     ...После я часто ходил к этим святым людям. У них всегда особенно трудно было с керосином. Как-то раз я нес им керосин в баллоне на спине, пробка была плохо закрыта, и я не заметил, как керосин пролился мне на спину, да еще растер его вещмешком, спина мокрая, думаю - вспотел. Пришли, снимаю мешок, отдаю ценный груз о. Иоанну. Он заметил, что спина у меня в керосине: "Э, брат Серго, снимай куртку". Снял, а всю спину уже разъело, старец осмотрел мою рану, потом осенил крестом: ничего, говорит, завтра утром встанешь - все хорошо будет. И действительно, утром спина была цела, и никакого ожога не осталось. Я - к отцу Иоанну: "Вот, отче, все прошло!" Он улыбнулся: "Это Матерь Божия тебя исцелила!"

	Бетанские старцы: архимандрит Иоанн (Мейсурадзе) и архимандрит Георгий (в схиме - также Иоанн; Мхеидзе).

     ...Ночью ходили в келью к о. Георгию молиться, он всю службу сам читал. Закончит он молитву, а отец Иоанн уже приготовил стол и сразу нас кормит. После трапезы опять всегда просил петь про Афон, и мы пели медленно, распевом - в четыре голоса, а старец плакал. Однажды я стоял на молитве утром и все думал: "Скорее бы о. Георгий кончил, а то я опоздаю на работу". Но он все продолжает, отец Иоанн уже где-то трудится во дворе. Вдруг дверь открывается, и о. Иоанн обращается к о. Георгию: "Гиорги, цота чкара, амат эчкаребат" (Георгий, немного поторопись, они спешат). Я даже вздрогнул, прямо он мои мысли провидел, ведь я не говорил никому, что спешу. Нас опять, как обычно, накормили и отпустили. Стоило только выйти на дорогу, как тут и машина какая-то сама остановилась: "Из Бетани? Как там отец Иоанн? В Тбилиси? Садитесь!" - А я всю дорогу сидел в машине, как ошпаренный, - значит - старец мои мысли прочитал, ах! - вот какие это были отцы!
     ...Я бедно тогда жил, имел жену, ребенка, отец Иоанн мне тайком от других гостей накладывал в сумку продукты: мед, молоко, сыр, мацони - такое все вкусное, ароматное было; носки шерстяные, те, что он вязал: "Только никому не говори". Потом о. Иоанн заболел водянкой, сердце у него сдало, и последний год перед смертью уже не мог работать, все молился.
     В пятидесятых годах наши верующие женщины ездили в Россию к схиигумену Кукше, это был высокой жизни отец, он читал даже мысли приходивших к нему людей. "Поедем, говорили, - святого человека посмотрим", - человек семь их было. Пришли, еще рта не раскрыли, а схиигумен им говорит: "Вы куда это приехали, тбилисские женщины! Приехали Кукшу грешного смотреть?! А у вас у самих неподалеку в горах два светильника сияют, идите и от них духовную силу наберите!" Только имен не сказал. Видимо, он духовно был связан с нашими отцами. Да и каким же светильникам быть неподалеку, как ни этим старцам, тогда-то во всей Грузии больше монастыря действующего не было.
     ...А вот еще что было: когда уже о. Иоанн скончался, верующие женщины, среди них и моя супруга, сразу после Пасхи пошли в Бетанию. Пришли, поздравили о. Георгия с праздником, а он говорит им: "Ой, девочки, осиротел я, ушел о. Иоанн, меня оставил одного". Женщины взяли благословение сходить на могилку о. Иоанна и пропеть там пасхальные тропари, стихиры. Пропели, вернулись. Отец их спрашивает: "Ну как, спели о. Иоанну, не ответил он вам?" - "Нет". "А мне ответил! Когда я в Пасхальную ночь пошел к нему, пропел ирмосы, говорю: мамао Иоанэ, кристэ ахсдга! (Христос Воскрес), - а он ответил, - чешмаритад ахсдга! (воистину воскрес)".
     Потом еще до смерти о. Георгия мы опять как-то пришли в Бетанию, а он мне говорит: "Серго, я слепну, уже совсем не вижу и читать не могу". А я смотрю, у него очки совсем мутные от того, что он их всегда пальцами брал за стекла. Я и говорю: "Сейчас я вас, отче Георгий, вылечу". "Как?!" Взял я его очки, вымыл с мылом под краном, протер, отдаю ему: "Ну, как теперь?" - "Ох, теперь все вижу, а я думал - слепну".
