В.Н.Лялин. По святым местам. Встречи и судьбы.
Глинская пустынь в Тбилиси

     Глинская пустынь - какое прекрасное, отдающее чистым, тонким фарфоровым звоном словосочетание. Глинская - живое сердце православной монашеской жизни. В свое время она славилась не меньше Оптиной своими знаменитыми на всю Россию старцами. А когда враги Православия закрыли и разорили Оптину пустынь, Глинская пустынь еще девятнадцать лет несла миру свет Христовой правды.
     Глинская стояла на рубеже России и Украины и числилась за Курской губернией, но рачением Никиты Хрущева, с частью русских земель отошла в Сумскую губернию Украины.
     Она возникла в XVI веке по милости Божией Матери, через Ее чудотворный образ Рождества Богородицы, явленный в лесу на сосне. Вокруг этого образа и стала расти Глинская пустынь, в которой к концу XIX века было 5 храмов, 2 скита, 4 домовых церкви, 15 корпусов для насельников монастыря, 8 корпусов гостиницы для богомольцев, трапезная, прачечная, больница с аптекой и многочисленные хозяйственные постройки, в том числе 4 водяных мельницы и дом трудолюбия для сирот-мальчиков. Насельников в обители - более четырехсот. Это был мощный оплот Православия на южных рубежах России. После революции, сатанинской злобой безбожных властей, Глинская пустынь была буквально сметена с лица земли. Даже монастырское кладбище было уничтожено, кресты с могил повыдерганы.
     Между прочим, уничтожить православное кладбище, сровнять его с землей было разлюбезным делом советских властей.
     Я сам родом из Иванова-Вознесенска. Все мои предки упокоились в могилах под крестами на кладбище в Хуторово. И милая, добрая бабушка Олимпиада Ивановна, и дед Василий Матвеевич, и прадед Матвей Иванович Сурин - купец первой гильдии, снабжавший Иваново дровами и имевший магазин музыкальных инструментов, строитель храмов, богаделен и ночлежных домов. На старости лет он роздал богатство и удалился спасать душу в Куваевский лес, где одиноко в келье пустынножительствовал лет десять, читал толстую славянскую Библию, молился ночами, стоя перед аналоем и иконами. Один отбился от разбойников, которые полагали, что купец прячет в келье кубышку с золотом, и, наконец, мирно предал дух свой Богу.
     Так вот, коммунистические власти взяли да и снесли Хуторовское кладбище и на костях православных покойников построили завод Торфмаш, как будто не было другого места. Ивановская область - не карликовое государство Лихтенштейн, слава Богу - земли там много. Так нет же, кладбище сровнять и на его месте построить новый советский завод, и точка!
     Но вернемся к Глинской пустыни, которая духовно окормляла Восточную Украину и Южную Русь до 1922 года. Потом начались гонения на Церковь. Гонения, пострашнее Диоклетиановых и Нероновых. С дикой сатанинской злобой комсомольцы разрушали монастырь, его церкви, хозяйственные постройки, загадили колодцы, рубили иконы, сжигали богослужебные книги. Разрушили даже каменную ограду монастыря. Монахов разогнали, кое-кого к стенке поставили. Так закончила свое существование знаменитая Глинская пустынь. Но дух ее все же жил в своих бывших обитателях.
     В 1942 году монастырь открылся вновь, немцы-оккупанты не препятствовали этому.
     Опять собрались старцы во главе с игуменом, отцом Нектарием, который, живя вблизи, в надежде будущего открытия монастыря собирал иконы, книги, облачения. Надо было начинать все сызнова, создавать Глинскую пустынь - сиречь школу Христову, которая придерживалась строгого афонского устава. Вновь открытая обитель продержалась 19 лет - до 1961 года, когда новая волна государственной антицерковной политики опять захлестнула и смела этот славный оазис Православия.
