Сосновые чётки |
сосновых бусинок повис на ладони узенькой. Горошин венок коричневый, капля – зерно горчичное, словно глазурью облито – для лазурной молитвы. Капля – ладонью обточена, словами бездонными точными. Слова свиваются вестями, браслет венчается крестиком. Повис на ладони узенькой – браслет из сосновых бусинок...
тени с тенями рядом в час тот, когда у окон-божниц звезды-зажглись-лампады. Вечность просвечивала в часах сквозь время, еще нечетко, но уже были сжаты в руках зерна узорных четок. Пальцы мерно, движеньем одним переходили к новой капле смуглой, застывшей, как дым, молитвы произнесенной. Так с тобою молились о тех, кто – был нашей отрадой, после минутных житейских утех, часами, молились рядом, перебирая мерно в руках верные вишенки четок... Время просвечивало в часах сквозь вечность – уже нечетко.
тень твоя нечетка... Ты из можжевела подарил мне четки. Ночью шепот бродит как молитва, глухо, и от бус исходит дух Святого Духа. От молитвы поздней светятся горошины, словно белым звездным блеском запорошены. Бусинок стеклярус отзвенит, растает, Дух – прозрачный парус надо мной витает...
стекает в землю. Куда ж ей течь? Ей – Бог не внемлет. А – ночь... Очнись, очнись же ночью. Уходят в высь молитвы: «Отче...» По виражу слова ввысь взвиты. Я жизнь держу – лучом молитвы. Небесный холст – не стынет в проруби. Летят до звезд молитвы-голуби.
благовест-звон, играй! – там, средь седых берёз, вход в одинокий рай. «Д’уше, д’уше моя!..» – плачем прервется тишь, влагой взорвется земля, «Возстани, душа, что спишь?» «Пом-ни!», – поет благовест, ангела вестью зовет, там, средь берез-невест, в райские веси – вход. Возстани! Что спишь, душа? – дней все ближе конец, душные листья шуршат, дужкой свивая венец. Возстани от снов своих, что тебе сны теперь? – там, средь берез седых в райскую долю дверь...
мартовский свет неровный, склонится душа послушницей к великопостным канонам. Восстанет странницей сирою рядом с березовой вехой – слушать молитвы Сирина Ефрема – четвертого века. К Посту – дом пустой прибираю, тишину заполняя тихим голосом, повторяю: «Дней моих, жизни всей – Владыко...» Тенью тянется, шепотом, строка за строкою с печалью: «Не дай мне, Владыко, чтобы – дух властвовал любоначалия, постылого празднословьица, мои прегрешения зрети дай мне, пусть брат мой – не ловится в осуждения сети...» Ледок аккуратный на лужицах мартовским светом льется. Склонится душа послушницей к канонам великопостным.
рядом с ангелом плачешь... Пост, молитва-проста – утешения слаще. Пост весенний велик, заводь времени ме’лка, предо мной Божий Лик, да лампадная стрелка, и вбирает в себя Вечность – ровное пламя... Я не помню тебя, о, бросающий камень, я не помню толпы, я не помню проклятий – только Божьи стопы, да дорожное платье, белый посох в руке, да пустую дорогу, да слова на песке, что написаны – Богом. |