     В 1954 году по благословению своего духовного отца (архимандрит Константина из Теклатского монастыря) пришел в Бетанию один молодой человек - Валико Пирцхелава и остался здесь жить с отцами до самой своей кончины. Родился он в 1923 году в селе Мухури Чхороцкуйского района. По образованию был педагог, родители его жили в Цхакая. Они были очень недовольны тем жизненным путем, который избрал сын, мать часто ходила в Бетанию, с горькими упреками уговаривала Валико оставить монашество. В гневе она грозилась: "Если не вернешься домой, пойду на вас жаловаться к Чарквиани" (Секретарю ЦК). Но тот отвечал: "Иди хоть к Сталину, я здесь останусь!" Так и жил он в Бетании, вскоре принял монашество с именем Василия и был рукоположен в иеромонахи. Отец Василий оказался большим подвижником, много постился, любил молиться, много читал, прекрасно проповедовал. В келье у него на видном месте лежал человеческий череп с костями - для постоянного напоминания о кратковременности нашего земного жития. Осталась тетрадь с выписанными им из разных церковных служб тропарями и стихирами, которые особенно затронули его сердце во время молитв. Отец Василий продолжал поддерживать письменную связь со своим первым духовником о. Константином. Так что в тот момент в Бетании собралась уже серьезная духовная сила - значительная по тому времени: архимандрит, игумен и иеромонах, все трое очень ревностные подвижники, духовно одаренные, основательно знающие христианскую и монашескую науку. Но недолго продолжался этот расцвет обители: в 1957 году от болезни сердца скончался о. Иоанн, в 60-м от туберкулеза на 37-м году жизни ушел вслед за о. Иоанном в мир иной и о. Василий, ушел еще совсем, можно сказать, молодым человеком.
     А обстоятельства, повлекшие за собой столь скорую его кончину, были таковы. Хотя власти наших отцов особенно не беспокоили, но враг Божий, ненавидящий праведных, не дремал и находил разные коварные способы досаждать бетанским подвижникам. Время было лихое, и злобно настроенных людей хватало. Многие смотрели на монахов с безотчетной ненавистью, иные подозревали, что у них водятся большие деньги. Несколько раз приходили грабить, воровали коров. Был случай, отвели о. Иоанна за храм, стреляли в землю под его ногами, угрожали убить, требовали какое-то золото. Потом снова пытались ограбить, но при этом разбойники случайно убили своего же товарища. Другой раз отнимали муку, унесли швейную машинку. Но всегда затем находились добрые люди, которые помогали отцам восполнить ущерб, нанесенный разбойниками. Интересен такой случай: когда о. Иоанн уже незадолго перед кончиной был болен и лежал в больнице, то с ним в одной палате оказался начальник милиции, который как-то расследовал пропажу коров из Бетании и покрыл тогда воров. И вот здесь, близко познакомившись со старцем, увидев перед собой человека поистине святого, уразумев в таком стечении обстоятельств Божий Помысел, дарующий ему удобный случай для покаяния, милиционер исповедал пред всеми старцу свою вину и получил от него прощение...
     Из-за всех этих опасностей приходилось держать в монастыре собаку и даже иметь ружье, чтобы иной раз отпугнуть воров, да и волки часто приходили к монастырю. Однажды пришли злые люди воровать у монахов коров, а о. Василий жил тогда над воротами, там у него была устроена крошечная келейка. Он проснулся, а может быть и не спал еще, и, услышав неладное, выстрелил из ружья в воздух. Воры были вынуждены бежать, но заметили того, кто их отогнал, крикнули, скрываясь в темноте: "Ничего, подожди еще, мы тебя проучим!" И действительно - сдержали свое злое обещание: как-то подкараулили четыре человека о. Василия на лесной дороге, когда он возвращался из города, и страшно его избили, так что ему едва удалось доползти до монастыря, с трудом дыша и харкая кровью. С тех пор о. Василий постоянно кашлял и задыхался. Просил его племянник о. Георгия - врач: "Пойдем со мной, отче, я тебя в больницу положу, вылечу". Но о. Василий не согласился, остался в монастыре. Отец Георгий очень беспокоился за него, договорился с врачом, чтобы тот ходил за плату в Бетанию делать уколы больному, но лечение не принесло пользы, и вскоре о. Василий скончался. Он не раз просил, чтобы тело его никому не отдавали: "Здесь меня похороните с о. Иоанном", и хотя и старался о. Георгий это исполнить, даже приготовил с верующими могилу, но пришли родственники о. Василия с какими-то людьми и силой забрали тело монаха, и похоронили в своих краях, в Цхакая, в Теклатском монастыре.