     Все 19 лет об обители ни разу не обмолвились в печати, и люди узнавали о ней друг от друга. И ехали, и шли туда за словом Божиим, за старческим наставлением, со всей России и, особенно, из Москвы и Ленинграда. После первого закрытия обители мантийный монах отец Зиновий уехал в Абхазию, где прошел все степени духовного послушания в монастырях и приходах Сухумской епархии, вплоть до высокого сана митрополита Грузинской патриархии. Вот к нему-то, под его митрополичий омофор, и стали собираться монахи-изгнанники Глинской пустыни. Их было немало, одни ушли в горные скиты Абхазии, другие рассеялись по приходам, но старцы держались около митрополита Зиновия в Тбилиси, дневали и ночевали при русском соборе во имя Святого Александра Невского. Они были очень почитаемы не только русскими, но и грузинами, люди нескончаемым потоком шли к ним за советом и утешением. Я знал некоторых из них и, особенно, схиархимандрита отца Андроника (Лукаша).
     Это были 60-е годы. Я работал в те времена врачом в далеком горном селении Южной Осетии. По всей автономной области усердием обкома КПСС не было ни одной церкви, ни одного священника. А душа-то просила церковной службы, исповеди, причастия.
     Одна только была отрада и утешение - это Библия. Книга редчайшая в те годы, подаренная мне архиепископом Крымским Лукой (Войно-Ясенецким). И вот, время от времени я собирался в дальний путь в Тбилиси, где был русский собор Святого Александра Невского - средоточие русской православной жизни в Грузии, где правил и окормлял все православные русские приходы Грузии и Армении владыка Зиновий, которого до сих пор мне как-то не пришлось видеть. Я съездил в райцентр Знаури и взял у главврача разрешение отлучиться на несколько дней - врачебный участок надолго оставлять было нельзя, все могло случиться, а врача-то на месте нет! Но Господь охранял и меня, и моих подопечных и споспешествовал в моей поездке.
     Не раз я уезжал, и за многие годы без меня ничего плохого не случилось. И слава Богу!
     И вот, основательно потрясясь и покрутившись по горным дорогам, к вечеру я приехал в Тбилиси. Что за чудный город! Само-то имя его говорит, что он теплый. И теплый не только климатом, но и своим сердечным и благожелательным отношением. Там я не встречал нашего традиционного советского хамства, равнодушия, черствости и недоброжелательности.
     И если я был чем-то огорчен, угнетен или в растерянности, люди как-то очень тонко чувствовали это, подходили и расспрашивали, предлагали помощь. И так было по всей Грузии и, особенно, в центральной ее части - Карталинии.
     Однажды в небольшом городке Хашури я зашел в столовую пообедать. В столовой было почти пусто. Где-то вдали сидел и тоже обедал толстый милиционер с красным лицом и широкими черными усами.
     Я доедал свой суп-харчо, как вдруг ко мне подошел официант и поставил передо мной бутылку белого вина.
     - Я не заказывал вина!
     - Это тебе прислал вон тот человек, - официант мотнул головой в сторону милиционера. - Он сказал: "Я вижу, что молодой человек кушает харчо и такой скучный, и вина у него нет. Отнеси ему вино с нашего стола".
     Я посмотрел на милиционера, и он с улыбкой закивал мне головой.
     В Тбилиси я сел на автобус и поехал в Кахетию поклониться мощам святой равноапостольной Нины и навестить своего духовного отца - пустынника Харалампия. Пробыв там день, я к вечеру вернулся в Тбилиси. Было уже довольно поздно, и мне пришлось заночевать у знакомых осетин. Утром на трамвае быстро добрался до собора. Здесь все было как в России. Вокруг собора ходили, сидели в ожидании начала службы истинно русские люди. Я и раньше обращал внимание, что чем дальше от коммунистических центров, тем яснее, спокойнее и приятнее лица, тем проще и естественнее люди одеты, тем спокойнее их разговоры, и нет в них хмурой напряженности.
     А собор-то какой благодатный, прямо как будто его перенесли из Шуи или Мурома. Эх, думаю, вот она, Русь-матушка!
     Надо бы поспрашивать народ: где бы повидать владыку Зиновия?
     Вижу, у церковной ограды стоит старый монашек, стоит и разговаривает со старушками в белых платочках. Пойду - расспрошу. Подхожу ближе: монашек сухой, старенький. Одет неважно: на голове поношенная скуфья, ряса серенькая, потертая, на ногах лапти. Стоит, опирается обеими руками на посох.
     Эх, думаю, какой-то пустынник с гор из бедного скита. Слушаю, перебивать неудобно. Разговор шел за жизнь. Старушка жаловалась, что зять пьет горькую и ее обижает. Старичок-монах наставлял ее, как приняться за дело, чтобы отвадить зятя от пристрастия к хмельному. Я дождался окончания разговора и обратился к монашку:
     - Простите, Христа ради, где мне найти митрополита Зиновия?
     Старичок посмотрел на меня ласково своими ясными добрыми глазами и тихо сказал:
     - Митрополит Зиновий - это я.
     Ну, я так чуть не повалился от удивления!
     - Владыка, это Вы?
     Я видел наших столичных митрополитов в черных шелковых рясах, в белых клобуках, с алмазными крестами, с драгоценными посохами в руках, как их с почтением принимали из черной лакированной машины, вели под руки в храм со славой колокольного звона, через строй подобострастно склонившихся священников, а они милостиво, обеими руками, раздавали народу благословение. А тут бедный, старенький монашек с посохом и в лаптях. Это был старец-святитель Зиновий-митрополит. Это про него сказал Патриарх Грузии Илия II: "Владыка Зиновий является великим святителем Православия, носителем Божественной благодати, и источающееся отсюда не земное, а небесное тепло, собирает вокруг него столько духовенства, столько верующих..."
     Юношей, в 17 лет, он пришел и был зачислен в Глинскую пустынь еще в 1912 году. Он смиренно трудился на самых тяжелых послушаниях. Однажды забредший в пустынь юродивый, взглянув на смиренного, перепачканного на огородных работах землей послушника, закричал: "Это - большой человек, я не достоин стоять около него, это - святитель, архиерей".
     В 1914 году его призвали в армию и он попал на самых тяжелый участок фронта, в Белоруссию, в Пинские болота. От постоянной сырости он заболел и был определен в Конвойную роту.
     В 1917 году он вернулся в монастырь и принял монашеский постриг в день Благовещения. В 1922 году после упразднения Глинской пустыни инок Зиновий уехал в Абхазию. Уже будучи иеромонахом, он был настоятелем храмов, а когда храмы закрыли, ушел в горы и стал пустынником. Но советские власти нашли и разогнали пустынников. Отец Зиновий стал странствовать по греческим селениям, отрабатывая хлеб и ночлег.
     В 1936 году отец Зиновия арестовали и отправили на строительство Беломоро-Балтийского канала, а потом переправляли из лагеря в лагерь. По возвращении в Грузию он прошел все ступени церковной иерархии и дошел до степени митрополита Грузинской Патриархии.
     Вот перед таким святителем стоял я, онемев, уставившись на лапти.
     Старичок засмеялся тихим серебристым смехом.
     - Что, лаптям удивляешься?! Нас, духовных, всех к старости ноги подводят. На службе, на молитве стоим долго, вот ноги-то и прохудились, болят. А в лаптях-то, ой, как хорошо ногам-то. Я специально заказываю духовным детям своим. И везут мне лапоточки из России, с Украины, а здесь, в Иверских землях, лаптей не знают. А у тебя, чадо, какое дело к митрополиту Зиновию?
     - Я, Владыка, - врач из Знаурского района, был у мощей святой равноапостольной Нины, останавливался в келье у пустынника, старца Харалампия.