     Так о. Георгий остался совсем один - больной и беспомощный. В это последнее время он много молился и уже редко выходил из кельи. Иногда приходили близкие ему верующие люди из города, приносили пищу, стирали одежду, делали, что было необходимо по монастырю. Ходил тогда к о. Георгию иеромонах Гавриил, который часто бывал здесь и раньше, временами жил в обители и, вообще, был свой монастырю человек. Видимо, о. Георгий надеялся, что сможет передать ему монастырь: в те годы одиночества отца очень печалила мысль, что не на кого оставить обитель, неужели должен угаснуть навсегда и этот "единственный" в Грузии светильник, неужели кончилось монашество? В последнем действующем грузинском монастыре готовился уйти в мир иной последний в этой обители монах, какая боль должна была пронизывать сердце каждого верующего, видевшего это! Скорее всего, в ту пору о. Георгий молился больше всего о том, чтобы монашеская жизнь в Грузии не пресеклась, чтобы Бетания жила, жила и не умирала, чтоб находили и себе здесь приют ищущие спасения, отрекшиеся от гибельного мира, души, пели бы Богу в этих стенах, молились в этих кельях, освященных столькими слезами, столькими молитвенными воздыханиями старцев. Но, к сожалению, не нашлось в те дни последователей у нашего отца: монастырю суждено было 15 лет оставаться без обитателей. Может быть, старец все это провидел и вручал опустевшую обитель Самой Божией Матери, как некогда Серафим Саровский, не находя себе замены, вручил дивеевских "сироток" Самой Царице Небесной?
     В последний путь провожал его уже упомянутый иеромонах Гавриил. Находясь в городе, он неожиданно почувствовал: ему необходимо быть в Бетании. И так, словно влекомый какою-то неведомой силой, он оказался здесь рядом с о. Георгием. Как только о. Гавриил вошел к старцу, тот облегченно вздохнул и произнес: "Слава Богу! Услышала меня Матерь Божья!" Он вообще вел себя как-то необычно, весь был прибранный, оделся в лучшее, что у него было, как будто приготовился к какому-то торжеству, и говорил при этом странные слова. О. Гавриил не мог понять, о чем идет речь. А старец все повторял: "Я скоро пойду уже", давал различные указания, как распорядиться в монастыре, просил не оставлять Бетанию, давал духовные наставления. Отец Гавриил недоумевал, - куда тот собирается идти, будучи болен и стар, когда уже столько лет никуда почти не выходил. Видя старца еще довольно бодрым, он никак не думал, что тот настолько близок к исходу из мира сего. Отец Георгий утешал его: "Хоть я телом и ухожу, но душой я всегда буду здесь, с вами, я Бетанию не оставлю". Все это странно было слышать. Наконец, он попросил отслужить Литургию и причастить его. Отец Гавриил все исполнил, старец причастился, вкусил просфору и сидел на кровати, сосредоточенно перебирая четки, очень спокойный и торжественный. "Ну вот, спаси тебя Господь! Теперь иди отдохни". Но о. Гавриил посчитал неуместным оставить больного старца, да и, кроме того, начинал чувствовать, что надвигается что-то тревожное: "Ничего, я не устал, побуду еще с тобой, может что понадобится," - ответил он. Тот еще раз повторил: "Пойди отдохни". Но иеромонах все же предпочел остаться рядом со старцем, сказал: "Вот, почитаю здесь", и стал читать какую-то книгу, сидя за столом. Но неожиданно на мгновение задремал, а когда очнулся, святая душа старца уже отошла в вечность.
     За пять лет до своей кончины, в тот год, когда скончался о. Иоанн, о. Георгий принял великую схиму с именем Иоанн (скорее всего - в честь св. Апостола и Евангелиста Иоанна). Постриг его о. Василий с благословения патриарха Мелхиседека. Возможно, что и архимандрит Иоанн тайно был великосхимником, ведь он прожил на Афоне 17 лет, а там нередко постригают монаха сразу в великую схиму, или, по крайней мере, вскоре после пострига в малую, дают и великую. Вполне вероятно, что схимник Иоанн, находясь при кончине своей святой жизни, благословляя о. Георгия, завещал ему и великую схиму, и настоятельство, и имя даже, которое носил, так что в этом еще раз прослеживается глубочайшая взаимная любовь и духовная близость этих отцов; действительно "душа в душу" жили два этих святых человека. И похоронены они оба рядом, с восточной стороны храма: оба архимандриты, оба Иоанны, оба (вероятнее всего) великосхимники, оба, безусловно, райские жители, исповедники, труженики, молитвенники. Скончались оба в одном и том же возрасте - в 75 лет.
     Мы верим, что и ныне ярко и радостно горят пред Богом две эти неугасимые лампады, чувствуем, как тепло и свет от них всегда изливается на нашу обитель. Вечная вам память, святые отцы!
     Молите Бога о нас!

     [1] Обычно иероманахи не совершают Таинство Брака, но наши отцы вынуждены были сделать некоторое отступление от правил: это было время, когда многие христиане не могли свободно прибегать к Таинствам в храмах города ввиду преследований со стороны властей, потому шли в монастырь и тут уже отказывать им было нельзя.
     [2] По древнейшему святоотечественному преданию монахи всегда совершенно воздерживаются от мясной пищи.