     А-а-а! Харлампушка, знаю, знаю Божьего человека. Жив еще?!
     - Да, жив, - говорю, - Вам, Владыка, лицеземный поклон от него. Вот - свечи душистого цветочного воска, вот - банка меда с горных полян, вот - серебряный крест-мощевик, что хранился у него, оставлен батюшкой архимандритом Андроником с Глинской пустыни до времени.
     - Ну, спаси Господь, прямо-таки дары волхвов. Крест приму, давай его сюда.
     Владыка бережно взял крест и прижал его к губам.
     - Ну, свечи отдай в храм, в алтарь, мед отнеси на братскую трапезу. Пока служба не началась, иди отдохни в часовню, что за алтарем храма, там вся наша братия из Глинской пустыни: отец Андроник, отец Серафим, отец Филарет. Отцу Андронику скажи, что принес святые мощи, которые он оставлял на сохранение у Харлампушки. Потом ступай, отслушай литургию, а после приходи ко мне на обед в келью.
     - Благословите, Владыка!
     Благословившись, я пошел в часовню около собора. Там на лавках вдоль стен сидел целый собор старцев монахов.
     Глинская пустынь в Тбилиси. Это были знаменитые и чтимые народом старцы Глинской пустыни: схиархимандрит Андроник (Лукаш), архимандрит Модест (Гамов) - последний настоятель пустыни, схиархимандрит Серафим (Романцев), иеромонах Филарет (Кудинов). У последнего я окормлялся, когда приезжал в собор Александра Невского. Иеромонах Филарет представил меня, и я подошел к каждому старцу под благословение. Старцы были несколько сумрачны, только один батюшка Андроник был весел, улыбался, прищурив глаза, теребя свою раздвоенную бороду.
     Да, еще я обратил внимание на сидящего у двери здоровенного русого парня, румяного, губастого, с большой свежеструганной дубиной в руках. Отец Андроник говорил этому парню:
     - Ну что ты разнюнился, чадо! Ну, большое ли дело - милиция продержала тебя две недели в клоповнике: меня больше держали, и то я не обижаюсь. В 1915 году три с половиной года в плену у австрийцев - раз, в 1923 году большевики сослали меня на Колыму на пять лет, да, на пять годков, а за что?! Пришла ко мне раз прихожанка, плачет, что все церкви закрыты, колокола перестали звонить, и я ее утешил: "Бог даст и зазвонят". Кто-то услышал и донес. Это - два! В 1939 году опять был осужден и сослан в лагерь на Колыму. Страшное дело: полярный холод, голод и тяжкие работы. Смерть нас так и косила. И был я там почти 10 лет. Это - три!
     - Батюшка Андроник, прости меня, прости, Христа ради! - парень повалился в ноги батюшке.
     - Вставай, орясина, Бог простит! И чтобы более не унывать!
     Иеромонах Филарет впоследствии говорил мне, что душа отца Андроника, очищенная многими скорбями, была преисполнена благодатных даров Святого Духа, и батюшка имел от Бога дар видения внутреннего состояния человека и знал, каким путем вести каждую душу ко спасению.
     Затем у меня с ним состоялся разговор:
     - Батюшка Андроник, меня тяготит и преследует страх за содеянный грех в том, что я, шесть лет работая в больнице патологоанатомом, вскрывал трупы умерших. Как мне искупить этот грех?
     - Это не грех, - сказал батюшка, - ты это делал для пользы живых, поучая врачей и показывая их ошибки в диагнозе и лечении. А потом, трупы наши - это все равно что дрова. Все одно идут в землю в бесчувствии и превращаются в персть земную до Страшного суда, когда мы все получим новое тело. Как сказал апостол Павел: "Сеется тело душевное, восстает тело духовное. Сеется в уничижении, восстает в славе".
     Батюшка Андроник как-то ласково поглядел на меня, взял меня за руки и сказал:
     - А ты ведь наш и со временем тоже станешь монахом.
     Гулко зазвонили соборные колокола, мы встали, перекрестились и пошли в храм Божий.
     Напоследок скажу, что, как и в Глинскую пустынь, не прерываясь, шел народный поток к праведным старцам, так и после закрытия пустыни со всей страны шли и ехали к ним, в либеральную по тем годам Грузию, чтобы припасть к источнику живой веры Православной, к Глинским старцам Христовым.
     За обедом митрополит Зиновий посадил меня рядом. Я расспрашивал его о пустынниках Кавказских, об их жизни. А он, в свою очередь, осведомился, есть ли пустынники в России? Я ему сказал, что у властей в России длинные руки, и они такие дела пресекают, но в глухих и отдаленных местах Сибири и Урала и еще горного Алтая пустынники есть, но больше из старообрядцев, и есть даже целые потаенные скиты. Владыка одобрительно покивал головой:
     - Старообрядцы - это наши заблудшие братья, но и они славят Христа и Божию Матерь, и, слава Богу, что в тайге есть искры христианской жизни, и они там не корысти ради сидят, а души спасают свои, да и за весь наш грешный мир молятся.
     И еще я спросил Владыку: что это могло означать, что день полного снятия блокады Ленинграда 27 января совпадает с днем памяти святой равноапостольной Нины - просветительницы Грузии.
     Владыка задумался, осенил себя крестным знамением и сказал:
     - Многие народы оплакивали и скорбели, молились и помогали, как могли, осажденному и гибнущему населению Ленинграда. И митрополит гор Ливанских Илия Салиб ушел в затвор и, наложив на себя пост, 40 суток провел в молении в пещере, и ему было явление Божией Матери, Которая ему сказала, что пока власти России не снимут цепи и оковы с церкви, до тех пор победы над врагом не будет. Потому что на страну нашла не просто военная сила Германии, а сила демоническая. В основе всего злодейского плана нападения на Россию были тайные языческие и оккультные доктрины сатанистов Востока - Гималаев и Тибета.
     И когда, наконец, Сталин, как бывший студент духовной семинарии, понял это и освободил Православную Церковь, вот тогда и сатанинские полчища покатились обратно на Запад. Все жалели ленинградцев. Даже казахский акын, мусульманин Джамбул прислал в осажденный город свои чудные стихи: "Ленинградцы - дети мои". В это же время и мне под утро в тонком сне привиделось, как святая Нина предстоит перед престолом Божиим на коленях и молит Господа пожалеть и помочь страдающим людям осажденного города одолеть врага и супостата. И при этом из ее глаз по щекам катились крупные, величиной с виноградину, как бы хрустальные слезы. Я это растолковал так, что Божия Матерь дала послушание святой Нине быть споручницей этому осажденному городу.
     Издревле на Руси было принято, что в день какого святого одержана победа над врагом, значит, этот святой и способствовал ей.
     И посему жители Санкт-Петербурга, в знак Божией милости к ним и в знак признательности святой Нине за ее предстательство перед Господом, в каждом храме города на Неве должны иметь образ святой Нины с соответствующей надписью в память полного снятия блокады, чтобы потомки помнили и знали о наших скорбях и радостях. Ну, а если и храм созиждут в память святой равноапостольной Нины и всех мучеников блокады, то благо будет им и потомкам их.
     И вот, по прошествии многих лет, когда я из Грузии вернулся в Санкт-Петербург и в один из дней пошел в часовню святой блаженной Ксении на молебен, а после зашел в Смоленский храм, и там увидел я икону святой равноапостольной Нины с дарственной надписью в память снятия блокады. Исполнилось то, о чем говорил митрополит Зиновий. Но, к сожалению, исполнилось пожелание святителя пока только в одном храме Петербурга. В том благодатном храме, который строила по ночам своими ручками святая блаженная Ксения Петербургская.